Текст книги "Герой не твоего романа (СИ)"
Автор книги: lovely dahlia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 80 (всего у книги 100 страниц)
– Убедил, – перебил Хичоль грубо. – Я не убью твоего супруга. А теперь – вон с моих глаз.
Джеджуна схватили под обе руки «офицеры SJ» и повели дальше; вскоре дверь в стене отъехала, и его втолкнули в новое помещение.
Хичоль отправился еще дальше, поднялся по лестнице, имитирующей гранит, и вошел в комнату, похожую на обычный рабочий кабинет. Там, за большим столом с разложенной на нем картой мира, сидел Ханген.
– Мой господин, вы закончили? – спросил он, поднимаясь с кресла.
– Да, все, кто мне нужен, уже здесь. – Хичоль подошел к столу и присмотрелся к карте, на которой были сделаны некие пометки. – Послушай, мы тут рассуждали, что для настоящей победы, закрепленной в сознании народа, нужна война, и уничтожение сверхъестественного лидера сопротивления станет намного убедительнее, чем разгром простой человеческой армии…
– Да, мой господин, – кивнул Ханген. – Но я все еще не уверен, что герцог станет воевать.
– Станет. – Хичоль схватил черный фломастер и поставил пару маленьких крестиков, приписав к ним даты. – А если сам не додумается – у него есть возлюбленный, который вообще ничего, кроме войны, не знает и сразу бросится к оружию. – Он надел колпачок на фломастер и отложил его. – Эти два идиота объявят мне войну, я уверен. Но есть пара уточнений. Сначала я хочу, чтобы Чанмин предал их снова. – Хичоль повернулся к Хангену. – Я пообещаю этой твари вернуть ему жену, если он придет ко мне. Посмеюсь над романтическим до дрожи воссоединением, разрешу порадоваться жизни напоследок. А потом выдам его оборотню. И желаю лично видеть, как герцог вырвет ему сердце.
– Я тоже жду мести, мой господин, – сухо сказал Ханген.
– А затем, когда наступит идеальный момент, я схвачу лидеров самопального сопротивления, – с мрачной мечтательностью продолжил Хичоль. В комнате стало жарко от его бушующей магической силы. – И один из них сдохнет на виду у всего мира. Ты разорвешь Ючона на части в честном бою. А я… Хм, так уж и быть, Юно погибнет в тишине. Я голыми руками сдеру с этого вонючего пса шкуру и приспособлю ее под коврик.
– Они это заслужили, – ответил Ханген.
Дверь за Джеджуном закрылась. Он вытер очки верхним слоем новой блузки и огляделся. Мебели здесь тоже совсем не было: только белые стены, пол и потолок. Зато в углу, обняв свои колени, сидел настоящий Хичоль. Услышав постороннее шуршание, он медленно поднял голову, пару секунд смотрел на «сокамерника» пустыми глазами, затем, видно, пришел в себя, узнал, вскочил на ноги и бросился обнимать его, оглядывая со всех сторон.
– Как ты? Ранен? Откуда кровь? – обеспокоенно затараторил певец. – Что этот засранец с тобой делал?
– Это кровь Сильвии, – прошептал Джеджун. – Он зачем-то убил ее. Похоже, помешался от горя…
– Этот мудак помешался от рождения, – зло процедил Хичоль, отпустив омегу. Он прошелся взад-вперед по маленькому помещению, глядя в потолок, словно пытался получше сформулировать некую мысль. Не превратившись за полминуты в оратора, айдол остановился, вновь повернулся к Джеджуну и выпалил: – Просто чертов психопат! Заче убил Сильвию, которая вообще отношения к делу не имеет? Потому что она тебе как дочь? Да ты ее знаешь-то меньше года, и половину всего времени вообще не видел! Более того, ты и сам-то никакого отношения к смерти Донхэ не имеешь! На кой черт причинять боль ТЕБЕ? Потому что не вышло разорвать на части Минни – за него Кю заступился?
– Боже мой! – Джеджун в ужасном волнении прикрыл рот ладонью. – Он пытался навредить Минни!
– Да ничего этому мелкому не сделалось, мой дурак бросился грудью на амбразуру, – мрачно ответил Хичоль, сжимая челюсти, чтобы не заплакать. – Страшные ожоги и ни одного глаза не осталось. – Джежун сделал шаг назад, прислонился спиной к стене и так сполз на пол. Он не мог ничего сказать – просто онемел от ужаса, представив себе такую картину. – Я не знаю, где он сейчас. Когда мы перенеслись, Кю был без сознания. Его схватили два охранника и куда-то поволокли, а меня вот тут закрыли. Может, ему ожоги обработали. А может, пристрелили, чтобы не мучился… – Хичоль вдруг вспыхнул яростью, словно резко переключился с одного режима на другой, встал лицом к двери и заорал: – Эй, сволочи вы! Хоть скажите, что с погорельцем сделали!
– Не думаю, что с тобой станут говорить, – покачал головой Джеджун. Такая жестокость не укладывалась у него в голове, психика не справилась с полученной информацией, и он окончательно ушел в прострацию. Его сейчас можно было хоть на казнь вести – он бы только ноги переставлял.
– А я хочу, чтобы говорили! – Хичоль подошел к двери и стал колошматить ее то руками, то ногами. – Эй! Признавайтесь, живой он или нет! – Никто не отвечал, и певец пошел на таран: разбежался и на полной скорости шмякнулся об дверь. Но она явно была вампироустойчивой, потому что никак не отреагировала на попытку ее выбить. Хичоль унывать не стал – снова взял разбег и точно так же шарахнулся о твердую поверхность.
– Только лоб себе разобьешь, – отстраненно произнес Джеджун, поглаживая кончиками пальцев кровавое пятно на рукаве блузки. – А вон в углу камера. Можешь с ней поговорить.
Хичоль увидел под потолком маленькую камеру слежения, которую имел в виду омега, встал перед ней и принялся эмоционально объяснять, что его имеют право не кормить и даже не пускать в туалет, но обязаны просветить относительно состояния товарища. Сопровождалось это все огромным количеством мата и многократными демонстрациями средних пальцев обеих рук.
– По-моему, Дже, им там тоже насрать, – заключил через пару минут Хичоль. – И чего теперь? Нет, реально, здесь даже банального толчка нет. А если я захочу писать? Мне что, надуть в угол? А если по-большому? Присесть там же? Это пытка такая, что ли? Сдохнуть от эстетического шока, сутками нюхая и рассматривая свои испражнения?
– Нас скоро заберут отсюда, – уверенно и в то же время без эмоций, как тихий сумасшедший, сказал Джеджун. Для полноты картины он еще и глядел в одну точку прямо перед собой. – За нами придут. Чанмин, Юно и Ючон.
– Да прямо. Разбежались. – Хичоль дал одной стене легкого пинка. – Они не в курсе даже, где нас искать. Мы и сами не в курсе! Это может быть Гондурас. Или Антарктида…
– Все равно они нас найдут, совсем скоро, – пролепетал Джеджун. – Чанмин не оставит меня…
Глаза омеги плавно закрылись, и он свалился на пол, в полубессознательном состоянии морщась и прижимая руки к животу. Хичоль, предварительно взвизгнув от страха, упал рядом с ним на колени и стал аккуратно, боясь неосторожным прикосновением навредить беременному, похлопывать его по плечу.
– Эй, Джеш, тебе плохо, что ли? – испуганно пробормотал он, то озираясь по сторонам, то снова глядя на несчастного омегу, который никак не хотел реагировать на внешние раздражители. – Тебе больно? Джеш, ты мне только не говори, что у тебя тут выкидыш! А, ты и так не говоришь… Джешенька, ну открой глазки, я за тебя боюсь…
Джджун даже перестал кривиться от боли – совершенно отключился. Хичоль стоял рядом с ним на коленях, оцепеневший. Картина маслом – «Ужасы войны». Худенькое, хрупкое, нежное создание во всем светлом; не слишком большой еще живот свидетельствует о будущем малыше, обручальное кольцо – о том, что этого счастья ждут двое. Но бедное создание лежит на полу без движения, и на его одежде – свежие кровавые пятна.
– Дже-е-еш… – Хичоль снова позвал, не замечая, что его голос дрожит. – Ну Джеш, ответь хоть как-то… А, вот, сейчас. – Певец немного пришел в себя, вспомнив, что может помочь. – Я дам своей крови. Беременным ведь можно, да? Это же не энергетик такой?
Дверь неожиданно открылась, и в помещение вошли четверо вооруженных людей, полностью упакованных в защитное обмундирование – видно, кто-то посчитал, что один Хичоль с пустыми руками опасен, как танковая дивизия. Дула четырех автоматов были сразу нацелены на певца, и один из вошедших приказал:
– Немедленно отойди от нее.
Хичоль раздраженно поднял руки и встал.
Вперед вышла тощая светловолосая женщина лет сорока, в белом халате. Она присела на корточки рядом с Джеджуном, бегло осмотрела его и сказала, обернувшись к двери:
– Его нужно нести ко мне в больничное отделение.
Появились двое санитаров с носилками, на которых устроили омегу и без лишних слов понесли прочь из странной камеры. Хичоль пошел следом, но ему в грудь уперлись дула всех автоматов разом.
– Вы тоже беременны и нуждаетесь в постоянном наблюдении? – строго поинтересовалась врач.
– Я-то? Да, конечно, – ответил Хичоль с вызовом, – а отец ребенка, между прочим, в вашем больничном отделении валяется, и сдается мне, что свою прекрасную женушку, то есть меня, он уже никогда не увидит! Так вот теперь объясните, по какой причие: нечем будет смотреть или вообще некому?
– Ему оказывают помощь, – сжалилась врач. – Опасности для жизни нет.
– А когда можно будет навестить его? – спросил Хичоль, вмиг растеряв весь свой запал, припасенный на случай убийства ненужного калеки.
– Вопрос не по адресу, – отрезала женщина.
Она ушла, и после нее охрана тоже покинула помещение. Хичоль остался один в этой неуютной «камере», снова превратившейся в одиночную. Он лег на пол и стал сначала водить пальцем по полу, а потом негромко стучать по нему кулаком.
Так, наверное, с ума-то и сходят.
Джеджун очнулся через четыре часа после того, как лишился чувств, и какое-то время, еще не открыв глаза, пребывал в твердой уверенности, что спокойно спал в мексиканском особняке. Так что, когда кто-то взял его за руку, он поднес чужую ладонь к своему лицу и с улыбкой потерся об нее щекой, нежно протянув:
– Доброе утро, любимый…
– Доброе утро, сладкий, – насмешливо пропели ему в ответ.
Джеджун открыл глаза и, ошалело осматриваясь по сторонам, отпрянул подальше от «зловещего» Хичоля, расположившегося у его кровати на стуле. Он находился в помещении без окон, представлявшем собой просторную больничную палату самого высокого уровня. Значит, бойня в магазине одежды и услышанные ужасы об издевательствах над монахом ему не приснились. Кроме того, первый шок прошел, и Джеджун осознал, в какой опасности находится сам.
– Не трогайте меня, – попросил он, причем так грозно, будто мог за себя постоять.
Хичоль даже засмеялся, глядя на этого слабого беременного омежку, отчаянно делающего вид, что он – опасный противник.
– Хорошая киса, не царапайся, – издевательски-ласково попросил вампир, снова потянувшись к Джеджуну и погладив его по плечу. – А то кисе обстригут все коготочки.
– Это у вас, Хичолей, видовая особенность, – ощетинился Джеджун, все еще пытаясь уменьшиться в размерах и вжаться в угол кровати. – Над кошками издеваетесь.
Вампир, явно ставший довольным за время обморока омеги, ткнул его указательным пальцем в нос, поднялся со стула, обошел кровать и сел на нее у ног пленника. Джеджун тут же согнул колени, чтобы каждой клеточкой тела находиться подальше от убийцы.
– Не бойся, бестолковая ты девочка, – вздохнул Хичоль. – Я же обещал, что не трону ни ребенка, ни тебя, пока ты не родишь. А с тобой, смотрю, надо быть очень осторожным. Омежки в неволе плохо размножаются – сознание теряют, например, от переживаний.
– Вы чудовище. – Джеджун натянул одеяло до самого подбородка, словно пряча таким образом еще не рожденного малыша. – Что вам нужно от моего сына?
Хичоль приложил руку к груди и закрыл глаза, как бы сообщая, что сознается в некой слабости.
– Честно говоря, хочу создать династию своих слуг, – сказал он. – Эксперимент. Предательские гены отца плюс исключительная добропорядочность матери – что из этого выйдет? Чудо-гибрид…
– Мой сын вам не достанется! – крикнул Джеджун, сжимая кулаки и даже переставая держать одеяло, как щит.
– Ну, так убей его, – развел руками Хичоль. – В этой палате есть скальпели и препараты, которые в больших дозах окажутся смертельными для ребенка. А можешь, кстати, прикончить вас обоих. – Вампир с милой улыбкой провел указательным пальцем по своей шее. – Тут будет некая изощренная красота в японском стиле. Прекрасная пленница, у которой хотят отнять будущего младенца, совершает самоубийство, чтобы спасти его от участи слуги злодея, а себя – от бесчестия матери, загубившей собственное чадо. Валяй. – Хичоль жестом обвел всю мебель в палате. – Тут орудий – на любой вкус.
Джеджун прикусил губу и опустил взгляд, пылающий бессильным гневом.
– Хотя бы сообщите Чанмину, что мы живы и нам ничего не угрожает, – попросил он тихо.
– Когда сочту нужным. – Вампир взял с тумбочки у изголовья кровати пульт и включил телевизор, висевший на стене. – CNN сойдет? Или тебе русскоязычный информационный канал найти? – Джеджун не ответил и даже на экран не взглянул. – Нет уж, посмотри, чем я занимался, пока ты отдыхал. Думаю, тебе будет интересно. Потому что я знаю как минимум одну парочку кретинов, не способных сидеть сложа руки в подобных ситуациях. Один, видите ли, не терпит попрания устоявшихся общественных законов, для второго каждый узурпатор мировой власти – живая мишень… – Джеджун встрепенулся и поднял голову. – Ну, пока. Отдыхай, красавица.
Хичоль вышел за дверь, а омега с замиранием сердца стал ожидать сюжета, который должен был так сильно его заинтересовать. И через двадцать минут репортер все-таки поведал о сенсации, больше похожей на первоапрельский розыгрыш или привет из психушки. Всемирный Совет Вампиров во главе с каким-то американским сенатором, время на размышление, буря в Вашингтоне для демонстрации силы… Да, конечно. Тут и думать было нечего. Как только Совет начнет доказывать то, что не является плодом воображения спятившего конгрессмена, в дело вступят «Чип и Дейл». Юно в принципе не умел оставаться в стороне от чего бы то ни было, а Ючон реагировал на оккупацию, как бык на красную тряпку. Так что эти двое безбашенных борцов за справедливость и свободу наверняка собирались объявить Хичолю войну. Возможно, взяв с собой Чанмина.
Джеджун впервые пожелал, чтобы герцог и майор единогласно отказалась от работы в команде с патологическим предателем.
Хичоль устал выстукивать азбуку Морзе по полу, закрыл глаза и погрузился в размышления и воспоминания. О тех временах, совсем недавних, когда реальность и вымысел имели четкие, непреодолимые границы. Тогда при словах «наш лидер» он думал о «старичке Тукки», а вовсе не о заносчивом оборотне; кровь лилась где-то далеко, например, на экране компьютера, и там же существовала вся магия на свете; инопланетяне оставались в голливудских блокбастерах и, как правило, отличались высоким уровнем интеллекта; свое лицо он видел только на фотографиях и в зеркале… Хичоль примерно знал, что будет завтра или через год. Съемки, выступления, неуклюжие попытки устроить личную жизнь. Он действительно любил своих коллег, хоть и часто выводил их из себя. Тепло относился к Эльфам. Обожал свою работу. Стоя на сцене, Хичоль ощущал себя живым, нужным. Аплодисменты, истеричные крики фанаток придавали ему сил. И ведь все это исчезло из-за одного-единственного случая. Где была отправная точка всего того ужаса, что происходил теперь? Пожалуй, знакомство проводницы Насти и бандитского сыночка Леонида. Не случись этого, Настя бы никогда не получила возможность оживить персонажей. Их иллюзии, словно вспышки фейерверка, озарили бы темное небо человеческой фантазии и рассеялись, оставив о себе лишь воспоминания в умах авторов и читателей. Вероятно, герцог бы исчез, двенадцатый раз подряд «грубо входя» в своего раба; Джеджун – умирая при первом и последнем взгляде на своего новорожденного альфочку; Джунсу – создавая портрет счастливо спасенного им Ючона; майор – лихо снося голову очередному терронцу… А Кюхён плавно удалился бы в небытие, отчитывая бестолкового ученика в стенах монастыря. Он не узнал бы мук любви, ревности и физического влечения, но, главное, не лежал бы сейчас в больничной палате резиденции чудовища, изувеченный, потерявший зрение. Не существовать – это, вероятно, лучше, чем страдать?
И все-таки Хичоль понимал, что, будь у него машина времени, он все равно не помешал бы Леониду увидеть объявление Насти. Как бы тяжело ни приходилось, он уже ни на что не променял бы все, случившееся за последний год, и этих персонажей. Он долго был певцом и усердно трудился на сцене, но теперь принадлежал к другому миру и любил его не меньше.
Хичоль распахнул глаза, когда открылась дверь. Попытка бегства не имела смысла: во-первых, он все равно не знал, где выход из этого здания, а во-вторых, в «камеру» вошел его злой двойник.
– На полу валяешься, – сочувственно произнес вампир, опускаясь на корточки перед певцом. Он откинул волосы с его лица и поцеловал в лоб. Хичоль не сопротивлялся – с этим могущественным монстром шутки были плохи. – Прости, я забыл сказать моей прислуге, чтобы тебя проводили в апартаменты. Ты устал меня ждать?
– Я не тебя ждал, а разрешения выйти в туалет, – буркнул Хичоль, поднимаясь на ноги. – И умыться. И попить.
– Куколка, прости, без моего специального разрешения тебя никто бы не выпустил. – Вампир взял его под руку и повел прочь из «камеры». – Но я уже всех предупредил. К тебе будут относиться, как к почетному гостю.
– Супер. – Хичоль не сумел скрыть своего бешенства и все-таки выдернул руку. Глаза вампира полыхнули смертельно опасным огнем, но внешне он остался спокоен. А вот сам певец немного запаниковал. – Слушай, так где туалет? – Он посмотрел сначала в одну сторону ярко освещенного коридора, потом в другую.
– Это, так сказать, служебный этаж, – чуть холоднее, чем прежде, сообщил вампир. Он указал рукой направление. – Вперед, там лестница. Свои апартаменты, полагаю, ты найдешь легко, так как на двери есть табличка с твоим именем. Переоденься и выходи. Я буду ждать тебя, чтобы вместе поужинать.
Хичоль быстро пошел вперед, сдерживаясь, чтобы не побежать. Поднявшись по лестнице, он увидел еще один коридор, только здесь свет был мягким, ласкающим; на стенах, украшенных бордовыми обоями с абстрактным рисунком, висели незамысловатые картины, а пол покрывал бежевый ковер. Хичоль направился дальше, оглядываясь по сторонам. Ему встречались люди: за одной открытой дверью, на которой была золотистая табличка с корейской надписью «Ким Джеджун», расставляла по местам некие принадлежности темноволосая женщина средних лет. Хичоль остановился и присмотрелся. Это напоминало гостиничный номер: одна большая уютная комната, с широкой кроватью, диванчиком, столом, двумя стульями, шкафом и телевизором; также виднелась дверь в ванную. Горничная повернулась к Хичолю, глядя на него через плечо; он улыбнулся, помахал рукой и двинулся дальше. Тут же ему пришлось наткнуться на Хангена, выходившего из какого-то кабинета в обществе некоего американца средних лет – Николаса Уайтстоуна, поставленного Председателем Совета.
– Господин! – воскликнул Николас, почтительно обращаясь к Хичолю. – Значит, вы действительно довольны мной?
– Да, мужик ты пиздатый, – не раздумывая, выдал певец.
Николас опешил, а Ханген посмотрел на него с ледяным презрением и сказал:
– Пользуйся своим вампирским чутьем, Уайтстоун, если лень смотреть на правую руку. Ощущаешь связь с ним? Вряд ли. Это артист.
– Извини, – бросил бывший сенатор. Он явно не хотел признавать Хангена своим начальством. – Хичоль, значит? Добро пожаловать. Меня зовут Николас Уайтстоун, я теперь формально возглавляю вампирскую организацию, созданную господином. Признаться честно, мне уже семь лет нравится ваша группа. Я был по делам в Корее и, отдыхая вечером в номере, увидел по телевизору выступление…
– Да вы гомик, батенька, – ухмыльнулся Хичоль, скрещивая руки на груди. – Не может взрослый американский мужик стать фанбоем корейского бойз-бэнда без задней мысли, то есть мысли о задницах. Чья, если не секрет, манит вас больше всего? Какие СуДжу-булки особенно мечтаете раздвинуть?
– Ты еще хуже, чем на экране, – скривился Николас.
– Стараюсь. – Хичоль кое-как изобразил реверанс. – Хочешь, на пузе распишусь? Татуировочку потом набьешь.
– Вот ведь дрянь, – стал злиться Николас.
Ханген выставил перед ним руку, как бы запрещая набрасываться на особого гостя, и бесстрастно сообщил Хичолю:
– Николас желает вашего макнэ. Мы не ловили настоящего, но монах, когда боль от ожогов будет чуть меньше мучить его, станет платой за старания нового слуги.
– Не смей называть меня слугой, это привилегия господина, – прошипел Николас.
– Платой? – испугался Хичоль, вспомнив слова своего двойника. – Едой и подстилкой?
Ханген кивнул и, пожелав певцу приятного вечера, прошел дальше по коридору. Николас последовал за ним, намеренно задев Хичоля плечом. Тот даже не отреагировал. Мог ли он хоть как-то защитить своего несчастного монаха? Мало было ослепления – еще изнасилуют и обескровят (а то и в обратном порядке). При таком раскладе страшно было даже представить, какая участь ждала Ючона, мешавшего Чанмину защитить Донхэ, и Юно, лично убившего «принца».
Апартаменты Хичоля состояли из двух просторных комнат и великолепной ванной, где так и хотелось понежиться в компании ароматной пенки, приглушенного света, бутылки красного вина и расслабляющей музыки. В шкафу было много одежды, и пленник, приняв душ, довольно долго выбирал наряд для ужина. Тут не нашлось ничего в стиле «я у Сумана клоун», так что артист растерялся. Ему хотелось понравиться своему похитителю, ведь известно, что во все времена умелые любовницы диктовали великим тиранам свои условия, а Хичоль твердо намеревался спасти монаха от насильственной потери девственности и крови. Ну, или, по крайней мере, чего-то одного.
Вампир встретил свою «куколку» в черных брюках и атласной рубашке того же цвета; настоящий Хичоль вышел к нему в почти идентичном наряде и от удивления даже застыл на пороге.
– Ну, я это… Чего другого подыщу, да? – с кислой улыбкой спросил он.
Вампир ласково засмеялся, схватил его за руку и резко притянул к себе. Как ни противно было признавать, а физическая близость с самим собой продолжала будоражить певца. Нарциссизм – это все же не очень хорошо.
– Мне нравится, что мы одинаково одеты, – сказал вампир, слегка коснувшись его губ своими. – Это делает нас отражением друг друга. Не считая моей безобразной руки…
– И моего тоже не особо милого тридцатника, – нервно усмехнулся Хичоль.
– Ты все еще прекрасен, куколка. – Вампир поднял человеческую руку и погладил певца указательным пальцем по щеке. Сердце Хичоля забилось быстрее; стоило узнать у «падре», как правильно заниматься самобичеванием. – Мы должны быть вместе. Потому что, даря себя друг другу, становимся произведением искусства.
Два Хичоля поцеловались. Одинаковые губы нежно соприкасались, сжимали друг друга; если это и было произведением искусства, то кисти какого-то извращенца.
Ужинали в помещении, стилизованном под обеденные комнаты старинных особняков – имелись даже гобелены на стенах и мозаика на полу. За длинным прямоугольным столом могли бы поместиться человек двадцать, но расположились только два Хичоля, Председатель Уайтстоун, Ханген, Хёкдже и словно опущенная в воду Настя (девушка уже сама проклинала тот день, когда без спроса открыла фотобук Вероники и увидела там хорошенькую физиономию Шим Чанмина, – для нее отправной точкой бардака был именно этот момент). Певец оглядел интерьер и, когда все приступили к еде, наконец позволил себе заговорить:
– Это все – какое-то старое сооружение? Или новое?
– Строительство было закончено за пару дней до твоего прибытия, обустройство – где-то за час, – признал вампир, поднимая с тарелки мидию под соусом из голубого сыра. – Все пришлось делать в темпе вальса. Небольшая часть работы проделана моей собственной магией, иначе не успели бы. Помимо этого, я ведь создал почти семь десятков высокопоставленных и бессовестно богатых слуг; благодаря им получилось нанять достаточное число отличных рабочих, и за месяц для меня соорудили этот дворец. Но на самом деле здесь все не так удивительно, как может показаться. Материалы во многих помещениях – самые простые, легкие в обработке, да и все коммуникации слеплены на скорую руку… – Вампир аккуратно вытащил зубами мясо мидии из створки ракушки и прожевал. – Эта хижина долго не простоит. Но мне она и нужна-то на полгода, пока весь мир не опустится передо мной на колени. Ну, фактически, не передо мной, а перед Ником.
Председатель с достоинством кивнул.
– А ты что, не хочешь лично миром править? – прикинулся удивленным Хичоль. Надо было поддерживать беседу, которая пока развивалась очень непринужденно. – Ну, чтобы у каждого чиновника на стене висел твой портрет, чтобы купюры с твоим лицом печатали…
Хичоль засмеялся, а к разговору присоединился Хёкдже.
– Папа же не глупый, – сказал теперь уже единственный «наследник престола». – Зачем ему публичность? Тратить лишнее время на всякие мероприятия? Плюс, хоть одни будут обожать, другие станут люто ненавидеть и сочтут корнем зла именно его. Нет уж. Папа будет руководить тайно.
– Хёкки верно говорит, – подтвердил его отец, делая глоток минеральной воды без газа. – Я предпочитаю оставаться «серым кардиналом».
– А-а-а, – понимающе протянул Хичоль, снова осматриваясь. Значит, не все стены тут были «вампироустойчивые»… – А где мы сейчас? В какой стране?
– Это неважно, я все равно не выпущу глазеть на достопримечательности, – подмигнул ему двойник.
– И тут что, вообще нигде нет окон? – продолжил чрезмерно любопытствовать певец. – Мы под землей, что ли?
– Опять же – не имеет никакого значения. – Вампир сохранял внешнее спокойствие, но от него стали исходить волны недовольства.
Хичоль решил сменить тему.
– Слушай, вот что интересно. – Он отпил вина из бокала и зацепил вилкой кружочек томата с моцареллой. – Все думали, ты умер. А что там произошло на самом деле?
– Долгая история, – сказал Хёкдже, уныло тыкая палочкой в суши с тунцом, словно проверяя, не захочет ли она поползти куда-нибудь. «Принц» просил японскую кухню, но к началу ужина желание пропало, и теперь он просто перекатывал еду по тарелкам. – Перед тем, как Донни убили, он позвонил мне, а с папой связаться не смог – у него телефон стырили. Сначала папа почувствовал смерть профессора…
– Ну, да, сейчас начнется «Санта-Барбара», – мягко перебил его отец. – Ты еще пожалуешься, как я отругал тебя за то, что не рассказал мне про блажь своего брата.
– Я думал, ты меня прибьешь на месте, – тоскливо произнес Хёкдже, занявшись теперь суши с лососем: он пихал ее палочкой в бок и заставлял передвигаться, раз уж она сама ползать не умела. – А ведь я не знал, что все так обернется. Даже предположить не мог, что у Чанмина слуга есть!
– Ты промолчал из трусости, – стал свирепеть отец. – Всегда боялся, что брат посчитает тебя слабым, ябедой, будет смеяться. Лучше было кувыркаться с девчонкой, чем быть рядом с Донни, который без присмотра неизменно творил какую-нибудь ерунду! Что ж, молодец! Он погиб таким страшным образом, что ты и вообразить себе не можешь! И все лишь из-за того, что ты, подобно Понтию Пилату, предпочел «умыть руки»!
Хёкдже склонился совсем низко над едой и прекратил «суши-гонки».
– Я всю жизнь буду винить себя за это, – печально прошептал он. – Всю оставшуюся жизнь. Донни больше нет из-за меня.
– Я тоже виноват, Хёкки, – признал отец, остывая так же быстро, как вскипел. – Вы еще совсем дети. Один – сорвиголова без тормозов, а второй за ним тянется… Нельзя было оставлять вас одних…
– Прекратите, – вдруг твердо сказал Ханген. Хичоль изумленно посмотрел на него: вряд ли он прежде позволял себе подобный тон. Казалось, после убийства Донхэ что-то изменилось в его отношениях с господином. Неужели они стали близки, когда безутешный отец искал какой угодно поддержки и нашел ее в сильных объятиях своего любящего слуги? Певцу даже стало немного любопытно: как выглядели этот могущественный вампир с претензией на захват мира и холодный, строгий убийца, пока первый позволял второму ласкать свое тело и овладевать собой? Господин стал беззащитным, податливым, а слуга – нежным, страстным? Или все осталось на своих местах: Ханген с лицом часового на посту двигался туда-сюда, а его повелитель при неосторожных фрикциях яростно испепелял подушки и простыни? В постели с ним самим, во всяком случае, оба слишком явных метаморфоз не претерпевали, но ведь между этими двоими существовали какие-то чувства… Китаец тем временем продолжал свой монолог: – Виноваты не вы. Это те, кто предал и убил.
– Очень много всего тут намешано, – горько улыбнулся его господин. Затем, взяв себя в руки, он возобновил рассказ: – Никогда не думал, куколка, что от концертов российских артистов средних лет может быть подобная польза. Но мне, судя по моем удручающему состоянию, и требовалось уже совсем немного. Я ослеп и был парализован ниже пояса – оставалась последняя капля. Она упала в чашу силы, что преобразовывал амулет, и та наполнилась до краев. Настала чересчур длительная для человека клиническая смерть, во время которой вся полученная магическая энергия приживалась в моем теле, будто имплант. И она восстанавливала его. Очнулся я только в морге. К счастью, меня еще не вскрывали. – Вампир коротко рассмеялся. – Дождавшись, когда сотрудник уйдет, я покинул больницу, используя новую способность к телепортации. А на месте «трупа» оставил только маленькую горстку пепла – сжег свой пиджак и жилет. – Он развел руками. – Простодушный народ даже не подумал сомневаться, что я самовозгорелся. Суеверная провинция. Впрочем, каюсь, я использовал телепортацию, а это не многим лучше. Появилась у меня, кстати, и еще одна интересная способность. В тот же момент я разорвал связи со всеми слугами. С Чанмином – чтобы убедить вас в моей гибели, а с Хёкки и Хангеном – чтобы даровать им свободу. Я больше не могу им приказывать, не являюсь их господином. – Как ни странно, при этих словах в голосе вампира зазвучала гордость. – Теперь для Хёкки я просто папа, а для Ханни – коллега.
– Начальник, – чуть заметно улыбнулся китаец.
Хичоль промахнулся с догадкой – он этих двоих уже в одну постель положил, заставил своего двойника стонать и всхлипывать под ласковым «робокопом», а там всего-навсего связь исчезла. Было даже как-то обидно. «Этот напыщенный супер-пупер-злодей так и напрашивается, чтобы его хорошенько отодрали здоровенным Ханниным агрегатом в зад, – мрачно подумал Хичоль, глядя в свою тарелку с гаспаччо. – Не помешает гаду хоть под кем-то прогнуться и покричать, как последняя сучка. Хотя… Может, они все-таки и трахались. Он теперь Ханни не указ. Взял да соблазнил. Ханни это умеет, я помню. Как схватит за волосы, как пригвоздит к месту тяжелым взглядом…» Хичоль лишь теперь осознал, как далеко зашел. Еще чуть-чуть – и он ощутил бы себя частью этого «темного» коллектива.
