Текст книги "Герой не твоего романа (СИ)"
Автор книги: lovely dahlia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 100 страниц)
Рамон перевел вопрос, и негритянка покачала головой.
– Глупышка, – произнесла она сочувственным тоном, снова принимаясь гладить Джунсу по щеке. – Давно ты здесь? Твоего мира наверняка уже нет… Они все исчезают. Тебе повезло.
Джунсу было не по себе от сожаления в голосе Аделиты и нескрываемого интереса в ее глазах.
– Что это значит – «мира больше нет»? – спросил он у Рамона, отползая от негритянки с риском пересесть на колени переводчика. – Может, ей просто лень? Или она не умеет?
– Я не смогла бы привести тебя сюда, но заглянуть в твой мир мне нетрудно, – ответила Аделита, задетая за живое сомнениями в своих способностях. – Если он, конечно, еще существует. Опиши его. Подробно. Расскажи о своей жизни. Когда я буду знать достаточно, то смогу искать.
Джунсу глубоко вздохнул и тихо выругался, но все же начал монолог, ощущая себя не то на приеме у психолога, не то на исповеди. Аделита, снова занимавшая диван напротив, внимательно слушала перевод Рамона и делала какие-то пометки в своей записной книжке. Минут через двадцать она, сказав, что услышала достаточно, полностью уничтожила мистичность ситуации – вынула из-за декоративной подушки, к которой прислонялась спиной, до боли земной iPad.
– Повтори свое имя, – попросила Аделита. Услышав ответ, она что-то проверила на просторах интернета и в очередной раз хитро усмехнулась. Затем, отложив планшет в сторону, женщина попросила: – Теперь – подождите. Я войду в транс и попробую найти твой мир. Если не получится – значит, его больше не существует.
Аделита закрыла глаза и откинулась на спинку дивана. Несколько минут она оставалась в таком положении, но выглядела не как шаман в трансе, а как крепко спящий человек.
– Идиотизм, блин горелый, она просто чокнутая, – процедил Джунсу, опуская голову.
– Что ты сказал? – удивился Рамон. – Почему это было по-русски?
– Ах, да, – в раздражении ответил Джунсу. – После того, как нас привели в ваш мир, мы почему-то все заговорили на этом языке. Ума не приложу, как это произошло. Что самое странное, мы, если не следим за собой, машинально переходим на русский. Даже… Вот недавно Джеджун инициировал всеобщую переписку на холодильнике. Какой язык он использовал? Русский. А ведь кореец! Да и я тоже…
– Твоего мира больше нет, – вдруг объявила Аделита, открывая глаза. – Остался лишь след, который уже почти стерся.
– Бред, – сказал Джунсу, вставая с дивана. Он достал из кармана джинсов несколько купюр и бросил их на стол. – Вот вам за комедию. Рамон, мы уходим.
– Стой. – Переводчик схватил его за руку. – Твоего мира нет, но это не значит, что другие также исчезли! Мы можем проверить! Расскажем, например, о мире Джеджуна и попробуем попасть туда!
– Вперед, – безразлично бросил Джунсу, устало падая обратно на диван.
Аделита боялась, что полученных сведений окажется недостаточно, ведь Джунсу знал биографию Джеджуна лишь в общих чертах. Однако, закрыв глаза, она вскоре расплылась в удовлетворенной улыбке и посоветовала гостям расслабиться перед началом «сна». Не успел Джунсу мысленно послать ее к черту, как его веки налились свинцом и опустились; художник сначала оказался в темной пустоте, а затем – в холле дорогой квартиры. Слева от него стоял изумленный Рамон, справа – спокойная Аделита, а напротив – встревоженный Юно, разъяренный Джунсу и расстроенный Ючон.
– Сейчас они не видят вас, – сказала негритянка. – Можете наблюдать за ними.
– Вы правда не знаете, где Джеджун? – повторил уже, видно, этак в десятый раз Юно. – Вы ведь его друзья, разве он не сказал вам, куда уехал?
– Ничего он не сказал, придурок! – взвился Ючон. – Вы с Чанмином довели его, и он исчез! Может, вообще с собой покончил, он такое мог! Особенно после того, как твой муженек-наркоман его с лестницы столкнул и вашего ребенка убил!
– Беременным омегам слово не давали, – мрачно осадил его Джунсу. – Иди истерить в свою комнату, шлюха.
По всей видимости, Джунсу, хоть и не прогнал любимого в положении, никак не мог простить ему измену. Ючон отвернулся и, чуть не плача, отправился в указанном направлении. Теперь Джунсу-художник заметил под его широкой одеждой еще не большой, но уже бросающийся в глаза живот. Давний кошмар все-таки ожил. Джунсу с перекошенным лицом проводил взглядом Ючона-омегу и прокомментировал:
– Какое счастье, что этот пиздец существует только в одном мире…
Тем не менее, он пошел за Ючоном и, замерев на пороге его комнаты, стал смотреть, как потерявший всякое сходство с альфой или бетой омега рыдает, вытирая слезы бумажными носовыми платками. В это время Джунсу-начальник и Юно-альфонс ссорились из-за Джеджуна, которого не могли найти ни полицейские, ни частные детективы: откуда же им было знать, что бухгалтер сейчас счастлив с вампиром где-то в пригороде Мехико.
Когда настало время возвращаться, Джунсу вновь окунулся в темноту, а потом очнулся на диване в салоне Аделиты. Легко было догадаться, что его тело не двигалось с места – путешествовало лишь сознание.
– Мир Джеджуна, – констатировал остолбеневший художник. – Там был еще один я. Я видел другого человека с моим лицом. Это… это немного пугает. – Он с трудом заставил себя оторваться от разглядывания стены и устремить на Аделиту осмысленный взгляд. – Расскажите мне о наших мирах. Кажется, вы все знаете. Почему они исчезают? Как нас сюда привели?
Губы Аделиты растянулись в коварной улыбке.
– Ты точно хочешь знать это, красавчик? Тебе не понравится.
Джунсу решительно кивнул. Правда, когда Рамон услышал рассказ негритянки, он долгое время не хотел переводить ее слова и только повторял, что это – безумие. Но потом все же перевел. Пораженный Джунсу потребовал доказательств, обещав заплатить за них столько, сколько потребуется; Аделита подтвердила все бесплатно, потому что клиент попался уникальный.
Джунсу пришел домой только утром, и то не в особняк, а в квартиру Рамона. Переводчик пробовал утешить его, но не мог подобрать нужных слов; в итоге он просто позволил художнику накачиваться текилой и стеклянными глазами смотреть на экран ноутбука, где «золотой голос и платиновая попа» Кореи Ким Джунсу пел то в составе квинтета DBSK, то втроем с Джеджуном и Ючоном, то вообще сольно. Художник пьяно посмеивался и отпускал злые, совсем не забавные шутки по отношению ко всем пятерым артистам (или, точнее, шестерым – скоро он узнал и о существовании макнэ Super Junior).
– Забудь все, что было этой ночью, как страшный сон, – посоветовал Рамон, когда совсем опьяневший Джунсу, в очередной раз сбросив звонок от майора, лег на кровать и закрыл глаза.
– Уже не забуду, – пробормотал художник. – Это невозможно. Но я… я сменю имя. И сделаю дюжину пластических операций.
– Давай ограничимся именем, – сказал Рамон, ложась рядом с ним.
МОСКВА
Леонид взял в привычку каждый вечер приходить в одну из VIP-палат больницы, главным врачом которой был старый знакомый его отца. Говорили, что надежды на выход из комы нет, а значит, попытка мести Шим Чанмину провалилась с оглушительным треском. Однако главное орудие этой несостоявшейся мести очень нравилось Леониду. Хоть он и пошутил насчет секса с человеком в коме, но прикасаться к нему, изучать его тело было интересно, это напоминало вуайеризм. Сначала Леонид приучал себя к уродливой руке вампира. Он долго разглядывал то место на плече, где нежная светлая кожа резко переходила в грубую серую, водил пальцем по твердым наростам, служившим, вероятно, чем-то вроде защиты от повреждений, трогал толстые желтые когти, которые без должного ухода стали довольно быстро отрастать. В конце концов Леонид пришел к выводу, что частичное уродство делает вампира еще соблазнительнее, и перешел на все остальное. Развращенный сын бандита позволил себе полностью раздеть монстра из другого мира, внимательно рассмотреть его половой орган, поцеловать в губы. Ему начало казаться, что у них завязался роман. Оставалось, пожалуй, только переступить последнюю грань разумного и заняться сексом с находящимся в коме вампиром, проникнуть в ставшее столь желанным для него тело. Решившись на этот шаг, Леонид даже принес своему бесчувственному любовнику алую розу, перевязанную атласной черной лентой, и положил ее на тумбочку у кровати. Он расстегнул пуговицы на больничной рубашке вампира, откинул в сторону одеяло. Иглы капельниц приходилось выдернуть – ничего страшного, потом медсестра за дополнительную плату вернула бы все на прежние места и даже не обмолвилась о случившемся.
– Красивый, – прошептал Леонид, наклоняясь к его губам. – Сколько же вас таких там, на этой эстраде…
Леонид поцеловал Хичоля и стал опускаться все ниже, к его шее, груди и животу. Когда же ему надоело дарить ласки тому, кто все равно никак на них не реагировал, он перевернул вампира на живот. И тут, упав лицом на подушку, «безнадежный больной» неожиданно пришел в себя. Он понял только две вещи: что на нем нет одежды и что по его ягодицам скользят чьи-то шаловливые руки. В следующее мгновение двое уже поменялись местами: Леонид лежал на кровати и отчаянно хрипел, а нависший над ним Хичоль сдавливал его шею, царапая кожу отросшими когтями.
– Кто ты такой и что со мной делал, ублюдок? – спросил Хичоль. Его голос выдавал волнение и злость – вампир совсем потерял над собой контроль.
– Я Леонид, тебя сюда благодаря мне вытащили, – кое-как выдавил дважды несостоявшийся насильник. – Ничего я с тобой не сделал, клянусь…
– Но хотел же? – улыбнулся Хичоль, разжимая пальцы.
– А можно? – обрадовался Леонид.
– Еще чего. – Вампир небрежно скинул его с кровати и оделся. – Где мой слуга и сыновья?
– В соседних палатах. Полчаса назад все тоже в коме были…
– Благодарю за заботу, хоть это и унизительно, – сказал Хичоль, окидывая взглядом свою палату. – Капельница, катетер, утка… Моя рука на всеобщем обозрении… Может, стоило исчезнуть к чертовой матери вместе с этим проклятым миром.
Хичоль вышел в коридор, один раз покачнувшись: несмотря на свою вампирскую сущность, он был еще слаб после комы. За дверью его встретил Ханген, который очнулся примерно в то же время и уже отправился на поиски господина. Увидев его, он поздоровался и опустился на колени.
– И я рад тебя видеть, – ответил Хичоль, шлепнув его по плечу. – Где мои дети?
Хёкдже и Донхэ еще не очнулись. Хичоль, повелительным тоном потребовав у Леонида свою нормальную одежду и донорскую кровь для восстановления сил, стал дежурить по очереди у постелей обоих сыновей, меняясь с Хангеном. Таким образом, когда через два с половиной часа «темные принцы» одновременно пришли в себя, то Донхэ увидел любимого отца, а Хёкдже – тщательно ненавидимого слугу.
– Откроешь глаза – а тут твоя морда кирпичом, – вздохнул Хёкдже. – Папу позови.
Вскоре приехала Настя. Она, по своему обыкновению, прилипла к каждому из вампиров, особенно задержавшись на Хичоле и даже не постеснявшись при четверых свидетелях поцеловать его, как признанного бойфренда. Древний вампир ответил тем, что крепко прижал к себе девушку. Хёкдже и Донхэ печально переглянулись: похоже, их отец счел Настю полезной и собирался добросовестно играть с ней в любовь.
– Но все лучше, чем Ханген, – заключил Донхэ.
– Позитивный ты какой, – ответил его брат. – Настроение хорошее?
– А то. – Донхэ улыбнулся и потер руки. – Скоро Мина шпынять будем. С полного папочкиного одобрения.
– Точно! – обрадовался Хёкдже. – И посмотрим, как папа его на место ставит. Ух, класс, давно мечтал об этом!
– Давай предложим отдать его Хангену, – шепотом посоветовал Донхэ. – Чтобы отодрал предателя.
– А как насчет меня? – спросил Леонид, вклиниваясь в беседу братьев. – Я бы с удовольствием наказал эту сволочь. Если ваш отец прикажет ему не сопротивляться…
– Поддерживаю эту идею, – бесстрастно отозвался Ханген, который молча, скрестив руки на груди, наблюдал за нежностями между Хичолем и Настей. – Смертный бандит, вероятно, не погнушается приближенным могущественного древнего вампира, а вот я не имею никакого желания заниматься сексом с подобной швалью.
– Все идем за мной, – закричала счастливая Настя. Она отлепилась от Хичоля, но продолжала держать его за руку. – У нас две машины, на одной Леонид приехал, на другой – я.
– Ты еще и водишь? – Хичоль чмокнул девушку в щеку. – Вот это умница! Мальчики, Ханни, мы отправляемся к Никите Сергеевичу, о котором я вам рассказывал, чтобы выразить ему свое почтение и поблагодарить за помощь.
– Это же я помог, – обиделся Леонид. – Почему ты мне почтение не выражаешь?
– Настенька, солнышко, – тихо сказал Хичоль, уже направлявшийся вместе с девушкой к выходу из больницы. – Мои мальчики ведь не такие же, как этот моральный урод?
– Нет, оппа, ты чего! – Настя оглянулась назад через плечо: все трое «папиных сыночков» вышагивали рядом, а верный слуга шел поодаль. – ЫнХэ – лапочки, хоть и балбесы, а Лёня наш – извращенец, садист и трус.
– Прямо на сердце легче стало, – улыбнулся Хичоль, прижав ладонь к своей груди. – В таком случае, выражу Никите Сергеевичу не только почтение, но и соболезнования.
Хичоль попросил Настю и своих сыновей подождать в машине, пока он будет беседовать с наркодилером. Хёкдже и Донхэ, обиженные недоверием к своим персонам, согласились и стали вполголоса поливать грязью всех подряд, с особенным удовольствием проезжаясь по Чанмину и Хангену.
– Парни, а за что вы их так ненавидите? – поинтересовалась Настя, встав коленями на водительском сидении и повернувшись лицом к вампирам. – Ладно, насчет Минни я понимаю. Он предал всех. А Ханни за что?
– Чанмина мы ненавидим, потому что папа его любит, – поправил ее Хёкдже. – Вот и сейчас: я бы на папином месте оторвал засранцу две руки, чтоб еще уродливее меня стал, и оставил так на годик-другой, запретив отращивать конечности. А папка в лучшем случае отругает его и прикажет голодать пару недель. Хоть бы, в самом деле, ваш Леонид его оттрахал, как душе угодно.
– А Хангена мы недолюбливаем, потому что он спит и видит, как бы папу раком поставить, – подхватил Донхэ. Настя недовольно цокнула языком. – И еще – ну видела же ты его, с ним вообще разговаривать невозможно! Если бы двенадцать веков назад делали киборгов, я бы сказал, что он – один из них. Но киборгов не было, а были пафосные бесстрашные охотники на вампиров, и есть поганый слушок, что он когда-то убивал нам подобных, а потом папа сделал его своим слугой. И вот типа поэтому он такой непрошибаемый: сделает морду кирпичом, а в душе страдает, потому что уже кучу веков наступает на горло своим принципам и любит того, кого ему следовало жестоко убить.
– Да, слышал такое как-то раз, – подтвердил Хёкдже. – С Мином проще хоть в том плане, что он обычная подзаборная шавка: никаких тебе загадок, весь как на ладони, падла бессовестная. Не люблю загадочных, бесят.
– Братец хотел быть таинственным вампиром, а сам получился лошариком, – сообщил Донхэ, потянувшись к Насте. – Вот и злится на всех, у кого имидж круче.
– Да ты еще больший лошарик! – обиделся Хёкдже.
– Зато я красивый, – гордо улыбнулся Донхэ.
– А я, значит, пугало? – Старший из братьев начал выходить из себя.
– Не пугало, но я покрасивее буду. – Донхэ взялся изучать ногти на своей левой руке, не удостаивая Хёкдже, таким образом, ни единым взглядом.
– Смешные вы, ребята, – оценила их Настя. – Если надо будет – с удовольствием стану вашей мачехой.
Братья мгновенно забыли о разногласиях и с безысходностью в глазах посмотрели друг на друга.
– Отец теперь делает все, что скажет Чанмин, – объяснял Леонид, провожая Хичоля и Хангена в дом Никиты Сергеевича. – И еще на меня огрызается, если я возражаю! Мы очень рады, что вы здесь. На вас – вся надежда. Только я не знаю, как отец сейчас отреагирует… Он же слуга Чанмина. И… он тебе тоже подчиняется, правильно я понимаю? Но ты же не станешь ему приказывать?
– К сожалению, я не могу этого делать, – ответил Хичоль, качая головой. – Вассал моего вассала – не мой вассал. – Он толкнул дверь в гостиную, где Никита Сергеевич как раз приятно коротал время в обществе своей молодой жены, и поприветствовал возмущенных супругов учтивой улыбкой. – Поэтому я запрещаю своим слугам иметь собственных слуг. У Чанмина такой запрет тоже был. Но в тот момент, когда он укусил этого человека и впрыснул в его жилы свой яд, меня фактически не существовало. – Хичоль прошел в гостиную, словно был здесь хозяином, и занял кресло напротив дивана, где устроились Никита Сергеевич, его жена и их персидская кошка. Ханген встал за спиной господина. – Так маленький предатель легко ослушался приказа.
– А ты кто? – Никита Сергеевич поднялся, скрестив руки на груди. – Кто тебя сюда пустил? Почему ведешь себя так, как будто меня здесь нет?
– Папа, его я привел! – бодро объявил Леонид, влетая в гостиную. – Это Хичоль, хозяин Чанмина, который его приструнит! Он запретит ему приказывать тебе!
– Лёня, дебил! – рявкнул Никита Сергеевич. – Я что сказал про Чанмина? Это – хренова убогая тварь, которая живет только благодаря мне, но теперь он мой господин и я никому не позволю причинить ему вред! Забирай отсюда этого смазливого педрилу и можешь вставить ему во все дырки, разрешаю!
Хичоль указал на себя пальцем и, благожелательно усмехнувшись, сказал:
– Грубо. Да и ваш сын, должен признаться, не совсем в моем вкусе. Пожалуй, воздержусь от предоставления ему доступа к моим, как вы выразились, дыркам.
– Папа, ну как ты не понимаешь? – Леонид подошел ближе к отцу. – Хичоль избавит тебя от господина, ты станешь свободным! Может, он даже не просто запретит ему, а убьет. Правда? – Леонид повернулся к Хичолю и с надеждой взглянул на него. – Ты ведь можешь убить его, раз он нарушил твой приказ?
– Да, я убью. – Хичоль задумчиво сцепил свои пальцы в замок и, закрыв глаза, опустил голову. – Придется. И даже не могу сказать, что мне жаль.
– Только попробуй, – зарычал Никита Сергеевич, обнажая клыки: ему нравилось так делать, потому что он считал это эффектным. – Мы теперь – одна команда!
Хичоль улыбнулся и мягко произнес:
– Я должен убить. Но не Чанмина.
Он открыл глаза и устремил пронзительный взгляд на Никиту Сергеевича, которого тут же объяло яркое пламя. Он бросился на Хичоля, и тот, не чувствуя жара от порожденного им огня, схватил его за шею. Несмотря на разницу в габаритах, древний вампир легко поднял новичка над полом и держал на вытянутой руке, наблюдая, как тот сгорает заживо. В это время Ханген, не дожидаясь указаний, одним ударом проломил череп Леониду и, завладев его пистолетом, застрелил прибежавшего на визг Кристины охранника, следом за которым, отправилась и сама жена наркоторговца. Когда Хичолю надоело смотреть на мучения Никиты Сергеевича, он бросил его на пол, предоставив заботам Хангена. Две пули – в сердце и в голову – лишили Чанмина одного из слуг.
– Сил не остается, – признал Хичоль, потерев пальцами виски. Гостиная превращалась в один большой костер, который должен был стремительно расползтись по всему дому и уничтожить его. – Я давно не устраивал приличных пожаров.
– Вам помочь? – обеспокоенно спросил Ханген, готовый поддержать гоподина.
– Нет, все в порядке. Не такая уж я и старенькая немощь. – Хичоль наклонился над Леонидом, окунул два пальца человеческой левой руки в кровь на его голове, поднес их к своему рту и лизнул. – Все-таки он не трахнул меня. Приятно это знать. Но потрогал везде, где мог… Чертов больной извращенец. Так ему и надо. Молодец, Ханни.
– Если бы я знал, что он прикасался к вам, господин, то убил бы его более жестоко, – мрачно заметил Ханген.
Хичоль пошел прочь из гостиной. Пламя, поглощавшее всех находившихся в доме, расступалось перед ним и его слугой.
– Если бы я знал, сколько времени и как именно он меня лапал, то сам бы его кастрировал, – ответил Хичоль и вдруг едва не споткнулся. Ханген немедленно подбежал к нему и позволил опереться на свое плечо. – О, как в старые добрые времена, Ханни… Я жгу города, а ты помогаешь мне держаться на ногах, когда силы начинают покидать меня… Весьма романтично. Нравится тискать мое хрупкое с виду тело?
– Это честь для меня – быть вашей опорой, – сказал Ханген, не смея смотреть на временно ослабевшего господина.
– Врешь, китайский ты мой болванчик. – Хичоль щелкнул пальцами, украшенными изящными перстнями поверх черной материи перчатки. Бежавший навстречу вампирам мужчина с оружием – вероятно, еще один телохранитель – оказался объят огнем, который набросился на свою жертву, словно дикий зверь на добычу. – После того, с каким удовольствием ты взялся за «предсмертный секс», больше таким словам не поверю.
– Простите, господин, я не достоин касаться вас таким образом, – смиренно извинился Ханген.
– Да ладно, чего уж там, мы оба тогда психанули, – благосклонно улыбнулся Хичоль.
Настя вылезла из машины и дрожала, глядя на то, как из окон горящего дома вырываются клубы дыма и языки пламени. Когда Хичоль, которого Ханген уже не поддерживал, приблизился к ней, она отпрянула и стала пятиться, пока не наткнулась на камень и не упала пятой точкой прямо на землю.
– Милая, ну чего ты так боишься? – Хичоль присел рядом с ней на одно колени и погладил левой рукой по щеке. Он улыбался, как демон, но не соблазна, а разрушения. Сейчас у него не осталось совершенно ничего общего с тем певцом, который подарил ему свою внешность и имя. Это было чудовище, получавшее удовольствие от чужих смертей и страданий. – Я должен был убить этих людей. Они знали, кто я такой.
– Я… Я тоже знаю, – прошептала Настя, чуть не плача от страха.
– Но ты – другое дело! – Хичоль поцеловал девушку в лоб. Его губы обожгли кожу, словно он весь был соткан из подчинявшегося ему пламени. – Я умею быть благодарным. Ты привела меня сюда, подарила мне шанс. Ты – а вовсе не те люди, которые сейчас сгорают дотла. Я не причиню тебе зла, лисичка.
Хичоль снова чмокнул ее – в нос – и сел на пассажирское сидение Настиной машины, в то время как Ханген занял место водителя. Донхэ толкнул Хёкдже, и тот вылез из салона, чтобы затащить обомлевшую девушку на заднее сидение, устроив между собой и младшим братом.
– А…, а почему «лисичка»? – спросила Настя, все еще сомневаясь в отсутствии угрозы для собственной жизни.
– Рыженькая, – ответил Хичоль, повернувшись к ней и довольно игриво подмигнув.
Ханген завел мотор и стал медленно отъезжать от устроенного при его содействии пожара.
– В Мексику! – в предвкушении сжал кулаки Хёкдже.
– Пиздить Мина! – задорно продолжил Донхэ, потянувшись к брату через застывшую Настю.
– И пить текилу!
– И лапать мексиканок!
– Дети, – вздохнул Хичоль, с теплотой во взгляде посмотрев на сыновей через зеркало заднего вида.
Настя немного расслабилась. Если этот безжалостный убийца мог быть любящим и даже необъективным отцом, вероятно, и с девушкой он перевоплотился бы во внимательного кавалера
====== Глава 23 ======
МОСКВА
Вероника уже устала плакать. Все, что составляло ее хрупкое счастье, рухнуло за несколько дней. Сначала сестра. Анжелика, которую она обожала с ранних лет, посмеялась над ее любовью. «Так ты чего, серьезно пускаешь слюни на этих корейцев? – смеялась девушка, роясь в плакатах, фотобуках и упаковках с дисками. – Замуж, что ли, за них собралась? Мужика тебе надо, вот что. А то уже шибанулась от недотраха. И это… Ну, глядите-ка… – Анжелика помахала браслетиком с вышитыми на нем заветными словами. – „Кассиопея и TVXQ – навеки вместе“… Что за идиотизм? Кассиопея – так группа называется? А буквы – что такое? А-а-а, наоборот, Кассиопея – типа сборище таких же несчастных одиночек, как ты? Никусь, не дело это! У меня в группе есть один ботаник, пристает ко мне, но я его отшиваю, терпеть не могу неудачников. Может, встретишься с ним? Вдруг у вас что-то получится? Иначе до конца жизни будешь онанировать, целуясь с фотками этих корейцев! Кстати, ты от какого из них балдеешь? От того, который на моего бывшего похож, или второго, совсем страшного?» Для Вероники было дикостью услышать, что Чон Юно – «совсем страшный», и она хотела возразить, но слова так и застряли в горле. Она была жалкой и ненавидела себя за это. Касси, которая стесняется своей любви к TVXQ, боится заступиться за них перед посторонними, чтобы не выглядеть чокнутой… «Мне их музыка просто нравится, Ликусь, – слабым голосом выдавила Вероника, ощущая себя полным ничтожеством. – У них песни очень веселые и позитивные.» Анжелику это не убедило. «Ну и слушала бы наших рэперов, у них тексты классные бывают, смешные и со смыслом, – ответила девушка. – Нет, дорогая, ты этих мужиков хочешь. А у них, да будет тебе известно, обычно члены маленькие. Вставит – и не заметишь.» И опять эта тема о членах. Как будто в мужчине больше ничего хорошего нет, кроме гениталий. Но как могла Вероника спорить с сестрой? Та лишь высмеяла бы ее. Мол, ты же не понимаешь, о чем говоришь, размер члена – это очень важно, у меня подруга от своего парня ушла, потому что он ее со своими десятью сантиметрами удовлетворить не мог, и нашла себе с большим, теперь ходит все время в нирване… Вероника это уже проходила и с тех пор об интиме не заговаривала. У нее не было «стажа» в этом деле, и права голоса, с точки зрения опытной младшей сестры, она не имела.
А потом – еще и Настя. Любимая ученица, единственная подруга, которую она, сама того не желая, привела в ряды Кассиопеи… Ей вдруг стали не нужны уроки английского, а затем – и простые встречи в непринужденной обстановке. Он даже не отвечала на звонки. И сейчас, когда Вероника звонила в третий раз подряд, «рыжее солнышко», как она называла Настю, только сбросила вызов. Вероника достала из ящика стола карточку с фото Шим Чанмина и прижала к груди, после чего разразилась безутешными рыданиями. У нее были только фотографии. Этот человек не знал о ее существовании. Бессмысленном, глупом, убогом существовании слишком взрослой для таких чувств фанатки…
– Пишут же: пристегните ремни, – заметил Хичоль, выполняя для Насти указанную процедуру. Вроде, все было в рамках приличия, но случайные прикосновения заставляли трепетать. Соблазнять он умел получше своего безродного слуги. – Самолет скоро взлетает, лисичка. Отключи телефон. Кто тебе так названивает? Уж не твой ли парень?
– Ты пил мою кровь и знаешь, что парня нет, – ответила Настя, указывая на прокушенный сгиб локтя. – Это – Вероника. Та самая.
– Ах, Вероника… – Хичоль улыбнулся. В его глазах вспыхнул недобрый огонь. – Мы к ней наведаемся. Позже.
– Ты же не убьешь ее? – испугалась Настя. – Она ничего плохого не сделала!
– Это как сказать… – Хичоль задумчиво посмотрел на свою правую руку, которая сейчас покоилась на подлокотнике кресла. – Я все же хочу поговорить с этой девушкой. Кажется, будет интересно.
– А какие у тебя дальнейшие планы?
Хичоль усмехнулся и достал из внутреннего кармана пиджака распечатанное на обычной бумаге фото. Super Junior.
– В Корею, – пояснил он, одним жестом сминая фотографию в комок. – Я хочу увидеть этих людей. И особенно, как ты понимаешь, Ким Хичоля. У меня к нему извращенное нарциссическое влечение. Не волнуйся, не в ущерб тебе. – И он нежно коснулся губами Настиного виска. – Ты – мой особенный человечек… Мы вместе поднимемся на вершину этого мира.
Ханген, сидевший за спинами пары, невозмутимо читал журнал, предоставляемый авиакомпанией, и не обращал внимания на томные взгляды своей соседки – одинокой русской туристки. А Хёкдже и Донхэ перешептывались за его спиной, обсуждая самого китайца, его соседку, самолет, молоденькую стюардессу и наличие всего одного iPodʼа на двоих (Хёкдже забыл подзарядить свой).
МЕХИКО
Джунсу постоянно отсутствовал, хотя никаких поручений ему не давали, и зачем-то требовал от Ючона денег. Майор, который стал главным «коллектором» дона Эстебана, без возражений их ему давал, а потом ходил мрачнее тучи.
– Похоже, у него с мексиканцем все серьезно, солдат, – сказал однажды Юно. Герцог был так счастлив, что мог позволить себе сочувствовать даже «черни». – Тебе стоит прекратить думать о нем. Найди себе другого мужчину. Или женщину. У тебя, насколько я могу судить, не хватает ума делать различие по половому признаку.
Ючон промолчал. Все, что вертелось на языке, было совершенно нецензурным, а Джунсу просил не материться.
Художник пропадал у Аделиты. Он путешествовал по разным мирам, тратя на это деньги Ючона, и с каждой такой вылазкой все отчетливее убеждался, что новое открытие – горькая правда. Сначала он не понимал, по какому принципу выбирать пункты назначения, и часто слышал от проводницы: такого мира не существует. Но затем он понял, что является основным критерием, и стал для каждого визита безошибочно называть пять или шесть «снов».
– А почему я почти всегда пассив? – как-то раз возмутился он, вернувшись из очередной «прогулки». – То певец, который дает Ючону, то проститутка, которую снимает Ючон, то одноклассник Ючона, совращенный им после урока физкультуры… Это потому, что Ким Джунсу на полгода младше? Но ведь Ючон, пока был в квинтете, постоянно плакал прямо на сцене, это совсем не по-мужски! И он часто носил длинные волосы!
– Возможно, потому, что у Джунсу – образ невинного ангела, – заметил Рамон, решив не переводить тираду для Аделиты. – Но в своем мире ты – актив, и Ючон намного младше…
– Был, – резко добавил Джунсу. – Теперь он не просто умер – его нет. Нет даже могилы, на которую я мог бы принести цветы, праха, чтобы развеять его… Если вдуматься, то моего Ючона вообще никогда не существовало. Только этот человек. – Джунсу постучал пальцем по экрану своего смартфона, где красовался длинноволосый, ярко накрашенный Пак Ючон на мотоцикле. – Увидеть бы его. Как думаешь, он может быть геем?
– Не исключено, шоу-бизнес ведь… – Рамон ревниво посмотрел на артиста. – Но тогда он – друг Джунсу. Певца.
– Глупости, – улыбнулся художник. – Это просто «канон». Эх, взяться бы за него. Я даже майора умудрился в порядок привести, чего уж говорить об этом парне…
– Я не отпущу тебя! – вскричал Рамон, отнимая у Джунсу телефон и яростно кидая его на диван. – Ты обещал, что будешь со мной! Или ты сказал это лишь для того, чтобы я оставался при тебе в качестве переводчика?
– А зачем я тебе? – Джунсу стал кричать еще громче. – На что тебе такой неполноценный? А-а-а, один из лучших вокалистов Кореи все равно даже не посмотрит в твою сторону, зато я, с той же физиономией, совсем рядом, можно даже потрогать, и за это не прибьет охрана?!
– Не сходи с ума! – Рамон схватил Джунсу за плечи. – Вы для меня – два разных человека! Более того, я сначала узнал тебя, и, с моей точки зрения, это певец на тебя похож, а не наоборот!
– Мы – не два разных человека, и ты это прекрасно понимаешь, – процедил Джунсу. – Я – только его воплощение. Аватара, так сказать. Отличный, кстати, каламбур. Бог, спустившийся на грешную землю… Ну и название у их группы, просто триумф мании величия.
