Текст книги "Герой не твоего романа (СИ)"
Автор книги: lovely dahlia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 79 (всего у книги 100 страниц)
Вампир с усмешкой поцокал языком, грозя своему оригиналу пальцем, и того тут же откинуло от пострадавшего монаха – правда, аккуратно, без столкновений с мебелью или стенами.
Джунсу дремал на шезлонге, накрыв лицо глянцевым журналом, но очнулся, услышав со стороны дома какой-то шум. Ничего опасного это не предвещало – звуки были относительно тихими; художник неспешно стащил с лица журнал и слез с шезлонга, потягиваясь. И вот тут он мгновенно протрезвел: в бассейне прямо перед ним плавали трупы четверых охранников с расплющенными головами, и вся вода уже окрасилась кровью. Надо же было видеть радужные сны и наслаждаться вечерним теплом в двух метрах от бойни! И как он не проснулся? Ведь был же не настолько пьян! Ужас обвил, как огромная змея, холодными скользкими кольцами. Убивали магией, и охранники не успели даже пикнуть. Джунсу знал только одного живого мага, но вряд ли тот настолько распоясался после секса. Стало быть, не умер еще какой-то из тех, кого считали погибшими. И у профессора не было привычки расправляться с людьми, выдавливая мозг из черепов…
«Бежать,» – решил перепуганный Джунсу и кинулся к воротам. Но подойти к ним оказалось невозможно: в шаге от манящего выхода вспыхнула огненная стена, которая бесследно исчезла, едва пискнувший от страха Джунсу отступил, плюхнувшись на пятую точку.
– Хён, что происходит? – закричал Минни, высунувшись из окна их с герцогом спальни. Юноша был занят перекрашиванием волос и только что помыл голову, поэтому почти ничего не слышал из-за шума воды.
Художник поднял на него жалобный, беспомощный и полный отчаяния взгляд.
– Я спущусь, – объявил Минни.
– НЕТ! – заорал Джунсу.
– Ах, ребята. – Входная дверь открылась, и на крыльце появился Хичоль, но вовсе не тот, что «нашел своего падре». Подняв голову, он помахал замершему у окна Минни. – Заходите, побеседуем.
Вампир поманил Джунсу пальцем, и тот, хотя сейчас при всем желании не смог бы встать на дрожащие ноги, оторвался от земли и полетел в дом. Там магическая сила расположила его в кресле. Художник зябко поежился, увидев сидящего внизу лестницы монаха с пылающим праведным гневом взглядом, Хичоля-певца, забившегося в угол дивана, и медленно спускающуюся со второго этажа Настю, которая каждый раз ступала так, словно шла прямиком в ад.
– Минни, выходи немедленно, не заставляй взрослых ждать! – игриво-строгим тоном потребовал Хичоль-вампир, встав в центре гостиной. – Какой невоспитанный ребенок!
Судя по звукам, на втором этаже выбило одну дверь. Минни закричал и, поняв, что прятаться от такого чудовища все равно бесполезно, вышел из комнаты. Правда, перед этим он успел отправить сообщение своему парню: «Хичоль жив. На помощь.»
– Оппа, прости, – сквозь слезы пролепетала Настя, сотрясаемая крупной дрожью. – Оппа, я не предавала тебя, они меня украли…
Хичоль улыбнулся, качая головой.
– Ты предала меня в тот момент, когда решила, что слепой и слабый парень тебе отвратителен, – заметил он. Его голос звучал мягко, но Настя схватилась за горло, задыхаясь. – В тот момент, когда начала изменять, считая уже покойником. Куколка, – не отпуская Настю, вампир обратился к певцу, – я даже стал совсем плох в постели. Как настоящий старик. Думаю, Лисичке это тоже не нравилось: она хотела трижды за ночь, а меня уже хватало максимум на три раза в неделю. Но теперь все снова отлично, скоро сам в этом убедишься.
– Да не буду я с тобой больше спать! – закричал артист, вскочив с дивана.
Невидимое лезвие полоснуло его щеку, оставив глубокий порез. Пока он еще не начал затягиваться, вампир подошел к айдолу, схватил за волосы, чтобы не дать отвернуться, и с упоением слизнул кровь.
– Один из нас, – осуждающе произнес он. – Знаю, знаю. Эх, Чанмин… Вообще-то, за создание слуг без разрешения принято убивать. Но я бы не тронул его, если бы узнал раньше. Приятно, что он выбрал тебя. Ведь я не хочу, чтобы тебе стукнуло сорок или, того хуже, шестьдесят. Красота не должна увядать, куколка.
– Нарцисс, как твой чокнутый сынишка, – прошипел Хичоль-певец. – Дохлый сынишка.
Теперь вампир его жалеть не стал – бросил свой оригинал прямо в черный рояль, украшавший гостиную. Музыкальный инструмент перевернулся на бок, крышка отвалилась; Хичоль сломал два ребра и лежал неподвижно, чувствуя боль при каждом вдохе.
– Джунсу, подлечи или дай свою кровь, – сухо приказал вампир. Художник, чуть не свалившись при этом на пол, встал с кресла и помчался к пострадавшему певцу. – Ах, да, Настя… живи. – Хичоль махнул рукой, и девушка упала на колени, с трудом втягивая воздух в легкие.
Минни плакал, стоя на лестнице и от шока совсем не замечая, как слезы бегут по щекам.
– Вы убили моего сына. – Голос вампира стал холодным, твердым и сулившим опасность, как стальной клинок. В его глазах полыхнуло страшное пламя сдерживаемой ярости. – Убили Донни, который не отнял жизнь ни у кого из вашей придурочной компании. Вы спасли свою беременную шлюху, вместо Минни пулю получил мой слуга. Даже жалкие мальчишки из EXO не пострадали… – Хичоль, сжав уродливую руку в кулак, взревел на весь дом: – ЗА ЧТО ВЫ УБИЛИ ДОНХЭ?!
Минни был на грани обморока, и ему пришлось крепко ухватиться за перила, чтобы не пересчитать ступеньки носом.
– Да мы его не убивали! – завопил Джунсу. Он дал Хичолю-певцу своей крови, потому что на исцеление сейчас был не способен. – Никто из присутствующих и пальцем не притронулся к твоему сыну!
– Я догадываюсь, кто убивал Донни, – хмыкнул вампир. Он подошел к Кюхёну и, наклонившись, вонзил клыки в его шею. Монах едва успел заменить некоторые стратегически важные воспоминания. – Я знаю, что твоя кровь умеет лгать, – объяснил Хичоль, сделав несколько глотков, – но не смог не насладиться снова этим деликатесом. Как хорошо, что моя куколка не успела забрать твою эксклюзивную девственность, испортив этот чудесный напиток. Ты станешь элитным угощением для моих слуг. Их у меня теперь много, а ты такой худенький – надеюсь, не слишком быстро умрешь, на тебя еще и в другом смысле желающие есть. – Хичоль-вампир оттолкнул от себя Кюхёна и выпрямился, глядя на остальных пленников. – Как я и думал. Конечно, сама сцена убийства, возможно, изменена, но участники, думаю, именно те, кого обвинял я сам. Джунсу-я, – сладким голом позвал Хичоль, – твой мужчина поплатится.
– Да Ючон… – Джунсу осекся. Выгородить любимого означало свалить всю вину на герцога. А Минни на оккупированной им ступеньке жалобно хлопал мокрыми от слез глазами. – Ючон же не один это сделал!
– Конечно, нет, – зловеще улыбнулся Хичоль. – Там было четверо. Мой слуга умолял о милосердии, о быстром и безболезненном убийстве… Хм. Интересно. – Вампир снова повернулся к Кюхёну. – Но в твоих воспоминаниях никакой жестокости не было. Что Чон Юно и Пак Ючон сделали с моим сыном? Джунсу, иди сюда. – Хичоль снова жестом позвал к себе художника, но магию на этот раз не применил. – Твоя кровь расскажет больше.
Она могла рассказать слишком много.
– Ему вырвали сердце, – сказал Кюхён, пресекая опасную дегустацию. – Он был еще в сознании.
На несколько мгновений монстр превратился в пораженного отца, которому страдания любимого ребенка, пусть уже и покойного, причиняли страшную боль. Но он тут же взял свои чувства под контроль, и ужасающая мощь, исходившая от него, стала ощущаться лишь сильнее.
– Кровь за кровь, – ухмыльнулся он, приподняв одну руку. Минни, взвизгнув, оторвался от ступеньки и прилетел в гостиную, дергая ногами в воздухе. Невидимые тиски сдавливали его горло, но дышать он мог, хоть и не без труда. – Это же ваш общий малыш и любовник оборотня? Так глядите, как все его внутренности окажутся на ковре…
Прежде, чем вампир успел начать разрывать тело Минни, Хичоль-певец кинулся к нему и отвлек, целуя в губы. Страсти не получилось, потому что его колотило от страха, как в лихорадке, но он тщательно старался быть хотя бы немного убедительным.
– Не трогай ребенка, он не виноват! – попросил артист, чуть отстранившись и беззащитно глядя прямо в глаза чудовища. – Я буду твоим, только твоим!
– Ты и так будешь моим, – поморщился вампир, отталкивая настоящего Хичоля от себя. Плечо, которого он коснулся, вспыхнуло, словно огнем. Певец закричал. Ощупав пострадавшую кожу, он понял, что на ней остался не самый легкий ожог. К счастью, кровь Джунсу была выпита только что, и она еще помогала быстро залечивать раны.
– Прошу вас, – вмешался Кюхён. Он поднялся на ноги, но лишь для того, чтобы встать перед палачом на колени. – Прошу, не убивайте Минни. Его вины здесь нет. Это всего лишь ребенок! Умоляю вас. Я сделаю что угодно!
– Что угодно. – Вампиру, видно, идея понравилось, потому что Минни перестал парить в воздухе и упал на пол, чуть живой от пережитого ужаса. – Ты добровольно примешь любое наказание?
– Да, если вы пощадите Минни и всех остальных, кто не причастен к смерти вашего сына, – покорно согласился Кюхён. Он понимал, что большего просить не может – прощать 2Ю безутешный отец не стал бы.
– Прекрасно. – Хичоль погладил Кюхёна по волосам и обвел мрачно-торжественным взглядом всех присутствующих, которые ощутили, что не могут двинуться с места или хотя бы повернуть голову. – Друзья! Знаете ли вы, какое наказание полагалось раньше в вампирских кланах за преступление? Разумеется, смерть. Но! – Хичоль поднял руку в перчатке, выставляя указательный палец. – Иногда мы проявляли великодушие и не убивали, а наказывали иначе, в зависимости от вида проступка. За воровство, например, как и простые смертные, отрубали руку. За бегство с поля боя – ногу. За ложь – язык. А знаете, что ждет монаха, который должен пресекать любое насилие, но наблюдал за жестоким убийством почти невиновного человека и даже не попробовал вмешаться? – Кюхён сложил руки на груди, опустил ресницы и читал про себя молитвы, стараясь держаться стойко и не показывать слабости. У него это получилось – он казался смирившимся, готовым ко всему. Настоящий Хичоль отчаянно дергался, безуспешно пытаясь броситься ему на помощь и закрыть своим телом от неумолимого двойника. – Ну, что? Никаких идей, друзья? Стоял и смотрел. Просто смотрел. Так на что же ему глаза?
С этими словами вампир обхватил лицо монаха ладонями, приложив большие пальцы к опущенным векам. Вспыхнул огонь. Хичоль отбросил Кюхёна на пол, и тот стал метаться по ковру, прижимая руки к сгорающим глазам и сотрясая стены жуткими воплями боли. Волшебный огонь аккуратно и медленно выжигал лишь объявленные ненужными органы; он не перекинулся ни на другие части тела, ни на предметы интерьера.
Хичоль-вампир спокойно наблюдал за пыткой, скрестив руки на груди. Настя рыдала, но только от жалости не к терзаемому человеку, а к себе: что «оппа» сожжет за измены?
Огонь сделал свое дело и исчез. Крики Кюхёна превратились в стоны, а затем и вовсе стихли: он, измученный болью, потерял сознание. Никто не в силах был оторвать взгляда от его обезображенного лица, на котором теперь вместо глаз зияли две обугленные впадины.
– Кю! – Хичоль-певец, первым понявший, что освобожден от невидимых пут, бросился к монаху и, приподняв, обнял его. Он проверил пульс: несчастный еще был жив. Хотелось оторвать старому садисту голову, но не получилось бы даже влепить ему пощечину. Хичоль скорее прокусил свое запястье, чтобы хоть смочить губы раненого вампирской кровью, однако не успел поднести руку к его лицу – магия двойника бесцеремонно отбросила артиста в сторону.
– Обойдется без сверхъестественной помощи, – сказал жестокий вампир, приблизившись к своей жертве. Он опустился перед монахом на одно колено и почти ласково провел рукой по его волосам. – Куколка, не волнуйся. К темноте можно привыкнуть, знаю по себе. И потом, в самом деле, разве можно Кюхёнам без серьезных травм? Я всего лишь соблюдаю традицию. Иди сюда, или сам притащу. И ты, Настя, тоже.
Последнее требование прозвучало гораздо грубее всех слов, обращенных к певцу. Но оба послушались, на одинаково негнущихся ногах подковыляв к монстру.
– Джунсу, Минни, я ухожу, – продолжил Хичоль с нотками официоза. Он будто сообщал коллегам о предстоящей деловой поездке. – Забираю вашего мага, раз уж вы отняли моего. Также со мной пойдет Настя, которая может быть полезна, но отныне – исключительно вне моей постели. Ее теперь станет согревать один из самых красивых артистов корейской эстрады. – Вампир, все еще стоявший на одним колене, взял руку настоящего Хичоля и, как галантный кавалер далекого прошлого, поднес ее к своим губам. Певец находился в полном оцепенении. Он вообще не мог взять в толк, как раньше спал с таким жутким порождением зла, а тем более – как ему было начинать это делать снова в ближайшее время (черт знал этого психопата, он мог сорвать с «куколки» одежду уже через час-другой). – Итак, Джунсу, Минни. Вы остаетесь здесь, чтобы передать важное послание своим мужчинам. Я не нападу на них сейчас, но лишь для того, чтобы они сослужили мне одну услугу. Пускай ждут своего смертного часа и дрожат, видя меня в каждой тени. Я приду за ними, когда мне будет нужно. И тогда они заплатят за то, что сделали с моим младшим сыном.
Вампир растворился в воздухе, прихватив с собой певца, монаха и проводницу. Он получил способность к телепортации.
В гостиной воцарилась тишина. Джунсу невидяще смотрел прямо перед собой. Ему пришлось очнуться лишь тогда, когда он все-таки услышал некий звук. Это был Минни. Он сидел на коленях на полу и, обхватив голову руками, раскачивался взад-вперед, как сумасшедший, бормоча:
– Глаза… Глаза… Ему выжгли глаза…
Джунсу подполз к Минни и обнял его, заставляя сидеть спокойно.
– А могли тебя убить, – напомнил он тихо. – Лучше так, правда?
– Когда обгораешь на солнце – это больно, – всхлипнул Минни, обняв Джунсу в ответ. – Когда… Когда сгорают глаза… Явно намного хуже. Он очень сильно мучился?
– И надеюсь, еще помучается, – вздохнул Джунсу. – Не убьют же они его… сразу…
Джеджун замер в десятке шагов от Хичоля, смертельно побледнев. Тот протягивал ему правую руку.
В черной кожаной перчатке.
– А теперь мне начинает казаться, что ты вовсе не скучал, – заметил вампир, принимаясь сокращать расстояние между собой и близким к панике омегой. Джеджун начал пятиться, но натолкнулся спиной на манекен. Ужас полностью объял его, когда, устремив взгляд вдаль, он увидел в другом отделе, где располагалась одежда для беременных, трупы обеих продавщиц, охранника магазина и всех телохранителей. – Неужели не хочешь пообщаться с начальником своего супруга? Ах, прошу прощения, я же его уволил. Как только получил силу в полном объеме, обрел способность разрывать связь со своими слугами. И разорвал.
К Джеджуну подбежала Сильвия, готовая пообщаться с Хичолем, которого тоже хорошо помнила. Омега вышел вперед, хватая девочку за руку и уводя за свою спину.
– Что вам нужно? – спросил он осторожно, стараясь, чтобы голос звучал вежливо и одновременно твердо. – Вы хотите мести за своего сына? Мой муж его не убивал. И это произошло не из-за меня.
– Ты же понимаешь, что это уже не имеет значения, – как будто с сожалением признал Хичоль. Он все-таки подошел к омеге и, легко найдя под складками еще не купленной одежды живот, провел по нему рукой в перчатке. Джеджун чуть заметно задрожал. – Так странно и удивительно. Ребенок моего некогда любимого слуги… Как думаешь: альфа, омежка?
– Я не знаю. – Джеджун, все еще держа Сильвию за своей спиной, отодвинулся от манекена и сделал пару шагов назад, чтобы не стоять вплотную к чудовищу. – Пожалуйста, умоляю вас, не причиняйте вреда моему ребенку.
– И не собирался. – Хичоль прижал руку к груди, сделав вид, что оскорблен таким предположением до глубины души. – Если честно, я просто мечтаю увидеть этого малыша собственными глазами! Так что ты в безопасности, чудо природы, пока не родишь. – Вампир взял одну прядь волос Джеджуна и аккуратно заправил ее за ухо. Омега закрыл глаза, и по его щекам скользнули первые слезинки. – Ты так боишься меня, солнышко? Думаешь, я могу сделать больно даме в положении?
– Отпустите меня, прошу, – шепотом попросил Джеджун, с трудом выговаривая слова – язык переставал слушаться. Он не мог поверить, что перед ним – Хичоль, которого все благополучно похоронили полтора месяца назад. Не мог поверить, но знал, что этот вампир жаждет мести. Омега почти физически ощущал боль и ненависть, овладевшие им. Эти чувства требовали выхода. Мертвый ребенок за мертвого ребенка. Джеджуна никто бы не отпустил, Чанмин должен был похоронить собственного сына в наказание за то, что не смог защитить чужого. Но Джеджун хотел попытаться воззвать к той человечности, что еще осталась в душе монстра. – Я не сделал ничего плохого. А мой малыш – и подавно. Не причиняйте ему вреда. Вы же понимаете меня, вы сами отец…
На обманчиво доброжелательное лицо Хичоля легла тень. Джеджун понял, что сказал совсем не то: напомнил о потере.
Вести переговоры ему не удавалось никогда.
– Я же объяснил: мне нужен этот ребенок, и ты его родишь, – уже жестким тоном напомнил вампир. – До тех пор с твоей головы не упадет ни один волос, а о плоде будут заботиться лучшие специалисты. Но ты пойдешь со мной. – Хичоль снова протянул ему руку и улыбнулся – ядовито, пугающе. – Я хотел бы, чтобы ты сделал это добровольно. Терпеть не могу насилия над дамами в положении.
В отделе одежды для беременных на полу лежало шесть трупов. Не было ни криков, ни перестрелки. Люди просто погибли, когда Хичоль распахнул двери магазина. Сопротивление не имело никакого смысла.
– Я пойду, – сказал Джеджун. Рука все еще была протянута, и он, борясь с ужасом, вложил в нее свою. Кожа перчатки словно обожгла его, но он, силясь сохранять спокойное выражение лица, спросил: – Можно вывести Сильвию из магазина?
– Убежит одна. – Хичоль потянулся к девочке, опасливо выглядывавшей из-за спины «тети», и сказал ей по-испански: – Малышка, ты же доберешься сама до выхода? Джеджуну нужно остаться, он не сможет с тобой пойти.
Омега высвободил руку и сел рядом с Сильвией на корточки, предварительно смахнув слезы, чтобы не так сильно пугать ее.
– Беги к дверям, быстрее, – тихо попросил он, гладя девочку по плечам. – Не смотри ни на что, кроме дверей, не останавливайся. Как только выбежишь на улицу – звони папе. Поняла?
Сильвия кивнула.
– Тетя, ты плачешь, – сказала девочка, одним пальчиком указав на влажные дорожки, украшавшие щеки омеги. – Ты уходишь от нас куда-то? И от меня, и от дяди Чанмина? Навсегда?
– Нет-нет, мне просто нужно лечь в больницу, – наврал Джеджун.
– Чтобы Алекс родился здоровым? – придумала Сильвия.
– Да, вон ты какая взрослая, все понимаешь. – Джеджун обнял девочку и чмокнул ее в щеку. – Ну, беги скорее, магазин уже закрывается. Смотри только на двери.
Сильвия кивнула и помчалась вперед. Путь пролегал через отдел одежды для беременных, и даже если бы дети имели обыкновение слушаться, она все равно заметила бы хоть одного мертвеца. Однако дочь наркобарона, вероятно, впитала некоторые инструкции поведения в чрезвычайных ситуациях с молоком матери. Она честно бежала вперед, не оглядываясь. Пока, почти у самых дверей, не упала на пол.
Губы Хичоля изогнулись в жестокой усмешке. Джеджун, бросив на него короткий взгляд и обо всем догадавшись, понесся к девочке, падая на колени рядом с ней. Сильвия лежала на полу лицом вниз, по кремовой плитке медленно разливалась кровь. Джеджун переверну малышу и вскрикнул, зажав себе рот рукой: шею малышки перечеркнула глубокая резаная рана.
– За что ее?! – заорал Джеджун, как только Хичоль вальяжно подошел к нему. Омега больше не мог сдерживать ни слезы, не гнев. – Зачем ты это сделал, сволочь?!
– Чщ-щ-щ. – Хичоль наклонился к Джеджуну и шлепнул его кончиком указательного пальца по губам. – Больно, когда умирает ребенок, правда? Даже если он тебе не родной. Вот теперь, пожалуй, мы и правда можем друг друга понять – самую малость.
Джеджун, сотрясаясь от рыданий, обнял тело Сильвии, целуя несчастную малышку в лоб. У многих детей есть вымышленные друзья, но только эта бедняжка погибла из-за своего.
– Прости меня, – прошептал омега, едва способный дышать из-за слез. – Прости меня, Сильвия…
– Ну-ну, уходим. – Хичоль опустил одну руку на плечо Джеджуна. – И если хочешь хоть раз увидеть собственного ребенка живым, в пеленках, – лучше тебе быть очень хорошей, послушной девочкой.
Вампир и омега исчезли. Резню обнаружили через полчаса, когда прибыл всполошенный персонажами дон Эстебан. Телохранители сообщили ему о своем местонахождении, когда приехали в магазин, и он сразу устремился туда. Впервые за много лет плача над телом убитой дочери, наркобарон клялся себе, что Ким Хичоль умрет самой мучительной смертью, какую могла выдумать мексиканская мафия.
У Юно, Ючона и Чанмина были переговоры с потенциальными партнерами дона Эстебана, и герцог уже почти убедил этих людей, что ставить свои условия – себе дороже, когда пришло сообщение от Минни: «Хичоль жив. На помощь.» Пришлось бросать все дела, кидаться в машину и мчаться в особняк. Хорошо, что майору правила дорожного движения были не писаны; плохо, что переговоры проходили очень далеко от дома.
Когда «бандиты» прибыли в особняк, они увидели четыре трупа в бассейне, только что очнувшегося после драки с «Золушкой» идиота Хангена и Джунсу, который отпаивал Минни коньяком.
– Чувствуете: дымком пахнет? – истерично хихикнул художник в свое оправдание. – Тут Кюхёну глаза выжигали. А Минни видел. У него был шок, вот, теперь хоть в себя приходит.
– Черт возьми, – процедил сквозь зубы оборотень, бессильно ударив кулаком в стену. – Этот несчастный монах… Сколько же ему можно страдать?..
Минни, действительно немного пришедший в себя под действием алкоголя, рассказал все остальное. А тут и дон Эстебан позвонил Чанмину, сообщив глухим голосом: «Сильвия убита, Джеджун исчез.» Вампир уронил телефон на пол и, прислонившись спиной к стене, сполз по ней вниз. Он даже не участвовал в оживленной дискуссии герцога и майора, которые, то соглашаясь друг с другом, то споря чуть ли не до драки, пытались понять, что может быть нужно Хичолю и где теперь его искать. Чанмин просто не мог ни о чем рассуждать с ними. Его омега был в плену господина. И не глупого Донхэ, а умного, сильного Хичоля. Злого Хичоля, потерявшего ребенка по вине слуги. На что тут было надеяться? Что предпринимать? Чанмин был готов пойти на любое безумие, лишь бы снова увидеть Джеджуна живым и невредимым. Связаться с господином, предложить себя в обмен на омегу. Снова служить, принять казнь. Привести Юно с Ючоном, лично расправиться с ними. Но вот беда – Хичоль не хотел всего этого, иначе явился бы непосредственно за предателем или убийцами. Он хотел заставить первого страдать, а последних – бросить ему вызов. На связь господин бы не вышел и сделку бы не заключил…
Чанмин сидел на одном месте, уставившись в противоположную стену, часа три. Его привел в чувства Ючон, давший пощечину, больше похожую на попытку выбить мозги.
– Слышь, мы все за Дже переживаем, но если ты корни тут пустишь, легче ему не станет, – мрачно заметил майор, дергая его за руку и заставляя подняться. – А ты бы поглядел, что в мире творится. Я такой хуйни со своего фика не помню.
Пришелец поднес к глазам Чанмина экран смартфона, и у вампира скоро отвисла челюсть.
Представительный мужчина лет пятидесяти, сенатор из США по имени Николас Уайтстоун, на срочной пресс-конференции в прямом эфире объявил о начале правления Всемирного Совета Вампиров с ним в качестве Председателя. Все должны были присягнуть на верность этому новому органу, который обещал повсеместное процветание и отсутствие войн (не в самые короткие сроки, разумеется) в обмен лишь на безоговорочное подчинение, то есть признание власти Совета абсолютной. А чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что это не запоздалая первоапрельская шутка, Николас продемонстрировал всю свою вампирскую мощь, устроив над Вашингтоном ужасную, но короткую бурю, которая закончилась так же резко, как началась, и «на первый раз» не унесла ни одной жизни. Затем он попросил вспомнить, к примеру, наводнение в Париже или взрывы в Пекине и Мехико, добавив: вампиры будут безжалостны с каждой страной, которая откажется подчиниться. На размышления правительствам давалось пять дней. Вся эта белиберда случилась только что, политик бесследно исчез после пресс-конференции. Кто-то из людей уже паниковал и готовился отдаваться вампирам в рабство, но подавляющее большинство просило забрать сенатора Уайтстоуна в сумасшедший дом.
– Ты знаешь этого еблана, – подытожил Ючон. – Чего он вытворяет? И что за хер тут власти над миром хочет? Где Хичолева рожа?
Чанмин тяжело вздохнул, заламывая руки. У господина был такой план еще в девятнадцатом веке, когда благодаря усилиям охотников и междоусобным войнам осталось мало конкурентов среди вампиров. Но он отмел его как труднореализуемый, утопичный. Тогда у него не было подобной силы – только огонь, использование которого выматывало физически.
– Скорее всего, он создал себе слуг в высших кругах всех ведущих стран мира, – объяснил Чанмин. – Тот американец поставлен главным номинально. И он сам, и все остальные члены так называемого Совета прекрасно знают, кто их хозяин. Они почти полтора месяца не высовывались, подготавливая почву: союзников в своих государствах, боевую мощь. Теперь вышел этот товарищ – выглядит вполне солидно, совсем не тщедушная полубаба, какой является мой господин. Наговорил откровенной дури. Через пять дней ни одно правительство, кроме тех, где члены Совета имеют особенно сильное влияние, не присягнет на верность. Тогда для демонстрации силы будет разрушена половина какого-нибудь крупного города. Еще пять дней. Кто-то передумает, но далеко не все. И вот с этого момента, – Чанмин грустно усмехнулся, подмигнув собеседнику, – с этого момента, офицер, начинается ваша стихия. Война. Выиграть которую у человечества шансов нет.
– Охереть, если это правда, – выдохнул потрясенный майор.
– Черт бы побрал этого монаха! – вскричал Юно. – Он же мог отдать мне амулет, как я много раз просил, а вместо этого уничтожил! Буквально… буквально на днях!!! Осторожный идиот! Я бы и сам ослепил его за такую фатальную глупость!
– Юн, прекрати, – нахмурился Ючон. – Он хотел как лучше.
– А вышло как всегда, – махнул рукой герцог. – Но я так этого не оставлю. Война? Он ее получит. И я буду сражаться до последней капли крови. Своей и твоей, Ючон.
– Я с вами, – сказал Чанмин.
– Не давай таких обещаний, если собираешься дезертировать при первой возможности, – грозно предупредил герцог. – Больше я этого не потерплю. Убью, как только почую запах предательства.
– Я с вами, – твердо повторил Чанмин, протягивая руку. – Я должен сразиться с Хичолем и либо освободить Джеджуна, либо отомстить за него.
Ючон первым пожал руку Чанмина. Юно колебался некоторое время, но все-таки сделал то же самое.
Кюхён приходил в себя медленно, словно всплывал со дна какого-то глубокого водоема. Вместе с сознанием возвращались ощущения. Сначала монах не понимал, где он, что произошло, отчего вокруг так темно и почему верхняя часть лица превратилась в один сплошной сгусток боли, которая усиливалась с каждой секундой и постепенно становилась совершенно нестерпимой. Но затем, окончательно очнувшись, он вспомнил, что вернулся рано похороненный злодей. Первым делом Кюхён поднял одну руку к своему лицу и коснулся его. То, что осталось от глаз, скрывала повязка – значит, ожоги обработали. А следующим шагом стало проверить запястье. Оборотень давно достал его просьбами отдать амулет и сделать сверхсильным, поэтому монах солгал о том, что успел уничтожить артефакт, и стал тщательнее прятать его под рукавами. Вещь была на месте. Пострадавшего переодели, но на браслеты – а их было вообще два – никто внимания не обратил. Значит, противники все еще ничего об этом не знали.
Кюхён засмеялся, хотя это больше походило на болезненный стон. У них оставалось оружие против Хичоля. Но это оружие красовалось на руке ослепленного монаха, попавшего в плен врага, и сам он его использовать не мог.
====== Глава 49 ======
Перемещение у Хичоля отличалось от того, что происходило с «магглами» при профессоре, – Джеджун не закружился в невесомости, не потерялся в пространстве и не был оглушен, ему лишь показалось, что на пять секунд все погрузилось в темноту, а затем, когда включили свет, он уже находился в другом помещении. Это был небольшой скромный зал без окон, освещенный слабым электрическим светом и совершенно лишенный убранства, не считая симпатичного альпийского пейзажа на одной стене. Джеджун тут же попятился, но его схватил мужчина в темно-синей одежде, отличавшейся от формы офицера SS только цветом и эмблемой: там красовались буквы «SJ».
– Я подумал: что-то общее у меня с тем режимом есть, – засмеялся Хичоль, перехватывая пленника у сотрудника своей службы охраны. – И заодно отдал дань уважения альма-матер своей куколки. Это не для публики, скажем так, а только для внутреннего пользования.
Хичоль вытащил Джеджуна за массивную металлическую дверь, которая открылась автоматически, и повел по извилистому коридору, залитому уже совсем другим, едким светом, который резал глаза. По щекам Джеджуна катились слезы, но он не знал, какая причина играла основную роль: лампы или смерть Сильвии. Страха, во всяком случае, не было. Он временно перестал осознавать, что происходит.
– Твоя одежда перепачкана кровью, – с неискренним участием заметил Хичоль. – Тебе выдадут другую. Глупая ты женщина с рано проснувшимся материнским инстинктом… Зачем так обнимать чужих мертвецов, когда могут быть и свои? Я, например, все бы отдал, чтобы хоть раз поцеловать моего Донни прежде, чем его погребут. Но он истлел на глазах у твоего мужа-предателя, и бессердечный оборотень оставил его прах на ковре, а тупой инопланетянин в него вступил – я уверен, случайно, ведь мозгов на демонстративное унижение покойника у него бы не хватило. Да, я был там. Собрал остатки его праха и развеял с Эйфелевой башни. Мальчик любил родной город. Пусть теперь вечно витает над ним.
Донхэ, этот вампирский беспредельщик, хотел боли омеги и, возможно, его смерти. Но он тоже был чьим-то любимым сыном. Просто, как говорится, пороли его в детстве мало.
– Я понимаю вашу утрату, – сказал, не в силах перестать плакать, Джеджун. Ему пришлось свободной рукой снять очки, потому что, когда он на полминуты опустил голову, слезы все равно закапали стекла. Впрочем, плохо видеть собеседника в данном случае было лишь положительным моментом. Он попробовал остановиться, и Хичоль с неожиданной готовностью замер рядом с ним. – Я понимаю, как сильно вы любили Донхэ. И мой муж тоже любил его. Он говорил о прошлом. Давным-давно, в Париже, они часто гуляли после обеда, непременно – до сада Тюильри. Чанмин рассказывал им английские сказки, хотя матери ваших детей просили упоминать лишь про корейский фольклор, и ругали его, когда мальчики потом делились впечатлениями. У ваших детей были даже «секретные» слова, которые понимал только Чанмин…
