Текст книги "Совьетика"

Автор книги: Ирина Маленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 83 (всего у книги 130 страниц)

журналистами, предоставляем им видеодоказательства того, что атакует

практически одна сторона, что армия и полиция не просто ничего не

предпринимают для предотвращения атак, но и активно создают условия и

содействуют лоялистам в нападениях на наши дома, журналисты отводят глаза, а

самые честные говорят нам: "Вы знаете, нам не разрешено это показывать… Нам

не разрешено об этом писать… "

– Мы вот уже 22 года живем вместе, бок о бок, и у нас никогда не было никаких

проблем с нашими протестанскими соседями – в основном пенсионерами. Более

того, – в нашем квартале один из самых высоких показателей смешанных семей в

Белфасте. Только на нашей улице – около 15 смешанных пар. Они селились в

католических районах, ибо здесь, в отличие от протестантских, им ничего не

угрожает. Если бы мы тут были такими фанатиками, какими рисует нас пресса,

прожили ли бы мы бок о бок 22 года без проблем? Пресса пишет также о том, что сегодняшний кризис "выгоден" республиканцам и "развязан" ими. Вы можете сказать, какую выгоду можно преследовать беспорядками для тех, кто составляет в этом районе лишь 3000 и окружен 60.000 юнионистов? При том дополнительном условии, что вся полиция работает на них? Это было бы равнозначно самоубийству, да и зачем бы нам это делать? Все, чего мы хотим, – это спокойно жить в своих домах.

Дело в том, что на нас нападают сегодня вовсе не наши соседи. Они уже с мая

в этих домах не живут. Мы видели, кто выглядывает из окон их домов, – и это

все сплошь незнакомые нам лица. Мы наших соседей знаем! Наших соседей выгнали из домов лоялистские бандиты с Шанкилл Роуд, оккупировавшие всю окружающую нас территорию. Те самые, которые два года назад воевали друг с другом на Шанкилле, устроив там настоящие чистки среди своей собственной общины. Им было позволено занять дома наших соседей не вмешивавшейся в это полицией.

Наркобароны, которые после того, как они пожгли дома друг друга на Шанкилле,

расползлись по всему Белфасту, как раковая опухоль. И куда бы они ни

заявились, везде они несут с собой горе и разрушение. А здесь, у нас – мы в таком меньшинстве, что мы являемся своего рода подопытными кроликами: издеваясь над нами, бандиты из различных протестантских группировок самоутверждаются друг перед другом. Но главное даже не в этом . За спиной этих бандитов стоят юнионистские руководители, использующие их в своих политических целях. Их главная цель– сорвать мирный процесс. Юнионистам позарез необходим предлог для того, чтобы заявить о

"невозможности оставаться в одном правительстве с ШиннФейн/ ИРА", как они её

величают. Республиканцы им такого предлога не дают. ИРА прочно держит

перемирие и уже даже совершила два символических акта разоружения, – в то

время, как лоялисты продолжают угрозы и убийства.

Что только юнионисты не перепробовали!

Пробовали, например, обьявить угрозой миру в Северной Ирландии присутствие трех республиканцев в Латинской Америке, о которой большинство из них до этого даже не подозревало, где она находится. Пробовали жаловаться на это американской администрации. А теперь вот изо всех сил пробуют – руками лоялистов – вызвать ИРА на ответные боевые действия.

– Наших женщин, детей и стариков от бандитов некому защитить, – Вы и сами

увидите, как ведут себя армия и полиция (состоящие по большей части тоже из

представителей местной протестанцкой общины), – продолжала Дебби. – Надеятся кроме как на себя нам не на кого. Но надо быть крайне выдержанными и осторожными, – для того, чтобы не дать врагам мира шанс спровоцировать нас на необдуманные действия.

Нам всем ясно как белый день, кто именно прячется за спинами лоялистских

дуболомов. Дэвид Тримбл "со товарищи". На днях он явился сюда; не пришел к

нам, хотя мы его приглашали; зашел только к лоялистам на Клуан Плейс, долго

искал там доказательств "республиканских атак"– и под конец

продемонстрировал прессе… шарик для игры в гольф (тот самый, которыми нас

забрасывают ежедневно – из теннисного клуба в протестантском Дундональде!) , чуть ли не заявив, что это часть взрывного устройства "злодеев из ИРА". Именно для его политических амбиций – жажды развала местных органов власти, – мы и наши дети были вынуждены подвергаться такому бесчеловечному обращению все лето. Приходите к нам – и Вы сами все увидите!

…И вот уже Дебби, светловолосая миловидная женщина с волевым усталым лицом, ждет

меня в своей машине около белфастского муниципалитета. По её словам,

население Шорт Странда надеется, что худшее позади: ночь в среду на прошлой

неделе была самой кошмарной – за всю их жизнь.

– Сегодня же Дэвид Тримбл достиг, как он считает, своего для собственной

партии: она опять будет ( в который, интересно, уже раз? Честно говоря,мы давно сбились со счёта!) обсуждать "невозможность оставаться в одном правительстве с Шинн Фейн/ ИРА из-за продолжающегося республиканского насилия в Белфасте".. Поэтому можно и дать отбой отрядам лоялистов. Это мы так надеемся, что отбой, конечно. Но это может быть и всего лишь передышкой. Пару дней назад в наш квартал ввели британские войска – таким образом полиция пытается доказать правительству, что у нее "недостаточно сил". Если это действительно сделано для нашей охраны, то почему это нельзя было сделать 3 месяца назад? Если это действительно сделано для нашей охраны, то почему солдаты на наших улицах оскорбляют и запугивают нас? Если это действительно делают для нашей охраны, то почему армия и полиция помогли лоялистам – специально для них установили на их стороне разделяющей нас так называемой "стены мира" подпорки, позволяющие им залезать на самый верх и обстреливать нас оттуда со всеми удобствами?

Через пять минут мы сьезжаем с главной дороги – протестантской Альбертбридж Роуд : впереди как раз показалась окруженная клеткой, как обезьянник, Клуан Плейс, с

действительно весьма удобными подпорками на сетке изнутри, по которым карабкались лоялистские "гориллы". Стену украшала гигантская, весьма профессионально сделанная надпись: "Никаких националистов и республиканцев с Шорт Странда в Восточном Белфасте!"…

Мы въезжаем в тупичок, окруженный небольшими уютными кирпичными домиками с напрочь выбитыми окнами – и оказываемся совершенно в другом мире. В другом даже измерении! Время здесь словно бы остановилось.

Передо мной открывается фантасмагорическая картина: на фоне разгромленных домов, окна и двери в которых закрыты плотными деревянными щитами, а на крышах зияют обгорелые дыры, на тротуаре, забросанном обломками и осколками гигантского количества неизвестных предметов, играют дети. Они, как ни в чем. не бывало, бегают по остаткам травы, ездят на велосипедах, играют, – а в дверях домов стоят их матери и бабушки, зорко по очереди наблюдая оттуда (ведь целых окон практически ни в одном доме не осталось, и вот уже три месяца эти люди дома живут в кромешной темноте!), нет ли тревожных знаков возобновления атак – которые могут начаться без предупреждения в любое время дня и ночи. Настоящий лунный пейзаж – если бы не несколько уцелевших под обстрелом березок и не звонкие детские голоса! И трудно поверить, что всего в нескольких минутах езды отсюда люди живут нормальной жизнью, пьют кофе и пиво на улице теплыми вечерами возле баров в центре города, гуляют, спокойно ходят к врачу, на почту, по магазинам… Здесь каждая такая вылазка – это маленький подвиг.

"Как же могут эти люди продолжать здесь жить своей повседневной жизнью? Почему

не сидят, сьежившись от страха, по домам целые сутки? Как могут их дети играть на обгорелой траве, когда на них в любую минуту могут посыпаться болты и бутылки с зажигательной смесью? Почему эти люди не уедут отсюда?"– предвижу я вопросы тех, кто сам так я поступил бы.

Как можно это обьяснить словами? Наверняка в самые первые дни осады Шорт Странда люди здесь так и сидели – сьежившись, по домам, в темноте, боясь пошевелиться. Звоня в полицию с надеждой, что это поможет все-таки покончить с атаками. Отчаиваясь от того, что та ничего для этого не делает.

Но невозможно же так сидеть три месяца. Сначала люди уходили из дома на несколько дней в надежде, что все это само собой прекратится (дома оставался только глава семьи, а жена и дети уходили к роственникам на ночь), потом стали уводить из дома только детей – черным ходом, когда атаки становились совсем уже невыносимыми, а потом…

Потом народ Шорт Странда понял, с какими целями затеяна провокация, понял, что она не прекратится, пока не покажется достаточным юнионистам – встал с колен, оглянулся вокруг и сказал:"Сколько можно?" И продолжает жить своей жизнью, несмотря ни на что – и одновременно будучи готовым ко всему.

– Сегодня стало немного поспокойнее. Самый ужасный день был на прошлой неделе в среду, когда у нас ночевала Патриция– говорит Дебби. -Но все это может начаться вновь в любой момент. И в любом случае, мы не намерены спускать властям это с рук. Мы будем требовать расследования – трибунала, такого, как сейчас проводится по поводу Кровавого Воскресенья 1972 года! Сколько бы лет ни прошло, мы выведем на чистую воду организаторов этих погромов. Тех, из-за кого наши дети ещё много лет не смогут спокойно спать!

Есть и практическая сторона дела. Дома в Северной Ирландии подразделяются на частные и общественные – в большинстве бедных районов жилой фонд состоит из так называемых "council houses" (домов, принадлежащих местным органам власти, и распределяемых междху людьми в порядке очередности). Но Шорт Странд до сих пор был достаточно благополучным местом, и большинство его жителей является собственниками своих домов (хотя и выплачивают за них ипотечный кредит, как это здесь водится). А это означает, что у них нет выхода: если из "казенного" дома ещё можно уехать, сославшись на опасность для твоей жизни, и получить взамен новое жильё, то домовладельцы оказались в ловушке: их дома никто не купит, деваться им некуда. На Шорт Странде таких, по оценке Дебби, около 80%.

У себя на кухне Дебби и её муж рассказывают, как повлияли на их жизнь прошедшие три месяца, и что им пришлось пережить.

– Простите меня за беспорядок, – начинает разговор Дебби. -Я уже много недель не могу дома убраться, не могу даже готовить ужин. Ничего не могу. Руки опукаются. Бывало, днем тихо, а только начнешь готовить ужин – начинается обстрел. Бросаешь все и выбегаешь на улицу – это Вам, наверно, кажется, опаснее, но нервы дома не выдерживают, надо быть с другими людьми, с соседями, да и с улицы виднее, что происходит. Только все вроде бы приутихнет, возвращаешься домой, семья садится за стол, – все начинается сначала. . Так я больше и не смогла готовить. Теперь мы покупаем что-нибудь готовое, и все., – а сама тем временем ставит в духовку мясо.

Одна из ее дочек показывает мне образец – один из тех болтов, которыми лоялисты обстреливают католических детей. На мою ладонь ложится увесистый кусок металла, способный пробить насквозь маленькую детскую голову.

– Я уже бабушка,– рассказывает Дебби, которой всего 40 с небольшим. -Моя маленькая внучка хотела недавно пойти в зоомагазин. Я обьяснила ей, что нельзя – опасно, потому что мы католики. "А как они догадаются, что мы католики? " А потом обвинила во всем меня: "Бабушка, это ты виновата! Ты вот выступала по телевизору, тебя все видели – и теперь все знают, что мы католики!" "На самом деле у нас в районе все знают друг друга. Это как небольшая деревня. И никогда между нами и нашими протестантскими соседями не было забора! Никогда!

По другую сторону забора, в Клуан Плейс, в домах не просто выбиты стекла -

они практически все сожжены, многие двери заложены кирпичами. Там явно

никто не живет.

– Остался ли там хоть кто-то из ваших соседей-пенсионеров?– спрашиваю я.

– Только двое,– отвечают мне. -И они молчат в тряпочку. Боятся. Две протестантские старушки, которые живут отсюда за три улицы, в прошлом году подверглись атаке самодельной бомбой. Пресса сразу же обвинила республиканцев, хотя они живут в протестантском квартале, в который ни один республиканец не сунулся бы. А дело на самом деле было в том, что эти старушки не позволили рисовать у них на доме мюрал прославляющий лоялистов! Вот им и отомстили.

Картина на Клуан Плейс открывается ещё более жуткая, чем на католическом Кландебое: ни детей, ни травы. Так кто же атакует отсюда, если здесь совершенно очевидно никто не живет? Выступавший недавно по телевидению бывший местный житель-протестант (вернувшийся в Белфаст после того, как перестала быть расистской Южная Африка!) довольно подробно рассказал о том, что здесь произошло, – но, удивительное слово, ни разу не назвал виновными в погромах на Клуан Плейс республиканцев или католиков. Он просто предпочел промолчать вообще о том, кто это сделал. Врать не хотелось, а

сказать правду… Слишком велик страх перед "адеровцами" с Шанкилла .Именно они и оккупируют эти дома. Кстати, в числе того, чем они забрасывают католиков, – домашняя утварь выжитых ими отсюда собратьев по религии (например, оторванный от стен в ванной и на кухне "с мясом" кафель!) . Стали бы люди так поступать со своей собственностью? Не думаю.

– А кто играет лоялистские марши через громкоговоритель и разгуливает парадами вдоль стены до пяти утра? Неужели пенсионеры?– подхватывает мои мысли Дебби. -Я лично, и то ещё никогда такого не видела собственными глазами, хотя всю жизнь прожила на Севере. Вот возьмите позавчера. В тот день нас атаковали 15 часов беспрерывно. Я позвонила местному священнику – знаете, после этого у меня очень горькие чувства в его адрес! -, с просьбой позвонить в полицию, ибо в ответ на наши многочисленные звонки к нам все так и не посылали полицейскую машину. "Меня сейчас нет в Белфасте, поэтому я подъехать не могу"– сказал он мне. "Тогда можете Вы хотя бы позвонить им оттуда, где Вы сейчас находитесь? "– я почти плакала в трубку , за спиной у меня раздавались взрывы и плакали самые маленькие из детей. "Нет, не могу. У меня сегодня выходной, " – пояснил он мне совершнно спокойным голосом и повесил трубку. Полиция приехала только после того, как мы позвонили в офис представителей ирландского правительства здесь, и они подняли шум по этому поводу. А завтра этот самый священник приводит к нам в район британского губернатора – не посоветовавшись даже ни с кем из жителей! Почему бы этому губернатору не прийти сюда, когда мы были под атакой? Почему он заявился сейчас, когда уже стало почти спокойно? А разве забыть нам ту ночь, когда всю внутреннюю площадь между нашими домами заняли полицейские машины и британская армия, – а как только нас начали забрасывать фейерверком и ещё бог знает чем, они все повернулись лицом к нашим домам и включили прожектора на полную мощность, – сохраняя при этом полное молчание, – для того, чтобы лоялистам было лучше видна цель? Представьте себе, как чувствуешь себя в таком доме, освещенном и обстреливаемом со всех сторон, – как рыба на песке! У нас все это заснято на видео.Телевидение отказывается эти видеозаписи показывать. Мы готовим использовать их в суде в процессе против государства, который начали некоторые из наших жителей. Я никогда ещё не видела, чтобы полиция и армия сотрудничали с лоялистами до такой степени в открытую!

– Для нас давно уже в порядке вещей стало, что когда мы идем в магазин, к врачу, на почту, – в любую точку за пределами нашего квартала, мы придумывем себе и называем друг друга протестантскими именами. Наши дети боятся надевать школьную форму, – ибо по ней видно, из какой они школы. Сколько можно так жить? Я испытываю глубокое уважение к нашему местному почтмейстеру-протестанту: когда лоялисты приказали ему под страхом смерти не обслуживать католиков, он сказал им: "В таком случае я вообще закрою почту!" – и закрыл. Человек потерял весь доход, дело всей своей жизни, но не дал себя запугать. А другие протестантские хозяева магазинов испугались. Ты заходишь к ним, а они прячут глаза и говорят: "Извините, нам не велено вас обслуживать." Бабушки старые в церковь идут, а эти дебилы кричат им со стенки : "Что у тебя сегодня на ужин, Бобби Сэндс? "– и громко гогочут.. Люди это или как? – подхватила ее старшая дочь.– Теперь здесь вот уже несколько дней, каждый день в одно и то же время появляется армия и полиция. Почему, спрашивается, нельзя было это сделать три месяца назад? Но они ходят патрулем по нашему кварталу, полностью вооруженные, наставляют ружья на детей, оскорбляют жителей – в то время, как с другой стороны стенки их в десять раз меньше, и там они пьют чай с лоялистами и судачат с ними. На нашей стороне на все их лица надеты маски (это потому, что многие из солдат являются местными уроженцами!), а на их стороне на солдатах – обыкновенная форма, с беретами, никакой маскировки!

Подьезжают солдатские броневики– действительно как по часам, – и мы выходим на улицу. Меня знакомят с Фионой, – молодой матерью родом из Ардойна. Маленькая, круглая, как это водится у католических женщин Белфаста, одетая в спортивный костюм и с ушами и шеей, завешанными золотом, Фиона рассказывает о себе и о своей семье.

– Я переехала сюда из Ардойна, где прожила всю свою жизнь. Обычно всегда

все, что бы они ни затевали проделать с католиками Севера, сначала опробуется

на жителях Ардойна. Так что мне не привыкать. Я думала, что здесь будет

спокойнее– я и переехала-то из-за своих девочек, которые ходили в школу Св.

Креста, ибо мы не смогли больше терпеть лоялистские атаки по дороге в школу

и из школы каждый день. А здесь началось ещё хуже. Почти сразу после начала

нападений на наши дома вместо того, чтобы арестовать лоялистов (ведь здесь

установлено столько полицейских видеокамер, что видеодоказательств вполне

достаточно!), полиция начала обыски наших домов. После того, как один из

мальчишек швырнул в них одним-единственным камнем, который даже не вылетел

за пределы двора. Дети были перепуганы. Пришлось выводить их из дома. А

лоялисты наблюдали за всем этим со смехом со своей стены, сидя на которой,

они снимали нас, выводящих из дома плачущих детей, на видеокамеру. Потом мы

с другими женщинами организовали мирный протест около врачебной практики,

которую нам нельзя больше посещать из-за того, что мы католики. Полиция

налетела на нас с дубинками. Особенно досталось тем, у кого в руках были

камеры. Били всех без разбору – и женщин,и детей. У меня вся грудь была

синяя. А Вы когда-нибудь видели, чтобы полиция не пускала пожарных на

пожар? И обрезала брандспойты, которые мы были вынуждены сами установить

около своих домов?

Около почти каждого дома действительно висят на заборчиках пожарные

брандспойты, спускающиеся к точке, из которой обычно берут воду пожарные.

– А что они говорят пожарным, когда не пускают их к вам?

– Что им угрожает опасность со стороны местных жителей! Это когда наши дома

горят, Вы можете представить себе! То же самое говорят полицейские и работникам "скорой помощи", не пуская их, когда они приезжают к нам по вызову. Но находятся пожарные и медицинские работники, которых не остановить. У них есть чувство долга перед людьми – и они раздвигают полицейские кордоны и едут к нам все равно.

– А брандспойты?

– Периодически полиция срезает их опять и опять. Главное – не позволить им

споровоцировать наших мужчин на драку, ибо именно с этой целью такое и

делается. Недавно у одного из наших мужчин загорелась крыша дома. Он выбежал

и взмолился к полицейским: ну, сделайте же хоть что-нибудь, чтобы это

остановить! Фейерверки и камни с лоялистской стороны продолжали сыпаться , а

полицейские стояли и смотрели на это, сложа руки. Они посмотрели на него и

сказали: мы ничего не можем сделать, ибо насилие происходит с обеих

сторон.

– Ах, вы ничего не может сделать? Тогда что-нибудь сделаю я! – и он

схватился за кирпич и только-только замахнулся им – не в сторону полиции, в

сторону лоялистов, как его арестовали и обвинили в насильственных действиях.

Вот для чего все это делается. А вот и они, голубчики! Точно по времени.., -

и Фиона указывает на противоположную сторону.

Между домами появляется шеренга солдат в полной экипировке, в бронежилетах,

с дубинками, с закрытыми масками лицами, так что видны одни глаза. Их

сопровождает собака – в ботиночках, с удивлением отмечаю я. Это потому, что

на земле здесь так много осколков самого различного происхождения, что она

непременно поранила бы себе лапы. О животных, в отличие от католиков, армия и

полиция заботятся. Солдаты озираются и ходят по чужим дворам походкой Рэмбо.

Наверно, эти пацаны (многим из них всего по 17-18 лет) воображают себя

героями. И совершенной нелепицей выглядит их полная боевая экипировка на фоне играющих детей, женщин с колясками и бабушек и дедушек, сидящих на лавочках у калиток. От кого они прячут лица? Зачем им прятать лица от тех, кого, по их словам, они пришли сюда защищать? И почему они наводят свои автоматы на детей?

Совершенно очевидно по действиям солдат, – достаточно понаблюдать за ними с

полчасика, – что их цель состоит в запугивании местных жителей и ни в чем.

ином. В нагнетании напряженности и стресса до такой степени, чтобы у людей

наконец-то отказали нервы. Лица у солдат закрыты здесь, но открыты на

лоялистской стороне барьера потому, что многие из этих солдат состоят на

службе в UDR (или, как он теперьназывается, Irish Regiment) и являются

местными уроженцами (в подавляющем большинстве протестантами). Иными

словами, родственниками и знакомыми тех, от кого они якобы призваны защищать

жителей Шорт Странда. А "как не порадеть родному человечку?".

Другая местная жительница – Шинид, только недавно впервые ставшая

бабушкой, – проводит для меня "тур по местам боевой славы": мы ходим по

всему Шорт Странду, прямо через солдат, не замечая их присутствия, и она

показывает мне ущерб, нанесенный лоялистскими атаками местным домам.

"Защитничкам" обидно, что их не замечают. Грубить при иностранном журналисте

они не решаются, но как-то все-таки сделать себя замеченными очень хочется.

В одном месте нам советуют "не поскользнуться", в другом солдат говорит:

"Добрый вечер!" Зная, что у местных жителей существует негласная традиция -

не здороваться с оккупационными силами и игнорировать их попытки вступить в

разговор, я молчу. Молчит и Шинид. Мы проходим мимо, а за спиной у нас

раздается смачное причмокивание губами. Я приготовляюсь не заметить и его,

но Шинид не выдерживает и поворачивается к маленькому, ниже её солдату.

Из-под маски и бронежилета видны одни только маленькие ехидные глазки.

– Твой номер?

– У меня нет номера!

– А кто твой начальник?

– Его здесь нет.

– Ты как себя ведешь?

– Я ничего не сделал. Я только сказал "добрый вечер".

– Не надо, я прекрасно слышала, что ты сказал. Не смей разговаровать с нами

подобным образом!

Пристыдив солдата, мы удаляемся.

– Видите, нас бомбят весь день, а они присылают армию для нашей "защиты" на

ночь. С 6:30 вечера до часу ночи.

Мое внимание привлекают огромные щиты с нарисованными на них веселыми

подсолнухами, стоящие практически около каждого дома. Шинид поясняет, взяв

на руки своего новорожденного внука:

– Это для того, чтобы не было так мрачно. Надо же как-то скрасить эту угрюмую картину! Этими щитами мы закрываем окна и переднюю дверь, когда начинаются атаки (в типичном ирландском доме всегда есть еще и задний ход.)

Я замечаю, что на них на всех нарисованы нейтральные подсолнухи, а не какие-нибудь чисто республиканские или католические символы.

– Ведь наша община – смешанная; среди нас есть и протестанты– те, кто состоят в «смешанных браках," – говорит Шинид. -И потом, разве это не показатель того, что мы– не сектанты, замкнувшиеся в своей культуре и слепые ко всем другим?

А её маленький внук покряхтывает и наивно таращит свои голубые ирландские глазки в небо, даже не подозревая, какая драма разыгрывается вокруг него.

Если на Кландебой Драйв в некоторых домах ещё остались целые стекла, то на

той стороне квартала, которая выходит окнами на лоялистский Клуан Плейс,

несмотря на все сетки и заграждения , не осталось ни одного не забитого

наглухо окна. Во многих домах прожженые разбомбленые крыши. Каждый раз,

когда сюда посылают рабочих для ремонта, лоялисты их тоже забрасывают

ракетами и вынуждают их уйти.

Я захожу в один из наиболее пострадавших от лоялистских атак домов. В

отличие от других, он немножко пониже, и из-за этого именно он стал одной из

главных целей лоялистов: через его низкую крышу можно перебросить ракеты и

бомбы на внутренний дворик, к другим домам. А его жильцам – семье Денизы -

из-за этого пришлось хуже, чем. многим: в её доме небезопасно выходить на

улицу с обеих сторон, как с парадного, так и с черного ходов. На прошлой

неделе, когда Дебби смогла, наконец, привести в район психологов, Дениза

расплакалась, вспоминая все, что пришлось пережить за это лето. Но сегодня она

держится молодцом, только нервно посмеивается. В самом маленьком окошке

сзади, щит с которого снят по поводу моего визита, мелькают черные тени

британских солдат. Они практически суют свои носы в её двор.

– Скоро, возможно, будет можно все-таки восстановить наши окна, – вздыхает

она. – Мы договорились, что установим во всех домах пуленепробиваемые

стекла. Конечно, это будет во много раз дороже, но что делать?. Если бы они

только хотя мы не мешали рабочим проводить ремонт! Вы можете себе

представить, что такое для детей просидеть все лето в темноте?

– Последняя по времени бомба упала прямо в наш сад. Мы сразу позвонили в

полицию. Звонить пришлось три или четыре раза. Они прибыли на место только

через 40 минут. И только после этого послали за саперами, причем оставили её

неохраняемой, так что люди продолжали ходить мимо нашего палисадника, пока я

сама не вышла на улицу и не стала предупреждать людей об этом. Это просто

чудо, что за все это лето никто у нас не погиб! Видно, все-таки бережет нас

Господь.

Она вспоминает о Поде Девенни, так избитом полицейскими, что ему

понадобилась помощь нейрохирурга.О том, как по католикам армия стреляла

гигантскими пластиковыми пулями в темноте, не глядя, были ли там женщины или

дети. 17 из 21 пули попали в цель.

Дебора отводит меня в тот дом, где я должна буду ночевать– дом Пата и

Патриции, на одной из самых горячих точек Шорт Странда. Его наглухо же забитые

окна выходят прямо на тот "обезьянник", по которому карабкались всего парой

часов раньше лоялистские молодчики. Внутри уютно и тепло. Первое, что мне

приходит в голову, – это то, что если бы их дом посетил какой-нибудь мой

коллега из России, он бы написал, что это все выдумки– про католические

гетто, и что у этих людей очень красивые дома, с весьма изысканной

обстановкой. Подобно тому, как многие россияне искренне "возмущаются" тем,

что "у всяких там цветных" в Амстердаме или Париже – "шикарные машины", и

считают, что раз у них есть такие машины, значит, все их проблемы решены, и

никакого расизма в этих странах не существует.

А почему, собственно говоря, эти люди должны жить хуже других? Времена уже

не те. И в то же время как по-иному, кроме как жизнью в гетто, можно назвать существование этих людей в таких бесчеловечных условиях? Согласился бы кто-нибудь из нас занять их место? Не думаю.

Я сижу на большом диване, спиной к разбитому окну (изнутри-то хорошо видны

остатки стекла!), и, честно говоря, поёживаюсь. Кто там знает, что у меня за

спиной?.

– Вот как раз через это окно к нам в дом влетел горящий фейерверк, -

рассказывает Патриция – нервно-курящая худая блондинка, многодетная мать.

И показывает мне прожженный в нескольких местах детский спортивный

костюмчик:

– Моя девочка как раз играла на ковре.Хорошо, что рядом был огнетушитель.

Огнетушитель вообще – предмет первой необходимости в каждом доме здесь.

– Хуже всего, когда погода хорошая. Нам повезло, что в этом году было плохое

лето. Дождь держит их по домам по ночам.

– Что делает человек, когда его дом бомбят? Выбегает на улицу – Вам,

наверно, об этом уже говорили. Через черный ход. Если "огонь "может достать

и до него, то детей приводится выводить под зонтиками или в велошлемах. Что

неизменно вызывает приступ веселья у лоялистов.

Честно говоря, во время своего визита я видела предостаточно для того, чтобы

прийти к окончательному для себя выводу: лоялисты не способны вызвать у

психически нормального человека ничего, кроме омерзения. Это чувство сравнимо

только с тем, что ощущаешь, когда проваливаешься случайно в туалет типа

сортир!

Пат, муж Патриции, и его брат Джо, зашедший к ним в гости, внешне больше

были похожи на протестантов.

– Мой дедушка был местным командиром ольстерских лоялистов, – пояснил Пат. -А потом влюбился в бабушку и стал католиком! А уже мы состояли в рядах и INLA , и IRA. Раньше, конечно.

– Конечно, раньше,– если бы Вы в ней состояли сейчас, Вы бы не рассказывали об

этом людям!– подметила я. Пат залихватски подмигнул мне:

– Точно! И в Лонг Кеше я отсидел свое тоже.

– У меня есть любимый маленький бар, – рассказал Джо. – И я много раз наблюдал такую картину: Сэмми Вилсон, тот самый, что громко кричит, что он духа католиков не выносит (бывший мэр Белфаста), сидит за одним столиком с одним из самых известных наших католических бизнесменов, которому принадлежат многие газеты, и они обсуждают свои дела! Когда речь заходит о деньгах, об интересах богатых, тут исчезают для них все религиозные или какие бы ещё то ни было различия! Жалко, что я не снял это на пленку.

Для нас сегодня каждый дом здесь – это последний рубеж. Как для вас Москва в 1941-м. Если позволить им сжечь один ряд домов, завтра они возьмутся за второй – и чем все это кончится? Поэтому мы на отступим.

Мы разговорились. Разговор перешел от Ирландии к Америке и её политике

"большой дубинки"в мире. Для этих простых городских ирландцев из

католического гетто, в полную противоположность слюняво-восторженным

писаниям ирландской прессы о "силе чувств" ирландского народа к "заокеанским

Падди", не существует никаких иллюзий в отношении этого государства.

Недаром местные люди метко прозвали заокеанских кузенов "теми самыми змеями,

которых Святой Патрик изгнал из Ирландии".

Тут приоткрылась дверь, и в нее вбежала огромная черная как смоль овчарка,

молодая и игривая. Она хромала на две лапы сразу.

– А это наш Фидель, – представили мне её хозяева. -хромает он потому, что

опять порезался осколками на улице. Мы ему купили ботинки, но он, глупый, их

съел. А оно стоят недешево, каждый день не напокупаешься!

Я вспомнила армейскую собаку, похожую на бритую овцу: ей-то наверняка в таком случае бесплатно выделят новые! А бедный Фидель не может даже спокойно погулять около собственного дома.