Текст книги "Герой не твоего романа (СИ)"
Автор книги: lovely dahlia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 66 (всего у книги 100 страниц)
– Слышь, чмо, – начал майор, закатывая рукава, – я просто…
Юно вдруг ощутил прилив праведного гнева. Какая разница, где родились его предки несколько поколений назад, – важно, что он был британским аристократом. БРИТАНСКИМ. А гомосексуал из этой страны, давшей миру Оскара Уайльда, Фредди Меркьюри, Элтона Джона и Стивена Фрая, не мог оставаться в стороне при таких выпадах.
– Вы что-то имеете против гомосексуалистов? – нахмурился Юно, возвращаясь в кабинет, как наступающая на врага мощная артиллерия.
– Мое мнение роли не играет, но мнение всей страны – другое дело, – дипломатично открестился менеджер. – Вы же знаете, что стажеров с такими явными наклонностями всегда отсеивали, и не просто из-за прихоти продюсера…
– Какая цивилизованность. – Юно потянулся к менеджеру через стол и замер в нескольких сантиметрах от его лица, скалясь. Сотрудник сглотнул слюну и сел в свое удобное кресло, спрятав ладони на коленях. «Лидер» тоже мог быть заразным. – Вы знаете, что нас любят не только в Корее, но и в более либеральных странах, где поклонники спокойно примут известие о нетрадиционной ориентации? А что, если я – ну, предположим, случайно – проговорюсь о своих отношениях с коллегой? И потом – уже совсем не случайно – поцелую его на публике?
– Агентство такого не одобрит, – пришибленно ответил менеджер, втягивая голову в плечи.
– Плевать я хотел на это агентство и зря в суд не подал шесть лет назад, – ухмыльнулся герцог.
Юно ушел, как победитель, а менеджер только мечтал сменить группу.
– Че, поговорил? – спросил Ючон, когда герцог его догнал.
Рядом были некоторые участники других групп, которые деликатно застыли поодаль.
– Поговорил, – ответил Юно, довольно невинно и в то же время недвусмысленно целуя Ючона в губы. Отстранившись, он добавил: – Любовь моя.
– Ты дебил? – тихо спросил майор.
– Нет, дебил ты, – сказал герцог, – а я просто извлекаю из этого выгоду.
– Одуреть, они правда парочка! – взвизгнул Сехун из EXO. – И, значит, оба больные!
– Мы теперь станем новой иконой ЛГБТ-сообщества Кореи, – радостно шепнул на ухо майору герцог. – Будем пропагандировать терпимость к лицам с нетрадиционной ориентацией. Твой диагноз еще больше драматизирует ситуацию.
– Это без меня, мне эти лица – по барабану. – Ючон оттолкнул Юно; со стороны показалось, что он просто устыдился публичного изъявления чувств и разозлился за это на своего любовника.
– Из деревянной головки опять вылетело, что ее обладатель – гей? – Герцог игриво щелкнул майора по лбу.
– Все, хватит, хороший спектакль. – Джунсу взял Ючона за руку и поволок подальше от Юно, бормоча себе под нос – Офигеть, отвернешься – и твоего парня, тупого и по всем статьям стремного, уже зализывает сдуревший альфа-самец коллектива… Кругом разврат. Сейчас вернемся в общагу – так там Чанмина профессор и Донхэ с двух концов трахают, а Настя на это смотрит и мастурбирует. Красота.
Super Junior не сумели добиться организации концерта в тот же день, но поставить его на следующий у них получилось. Это был один из тех удивительных случаев, когда SM Entertinment пришлось платить за то, чтобы их айдолы смогли выступить.
Подготовка шла в бешеном темпе. Во время прогона программы у Хичоля зазвонил телефон. Не его, а пленника Донхэ. Музыку выключили, и вся группа окружила вампира с пиликающим аппаратом.
– Отвечай! – скомандовал Хичоль, вручая телефон Донхэ-альфе. Тот испуганно попятился, но Хёкдже удержал его и заставил взять мобильный.
– Привет, пап, – сказал Донхэ, стараясь, чтобы голос звучал твердо. – У меня все отлично. Да покормил я его, покормил. Девку какую-то прибил. Передавай Хангену привет…
Хичоль замахал руками – Донни терпеть не мог телохранителя – но было поздно. Собеседник, впрочем, счел это за сарказм и попрощался. Или сделал вид, что дал себя обмануть…
– Я ухожу! – закричал Донхэ. – Персонаж, да? Ну вот и нечего мне делать с певцами! Хёкдже, любовь моя, давай оставим их! Тем более, ты в положении, а у них чертовщина какая-то…
– У него же еще позавчера течка была, – удивился Чонсу.
– Хэ по запаху определил, да и я сам это почувствовал, – улыбнулся Хёкдже. – Я омега, как-никак.
– А Дже два месяца не мог сообразить, что залетел…
– Этот ваш Дже – из хренового омегаверса! – закричал Хёкдже, скрестив руки на груди. – У него даже истинной пары нет, рожает от каждого встречного! Нашлась бродячая кошка…
– Милый, ну чего ты как про него, он же приличный омежка, просто в жизни не везло, – сказал Донхэ, обнимая любимого.
– Ребята, я ведь тоже персонаж, но я – здесь, – миролюбиво напомнил Кюхён.
– Ты – со сверхсилой, – ответил Донхэ. – А нам с моим лапочкой надо быть в безопасности.
– Но Джеджун тоже ждет ребенка, и он, не имея никаких способностей, остается с нами, – продолжал уговаривать их Кюхён.
– Потому что трется около Чанмина! – не отступал Донхэ.
– Да я им просто неиллюзорных пиздюлей наваляю, если попробуют слинять, – решил проблему Хичоль. – Хёк, у тебя срок от силы дня два, можешь пока отплясывать. Поймите, вы нам нужны!
– Я вон тоже не ухожу никуда, мне тут хорошо, – глупо улыбнулся Ханген, протягивая руки к Хичолю. – Рядом с моей прелестью…
– Я ж тебе корейским языком объяснял, что я – другой человек! – Вампир отошел от него подальше и раздраженно взъерошил свои волосы. – У меня парень есть. Вот этот чокнутый. – Он указал оттопыренным большим пальцем на Кюхёна. – Блин, Ханни, ты реально тупее майора. Бедняжка.
– Перерыв, – решил Чонсу. – Двадцать минут.
– Пойду прогуляюсь, – сказал Хичоль, направляясь к выходу из репетиционного зала. Ханген шлепал за ним, как привязанный. – У нас тут продают спиртное крепче тридцати градусов?
– Я тебе напьюсь! – пригрозил ему кулаком лидер.
– Да шучу, я ж не Джунсу – надираться в любой удобный момент…
Кюхён подошел к Чонсу, собираясь начать интересующий его разговор и потому неловко пряча руки за спиной.
– Послушай, ты уже давно знаешь Хичоля, – произнес он с легкой нерешительностью в голосе.
– К сожалению, – усмехнулся лидер.
Кюхён переступил с ноги на ногу и робко продолжил:
– У него ведь было… много мужчин?
– Достаточно. А тебя это беспокоит? Ревнуешь?
– О нет, меня вовсе не волнует то, что у него… богатый опыт, – заверил лидера монах, чуть заметно краснея. – Это даже хорошо, ведь у меня его нет совсем…
– Лет в шестнадцать, когда у меня еще не было отношений, я тоже любил развратных девчонок, которые могли бы меня чему-то научить. – Чонсу перешел в режим «заботливого хёна» и доверительно обнял монаха за плечи, сияя своей неподражаемой лучезарной улыбкой. – Но потом, когда у меня появился определенный опыт, я перестал видеть в этом что-то привлекательное. Мне, напротив, стало неприятно понимать, что к моей девушке до меня прикасались человек двадцать…Хотя, конечно, дело твое…
– Я не об этом. – Кюхён покраснел сильнее, потому что лидер был прав: его покорила порочность возлюбленного, и он, к своему страшному стыду, почти возбуждался, зная, какие кульбиты тот вытворяет с герцогом. – Я о том, какие мужчины ему нравятся. Ну, красивые, наверное… Сильные… Я об этом прежде не думал, потому что не собирался вступать в отношения. Когда ты соблюдаешь обет безбрачия, собственная привлекательность совсем не волнует. Но теперь у меня есть любимый, и я хотел бы знать… – Кюхён смущенно засмотрелся на носки своих кроссовок. – Он может считать меня симпатичным?
– Да спроси фанаток Кюхёна! – засмеялся Чонсу. – Они просто в восторге…
– Это совсем другое, – возразил монах. – Разве ты не знаешь, что любовь к артисту – не такая, как к простому человеку? Скажем, Ким Джеджуна многие обожают, а омега никогда не пользовался популярностью… Нет, плохой пример, он из фанфика. Но ты меня понимаешь. То, что человека показывают по телевизору, многое меняет, и люди влюбляются в тех, на кого при встрече на улице даже не посмотрели бы.
– А ты в себе сомневаешься? – нахмурился лидер.
– Немного, – признался Кюхён. – Я физически слаб – на руках его точно не подержу. У меня некрасивая фигура. Да и лицо… Вот Донхэ говорил, что я страшный.
– Поверь мне, – Чонсу похлопал монаха по спине, – наш Хичоль настолько упоротый, что ему мог понравиться даже ты.
– Ах, «даже», – задумчиво повторил Кюхён.
Чанмин перевязал почти затянувшиеся раны Донхэ и профессора, покормил всех пленных, отвел по очереди в туалет, нашел Насте расческу, дал профессору книгу, притащил из гостиной телевизор и поставил перед Донхэ…
– Вы в плену, придурки! – рявкнул он наконец. – А я за вами слежу! Я, блин, тюремщик, а не горничная!
– А в костюме горничной смотрелся бы зашибенски! – прокричал из спальни Донхэ. – У тебя, кстати, того красного платьица нет? Мне нравится Чамико.
– Моему омеге – тоже, – заметил Чанмин, напоминая таким образом, что он никакая не «девочка».
– Да ты в зеркало на себя посмотри, альфа недоделанный, – засмеялся Донхэ. – В тебе больше женственности, чем в Дже! Хреново, наверное, от телки-то рожать.
– Виноват Шим Чанмин: любит красивые прически, стильную одежду и аккуратный макияж. – Чанмин сделал реверанс. – А я лишь купаюсь в лучах его славы.
Дверь открылась, и на пороге появился засыпающий прямо на ходу Джеджун. Чанмин тут же бросился к нему, осторожно обнимая.
– А у вас разве нет репетиции? – спросил он, помогая омеге снять пальто.
Джеджун, хоть и валился с ног от усталости, усмехнулся про себя. Его мужчина чувствовал себя виноватым и пытался угодить.
– Я ушел, я сейчас ни на что не способен, – ответил он. – Как там пленные?
– Жрут, смотрят телевизор – в общем, как на курорте, – сказал Чанмин. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, если не считать того, что Чанмин сидит букой в углу, а Юно и Ючон теперь – пара, и у Ючона – ВИЧ, – с улыбкой рассказал Джеджун, разуваясь.
– Майор, мать его за ногу, – хихикнул Чанмин. – Я скучал по этому идиоту…
– Не ругайся при ребенке, – попросил омега, семеня в душ.
– А он уже понимает? – Чанмин шел следом за Джеджуном. Как ни странно, ему удалось войти в ванную, – видимо, тот факт, что у Донхэ был браслет, разрешал ему оставлять его через три помещения от себя.
– Не знаю, но лучше ему не слышать грубостей, – сказал Джеджун, начиная раздеваться.
Чанмин нервно прикусил губу. Все то же тело, которое он любил, с этими полустертыми подобиями татуировок, но только теперь живот стал немного больше. Если бы он столько раз не исследовал каждый изгиб, то мог бы и не заметить, но сейчас беременность казалась явной. И это придавало лишь больше очарования – омега носил его ребенка. А ведь еще не так давно Чанмин шутил вместе с Юно по поводу внешнего вида беременного Джеджуна. Знал бы он тогда, что меньше чем через год «шутка природы» станет таким из-за него…
Чанмин не удержался: подошел к Джеджуну и обнял его сзади, поцеловав в шею.
– Давай убежим, – шепотом сказал он, спускаясь поцелуями на плечи. – Когда Кюхён ослабит связь с господином и я смогу уйти от его сына… Давай вместе убежим к артистам. Тебе нельзя тут оставаться, а я не хочу.
– Ты не веришь в то, что наши смогут победить? – спросил Джеджун, повернув к нему голову.
– Не знаю, кто победит, и знать не хочу, – признался Чанмин. – Я от этого устал. Не хотел никакой войны. Мне этой прелести хватило до двадцатых годов прошлого века…
Джеджун встал к Чанмину лицом и прижался к нему.
– Я уйду, но чуть позже, – объяснил он. – Не нужно сейчас втягивать в это певцов. – Джеджун коротко зевнул и чуть отстранился, прикрыв рот рукой. – Я пока еще могу выступать: фигура позволяет. Только фирменные раздевания артиста отбросим.
– Тебе надо помыться и поспать, – сказал Чанмин, с нежностью пропуская между пальцами пряди волос омеги. – И очень прошу, не думай, что я мог бы вас бросить. Если бы ты тогда сказал, что ждешь ребенка, я бы силком тебя с собой потащил…
– Кхм, не знаю, что за композиции на моем плеере, но их Джунсу по совету Вероники закачал, – заметил Джеджун, отводя взгляд. – Я не рыдал в подушку под песенки о брошенных матерях.
– О, вот как, – смущенно засмеялся Чанмин. Глупо было поверить в то, что омега слушал русскую попсу и обливался слезами… Хотя ему такое поведение немного подходило. – А сама Вероника-то их откуда знает? Не ее ситуация. Ее никто и не подбирал, чтобы бросать.
– Ты хам, как обычно. – Джеджун снова посмотрел ему в глаза. Ласково, преданно. Чанмину как будто стало легче дышать. Юно и Джунсу могли сколько угодно мечтать о казни предателя, но Джеджун не держал зла, а если и ненавидел любимого после вынужденного бегства, то давно простил. У Чанмина все еще был кто-то близкий. Единственный во всем мире человек, который всегда его ждал и поддерживал. Это придавало сил, уверенности в себе. Вернутся остальные – и пусть дальше шпыняют, сколько хотят. Чанмин знал, что он не один.
– Джеш, ты почти голый, имей совесть, – с улыбкой сказал он. – Чего ко мне льнешь?
– Хочу – и льну к своему парню, – надул губы омега. – Или я тебе неприятен, потому что беременный?
– Глупости. – Чанмин, испугавшись, что может обидеть Джеджуна, немедленно доказал обратное, поцеловав его в губы и погладив по обнаженной спине. – Просто все засранцы – за дверью, а ты нежный и в одних трусах. Я хоть и вампир, но не дохлый же.
– Тогда давай тихонько, – шепотом предложил Джеджун, глядя на Чанмина смущенно и с надеждой, как воспитанный ребенок, выпрашивающий какую-то недешевую игрушку.
– Ты ведь спать хотел, – растерялся вампир.
– Это же быстро. – Джеджун требовательно потер подушечкой указательного пальца материю рубашки на плече Чанмина. Он скучал по своему «предателю», а теперь, стоя в более-менее спокойной обстановке так близко к нему, ощущал, как сильно скучало и его тело. Вдобавок, не мешало проверить: противен все-таки или нет?
– Я не майор, чтобы мне минуты хватило, – поделился полученным через кровь компроматом Чанмин. – Пленники же поймут… Они тебя не волнуют?
– Не особенно, они ведь ничего не услышат, – настаивал омега. Неужели вампир действительно не желал к нему прикасаться?
– Джеш, но ты же… Ты… – Чанмин в замешательстве облизнул губы. – Тебе не вредно? И ему?
– Мне может быть немножко больно, но ты ведь аккуратно, да? – не сдавался омега. – А ребенку это не навредит. Я делал так с Юно, помнишь?
– Забудешь такое… И хватит его вспоминать, а? – Чанмин нахмурился. – При каждом удобном случае. Он мудаком похлеще меня был, вообще-то.
– К слову просто пришлось, – покраснел Джеджун. – Ну так что? – Омега стал сосредоточенно расстегивать пуговицы на рубашке любовника, но справился только с тремя и замер, хлопая глазами. Если вампира бросало в холодный пот от близости беременного мужика, то приставать к нему и дальше было совсем унизительно. Наверное, следовало опять прижаться посильнее или опустить взгляд, чтобы узнать, возбужден ли Чанмин хоть немного. Делать второе было почему-то стыдно, и Джеджун выбрал первое, крепко обняв вампира руками. Похоже, он в самом деле не оставил известный орган любовника совсем равнодушным, и это его окрылило: испытывать рвотные позывы одновременно с вожделением – трудновато.
– Джеш, ты переутомился, у тебя котелок не варит, – успокаивающим тоном произнес Чанмин, гладя Джеджуна по волосам. – Ну какой сейчас секс…
– Мы же оба хотим, – тихо промурлыкал омега, уткнувшись носом в шею вампира. Его сердце ускоряло темп с каждой секундой, он совершенно перестал соображать, думая о том, что сейчас снова позволит возлюбленному овладеть своим телом. Так хотелось прикоснуться к гладкой смуглой коже Чанмина, целовать его грудь и плечи, ласкать рукой и губами напряженный член… Этот парень определенно действовал на Джеджуна, как афродизиак. Когда его не было рядом, он даже не думал о сексе, а стоило им остаться наедине – пожалуйста, все мысли одна пошлее другой.
– Да, Дже, я тебя хочу, – поднял белый флаг Чанмин, наконец догадавшись, зачем омеге это нужно. Вампир быстро расстегнул оставшиеся пуговицы и скинул рубашку. Когда он стал расправляться с джинсами, воодушевленный Джеджун вновь начал его целовать и сам снял одной рукой свои трусы (вроде, совсем мужские и даже без принта). Все происходило в полнейшей тишине, ведь у вампиров – хороший слух. Когда оба остались обнаженными, омега, немного стесняясь, сам взял с полки над зеркалом крем для рук и, расстелив на кафеле свое полотенце, лег на спину. Чанмин опустился перед ним на колени, затем уперся ладонями в пол и, низко наклонившись, стал плавно водить влажным языком по коже. Джеджун помнил о конспирации и успешно сдерживал стоны, позволяя себе лишь часто дышать ртом и в нетерпении прикусывать губы. Чанмин начал с лица и спускался ниже. Нежная шея с доставшейся в обязательном порядке от оригинала родинкой, худые плечи, художества Джунсу на груди, чувствительные и уже затвердевшие соски, выступающие ребра, живот…
Чанмина словно током ударило. В этом вовсе уже не впалом, как раньше, животе находился ребенок. Ага, грубости он слышал, а что мама с папой творят – не понимал? Да ничего он, конечно, пока не понимал, но они что… собирались при сыне сексом заниматься?..
– Почему ты остановился? – шепотом спросил Джеджун, открывая глаза.
– Джеш, неудобно как-то. – Чанмин встал на колени и виновато оглядел своего любовника. Все еще очень красивого, безусловно, но уже с «довеском». – У меня такое впечатление, словно я собираюсь трахнуть тебя около люльки с младенцем.
– Что ты несешь? – Джеджун приподнялся на локтях. – Я всего-то на четвертом месяце.
– Уже на четвертом, – важно поправил его Чанмин. – И такое чувство, будто он за нами наблюдает.
– Ты маленький, что ли? – Джеджун тоже встал перед ним на колени. – Иди посмотри в интернете, как развивается плод по срокам. Он еще совсем крошка!
– Да, но мне все равно как-то неловко…
Джеджун поднялся на ноги и резко открыл дверцу в душевую кабину.
– Противно трогать беременного парня – так и говори, – выпалил он, скорее включая воду – на глаза уже наворачивались жгучие слезы обиды. – С девушкой ты не был бы таким щепетильным…
– Стой, балда. – Чанмин вцепился в руку ускользавшего омеги и заставил его вернуться. Вода успела смочить его волосы, но хотя бы не тронула макияж, который он от переизбытка чувств забыл снять. – Как мне может быть противно? Я люблю тебя, от макушки забитой дурацкими мыслями головенки до кончиков напедикюренных пальцев ног. Люблю. Но для меня это еще шок. То, что ты ждешь ребенка. В мыслях не укладывается, я же считал это невозможным.
– И поэтому я для тебя сейчас – что-то вроде фантастического создания, покемона, которого любить, конечно, можно, но не трогать же? – Джеджун еще всхлипывал, но как-то обозленно, словно ругаясь своими слезами.
– Прекрати говорить глупости. – Чанмин опять обнял его, прижимаясь щекой к влажным волосам. – Ты все равно единственный, кого мне хочется видеть в своей постели. Но знаешь, в мое время часто считалось неприличным и неуважительным по отношению к жене заниматься с ней сексом, когда уже было известно о беременности…
– А сейчас все не так, и неуважительно – это отказывать женщине только на том основании, что у нее немного вырос живот, – решил поверить вампиру омега. – Докажи, что я тебе не противен.
– Да ты же сам не хочешь, тебе это сейчас неприятно. И до того, как я ушел, тоже не нравилось.
– Я тебя хочу, – капризно ответил Джеджун. – Мне это нужно, даже если не приносит такого удовольствия, как раньше. Потому что ты мой мужчина.
– Твой, – согласился Чанмин, касаясь губами лба омеги. Похоже, он забыл, что Джеджуна слишком много лет никто не ласкал, и он стал первым, кто по-настоящему начал восполнять этот пробел. Наверное, для омеги действительно была важна их физическая близость, без которой он до конца не верил чувствам. А кто, собственно, был в этом виноват? Вампир, начавший отношения с постели и позже показавший скованному бухгалтеру все прелести секса с любимым человеком. – Ох, малыш, прости маму с папой, они хулиганы…
Джеджун припал к губам Чанмина, не демонстрируя никакой страсти и ожидая, что вампир сам перехватит инициативу (иначе выходило бы, что его принудили к сексу). Чанмин скоро обхватил лицо омеги ладонями и, закрыв глаза, с несколько отчаянным неистовством стал посасывать, кусать и облизывать его мягкие губы, постепенно углубляя поцелуй, делая его более пошлым и возбуждающим, но все равно не грубым. Джеджун почувствовал слабость в ногах, когда сильные руки опустились на его ягодицы и нежно сжали их; Чанмин уложил омегу на бок, на еще не убранное полотенце, и лег рядом, лицом к нему. Они продолжили целоваться, обнимая друг друга. «А у него были другие мужчины или женщины за этот месяц? – невольно подумал Джеджун, гладя Чанмина по спине. – Еще пару недель назад голод не так сильно мучил его, он вполне мог спать с кем-то…» Но об этом можно было спросить и позже. А сейчас он постепенно лишался способности рассуждать о чем-то постороннем, ощущая, как в бедро упирается уже совсем твердый член любовника. Чанмин его действительно хотел, и нечего было морочить себе голову подозрениями. Просто он сам еще был мальчишкой – вот и растерялся.
Чанмин боялся сделать что-то неправильно и был так осторожен, словно Джеджун мог от резкого движения рассыпаться на осколки. Омега таял от наслаждения этой нежностью и осмотрительностью – оказалось, помимо мазохистской стороны, в нем присутствовала еще одна, которой нравилось такое трепетное обхождение. К тому же, эта медленная подготовка доводила до исступления, заставляла желать продолжения всем существом. Чанмин, положив голову Джеджуна на свое предплечье, приподнялся на локте и, откинув чуть влажные волосы, занялся его ухом, водя по нему языком, прикусывая мочку и целуя шею чуть ниже ее, а пальцы свободной руки тем временем гладили омегу между ягодиц, размазывая крем. Джеджуну казалось, что у него снова началась течка – таким сильным становилось ощущение требующей заполнения пустоты, сладкой от осознания скорого удовлетворения. Омега опустил ресницы и уткнулся лицом в плечо Чанмина, лениво поглаживая одной ладонью его грудь.
Вампир сам понял, что довел Джеджуна до изнеможения, когда тот повыше поднял ногу, закидывая ее на бедро любовника и таким образом открываясь, прося большего. Это было неосознанное движение, что распалило Чанмина – он любил в Джеджуне эту застенчивость, через которую в его объятиях пробивалась чувственность.
– Оставишь тебя одного на месяц – и ты снова стесняешься, – усмехнулся Чанмин, когда Джеджун убрал ногу обратно. – Обстоятельства – дрянь, но польза есть.
Чанмин перевернул омегу на спину, оставаясь сбоку от него. Джеджун сам уже прижал колени к груди, умоляющими и слегка ошалелыми глазами глядя на возлюбленного.
– Это займет много времени, – предупредил он.
– Я никуда не тороплюсь, это у тебя вечером концерт, – улыбнулся Чанмин, вводя в анус омеги один густо смазанный кремом палец.
– Фан… фанмитинг же, – поправил Джеджун, непроизвольно сжимаясь и невероятно возбуждаясь скорее от осознания того, что это делает его вампир, чем от самого ощущения.
– Не танцуй, исполняйте баллады, – посоветовал Чанмин, целуя его губы и начиная медленно скользить внутри, тщательно смазывая стенки. Вынув палец, он выдавил на него еще крема и снова вошел, заставив Джеджуна вздрогнуть – ему становилось приятно.
– Хорошо, – согласился омега. – Что нам? Поставим такие песни. Голос все равно есть только у макнэ.
Чанмин старательно подготавливал Джеджуна, радуясь тому, что постепенно мышцы расслабляются, а сам омега краснеет и начинает совсем тихо, но все-таки постанывать при его движениях. Джеджун, понимая, что любовник тоже изголодался по вниманию, протянул одну руку к его члену и, стерев с головки выступившую смазку, начал его ласкать, поглаживая и сжимая в ладони.
– Нет-нет, хватит, а то долго не выдержу, – скоро попросил вампир.
– Я тоже, – смущенно улыбнулся омега.
Чанмин еще некоторое время разрабатывал Джеджуна пальцами, после чего, нанеся остатки крема на свой член, медленно вошел, следя за реакцией возлюбленного. Проникновение получилось легким, и омега стал глубоко дышать, закинув руки на шею вампира.
– Все хорошо? Как ощущения? – спросил Чанмин, войдя в него полностью.
– Как будто я вернулся домой, – прошептал Джеджун.
Чанмин не спешил, не был напористым, но с каждым его движением Джеджун все больше погружался в море блаженства. Ему становилось не жарко, а тепло, и вместо ярких вспышек удовольствия он ощущал нечто вроде приближающейся зари. Чанмин кончил первым, но, почти не прерываясь, вновь заменил свой член пальцами. Оргазм напомнил Джеджуну набежавшую на песчаный берег тихую волну, которая ласково омыла его, а не унесла с собой в океан. Это было прекрасно и так успокаивающе.
– Я люблю тебя, – произнес омега, поглаживая Чанмина пальцами по щеке. – Спасибо. Больше я этого не попрошу.
– Все-таки неприятно? – забеспокоился вампир.
– Замечательно, – заверил его Джеджун. – Но проси лучше сам.
Чанмин тихо рассмеялся.
– Малыш, вот такая у тебя мама, – сказал он, положив ладонь на живот Джеджуна. – Сексуальная лже-стесняшка. И папе это так нравится, что появился ты.
Джеджун чмокнул Чанмина в щеку и поднялся с полотенца, чтобы смыть макияж и скрыть снова заблестевшие от слез глаза. Может, этот парень еще и не привык к мысли о его беременности, но уже называл себя «папой». Значит, это было вопросом времени.
– Ты его там поимел, что ли? – скривился Донхэ, как только Чанмин, оставив Джеджуна мыться, вернулся из ванной в спальню. – Вы с ним вообще больные?
– Я тебя сейчас поимею, если не замолчишь, – отмахнулся Чанмин. – Стоп, сам тронуть не могу. Но скажу герцогу, что ты смеялся над Дже, и он сделает это вместо меня. У него хозяйство размером с твою ногу, не обрадуешься. Майор поможет, пристроится спереди. Там, конечно, габариты не такие, зато он редко моется. Хм… – Чанмин задумался. – А ведь это идеальное наказание для того, кто хотел совершить изнасилование.
– Только попробуй подать им такую идею, крысеныш, – процедил Донхэ, испуганно вжимаясь спиной в стену рядом с батареей.
Макнэ репетировать желал еще меньше, чем Джеджун, хоть и не был так сильно измотан. Фанмитинг квинтета? А его-то какое дело? Эта группа, для справки, вообще никогда не воссоединялась. Но даже если бы JYJ и правда простили SM все обиды, бросившись в объятия TVXQ, все равно Чанмин имел к этим певцам весьма посредственное отношение. А те, кто его окружал, – и вовсе практически никакого. Он-то хотя бы воплощал в себе каноничный образ артиста, а остальные чего? Минуточку, авторы хоть раз видели DBSK НЕ на фотографиях? Создавалось впечатление, что те дамочки не удосужились посмотреть ни единого музыкального клипа…
Чанмин сидел в углу, прямо на паркете, и хотел к хёнам. Очень хотел, до слез. Если не к своим, то хотя бы к их прототипам. Но нет – в репетиционном зале маячили эти трое, напоминавшие Юно, Ючона и Джунсу не больше, чем соджу – коньяк десятилетней выдержки.
Режиссер мероприятия мешал Джеджуну уйти, и герцог фактически выгнал его, заявив, что они подготовятся сами. Только вот готовились сомнительно – покачались под две баллады, в буквальном смысле слова подрыгались под три танцевальных композиции и перешли к играм и интерактиву с фанатами. Приготовление еды. Джунсу сказал, что «Дже сварганит, а мы слопаем», и перевернул страницу сценария. Вызвать фанаток из зала и разыграть с ними небольшие сценки. «Говно вопрос, я матерый актерище,» – захохотал Ючон, и этот этап решили тоже пропустить. Надувать шарики на скорость. Кому это надо? Проехали. Ответы на вопросы фанаток из числа тех, что они наклеют на доски перед мероприятием. «Ючон, милый, тупица, НЕ ЧИТАЙ сразу вслух, сначала про себя!» – предупредил заботливый Джунсу. «И отсеивай неприличные вопросы,» – добавил Юно. «А неприличные – это типа какие?» – не понял Ючон. И пошло-поехало: герцог с художником начали соревноваться в изобретении пошлостей. Победил художник, который в определенный момент просто прекратил игру и дал герцогу пощечину, обвинив в попытке увести у него парня. Зачем, мол, он его целовал? Совсем свихнулся? Хочет злить нетолерантных корейцев – так пусть с Хичолем отжигает, монах все равно, похоже, секса больше смерти боится. По мнению герцога, правда, поцелуй ничего не значил, и, чтобы доказать это, он проделал то же самое с самим Джунсу, за что получил подзатыльник от Ючона. Джунсу отошел в сторону и посмеивался, пока майор с герцогом ругались: первый громко и с матом через слово объяснял, что лучших друзей трахнуть не хотят и их парней не целуют, а второй сохранял аристократическое спокойствие и лишь иногда, дожидаясь, пока оппонент возьмет передышку в поисках каких-нибудь приличных выражений, замечал, что дружба – понятие растяжимое, и если в представлении полуграмотного пролетария она предполагает только совместное распитие спиртных напитков, обсуждение эротических побед и обоюдную защиту от опасностей любого характера, то среди утонченных и цивилизованных людей она может тесно переплетаться с возвышенной любовью и сладострастием, хотя, конечно, поднимать безродного рабочего до своего уровня было со стороны оборотня грубой ошибкой. Ючон, не дослушав очередную цветистую фразу, внезапно засветил Юно кулаком в висок. Как он виновато пояснил, помогая пылающему от гнева герцогу встать на ноги, это было «от эмоций». Джунсу, благодарный зритель, похлопал в ладоши, Юно гордо пообещал отомстить, а Ючон попросил прощения, но только за подзатыльник, потому что удар посерьезнее оборотень заслужил поцелуем с художником.
Чанмин всхлипнул громче прежнего, и остальные наконец вспомнили про него, забившегося в угол. Майор подошел к нему и присел на корточки.
– Ты чего, пуговица? – спросил он участливо.
– Придурок, какая я тебе «пуговица»? – зло выпалил Чанмин, поспешно вытирая слезы. – Я выше тебя на полголовы! И вы двое, – он поднял взгляд на герцога с художником, – тоже придурки! Мои хёны те еще балбесы, но вы в сто раз хуже! Ненавижу вас!
– Ребенок орет – наверное, голодный, – решил Джунсу. – Ючон, лапуля, покорми его – Генри из СуДжу сейчас в сериальчике снимается, укради присланный фанатками обед на весь стафф.
– Я ухожу! – Чанмин выпрямился, схватил свой ранец и закинул лямки на плечи. – Вы мне – никто, и вы – мерзкие! Ты, Джунсу, нахальный и ленивый извращенец, ты, Ючон, тупой и грубый, а ты, Юно…
Герцог приблизился к Чанмину. Тот замолчал, но дважды ударил его кулаком в грудь. Это было едва ощутимо и даже трогательно – прямо как в корейских мыльных операх, когда девушка, хныча, стучит кулачками по груди парня, обзывая его «плохим» или «дураком», но сама готова разрыдаться у него на плече и обнять. Собственно, последнее герцог и сделал. Чанмин стал рычать и вырываться, но у него, разумеется, ничего не получалось, и он только сильнее злился, гуще краснел и проливал больше слез.
