Текст книги "Совьетика"

Автор книги: Ирина Маленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 130 страниц)

Я включила звук, прислушалась – да так и села на пол. В мыслях у меня не могло быть, что человек, который стал для меня за эти полтора года таким близким и родным (втайне я почти считала его своим отцом – во всяком случае, в духовно-идеологическом плане), оказывается, сейчас находится от меня за тысячи километров. В далекой Латинской Америке…

Все остальное было несущественно – и что арестовавшие его еще не выяснили, кто он; и что он там делал; и что о нем теперь наговорят по телевизору и напишут в газетах. Зная Финтана не с их слов, я была абсолютно уверена, что чем бы он там ни занимался, это было дело полезное для революции. Для того, чтобы противостоять тем, кто бомбил Югославию и разорял мою собственную страну под красивыми лозунгами «свободы и демократии». Финтан не был пустословом или фантазером. Я почувствовала гордость от того, что могу назвать своим другом такого человека. А я-то недооценивала его, думая, что он уже давно «ушел на пенсию»!

Существенным было теперь только то, что он – там, за океаном, в тюрьме одного из самых оголтелых на том континенте государств. И когда он теперь вернется в Ирландию, неизвестно. И я ничем, абсолютно ничем не могла ему помочь….

Естественно, что никто из нас, даже самые близкие его люди не знали о его поездке. Финнула с детьми в это время путешествовали по Ирландии на машине и узнали о происшедшем, когда на следующее утро пошли в какой-то деревне в магазин за продуктами – и увидели первые полосы газет….

Финнула была очень рассержена и отказывалась говорить о Финтане. Когда ее знакомые приставали к ней с глупыми расспросами типа «Ой, как мне тебя жаль! Ты ведь не знала об этом?», она, зная что все телефоны прослушивались, взрывалась:

– Конечно, знала. Если хотите знать, это я его туда отправила!

Но за показной сердитостью скрывалось, по-моему, то, что ей по-настоящему было за него страшно. И, честно говоря, в такой стране, как та, где его бросили за решетку, было чего бояться….

На работе я в тот день была в абсолютной прострации. Само собой, я никому не могла рассказать, что случилось – то есть, из новостей-то это и так все знали, но никто не знал, что я знакома с этим человеком, и больше чем просто знакома… Хорошо, что на следующий день у меня начинался отпуск!

***

…Я лежу в постели у открытого окна, за которым убаюкивающе-ласково шумит Атлантический океан. Ни ветерка, хотя еще сегодня утром, побитая песком и брызгами на пляже, я думала, что меня сдует прямо на остров Тори:Ночь кажется теплой, почти тропической, а сам пейзаж – совершенно южным, словно с какой-то рекламной картинки. И хотя я знаю, что это не так – я только что выходила на улицу в аранском свитере, – но по ирландским понятиям на дворе лето, а пожив здесь, учишься не переживать по таким пустякам, как пара градусов температуры воздуха или горстка дождя тебе в лицо.

Я – в Донегале. В том самом таинственном, мистическом Донегале, который кажется раем моим северным друзьям. Я только что выходила на улицу посмотреть на мириады звезд в небе, которые можно так хорошо рассмотреть, несмотря на свет маяка с острова Тори – единственный уличный свет, который отражается на потолке моей комнаты. Я хотела найти хоть одну падающую звезду, чтобы загадать, чтобы все было хорошо у Финтана, по чьему совету я отдыхаю здесь: Я думаю о нем все время. Да и когда же, как не в августе, искать падающие звезды в небе?

Пусть у тебя все будет хорошо, мо кара мор ! Когда ты вернешься домой, в родной Донегал, я буду говорить на твоем родном языке, я обещаю тебе.

…Донегал – это тоже Ольстер.

Об этом совсем не думаешь, когда приезжаешь сюда. На самом деле, географически, это самое северное из 32 ирландских графств. Именно здесь находится самая северная точка острова – мыс Малин Хед. Донегалу, когда-то так сильно пострадавшему от "картофельного голода", что он потерял значительную часть своего населения умершими и иммигрировавшими, как это ни странно и ни противоречиво, "повезло": его католическое население на начало 20х годов 20 века продолжало превышать протестантских колонистов, и его не захотели включать в "Северную Ирландию". Хотя и здесь есть свои оранжисты, марширующие раз в год в одном из здешних поселков, это является для местных жителей безобидной экзотикой: они составляют ничтожный процент населения, а большинство донегальских протестантов считает себя ирландцами, и в донегальских Гэлтахт часто можно увидеть вывески на ирландском языке над магазинчиками с явно шотландскими по происхождению фамилями – Макинтайр, Макфадден… Донегал – классический пример того, что представители обеих общин могут прекрасно жить в мире. Если нет поблизости подстрекающего их в своих интересах британского империализма.

Значительное количество протестантов проживает и в других графствах Ольстера, оставшихся за Ирландской республикой после раздела ее территории: Каване и Монагане. И хотя мне известны случаи "Ромео и Джульетты" в Монагане на почве происхождения, как правило, они кончаются мирно, а на мой вопрос, есть ли какие-то трения между общинами в приграничных графствах, фермер Фрэнк ответил, что, пожалуй, нет. За исключением того, что протестанты – из чувства солидарности – предпочитают делать покупки в лавочках, принадлежащих одному из них: Но разве это можно даже близко сравнить с тем зоопарком, в который превратили 6 графств британцы?

За время жизни в Ирландии я успела побывать здесь почти везде. Донегал оставался одним из немногих малознакомых мне уголков. Побывать здесь я мечтала уже давно: этот край – своего рода "республиканская Ривьера". Кого ни спроси в сентябре, где они отдыхали летом, почти все республиканцы назовут Донегал. Всем им дает новый заряд бодрости на предстоящий год этот красивый и суровый край, глядя на который, невольно вспоминаешь песню Кола Бельды: "Если ты полюбишь Север, не разлюбишь никогда!"

Это было одной из причин, побудивших меня увидеть Донегал собственными глазами: что такого особенного в нем, что дает столько сил и вдохновения этим людям в их нелегкой борьбе? Я хотела сама почувствовать, что он значит для человека, который приезжает сюда из 6 графств.

Другой причиной, как я уже говорила, был совет Финтана – одного из немногих людей, с кем я могла поделиться своими самыми сокровенными мыслями, чувствами и даже фрустрациями..

– Мне надоело быть "экзотическим животным"! Я просто хочу быть одной из вас! – сказала я ему за кухонным столом, когда он, по обыкновению, готовил для меня чай. И он, сам уроженец этих мест, посоветовал мне провести отпуск в Фалькаре, походить по здешним пабам и пообщаться с местными людьми.

– Вот увидишь, все станет другим после этого! Все образуется! – до сих пор звучит у меня в ушах его негромкий спокойный голос.

Его нет рядом. Его жизнь сейчас напоминает мою несколько лет тому назад, – когда каждый день казался дурным сном, плохим дешевым голливудским фильмом. Но все кошмарные сны когда-то кончаются – и я теперь знаю это. И я искала сегодня ночью в небе падающую звезду – для того, чтобы этот его дурной сон кончился поскорее. ..

Чем знаменит Донегал? Конечно же, своими длинными песчаными пляжами, которые на открытках так похожи на антильские (если бы не крытые соломой старые ирландские коттеджи на заднем плане). Конечно же, Гэлтахтом : именно в Донегале сохранилось, наряду с Коннемарой, наибольшее количество районов, где люди до сих пор еще говорят по-ирландски! Это породило здесь настоящее паломничество тех, кто стремится, вопреки практицизму сегодняшней жизни, выучить свой подлинный язык – язык своих предков. Летом по всему Донегалу открыты специальные школы – как для детей, так и для взрослых, в которых можно обновить свои познания в ирландском языке или начать учить его с нуля. Приезжают сюда для этого люди и из Америки, Голландии и других стран. А для подростков в Гэлтахте Донегала организуются специальные летние курсы, на которых за все время пребывания на них запрещается говорить по-английски. Ошибка прощается только на первый раз: пойманные во второй раз беспощадно посылаются домой, и нет большего стыда для ирландской семьи, чем такое вот преждевременное возвращение!

Не обходится и без курьезов: как рассказывала мне Мэри, одна из моих знакомых, когда она в ее отрочество была в Донегале на таком курсе, у одного из ее друзей начался приступ аппендицита. Никто не знал, как будет по-ирландски аппендицит – и бедняжка чуть не умер, пока Мэри не завопила, наконец: "Доктор! Ан оспидал !", и учителя не разобрались, что к чему.

Вам кажется это крайностью? А Вы знакомы с тем, как "милые и чрезвычайно цивилизованные", как нас заверяет сегодня наша пресса, англичане насильно отучали ирландцев от их родного языка? Еще 100-150 лет назад Гэлтахт был значительно больше. Как пишет английская писательница Лиз Кертис в своей книге "Все та же старая история: корни антиирландского расизма", "когда в 1831 году была введена так называемая "национальная" система образования – названная позднее поэтом-революционером Пориком Пирсом "орудием убийства": ирландскому языку в ней не было места, и он быстро начал вымирать. Ирландские дети должны были носить на шее особую табличку: каждый раз, когда ребенок говорил по-ирландски, на табличке делалась зарубка, и в конце дня его наказывали соответственно числу зарубок". Причем дети должны были доносить друг на друга – чтобы сильнее наказали не тебя, а другого….

Мой первый день в Донегале прошел хаотично – как проходит хаотично все там, где находится фермер Фрэнк. Он вызвался быть моим шофером на день, и мы договорились встретиться в столице Донегала – Леттеркенни, куда на автобусе еще можно было добраться. К моему удивлению, на этот раз он приехал вовремя. Часто Фрэнк ведет себя вроде Карлсона который живет на крыше: "Я же сказал, что прилечу приблизительно? Так оно и вышло – я прилетел приблизительно!" и обижаться на него при этом невозможно.

И на этот раз он, как обычно, был полон планов. Мне хотелось всего лишь добраться до места своего отдыха, но Фрэнк вызвался "показать мне Донегал". Что заняло у него полтора дня. Остается только надеяться, что его коровы от этого не пострадали!

Для начала мы раз пять пытались выехать из Леттеркенни. При этом я каждый раз осторожно указывала ему, что он выбирает не ту дорогу, – а он каждый раз хватался при этом за голову и производил звук, подобный Юрию Никулину в "Бриллиантовой руке", когда ему указывают, что негоже прятать пистолет под летней кепочкой. Фрэнк – из тех, кто непременно напарывается на засаду даже там, где ее нет …

Он своего рода олицетворение медлительной, неторопливой сельской Ирландии, и с ним надо иметь ангельское терпение, если вы – вечно торопящийся горожанин. Правда, машину он водит почти как Шумахер – ветер свистит в ушах и начинает закладывать под ложечкой. При этом он, увлекшись разговором, периодически отрывает обе руки от руля, описывая что-то, – до тех пор, пока машина не влетает с размаху в яму или он не бывает вынужден затормозить так, что ты чудом не вылетаешь сквозь лобовое стекло. Однако сердиться на него за это тоже никак не получается – потому что тут же следует обезоруживающее "sorry "…

Когда нам наконец удалось после долгих трудов выбраться из Леттеркенни, погода испортилась. Мне захотелось увидеть самую северную точку Ирландии – мыс Малин Хед на полуострове Инишовен, и мы рванули – по-другому не скажешь! – туда, зачастую по таким узеньким тропинкам, что я была уверена, что мы заблудимся. Однако мой Сусанин меня не подвел! Раза три мы еще заезжали на Север – через границу – никак не могли найти дорогу вокруг Дерри на Бункрану. Граница здесь еще менее заметна, чем по дороге он Дублина на Белфаст: здесь ее вообще практически нет. Недаром деррийские магазины принимают к обращению южные деньги, да еще по курсу 1:1: больше мороки с обменом.

Сам Малин Хед меня разочаровал. Мы сфотографировали метеостанцию и вышли на высокий мыс, на котором красовались три уродливых бетонных сооружения, напоминавших заброшенные автобусные остановки хрущевских времен. Зачем они там были построены, мне так и не стало ясно. Может быть, для того, чтобы туристы могли прятаться от дождя? Внизу виднелся сам выступающий в море мыс, до которого стремились добраться самые спортивные. На нем камнями было выложено гигантское "Эйре", а также имена многочисленных побывавших здесь путешественников, включая некую Елену русскими буквами.

Когда мы выехали с Малин Хеда, начался проливной дождь. Горные одичавшие овцы неспешно трусили по дороге, не обращая никакого внимания на гудевшие им машины. Инишовен в целом выглядел довольно мрачно, и я была рада, когда мы оставили его и Бункрану позади и устремились в более красочную часть Донегала – Ратмуллен, Милфорд и Портсалон. Погода тоже улучшилась, выглянуло солнышко, позволившее мне оценить всю красоту здешнего побережья. Правда, до этого неутомимый Фрэнк еще успел настоять на своем и завезти меня к древнему памятнику между Дерри и Леттеркенни, – круглому форту конца бронзового – начала железного века – бывшей резиденции королей Ольстера О' Нилов. Он оказался стоящим на высоком холме белокаменным сооружением, напоминавшим наш старый Кремль (можно было подняться на стены и походить по ним, сверху было видно по меньшей мере пол-Донегала), только гораздо более древним. Я насмерть замерзла на этих стенах и отогрелась только уже ближе к Дунфанаги.

Донегал действительно красив, но я не могла оценить его полностью пока не побыла в нем пару дней. Например, места, где я живу, тоже красивы, – и я долгое время не могла понять, почему же все без исключения мои друзья хотят отдыхать в Донегале, когда у нас и красиво, и ближе к дому. И только на третий день своего пребывания в Минларе (так называлась деревня, в который я сняла себе на неделю "дачку") поняла: когда вся прониклась спокойствием этих мест. Позади, в каком-то ином мире остались, словно в дурном сне, ежедневно взрываемые и еженощно бросаемые в окна тех, кто "не угодил" сделанные из водопроводных труб лоялистские бомбы, ежедневные депрессивные сводки новостей – об избиениях и поджогах, о парадах и угрозах, само чувство угнетенности, висящее в тяжелом воздухе: когда не можешь сказать вслух все, что думаешь, когда идешь по улице, внутренне напрягшись, когда вокруг тебя снуют взад-вперед натовские броневички.

Если бы я приехала отдыхать в Донегал из Дублина, а не из Северной Ирландии, я никогда не смогла бы понять того, что он значит для моих друзей – СВОБОДУ!

Нормальность жизни такой, какой она должна быть для всех. И какой она, без сомнения, была бы и на Севере, – если бы не "добренькие" английские "миротворцы" с их натравливанием людей разных национальностей друг на друга, в многовековом опыте чего они так преуспели, от Ольстера и Ближнего Востока до Зимбабве и Фиджи!

Уже начинало темнеть, когда мы добрались до Фалькарры – деревни, посетить которую так советовал мне Финтан. Как-то не вязалось в голове, что мы находились далеко на Севере – настолько южная, курортная обстановка была вокруг: От Фалькарры рукой подать до Гортахорка, в котором находятся летние дома многих известных деятелей республиканского движения. Гортахорк – маленькая деревня на берегу замкнутого почти кольцом залива, который в период отливов практически становится сухим. По данным переписи населения, здесь живет всего 123 человека. Конечно же, все знают друг друга. Дух захватывает, когда проезжаешь маленький утопающий в зелени Гортахотк и оказываешься на горных, похожих на крымские дорогах, с которых открывается вид на необозримые просторы Атлантики и длинные, ослепительно-желтые, без единого камешка донегальские песчаные пляжи… Если бы еще вода была теплой!

Минлара находится всего в 5 километрах от Гортахорка. Маленькая деревушка делится на Верхний Город (над шоссе) и Нижный Город (под шоссе, ближе к океану). Между Гортахорком и Минларой – маленький причал, откуда ежедневно уходят катера на остров Тори – один из самых интересных уголков традиционной Ирландии.

Коттедж, в котором я провела ту неделю, был совсем новенький. В этих суровых северных местах, как и в нашем Крыму, местные жители пытаются заработать на год вперед сдаванием жилья туристам на лето. Я решила устроиться в комнате на чердаке – оттуда не только видно океан, но, если спать с открытым окном, можно убаюкиваться его шумом. Я надеялась что за эту неделю мне тоже удастся отключиться от всего, но меня продолжали преследовать новости. Хотела бы я оказаться хоть на недельку там, где нет ни телевизоров, ни радио, ни газет! И хотя я намеренно не включала телевизор, Дермот все равно находил способ изложить мне последние известия – по телефону…

К вечеру первого своего дня в Минларе я заснула после всего свежего воздуха как убитая, твердо намереваясь наутро осмотреть пешком все окрестности и съездить на остров Тори

.Но этим моим планам не суждено сбыться на следующее утро. Разбудили меня завывание почти ураганного ветра, плеск волн и стук дождя по крыше.

Открывающаяся из окна картинка напомнила старую детскую считалку: "Море волнуется раз, море волнуется два…". Ничего не оставалось делать – только ждать хотя бы прекращения дождя: я не взяла с собой плащ, а городской зонтик по донегальской стихии – это чистое самоубийство. Дело не в том, что тебя осмеют бывалые сельские жители: дело в том, что, даже если тебя не собьет с ног и не унесет в воздух, подобно Мэри Поппинс, этот твой зонтик просто пару раз вывернет в разные стороны у тебя в руках, – и от него останутся рожки да ножки: А ты все равно вымокнешь до ниточки.

Я честно подождала, пока дождик кончится. Когда со всех сторон засветило ласковое солнышко, а в небе не осталось ни облачка, я осторожно открыла дверь… Тепло! Ура!

Первый катер на остров Тори отходил по расписанию в 11:30, и я поспешила к гавани. Дул ветерок, но, в общем-то, вполне, по-моему, терпимый. Велико же было мое разочарование, когда я увидела бумажку на дверях сарая, в котором продавались билеты на Тори, что сегодня все рейсы отменены в связи с погодными условиями! Я, конечно же, свалила это на емелеподобную ирландскую лень, – и, недовольно ворча, двинулась в сторону пляжа: хоть вдоль океана погуляю, раз больше делать нечего. Волн на море почти не было, и мне, честное слово, было непонятно, о каких таких метеоусловиях можно говорить, оправдывая отмену рейсов.

Всего лишь минут через 20 я не только поняла всю мудрость ирландцев и призналась самой себе в том, что я – не морской человек, но и проклинала свое решение выйти на прогулку: ветер на побережье достигал почти ураганной силы. Волн в океане действительно почти не было видно: ветер дул с противоположной стороны и сдувал их обратно еще до того, как они успевали достичь берег. Но если оказаться в такой момент на воде на лодке или даже в катере, их как пить дать перевернуло бы набок! Пока я шла по направлению к песчаной косе, почти соединяющей берег с островом Инишбофин, на котором виднелся с десяток беленьких домиков, идти было еще можно. Когда же я повернула обратно, несмотря на всю воду кругом, мне быстро начало казаться, что я нахожусь в пустыне Каракумы: ноги завязали в песке, ветер относил тебя обратно после каждых нескольких шагов, а по пляжу струилась удивительная "мокрая" поземка: как у нас в феврале бывает поземка из снега, так здесь она была из смеси воды и песка. Было видно, как вода "бежит" тебе навстречу, а периодически, когда вокруг становилось посуше, она превращалась в потоки песка, который с неимоверной силой хлестал тебе в лицо. Одно ухо мое оказалось совершенно забитым песком, другое – залитым водой. Самое милое начиналось, когда при всем при этом – и при продолжающемся солнышке! – с неба начинал хлестать мелкий, противный дождик, недостаточный для того, чтобы открывать зонтик (тем более что не хотелось рисковать, чтобы тебя унесло в пучину!), но вполне достаточный для того, чтобы вымокнуть до нитки! Ветер начал менять направление с каждым порывом: Представьте себе все вышеописанное одновременно – и тем из вас, кто когда-нибудь пользовался лаком для волос, вполне по силам представить себе, в каком виде я добралась до дому…

Недаром меня испугался даже бывалый местный рыбак, который в это время сидел на берегу по горло в деревянном ящике, полном живых гигантских крабов! Он вылавливал эти клешнявые вонючие создания оттуда по одному и бросал в ящик со льдом – их надо было довезти живыми до Испании. При виде меня рыбак этот чуть было не нырнул в свой ящик с головой! Нет, Донегал определенно не позволяет городской женщине хорошо выглядеть…

До дома я добралась вся избитая дождем и ветром. Было такое чувство, словно в моем теле переломана каждая косточка. Поднимаясь вверх по склону от причала, я наконец плюнула на то, как я выгляжу и что обо мне подумают окружающие – и для снятия стресса перешла на "подножный корм". Весь склон наглухо оброс зарослями ежевики – похожей на малину, только черной и кисловатой, – и я, не обращая внимания на слипшиеся столбом на голове волосы и на мокрую обувь, напустилась на ягоды: Холодный дождик с солнечного неба, как и днем раньше, помог мне остудить свой пыл и вновь начать думать трезво. И уже подходя к дому в хлюпающих кроссовках и продолжая вытряхивать воду из одного уха и песок из другого, я твердо поняла: того, кто вырос в таких погодных условиях, никакая латиноамериканская тюрьма не возьмет!

К следующему утру ветер совсем притих, и катер возобновил свои рейсы на остров Тори. Катер этот – маленький, синий, – был похож на катерок из нашего мультфильма с песенкой про Чунга-Чангу. Почти как живое существо.

На пристань я пришла слишком рано и поэтому решила опять пройтись вдоль пляжа. Ну не верилось мне, что мое мерзкое ощущение от первого дня может повториться!

На самом деле, ветер был значительно слабее. Хотя в ушах и продолжало гудеть всю дорогу. За ночь на пляж нанесло-таки булыжников, причем довольно здоровых. Здесь же валялись какие-то невиданные водоросли, похожие на целые деревья! Мне захотелось дойти до самого краешка, до того места, где дюны обрываются, а песчаная коса уходит в океан. Из-за этого я чуть не опоздала-таки на катер, хотя до краешка дошла – и убедилась, что за поворотом делается еще только интереснее! "Долгую дорогу в дюнах" пришлось отложить на следующий день…

С радостными воплями соскочили с катера на землю немцы, чей "фольксваген" стоял на причале вот уже пару дней: они застряли на Тори из-за погоды и, судя по их лицам, уже и не чаяли вернуться в "цивилизованный" мир! Пока они ласкали свою машину, которую, конечно же, никто не тронул (в Минларе никто даже двери домов не запирает!), я как раз успела купить билет в сарае и добежать до палубы.

На Тори ездят в основном туристы – и любители ирландского языка. Тех, кто хочет немного больше узнать о его прошлом, можно отослать к предисловию к книге Кевина Тулиса, чьи предки были отсюда родом, – "Сердце бунтаря". Там он рассказывает о том, как Тори был последним клочком земли на западном побережье Ольстера, куда были согнаны выжившие самые гордые и непокорные его жители, и о том, как перебивались они там столетиями: мужчины уходили на заработки в Шотландию почти на 9 месяцев в году, возвращались с деньгами летом, давали их семье (где обычно к тому времени рождался новый ребенок) на год вперед, а когда кончалось лето, уезжали вновь – а женщины и дети с Тори зимой были вынуждены жить попрошайничеством… На острове часто свирепствовал голод. Это и не удивительно: земля здесь – почти сплошной камень, даже деревья не растут. Удивительно даже в наши дни, как здесь могут выжить люди.

Но – живут! Летом по несколько раз в день приходит катер, зимой – в зависимости от погоды… Сейчас ирландское правительство планирует начать зимние рейсы на остров вертолетом. Недавно здесь открылось отремонтированное здание местной школы. Правда, учителей здесь катастрофически не хватает. Жители Тори до сих пор в повседневной жизни пользуются ирландским языком. Именно здесь я впервые услышала его "в натуре", – и это было вам не вымученно-выученное "диа дыч ", которым меня встречали на дороге в Минларе отправленные туда на лето подростки!

Путешествие морем заняло минут 50. Я стояла на палубе, и катерок изрядно швыряло вниз и вверх, хотя волны и были маленькими. Сначала было как-то неуютно, но под конец я втянулась, и мне даже понравилось. На пристани на Тори нас ждал старый местный морской волк, который приветствовал новоприбывших: "Фалче !"Большинство туристов приезжает сюда на день, но есть и такие, кто останавливается на целую неделю. На острове есть один отель, один хостел и пара "би-энд-би" (частных гостиниц на дому). По вечерам в единственном местном пабе, который с виду тоже напоминает сарай, и называется даже не пабом, а местным клубом, разжигают торфяной огонь в очаге – и начинается вечер местного фольклора… Такого, какого не увидишь больше в замызганном туристами Дублине или даже Голуэе! Люди не только поют и пляшут, но и рассказывают истории и легенды, – и все это на ирландском языке: Ради этого стоит остаться здесь хотя бы на 1 вечер!

Ночью остров совершенно изолирован от Большой Земли, которую здесь называют словом "Land": последний катер отходит отсюда в 6 вечера. Правда, по ночам Тори освещают электрические огни фонарей – от одного ее поселка, Западного Города до другого, более маленького Восточного Города. От одного до другого вполне можно дойти пешком, хотя некоторые туристы берут напрокат велосипеды у предприимчивых островитян. Все – главная гавань, магазинчик, отель, кафе, клуб – сосредоточено в Западном Городе. Восточный – это всего несколько домов, которые обрываются у почти совсем отделенной от острова его "дикой" части, чьи обрывистые скалы не уступают по красоте знаменитым скалам Мохер.

Есть у островитян и автомобили: всего около десятка машин, большинство из них – такие старые, что на "материке" ими не разрешили бы и пользоваться, как с южными, так и с северными номерами, они, казалось ездили вокруг тебя кругами, пока ты осматривала остров. Дело в том, что так местные подростки учатся водить машину, а чем еще здесь днем можно развлечься, кроме как "слежкой" за туристами?

Первое впечатление от Западного Города – сельская лавочка, "шопа ан фобал" ("народный магазин"), как гордо гласила вывеска. Она была действительно похожа на наше российское сельпо, где все продавалось в куче. Внутри было темно, пахло, как ни странно, бананами, которые продавались тут же, а продавец – симпатичный кудрявый брюнет не первой свежести – беседовал со своими покупательницами по-ирландски. Я попыталась "обслужиться" тоже на ирландском, благо числа и как сказать "спасибо" я знаю. Мои попытки вызвали у продавца и других островитянок доброжелательное "май ху!" (молодец!).

"Шопа" закрылась уже часа в три, а "шопадор " лихо промчался мимо меня на старом джипе, когда я возвращалась из Восточного Города на пристань, и на ходу оторвал в приветствии одну ладонь от руля, как в Ирландии принято приветствовать всех проходящих мимо – знакомых и незнакомых…

Улицы на Тори – не везде асфальтированные, многие дома заброшены, многие – наоборот, только строятся… Знаменит остров местными художниками, а также тем, что когда-то здесь жила особая секта, которая расслаблялась… криками.

По мнению ее членов, живших здесь в поле между Западным и Восточным Городами, так они выгоняли из себя негативные эмоции. Не всем жителям Тори это было по душе, и секту "изгнали". Все, что осталось от нее на Тори сегодня, – это один из таких заброшенных вагончиков на каменистом поле, заросшем фиолетовым вереском… А секта перебралась в Латинскую Америку, где ее члены организовали собственную органическую ферму.

Посреди Западного Города возвышаются останки высокой башни, подобной тем, которые можно увидеть по всей Ирландии, например, в Глендалох. Есть здесь и пара других древних памятников , и старое кладбище для местных жителей, и церковь. В конце улицы находится кафе с меню обычным для любого ирландского маленького ресторанчика. Внешне оно неуловимо напоминает наши сельские столовые тех времен, когда нас посылали на работу в колхоз. Обслуживают туристов всего две женщины – быстрые, ловкие, проворные, внешне тоже очень похожие на русских деревенских женщин, "кровь с молоком".

Клуб – последнее здание на улице, за ним – пустынная местность до самого маяка, того самого, что светит мне по ночам в окно в Минларе. Туристы разбредаются по городку, кто-то хочет поесть, кто-то – купить картину, кто-то – просто полежать на травке, и мало кто отваживается пойти за Восточный Город: до скал добираются только самые большие любители приключений. А зря. Ведь именно это, на мой взгляд, – самая большая природная красота этого сурового острова. Тем более, что нам повезло быть здесь в хорошую погоду – и упускать такой шанс просто грех.

"О скалы грозные дробятся с ревом волны…»Именно эти строчки из "Арии варяжского гостя" из оперы «Садко» пришли мне на ум, когда я оказалась на необитаемой части острова Тори – на скалах. И идти по ним было на удивление легко, серые камни под ногами поросли низким розовым вереском, и оставалось только прыгать с одного каменного плато на другое.

Впереди меня на некотором расстоянии на тропинке виднелись еще 2-3 туристские фигурки. На некотором расстоянии друг от друга – галантно позволяя друг другу почувствовать себя одиноким странником, завидевшим нежную фиалку на горизонте. На вершине каменистого склона было сложено из плоских серых камней несколько пирамидок: непонятно, то ли древними жителями здешних мест, то ли романтичными туристами, подделывающимися под них. Каждый вновь добравшийся до вершины клал в пирамидку новый камень… Склон был достаточно пологим и блестел на солнце от протекавших по нему между ветками вереска ручейков. Солнышко отражалось от этих плоских камней – и совершенно незаметно для меня самой сожгло мне лицо! Обнаружила я это только под вечер, уже в Минларе.

Трудно было представить себе, что когда в общем-то без большого труда доберешься до вершины, с другой стороны тебя ожидает настоящая пропасть над глубокой океанской пучиной! Когда я добралась туда и посмотрела вниз, в сторону моря, у меня закружилась голова… Скалы высотой не меньше чем c 7-этажный дом резко обрывались над темно-голубыми волнами с белыми гребешками где-то там далеко внизу… Они образовывали причудливые заливчики, закрытые от океана почти с 3 сторон, в которые с грохотом врывался прибой. Посреди одной из таких бухточек виднелась скала, удивительно напоминающая всплывающую подводную лодку… Скалы были буквально облеплены морем горланящих птиц всех сортов.