355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » lovely dahlia » Герой не твоего романа (СИ) » Текст книги (страница 47)
Герой не твоего романа (СИ)
  • Текст добавлен: 7 декабря 2017, 21:30

Текст книги "Герой не твоего романа (СИ)"


Автор книги: lovely dahlia


Жанры:

   

Слеш

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 100 страниц)

– Ты опять заступился за меня, – поблагодарил его Джеджун. – Если Джунсу все-таки согласится стать твоим парнем, ему очень повезет.

– Это мне повезет, – вздохнул майор. – Да только я на это мало надеюсь…

Когда группа, в которой теперь не осталось ни одного певца, вернулась с репетиции, было уже одиннадцать вечера. Джунсу рухнул на диван лицом вниз и почти сразу уснул (Ючон заботливо накрыл его пледом). У Джеджуна все болело: физические нагрузки были для него внове – и он тоже немедленно свернулся калачиком на своей кровати.

– Устал? – спросил Чанмин, садясь рядом с ним. Его ладонь стала нежно поглаживать плечо и спину омеги, но тот был так вымотан, что даже не мог злиться на «почти-измену» и лишь наслаждался прикосновениями своего любимого, которых столько времени не хватало. Сейчас, когда Чанмин был рядом, ему стало особенно стыдно за поцелуй с Юно и мимолетное ощущение, что с тем человеком было бы лучше. Да, может, в самом деле лучше. Но больше, чем в идиллии, Джеджун хотел жить с Чанмином.

– Конечно, устал, – пробормотал омега. Он поймал руку вампира и сжал в своей. – А как наш макнэ? Еще достаточно сил для набега на кафе?

– Да, мне нужно туда сходить и пообщаться со старым другом, – с таинственной улыбкой ответил Чанмин. – Думаю, уйду после полуночи и вернусь часа через три. Хён обещает спокойно отдыхать?

– Даже если бы я захотел заняться чем-то другим, то у меня это не получилось бы, – засмеялся омега. – Ноги и руки просто отваливаются.

– Что ж, генеральная репетиция все-таки. Но, кажется, Ючон и Юно хёны все еще полны сил… – Сонный, расслабленный и немножко счастливый Джеджун не заметил, как вкрадчиво были произнесены эти слова. – Спокойной ночи. Не забудь переодеться. Надеть домашние штаны. А то в этом ты на улице был.

«Ну уж нет, – подумал Джеджун, когда все-таки нашел в себе силы вылезти из кровати и доковылять до шкафа. – Я голым спать не стану, холодно. – Он нашел какую-то футболку и надел ее. – Так-то лучше.»

– Радует надпись: «секс-машина», – сказал Чанмин. Оказалось, что он вернулся в комнату, когда Джеджун с полузакрытыми глазами стал переодеваться. Это кое-что напомнило. Первая течка в реальном мире, попытка забыться в самоудовлетворении, незаметно подкравшийся вампир… Сонливость будто рукой сняло. Захотелось, рискнув всем, просто наброситься на Чанмина и поцеловать его. Пусть он возьмет его в последний раз, а потом – хоть убивает…

– Да я не смотрел, что надевал, – ответил Джеджун. Нет, ни на кого бросаться он не станет. Полетят ведь и чужие головы, а не только его, бестолковая.

– Ну, хён, ты и правда заводишь кого угодно одним своим видом, – заметил Чанмин, приближаясь к Джеджуну. Встав всего в нескольких сантиметрах от него, он провел пальцем по надписи на груди, вычерчивая каждую букву. Джеджун затаил дыхание. Казалось, еще немного – и их губы встретятся… Но вампир дописал последнюю «е» в английском слове и отошел назад. – Вот теперь – на самом деле спокойной ночи. Мы с Кюхёном уже договорились. Если я приду пьяный и объевшийся – не удивляйся, мы всегда так.

Чанмин, широко улыбаясь, подмигнул ему, помахал рукой и вышел из комнаты. Джеджун вернулся в постель, но заснуть у него больше не получалось. Чанмин стоял так близко, касался его, и тонкая материя не мешала ощущать кожей нежное скольжение пальцев. Джеджун слышал дыхание вампира. Смотрел в его глаза. Держал его за руку…

«Так, течка же еще не началась, что за безумие?» – сокрушенно подумал омега, осознав, что начал возбуждаться. Давно с ним такого не происходило – фактически, с тех пор, как он узнал о ненормальности своего жанра. Его ничто не могло взволновать – иногда создавалось впечатление, что из-за переживаний он заработал раннюю импотенцию вместе с фригидностью. Но теперь организм демонстрировал, что находится в полном порядке. Поняв, что просто успокоиться и заснуть он уже не сможет, Джеджун выскользнул из спальни и направился в ванную. Джунсу так и спал без задних ног, а Юно и Ючон сидели на кухне, обсуждая рамён быстрого приготовления: майор утверждал, что еда отличная, а герцог вопрошал, из каких переработанных помоев сделана лапша «для бедняков».

Заперев за собой дверь, Джеджун включил воду в душе, разделся и зашел в просторную кабинку. Возбуждение несколько спало от замешательства: в прошлый раз довести начатое до логического финала он не успел, а больше опыта в мастурбации у него не было. Но ему слишком нравилась мысль о том, чтобы, вцепившись в еще яркие, свежие воспоминания о близости Чанмина, испытать удовольствие, и пришлось забыть о том, как глупо это может смотреться со стороны – тем более, что этого все равно никто не видел. Джеджун закрыл глаза и некоторое время просто наслаждался тем, как теплая вода струится по его телу. Когда образ Чанмина перед мысленным взором стал предельно отчетливым – омега даже снова ощутил прикосновения к своей груди и сладковатый запах духов – начались более активные действия. Джеджун пробежался кончиками пальцев по своим губам, вызывая воспоминания о поцелуях. Затем, подняв голову, он стал ласкать кожу своей шеи, представляя себе, что это Чанмин скользит по ней влажным языком. Потом были плечи – Джеджун вспоминал, как вампир подолгу целовал их, считая очень красивыми. Перед закрытыми глазами вспыхивали не только картины из прошлого, но и сцены из фантазии – например, омега ясно увидел обнаженного вампира вместе с собой, в душе. Мокрые волосы, капельки воды на коже… Джеджун опустился на колени. Пальцы левой руки стали растирать и пощипывать соски, а в правую омега взял уже возбужденный член. Наслаждение стало разливаться по телу, словно его впрыснули в кровь. Было легко представлять себе, что за спиной у него – Чанмин, и это его прикосновения заставляют забыть обо всем, сосредоточившись лишь на приятных ощущениях. «Ничего не стесняйся, чудо мое, – шепнул воображаемый любовник. – Ты сейчас прекрасно выглядишь…»

Джеджун открыл глаза и мутным взглядом окинул все, что было в кабинке. Ему хотелось использовать что-то, но баночки с гелем для душа и шампунем казались слишком большими, да и вообще принадлежали участникам DBSK – не засовывать же в себя чужие предметы гигиены, он бы еще про расческу подумал! Оставалось обходиться, как и в первый раз, собственными пальцами. Джеджун, сев на пол и прислонившись спиной к стене кабинки, раздвинул согнутые в коленях ноги. Воображаемый Чанмин перед ним хитро улыбнулся, придвигаясь ближе. Омега, будто в трансе, вспоминал каждый изгиб тела своего любимого и при этом поглаживал подушечкой среднего пальца свой вход. «Есть такой жанр порно – «мастурбация», – звучал в ушах омеги насмешливый голос вампира. Их первая ночь, когда о любви речи еще не шло, ожила. Даже щеки Джеджуна, как тогда, покрылись румянцем, только уже не от стыда, а от возбуждения. – Предлагаю поменять жанр, добавив второго актера…» Омега продолжал гладить себя, доводя до предела, чувствуя внутри знакомый жар желания. Когда сил терпеть не осталось, он ввел в себя один палец, которым стал медленно, прислушиваясь к каждому ощущению, двигать. Этого было, конечно, слишком мало для сравнения с полноценным физическим контактом, и Джеджун представлял себе, что вампир аккуратно подготавливает его, растягивая. Скоро он, расслабившись и почувствовав, что требуется нечто более существенное, добавил второй и третий пальцы. Джеджун проталкивал их в себя, сначала неспешно и осторожно, потом все более резко и яростно, не обращая внимания на дискомфорт (никакой смазки, кроме льющейся из душа воды, не было). Он запрокинул голову, прижавшись затылком к стене, и часто глотал ртом воздух. Пальцы свободной руки снова скользнули по влажным губам и шее. Ощущая приближение волны удовольствия, Джеджун еще ускорил темп и позволил себе во время оргазма простонать имя любимого.

В первые полминуты сидевшему на полу душевой омеге было хорошо. Он наслаждался теплотой снаружи, от льющейся на него воды, и внутри, от давно требовавшейся разрядки. Однако за этим пришло мерзкое чувство одиночества, усиленное стыдом от осознания только что совершенного. Хорош он был – при троих людях в квартире заперся в ванной и трахнул себя пальцами, думая о человеке, который и без него неплохо обходился… Как жалко и низко.

Джеджун выпрямился, быстро помылся и, на ходу одеваясь, вышел из ванной. Открывая дверь в коридор, он лишь наполовину надел футболку; таким образом, Чон Юно, на которого он наткнулся, смог увидеть его частично обнаженным.

– Татуировки… отлично нарисованы, – сказал он, смущенно улыбнувшись.

– А-а, да, спасибо, Джунсу постарался, – ответил омега.

– Чего ты там делал столько времени? – разбуженный визитом гостей художник в раздражении прошагал к ванной. – Дрочил и плакал?

Джеджун вздрогнул и с трудом заставил себя не броситься подальше от людей и света. Художник же просто шутил? Он не слышал стонов?

– Ты такой противный, что иногда мне хочется съездить по собственной физиономии, – подал голос возмущенный Джунсу. Художник предложил ему попробовать и устроился перед унитазом, решив, что для справления малой нужды смысла закрывать дверь в ванную не имеется. Омега, окончательно шокированный его поведением, сам захлопнул ее и тут же попал в объятия своего любвеобильного двойника.

– А что вы тут делаете? – спросил он, когда Джеджун перестал тискать его, словно котенка.

– Герцог позвонил и сказал, что Чанмина здесь нет, – сообщил Юно. Он потянулся к лицу омеги и убрал в сторону прилипшую ко лбу мокрую прядь волос, но затем спохватился и с виноватым видом опустил руку. – Мы решили, что надо еще немного времени провести с вами. Завтра ведь… Завтра уже полная замена, мы решили не ждать до Токио. И через сутки мы уезжаем.

– Я кое-что лично хотел попросить, нуна, – встрял Джеджун. – Мы не знаем, что будет дальше, как станет действовать этот однорукий психопат… Вдруг я больше не смогу петь? И… остальные согласны поменяться уже завтра, а я хотел еще хоть раз выйти на сцену. Пожалуйста, нуна…

– Останься с нами, – попросил Юно. – Ну не станет же Чанмин убивать всех завтра прямо на концерте!

– Кто знает его хозяина… – пробормотал Джунсу. – Стадионы и самолеты он уже взрывает…

– А ты не хочешь спеть завтра? – спросил вышедший из ванной художник. Джунсу помедлил с ответом. – Все с тобой понятно. Надоело, великий певец? Уже к пальмочкам хочется? Молчи, фиг с тобой. – Не дав Джунсу издать ни звука, художник вернулся в гостиную и снова занял диван.

– А я воспользуюсь возможностью и продолжу урок, – озарило Ючона. – Майор, где сочинение?

– Так не успел…

– При мне писать будешь. Тащи блокнот и ручку.

Хичоль разбудил монаха, облив его принесенной в стакане холодной водой. Кюхён резко вскочил с кровати, явно готовый вступить с кем-то в бой, но когда увидел хихикающего артиста, улыбнулся, вытер ладонью воду с лица и скромно поцеловал хулигана в щеку. Страсти в этом было столько же, сколько в «чмоке» ребенка лет трех или бабушки. Хичоль остолбенел, а Кюхён излучал счастье. Если первый вообще не понимал, что за ерунда происходит, то второй жил с любимым, делил с ним постель и мог демонстрировать свою привязанность. Пожалуй, сейчас он оказался в таком же раю, каким был Мехико для Джеджуна – до той самой минуты, как Чанмин вышвырнул его из машины.

Художник был недостаточно сдержан для Джунсу, герцог – слишком высокомерен для Юно, омега – чересчур застенчив для Джеджуна, майор значительно уступал Ючону в образованности… Но из монаха Кюхён вообще был никакой. Он, как за день до этого, со всеми бодро и вежливо поздоровался, осведомился у товарищей, хорошо ли им спалось, заверил лидера, что чувствует себя лучше, и от души поблагодарил за заботу…

– От высокой температуры произошло размягчение мозгов, – шептал всем Хичоль. – Нет-нет, жить будет, просто чокнулся немного.

– А ты правда плохо выглядишь, такой измученный, даже хуже, чем вчера, – пожалел Шивон своего макнэ, когда все собирались завтракать. – Тебе хоть что-нибудь сейчас можно есть?

– Ну, не предписали же мне умереть с голоду, верно? – засмеялся Кюхён.

– Мюсли! – заявил Хичоль, ставя на стол перед монахом тарелку с сухим завтраком. – Лопай витаминки…

– О, спасибо, хён, – поблагодарил тот, с нежностью посмотрев на севшего рядом с ним певца. – Кстати, тебе сделать кофе? – Он, не дождавшись ответа, вышел из-за стола. – Ну, так что тебе?

– Вина налей, – пробормотал Хичоль, с обреченным видом подпирая подбородок ладонью. Видимо, монах считал, что если будет называть его и всех окружающих «хёнами», то от оригинала станет неотличим…

– Хичоль, можно узнать, с кем у тебя все-таки роман? – шепотом спросил Чонсу. – Просто с Хангеном ты точно спишь, но почему-то ведет себя, как твой парень, не он, а наш макнэ…

– А я между ними обязанности поделил. – Хичоль посмотрел сначала на Хангена, который с холодным безразличием в глазах обводил взглядом участников группы, и затем – на Кюхёна, который сам решил сделать кофе и уже осторожно размешивал сахар. – С одним сплю, а с другим встречаюсь.

– Надеюсь, это шутка… – пробормотал лидер.

В тот день состоялась запись музыкальной передачи. Монах держался на сцене лучше, чем в обычной жизни, и после выступления удостоился похвалы от своего проклятого возлюбленного, который повис на нем и не удержался от совместного фото, которое немедленно попало в Instagram. Ханген, увидевший это, спокойно отвел взгляд в сторону и прошел мимо. Вампир с монахом решили, что он ни в чем не подозревал «макнэ», и вздохнули свободнее.

На выступлении амулет немного зарядился. Потом следовала репетиция, и там мог присутствовать настоящий Кюхён, но певец не ответил на звонок. Монах честно отправился отшлифовывать танцевальные движения и повторять свое соло (айдол пел без фонограммы, и пригодились вокальные данные монаха – тут он ничуть не уступал своему оригиналу).

Во время репетиции был сделан перерыв. Артисты, отдыхая, стали болтать друг с другом. Коллектив был сугубо мужской, при этом противоположным полом не интересовался, как полагали настоящие участники, только Хичоль, поэтому разговор зашел о женщинах. У Ким Ёнуна, более известного в народе как Канин («принцы» единогласно обозвали его «Кониной» за более внушительные, чем у них, габариты), появилась новая девушка. Отношения пока лишь начинались, и артист захотел поделиться с друзьями своими соображениями о новой пассии. Стоя с бутылкой минеральной воды у стены танцевального класса, он гордо заявил, что девушка – красивая и общительная, но почему-то «еще ни одной палки кинуть не дала», хотя было уже четыре свидания. Петтинг – это хорошо, но разве что в старших классах…

– Так а лет-то ей сколько? – засмеялся Шивон. – Она хоть совершеннолетняя?

– Конечно, двадцать два, – обиделся принятый за растлителя малолетних Канин.

– Ну, может, ей нужно время, – пожал плечами Шивон. – Вот у макнэ тоже такая девушка была. Эй, Кю, ты же не умер от частого петтинга?

Монах, сидевший на полу по-турецки и думавший о чем-то своем, встрепенулся. Доброжелательно улыбнувшись артистам, он ответил:

– Конечно, не умер. Я вообще постоянно это делаю.

– Когда это успеваешь? – удивился Сонмин, который знал, что макнэ уже давно одинок.

– Ну, когда есть свободное время. – Монах махнул рукой, как бы показывая, что «непонятным делом» может заниматься когда угодно, хоть прямо сейчас.

– Эй, Кю, – засмеялся Канин, – когда ты под порнушку наяриваешь – это по-другому называется!

Монах спохватился: разговор явно шел о половом сношении! Ему просто не были знакомы термины. Следовало немедленно выкручиваться, чем он, с самым спокойным выражением лица, и занялся.

– Смешная шутка, хён. Но я имел в виду не это, а что со всеми своими девушками занимался петтингом.

– Сначала, да? – предположил Шивон.

– Всегда, – возразил Кюхён, полагавший, что речь – о каком-то очень интимном процессе.

– А больше тебе… ничего не разрешали? – складывался по полам беззвучно хохочущий Сонмин.

Кюхёна загнали в угол. Он похлопал глазами, пытаясь как можно скорее найти выход из ситуации, и снова безмятежно улыбнулся, выдав наугад:

– Конечно, разрешали. Но я ждал этого и не торопил события.

– Человек дело говорит! – поучительно заметил Шивон.

Кюхён ушел в другой угол зала. Вдруг певцы опять станут обсуждать секс – для монаха это была «терра инкогнита».

– Хичоль, а что такое «петтинг»? – спросил Кюхён, когда репетиция подошла к концу. Вампир поперхнулся своей водой, и монаху пришлось похлопать его по спине.

– Где ты такой гадости понабрался? – рассмеялся он, откашлявшись. – От наших, что ли? Тресну им по ушам. Развращать ребенка… Нет, правда, блин! – Хичоль похлопал себя ладонью по колену. – Ты… ты как пятилетний! «А откуда дети берутся?» «Минет – это как?» «Что такое «петтинг»?»

– Можешь не говорить, мне не особенно интересно, – ответил Кюхён. – Лучше придумай, где еще можно зарядить амулет. У нас мало времени, тот вампир уже применяет свою силу, и есть жертвы. Нужно много ярких положительных эмоций…

– Ночной клуб, – предложил Хичоль. – Положительных эмоций – хоть отбавляй, многие, правда, порождены алкоголем, а то и наркотой… Но это же неважно?

– Узнаем.

Кюхён направился в душевую. Хичоль, после короткого замешательства, крикнул ему вслед:

– Слушай, «петтинг» – это то, что я тебе предлагал на время, пока ты должен соблюдать обет.

– О, спасибо. – Хичоль чуть не запрыгал от радости, заметив, как порозовели щеки монаха. – Что ж, сегодня впервые побываю в ночном клубе. Пожалуйста, сходи со мной, иначе я попаду в какую-нибудь глупую ситуацию.

– Напою и наглядно покажу, что такое петтинг, – весело пообещал вампир, догоняя его.

Ночной клуб оказался большим и дорогим, но Хичоля и Кюхёна, разумеется, туда пустили без лишних вопросов – их лица и имена были знакомы администратору. Монах был немного напуган всеобщим нездоровым оживлением и потому всю дорогу до предоставленного им столика на втором этаже прижимался к спине вампира, крепко держа его за плечи. Добравшись до привала, он наконец отцепился от айдола и сел на мягкий диванчик. Это был один из столиков для «особых» гостей – с танцпола их было плохо видно, лица оставались в тени, зато они сами могли прекрасно видеть с «балкона» все происходящее на первом этаже.

Хичоль заказал бутылку шампанского, сок, фрукты и салат из овощей.

– Все равно не опьянею, это для красоты, – пояснил вампир, перехватив встревоженный взгляд монаха. – Можешь спокойно ловить чужой кайф и перерабатывать его, а я буду создавать видимость, будто мы тусуемся. – И Хичолю тут же пришлось взмахом руки поприветствовать каких-то знакомых, пробиравшихся к другому столику.

Кюхён расстегнул верхние пуговицы рубашки, нащупал на груди металлический розовый бантик и сжал двумя пальцами. Посидев немного с закрытыми глазами, он удовлетворенно кивнул, сумев поймать поток эмоций и направить его в свой артефакт. Монах открыл глаза в ту самую секунду, когда вампир тянулся к нему с очевидным намерением расстегнуть еще одну пуговицу. Хичоль остановился, по-озорному улыбнулся и убрал руку.

– Там нет ничего для тебя интересного, – сказал Кюхён. – Ты и меня уже видел почти без одежды, а своего макнэ, уверен, вообще много раз.

– Сравнил себя, дистрофика, с нормальным парнем, – усмехнулся Хичоль, все-таки снова протянув руку к соседу и пригладив его воротник, якобы случайно коснувшись шеи. – Я, может, хочу тебя получше рассмотреть, чтобы запомнить строение скелета человека.

Кюхён оценил шутку, но заметил, что он не настолько худой, и снова сосредоточился на летящих со всех сторон эмоциях. К положительным примешивались и резко отрицательные (мало ли что могло случиться на дискотеке), это несколько снижало их ценность для «конвертации» в силу, но в целом улов уже через сорок минут был весьма богатым.

– Здесь очень плохие песни, – констатировал монах. Только что принесли салат, который он лишь попробовал и решил оставить без внимания. – Если бы я не жил в этом мире уже полгода, то вообще не догадался бы, что это музыка.

– Это же ночной клуб. – Хичоль нацепил на вилку несколько листьев салата и помидорку черри, которые, бормоча что-то об идущем на посадку вертолетике, всунул монаху в рот. – Сюда приходят выпить, показать свои самые яркие тряпки и потрахаться, а не эстетическое удовольствие получить.

– Мне просто пришла в голову одна идея. – Глаза Кюхёна оживленно заблестели. – Правда, не уверен, прилично ли это… Если бы я пригласил тебя на танец, ты бы согласился?

– Ну уж не здесь, балда. – Хичоль выпрямился, словно готовясь прочесть научную лекцию. – Один из нас – точно суперзвезда, и если начнем топтаться в обнимку, кто-то сфотографирует, журналисты настолько охренеют, что не смогут это адекватно прокомментировать, а потом люди будут говорить: «Да, в последнее время SME определенно управляет совет шипперов, и недавно к ним присоединился слэшер-неканонщик».

– Но ты бы потанцевал? – снова спросил монах, будто не слышавший тирады собеседника. Для него ответ явно был очень важен: судя по всему, он полагал, что танец под романтическую композицию – это какое-то особое таинство влюбленных парочек. Хичоль не понимал, зачем это вообще нужно, но согласился. Кюхён выглядел, как ребенок, которому пообещали целый пакет разнообразных сладостей и игрушечную машинку в придачу.

Вдруг к столу приблизился мужчина лет сорока пяти, полноватый, с маленькими колючими глазками и в очках. Увидев Хичоля, он радостно засмеялся и раскинул руки для объятий. Артист с неохотой поднялся ему навстречу и позволил прижать свое звездное тело к чужому упитанному животу, но как только произошла попытка поцелуя, оттолкнул уже точно не просто «старого знакомого» и сказал, что все давно кончено, а потому подобные нежности не допускаются. Кюхён сначала деликатно отводил взгляд в сторону. Все, что происходило в личной жизни Хичоля, никоим образом его не касалось. Однако вскоре стало ясно, что мужчина – навеселе и не понимает весьма грубых требований бывшего любовника найти себе на эту ночь кого-то другого. Хичоль мог и ударить, а его удар теперь мог привести к серьезным травмам. Кюхён поднялся с дивана и встал прямо напротив незнакомца. Тот замер, увидев странного парня, который застыл перед ним и молча, пристально уставился ему в глаза. А потом мужчина, покачнувшись, уснул – Хичоль едва успел подхватить толстяка, чтобы он не растянулся на полу, и усадил его за стол.

– Бурная молодость, – сказал айдол, с кокетливой улыбкой посмотрев на монаха. – В каждом злачном заведении Сеула вероятность встретить моего бывшего – примерно один к десяти.

Кюхён покачал головой, открыл рот, чтобы заговорить, но передумал, только скривился, как от боли, и быстро спустился по лестнице на первый этаж. Хичоль немного поматерился себе под нос и бросился за ним вдогонку. Монах скрылся в туалете – там он, чтобы успокоиться, по привычке умывался холодной водой, совершенно забыв, что у него на лице теперь – целая косметичка.

– Что такое? – спросил Хичоль, войдя в туалет. Он вальяжно засунул руки в карманы брюк, чтобы совсем не выглядеть виноватым или смущенным. – Это сцена ревности? Если что, я с тем мужиком три года назад несколько раз перепихнулся – и все.

– Просто секс? – Кюхён жестом указал на дверь, словно бывший любовник спал волшебным сном прямо за ней. – Я еще мог бы понять, если бы это был твой мужчина. Но ты всего лишь занимался с ним сексом. Он ведь непривлекателен, да буду я наказан за осуждение чужого облика! Не мог ты быть очарован им, как герцогом или нашими врагами! Почему тогда сделал это?

– Скучно было, – спокойно признался Хичоль.

– Когда скучно, слушают музыку, читают книги, встречаются с друзьями… а не отдаются толстым, немолодым и наверняка богатым распутникам!

– Он не очень богат, да еще и жмот, – вспомнил Хичоль. – И, знаешь, не тебе рассуждать. Знал бы, что такое секс – догадывался бы, что это весьма занятное времяпрепровождение.

– Занятно – унижать себя?

– Хм, бывает такое. Время от времени во мне и мазохистские наклонности просыпаются.

– Ты знаешь, что я говорю о порочащих тебя связях, а не о том, как ты это делаешь!.. Кстати, мазохист – это тот, кому нравится боль, правильно?

– Ой, глядите, какие пошлые словечки мы запомнили! Вымой рот с мылом и больше такого не говори!

Кюхён скрестил руки на груди. Казалось, еще немного – и он начнет злиться, обидевшись на сравнение с малышом. Хичоль этого ждал, ему хотелось сделать из монаха обычного человека. Зря.

– Да, я действительно почувствовал ревность, хотя это плохо, – сказал Кюхён ровным тоном, сумев взять свои эмоции под контроль. – И я действительно не могу рассуждать о потребностях людей, для которых секс – важная часть жизни. Прости меня.

– И все? – расстроился Хичоль. – А поругаться?

Кюхён уверенно помотал головой.

– М-да, еще никогда меня так тухленько не ревновали, – заметил Хичоль, на всякий случай, рассматривая свое отражение в зеркале над раковинами: может, дело не в монашеском смирении «полубойфренда», а в том, что он сам уже товарный вид потерял? К счастью, за пару часов ничего не изменилось, и «вселенская звезда» все еще выглядела не хуже многих начинающих айдолов. – Ты меня даже оскорбил немного.

– Не понимаю. – Монах сдвинул брови. – Разве ссориться из-за ревности к прошлому – не…

Телефон Кюхёна зазвонил. Он уже поменялся аппаратами со своим оригиналом, и на экране появилась надпись «ААА!!! Настоящий монстр!» Это был Чанмин, и он звал своего «хорошего друга» в ресторан – поесть и выпить. То, что у Кюхёна были проблемы с пищеварением, его не смутило: оказалось, что за день до этого лидер видел, как настоящий артист втихую уплетал за обе щеки сэндвич с ветчиной, и остался очень недоволен тем, что макнэ пренебрегает предписаниями врача. А уж вкусная, качественная еда из дорогого ресторана явно была лучше дешевого бутерброда…

– Доигрались, – сокрушенно прошептал Хичоль. – Мой гос… Чанмин тебя проверяет. Ты знаешь, как настоящие жрут, если встретятся? На милю вокруг никакого мяса, морепродуктов и пива не остается. А ты… Ты веган и трезвенник.

– Звоню Чо Кюхёну, – решил монах. – Поедет он.

– У меня не просто эвил макнэ, а говнюк-падла-ублюдок макнэ, – чуть не плача, сказал Хичоль. – И у «атомной группы полураспада» – такой же. Они утром созвонились, Мин рассказал, как в Мехико хорошо, только Кю не хватает…

РЕЙСЫ «СЕУЛ – НЬЮ-ЙОРК – МЕХИКО»

Кюхён, летевший с поддельным паспортом монаха, сидел, отвернувшись к окну: его вряд ли могли узнать соседки, две сестры лет семидесяти, но подстраховка не мешала. При этом он буквально то офигевал, то ржал от содержимого телефона своего вымышленного двойника. Офигевал – от закачанных туда сочинений религиозных мыслителей начиная от эпохи Возрождения и до двадцатого века, а ржал – от количества фотографий своего коллеги по группе.

– И чего же ты ноешь, Хичоль хён? – смеялся он, листая снимки. – Да это твой фанат номер один! Но… он реально на эти фотки не дрочит? Просто коллекционирует и любуется? Вот больной… Прилечу – поищу фанфики про КюМинов, там хоть здоровые извращенские отношения!

СЕУЛ

Чанмин, выйдя из общежития, набрал номер Хангена.

– Привет, охотничек, – ласково сказал он. Чанмин делал это редко, только в раздражении, – намекал на свои эксклюзивные знания о прошлом Хангена. До обращения тот был охотником на вампиров из немногочисленного, но самого могущественного и уважаемого клана, известного своей сверхъестественной физической силой, которая позволяла ему истреблять нечисть. Уже двенадцать веков китаец сам был вампиром, но, похоже, искренне уважал лишь своего господина, а остальных себе подобных, если это требовалось, убивал с еще большим удовольствием, нежели простых смертных. Как правило, упоминание злило Хангена: это говорило о том, что двести лет назад другой человек занял место любимца Хичоля. И человек этот был не бесстрашным воином, а всего лишь привыкшим к подобострастию слугой, который, конечно, не имел никакого права на особое расположение великого господина. – Как ты утром и просил, еду проверять Кюхёна. Он тот еще гурман и любитель выпить, а наш, как ты помнишь, – монах с кучей ограничений. Уверен, это настоящий. Только у него с кишечником проблемы. Если будете завтра всей группой вместо работы носить ему таблетки в туалет – ваши проблемы. Нет, носить будешь ты. Сам бы посмотрел, как тебя от запаха перекосит!

– Это монах, – холодно ответил Ханген. – Я вижу разницу. Кроме того, он ел сэндвич с ветчиной, я слышал, как об этом бормочет Пак Чонсу. Сделай фото того, как он ест и пьет, выложи в сеть.

– Чанмин такого не делает, дурик, – фыркнул Чанмин. – У него же нет официального личного…

– Пришлешь мне, – резко прервал его Ханген. – Не заигрывайся. Ты не тот артист и подчиняешься не какому-то сборищу клоунов, а нашему господину.

Китаец бросил трубку. Чанмин, который уже завел мотор, положил телефон в карман джинсов и раздраженно произнес:

– «Господину»… Да так и говори: «моей лапушке», ты ведь жениться на нем хочешь.

Чанмин выбрал корейский ресторан, не слишком большой и фешенебельный, но уютный и с прекрасной кухней. Он уже однажды водил туда настоящего макнэ Super Junior и понял, что главное удобство заведения – в уютных отсеках, отделенных от остальных посетителей занавесками. Там он и ждал приглашенного, который, правда, явился не один.

– Если ты приедешь со мной, он все поймет, – резонно заметил Кюхён, когда Хичоль просочился в его такси.

– Я сплю в одной комнате с «тобой» уже три месяца, ходят слухи, что мы любовники, – ответил Хичоль, царапая ногтем указательного пальца рубашку на его плече. – Я серьезно. Поехали?

– На свой страх и риск, – предупредил Кюхён.

Водитель, хотевший сначала украдкой сфотографировать звездных пассажиров, разочаровался: они говорили на «каком-то европейском» и точно не могли быть теми, за кого он их принял.

Кюхён заранее приготовил «эликсир для роста волос», и все артисты, которым для изображения списанных с них персонажей требовалась роскошная шевелюра, помыли голову еще днем. Результат, правда, проявился лишь во время визита в общежитие, и все долго смеялись, отрезая вдруг начавшие ускоренно расти патлы. Когда с прическами было покончено, в ход пошли аксессуары и краткий курс актерского мастерства. Конечно, артистам не требовалось с утра до ночи играть на публику, но на случай визита Хичоля и его команды в Мехико это лишним не было.

– Грязные рабы, – попытался войти в роль лидер, гордо выпрямившись и окинув товарищей презрительным взглядом.

– Ничтожные плебеи, – подсказал герцог. – Рабами я никого не зову.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю