Текст книги "Совьетика"

Автор книги: Ирина Маленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 112 (всего у книги 130 страниц)

– А мы-то хотели сделать тебе приятное!

Но мне не нужны были Мальдивы. Дайте мне мой прекрасный Пхеньян!

…В самолете было невыносимо холодно. И некуда девать ноги. Я пыталась то поджать их под себя, то вытянуть, но ничего не получалось. Как не получалось и согреться, даже под шерстяным пледом. И заснуть поэтому было невозможно.

Я постаралась заняться чем-нибудь, чтобы не думать о том, где именно мы летим. Попробовала читать модную российскую книгу о «ночном дозоре». На английском – чтобы не бросаться в глаза. Книга читалась легко и затягивала, но – как затягивает жевание жевательной резинки, ибо все приключения в ней были пустые, как пустыми были и ее положительные герои, у которых, как у настоящих современных «цивилизованных» людей, не было никаких идеалов. Ни хороших, ни плохих, просто никаких. Они, наверно, были отдаленными родственниками знаменитого щедринского «премудрого пескаря»: главное – не вмешиваться и не высовываться. А то хуже будет. Причем – обязательно всему человечеству. Примитивненькое кредо героев ХХI столетия: не делать добра, а то в мире только будет больше зла…

Подобно современным политикам, герои эти громогласно заявляли, что главное для них – это забота о людях, хотя если вникнуть в то, чем они занимались на практике, становилось очевидно, что волновала их только своя собственная жизнь. Жизнь своих собственных жен, мужей, любовниц, детей и внуков. И именно из-за этого и занимались они исключительно разборками друг с другом, по-прежнему искренне веря, что живут на благо человечества. Подлинное вдохновение осеняет их только когда дело доходило до описаний вкусов различного пива (Основоположником и корифеем подобной литературы у нас был Михаил Жванецкий: помните? «Достал из холодильника помидоры, лук, салат, яйца, колбасу, сметану. Снял с гвоздя толстую доску. Вымыл все чисто и начал готовить себе завтрак. Помидоры резал частей на шесть и складывал горкой в хрустальную вазу. Нарезал перцу красного мясистого, нашинковал луку репчатого, нашинковал салату, нашинковал капусту, нашинковал моркови, нарезал огурчиков мелко, сложил все в вазу поверх помидор. Густо посолил. Залил все это постным маслом. Окропил уксусом. Чуть добавил майонезу и начал перемешивать деревянной ложкой. И еще. Снизу поддевал и вверх. Поливал соком образовавшимся и – еще снизу и вверх…»). Вот в чем, собственно, и весь смысл их жизни.

Я захлопнула книгу. Рядом со мной сидела совершенно очаровательная восточная молодая мать с мальчиком лет 3. Мальчик разыгрался и никак не хотел засыпать. Она долго его уговаривала на незнакомом мне языке, называя его почему-то «папа». В какой-то момент он доверчиво прижался к моему плечу, посмотрел мне прямо в глаза своими темными, как две бусинки, блестящими глазенками, дернул меня за рукав и что-то сказал на этом неизвестном мне языке. Я улыбнулась ему, почувствовав его теплую ручонку, – только что начинавшего жить человечка, для которого нет ни чужих, ни страха, – посмотрела на экран, на котором изображалось, где пролетает сейчас наш самолет… И холодно защемило сердце.

Мы летели вдоль самой иракской границы.

В другое время рейс этот проходил бы над самим Ираком, но сейчас это, видимо, было не безопасно, и курс слегка отклонили в сторону.

Где-то далеко под нами накачанные стероидами коммандос с пепсодентовыми улыбками, не моргнув глазом, убивают каждый день таких вот мальчиков…

Так, говорите, не надо вмешиваться, господин Лукьяненко? А то зла только больше будет? И даже утверждаете, что в наше время соблюдается договор о балансе между силами зла и добра? А по-моему, Авулон со своей бригадой захватили Москву еще лет 15 назад. И никто из ваших «светлых» даже и не пытался сохранить паритет. Слишком были заняты: пивом, женитьбами, разводами, влюблением в ведьм; тем, чтобы не возникла такая добрая сила, которой будет по зубам победить тьму… Паритет между добром и злом был обьявлен «пережитком застоя» – возможно, одновременно с саммитом в Рейкьявике…. А про «цивилизованные страны» и говорить нечего. Там всех «светлых», очевидно, давно повывели, как вшей – в советских школах.

«Договор между светом и тьмой» – это ведь и есть «новое мышление» в действии. Когда по улицам разрешается шастать вампирам – если они зарегистрированы… Интересно, какой именно «светлый иной» выдал лицензии на убийства вурдалакам Блэру и Бушу? …

Рядом со мной, посапывая мне в рукав маленьким точеным носиком, мирно спал будущий «потенциальный террорист»…. И я почувствовала, что он гораздо ближе и роднее мне, чем всевозможные «икорные социалисты», пожиратели гамбургеров и посетители совместных однополых туалетов. Рядом со мной сидел маленький настоящий живой, нормальный человек. Мне не хотелось «спасать» от него Европу. Гораздо сильнее мне хотелось спасти весь остальной мир от пластиковой «Европы» Риты Фердонк, Филипа Де Винтера и Жана-Мари Ле Пена, с ее непахнущими цветами и двуногими существами, весь смысл жизни которых заключается в «больше, больше и больше» (вы лицезрели когда-нибудь животные крики «цивилизованного обывателя», выигравшего в телешоу какую-нибудь скоростную лодку или плеер, умеющий сменять 5 дисков?…)…

…К утру мы приземлились в Дохе– столице Катара. В половине восьмого утра температура воздуха на улице была +37 градусов. Новое здание аэропорта отстраивалось на глазах у пассажиров – огромное, стеклянное, манящее прохладой. Строители работали под палящим утренним еще солнцем (к полудню здесь вообще все закрывается, и уже до конца дня) закутавшись наглухо платками – только глаза торчат. Интересно, бывали ли здесь все эти европейские критики «варварской мусульманской привычки закрывать лицо»? ….

Я никогда еще до этого не бывала в настоящей арабской стране, и она ослепила меня своей непохожестью на все, что я видела до нее. Совершенно другие цвета, краски, запахи. Другие люди. Это чувствовалось. Это была разница другого порядка, нежели между соснами Швеции и пальмами Испании. Но меня это не напугало, потому что я приехала сюда не для того, чтобы что-либо у здешних людей отнять, уверяя их, что это делается для их же блага, и не для того, чтобы учить их «как надо жить», и какие именно ценности являются «общечеловеческими». Я приехала сюда впитывать это другое. Удивляться и радоваться тому, что еще не весь мир превращен в стандартную полку супермаркета.

… Мальдивы ассоциировались у меня вовсе не с тем, что это «престижный, элитный отдых». Я еще в детстве читала о них: в советской детской книге, написанной задолго до того, как там появился массовый турист, было рассказано удивительно много об истории, традициях, проблемах и надеждах этих островов. Поэтому когда ослепительно красивый молодой араб, регистрировавший мой билет до Мале, не удивился, что у меня с собой была только ручная кладь: «Мальдивы? Конечно, там, кроме купального костюма, ничего не нужно! Что там еще делать?», удивилась, в свою очередь, я. Как может быть «нечего делать» в такой интересной, такой непохожей на другие стране?

И когда самолет пошел на посадку, я рассматривала через стекло столицу Мале – похожий на игрушечный, компактный городок на маленьком острове, битком набитом серовато-желтыми зданиями, с ослепительно-белым минаретом мечети посреди них, – и вспоминала эту книгу…

Как это ни странно звучит, у Мальдивских островов есть нечто общее с… Советским Союзом. А именно – туристы, приезжающие сюда, живут своей собственной жизнью, практически не видя, как живет местное население. За исключением вылазок в специально подготовленные для этого рыбацкие деревушки на пару часов (без приглашения, самостоятельно посещать населенные острова, кроме столицы Мале, иностранцам запрещено, как запрещено и «туристам на день» оставаться на посещаемых ими островах после захода солнца.) К каждому иностранцу, поселившемуся в этой стране (таких немного), приставлен, как сообщает путеводитель, «мальдивский наблюдатель».

И знаете, что интересно? Что это совершенно не возмущает «весь цивилизованный мир». Как не возмущает западные «демократии» и такие проявления «тоталитаризма», как запрет на все другие религии, кроме государственной (даже туристам запрещается ввозить в страну религиозные символы других вероисповеданий– сравните-ка с тем, как сектанты всех сортов и мастей свободно шляются по нашей «недемократичной» России!) и то, что президент в стране не менялся до этого года с года 1978 и регулярно переизбирался (о где вы, наблюдатели за Лукашенко?), – в последний (шестой!) раз в 2003 году, с 90,28% голосов. Причем он был тогда единственным кандидатом…

Но нет, не смущают все эти ограничения «свободы передвижения», «свободы вероисповедания» и прочих «свобод» наших демократических цивилизаторов, и никто не собирается закрывать зарубежные банковские счета теперь уже бывшего мальдивского президента и запрещать ему вьезд в Евросоюз… Может, потому что здесь нет военных обьектов, которые так хотели бы сфотографировать «туристы», а может быть, потому, что президент Момум Абдул Гаюм «не мешал жить» западным монополиям (например, на острове Ган, где в старых британских военных бараках иностранные фирмы открыли швейные фабрики. На них работают в основном иностранные контрактницы со Шри Ланки (и лишь немного местных жительниц). У них длинные рабочие дни, почти без выходных. Почему эти фирмы решили обосноваться не на самой Шри Ланке или не в Бангладеш? Потому, что эти страны уже производят больше текстильных изделий, чем позволяют ввозить в Америку введенные там квоты…)

К слову сказать, мальдивский президент действительно много сделал для своей страны. В рамках капитализма, естественно. Развивая туризм, его правительство одновременно выдвигало строгие нормы к сетям отелей, которые пожелают взять лизинг на тот или иной остров. Нормы, выдвинутые правительством, были узаконены в Законе о туризме, в рамках Стратегии Качественного Туризма, согласно которой:

курорты создаются только на необитаемых островах, которые правительство предоставляет для коммерческого лизинга;

корпорации подают заявки на участие в конкурсе на право получения контракта, причем их проекты должны отвечать строгим стандартам: здания курорта не могут покрывать более 20% площади острова или быть выше окружающей их растительности; максимальное количество комнат ограничено в соответствии с размером острова; в обязанности застройщика входит и создание всей инфраструктуры, от проведения электрических сетей и водопровода до канализации и вывоза мусора;

когда кончается срок лизинга, правительство вправе потребовать капитального ремонта зданий курорта в качестве условия продления лизинга, либо предоставить остров на рынок для новых предложений лизинга от других компаний;

требуются и соблюдение экологических норм, и определенных норм условий труда и заработной платы работников.

Да и защита местной культуры (а население страны составляет всего 270.000 человек – меньше, чем в моем родном небольшом городе в центральной России!) от «культурного загрязнения» ордами иностранных туристов – дело в общем-то благое; не прихоть и не ксенофобия, а вопрос о выживании самой этой культуры.

Только когда старающиеся делать позитивное для своей страны президенты из незападного мира (даже капиталистические) начинают по-настоящему мешать произволу западного бизнеса, то их сразу с истеричными воплями обвиняют в «диктаторстве», нарушениях «прав человека» и требуют их «демократического переизбрания». А ловкому Гаюму, видно, удавалось этой грани не переступить… Чего никак не могли понять местные Новодворские и Солженицыны, осевшие в основном в Британии: как же это так, лидеров оппозиции арестовывают, независимые СМИ запрещают, а демократический «старший брат» Запад, к которому они взывают за помощью, и ухом не ведет? Путину от него уже давно бы досталось…

Ну вот, а сейчас на Мальдивах выбрали президентом бывшего политзаключенного. Но будет ли мальдивцам от этого лучше? Между прочим, этот борец за права человека уже объявил о необходимости приватизаций…. Интересно, а что он сделает с законом о туризме? У меня теперь – после нашего отечественного опыта – идиосинкразия на тех, в поддержку кого выступала «Амнести Интернешнл»: это «не создавать – разрушать мастера», говоря словами Некрасова. Бульдозеры, способные только все сносить – и не способные ничего создавать….

Я попробовала поудобнее развернуться в кресле: ноги все равно было больно.

…Вы замечали, что западные туристы ездят в страны Третьего Мира преимущественно для того, чтобы поглазеть на тамошних животных? Сафари в Кении, обезьянки в Уганде, слоники на Шри Ланке, рыбки на Мальдивах… Люди, местные люди с такими интересными и такими совершенно отличными от их культурами их совершенно не интересуют. Люди – это для них обслуга, часть пейзажа.

Пока я не была хорошо знакома с западным менталитетом, я долго не могла этого понять. На обезьянок можно поглазеть и в зоопарке, для рыбок – завести аквариум. Почему западных людей больше привлекает животный мир, чем люди? Может быть потому что при слове «люди» они на уровне рефлексов вспоминают о себе подобных? Меня такие тоже оттолкнули бы…

.. Жара в Мале была совсем другой, чем в Катаре: влажной, липкой, но с освежающим ветерком. У причала меня ждал маленький, задиристого вида гидросамолет. Начиналась неделя «в тропическом раю».

Мальдивцы оказались скромными людьми небольшого роста, очень вежливыми, но без пепсодентовой наклеенной западной улыбки. Чувствовалось, что, как и у нас в России, смех без причины на Мальдивах – это признак сами помните чего…

Среди ожидавших гидросамолеты в разные концы Мальдивского архипелага преобладали наши соотечественники. Их выдавала бледная кожа (видно, в Москве еще не вошли в такую моду, как на Западе, солярии) и огонь в глазах. Они бегали по деревянному настилу, непрестанно щелкая камерами. Почти как японцы, только даже японцы не запечатлевают самих себя в таких количествах. Да и позы у них перед камерой далеко не такие эффектные, как наших. Россияне, позировавшие перед камерой, всем своим телом и выражением лица, казалось, говорили «Посмотрите-как на меня! А знаете, сколько я заплатил за эту поездку?» И фото делались явно не для семейного альбома, а чтобы «людям показать»…

В гидросамолете со мной осталась только одна русская пара. Нам выдали по паре пробок для ушей – для защиты от шума мотора. Честно говоря, я еще плохо себе представляла, как эта маленькая «птичка», качающаяся на волнах, полетит над океаном (лететь надо было почти час), но это оказалось совсем не страшно. Из маленького иллюминатора открывался такой захватывающий дух вид, что бояться было просто некогда: хотелось успеть все рассмотреть – и пролетавшего под нами над аквамаринового цвета прозрачной водой гигантского пеликана, и оставшуюся за правым бортом столицу– Мале, сверху казавшуюся до краев напиханной похожими на бетонные коробки зданиями, как консервная банка – шпротами, и почти непрерывную вереницу маленьких островков, потянувшихся вдоль океана следом за ней: каждый из них был окружен кольцом аквамариновой лагуны внутри кораллового рифа, а за пределами рифа резко начиналась темно-голубая глубь…

…Остров, на который мы летели, был в точности таким, каким изображали его туристические проспекты: маленьким, зеленым, с вереницей выступающих прямо в лагуну «вилл», и с длинным, почти в километр, деревянным причалом. Самолет сел у плавающего в лагуне понтона и причалил к нему. От острова оторвалась и направилась к нам традиционная дони – маленькая деревянная резная лодка голубого цвета, и смуглые худые лодочники вежливо подали нам руки, чтобы мы с понтона запрыгнули в нее…

Московская миледи рядом со мной брезгливо протянула им свои розовые пальчики – и зябко куталась всю 5-минутную дорогу в розовый саронг, которым она обернула свои плечи, хотя было жарко словно в парнике. На причале нас уже ждал менеджер – шри ланкиец (почти все менеджеры здесь – не местные)с подобострастным выражением лица, которому не хватало только хлеба-соли в руках. Он приветствовал нас и пригласил следовать за ним. Зацокали по деревянному настилу высокие каблучки моей попутчицы, за которой двое местных парнишек хрупкого телосложения с трудом волокли на тележке ее 3 чемодана….

На открытой террасе административного здания менеджер предложил нам по коктейлю и дал заполнить анкету, пока он расписывал нам местные порядки. Зажав в зубах вишенку из коктейля, миледи нахмурила лобик.

– Вить, тут спрашивают профессию…Че писать?

– Пиши – менеджер по рекламе, – отозвался ее могучий спутник в закрывавших пол-лица темных очках и веселой расцветки шортах.

– А адрес какой писать?

– Пиши московский.

– Ой, Вить, смотри, какой тут пол песчаный! Вот бы нам у себя в квартире такое сделать…

– Ага, Люсь, Наталья с ума сойдет… , – по его тону трудно было понять, была ли неведомая Наталья для Люси тем, чем. была миллионерша Вандербильд для людоедки Эллочки, или же речь шла просто о домработнице, которой придется этот песчаный пол разгребать.

И пара, имеющая, видимо, несколько адресов на выбор и не совсем уверенная в том, чем. же они все-таки зарабатывают на жизнь, удалилась, даже не поблагодарив за коктейль…

Мама с ребятами должна была приехать только завтра. В «вилле» было красиво и холодно. 18 градусов. На полную катушку работал кондиционер. Под стеклянным полом плавали рыбки, а купол потолка, который был в форме шатра, казалось, уходил под самые небеса.

– А где ваш багаж, мадам?– услышала я за спиной и обернулась. Мне застенчиво улыбался смуглый молодой человек со слегка выступающими двумя передними зубами, в пестрой рубашке навыпуск поверх длинных шортов, в резиновых тапочках, которые у нас называют «вьетнамками». Вокруг пояса у него висело несколько разной длины тряпок – передо мной был уборщик, а лучше сказать, персональный «слуга», которыи прикреплялся к каждой вилле на все твое времяпребывание в ней.

Я читала в путеводителе о том, что работают на курортах исключительно мужчины, в том числе – и уборщиками, и официантами, так как это мусульманская страна, и местных женщин оберегают от общения с иностранными туристами, от которых мало ли чего можно ожидать (на курортах туристам разрешается неограниченно пьянствовать, а местным жителям употребление алкоголя строго запрещено).

– Меня зовут Хуссни, – представился уборщик. – Это нетрудно выговорить. Х-у-с-с-н-и…

Я подумала, что ему, наверно, приходилось часто иметь дело с британскими туристами, которые, кажется, ни одного иностранного имени не могут выговорить правильно, даже такого простого, как мое. И представилась.

– А багажа у меня нет. Вот, – указала я на свой рюкзачок, – это все.

Он удивился, но постарался не показать виду.

– Если вам что-нибудь нужно будет, вы скажите, и я принесу.

– Можно немножко больше сахара для кофе?

– Конечно! – и он отсыпал на стол белых пакетиков с сахаром. – Еще что-нибудь, мадам?

– Спасибо, больше ничего…

– Ну, если что понадобится, то я к вашим услугам…

Мне показалось, что Хуссни опять чему-то удивлен, но я не поняла, в чем дело. И только потом я поняля, что многие туристы используют уборщиков в буквальном смысле слова как мальчиков на побегушках: неохота добираться до бара под проливным тропическим дождем? Пошли за пивом своего «личного» Хуссни или Исмаила… В любое время дня и ночи. «А что? Мы же им платим чаевые!»…

Я не привыкла, чтобы мне прислуживали. Не люблю этого. Для меня горничная или уборщик – такой же человек, как и я. И если я дам ему чаевые, то тоже по-человечески, а не как кусочек мяса собачке – за то, что она встала на задние лапки.

…Еще до поездки, читая в интернете отзывы разных гостей об этом курорте, я запомнила три вещи: то, что его менеджер погиб во время цунами, что отдыхающая публика, как правило, довольна «своими» Али, Хуссни или Ахмедами, которые «заботились о нас» – и то, что буквально все поголовно вспоминают некоего Фернандо как душу компании, без которого и отдых был бы не в отдых. Это разожгло мое любопытство, и я решила обязательно узнать, кто же такой этот таинственный Фернандо и чем. он занимется. Массовик-затейник? Учитель по глубоководному нырянию?

.Все оказалось намного прозаичнее. Шриланкиец Фернандо оказался островным барменом… В баре, где можно было пить без остановки и почти без ограничений, потому что напитки, включая крепкие, включались в стоимость путевки…

Бар стоял на воде, около причала, продуваемый со всех сторон теплым ветром. Под соломенной его крышей было шумно. Я попробовала зеленый коктейль «Поцелуй слона», посмотрела, как пожилая английская туристка в нетрезвом состоянии пыталась зажать у углу «своего» (обслуживавшего ее во время всего ее пребывания) официанта, восклицая, что утром она уедет, и что она знает, – он, конечно же, будет по ней скучать… «Тебе будет грустно, когда мы уедем?»– вопила она. Но это ей все-таки была не Ямайка, где официанты не только готовы к подобному натиску, но и имеют специально выработанный код поведения, рассчитанный на него. («Вам нравится ваш ужин, мэм? Вы не хотели бы, чтобы я показал вам ночные достопримечательности Ямайки?»…) И официант мягко, но успешно отбился от нее. В другом углу напившийся англичанин громко пытался выяснить национальности проходивших мимо него гостей по их лицам– с таким видом, словно никто из них все равно не понимает английского языка, а значит, говорить о них можно что угодно. Проглотив очередную выпивку, он забормотал что-то о том, что «это наши острова» (Мальдивы стали независимыми за 2 года до моего рождения), и что «нечего здесь делать всяким итальяшкам», когда его, наконец, сморило, и он согнулся пополам через перила прямо над Индийским океаном….

Одного коктейля мне вполне хватило, и я ушла на остаток вечера на другой конец причала, где под светом синей лампы плавали кругами привлеченные им рыбы. Звуки плеска воды не прекращались всю ночь – так хорошо было слышно море в «водной вилле». А под утро начался сильный дождь, с таким грохотом по шатровой ее крыше, с такими завываниями ветра, что казалось, «виллу» сейчас сорвет с места и унесет прямо в океан… Я пыталась заставить себя заснуть, но в голову лезли мысли о цунами. Я зареклась ничего не спрашивать о нем местных жителей, чтобы не сыпать соль на рану своим пустым любопытством, но воображение не так-то просто отключить, и я пыталась представить себе, с какой стороны подкатили волны, как это выглядело, что было с островом после этого… Из интернетных блогов я знала, что кроме менеджера никто с острова не погиб (да и менеджер вроде бы находился в тот день не здесь, а у себя дома на Шри Ланке), что многих туристов поцарапало о рифы, что с нескольких зданий снесло крыши, а лодки забросило на вершины пальм… Но все остались, в общем-то, живы -здоровы, а через пару дней их забрал с острова проходивший мимо пакистанский военный корабль… Герой фильма «Не бойся, я с тобой!» сказал бы о таком: «Какая интересная у людей жизнь!» Но не такой «интересной» она оказалась для оставшихся без работы на целых полгода местных жителей…

…С утра я обошла весь остров, пока не стало еще невыносимо жарко. В 6 утра начинался отлив, и вода уходила из лагуны с такой скоростью, что к половине седьмого ее оставалось уже только по колено. Выступающие в лагуну на деревянном помосте «водные виллы» выходили окнами на запад, а с востока, где находился пляж с прозрачно-белым песком с обломками кораллов, остров прикрывали всего лишь несколько старомодных (и более дешевых) «пляжных вилл», а в гуще пальм в центре островка прятались электрический генератор на дизеле, всякие подсобки и двухэтажное, похожее на коробку здание, в котором жил обслуживающий персонал. Кажется, у них не было даже кондиционеров.

Вокруг здания на веревках были развешаны для сушки выстиранные вещи, преимущественно мужские. Но, к своему удивлению, я заметила и местных женщин: в этот ранний час они подметали песчаные дорожки острова и убирали упавшие листья. Скромно одетые, в наглухо застегнутых (и очень красивых!) традиционных платьях до пят, некоторые – в головных платках, они занимались подметанием удивительно грациозно и явно стеснялись здороваться, но, видимо, их научили, что этого от них ожидают западные туристы. Итак, путеводитель устарел: хотя убирать комнаты туристов на Мальдивах по-прежнему остается мужским занятием, здешние женшины, оказывается, тоже вынуждены теперь работать на курортах, – чтобы прокормить семью. «Прогресс» глобализации….

Я заметила Хуссни, которыи резво бежал с нагруженной моющими растворами, шваброй и чистым постельным бельем тачкой по деревянному настилу в сторону «вилл», и поздоровалась.

– У вас так рано начинается рабочий день?

– Каждое утро на ногах с 4 часов, – бодро отозвался он. – И работаю до 10 часов вечера.

– А выходные у вас когда?

– 4 дня в месяц, а в разгар сезона, бывает, и вообще без выходных. Эта работа для меня очень важна. На моем родном острове ничего не заработаешь – там можно прожить только рыболовством.

– А далеко отсюда ваш остров?

– 20 минут на скоростной лодке или два часа на нашей местной. У нас на острове во время цунами погибло 17 человек. У нас обычный остров, не курорт. Туристы к нам не ездят. Почти все дома у нас разрушило, люди сейчас живут в 2 лагерях. Уже прошло столько времени, а ничего так и не отстроено. У меня там жена и дочка. Когда у меня выходные, я сразу еду к ним.

Рассказывал он все это без тени рисовки и не пытаясь вызвать к себе жалость – просто и естественно. Я вспомнила кубинцев, работающих в туристском секторе. Снился ли им хотя бы в кошмарных снах 18-часовой рабочий день при семидневной рабочей неделе с 4 выходными днями из 30? К тому же – негарантированными?…

Как я узнала уже потом (и не от него), до цунами Хуссни работал на этом же курорте, как у нас теперь говорят, «на ресепшн». Он закончил колледж, курс для туристического работника. А после того, как отель был закрыт больше чем на полгода, сам попросился в уборщики: на «ресепшне» не дают чаевых, а кормить семью и собирать на новый дом надо…

Что ж, империализм это любит – когда образованные люди идут в уборщики и в уличные торговцы. В Дублине сейчас, например, в моде уборщицы из Монголии, только-только закончившие там… университет. Их принимают на работу, увольняя местных «необразованных» женщин, выполнявших эту работу годами. И дело, по-моему, не только в том, что монголкам можно меньше платить: западные нувориши предпочитают быть обслуживаемыми образованными людьми,– более образованными, чем. они сами. Это им «льстить». Как нашим новорусским бандитам – няня для их чад, закончившая балетное училище или консерваторию.

…Теперь, обойдя остров, я хорошо представляла себе, откуда нахлынула волна тем роковым утром. Со стороны безмятежно-спокойного пляжа, окатив «в лицо» старенькие «пляжные виллы», она перевалила через ресторан и высокие пальмы и ударила «в спину» ничего не подозревавшим «водным виллам»…. Далеко в лагуне, у самого барьера ее, отделяющего ее от глубоководного океана, о который разбивались все время сносимые ветром волны высотой почти в человеческий рост, еще лежала снесеннная туда цунами пальма.

Ближе к полудню над островом застрекотал, будто огромная стрекоза, уже знакомый мне водный самолет. Прилетела мама с ребятами.

Их восторгу не было конца: и от того, что они еще никогда не летали на таких самолетах, и из-за моря, и из-за рыбок. Ну, и само собой разумеется, из-за встречи со мной. Фидельчик сначала меня стеснялся, а вот Че с самой первой минуты повис у меня на шее и никак не хотел меня больше отпускать, даже на секунду. Остановились они в другой вилле, но естественно, все время – и днем, и ночью– мы проводили вместе, стремясь не терять ни одной такой драгоценной минуты из этих двух недель. Лиза выросла, стала почти выше меня. Стала заметно спокойнее, застенчиво улыбалась, а иногда даже говорила отдельные короткие выражения на русском – зачастую весьма к месту. В Корее ее ведь тоже лечили– тамошними травами.

Естественно, я и не ожидала, что Ри Ран приедет вместе с ними, но, видимо, где-то в самой глубине души все-таки на это надеялась. И поэтому сквозь мою радость пробивалось все-таки и разочарование, как я ни пыталась его скрыть. Может быть, он уже и забыл меня? В жизни, в конце концов, бывает всякое… И я решила ни о чем у мамы не спрашивать. Но она сама поняла мое состояние и не стала меня больше мучать:

– На, держи! – и протянула мне конверт, в котором лежал листочек, мелко исписанный аккуратным почерком Ри Рана.

«Женя, моя родная!

Милая моя Женя!

Люблю тебя очень. Много работаю и много думаю о тебе. Даже начал сочинять стихи по-русски (конечно, очень простые). Например, «Есть кое-что, что так приятно делать мне, – закрыть глаза и думать о тебе.»

Или:

«Пусть холод за окном,

Но если рядом ты,

Любой теплее дом,

В снегу цветут цветы.»

Я всегда знал – что один день это 24 часа, один час – 60 минут, но я не знал что даже один день без тебя – это вечность.

Мне сказали, что скоро решат наш вопрос.

Человек без мечты, как птица без крыльев: гадить может, а летать нет.

Верю, что ты с честью служишь нашему общему делу.

Я не сомневаюсь, что когда за дело берется самая чувствительная и самая полная энтузиазма женщина в мире, то у нее непременно получится все задуманное.

Пиши мне, Женя. Я буду читать и перечитывать твои письма, вдыхая их аромат и погружаясь с головой в их атмосферу. Когда я получаю весточку от тебя, я чувствую, что никогда не буду одинок в этом мире. Ты– мое вдохновение.

Тот дождливый день, когда мы впервые встретились, был действительно счастливым днем для меня и, я надеюсь, и для тебя тоже.

Крепко обнимаю тебя, моя подруга.

Твой Ри Ран.»

По сути, мне теперь полагалось эту записку съесть. Но я не могла заставить себя это сделать. У меня вопреки правилам было с собой даже фото Ри Рана – я прятала его среди старых открыток с киноактерами… И я спрятала ее и тайком перечитывала каждую ночь перед сном. Это стало у меня своего рода ритуалом.

…Почти все две недели нашего пребывания на острове шли дожди. Меня это не раздражало: обидно было только то, что из-за них сорвалась экскурсия на нормальный, обитаемый остров. А поездки за дельфинами и акулами, выбор которых здесдь был намного более широк, меня не интересовали.

Каждое утро, в любую погоду, подметали дорожки красивые и скромные местные женщины, державшиеся с таким достоинством. Каждое утро неизменно в 4 вставали уборщики и официанты. Хуссни убирал все виллы по два раза в день – добираясь до них под этим самым проливным дождем.