Текст книги "Совьетика"

Автор книги: Ирина Маленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 130 страниц)

Смущение от недостаточного знания ирландского языка прошло у меня почти сразу же – настолько радушно мы были встречены. Да к тому же, оказалось, что на Слоге не полагается говорить только по-английски, а на всех других

языках – пожалуйста… С кем-то я смогла объясниться по-французски, а потом оказалось, что в Раткарне есть даже наши соотечественники! Ко мне подошёл высокий ирландец, который довольно свободно изъяснялся по-русски. Его жена, как выяснилось, была москвичка, а их маленькая дочка уже полностью трехъязычная и отлично объясняется как по-русски, так и по-ирландски! К сожалению, особого общения с соотечественницей у меня не вышло: она оказалась религиозно-озабоченной.

Ну, а потом… потом нас, конечно, ждал все тот же паб! Когда я в первый раз увидела там жену Дугласа, я совершенно серьезно подумала сначала, что это его мама. Я не хочу ее этим обидеть, но и не утрирую: она действительно выглядит настолько старше его. С первого взгляда было заметно, что по характеру эта женщина – «отставной козы барабанщица». Потом, когда я прочитала в бульварных газетах, как она где-то в Дублине в нетрезвом виде побила на улице полицейского, это меня совершенно не удивило. С нее станется! После знакомства с Анжелой Дуглас еще больше показался мне похожим на нашего Шурека: видно, тоже вляпался в свое время, интеллигент несчастный…

– Дуглас, а как ты вступил в Шинн Фейн, если это не секрет, конечно? – спросила я у него.

– Я думаю, что это у меня в крови. Моя семья дома всегда говорила по-ирландски и всегда участвовала в кампаниях: против архитектурных разрушений Дублина, за права ирландского языка, против введения военного положения и нарушений гражданских прав на Севере… Я вступил в ряды Шинн Фейн, будучи студентом. В нашей ячейке начинали свой политический путь замечательные люди. Мы вели удивительные, горячие дискуссии! Тогда же мы начали принимать участие в социальной борьбе – например, в стачке уборщиков-контрактников. Мы поняли, что не сможем бороться за права, будь то права уборщиков или нас самих, студентов, в рамках университета – что надо выходить за его пределы. Хотя с тех пор многое изменилось, в то же время многие вопросы, за которые мы боролись тогда, актуальны и по сей день. Район южного Дублина, в котором я сейчас работаю, – один из самых страдающих от неравенства и социальной несправедливости, и парламентарии до сих пор ничем ему не помогли. Ты видела то строительство шикарных апартаментов, которое там так широко развернуто? А ведь они не предназначаются для здешних жителей…. Что нам нужно – так это создание рабочих мест для наших людей и для будущего огромного молодежного населения наших старых кварталов, новые школы для детей, новые клубы для подростков… Что хорошего даст им предложенное правительством в новом бюджете сокращение налогов с самых богатых на 2%? Если дети ходят все ещё в те же переполненные школы, живут в тех же переполненных домах, в которых жили их родители 20 лет назад? Если родители до сих пор годами или даже десятилетиями стоят в очередях на новое жилье или часами ждут своей очереди в больнице на рентген? Что хорошего в этом «новом богатстве» в нашей стране, если в одном только Дублине – более 200 бездомных детей, которые спят на улицах? Эти районы годами разрушаются наркоманией. В нашем районе сейчас самая большая концентрация героиновых наркоманов в Европе. С таким положением вещей нельзя мириться. Конечно, мы не сможем изменить все это как по мановению волшебной палочки. Но мирный процесс, Соглашение Страстной Пятницы дают нам возможность начать с новой точки, начать строить новую Ирландию без «люмпенских» районов, разрушенных неравенством. Победа над цензурой после 30 лет вооруженной борьбы позволила людям, по крайней мере, услышать самим, что именно предлагает, за что выступает Шинн Фейн. Шинн Фейн предлагает надежду на подлинные перемены к лучшему в жизни людей в этих забытых всеми кварталах.

– А можно быть уверенными, что вы не наденете «костюмы от Армани» и не усядетесь в «Мерседесы» – и не станете такими же, как все?

– После гражданской войны 20-х годов в Ирландии все, кто оставались от радикального республиканского движения в стране, были либо в ссылке, либо в тюрьмах. Государство вернулось в руки консервативных элементов общества,– тех, кто с самого начала выступал против республиканизма и социализма. Новое государство попало в руки бизнесменов, католической церкви и многих других – тех, кто принял участие в антиколониальной борьбе по совсем другим причинам, чем республиканская идеологическая позиция. Вспомним, что 80% тех чиновников, которые вершили дела британской администрации в Ирландии, не только остались на своих местах в новом Ирландском государстве, но многие из них даже получили продвижение по службе! Для того чтобы изменить такое положение вещей, необходимо дать власть местным общинам – группам людей на местах, помочь им поверить в свои силы. И такие общины – именно то, откуда ведет начало наша партия. Наши люди имеют за плечами годы борьбы, репрессий, сектантских убийств, террора, Кровавое Воскресенье. Наша партия не похожа на другие. Мы – всегда на улицах, всегда там, где мы живем, в самой гуще жизни. Другие политические партии появляются в народе только во время предвыборных кампаний – с маленькими открыточками типа «Я по вас так соскучился!»…

– Женя, а ты видела недавнюю теледискуссию с нашим лидером, которого одна из ее участниц обвиняла: «У Вас есть скрытая программа: Вы хотите построения единой Ирландской социалистической республики!” ? Лидер, конечно, спокойно ответил ей, что никакого секрета никто из этого никогда не делал – это официальная цель Шинн Фейн, ти она провозглашена в партийной программе. Не найдя, что на это можно возразить, дамочка, однако, не унималась: “Не отпирайтесь, вот у Вас борода… Все террористы носят бороду!” А он улыбается и говорит ей в ответ, так спокойненько: “А Санта Клауса Вы тоже к ним относите?”… , – вмешался в разговор Финтан, который тоже был здесь.

Все заразительно засмеялись.

– Чувство юмора всегда было таким же необходимым республиканцу оружием, как “Калашников“. Если бы ты только знала, как жили в 70-е годы наши люди! Только юмор и помогал выжить. Люди постарше могут рассказать тебе: погромы, безработица, бесправие, дискриминация во всех областях – от предоставления жилья до прав голоса на выборах… Страшная была жизнь. Но мы выжили. И крепнем год от года! Когда тебя арестовывали, даже не возникало никаких вопросов: первое, к чему мы все начинали сразу же готовиться в тюрьме – это побег. Мы организовывались в ячейки, похожие на армейские подразделения, и готовились к нему изо всех сил. Политика тогда была для нас презираемым словом. 30 лет назад вооруженный путь виделся как единственно возможный путь освобождения нашей страны.

– Находясь в тюрьме в довольно-таки свободных условиях в лагере Лонг Кеш я видел, как строилась сегодняшняя тюрьма Мэйз или, как её назвали потом, Эйч-блоки , – тихо сказал еще один, незнакомый мне республиканец.– Тогда мы и не думали, сколько жизней унесут от нас эти поднимающиеся быстро стены… В конце 70-х годов правительство Маргарет Тэтчер перешло к политике криминализации ирландской освободительной борьбы: если до этого за нами признавался особый статус (фактически политзаключенных), то здесь мы вдруг были объявлены обыкновенными уголовниками, преступниками… Прежде всего, нам было отказано в праве носить в тюрьме свою одежду, которым мы до этого всегда пользовались. И тогда родился первый протест – республиканцев стали называть “людьми в одеялах”, по образу первого из нас, кто отказался надеть на себя форму приговоренного уголовника и предпочел ей всего лишь грубое одеяло, которым он скрывал свою наготу. Движение это стало массовым. Своей политикой криминализации Тэтчер пыталась сломить наших ребят – то, что не удалось ей военными методами. Бобби Сэндс был обычный парень, “он был поэтом и солдатом”, как поется в балладе о нем. Вопреки всем мифам британской пропаганды, он даже никого не убил. Кем он ещё мог стать в жизни, если с самого его детства он видел только погромы, его семью несколько раз “этнически вычищали” из дома, а сам он из-за этих чисток потерял с таким трудом найденное рабочее место? Уже в 18 лет Бобби вступил в ИРА. Начав голодовку протеста, он знал, что идет на смерть. Но это не могло остановить его. И все-таки мы все до последней минуты верили, особенно после того, как он, уже находясь на голодовке, был избран в британский парламент, причем с числом голосов, большим, чем было у самой Тэтчер, что британское правительство не позволит ему умереть. Фактически Тэтчер позволила умереть мучительной голодной смертью своему коллеге по парламенту! Это было самой большой политической ошибкой Тэтчер за всю её карьеру. Хотя поняла она это не сразу – ведь немедленного результата голодающие не добились. Бобби умер в мае, после 66 дней на голодовке…. Не буду вам сейчас описывать все его страдания и то, как он постепенно слеп и глох, и то, как все это время к его постели нарочно подносили 3 раза в день еду повкуснее, не из обычного тюремного рациона. В октябре, после 10 смертей, голодовка была отменена. Но именно с этого времени ведет своё начало новая стадия нашей борьбы – стадия политическая. Ряды Шинн Фейн начали расти неслыханно; даже дети в школах играли в Сэндса и его товарищей и бойцов ИРА. Для нас в тюрьме тоже начался новый этап:смерть Бобби подтолкнула нас к политпросвету, к политучебе. До этого мало кто из нас был знаком с какой бы то ни было теорией. Тут же мы начали организовываться в кружки, в которых, среди прочего, изучался и марксизм, и многое другое. Началось это ещё с подготовки к голодовке: мы изучили массу информации о голодовках протеста в разных странах, подготовили, как могли, ребят к тому, чего им следовало ожидать.

С политпросветом пришла и новая тактика борьбы: мы решили, прежде всего, превзойти наших врагов – лоялистов ( от которых мы тогда не были разделены в тюрьме, как позднее) численно, затем взять в свои руки руководство всеми кружками, занятия в которых для нас велись в тюрьме, что позволило нам практически взять всю тюрьму под свой контроль… Мы начали интенсивную кампанию саботажа внутри тюрьмы – а через пару лет, в 1983 году, это позволило большой группе республиканских заключенных совершить удивительный по дерзости массовый побег. Особенно прославился тогда своей дерзостью Джерри Келли – наш сегодняшний член парламента, укрывшийся позднее в Нидерландах. Джерри и позднее, уже будучи парламентарием, бывал в переделках: один раз он был арестован когда явился в качестве наблюдателя за демонстрацией протеста. Не в меру ретивые констебли заковали его в наручники, но, к восторгу толпы, он умудрился прямо в этих наручниках сбежать из полицейского “воронка” буквально у неё на глазах! Не удивительно, что Келли сегодня – наш спикер по всем вопросам, связанным с полицией! Некоторые из друзей Сэндса, покинувшие стены Мэйз в 1983 году, больше никогда не вернулись туда.

– Первые политические успехи нового Шинн Фейн относятся к середине 80-х годов – опять взял на себя слово Финтан. – Алек Маски стал нашим первым советником в цитадели юнионистов – муниципалитете Белфаста. Если бы ты только слышала, какие оскорбления со стороны последних ему приходилось выслушивать ежедневно! С ним обращались просто как с собакой! Но на все вырабатывается иммунитет… У нас, республиканцев, теперь такая толстая “слоновья” кожа, что слова нас не трогают! А посмотрите на нас, где наша партия находится сегодня, чего мы достигли за эти годы. Так называемый “Ольстер” создавался как “протестантское государство для протестантского народа” – а сегодня мы входим здесь в правительство и вот-вот станем самой большой партией, представляющей коренных жителей страны. Тебя удивляет, наверно, что в сегодняшней Ирландии ирландцам приходится до сих пор бороться за свои даже культурные права – но это так. Даже за то, чтобы иметь все документы и канцтовары на двух языках – ирландском и английском – приходится бороться через суд… Цели у нас прежние, только путь другой, более отвечающий современным условиям борьбы. Задача – изменить систему изнутри! Разница между нами и другими партиями – в том, что мы именно стремимся не “вступить в систему”, а изменить её! Ведь она уже достаточно прогнила и дала трещины. Посмотри-ка на сегодняшних юнионистов – у них совсем нет друзей, во всем мире. Даже англичанам они уже не нужны по-настоящему! На наших глазах происходит фрагментирование юнионизма как политического движения. Именно поэтому так непредсказуемо ведут себя сегодняшние лоялистские парамилитаристы – от чувства собственной обреченности. Что, конечно, не делает ситуацию менее опасной для мирных жителей… Но будущего у их курса нет. И они сами это знают.

– Я приведу пример о том, как изменилось положение вещей, – вмешался снова незнакомый мне республиканец. – Недавно я был в парламенте в Стормонте. Направился я после заседания в туалет, а за мной в том же направлении – один видный юнионистский политик. Я уже собрался выходить оттуда, а его все нет и нет. Выхожу – а он стоит у наружной двери, мучается и переминается с ноги на ногу: ждет, пока я выйду… Боится, видимо, заходить в один туалет с “террористом”! Да не собираюсь я вовсе “мочить юнионистов в сортирах”! Если мы добьемся полного равноправия даже в рамках этого так называемого государства – оно рухнет как карточный домик, и пойдёт “эффект домино”. Потому что единственное, на чем оно держится, единственное, на чем оно построено, – это сегрегация и дискриминация.

Допоздна продолжалась эта наша беседа. Не помню даже, в каком часу мы отправились на ночлег.

А наутро нас ждала не менее интересная программа – дискуссия о будущем ирландского языка и о том, какую языковую политику должно вести государство для его возрождения, выставка картин, посвященных предстоящему юбилею голодовок протеста и, наконец, визит Лидера, которого так ждала вся деревня.

Особенно активно выступали в ходе дискуссии северяне. Да это и неудивительно – ведь именно белфастцы сумели доказать собственным примером, что возрождение ирландского языка и его возвращение в повседневный обиход – вещь вполне реальная, в чем я ещё раз смогла для себя убедиться, беседуя с одним белфастским журналистом – бывшим политзаключенным и с двумя его дочками: между собой они разговаривали исключительно на ирландском, хотя он выучил его не в детстве, а только находясь в тюрьме, во время “протеста в одеялах”.

Лидер запоздал лишь на 5 минут. Когда он – высокий, моложавый, с умным пронзительным взглядом карих глаз, похожий на университетского профессора и выглядевший в тот день таким домашним и простым в своем толстом донегальском свитере, появился в дверях, раздались дружные аплодисменты. Кто-то назвал его “последним живущим революционером в Европе” . Чем дольше я живу тут, тем больше я в этом сомневаюсь (слава богу, есть в Европе и другие революционеры, хотя и мало). Хотя хорошо лично с ним знакомый Дермот уверял меня, что Лидер – чуть ли не наступивший своей песне на горло коммунист.

Была суббота. Он рассказал нам, что успел уже с утра связаться с британским и с ирландским правительствами по телефону, остановился не только на проблемах возрождения ирландского языка, но и на том, какой опасной стала ситуация вокруг мирного процесса в результате решений, принятых на состоявшемся буквально несколькими часами раньше совете партии ольстерских юнионистов, а потом наступила пора ответов на вопросы публики и непринужденного общения с людьми. Закончился его рабочий день в том же пабе, что и для нас всеПравда, республиканское руководство – трезвенники. Но все равно было так непривычно видеть там этого человека, которого я привыкла воспринимать как своего рода “живой памятник”– в такой обстановке…

К сожалению, и тут мне снова надо было в Белфаст на работу. Такое уж странное у меня было рабочее расписание.

– Дуглас, ты не знаешь никого, кто сегодня в Белфаст возвращается? – спросила я.

Дуглас засмеялся:

– Лидера попроси!

– Вот не надо так шутить, – сказала я, – А то ведь возьму да и попрошу.

– Спорим, что не осмелишься?

– Спорим, что осмелюсь?

Ирландцы – любители пари, и меня вдруг тоже охватил азарт.

– На что?

Я разыскала Лидера взглядом и подождала, когда народу вокруг стало чуточку поменьше. К нему стояла своего рода живая очередь. Как к Мавзолею.

– Извините, Вы сегодня в Белфаст возвращаетесь? – спросила я, поздоровавшись.

– А в чем дело?

– Вы не могли бы меня подвезти? А то мне надо на работу…

Мне показалось, что он не поверил своим ушам. Дуглас, впрочем, тоже – он так и застыл с открытым ртом.

– Вы знаете,– сказал наконец Лидер, – Мы не можем этого сделать, мы никого не подвозим, по соображениям безопасности, но Вы, пожалуйста, не уходите, мы сейчас что-нибудь придумаем. Подождите меня, я сейчас… – и рванул к выходу. Неужели я его до такой степени перепугала?

Он вернулся через 5 минут. С тем самым журналистом-бывшим политзаключенным.

– Вот Джим, он через полчаса поедет обратно в Белфаст и Вас с собой захватит. Хорошо?

– Ой, спасибо большое!– обрадовалась я. – Можно на прощание Вам еще пару вопросов задать?

– Давайте, задавайте! – он почти озорно тряхнул головой.

– Что ирландские республиканцы думают о нашем опыте построения социализма в СССР? Я сама обычно говорю критикам словами ирландской песни: “По крайней мере, мы приняли вызов, мы не сидели и не притворялись!" – но я знаю, что, конечно, у нас были ошибки на этом пути, и какие-то из них, к сожалению, оказались фатальными…. Как Вы думаете, где мы ошибались, и какой позитивный опыт нашего строительства можно будет использовать в Ирландии и других странах?

– Я практически всю свою взрослую сознательную жизнь провел в борьбе с британским вмешательством в дела моей страны, – и поэтому я думаю, что с моей стороны было бы высокомерно пытаться дать оценку вашей истории и вашему опыту. Я – наблюдатель со стороны, причем наблюдатель не очень хорошо осведомленный, и я не имею,по-моему, морального права читать вам лекцию на тему, где вы, возможно, ошибались. Это право каждой нации, каждого народа – искать свой собственный путь, свою собственную истину и свой собственный образ жизни.

– Мы в России в настоящее время очень циничны по отношению к политике в целом и к политикам в частности (неудивительно, если вспомнить годы правления Горбачева и Ельцина!). Всего каких-то 10 лет назад люди были полны такого энтузиазма, так хотели перемен – даже в песнях того времени об этом поется! Но на этой стадии нашей истории люди предпочитают поддерживать существующий режим – капитализм, который ежедневно грабит их и лишет их достойной жизни – просто потому, что они боятся поменять “меньшее зло на ещё большее”, или же вообще не участвуют в политической жизни. Разрушение образа жизни и идеалов, которые у нас были, имеет такое негативное воздействие на людей, что у них, кажется, просто больше не осталось никаких идеалов совсем. Когда я говорю дома об ирландском республиканизме, некоторые люди отвечают мне: “Как они собираются построить социалистическую республику в Ирландии на американские деньги? " Хотя лично я придерживаюсь точки зрения, что настоящие революционеры должны быть гибкими в изменяющихся условиях (будем реалистами: ситуация вокруг нас сегодня далеко не революционная!) и использовать все имеющиеся у них возможности для достижения своих целей и воплощения своих идеалов в жизнь, но что бы Вы ответили таким циничным критикам?

– Когда Вы говорите о вопросе финансирования из американских источников, важно помнить это в контексте ирландской диаспоры в США. Мы – всего лишь маленький остров с населением в 5 млн. человек, но в мире 70 миллионов людей гордятся тем, что они – ирландского происхождения. Когда мы вырабатывали стратегию мирного процесса партии Шинн Фейн в конце 80– начале 90х годов, мы признали важность интернационального аспекта и его возможность влиять на события здесь. Для нас США – в которых 40 миллионов называют себя ирландскими американцами – были важным и естественным местом, из которого можно получить политическую и финансовую поддержку. США также очень важны потому, что они имеют возможность сильно влиять на британскую политику по отношению к Ирландии. Большая часть фондов, полученных нами в США, там и остается – у нас там имеются два офиса, через которые мы лоббируем американских политиков в Вашингтоне. Люди, которые жертвуют деньги нашей партии, представляют собой весь политический , экономический и социальный спектр США. Они оказывают нам поддержку потому, что они поддерживают нашую первую политическую цель – создание свободной, независимой и объединенной Ирландии.

– Главная опасность для любой партии, которая приходит к власти и становится частью системы, – перерождение. Многие преданные партийные активисты, прийдя к власти, к сожалению, забывают свои корни и то, за что они боролись… А трудности, связанные с тем, что вчерашние товарищи становятся смертельными врагами просто потому, что они видят разные пути дальнейшего развития страны, разные пути для достижения их идеалов, и каждый из них при этом уверен, что только его видение – единственно правильное? Главный вопрос: “Кто будет охранять самих стражей?" Шинн Фейн сейчас растет небывалыми темпами. Велика возможность того, что ваша партия войдёт в состав следующего ирландского правительства. На Севере она – на пороге того, чтобы стать крупнейшей политической партией – для начала среди католического населения. Как Вы думаете, сможет ли Шинн Фейн справиться с этой опасностью и хранить знамя своих идеалов так же высоко и таким же чистым, каким оно было все эти годы?

– В любой организации, группе, политической партии или правительстве всегда есть такие тенденции, всегда сохраняется эта опасность. Но у нас есть ясная перспектива наших политических целей, и мы так же ясно понимаем наши стратегические задачи. Именно это ведет нас по пути нашей борьбы. Мы постоянно коллективно обсуждаем и нюансируем наше продвижение вперед. Руководство в нашей партии -коллективное. Лидеры Шинн Фейн ведут за собой не стадо овец! Мы постоянно заняты процессом диалога со всеми нашими активистами и более широкими кругами наших избирателей. Все это необходимо для того, чтобы не потерять наш путь, не стать “элитой” и продолжать оставаться сосредоточенными на нуждах и целях нашей борьбы. Приведу Вам один маленький пример того, как мы функционируем как партия: все наши избранные члены, которые получают зарплату за политическую работу, в Североирландской ли Ассамблее или в Дублинском Парламенте, отдают в партийные фонды большую часть своей зарплаты. Неважно, является ли депутат министром или политическим советником, или секретарем – все они получают от партии одинаковую зарплату. Все остальное идет на партийное строительство.

– Что бы Вы посоветовали тем из нас в России и других странах Восточной Европы, кто устал, опустил руки и больше не верит, что социальная справедливость достижима? Как нам вернуть былую веру в самих себя?

– Мы все устаем. Такова человеческая природа. Борьба в Ирландии продолжается вот уже 800 лет. Для большинства из нас – это дело всей нашей жизни. Надо вернуться к основам. Это означает осознать, что большинство людей по своей природе – хорошие. В мире очень мало по-настоящему плохих людей. Это означает осознать, что конфликты произрастают из несправедливостей, и что для того, чтобы покончить с конфликтами и сделать жизнь лучше, необходимо бороться с причинами этих конфликтов – и ликвидировать их. Это означает – никогда не сдаваться.

Джим посмотрел на часы. Мне было пора уходить, а так не хотелось!

– Есть ли в сегодняшнем мире и в наше время место социалистической республике? – спросила я Лидера с такой надеждой в голосе, словно я загадала для себя, что это зависит от того, что он мне ответит.

– Есть!

…А у Дугласа рот так еще и по-прежнему не закрывался.

– Ворона влетит, – заметила я, отправляясь к выходу. Но очевидно, юмор этого нашего выражения потерялся при переводе.

Когда я только приехала в Ирландию, одной из вещей, поразивших меня в ней, были местные телефонные справочники. Точнее, то, что в них зачастую были буквально десятки страниц с одной и той же фамилией. Да и самих фамилий было с гулькин нос. Никакого настоящего разнообразия. Но фамилию Джима вы бы в них не встретили, потому что его фамилия была ирландским переводом с английского. Очень редко, но такие фамилии здесь бывают. Это свидетельство патриотизма их носителей, сделавших такой перевод сознательно. Зато поглядели бы вы, какими экзотическими фамилиями пестрят ирландские телефонные книги сегодня, спустя всего несколько лет! Даже мне, и то не по себе делается от таких головокружительно быстрых перемен.

Джек приехал в Раткарн на большом джипе.

– У меня пятеро детей– пояснил он. – Вот и машина нужна большая.

Две его дочки, лет 10 и 12 уселись в машине сзади, а я – рядом с ним. Дорога была неблизкая, молчать все почти три часа было как-то неловко, и я начала рассказывать этому незнакомому мне человеку – нет, не анекдоты, а разные забавные истории из своей собственной жизни. Он сначала просто слушал, потом начал улыбаться, потом посмеиваться, потом начал хохотать. В промежутках между забавными историями я рассказывала серьезные – чтобы не совсем его уморить. Одна из таких серьезных историй была о статье, которую я вычитала в интернете, когда делала обзор написанного в российской печати об ирландских республиканцах. В ней одна наша известная журналистка-правозащитница сравнивала одного не менее известного ирландского республиканца-«армейца» с диким зверем и чуть ли не призывала британцев пристрелить его на месте. Никогда не бывавшая здесь, она уверенно, безапелляционно, жирными мазками нарисовала картину, согласно которой руководители Шинн Фейн были лишь пешками и марионетками в руках этого коварного человека. Я пересказывала в красках эту ее статью, выражая возмущение тем, что человек пишет о вещах, о которых ни малейшего понятия не имеет. Я думала, что он это мое возмущение разделит. Но Джим вдруг захохотал неудержимо – так, словно я рассказала ему самую забавную изо всех историй, которую он когда-либо в жизни слышал. Он даже начал вести машину одной рукой, а другой вытирал выступившие у него на глазах от смех слезы. Я никак не могла сообразить, в чем дело. Прошло еще минут пять прежде чем Джим наконец оказался в состоянии говорить:

– Ой… ха-ха… бесподобно…ну, это я ему обязательно расскажу – ведь это же тесть мой!

Тут уж пришел мой черед смущаться и краснеть, хотя он понимал, конечно, что это были не мои слова, а этой самой журналистки. Это был хороший урок для меня: в такой маленькой стране, как Ирландия, никогда не знаешь, с чьим родственником или другом ты говоришь, поэтому прежде, чем что-то говорить, надо хорошенько подумать, какие это может вызвать реакции.

Потом я видела этого его тестя один раз – на открытии офиса Финтана в Дублине, офиса организации для бывших политзаключенных. Этот человек выглядел сурово, говорил мало и перед прессой выступал редко. Поэтому журналисты в тот день налетели на этот самый офис, как мухи на мед. Мне очень хотелось с ним хотя бы перекинуться парой слов, но когда я упомянула его имя Финтану, тот почему-то сделал вид, что меня не услышал. И даже что он с этим человеком не знаком, хотя потом я видела, как они разговаривают друг с другом – словно старые друзья. Позднее, узнав Финтана поближе, я поняла, что когда он делает вид, что тебя не слышит, это значит, что он не хочет отвечать на твой вопрос. Это значит, что ты затронула что-то такое, чего тебе знать не полагается. Естественно, я никогда не настаивала на получении ответа. Да и глупо было бы это делать.

После торжественной части началась, как обычно, алкогольная. Вот как раз тут в первую очередь можно составить неплохое себе представление, кто из присутствующих еще состоит на активной службе, а кто– нет. Добровольцы или не пьют совсем, или пьют мало.

Там я познакомилась с австралийской девушкой, которая приехала сюда среди республиканцев работать по их приглашению – одной из тех иностранок, кто считает себя ирландцами. Впрочем, в отличие от другой моей знакомой, американки, вращающейся в этих же кругах, это была очень милая, простая девушка. Мы с ней разговорились, когда сзади меня кто-то тронул за плечо и назвал по имени. Я обернулась.

Это был совершенно незнакомый мне брюнет с усами. Но, что самое удивительное, он меня откуда-то знал! И даже знал про меня довольно много. Пока я лихорадочно соображала, что бы это значило, и кто же это, ко мне подсели какие-то пьяненькие ветераны, и один из них начал уверять меня, что у меня такое лицо, что я ну совершенно точно должна быть родом из Южного Дерри Еле-еле мне удалось от них уйти. Усатый брюнет все не уходил, и наконец до меня дошло, кто это такой! Это же был тот бородач, бежавший из английской тюрьмы, с которым я познакомилась в тот же день, когда впервые увидела Финнулу – на курсах ирландского! Только бороду он сбрил, и поэтому я его совершенно не узнала!

Оказалось, что они с Финтаном большие друзья, и теперь уже оба начали уговаривать меня выступить у них в организации со своими воспоминаниями об СССР.

– Я сейчас отвечаю за политическую подготовку нашей молодежи, – сказал мне Финтан. – Ты не представляешь себе, как ребята будут рады, если у них будет возможность тебя послушать. И до какой степени это будет полезно и важно для них.

Я ужасно не люблю выступать на публике. Перед большой аудиторией мне хочется сжаться в комочек и спрятаться. Но разве я могла отказать им в таком?

И мы договорились о дате. Финтан аккуратно записал ее себе в ежедневник.

Именно с той поры я стала частенько останавливаться у Финнулы и Финтана, когда бывала в Дублине. И очень привязалась к ним обоим. В Финтане мне импонировало его невозмутимое спокойствие; то, как терпелив он был со своими детьми, как много времени уделял им (он готовил им завтрак по утрам и отводил их в школу, пока Финнула отсыпалась). Дети у него были поздние – ему уже было далеко за 40, когда они родились. Это не редкость среди ирландских республиканцев, которые по многу лет проводили за решеткой. Младший его ребенок, рыжеголовый мальчик с очень пытливым умом, интересовался уже тогда военной историей и целыми днями играл в солдатиков. Совершенно для современного ребенка поразительно – он любил читать книжки! Причем не какие-нибудь комиксы, а книжки серьезные. И задавал потом такие вопросы на политические темы, что даже я не всегда сразу знала, что ему на них ответить. Сейчас этот парень заканчивает среднюю школу и уже организовал у себя в классе коммунистический кружок. Еще более удивительно, что ему удалось объединить вокруг себя ребят на этой почве– в наше-то время, переполненное глупыми компьютерными играми и всякими «happy slapping ”! Значит, у него есть такие задатки организатора, а у молодых людей есть в такой организации потребность. У себя в школе они первым делом организовали бойкот «Кока Коле». Таким его воспитал именно Финтан.