Текст книги "Герой не твоего романа (СИ)"
Автор книги: lovely dahlia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 88 (всего у книги 100 страниц)
Хичоль ушел. Когда раздался характерный писк запираемого замка, Кюхён сполз с кресла на пол и положил голову на сидение. Вот теперь ему было действительно жаль, что он не мог плакать. Если герцог не появится в подземном дворце, монах не передаст ему амулет, не наделит его магической силой. Все будет потеряно.
Впрочем, Кюхёна с детства приучили к тому, что бездействовать – грешно. Он не имел права сдаваться, пока не попробовал найти выход. Первым делом монах попытался сообщить обо всем команде герцога, но за три часа у него не получилось установить связь с настоящим Кюхёном – он совсем недавно делал это, и в следующий раз его способность овладевать чужим разумом восстановилась бы не раньше, чем через несколько дней. Что еще оставалось делать? Попросить Николаса отвести его на прогулку за пределы дворца и сбежать? Кюхён в отчаянии засмеялся, подумав об этом. Был один шанс из миллиона, что он, полуживой, сумел бы удрать от вампира. Даже если бы снова мог использовать магию для атаки.
А Николас, словно чувствуя, что о нем подумали, захотел наконец нанести визит своему возлюбленному. Бывший сенатор не страдал от того, что слишком долго добивался интима от монаха. Ему нравилась эта средневековая невинность, она по-настоящему возбуждала его, и он оттягивал момент сладкого соблазнения, получая от этого удовольствие. В конце концов, его постель каждую ночь согревал кто-нибудь из числа преданных Совету юношей и девушек, которые буквально выстраивались в очередь у его спальни. Николас никогда прежде не пользовался такой популярностью, хотя и был видным политиком. Уже за одно это ему хотелось целовать руки своему господину. При таком обилии эротических угощений он легко мог справляться со своей ролью галантного кавалера. Правда, в тот день, войдя к Кюхёну после недельной разлуки, Николас осознал, что пора было заканчивать с этими архаичными ухаживаниями. И не только из-за состояния возлюбленного, хотя, судя по его внешнему виду, скоро можно было рассчитывать только на некрофилию. Просто Николас почему-то вдруг решил, что «мальчик» уже готов перевести отношения на новый уровень.
Председатель поздоровался с Кюхёном, уже привычно поцеловав его в губы. Монаха больше не бросало от этого в дрожь, хотя сначала каждая подобная ласка подталкивала к истерике: он ведь не любил политика! Но какой был толк от сопротивления? Потеря поддержки единственного, кому требовалась его жизнь, пусть и для удовлетворения своей похоти? И Кюхён терпел. Даже делал вид, что ему нравится. А Николас принимал его спокойствие за расположение и гордился своими успехами.
Закончив с поцелуями, Председатель взял свою игрушку за руку и заставил подняться с кресла, чтобы отвести на кровать. Он очень хотел выпить крови монаха, но свежий пластырь на шее остановил его: недавно кто-то другой уже получил свою порцию. Это вызвало вспышку ревности. Почему господин продолжал предоставлять кровь Кюхёна всем желающим? Маг принадлежал Николасу, весь, включая каждый эритроцит! Вон омега уже родил – можно было его подавать к столу, тоже ведь экзотика!
– Я поговорю с господином об этом, – ласково пообещал Председатель, аккуратно коснувшись прокушенного места. – Тебе опять сделали больно. – Он взял руку Кюхёна и поднес ее к губам, жарко поцеловав пальцы. – Кто на этот раз?
– О, пустяки, – миролюбиво улыбнулся монах. – Я был в сознании, когда произошло вот это. – Он потрогал шелковую повязку на своем лице. – Укусы мне после этого не страшны.
Николас не мог ругать своего господина, поэтому перестал разыгрывать верного рыцаря и поспешил сменить тему – сообщил, как сильно он соскучился. За пылкими словами последовали не менее горячие объятия. Ко всему этому Кюхён уже привык. Вот чего он не ожидал, так это руки, выдернувшей футболку из-под пояса джинсов и властно погладившей выступающие ребра. «Сегодня мне придется заниматься сексом,» – обреченно догадался Кюхён. Вариантов развития событий было несколько: резко отказать и погибнуть от руки Хичоля; резко отказать, быть изнасилованным и погибнуть от руки Хичоля; согласиться, понравиться и погибнуть от руки Хичоля под безутешные рыдания первого любовника; согласиться, не понравиться и погибнуть без слезного сопровождения; согласиться, понравиться и погибнуть позже, чтобы нравиться еще пару недель. Кюхёну было противно до глубины души, но он выбрал последнее. Не так уж ценна была его невинность, чтобы ради нее отказываться от шанса спасти себя и других.
– Давай снимем футболку, ты не против? – прошептал Николас, чувствуя себя коварным совратителем старшеклассника. Кюхён неуверенно кивнул, и Председатель дернул футболку наверх, снимая ее. Наконец-то монах был обнажен перед ним, хотя бы частично; не справившись с нахлынувшими эмоциями, Николас склонил голову и стал покрывать поцелуями его плечи. Сначала Кюхён хотел отвлечься от ощущений, заняв мысли чем-то другим, но это мешало как-то реагировать и, соответственно, нравиться. Пришлось сосредоточиться на далеко не приятных прикосновениях. А как следовало себя вести, чтобы Председатель остался доволен? Наброситься на него? Стать ласковым? Испугаться? И тут в голову Кюхёну пришел отчаянный, рискованный и почти обреченный на провал план. Он сам положил руки на плечи Николаса и постарался чаще дышать, представляя себе, что возбудился. Председатель радостно припал к его губам, гладя спину. От него пахло цитрусовыми духами, он был гладко выбрит и, по словам Джеджуна, выглядел очень хорошо для человека, чья деятельность не имела отношения к шоу-бизнесу. Это был далеко не худший вариант, но Кюхёну все равно требовалось прилагать неимоверные усилия, чтобы изображать удовольствие от процесса.
– Нравится? – спросил Николас, оторвавшись от поцелуя. Он был таким глубоким, что Кюхён едва не подавился чужим языком. – Готов пойти дальше?
– Может быть, – тихо ответил монах. – Не знаю.
– Мой милый мальчик, ты ведь не очень хорошо понимаешь, что там, дальше, – с нежностью засмеялся Николас, прижимая его к своей груди. Кюхён добросовестно обнял политика. – Я прав? Твои колебания – из-за неизвестности?
– Я знаю, как это происходит, – возразил Кюхён. – Могу быть не совсем уверен, что нужно делать, но суть себе представляю.
– Хорошо, мой мальчик. – Николас расстегнул свои брюки, взял руку остолбеневшего Кюхёна и просунул ее в трусы, вложив в ладонь не особенно длинный, но весьма толстый член. Монаха передернуло от омерзения, что легко сошло за дрожь страха. – Вот так, потрогай его, мой хороший. Скоро он будет внутри тебя и доставит тебе наслаждение.
Кюхёна чуть не стошнило, когда он, повинуясь Николасу, стал водить пальцами вверх-вниз по его стремительно твердеющему достоинству. «Если выберусь отсюда живым – никакого секса, ни с кем, никогда!» – обещал себе монах, с отвращением позволяя передислоцировать свою ладонь на волосатые яйца.
– Не бойся, будь смелее, – попросил довольный Николас, наблюдая за движениями своей игрушки. Кюхён порадовался тому, что лишился глаз, и выполнил его просьбу. Он действовал, правда, неловко, но это лишь умиляло Председателя. – Ну, что же ты как… Даже себя никогда не трогал, так ведь?
– Нет, это было запрещено, – кое-как выдавил Кюхён.
– Больше запретов нет, мой сладкий. Сегодня я научу тебя чувственности. – Николас расстегнул джинсы Кюхёна и пролез прямиком к его члену, который оставался в состоянии полного спокойствия. – Хм, он небольшой, но очень аккуратный и красивый. Неужели его никогда прежде не ласкали?
Кюхён был где-то на распутье между обмороком, истерическим припадком и жалкой попыткой самообороны. Но так и остался на месте, пока Председатель поглаживал и сжимал в руке его пенис. Абсолютно, кстати, безрезультатно. Если несколько минут назад Кюхён еще помнил, на что похоже сексуальное возбуждение, то теперь память ему напрочь отшибло.
– Мне страшно, – дрожащим голосом произнес Кюхён, хватая политика за наглую руку. Николас наконец оставил в покое его гениталии, и он поспешил застегнуть джинсы. – Я очень хочу сделать это, почувствовать все… Но мне страшно.
– Ты боишься, что мой член – слишком большой и тебе будет очень больно? – предположил Николас, явно гордившийся своим причинным местом.
– Так это еще и больно? – искренне удивился Кюхён, но тут же спохватился и добавил: – Тогда, конечно, и это тоже!
– Не волнуйся, – стал успокаивать его Николас. – Я не буду торопиться, подготовлю тебя, неприятных ощущений почти не будет – только удовольствие! Давай попробуем. Ложись на кровать…
Кюхён догадывался, в чем заключалась «подготовка», и опасался, что в этом случае его точно стошнит, хотя в желудке давно было пусто. Кроме того, это не соответствовало плану. Когда Николас заставил его положить голову на подушку и снова стал расстегивать джинсы, он с надеждой спросил:
– А можно я сделаю это сам?
– Конечно, можно, – согласился Председатель. – Я с удовольствием посмотрю, как ты растягиваешь себя пальчиками, а потом и сам помогу.
Кюхён думал, что «подготовка» занимает не один день, и рассчитывал на отсрочку, но потерпел провал. Тем не менее, сдаваться было рано.
– Прости, я на самом деле хочу попробовать, – жалобно сказал он. – Но не сегодня, пожалуйста. Так стыдно, но у меня… очень болит живот.
Ну уж элементарные-то знания анатомии не могли его подвести?
– О, вот оно что… – Николас деликатно убрал руку от паха своей игрушки. – Я уж и забыл, что это такое – быть простым смертным! Часто что-нибудь такое случается. Кхм… Ну, ты не расстраивайся, мальчик мой. Надо, конечно, чувствовать себя хорошо, чтобы секс приносил удовольствие. Я позову Роуз, она быстро тебя вылечит, и через пару дней мы проведем с тобой несколько незабываемых часов. Кстати, я еще попрошу господина разрешить вывести тебя на свежий воздух. – Николас наклонился к Кюхёну и поцеловал его в лоб. – Ты болеешь, потому что взаперти находишься все время. А тут и далеко ходить не надо – такие места интересные! Австралия. Ты же никогда Австралию не видел?
– И не увижу, – грустно улыбнулся Кюхён. Его сердце, однако, сейчас билось, как сумасшедшее: он узнал, на каком континенте находится. – Разве что послушаю шум океанских волн.
– Ну, это уж вряд ли, – цокнул языком Николас, – прямо над нами-то пустыня. Но я думаю, что господин и подальше тебя отпустит, ты ведь хорошо себя ведешь и очень ослаб. Что же касается глаз… – Николас погладил Кюхёна по волосам. – Когда возьмем в плен эти выкидыши девчачьих влажных фантазий – заставим художника вернуть тебе зрение. Я у господина на хорошем счету, он не откажет. Но Кюхён должен быть очень хорошим и послушным мальчиком! Сейчас он станет лечиться, как скажет Роуз, а потом, в постели, позволит Нику всему себя научить.
– Я бы и сейчас позволил, – с виртуозной игривостью смутился монах.
Роуз пришла через десять минут после того, как ушел Николас. Она была не одна, а в обществе Хёкдже, который находился в прекрасном расположении духа и желал узнать, не вздумал ли пленный монах совсем помереть. Он ставил на прободную язву желудка или рак в последней стадии. Но все оказалось еще интереснее. Услышав голос «принца», Кюхён бросился к нему, нащупал его руки и, вцепившись в них, упал на колени. Его сотрясала крупная дрожь, которую даже не приходилось разыгрывать: от пережитого волнения он и правда был сам не свой. Кюхён говорил, постоянно сбиваясь, вкладывая в каждое слово все свое отчаяние. Он смирился с тем, что умрет. Что перед этим будет спать с Председателем. Но никак не мог свыкнуться с мыслью, что первым, кто подарит ему ощущение физической близости, станет нелюбимый человек!
– О, это не моя забота, я не психолог, – подняла руки вверх Роуз, направляясь к выходу из комнаты. – Но если тебе это как-то поможет – я девственности в пятнадцать лет лишилась, с чужим парнем и на спор. Даже не переживала.
Хёкдже дождался, пока врач скроется за дверью, и пренебрежительно оттолкнул стоящего перед ним на коленях монаха. Его взгляд, впрочем, выражал искреннюю жалость.
– Чего ноешь? – спросил он, запихнув руки в карманы брюк. – Думаешь, дело такое великое – потрахаться?
– Для тебя, может быть, и нет, – признал Кюхён, складывая руки на своих коленях и низко опуская голову. – Но мне жить осталось не так долго. А я еще никогда не был с любимым человеком… в постели. И было бы все равно, если бы не приходилось отдаваться другому… Николас – хороший, не спорю, только…
– Слушай, я тебя как бы даже понимаю… – Хёкдже почесал затылок, приглядевшись к жалкой, ссутуленной фигуре монаха. – Любовь, все дела. Но эта твоя большая и чистая с папкой спит.
– Я знаю, – сдавленно произнес Кюхён. – Поэтому… Лучше убей меня сейчас. До того, как придется сделать это с Николасом. Но передай, что я питал к нему самые теплые чувства…
Хёкдже задумался. Ему совсем не нравился настоящий Ким Хичоль, который только и делал, что позорил его великого отца. А еще не нравилось, что отец так сильно увлекся этим полоумным певцом. В их отношениях царила полнейшая садомазохистская идиллия, которая смотрелась отталкивающе. Но, может быть, Хичоль, оставшись наедине с любившим его парнем, мог вспомнить о собственных чувствах, о гордости, в конце концов… и прекратить запрыгивать на коленки к отцу по первому же зову, как бестолковый пушистый шпиц?
– Слушай, я, может, организую тебе часик наедине с придурком, – нехотя пообещал Хёкдже. Монах поднял голову, и на мгновение «принцу» даже показалось, что он с надеждой смотрит ему в глаза. – Только ты уж там с ним от души любись, чтобы потом не жалко было с Ником. А иначе папа обидится, он ведь Нику обещал и привык за свои слова отвечать. Ну, ты же представляешь, как это плохо – когда папа обижается?
– Мне как-то неловко, – робко заметил Кюхён. – Словно сводят двоих зверей для вязки…
– Эй, ты еще тут повыбирай! – Хёкдже упер руки в бока и нахмурился. – Папы не будет, приведу тебе его подстилку, ты этой подстилке заправишь… ой, прости, подаришь свои нежные ласки – и все, по местам, жопами кверху, Хичоль у папы, ты у Ника. И чтоб «спасибо» мне сказал, понял?
– Спасибо, – пролепетал монах.
– Да не сейчас! – огрызнулся Хёкдже. – Когда трахнешь его! А то, может, еще и не выйдет. Ты же девственник на последнем издыхании, тут в самый раз ставки делать: то ли спустишь от одного поцелуя, то ли вообще не встанет!
– Если я просто смогу обнять его в последний раз, мне будет этого достаточно, – грустно улыбнулся Кюхён.
– Романтика, – хмыкнул Хёкдже. – Ну, кстати, а ты тоже в долгу не оставайся. Джеджуна-то к тебе пускают, вот и поговори с ним. Про меня. И про его мужа. Ну, чтобы он того ублюдка забывал скорее и позволял хорошему парню за собой ухаживать. Вот. – Хёкдже почувствовал, что немного покраснел, и мысленно порадовался слепоте собеседника. – Он к тебе прислушается. Ты же типа духовенство, нравственный ориентир и все такое.
– Мне подтолкнуть его к супружеской измене? – удивился Кюхён.
– Нет! – рявкнул Хёкдже. – Объяснить, что брак заочно расторгнут, потому что муж положил на него огромный болт! Ну, серьезно. Имей совесть. Я тебе обещаю папину любимую игрушку дать потрахать, а ты не можешь уговорить брошенную девчонку налаживать личную жизнь!
Джеджун не ожидал атаки, когда шел к Кюхёну для спокойного вечернего разговора. Он вообще надеялся, что с ним сможет, как обычно, отдохнуть от напряжения. А тут пожалуйста – совет присмотреться к сыну главного злодея. И какие монах приводил доводы! Чанмин уже ушел. Чанмин мог погибнуть. А им с Алексом требовалась защита… Джеджун перебил Кюхёна и принялся строго объяснять свою точку зрения. Да, муж мог бы проявить и больше рыцарства, но он выбрал благоразумие, что тоже осуждать не следовало. Да, Хёкдже был симпатичным и даже хорошим парнем, в другой ситуации его кандидатура стала бы идеальной… Но Джеджун любил своего несчастного супруга. Любил несмотря ни на что. Вот такого, не способного на бесполезные пламенные речи и показную храбрость, зато нежного и, хотелось надеяться, верного. Голос Джеджуна дрогнул. Он старался как можно меньше думать о Чанмине, чтобы не расстраивать себя, ведь лишние волнения были вредны для ребенка. Но теперь, когда перед глазами нарисовался яркий образ любимого предателя и ничтожества, он не стал его отгонять, ухватился за него и заплакал. Ну, а если Чанмин на самом деле стал изменять? Если вообще вздохнул свободно, избавившись от «ошибки природы» и случайного плода их нездоровой связи? С чего Джеджун взял, что вампир любил так же сильно, как он сам?
– Не плачь, – попросил Кюхён. Он на ощупь отыскал на столе коробку с бумажными носовыми платками, вытянул один и стал осторожно вытирать слезы с лица омеги.
– А, неважно, послеродовая депрессия, – попробовал засмеяться Джеджун. – Но думаю, ты меня понял. Я не могу так сразу. Для меня сейчас существует только один мужчина, и моему сердцу неважно, существую ли для него я.
Кюхён крепко обнял Джеджуна, словно чтобы утешить, но вместо этого быстро стал шептать ему на ухо:
– Потяни время, будь послушным с Хёкдже. У меня есть план. Твой муж тебя ищет, и если все получится, то скоро он придет сюда за тобой и Алексом.
– Откуда ты…
Кюхён попросил омегу молчать, крепче сжав его плечо, и добавил, повысив голос:
– Подумай о Хёкдже. Для него ты точно существуешь. Сейчас его глаза видят только тебя.
Джеджун опасливо осмотрел погруженную в полумрак комнату. Неужели здесь тоже могли быть камеры или хотя бы микрофоны? Бедный монах и поспать спокойно не мог? А если записывающие устройства находились также в ванной? Сидишь на унитазе, ни о чем не беспокоишься – а тем временем охрана любуется тобой на мониторе и гадает, когда ты уже все свои дела сделаешь? Беспредел!
Алекс чувствовал себя хорошо, хотя почти все время спал. Покормив ребенка и держа его на руках, Джеджун не мог думать ни о чем, кроме своего долгожданного маленького чуда. Но вскоре пришел Хёкдже и, конечно, испортил трогательный момент, вызвав угрызения совести.
– Блин, ты так классно с ней смотришься, – умиленно произнес он. – Прямо Мадонна с младенцем.
Джеджун смущенно засмеялся и мысленно обозвал себя стервой. Он собирался обманывать хорошего парня. Такого хорошего, что даже ухитрившегося сохранить доброе сердце при всей своей избалованности и в таком чудовищном окружении.
– Смотри, она дрыхнет, – сказал Хёкдже, когда подошел ближе и пригляделся к ребенку. – Ты запихни ее в кровать, пусть спит. И пошли погуляем, что ли?
– В оранжерею? – предположил Джеджун, не спеша передавать Алекса дежурившей рядом Роуз.
– Ну, почему… – Хёкдже подмигнул ему. – Оранжерея уже надоела, правда? Переоденься, я через час за тобой зайду.
Вымышленный Хичоль ждал в комнате с альпийским пейзажем. Прежде Джеджун бывал здесь только дважды и сразу понял, что его ждет путешествие за пределы резиденции. Злодей смотрел на него со смесью интереса и пренебрежения. Он, вероятно, ставил эксперимент, выпуская пленника на волю. Его ребенок оставался взаперти. Сумел бы омега побороть материнский инстинкт и предпринять попытку бегства? Он твердо знал, что нет, и внутренне посмеивался над несчастным.
Все трое перенеслись в совершенно пустой панорамный ресторан, расположенный на одном из верхних этажей некоего небоскреба. За окнами мерцали огни ночного мегаполиса, но, вглядываясь в них, Джеджун не мог определить, что это за город.
– Там Бангкок, – подсказал Хёкдже, щелкнув пальцем по стеклу. – Любишь тайскую кухню?
Омега кивнул, улыбнувшись, и снова устремил завороженный взгляд на раскинувшуюся внизу столицу. У того, чтобы встречаться с принцем вампиров, были свои несомненные плюсы: он мог позволить себе роскошные жесты.
– Я ухожу, вернусь через три часа, – деловым тоном заметил Хичоль, встав у окна рядом с Джеджуном. Омега, не придумав ничего лучше, снова кивнул. – Давай оба надеяться, что Хёкки пока не додумался делать тебе предложение. Я не горю желанием быть твоим свекром, да и ты вряд ли хочешь поскорее стать моей покладистой невесткой.
– Пап, опять ты его запугиваешь, – недовольно пробурчал Хёкдже.
– Предупреждаю, – возразил Хичоль, в последний раз зловеще улыбнувшись омеге и затем оставив его в покое.
Как только пара заняла свои места за столиком у окна, стало ясно, что в ресторане отсутствовали только посетители: официант и администратор тут же подлетели к единственным гостям. Хёкдже сам сделал заказы для обоих, позволив спутнику выбрать себе только десерт, и, отложив меню, стал внимательно рассматривать отцовского пленника. Джеджун тщательно уложил волосы, впервые за долгое время уделил много времени макияжу, надел прежде не тронутую шелковую блузку и маленькие серьги с бриллиантами. Он производил впечатление изящной, но серьезной и скромной дамы, а с такими Хёкдже еще не доводилось даже ходить в ресторан, не то что встречаться. Они с братом всегда предпочитали молодых, развязных и ярких, благо с самого начала двадцатого века в таких девушках не было недостатка. Но, может быть, Хёкдже в этом случае, как и во многих других, принимал мнение Донхэ за свое собственное. Ведь нравился же ему сейчас Джеджун, которого покойный брат называл мерзким по своей природе и непривлекательным.
Стараясь как-то повысить собственную перспективность, Хёкдже в ожидании заказа болтал о том, сколько всего ему будет доступно уже в ближайшее время, когда отец открыто возьмет власть в свои руки. Сердце Джеджуна тем временем наполняло не ожидаемое восхищение, а жалость и теплота. Парень был такой наивный, искренний и простой – хвастаясь своим будущим статусом, невзначай упомянул скорое убийство близких друзей собеседника и совсем не думал этим его задеть! А когда увидел, как Джеджун опустил взгляд, осекся и немного виноватым тоном заметил:
– Ну, они сами не ангелы, папа имеет право мстить…
Джеджуну принесли острый суп с креветками и кокосовым молоком, лобстера и пирожное с лимонным вкусом. В какой-то момент – а конкретнее, в начале лобстера – омеге даже стал приятен этот вечер. Если не принимать во внимание с десяток нюансов, он прямо-таки попал в романтическую сказку, где злодей влюбился в беззащитную, хрупкую героиню. Лет в пятнадцать-шестнадцать юный застенчивый Дже сходил с ума по таким сюжетам в манге или книгах. Теперь забавно было вспомнить свои подростковые фантазии. «Я не позволю убить этого мальчика, – твердо решил Джеджун, слушая хвастливую болтовню Хёкдже. – Сам он ни в чем не виноват, и нельзя допустить, чтобы ему пришлось пострадать из-за преступлений родственников.»
В ресторане играла музыка, и вампир, после долгих размышлений, решился пригласить «даму» на танец. Омега позволил обнять себя крепче, чем того требовала ситуация, и поцеловать. Ему стало немного стыдно: его должны были мучить угрызения совести, но он вообще не видел в своих действиях измену. «Все равно я, как ни крути, Ким Джеджун, а это почти диагноз,» – сокрушенно заключил он.
– Так ты будешь со мной встречаться? – спросил Хёкдже, вернув омегу за стол. – По-настоящему. Безо всех этих недоговоренностей, которые сейчас есть.
Джеджун вздохнул и печально, однако при этом весьма томно отвел взгляд в сторону и покусал губы. Он и сам позже не повторил бы такого, даже если бы постарался, но в тот момент был в ударе.
– Ты же понимаешь, что я не смогу сразу и легко забыть мужчину, от которого родил ребенка, – произнес Джеджун с чувством. – Я знаю, что он от меня отказался, но понадобится время…
– Вот ты, главное, мне его дай! – решительно воскликнул Хёкдже. – Я заставлю тебя забыть Мина! Я ведь не какое-нибудь трепло. Если мне кто-то по-настоящему нравится – ни за что не брошу и не обижу! Просто раньше… ну… не нравился так почти никто… – Хёкдже немного смутился, однако тут же продолжил с еще большим воодушевлением: – Только ты не смотри, что у меня серьезных отношений не было! Зато я давно о них мечтал и хорошо себе представляю, какими хочу их сделать!
Джеджун улыбнулся и одобрительно посмотрел в глаза вампира. И на старуху бывает проруха: скромной бухгалтерше на четвертом десятке лет пришлось таки раскрыть потенциал своего женского коварства.
Пока сын «гулял с девочкой», Хичоль снова наведался в больничное отделение, где содержался малыш Алекс. Оставшись наедине с ребенком, он взял его на руки и сел вместе с ним в кресло. Алекс проснулся и заплакал, но злодей со знанием дела успокоил его, а потом нежным тихим голосом спросил:
– Скажи, малютка, нам твоя мама не врет? Не хочет ли она обмануть дядю Хёкки? Как считаешь, стоит укусить ее для проверки? Потому что сейчас мама играет с огнем… А твою неокрепшую шейку так легко свернуть…
Хичоль аккуратно положил ладонь на горло ребенка, еще не сдавливая, но уже готовясь в любую секунду придушить. К счастью, его отвлек непрошеный визитер – Ханген, который остановился в двух шагах от двери и вопросительно сдвинул брови, глядя на господина.
– Что вы делаете с младенцем? – поинтересовался телохранитель.
– Играю, – мило улыбнулся Хичоль, поднимаясь с кресла. – Что еще с детишками делать? Вот, подержи ты. – Он приблизился к ошарашенному слуге и передал ему Алекса. Ханген, боясь сделать неосторожное движение, неуклюже прижал ребенка к груди. – Черт возьми, Ханни, ну что это такое… Я же не гранату тебе всунул, он не взорвется… А вот если бы у нас тоже был омегаверс, да еще с общей романтической линией, и я бы тебе близняшек родил? Так же шугался бы их? Пообщайтесь тут. – Хичоль, собираясь уходить, похлопал замершего слугу по плечу. – Тебе полезно подержать в руках что-то, кроме оружия.
Ханген, дождавшись ухода господина, поспешил вернуть ребенка в кроватку. Тот захныкал, и неожиданно для себя старый убийца не смог просто так уйти от него. Он огляделся в поисках игрушек; ничего подобного в палате не водилось, и тогда Ханген попробовал изобразить «козу» перед лицом малыша. Алекс посмотрел на него, как на дурака, но замолчал. Видимо, из деликатности.
ЛОНДОН
Уже целые сутки все будто специально портили Юно настроение. Сначала отколовшаяся команда отправилась на поиски злодейского логова, и Минни, этот дерзкий маленький вредитель, своего решения не поменял. Они расстались в ссоре. Затем произошла стычка с лидером Super Junior, который не хотел отправлять своего участника с отколовшейся группой. Юно властно махнул рукой, отпуская Кюхёна на все четыре стороны, и добавил, что монах не потребовал бы этого парня без серьезной на то причины. Тогда Чонсу не выдержал и проехался по всем вымышленным персонажам, которым не стоило вылезать из текстов любительских сочинений. Юно не имел привычки обижать слабых, но тут все-таки обидел, за что потом неохотно просил прощения: аристократам ведь не подобает распускать руки, когда проблему можно и нужно решить словами. А последней каплей стала атака на офисное здание, «арендованное» его командой. Десятки вооруженных людей ворвались внутрь, выкрикивая полные ненависти лозунги насчет уничтожения «исчадий ада». Само по себе это не удивило ни герцога, ни его товарищей – они уже привыкли к тому, что многие рассматривали их существование как происки дьявола. Убивать почти никого из нападавших персонажи не стали, просто обезвредили и собрались передавать полиции. Юно, взяв с собой майора, решил устроить главарю незадачливых крестоносцев допрос. Будут ли еще отчаянные идиоты? Чем людям так не угодили те, кто пытался защитить их от вампиров? И главарь внезапно произнес такую речь, что Юно даже долго не мог перевести ее Ючону. На самом деле сопротивление поддерживали только простые люди. Все политики, якобы занявшие их сторону, в действительности лишь ждали конца войны с Советом. А затем всех вымышленных персонажей предполагалось уничтожить и объявить их материализацию незаконной.
– Это секретно обсуждается в ООН и почти утверждено, – сказал мужчина торжественно. – У меня есть надежный источник. Все правительства, которые вас поддерживают, просто делают вид, что слушаются и уважают. Считается, что вы должны разобраться с Советом, так как это ваша чертова воображаемая война, вылившаяся за пределы чужих фантазий. Наше вооружение все равно нельзя применять против магии вампиров, поэтому у вас сейчас карт-бланш. Но это лишь до тех пор, пока вы не разберетесь с себе подобными. А потом вы будете объявлены вне закона. Вас перестреляют, потому что вам нельзя жить в реальном мире. Всех проводников станут регистрировать, их деятельность будет лицензироваться и строго контролироваться. Мы… Мы всего лишь хотели быть честнее политиканов! Хотели уничтожить вас сейчас, а не использовать!
– Ложь, – ровным тоном ответил герцог. – Никаких доказательств.
Правда, уйдя от пойманного вершителя правосудия, Юно остался с Ючоном наедине и все ему перевел. Майор готов был поверить другу, если бы тот сказал, что это звучало неправдоподобно. Однако тот врать не хотел.
– Я словно прозрел и теперь не понимаю, как мог быть таким слепцом раньше, – с печальной злостью усмехнулся Юно. Он подошел к окну своего кабинета и посмотрел вниз – туда, где уже парковались полицейские машины. – Эти люди… Живые люди… Они никогда не признают нас равными себе. Для них мы ничтожества, адские демоны, ожившие игрушки – что угодно, но не полноценные члены общества. Какая ирония, не так ли? – Юно перевел взгляд на друга. – Как только мы исполним свою роль, нам придется пуститься в бега. Спасаться от тех, кого спасли.
– И ты предлагаешь плюнуть на все это, что ли? – спросил Ючон. – Пусть Хичоль делает, что хочет? Нельзя так. Потом… Ну… Имена сменим. Рожи перекроим. Нас же с айдолов списали, нам положено типа пластику делать. – Он рассмеялся с наигранной веселостью и обнял Юно за плечи. – Я себе тогда уж точно более понтовую физиономию слеплю. Как у Шварцнеггера.
– Это будет чудовищно, – улыбнулся Юно. – Предлагаю тогда сделать из Джунсу Сильвестра Сталлоне.
Оборотень снова посмотрел вниз – там Super Junior, с оружием и крайне важными лицами, конвоировали пленных к полицейскому автобусу. Наверное, герцог еще ни разу не ощущал так остро свою ущербность. Для настоящих людей он был лишь странным клоуном – с тех пор, как начал размахивать шпагой на подмосковной трассе, и до этого самого момента. Если бы Хичоль не держал в плену его друзей, он бы точно поспешил уйти со сцены. Живые люди, лишенные всех вымышленных добродетелей, не заслуживали такой защиты. Они сполна заслужили многовековое вампирское рабство.
====== Глава 53 ======
Небо над Парижем было затянуто серыми тучами, но дождь не начинался, хотя в воздухе витало ощущение грядущей бури. Двое мужчин: пожилой в длинном пальто и молодой в черной куртке – стояли у входной двери дома на Елисейских полях. Они оба долго смотрели в окна верхнего этажа: там горел свет, то и дело мелькал силуэт некой изящной дамы.
