Текст книги "Герой не твоего романа (СИ)"

Автор книги: lovely dahlia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 100 страниц)

Кюхён честно попробовал осудить «грубиянку», но не смог. Уходя от Джеджуна, он обещал себе, что прогонит «вампиршу» из своих мыслей, ведь «она» – мало того, что нечисть, так еще и совершенно бестактная. Тем не менее, это оказалось для него непосильной задачей. Во-первых, мешал оборотень, который каждый день пытался изобрести что-то новое с целью доказать монаху, что он – здоровый мужчина и тоже хочет тепла. От Юно, правда, Кюхён никакого тепла не хотел, несмотря на то, что тот, рискуя получить порцию мучений, все время норовил прикоснуться. А вот восхитительная «Хичольда»… Свободного времени было слишком много, и монах посвятил себя медитациям вперемешку с кабельным телевидением и притащенным ради сублимации кактусом. Правда, кактус оказался большой ошибкой. Он почти не требовал ухода. На третьи сутки попыток отвлечься от мыслей о «развратнице» Кюхён понял, что куда лучше было бы завести котенка.

Во-вторых, Кюхён зачем-то вздумал прочитать книгу «Братья Карамазовы». Увидев намек Достоевского на приставания «падшей женщины» Грушеньки к набожному Алеше, Кюхён провел параллель между этой ситуацией и своими зародившимися чувствами. Если бы только Федор Михайлович соизволил развить едва обозначенную линию, послушник, по его мнению, мог бы помочь Грушеньке исправиться, встать на путь добродетели. Чем же монах Священной горы был хуже? Через два дня Достоевский лишь усугубил ситуацию, попавшись на глаза Кюхёну со своим другим романом – «Идиот». Еще одна «падшая», еще один не в меру религиозный герой… И Кюхён наконец поддался мечтаниям. О нет, он ни в коем случае не собирался претендовать на тело «Хичольды». Он хотел всего-навсего стать «ее» другом и иметь возможность исполнять роль наставника – если не духовного, то хотя бы по курсу этикета.

За день до шопинга Кюхён снова увидел Хичоля. Тот просто шел по улице из кафе с бесплатным wi-fi, где почти три часа, вцепившись в ноутбук, болтал по Skype с одним печально известным китайцем и при этом половину времени даже не обращал внимания на свой дорогой коктейль. («Ну, ты ведь там не пьешь?» – спросил китаец. «Хамло, я же не алкоголик, пироженку взял, вон!» – ответил Хичоль, придвигая к камере тарелочку. «Ого, выглядит вкусно, так бы и съел!» – обрадовались с китайской стороны. «Закажи себе такое же, создадим иллюзию совместного обеда, » – предложил Хичоль. «Во-первых, тут в точности таких же пирожных нет, – сказали в Китае, – а во-вторых, моя лапочка сидит на диете и запрещает мне…» Хичоль просто закрыл ноутбук, выпил свой коктейль и заказал кофе по-французски. Потом, перетерпев прилив желания уничтожить Вселенную, он открыл компьютер и заявил обеспокоенному собеседнику, что находится в полудикой стране, где с интернетом регулярно случаются проблемы. А вообще, проблемы были у китайца. С головой. Потому что знал ведь, бессовестный, сколько лет его безответно любят, и все равно про свою девушку упоминал.) Вот в таких растрепанных чувствах Хичоль и шел по улице. И додумался при этом быть в одежде стиля «унисекс» – легкая трикотажная кофта доходила ему почти до колен, а узкие джинсы жителю прошлого века в силу поверхностных знаний о современной моде легко было принять за лосины. И Кюхён его, конечно, увидел. А Хичоль, несмотря на свои страдания, решил помахать ему рукой, подмигнуть и послать воздушный поцелуй. Монах замер и прижал ладони к груди, в которой бешено колотилось сердце. «Безусловно, эта женщина просто дает волю своему кокетству и не намекает на интерес ко мне, – решил Кюхён. – Но один ее взгляд, одна улыбка заставляют меня жалеть, что я не обыкновенный мужчина, имеющий право добиваться Хичольды…» (Монах почему-то решил, что это – полное имя.) А потом искусство нанесло последний удар – Кюхён услышал в маршрутном такси песню из мюзикла «Нотр-Дам де Пари». Священник, признаваясь в любви к цыганке, заявил, что «судьбы насмешкою в рясу облачен» и потому счастья, вероятно, не познает. «Как хорошо я понимаю тебя, – думал Кюхён, с легкой завистью глядя на едущую рядом влюбленную пару. – Теперь мне остается либо пойти против собственной совести, либо задушить свои непозволительные чувства…»

В ту ночь монаху впервые снился эротический (с его точки зрения) сон – «вампирша» подарила ему нежный поцелуй. Проснувшись, он предался медитации. Нехорошо, нехорошо было желать такого… Вон тот священник из песни, как успел узнать из интернета Кюхён, тоже цыганку не получил. Впрочем, там вообще все умерли.

И вот, при третьей встрече с «прекрасной вампиршей» на бедного монаха стали сваливаться один за другим неприятные сюрпризы. Сначала он понял, что его «возлюбленная» заигрывает с оборотнем, который оскорбляет ее, но все равно не отталкивает. А затем Джунсу объявил красавицу лицом мужского пола. Кюхён вытаращился на Хичоля, надеясь увидеть в нем истинно женские черты (например, грудь). Но нет – наваждение развеялось, и вместо прекрасной куртизанки перед монахом предстал женственный гей. «О боги, каким же глупцом я был! – испугался Кюхён. – Посмел не только полюбить, но еще и полюбить мужчину! Отвратительно. За это я должен быть наказан.»

– Шим Чанмин, Чон Юно, отдавайте браслеты, – решил монах. Юно недоверчиво прищурился, а вампир охотно протянул ему руку, чтобы избавиться от заколдованного украшения, и лишь поинтересовался, что заставило его поменять мнение. – У меня больше нет права указывать кому бы то ни было, даже нечистым, как себя вести. Мне нужно вернуть смирение духа и плоти, а то, что вы зависите от моей воли, мешает этому, питая гордыню.

– Не знаю, Кю, какая муха тебя укусила, но благодарен ей безмерно, – пропел Чанмин.

– Ты хоть представляешь, на что обрекаешь себя, развязывая мне руки? – хищно улыбнулся Юно. – Я в последнее время стараюсь уважать твои религиозные запреты, но боюсь, что скоро мне это надоест…

– Нет, только не это! – воскликнул Кюхён, решительно ударив кулаком по столу. – Я говорил, что не осуждаю отношения между мужчинами, но для меня такое недопустимо! Прошу, найди другого человека, с которым сможешь удовлетворять свои животные потребности!

– Я ведь уже говорил, что из вас говно парочка?.. – нахмурился в задумчивости Хичоль.

– А из нас с тобой? – поинтересовался герцог.

– Из нас тоже говно. Нормально – это если ты на омежке женишься или, как вариант, Чанмина раком поставишь. Вот Джунсу – правильный парень! Джунсу спит с Ючоном. А ты мне себя предлагаешь?

– Я? – Юно презрительно усмехнулся. – Если только ты сам попросишь меня об этом.

– Ким Хичоль? Кого-то просить? – новообращенный вампир показал Юно, которого его просили соблазнить, средний палец. – Это ты меня еще просить будешь, пушистик.

– Восхитительно, вызов принят, – согласился Юно.

– Чщ-щ-щ, – чуть слышно прошипел Джеджун, многозначительно кивнув в сторону сползающего под стол Джунсу. – Чего вы раскричались…

Таким образом, ситуация сложилась как нельзя более дурная. Монаху понравился молодой вампир, принятый им за женщину, вампир давно любил бывшего коллегу-гетеросексуала и весело, но без энтузиазма приставал к оборотню, а оборотню, в принципе, интересны были оба: один – своей недоступностью, второй – дерзостью.

По сравнению с этой романтической чехардой то, что происходило между Джунсу и Ючоном, едва ли можно было назвать безумием. Подумаешь – перепутали майора с мальчишкой-беспризорником. Зато никаких лишних людей, все понятно. Ну, почти.

– Я уже не знаю, что с ними делать, они все просто чокнулись. Наверное, лучше оставить их в покое, – сказал вечером Джунсу, выходя из ванной в чем мать родила. Он, собственно, никогда не стеснялся своей наготы и с тех пор, как его отношения с погибшим Ючоном перешли в режим «любовники», дома часто ходил голым. Он не учитывал только того, что майор Пак этим Ючоном не был и к тому, чтобы его обнимали голые мужчины, не привык. Поэтому он был как минимум удивлен, когда его отвлекли от уже полюбившейся войны зомби с растениями посредством плотного прижимания чужого разгоряченного тела к его собственному.

– Пак Ючон, в какую ерунду ты играешь! – засмеялся Джунсу, отбирая у офицера телефон. – Я думал, такое нравится только старикам и детям, а молодежь предпочитает что-то более увлекательное и красивое. Например, «League of Legends», «StarCraft»…

Ючон обиженно проводил взглядом конфискованное «поле битвы».

– Су, да я уж смотрел, что это за игры, но там сложно, – отмахнулся он. – Мне бы чего попроще…

– Помнится, с Кюхёном и Чанмином ты проводил целые вечера за такими играми. – Джунсу положил телефон на прикроватную тумбочку и, закрыв глаза, потерся кончиком носа о шею майора. – Так странно, что за полтора года из нежного мальчика-цветочка ты превратился в неотесанного мужика средних лет… И еще эта твоя беременность, которая с таким характером никак не вяжется… Знаешь, меня даже преследует совершенно дикая мысль. Я люблю одного Ючона, Джеджун дружит со вторым. А ты – вообще какой-то третий человек, не имеющий к нам отношения.

Наверное, это была идеальная возможность признаться. Через день все улетят в Мексику, поэтому наркоторговцы не узнают, что Джунсу в депрессии и стал слабее как целитель. Но за время, проведенное с художником, Ючон успел к нему привязаться. Раньше, не зная тепла и заботы, офицер не задумывался о том, что они ему нужны; теперь же, заняв место горячо любимого, хоть и когда-то обиженного мальчика, он не хотел отдавать свой незаконный трофей. В конце концов, другой Ючон наверняка умер и в любовнике больше не нуждался, так что никакой кражи, по сути, майор не совершал.

– Ты чего, Су, анекдоты какие-то рассказываешь, – засмеялся он, крепче прижав к себе художника. – Откуда столько Ючонов-то возьмется. Я… это… – Ючон решил все-таки опуститься до лицедейства и сыграть своего двойника. Правда, нужно оговориться, что актерских способностей у майора отродясь не было. Даже в африканской резервации, где никто не претендовал на звание умного или талантливого человека, ребенок-полукровка ухитрялся рассказывать коротенькие стишки едва ли не хуже всех в классе. Впрочем, став взрослым, он травил веселые байки так, что смеялись все слушатели. – Я вон тоже решил, что тебя подменили, когда ты с другим кувыркался! Думал: ну не мог мой Су так взять и променять меня на какого-то гамадрила. – Увидев выпученные глаза Джунсу, Ючон понял, что над речью «героя» еще придется основательно поработать. Следовало незамедлительно загладить неправильное впечатление. Вспомнив поведение Джеджуна (по его мнению, самого женственного из всей компании), майор предпринял попытку изобразить «мальчика-цветочка». Он опустил взгляд, сделал вид, что готовится заплакать (действительно пустить слезу ему вряд ли удалось бы), и продолжил: – Я же переживал из-за того, что случилось. Сам теперь себя не узнаю. А ты говоришь – другой человек, неотесанный мужик…

Ючон хотел добавить что-то еще, но вовремя понял, что у него уже истощился запас приличных выражений.

– Да я же пошутил, любимый, – успокоил его Джунсу, прижимая к Ючону не верхнюю часть своего тела, которой офицер отдавал предпочтение, а нижнюю. – Все очень странно и в голове не укладывается, но я уже принял это безумие. Не дуйся. Хочешь, массаж сделаю?

– Массаж? – Вдохновился Ючон. Откровенно говоря, он не знал на собственном опыте, что это такое. Но полковник Чон говорил, что снимал проститутку, умевшую делать массаж с ароматическими маслами, и что массаж оказался едва ли не приятнее самого секса. – А чего, можно. Давай.

– Тебе раньше очень нравилось, я помню, как ты говорил, что у меня нежные руки, – ностальгически произнес Джунсу. Майор почувствовал, что почти сразу после получения разрешения на загадочный «массаж» одна часть тела художника несколько увеличилась в размерах и уткнулась в его бедро. Впрочем, полковник Чон ведь говорил, что «массаж был лучше секса», значит, в собственно половой акт эта процедура не входила. Соответственно, Джунсу мог возбуждаться сколько угодно – это были его личные трудности.

– Так чего, они у тебя вправду нежные, вон какие, – ответил Ючон, взяв руку Джунсу в свою. И его почему-то охватила ревность. У художника были изящные, хоть и не совсем идеальные с общепринятой точки зрения, пальцы, прекрасные ногти с не заметным постороннему взгляду маникюром, гладкая кожа, о которой тщательно заботились и которую хотелось трогать. У майора же были загрубевшие руки рабочего и воина; ногти он просто неровно стриг. «А тот Ючон наверняка тоже весь был ухоженный, как баба, – неприязненно подумал майор. – Уж если Су с такими ноготочками его своей телкой считал, то страшно представить, что там за педрила был! А я рядом с такими только за сантехника сойду.»

– Раздевайся, – попросил Джунсу. – Или мне помочь?

– А на хуй? – всполошился Ючон, совсем забыв, что он играет «мальчика-цветочка».

– Я буду делать массаж через футболку? – ласково улыбнулся Джунсу.

Шорты не упоминались, так что майор решил, что можно выполнить просьбу. Правда, после этого он лег на спину с таким недоумевающим видом, что приступ безудержного хохота на время вывел Джунсу из эротического строя.

– Ючон, любовь моя, тебе грудь или живот помассировать? – спросил он, когда нашел в себе силы вытереть выступившие на глазах слезы и перевести дыхание. – А может, что-нибудь другое имеешь в виду…

Джунсу положил ладонь на пах Ючона. Тот криво ухмыльнулся, заявил, что «тупанул», и перевернулся от греха подальше. Джунсу сел на него (в какой-то момент возбужденный член явственно проехался по ягодице майора – а еще будут говорить, что смех губит похоть). Нежные руки заскользили по спине, испещренной шрамами и татуировками, надавливая на позвонки то сильнее, то легче, заставляя расслабиться, полностью растворившись в ощущениях. Массаж Джунсу оказался куда страшнее любого известного Ючону оружия: уже через три минуты он уже был недееспособен, познав слияние со Вселенной не хуже Кюхёна; осталась лишь одна ниточка связи с внешним миром, и это были прикосновения Джунсу. Его никогда еще так не трогали. Первый секс у него случился в двенадцать лет – чернокожая девочка с фабрики, на два года старше, тощая и кривыми зубами, сказала, что все подружки уже пробовали и ей тоже хочется; предложение состоялось во время перерыва, и девочка за любовь обещала поделиться обедом, которого Ючону никто не давал (мать забирала все заработанные на фабрике гроши и сама покупала лишь самое необходимое, а обед к такой категории, по ее мнению, не принадлежал). Ючон против не был и даже еду брать не стал; с тех пор почти полтора года, когда у него и девочки совпадали смены, они прятались за складом и минут пять предавались страсти, если это вообще можно так назвать. Потом девочку перевели на другой завод, за пятьсот километров от мебельной фабрики. Ючон даже пострадал по своей первой любви, вспоминая ее торчащие зубы и то, как поспешно девочка поднимала юбку, чтобы успеть удовлетворить своего бойфренда до гудка. После этого было затишье, потом как-то раз домогалась начальница смены… А уж как началась война, то вообще случались лишь незначительные эпизоды. Например: освободили деревню, которую жестоко эксплуатировали терронские военные – какая-нибудь жительница из благодарности наспех раздвинет ноги и пойдет дальше восстанавливать загубленное хозяйство. Последний раз Ючон спал с кем-то около года назад. Отряд прибыл в независимый городок, где Юно и Джунсу немедленно сняли лучших проституток, Джеджун и Чанмин каким-то образом соблазнили бесплатных юных красавиц, а к Ючону привязалась странная девица неопределенного возраста, сообщившая, что восхищается всеми без исключения героями сопротивления и коллекционирует их в качестве своих любовников. Она тоже не нашла ничего лучше, чем лечь на кровать и просто кричать в процессе: «Да здравствует Земля!» В общем, искушенным в вопросе страсти Ючон не был. А Джунсу – напротив: ему нравилось доставлять удовольствие, и за тринадцать лет «в большом сексе» он поднаторел в этом ремесле.

Иными словами, Ючон так разомлел, что даже не сумел вовремя насторожиться, когда художник решил перейти от сугубо оздоровительных процедур к сексуальной терапии. А ведь бывалому военному надо было насторожиться, когда его начали настойчиво гладить по ягодицам вместо спины.

– У тебя ведь ничего после… после «этого» не болит? – тихо спросил Джунсу.

– А… че… нет уже, – ответил Ючон, готовый вот-вот заснуть. Еще секунда – и захрапит в подушку, счастливый и почти познавший дзен.

– Тогда… ты же не против, чтобы все было, как раньше? – с волнением спросил Джунсу, начиная аккуратно приспускать шорты Ючона.

– Да, давай, – зевнул ничего толком не соображающий майор. Раньше как было? Другого Ючона любили и, вроде, рисовали. Ну, пусть снова так будет, офицер уж точно против этого возражать не станет.

Что-то зашуршало. Ючон сразу перестал дремать – этот звук был воспринят им как сигнализирующий об опасности. Перевернувшись на спину, он увидел, что Джунсу с видом ребенка в новогоднюю ночь открывает «подарок» – пакет из аптеки. Оттуда выпали лубрикант и презервативы.

– Точно ничего не болит? Прошла только неделя после ранения… – Джунсу наклонился к животу Ючона и поцеловал его в пупок. Ответа не было – значит, возражений не нашлось, и художник перешел на губы. Ючон хотел оттолкнуть его, но вспомнил, что иначе Джунсу вернется к только что высказанному предположению, и никто не будет его любить и гладить хотя бы по голове (а лучше бы только по голове), поэтому практически без лишних эмоций ответил:

– Все хорошо, правда. Я отлично себя чувствую.

Джунсу улыбнулся и опять чмокнул его в губы; он не любил чересчур «французские» поцелуи с попытками добраться языком до желудка, что и спасло офицера. Правда, скольжение чужого языка по его собственному все равно показалось Ючону немного странным. Но, чего уж тут скрывать, приятным.

Джунсу резко стащил шорты майора, оставив того в одних трусах. Ючон наконец отчетливо осознал, какая неправильная для него сложилась ситуация.

Джунсу разорвал упаковку с презервативом и стал раскатывать великое достижение цивилизации по своему налитому желанием члену.

– Ты сам себя смажешь или я? – спросил он, взглядом указывая на маленький тюбик с лубрикантом. Ючон только округлил глаза. – Милый, ты все еще стесняешься?

– Нет, боюсь, – ответил Ючон. – После изнасилования.

Майор вспомнил, что говорил Джеджун. Но играл он, как уже упоминалось, хуже некуда. Его слова прозвучали так, словно он был психотерапевтом и читал с листа диагноз жертвы преступления. То, что Джунсу не рассмеялся ему в лицо, говорило лишь о настоящей любви, которая зачастую ослепляет и, чего греха таить, отключает мозг.

– Боишься? – переспросил он. – Меня? Нашей близости?

– Всего, – пространно ответил Ючон. – И тебя, и чего ты учудить можешь…

– Но ты ведь понимаешь, что я не обижу. Помнишь, что было в первый раз? – Ючон кивнул, хотя в действительности даже не догадывался: про двойника он знал очень мало. – Ты же боялся. Но разве было неприятно?

– Нет, все было шикарно…

– Тогда доверься мне, – попросил Джунсу. Он медленно провел языком по шее и ключицам Ючона, отчего последний явственно ощутил, что год без секса – это та еще проблема, особенно, если нет ежедневной процедуры сублимации в виде войны. – Я понимаю, что теперь тебе… неуютно. Каждое прикосновение будто обжигает. Это нормально. Но ты должен позволить мне заново научить тебя…

Выходов у майора было три. Первый: согласиться на условия Джунсу и превратиться в его бывшего любовника во всех смыслах (этот вариант Ючон не стал даже рассматривать). Второй: все-таки порадоваться запоздалой догадливости художника, открыть что-нибудь спиртосодержащее и помянуть покойника (тогда самого майора немедленно выставят за дверь). Третий: продолжать играть по сценарию Джеджуна. Ючон, стараясь не слушать все более страстный и сбивающий с толку шепот Джунсу, решил как можно достовернее изобразить истерику и резко перевернулся обратно на живот, уткнувшись лицом в подушку и приготовившись душераздирающе всхлипывать. Выяснилось, что майор вообще плохо представляет себе, как надо плакать, потому что первый изданный им звук больше походил на смачное высмаркивание пополам с ревом. Тем не менее, Джунсу слез с него и стал участливо, в порыве нежной любви и жалости гладить по волосам (разумеется, спутанным – кто бы вспомнил их расчесать).

– Прости, пожалуйста, – сказал он. – Да, я слишком мало ждал… Ну, ты помнишь, что я иногда бываю похож на сексоголика. Но на самом деле готов ждать, сколько угодно, пока ты не будешь готов… Обещаю. Пожалуйста, прекрати плакать… Это ранит мое сердце…

– Да все, че там, не маленькая девочка же, – отозвался Ючон, довольный своими «восхитительными» актерскими способностями и произведенным эффектом. Он сел на кровати, натянул шорты и кинул на Джунсу свою футболку. – Прикрой причинное место. А то я… Кхм, я теперь только своего собственного не боюсь, вот.

– О, малыш! – воскликнул Джунсу, в свою очередь, и впрямь готовый заплакать. Он горячо поцеловал Ючона в щеку. – Как же я не понял… Это настоящая психологическая травма… Каюсь, решил было, что ты, как и Джеджун, просто потерял контроль над собой во время этой вашей течки и отдался другому парню, о чем потом сильно жалел, а про изнасилование наврал… И я перегнул палку, думая, что это не настолько серьезно…

– Все в норме, ты тоже не железный, – улыбнулся Ючон, хлопнув его по спине. – Че я, понять не могу? Ладно, давай, снимай резинку-то, а то сидишь в ней, как будто так теплее. И потом в карты скинемся.

– В карты, – повторил Джунсу, вставая с кровати. – Ты еще и азартным стал. Но тогда на поцелуи, ладно?

– Не-е-е, – категорично протянул Ючон. – На деньги.

– Ни в коем случае, такую дурную привычку я поощрять не буду, – еще более твердо парировал Джунсу. – Либо на поцелуи, либо на желания.

– На желания, – сказал майор, доставая из тумбочки колоду карт.

– Ну-ну, еще пожалеешь о своем решении, – подмигнул ему Джунсу.

Джунсу был счастливым обладателем многих пороков: он любил красивых мужчин, дорогой алкоголь и, разумеется, свою особу. Но вот с картами был на «вы». А в африканской резервации на захваченной инопланетянами Земле дети учились считать, запоминая цифры на замусоленных картах. Ючон легко обыграл Джунсу в пять разных игр подряд и загадал свое желание: поверженному требовалось нарисовать «черт-те-что и сбоку бантик». Джунсу почти тридцать минут сидел с открытым альбомом, не подпуская заскучавшего Ючона к себе, а затем показал свой набросок. Там был сам майор, но не такой, каким он привык видеть себя в зеркале (в последнее время – слишком часто, минимум раз в день). В наспех созданном портрете была едва уловимая возвышенность, утонченность, чего в нем никогда не наблюдалось. При этом под наброском было написано что-то по-корейски. Ючон пробурчал под нос, что это – не по правилам. Он ведь не мог прочитать очередное признание художника: «Мое странное, непонятное и бесконечно любимое черт-те-что. Бантик – на волосах, сзади. Съехал за день, вот его и не видно.»

Потом Джунсу лег спать, предварительно поцеловав майора на ночь и объявив, что ему нужно постепенно привыкать к их близости, а поцелуи – лучшее для этого средство. Ючон еще некоторое время грустно смотрел на Джунсу. Они были из разных миров во всех смыслах этого выражения. Безусловно, майор не имел никакого права претендовать на эту частицу прекрасного. Даже если другой Ючон был мертв, он все равно, как бы ни хотелось думать иначе, совершал кражу – тянул свои грязные лапы к произведению искусства. Захотелось не то уйти навсегда, не то завернуть Джунсу для надежности в одеяло и оставить себе на вечное хранение. Не привыкший к таким метаниям майор ушел на кухню, достал телефон, зажег сигарету и стал разгуливать по бескрайним просторам интернета – тем более, что так можно было подтянуть навыки чтения хоть на одном языке. Сначала он посмотрел, какие мексиканские блюда непременно включают в себя укроп, чтобы снова не пострадать из-за собственной беспечности, а затем решил проверить, знают ли местные ученые планету его угнетателей и, к сожалению, ближайших родственников. Выяснилось, что знают. Но в весьма странной форме…

Террон оказался одним из злодеев в российской компьютерной игре «Космические Рейнджеры 2: Доминаторы», и выглядел он, по сути, как планета, – шарообразно. А еще точно так же назывался магазин автозапчастей в городе Кстово, который рекламировала симпатичная молодая девушка с выкрашенными в белый цвет волосами.

Ючон точно знал: это была та самая терронская принцесса, которая своим коротким романом с землянином спровоцировала войну.

«Бывают же совпадения, » – заключил майор, тем не менее, интуитивно предчувствуя какой-то подвох.

Неделю спустя, в Сеуле

– Я забираю Чанмина, – сказал Кюхён, хватая друга за руку и стаскивая его с дивана, где тот сидел вместе с Джеджуном и Юно (первый сидел на коленях у второго). – У нас по плану – фансервисная фотосессия в трех местах подряд, а времени – в обрез.

– Тебе не жирно с фансервисом, зараза? – возмутился Джеджун, пытаясь удержать Чанмина за руку. Тот прямо-таки разрывался: и на предстоящую вечеринку остаться хотелось, и выполнить долг перед родиной – не меньше.

Кюхён дважды кивнул и резко дернул Чанмина на себя, пояснив:

– У меня любовники в двух группах, я круче всех на этой эстраде.

– У меня тоже, – напомнил Чанмин, помахивая рукой Юно. – Я же еще с нашим лидером шашни кручу.

– С лидером у меня шашни, и это вообще святое, мелкий! – закричал Джеджун, стискивая бедного Юно так, что тот едва не захрипел.

– Взрослые Касси осуждают юнджешниц, это для малолеток! – авторитетно заявил Чанмин.

– На своем прошлом концерте я видел пенсионерку с юнджешным баннером, – возразил Джеджун, переставая душить терпеливого лидера, но зато начиная на нем безжалостно ерзать. – А малолетки ни меня, ни тебя вообще не знают.

– Серьезно? Это только к тебе относится, дезертир! – Чанмин злорадно засмеялся. – На нашем прошлом концерте в первом-втором рядах стояла большая группа соплюшек, и они все время вопили мое имя!

– А ну пошли работать! – приказал Кюхён, дав товарищу-макнэ подзатыльник.

– Ты чего делаешь? – обиделся Чанмин, потирая голову ладонью. – Я тебе тогда не покажу ту ржаку, которую обещал!

– А, опять люди похожие? Как голый дурак – на Юно хёна?

– Да-да! – оживился Джеджун, спрыгивая с колен Юно. Тот наконец смог свободно вздохнуть. – Вообще угар! А знаешь, что самое смешное? Ючон все же как-никак говорит по-английски. Он попросил у пользователей на «ютьюбе»: переведите, пожалуйста, что говорят люди на видео. И знаете, что? Блондин сообщает: «Я Джеджун, а это – Ючон. Мы из Кореи.» Да сам посмотри. Реально похожи, но ведут себя не слишком правильно. Ючон сказал, что это – как плохие пародисты: подметили одну черту, раздули до неузнаваемости – и играют, довольные. Вообще, рассуждать так стал, актером себя возомнил…

– Джеджуни, я же просил про него не говорить, – мягко напомнил Юно.

– А он просил не говорить про тебя, – улыбнулся Джеджун, делая неправдоподобно виноватое лицо. – А я все равно обоим говорю и вы гавкаете в ответ. Гав-гав-гав.

– Как на тебя, балбеса, обижаться…

– Да никак. Шампанское? Вермут? Мою любовь и ласку?

– У меня тоже работа, скоро – интервью на радио.

– Эх ты… Замученный… Ну хоть пивка?

– Нет. Давай мороженого, говорил же, что покупал.

– Вот тут – «нет» с моей стороны! Ты на диете!

– На, посмотри, хён все равно уже рассказал, – обиженно заметил Чанмин, поднося к лицу Кюхёна телефон. – Коротенькое. Угар, особенно если они действительно так представляются. Копии, да?

Кюхён сначала смотрел на экран с улыбкой, однако скоро она стала не более, чем кривой усмешкой. Чанмин это заметил и спросил:

– Ты почему такой? Не похожи, что ли?

– Вообще не похожи, видно, что просто фанбои, – невесело хихикнул Кюхён, снова хватая Чанмина за руку. Правда, в машине он несколько раз отправил Хичолю sms с текстом: «Ты где и с кем?!»

Ответа не было.

====== Глава 14 ======

Когда Чанмин пришел на свидание, Анжелика уже ждала его на лавочке. Это была тоненькая блондинка двадцати лет, с большими голубыми глазами и поистине ангельским личиком. С чем, впрочем, никак не вязался ее откровенный наряд – короткая юбка, полупрозрачная блузка и босоножки на столь бессовестно высокой шпильке, что при росте ниже среднего она почти сравнивалась со своим бойфрендом.

– Прости, задержали посиделки с друзьями, – сказал Чанмин, протягивая девушке букет белых роз. Глаза вампира светились чистым преклонением, которое сложно было предположить в его сердце. – Но я ведь не сильно опоздал, правда? Ты не сердишься?

– Опять розы, – вздохнула Анжелика, принимая и подарок, и довольно целомудренный поцелуй. – Саш, это уже третье свидание. И я каждый раз получаю цветы.

«Саша» (Чанмин сам не понимал, почему выбрал это имя) виновато посмотрел на букет, в котором, к слову, насчитывалось пятнадцать роз.

– А чего бы ты хотела? – спросил он, обнимая девушку за плечи.

– Ну, Саш, я не знаю, – капризно протянула Анжелика, поглядывая на далеко не дешевую машину Чанмина. – У меня вообще настроение ужасное. Смотри, какая пакость приключилась. – Анжелика показала потертость на своей сумочке. – Вот как с такой ходить? А я в клуб хотела…

– Да там же ничего не заметно, – засмеялся Чанмин.

– Заметно, – серьезно возразила Анжелика. – Я с такой не пойду никуда. Давай новую купим. Или тебе жалко со мной в магазин сходить?

– Хорошо, хорошо, просто я только что оттуда… Но это не страшно.

Анжелика отвела Чанмина в магазин брендовых аксессуаров, выбрала одну из самых дорогих сумок и «внезапно» обнаружила, что у нее почти не осталось денег. Разумеется, вампиру пришлось оплатить покупку. Потом Анжелике захотелось в ресторан японской кухни, где она, не заботясь о сумме чека, заказала себе несколько разных блюд и ни одно полностью не съела, зато выпила три коктейля.

– Не надо себя так вести, – мягко попросил Чанмин, когда девушка, выскочив из ресторана, весело сообщила о курсе на ночной клуб. Он имел в виду, правда, не низкопробное вытягивание денег из богатого парня, а то, что Анжелика вопила на весь зал, рассказывая смешные, с ее точки зрения, истории про себя, подружек и «зачуханную старшую сестру». – Ты же такая красавица…

– Не будь занудой, Сашка. – Анжелика сложила губки бантиком. – Давай сегодня веселиться! Будем пить и танцевать в клубе.

– Может, просто танцевать? Тебе достаточно, – заметил вампир, занимая водительское сидение в своем автомобиле.