Текст книги "Герой не твоего романа (СИ)"
Автор книги: lovely dahlia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 72 (всего у книги 100 страниц)
Связь прервалась: видимо, средства на счете Бэкхёна не были рассчитаны на звонки в Россию.
Донхэ в остервенении бросил телефон на ковер, где когда-то его отец впервые овладел своим оригиналом. Бэкхён залез на кресло с ногами и затрясся, испугавшись, что злость незнакомца со знакомым лицом обрушится на него.
– Ну что, Ребекка? – Донхэ вновь перешел на корейский и медленно приблизился к айдолу. – Поразвлекаемся, пока никого нет?
– У меня есть деньги, – прошептал айдол.
– Ты предлагаешь свои жалкие гроши порождению Тьмы? – Донхэ засмеялся. – Я на все твое состояние, наверное, папину квартиру в Париже только на неделю снять бы смог!
Раздался звонок в дверь. Донхэ, держа в руке винтовку, открыл ее. На пороге стояли слуга и монах. «Принц» опять захохотал, и Чанмин не мог не заметить, что в его голосе звучали яркие истеричные нотки. Бестолковый мальчишка, пока папы не было дома, спалил полквартиры, разбил все тарелки на кухне и подрался с няней, а теперь до дрожи боялся отцовского ремня.
– Кажется, ко мне пожаловало шоу трансвеститов! – сказал он. Чанмин прошел внутрь, а Кюхён, натолкнувшись на невидимую преграду, остановился. Монах поднял руку и коснулся ее – ладонь ударили золотистые искры, и он невольно отскочил, стиснув челюсти от сильной боли. – Кюхёночка, извини, но ты даже накрашенная и в юбочке – жутко страшная. К тому же, я терпеть не могу девственниц. Так что беру одну Чанминочку.
Донхэ захлопнул перед монахом дверь. Чанмин подошел к заложнику и успокоил его:
– Все хорошо, тебя никто не обидит. Сейчас ты сможешь уйти.
– Да кто это сказал? – Донхэ поднял винтовку, как бы сообщая, что готов стрелять. – Он останется здесь, пока не придет папа.
Чанмин закрыл глаза, сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, словно собирался заниматься йогой, а не ждать собственной смерти. Впрочем, казнь и не входила в его планы, хотя четких планов пока не было.
– Господин уже знает? – спросил Чанмин.
– Я не дозвонился, а деньги закончились, – ответил Донхэ. – Сам теперь звони папе и сознавайся. У тебя же есть телефон?
– Откуда? – Чанмин указал обеими руками на свою форму. – Я был на сцене, когда меня подстрелили. И не имел никакого намерения делать селфи на фоне зрителей.
– Ну и ладно, папа сам перезвонит, – решил Донхэ. – Или Ханген. Или Хёкки до них достучится, я с ним связался. – Он подошел к слуге и погладил его бедро через ткань юбки. – Эх, какая красивая мразь. Очень обидно, что красивая.
– А нравлюсь, Донни? – поинтересовался Чанмин, улыбнувшись. – Ты ведь много раз говорил, что трахнул бы певца. Голоса на четыре октавы у меня, конечно, нет, но в остальном я – его копия.
Донхэ несколько секунд молчал, а потом вновь разразился громким смехом, хлопнув Чанмина ладонью по плечу.
– Ну и гадина же ты! Низкая, грязная тварь! У тебя через полгода ребенок родится, а ты готов мне дать, чтобы я не просил папу тебя убить?
– И меня, и Дже, – поправил Чанмин, глядя на «принца», как завзятая проститутка на облюбованного потенциального клиента. – Пожалуйста, Донни. Защити перед господином меня и Джеджуна. Я сделаю все, что ты захочешь, и как захочешь.
– А это интересно. – Развратная натура «принца» стала брать верх, и он немного забыл о своем страхе. Кроме того, идея наврать отцу с три короба тоже показалась заманчивой. Вместе с виной Чанмина уменьшалась и его собственная. Главное – предупредить Хёкдже, чтобы не спорил. – А давай-ка. Ты противный, как слизняк, но, пожалуй, вставить тебе для отстрастки можно. – Донхэ стащил с головы Чанмина пропитанный засохшей кровью парик и одной рукой растрепал его волосы. Они были не слишком короткими, и он все еще смотрелся вполне органично со своим макияжем и в школьной форме. – Я что-нибудь придумаю для папы. Начнем с минета?
– Как скажешь, Донни, – сладко произнес слуга.
– Не могу, ничего не могу сделать, – признал стоявший в коридоре Кюхён, глядя на свои ладони: они покраснели, как от легкого ожога, но болели так, словно кожа уже обуглилась. – Пока не могу. Магия сильная, и ее держит энергия профессора. Но если постараться… пожалуй, через несколько часов…
Он был бледен, а губы, стараясь превозмогать боль, уже искусал до крови. Хичоль подошел к нему и осторожно погладил по спине.
– Может, не надо, а? – предложил он. – Ты мазохист, что ли?
– Вовсе нет. – Кюхён вымученно улыбнулся ему. – И прошу это учесть на будущее, когда мы станем ближе.
– Вот и давай ты доживешь до нашей первой ночи, не умирать же девственником от болевого шока под чужой дверью…
– Он должен продолжать, – твердо возразил Юно, возвышавшийся рядом в брюках и мятой футболке. – Кюхён слышал, как Донхэ говорил, впустив Чанмина, что его отец еще ничего не знает. Нужно ворваться туда как можно скорее!
– Но ему же больно! – возмутился Хичоль и, давая понять, что защитит своего монаха, схватил его за руку. Прямо за обожженную магией ладонь. Кюхён, побледнев еще сильнее, тихо охнул и упал на колени, а Хичоль отбежал в сторону, спрятал свои шаловливые ручонки за спину и невинно похлопал глазами. – Ой, я случайно…
– Все хорошо, – заверил его монах, поднимаясь на ноги.
Ючон закатал рукава облегающей концертной рубашки и помчался в атаку на заколдованную дверь. Магическая преграда отбросила его, словно пружина, и он шмякнулся о противоположную стену.
– Ни хера себе у этого профессора энергии, – сказал майор, тряся едва не разбитой головой. – Валяется там полумертвый, а с ним все равно хрен сладишь…
Юно задумался.
– То есть, – обратился он к вернувшемуся на пост у двери монаху, – если сам профессор перестанет питать энергией наложенные им заклятия, они исчезнут?
– Нет, – покачал головой Кюхён. – Они останутся, но тогда я сумею, возможно, что-то с ними сделать. А ты хочешь договориться?
– Привести Джунсу и пообещать вернуть руки в обмен на снятие заклинания? Хорошая идея. Продолжай, Кюхён.
Монах снова приложил руки к невидимому барьеру, вздрогнув от усилившейся боли. Герцог отошел от него и поманил за собой Хичоля.
– Ты уже давно не участник Super Junior, – сказал он торжественно. – Ты – один из нас.
– В курсе. – Хичоль пристально посмотрел на него, переступив с ноги на ногу. – И что? Мне порвать контракт? А на кой ляд?
– Убей, – тихо приказал герцог. – Вернись в общежитие и убей профессора.
– Чего? – Хичоль выпучил глаза и машинально попятился от оборотня. – Не-не-не. Я могу станцевать чечетку на официальном мероприятии, изобразить оральный секс с микрофоном и обхамить приличного ведущего, но не такое. Я не убийца. У меня рука не поднимется.
– Он не человек, и ты это знаешь. – Оборотень выглядел настолько пугающе решительным и холодным, что называть его «Юно» даже язык не поворачивался. – Он ненастоящий. Более того, у него и прототип вымышленный.
– Но я…
– Убей. Иначе бедный монах продолжит безо всякого смысла подвергать мучениям свое и так уже истерзанное тело, а майор добьется сотрясения того органа, который у него называется мозгом.
Словно специально подтверждая его слова, Ючон опять попробовал протаранить магический барьер – с прежним результатом.
Хичоль перевел взгляд на оборотня. Тот был непреклонен и придумывать другой выход не собирался.
Воплощая подростковую мечту о сцене, артист готовился ко всему. К сасэнам, хейтерам, тяжелой работе и неприятным слухам. Но точно не к убийству.
– От него даже ничего не останется, – тихо и мрачно напомнил герцог. – Только пепел.
– Как и от меня после смерти, – пролепетал Хичоль.
Развернувшись, он умчался вдаль по коридору, к лифту.
– Это он куда? – спросил Ючон, потирая сильно ушибленный затылок.
– За Джунсу, – сухо бросил герцог.
Полиция уже проверяла здание, Чанёля увозили в больницу. Тем не менее, Хичоль сумел проникнуть внутрь. Его, правда, задержали, чтобы допросить. Пришлось включать истеричную «звездочку»:
– Да ничего не знаю, я за кулисами стоял, Чанмина подстрелили, я свалил по-быстрому! Ухожу со сцены, оказывается, быть айдолом – пиздец как страшно!
Конечно, кто-то посторонний это услышал, и уже через полчаса в интернете наверняка должны были распространиться слухи о том, что Ким Хичоль покидает группу. Но ему было все равно.
Чонсу и Шивон сторожили профессора; Настю переместили в ту же спальню, чтобы она сразу не попалась на глаза полицейским, если те вздумают осмотреть жилище квинтета. Шивон кое-как заклеил рот девушки скотчем, и она, некоторое время помычав, успокоилась: на помощь позвать все равно не дадут.
Когда вошел Хичоль, она первым делом, чуть не расплакавшись от радости, нечленораздельно завыла в скотч: «оппа!» – решив, конечно, что Великий и Ужасный прибыл в Сеул за непутевым сынишкой и неверной возлюбленной. Но «оппа» был слишком взвинченным, старше положенного на несколько лет и без перчаток, так что уже через секунду радость бесследно исчезла.
– А что делать, если полиция станет обыскивать помещение? – спросил Шивон, бросаясь к товарищу, как к примчавшемуся на защиту слабых и угнетенных Бэтмэну. – У нас тут очень странные личности…
– Сасэн, – сказал Хичоль указывая на Настю. Девушка нахмурилась, и он сказал ей по-русски: – На тот случай, если тебя увидят, ты – сасэн, приперлась к DBSK и спряталась в надежде ночью вылезти из укрытия и совокупиться… да с кем хочешь из пятерых. И чтобы не получить по морде волчьей лапой, лучше тебе именно так и говорить.
– А этот… профессор? – никак не мог успокоиться Шивон.
Хичоль ненадолго застыл, разглядывая волшебника. Он серьезно пострадал в битве с чужой магией, но силы постепенно восстанавливались. Казалось, еще немного, и профессор сумеет наброситься на кого-то из присутствующих, чтобы прокусить артерию и попытаться отрастить уродливые руки. Действовать следовало быстро. Ему, Золушке и Вселенской Звезде. «Городскому сумасшедшему» SM.
Хичоль вышел в гостиную. У DBSK было совершенно бессмысленно искать орудия убийства, однако тут уже несколько месяцев жили не артисты. Оглядевшись по сторонам, Хичоль первым делом бросился к шкафчику, где майор хранил свои инструменты, но, подержав в руках поочередно перфоратор и молоток, понял, что просверлить или расколотить череп профессора, как заправский маньяк, он не сможет. И тут айдол вспомнил о несостоявшейся казни своего господина. Меч все еще был у Юно в спальне, на видном месте и в красивых ножнах. Хичоль вынул его и, почти ничего не соображая, будто под гипнозом, направился к профессору.
Чонсу и Шивон одновременно отпрянули к стене, увидев своего штатного придурка с грозным холодным оружием, стилизованным под эпоху Чосон.
– Убьешь? – удивился профессор, кое-как приподнявшись на одном локте. – Я готов погибнуть в противостоянии со своими врагами, но от руки такого, как ты… Нелепая смерть.
– Не хуже, чем у твоего оригинала, – сказал Хичоль. Он поставил одну ногу на грудь волшебника, замахнулся мечом и резко опустил его… всего лишь порезав шею и при этом уронив оружие на пол.
– Хичоль – он и с клыками Хичоль, – заметил Шивон.
– Заткнись! – рявкнул вампир, снова хватая обеими руками меч. – Лучше бы помог!
– Человека убить? – нервно улыбнулся во все тридцать два зуба Шивон.
– Вот уж не думал, что перед смертью буду хохотать до слез над палачом, – презрительно усмехнулся профессор.
Хичоль на этот раз не стал подражать герцогу – он просто воткнул острие меча в шею волшебника. Брызнула кровь, словно заливая собой и без того затуманенное сознание артиста. Пришлось вытащить клинок и ударить снова. Что уж нужно было этим вампирам для смерти? Хичоль как-то не задумывался. Но отделить голову от тела, наверное, было разумнее всего. Только она чего-то никак не хотела отковыриваться: удар за ударом – а все еще оставалось слишком много целых тканей. Профессор уже испускал едва слышные предсмертные хрипы, кровь заливала пол. Пожалуй, держать его ногой смысла больше не было, он не представлял опасности. Встав рядом поудобнее, Хичоль взялся разрезать остатки шеи, словно кусок мяса для бифштекса.
Шивон отвернулся, и его стошнило. Чонсу стал белее мела и вцепился в занавеску, чтобы не упасть.
– Все. – Хичоль пнул голову – теперь она ничем к плечам не крепилась. – Скоро он в пепел превратится. Минут через тридцать, не больше. Я пойду переоденусь и помоюсь: весь изгваздался.
Он вышел из спальни, забрав с собой меч. Зрение не подводило, но мозг явно не обрабатывал поступавшие в него картинки: вампир вписался в дверной косяк и пару секунд непонимающе смотрел прямо перед собой, после чего наконец догадался повернуть в сторону.
– Наш Хичоль только что безжалостно отфигачил человеку голову? – дрожащим голосом спросил Шивон.
– Не… не человеку же, – пробормотал глубоко потрясенный лидер. – Но кровищи – как от настоящего…
Бэкхён принадлежал к непредсказуемому миру шоу-бизнеса и, конечно, уже многое успел повидать на своем веку. Но того, что ему пришлось наблюдать в тот вечер, он не мог увидеть даже в кошмарном сне.
Это были, судя по всему, не Донхэ и Чанмин, но сходство было столь поразительным, что сложно было воспринимать их иначе. Итак, Донхэ с винтовкой обнял Чанмина в девичьей школьной форме за талию, притянул его к себе и поцеловал в губы, слизывая с них вишневый блеск. Это был бы самый несуразный фансервис на свете, если бы Чанмин таким образом не расплачивался за собственную жизнь – и, наверное, освобождение заложника. «Мне что, на ВСЕ смотреть?» – промелькнуло в голове у перепуганного айдола.
– А ты, признайся, и раньше хотел такого? – спросил Донхэ, взяв Чанмина за волосы. – Просто знал, что ты мне противен и папа не обрадуется? У тебя запрет был, да?
– Был, конечно, – улыбнулся Чанмин. – Господин хотел вырастить своих мальчиков добропорядочными гетеросексуалами, да и грязным слугам можно совокупляться только с себе подобными. Но каждый ничтожный раб мечтает очутиться в постели прекрасного аристократа, разве нет?
– Бедный Джеджун, угораздило его залететь от такого, – засмеялся Донхэ. – Я ему расскажу о том, что ты сейчас сделаешь. Он узнает.
– Как пожелаешь. Главное, не причиняй ему вреда.
Донхэ упивался собственной властью. Он всегда мечтал ломать чужие жизни и подчинять, но до сих пор для этого сначала надо было заныть: «Па-апа!» Теперь наконец-то он сам устанавливал правила игры.
Впрочем, если бы не отец, Донхэ и сейчас не представлял бы почти никакой угрозы, но об этом можно было подумать и после унижения слуги.
Чанмин сделал шаг назад и стал расстегивать пиджак. Бэкхён отвел взгляд. Он бы и вовсе ушел в другую комнату, но кто знал этих ненормальных двойников – могли за такое и пристрелить. А вот Донхэ с удовольствием наблюдал за тем, как пиджак соскальзывает с плеч слуги. Что и говорить – раздевался он красиво. Наверное, именно Чанмина и все его многочисленные копии Донхэ мог бы считать если не ровней себе по части внешности, то, во всяком случае, близким к этому.
Пиджак слетел на пол. Донхэ снова поманил к себе слугу для поцелуя. Это возбуждало. Он был в опасности и нарушал все отцовские запреты, а заодно показывал средний палец «занудливому» братцу. Спать со слугой – зазорно, Хёкки? Низко? Так любуйся. Для меня единственное ограничение – это мое собственное желание.
У Чанмина часто билось сердце – Донхэ решил, что его тоже заводит эта жуткая ситуация. На мгновение захотелось не просто унизить его, а заняться с ним полноценным сексом, без наблюдателя в виде одуревшего айдола. Но слуга такого не стоил. Тем не менее, Донхэ крепче прижал его к себе, целуя. Было, в общем, понятно, что не избалованная вниманием бухгалтерша нашла в этом парне. Он умел быть нежным.
Чанмин положил ладонь на плечо молодого господина и медленно заскользил по руке вниз. И затем – резкий захват, от которого треснуло запястье; Чанмин схватил выпавшую из руки винтовку, не глядя швырнул ее за спину и сделал подсечку. Донхэ упал на одно колено, взбесился и прыгнул на слугу, как дикий зверь.
«Лучше бы трахались!» – в ужасе подумал Бэкхён, осознав, что началась драка.
Сражение, правда, продолжалось недолго: теперь слуга мог атаковать, как угодно, не боясь причинить вред «принцу», а тот значительно уступал ему в боевых навыках. Скоро Чанмин уже сидел верхом на Донхэ, держа его руки у него за спиной так крепко и неудобно, что любое движение грозило обернуться новой травмой.
– Он у нас бестолковенький, – с извиняющейся улыбкой заметил Чанмин, обращаясь к айдолу. Донхэ трепыхался, но слуга без труда удерживал его на месте. – Какой из него злодей, правда? Он ужасно глупый и совершенно не умеет разрабатывать адекватные планы действий. Ну, сам видишь!
– Какая же ты сука, – прошипел Донхэ.
Чанмин поднял одну руку и отвесил ему подзатыльник.
– Помалкивай, неудачный персонаж второго плана, – сказал он, после чего продолжил вполне беззаботно, будто болтал с приятелем за чашечкой кофе: – У него это с детства. Я до одиннадцати лет воспитывал их с Хёкки. Меня из Индии уже отозвали, в Россию еще не направили, и я был при них в Париже гувернером. Так вот. Гуляли мы как-то раз – им уже по девять лет было. Дело шло к вечеру. Донни, как обычно, обидел брата, тот шел и плакал. А на ходу как успокоишь? В общем, отчитал я Донни, купил Хёкки сладкого, нашел свободную скамью в парке, усадил обоих и стал жалеть старшенького, демонстративно не давая младшенькому лакомство. Хёкки иногда ревел по полчаса без остановки, да настолько безутешно, что с непривычки и пинка пропишешь такому визгливому ребенку – но у меня-то привычка была. Стоило мне заняться старшим, как вот этот, – Чанмин опять дал Донхэ подзатыльник, – стал тихой сапой уползать от скамьи. Хочешь верь, хочешь нет, но в конце девятнадцатого века педофилы уже водились и жертв себе активно подыскивали. Отошел, значит, Донни буквально на несколько шагов, как появился рядом некий усатый дяденька с тростью и предложил купить мальчику конфеты еще вкуснее, чем у рыдающего в три ручья брата. И что вы думаете? Девять лет, сын вампира, который людей в былые времена пачками мучил и убивал, – но заулыбался и, довольный, пошагал за сомнительным дяденькой. Я увидел их, когда они уже отдалились от скамьи и собирались покидать парк. Старшенького за руку – и бегом за младшеньким, обещая дяденьке усы оторвать и трость в задницу запихнуть. Донни потом ревел еще громче Хёка: он никак не хотел понимать, что его не за конфетами вели! Вот так. – Чанмин наклонился к Донхэ. – Сто лет прошло, а ты все так же веришь коварным дяденькам. Конечно, нарцисс чертов, у меня на тебя уже полвека стоит, только и думаю, как бы перед тобой ноги раздвинуть…
Бэкхён просто хлопал глазами – он все равно не понимал, что за ерунду несет двойник чужого макнэ.
– Сейчас, Донни, мы встанем и пойдем отсюда, – объяснил Чанмин. – Отцу тебя выдадут на тех условиях, которые придумает герцог. Скажи спасибо, кусок дерьма ты самовлюбленный, что Пуговичка не пострадал, а то не жить бы тебе, идиоту.
И тут дверь в квартиру открылась. Первым в гостиную вошел Кюхён, смертельно бледный, но серьезный и строгий. За ним следовали плечом к плечу Юно и Ючон; ни один из них сейчас не выглядел доброжелательным, и даже пришелец не позволял вспомнить о своей юмористической природе.
– Уходи, – сказал герцог, посмотрев на Бэкхёна. Поскольку тот не двинулся с места, пришлось повторить: – Уходи из комнаты, немедленно.
– Юно хён, что происходит? – спросил парень, встав с кресла и подойдя к нему. – Кто эти люди?
Оборотень не ответил, и монах сам увел Бэкхёна в прихожую, толкая в спину тыльной стороной ладони – кожу все еще жгло адским пламенем.
– Как вы вошли? – удивился Чанмин.
– Кюхён прорвал защиту профессора, – холодно ответил Юно. – Потому что профессор уже мертв.
Чанмин напрягся и крепче вцепился в запястья лежащего на полу Донхэ.
– Господин же это почувствовал, – сказал он с волнением в голосе.
– Хичоль и так скоро будет обо всем знать, – возразил Юно. – Нет нужды быть осторожными.
– Ладно, хорошо, – согласился Чанмин. – Надо уводить Донхэ.
– Ючон, – скомандовал герцог.
Майор подлетел к Чанмину, стащил его с Донхэ, затем поднял «принца» на ноги и тут же оглушил ударом по голове. Молодой вампир снова упал, закричав от боли.
– Кюхён, создай барьер для звука, – приказал Юно. – Соседям не стоит слышать.
Монах кивнул и поднял одну руку вверх – по воздуху прошла едва заметная рябь.
– Что вы собираетесь делать? – спросил Чанмин, глядя на всех троих по очереди. – Мы же хотели просто вытащить его отсюда! О чем вы там без меня договорились?!
Ючон повернулся к нему и схватил его за плечи. Вырваться из этих железных рук не было никакой возможности.
– Он заслужил, Мин, – сказал майор. – Не суйся.
– Что? – Чанмин с тревогой посмотрел на герцога. Тот подошел к Донхэ, медленно ступая босыми ногами по ковру. «Принц» вскочил на ноги и кинулся к окну, надеясь выпрыгнуть из него, однако монах не только установил звукоизоляцию, но и запечатал все выходы – в сантиметре от подоконника была магическая преграда.
– Да вы с ума сошли, – сказал Донхэ, замерев лицом к Юно. Тот напоминал сейчас хищника, обманчиво расслабленного, но готового к смертельному броску. – Папа же вас всех прикончит!
– Он свихнется, – подтвердил Чанмин, зачем-то цепляясь пальцами за руки майора. – Хичоль не простит!
– Меня это не волнует, – ответил Юно. – Его сын перешел все границы. Та пуля предназначалась мне. А я не был бы вожаком стаи, если бы прощал покушения на собственную жизнь.
– Юнни, не надо, всем только хуже будет, – попробовал улыбнуться Чанмин. Вышло у него это весьма неестественно.
– Находясь на грани безумия от голода и страха за омегу, ты готов был принести в жертву господского сына, – напомнил герцог. – Отвечай за тот поступок и теперь, дрянь.
Донхэ понял, что молить о пощаде бесполезно, и бросился в атаку на Юно. У него получилось вцепиться в шею герцога, пока тот был еще человеком, но, оказавшись под разъяренным вампиром, оборотень быстро принял форму волка и с громким рычанием сбросил его с себя. Они оказались один на один: Кюхён стоял в стороне, Ючон крепко держал Чанмина, а Бэкхён всех ослушался и, застыв от ужаса, высунулся из-за двери в прихожую.
Донхэ попытался вернуть себе винтовку, но оборотень встал на нее лапой, грозно рыча и скалясь. Вампир кинулся вон из комнаты – волк снова перерезал ему путь и прыгнул на него, роняя на пол. Мощные челюсти тут же сомкнулись на плече, отрывая кусок плоти. Страшный крик заполнил всю квартиру.
– Юн, да ты охренел! – заорал Чанмин, безуспешно дергаясь. Майор с грозным спокойствием наблюдал за казнью и не отпускал его. – Просто убей, Юн, психопат ты чертов! Зачем издеваться, застрели его из винтовки!!!
Волк медленно, методично рвал тело жертвы на куски, не позволяя избавиться от мучений через смерть. Он отгрыз одну руку почти полностью, а вторую по локоть и распорол когтями живот. Зверь ничего не ел – просто раздирал врага на части. Человек бы уже скончался от потери крови, но вампир еще долго оставался в сознании, истошно вопя в агонии.
Острые зубы разорвали кожу лица, превратив его в кровавое месиво. Чанмин уже не понимал, что кричит и зачем – он просто не мог поверить в то, что видит, и сам почти обезумел. Донхэ заслуживал самых страшных наказаний. Но не такого. Не быть растерзанным на части. Этот мальчишка, которого он держал за руку, учил читать и считать, играть на фортепиано… Когда Чанмин впервые увидел Донхэ, тому было около полутора лет. Он сидел в манеже, в детской комнате парижского особняка Хичоля, и щипал брата за ухо, что прекратил делать, как только заметил постороннего. А когда Чанмин видел его в последний раз, он лежал на полу дорогой сеульской квартиры, и ошметки его плоти падали рядом с ним в лужу крови.
Чанмин уехал из Британской Индии по приказу Хичоля – туда назначили нового наместника, англичанина по национальности. Новую территорию пока не дали, и слуге предстояло жить вместе с господином, его женой, любовницей (они были сестрами кореянками) и двоими сыновьями-ровесниками. К детям Чанмин относился, в принципе, хорошо, хоть раньше и не имел возможности близко общаться с ними. С этими карапузами он подружился почти сразу: они оказались вредными и в свои полтора года уже основательно избалованными, но милыми и дружелюбными. Хичоль был этому несказанно рад, ведь слуга ему искренне нравился. А вот сестры, воспитанные в Корее, почти не говорившие по-французски и полностью поглощенные предрассудками в отношении социальной иерархии, не были в восторге от постоянного присутствия безродного слуги в жизни их маленьких принцев. Если бы не страх перед мужем, смешанный с поклонением ему, как божеству, женщины бы устроили Хичолю скандал в западном стиле двадцатого века и вынудили спровадить Чанмина подальше от их дома. Поскольку ссора с великим вампиром была исключена, дамы стали оказывать давление непосредственно на своих отпрысков. Долгое время у них это не получалось: у мальчиков уже к пяти-шести годам сложился совершенно другой менталитет, они были детьми Парижа, и восточные традиции вместе с матерями стали для них чуждыми, зато открытый, умный и улыбчивый гувернер по-настоящему нравился им, вызывал доверие (что, впрочем, не мешало ни одному из них доводить его до белого каления). Однако в девяностых годах сестры все-таки дождались отставки слуги: напарника Юно, который тогда заведовал делами Российской Империи, вычислил охотник на нечисть и убил. Хичоль, поразмыслив, решил отправить на замену Чанмина, которого больше ста лет назад заставил отдаться Юно и который с тех пор был ему хорошим другом, а временами и любовником. Донхэ и Хёкдже рыдали, провожая гувернера на поезд. Чанмин уверял детей, что не бросает их и обязательно будет навещать. Но дела в России становились с каждым днем все более запутанными и требовали постоянного присутствия. Чанмин писал мальчикам, однако ответов не получал: их матери, едва он покинул Париж, объяснили детям, что это – не добрый старший друг, а всего лишь слуга, который оставался рядом исключительно из-за приказа, он никогда не любил своих подопечных, те были для него только работой. Чего греха таить: со временем и сам Чанмин перестал постоянно вспоминать о детях, к которым привязался всем сердцем, тем более, что проблем было много по всем фронтам, да и о вампирах каким-то образом узнавало все больше людей за пределами высшего круга избранных. После Революции пришлось заново строить отношения с правительством, восстанавливать власть Хичоля, на несколько лет совершенно потерянную. Таким образом, Чанмин встретился со своими воспитанниками только после окончания Второй Мировой, которая тоже потребовала его активного участия. Братья, уже превращенные в вампиров, жили вдали от сражений, в США. Радостного воссоединения не получилось: Хёкдже и Донхэ уже видели себя частью тайной элиты мира, пользовались всеми благами, что мог предоставить им отец, и давно привыкли считать его слуг своими собственными. За фамильярное обращение Чанмин сразу получил презрительный выговор от старшего и оплеуху от младшего. «Я немного переборщил с потаканием их прихотям, – признался Хичоль, смеясь. – Прости старика. Все психологи утверждают, что поздних, долгожданных детей окружают чрезмерной любовью… Я стал жертвой этой чисто человеческой слабости!» Чанмин понял, что те милые мальчишки остались на перроне, где провожали его в Санкт-Петербург, и с каждым годом они, особенно младший, проявляли все больше дурных черт характера. Любить их было уже невозможно. Но все-таки они оставались частью того, что Чанмин при желании мог бы назвать своей семьей – другой у него просто не было.
И вот теперь Донхэ уже почти не кричал, обессилев от мучений, пока свирепый волк выгрызал его внутренности. Он испустил последний вздох, когда было вырвано сердце. Оборотень превратился в человека, взял в руку брошенный на ковер орган и направился с ним к слуге. Майор отошел в сторону, но Чанмин не мог еще ни двигаться, ни говорить: его застывший взгляд был прикован к разодранному телу молодого господина, а перед мысленным взором стоял шестилетний мальчик, прибежавший, чтобы похвастаться самостоятельно прочитанной сказкой.
Юно взял правую руку Чанмина и положил на раскрытую ладонь сердце. Оно было целым и еще сокращалось, словно оставалось, по чему гнать кровь.
– Он заслужил, Мин, – повторил Ючон.
– Но не так же, – прошептал Чанмин, медленно переводя полубезумный взгляд на герцога.
Зазвонил лежавший на полу телефон. Юно поднял его, запачкав кровью убитого, и принял вызов.
– Донни! – с беспокойством закричал в трубу Хёкдже. – Слушай, Донни, я папе пока ничего не говорил, я просто не знаю, что делать! Надо же спасать тебя… Позвоню папе сейчас, да? Чего говорить-то ему? Или сам позвонишь? Донни, алло?
– Донни больше нет, – сказал герцог и вынул аккумулятор из телефона.
В прихожей Бэкхён упал в обморок.
====== Глава 45 ======
Руководство SM, узнав о случившемся уже через несколько секунд после выстрела, связалось с ошарашенным стаффом и строго-настрого запретило вмешиваться в творящуюся дребедень. Пострадавшему охраннику оказали первую помощь и обещали выплатить огромную компенсацию; врачам, что увезли брошенного на лестнице Чанёля, тоже пришлось заткнуть рты купюрами. Разобравшись с верхушкой айсберга проблем, воротилы шоу-бизнеса во главе с Ли Суманом отключили все телефоны и погрузились в глубокую тоску. Надвигался страшный, способный смести все на своем пути скандал. А вот какой именно – тут еще оставался выбор.
1) В артистов SM стреляют прямо на сцене! Никаких мер безопасности, да агентство их даже за людей не держит!
2) Вообще-то, стреляли не в артиста SM. Это все какие-то другие люди. Но тогда... ЗА КАКУЮ САМОДЕЯТЕЛЬНОСТЬ МЫ ПОЛГОДА ПЛАТИЛИ ДЕНЬГИ?! ГДЕ НАШИ ОППЫ?!!
– Я лично принесу извинения за то, что Чанмин пострадал, – решил в итоге Ли Суман. – Сами виноваты, плохая организация охраны. Сфотографируюсь с ним в больнице, подержу за руку, он поулыбается: зла не держит. Объясним, например, что стрелял сумасшедший парень, которого девушка бросила из-за любви к участнику TVXQ. На него же повесим убийство менеджера, мои знакомые в полиции помогут. Останется найти козла отпущения. Проведем беседу со всеми сотрудниками компании, которые еще не в курсе, заставим подписать договор о неразглашении. – Бизнесмен снял очки, опустил голову, устало потер лоб ладонью и раздраженно выпалил: – А потом они все отсюда уберутся. Все эти сумасшедшие покинут страну и больше никогда не покажутся на одном полуострове рядом с нашими айдолами, которых немедленно вернут в компанию.
– Но они же чудовища, – напомнил ему один из подчиненных.
