Текст книги "Совьетика"

Автор книги: Ирина Маленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 76 (всего у книги 130 страниц)

Затем ты идешь в само здание, где находятся незадачливые узники .Вся тюрьма состоит не из одного огромного мрачного здания, а из многочисленных двухтажных домиков, разбросанных по её территории. Домики беленькие и смотрятся достаточно уютно. Если бы не покрашенные белым же решетки на всех окнах (со всякими завитушечками – видимо, чтобы было веселей!) да постоянно светящие в окна “дневные” лампы гигантских фонарей…

Решетка и на двери домика – такая же, впрочем, как на многих российских домах послеперестроечного периода, когда мы стали “свободными”. Так что нам не привыкать!

Но сначала надо ещё пройти “через проходную”. Обстановка здесь деловая, но без грубостей. Впрочем, девочки сказали, что мне повезло; в этот день на службе были очень вежливые офицеры. Не все из них этим отличаются…

Внутри нас ожидает рыжий “как из рыжиков рагу” охранник. Он велит нам пропустить через аппарат, похожий на аэропортовские, наши сумки. Включая и ящик с луком, рисом, майoнезом и гречкой, который мы принесли в качестве гостинцев.

Мобильник приходится оставить с ним. Он кладет его в особую сумочку, а я смотрю за выражением его лица: видел ли он, что мой мобильник – цветов ирландского флага под кожаным футляром? Но ему не до того….

Проносить сюда нельзя очень многое. Например.., фрукты с косточками – персики, абрикосы (не знаю, как насчёт черешни?).

– Почему? – удивляюсь я.

– А вдруг заключенный захочет покончить жизнь самоубийством, проглотив косточку ?

Хм-ммм… Таким способом? Я как-то это себе не представляю…

Нельзя приносить заключенным одежду темного цвета – вдруг сбегут в ней, и их не будет видно? Деньги можно передавать только чеком, выписанным на имя губернатора тюрьмы – с указанием номера заключенного. Коля сказал мне потом, что из 50 фунтов, посланных ему русской церковью из Лондона, он так получил только 20. Что ж, полицейским тоже нужны деньги – на чай…

После проверки сумок нас запускают внутрь (дверь открывается только при совпадении данных на карточке с отпечатком руки!), где строгого вида пожилая дама нас обыскивает. Делает она это чисто формально – выворачивая нам только внешние карманы и неожиданно помогая мне тем самым найти давно потерянную мною авторучку. Сумки, кошельки приходится оставить у неё. С собой нам дают пронести только гостинцы, да и то не все; за одежду Азиз должен будет расписаться утром в присутствии губернатора….

После проходной можно уже идти в домик самих “азилянтов”. После нескольких звонков другая дама (охранник в мужском отделении?!) открывает нам со скрипом решетчатую дверь. Мы сразу отправляемся на второй этаж – в “рекреационную”, где стоит билиардный столик и телевизор. Обстановка, если честно, мало чем отличается от хоcтелей, в которых размещены свободные “азилянты” в Ватерфорде на юге Ирландии или сбежавшие от жестоких мужей женщины в приюте. Только что те могут свободно передвигаться вне здания… Но куда особенно свободно передвинешься на 15 фунтов в неделю?

Все трое “узников” – здоровые, молодые парни вполне интеллигентного вида, совершенно не вяжущиеся с уголовным мордоворотом Джонни Адера. Мы “разбредаемся на пары”, и Коля неспешно, без прикрас рассказывает мне о себе. И о своей жизни в Лондоне – после того, как он бежал туда, напуганный первым отказом и кошмарными снами о депортации.

– Нелегалом быть страшно тяжко. Нас таких в Лондоне полным-полно. Работаешь по 16 часов в день, без всяких прав. Заболеешь – никакой страховки. На свой страх и риск. Не нравится? Подыхай с голоду… Многие спят под мостами, где придется. Самое дешевое спальное место – где два мужика вынуждены диван делить – 35 фунтов в неделю. А своя комната – уже 50-60. Обычно 1 день в неделю работаешь только на жилье (это 16 часов!), один день – только на еду, один день – толь ко на транспортные расходы. То есть 3 дня н неделю , -только для того, чтобы элементарно выжить. Ну, а уже четверг и пятницу, – это для себя, на все остальное…

Там , откуда я, русским сейчас жизни нет. Там никому жизни нет вообще.Все, у кого мало денег, пьют напропалую, чтобы забыться. А у кого много, – те в наркотики ударяются… Местный язык выучить? Да, курсы есть теперь, не как при советской власти, но знаете, каких денег это стоит? А ты пол-зарплаты за жилье отдаешь… Вот и задумываешься: то ли за жилье не платить, то ли не есть, то ли язык учить… А без языка – ни гражданства, ни работы хорошей… Замкнутый круг.

Никакой бизнес нельзя даже начать. У мафии – свои люди там, где ты приходишь регистрировать его, и не успеешь зарегистрировать, как к тебе сразу подходят рослые мальчики… Да что говорить… Вы же понимаете все это.. не то , что они здесь… Они себе этого всего представить не могут, а я не могу понять, как это они не могут себе этого представить…

Адвокат у меня хороший. Есть надежда…. здесь я уже 4 месяца. Жду вот повторного рассмотрения своего дела. Говорят, что у меня есть шанс… Некоторые ребята почти по году сидят. А вообще народ все время меняется – кого-то депортируют, кого-то привозят… Что я здесь делаю? Сплю. Научился спать по 16 часов в сутки. А что здесь ещё делать? Вот язык учу…В спортзал водят раз в неделю. Гулять во дворе можно час в день. Ну, какой это двор? Размером с две вот эти команры, голый асфальт, и в луже мячик лежит… Хорошо, телевизор есть в камере. Но смотреть нечего – все какой-то caдизм показывают, да и в новoстях все смакуют, как кто-нибудь какого-нибудь ребёнка убил – до тех пор смакуют, пока очередь следующего бедняги не подойдёт… По-моему, это нарочно людям показывают. “Дeлaй с нами, делай как мы…”

Домой звонить не могу. Цены такие, что карточки телефонной хватает только ровно на 40 секунд. Буквально : « Как дела? У меня все хорошо. Всем привет…” – и конец связи…

Нет, я не жалуюсь. Этих ребят бы в нашу тюрьму – они бы там и одного дня не выжили ! А здесь что… Вот, на Новый год даже двери нам всю ночь не закрывали. Суп гороховый принесли. А так – в 8 утра открывают, в 12:30 закрывают на два часа, потом опять отрывают на два, потом ещё закрывают, а потом уже до 8 вечера… А там – все, отбой…

Я удержалась от обычного для всех, находящихся по эту сторону решетки, вопроса “ А за что вы здесь ? », да он и не стремился оправдываться, как это обычно делают уголовники. Он знал, что « нарушил иммиграционные законы” – правда, сам того не зная. Он не задавался вопросом, не слишком ли жестоко такое наказание за это и вообще, в отличие от Кости, держался с достоинством.

На прощание я спросила его, чего бы ему хотелось в следующий раз нашего, русского, вкусненького.

– Может быть, кусочек свинины жирной – хочу сам зажарить… А вообще-то не надо, не беспокойтесь. Не люблю я просить…

На обратном пути нам в обратном порядке выдали сумки, мобильники и паспорта, отобрав пластиковые карточки. Охранники дружелюбно махали нам – мусульманке, католичке и атеистке – вслед.

А мне все виделись полные горечи глаза ещё одного из миллионов людей, которых лишил нормальной жизни на родине своими « историческими деяниями » новоявленный

«почетный гражданин Дублина» …

Глаза, которые говорили больше слов.

…Через неделю после нашего визита полицаи сообщили группе Вероник, что отныне всем им придется заполнить анкету, которая предназначается не для посетителей тюрьмы, а для тех, кто намеревается поступить в нее на работу! Анкета эта включает в себя вопросы о личной жизни не только заполняющих её, но и их родителей, и братьев и сестер ("перечислите всех, с кем вы состояли в связи за последние пять лет, с указанием полного имени, фамилии, даты рождения и адреса" – это пример только одного из вопросов).

Увидев, как запаниковала Вероник, которой совсем не хотелось делиться своим личным и наболевшим со здешними полицаями, я посоветовала ей попросить дополнительный листочек, заявив, что на одной страничке мне не хватит места, и заполнить её различными экзотическими именами, вроде Мохаммеда и Нуреддина.

Сама бы я именно так и сделала – уж если "повеселить " жандармов, так на полную катушку!

***

… Есть в жизни такие вещи, к лицезрению которых ты привыкаешь настолько, что и вовсе их не замечаешь. До тех пор, пока кто-нибудь из друзей не обратит твоё на них внимание и не позволит тебе тем самым оценить их свежим взглядом.

Мне стало бросаться в глаза то, чего я раньше не замечала: что многие ирландцы, голландцы и представители других народов, вплоть до жителей стран Карибского бассейна, не имеющие совершенно никакого отношения к Соединенным Штатам, носят одежду и обувь с американской символикой. Причем делают они это, не задумываясь, а вовсе не из-за каких-то осoбенно родственных связей с заокенской Империей Зла. Почему? И почему я, испытывающая нежные чувства, допустим, к Кубе, не так-то легко могу найти подобные предметы с её символикой, как с американской, барахлом с изображением которой завалены магазины самых отдаленных от Америки уголков нашей планеты ?

Когда сеньор Артуро прислал Лизе звездно-полосатую майку, я не обиделась на него: он, возможно, даже и не задумался над тем, что он для неё купил. Но возмутилась: у моего ребёнка есть своя страна, даже несколько стран, и ни одна из них, к счастью, Соединенными Штатами не является !

Когда я выразила свои чувства (« почему нам навязывают чужие символы ? Почему я не могу найти, например, такие же вещи: какие-нибудь джинсы с заплатами из ирландского « триколора » даже в самой Ирландии, а уж не то, чтобы за её пределами ? ») своей подруге, адвокату-правозащитнику Патриции, она поразила меня своим лаконичным и спокойным ответом , подметив то, о чем я раньше тоже не задумывалась.

– Да этого же никто не делает, ни одна нормальная страна, – только США и Великобритания! – сказала она мне. – Всем остальным это просто ни к чему .

Присмотревшись хорошенько к окружающим я поняла, что Патриция права. Вы не встретите больше нигде в мире в каталогах женской одежды свитеров с нашитыми французскими флагами или носков с изображением турецкого полумесяца. Единственное, с чем можно сравнить это болезненное выпячивание своих символов , – так это с африканскими женскими нарядами времен выборов, украшенными живописными портретами местных политических лидеров. Но – опять-таки местных. Ни одна другая страна, кроме Америки и Британии, насколько мне известно, не навязывает так назойливо “туземцам” других стран совершенно чуждые им звездно-полосатые изображения или “юнион джек” .

Понятно, конечно, что они являются символами “культурного империaлизма” вышеназванных стран… Но все -таки: что стоит за этим? Трудно предполагать, что каждый, например, белорус, которому досталась подержанная майка с изображением “звездасто-полосатого”, так-таки непременно обратит на это внимание и стaнет горячим поклонником “американской мечты”. Может, нас таким образом готовят к грядущим временaм, когда, по замыслам вообразивших себя “хозяевами мира” янки и подтявкивающих из-за их спины джонов булей их флаги взовьются на центральных площадях наших городов? Чтобы не так резало глаз?

Хотя даже у меня и есть несколько вещей с советской символикой, найденных с большим трудом, до недавнего времени у меня вовсе не было желания носить что-либо подобное – до тех пор, пока с нашей страной не случилось то, что случилось, и она не исчезла с карты мира. Возможно, я иногда надеваю теперь эти вещи из-за тоски по ней. Из-за боли от того, что произошло.

Но при чем. же здесь Америка и Британия? Ведь они же выиграли холодную войну, как они нас всех заверяют. Откуда у победителей такое ущемленное чувство собственного достоинства, такие фрустрации, такое желание навязать всем себя, – если они действительно являются победителями и таковыми себя чувствуют? Ведь победителям, как известно, свойственно великодушие и полное отсутствие желания кому бы то ни было что-либо доказать: сама их победа уже должна являться достаточным доказательством…

Я давно уже столкнулась с тем, что это не так. Просто я не связывала это раньше с таким явлением, как вышеупомянутые майки, косынки и джинсы.

Я тогда по молодости лет задавала наивные вопросы на уровне того, какими и по сей день задаются, не давая никаких на них ответов, в своих аналитических статьях обозреватели некоторых российских газет: почему же нас так ненавидят и боятся много лет спустя после того, что было объявлено “победой западной демократии”? Тем более те, кому мы даже не успели cделать ничего такого – например, панически боящиеся нас голландцы, отношение которых к русским представляет собой в среднем статистическом случае любопытную смесь страха, ненависти и желания исподтишка ударить по больному. Ведь мы же даже не пошли на Амстердам в 1945-м, Голландию освободили канадцы. Ведь они же практически не знают нас совсем!

Однажды моя мама, весьма эффектная женщина, находившаяся у меня в гостях с дружественным визитом, шла по улице голландского города Лейдена, когда к ней обратился – явно с желанием познакомиться – один голландец. Когда она сумела ему на ломаном французском объяснить, что не говорит ни по-голландски, ни по-английски, голландец обрадованно воскликнул :»Оh, vous-etes Francaise »? , на что моя мама возразила : « Non, je suis Russe ! »

Беднягу аж всего перекосило. « Оh…Russe… очень приятно, очень приятно было познакомиться… » – а ещё через секунду только пятки его засверкали по улице…

Описанный случай весьма типичен. Правда, не все такие трусишки: если голландец думает, что может вас уязвить, он начинает изливать на вас свою желчь описанием различных бедствий российской жизни, которые ему в массовых масштабах предоставляет местное телевидение, явно в ожидании, когда же вы, наконец, расплачетесь.

Обычно я им такого удовольствия не доставляю. Как-нибудь переживут. Я улыбаюсь, когда мне рассказывают о торговле нашими женщинами, и говорю, что это мы у них, у голландцев научились. Тем более, что Нидерланды были последней по времени страной в Европе, официально отменившей рабство в прошлом веке… Напоминания об этом обычно отбивают у них охоту продолжать свой словесный садизм.

Нo, может быть, голландцы так по-ущербному себя ведут из-за того, что это такая маленькая нация, а мы – такая (пока ещё) большая? Недаром они и к соседям-немцам испытувают такую неприязнь, что “кушать не могут”: голландская германофобия поражает тем более, что даже первая строчка голландского национального гимна “Вильгельмус” утверждает, что отец голландской нации был “van Deutschen bloed”…

Нет, и не в немцах здесь дело. А в том, что победители совсем победителями не являются ?

Я особенно остро поняла это, когда посмотрела одно предназначающееся для туристов видео о нашей стране – « Россия » из серии « VideoVisits ».

Были у меня и раньше видео из этой серии, но ни в одном из них не было столько оголтелой ненависти, болезненного злорадства и политических оценок, которые в видео подобного сорта вообще не нужны: ведь это не пропаганда и не претендующий на научность документальный сериал, а обыкновенный видовой фильм, рассказывающий о наших достопримечательностях и культуре.

Многое из того, что говорит этот по-настоящему обозленный голос с экрана, само противоречит тому, что экран показывает. Не успела я возмутиться его высказыванием, что в “коммунистической” Москве “не было ночной культурной жизни” (это в Москве-то не было, со всеми её театрами, концертными залами, цирком, клубами, кинотеатрами?!), как нам показали, что именно подразумевает американский “культуртрегер” под “культурой”…

– Зато теперь молодежи есть куда пойти! – восклицает он, а нам показывают темный бар со скучающими парнями и девицами, которые под оглушительный гром (музыкой это нельзя нaзвать даже с большой натяжкой – и это говорит вам человек, с детства любящий диско!) тянут из бокалов алкогольные напитки. Лица и всех у них такие, словно они буквально умирают со скуки… А нам уже показывают новых посетителей, которых тщательно обыскивает “секьюрити” на входе: на ношение огнестрельного или холодного оружия… Свобода, понимаешь!

Голос вынужден согласиться, но по-прежнему, как упрямый баран, не хочет видеть причин показанного:

– К сожалению, новые свободы привели и к некоторым проблемам, – например, росту преступности…

Почему бы не сказать в открытую, господин хороший , – “к сожалению, экономика свободного рынка неизбежно ведет к росту преступности”?

Почему-то, делая ракурсы в ирландскую историю в фильме той же серии об Ирландии, его авторы не дают собственных политических оценок Пасхальному Восстанию 1916 года или борьбе ирландского народа с завоевателями Кромвеля. Почему же тогда те же американские (судя по акценту и стилю) авторы фильма о России просто не могут излагать лишь факты ? Почему в них так бурлит злость, что им непременно надо выплюнуть что-нибудь вроде « Перед вами – памятник погибшим в гражданской войне… Эти люди действительно верили, что строят лучшее будущее… Если бы они только знали… » Американцы, воевавшие когда-то за независимость своей страны от Британской Империи, наверняка не знали, в какого морального уродца и кровососа мирового масштаба она превратится в будущем. Но разве об этом речь, когда перед нами – памятник этим людям?

Я долго слушала плевки в наш адрес этого “победителя в холодной войне”, а потом меня осенило: победители так себя просто не ведут. Так ведут себя только проигравшие, – готовые от собственного злобного бессилия грызть землю.

Если это правда, что мы “проиграли”, а они “победили”, почему же тогда они до сих пор не могут успокоиться и жить своей жизнью? Почему им не дает покоя память о том обществе, которые построили наши отцы, деды, матери и бабушки?

Победители так себя не ведут!

Да, больно смотреть на тот мир, в котором мы живем сегодня. На наших глазах происходит геноцид палестинского народа, – который даже нельзя вслух назвать геноцидом, потому что тот, кто является палачом палестинских детей, – « лучший друг американского слона ». А передовицы газет пишут не об этом , а об очередях для прощания с гробом прожившей безо всяких печалей и нужд британской королевы-прабабушки, да сообщениями о том, чей бюст больше : Бритни Спирс или Кристины Агильеры…

« Арик-бульдозер » уничтожает все новых и новых мирных жителей, а на него не только не сыплются бомбы, которыми НАТО « боролась против этнических чисток » в Югославии, – нет, его даже не обсуждают BB (Bush Blair), занятые единственной заветной мечтой: как доделать то, что не доделал Папа-Буш и расправиться с давно никого уже не трогающим Саддамом Хуссейном.

Иногда кажется, что все это – дурной сон. Но так дольше жить невозможно, – не только для нас, а и для всех народов мира, которые составляют его большинство.

И настанет день, когда разразится гроза. Это неизбежно. Ибо тот, кто сеет ветер, горе, слезы и смерть , пожнет в конце концов такой уpaган, какой ему и не снилось…

***

На очередные праздники я поехала в Ниццу.

Собственно говоря, это произошло почти случайно. Захотелось забыться хотя бы на два дня. Выбросить дурные сны из головы. А еще – я устала от постоянных мрачных – в унисон с бесконечным дождем за окном – сводок новостей : “Вчера ночью сожжена католическая школа… подвергся атаке самодельными гранатами дом католической семьи… осквернена католическая церковь… полиция призывает свидетелeй обратиться к ней…. полиция выпустила несколько очередей пластиковыми пулями по толпе в Ардойне… лидер партии юнионистов Дэвид Тримбл выступил с требованием к британскому правительству признать перемирие ИРА нарушенным из-за событий в Колумбии… толпа протестантских жителей Северного Белфаста в очередной раз атаковала католических школьниц по дороге в школу Святого Креста… лоялисты требуют, чтобы школьницы ходили в неё в обход… так чем же все-таки занималась ИРА в Колумбии, и какова роль в этом Кубы?” И далее – в том же духе.

И вот я выхожу из самолета на таком далеком от Северной Ирландии южнофранцузском берегу. Сюда я добиралась тоже не без приключений ; с удивлением для себя я обнаружила, что в лондонском аэропорту Лютон “пищалка” , которая должна срабатывать только на металл при прохождении через детектор, стабильно срабатывает на каждого гражданина, даже если при нем нет ни одной монетки, а на нем – ни одной металлической пуговицы. При мне обыскивали старушку-инвaлида на коляске…

Что было гадко, так это фальшь ; если хочешь обыскивать всех людей, так кто тебе не дает? Зачем играть в эти глупые игры со срабатывающим звонком там, где он просто не мог сработать? Ведь в том же наряде я прошла и через ирландский аэропорт, и про возвращении – через французский, и ни в одном из них детектор и не пикнул. Но в этом тебе – все англичане. Вежливая фальшь и считание всех окружающих такими глупыми, что они ничего не заметят – такая же чисто английская вещь, как книги Агаты Кристи.

– Параноики, – сказала я, не повышая голоса и не меняя тона, пока англичанка охлопывала руками поочередно штанины моих джинсов. -Совесть у вас нечиста, поэтому вы всех так и боитесь.

Она вздрогнула, но сделала вид, что ничего не услышала. Я знала, что именно так она и отреагирует – так же отреагировали бы и голландцы. Здесь вежливую маску снимать нельзя. По крайней мере, при свидетелях. Удар ножом обычно наносится в спину.

…Но вот все это осталось позади : заборы с колючей проволокой под током, броневики на улицах., вежливо-лживые англичане. И я выхожу из здания аэропорта в ночную Ниццу, где меня охватывает почти тропическая по сравнению с Ирландией, душная и темная весенняя ночь. Темнеют за окнами автобуса силуэты пальм, белозубо улыбается его шофер – ослепительный красавец-брюнет, каких я не видела уже долгие годы; светится разноцвeтными неоновыми огнями знаменитая Променад дез Англе и её казино; а вокруг меня разливается в воздухе тончайший, нежный аромат цветущей мимозы и ванильных булочек… Господи боже мой, да уж не сказка ли все это?

… При первой прогулке по городу действительно кажется, что сказка. Не таким ли должен быть коммунизм – по длинному, уходящему за горизонт приморскому бульвару прогуливаются благополучные, выглядящие идеальными семьи и сохранившие пылкость чувств друг к другу пожилые пары спортивно-подтянутого вида, заботливо держащие друг друга под руку. Мимо пролетают быстрые, как стрела, молодые парни и девушки на современных велосипедах и роликовых коньках. Все кругом загорелые, спокойные, веселые, энергичные – настоящая гармония душевного с физическим развитием, как в нашем старом учебнике по научному коммунизму. Отовсюду изумительно пахнет самыми невероятными блюдами; цены тоже вполне доступные (для здешнего жителя). На ходу закусывая изумительной булочкой с кремом, я наблюдаю за тем, как над морем кружатся в посадочных маневрах многочисленные пассажирские самолеты. Люди вокруг – сама доброжелательность, сама вежливость, и отовсюду раздается изумительный по красоте французский язык, по которому я соскучиласьсо времен средней школы и "Юманите Диманш" ("Vive la Grande Revolution Socialiste d' Octobre !" – вспоминаю я.). К моему удивлению, мой ломаный французский здесь понимают и даже хвалят.

Отель оказывается маленьким, утонувшим в море цветов. Похожий как две капли воды на коммисара из фильма "Спрут" hotelier, полуфранцуз-полуитальянец, знает пару слов по-русски: наших соотечественников, выделяющихся на фоне прогуливающихся по Променаду своими уголовными физиономиями, здесь в последнее время стало много. Он с удовольствием рассказывает мне, что женился в русской церкви в Ницце, построенной ещё до революции любившими отдыхать здесь богатыми россиянами. Хотя он и католик. Он совершенно не понимает – и не скрывает этого– , что там творится в этой Северной Ирландии.

– Это длинная история,– говорю я ему.

Я засыпаю с открытым окном – это в середине марта! – , а за ним даже никто не шумит, как это бывает во всех нормальных городах в ночи выходных дней.Никто не поет пьяных песен, не бьет окон, не жжет машин, не орет как резаный. Наверно, мне просто повезло, что поблизости не оказалось наших соотечественников, думаю я и засыпаю. Сначала мне снится непрерывно гудящий, висящий низко над головой над головой вертолет – как это бывает день изо дня, без выходных в Белфасте. Но затем я постепенно расслабляюсь, забываюсь во сне – и вот уже я вижу улыбающегося мне Лидера с веточкой мимозы в

зубах. Я беру его под руку, мы оба ничего не говорим и медленно шагаем вдоль ниццинского Променада, глядя, как исчезают за горизонтом последние лучи заходящего теплого французского солнца. Он оборачивается ко мне и говорит мне на чистом французском : "Mademoiselle, qu'est-ce que vous voulez faire ce soir ?" "Откуда он знает французский? " – лихорадочно думаю я и просыпаюсь. За окном светает. Проклятая привычка рано вставать на работу! Я поворачиваюсь на другой бок. А из окна уже тянет свежими, теплыми ванильными булочками…

За завтраком молодая марокканка подает мне круассаны и горячий шоколад. Уставшая от преследующего меня даже во сне запаха подгорелых сосисок и ветчины вместе с кислым обжареным помидором, составляющими ирландский традиционный завтрак, я почти готова воскликнуть как Авессалом Изнуренков : "Ах, ах, высокий класс!" Я выхожу на улицу, чувствуя себя лет на 10 моложе, чем. сутки назад.

Вокруг по-прежнему все сверкает. Белые дома, окна в которых закрыты от солнца деревянными ставнями. Дорогие бутики. И все та же молодежь на роликах вокруг. Море ослепительно-лазурное, спокойное, и, в отличие от мест, где живу я, нет ни малейшего ветерка. На площади Гарибальди рыбные рестораны готовяться к открытию, официанты раскладывают в виртинах свежие дары моря. Пахнет рыбой. За углом пахнет сушеными цветами и духами – здесь продают традиционные провансальские товары. Кажется, если посмотреть на эту красоту после той нищеты, которую я видела на Кюрасао или у нас дома, то здесь уже построено то, о чем. мы только мечтали. Живут же люди!

Но сказка грубо прерывается действительностью, когда я почти спотыкаюсь на сидящего на земле нищего, не заметив его. Рядом просит денег беженка из Косова с 4 детьми, а за ней сидит миловидная француженка с белым кроликом на руках. Очевидно, она надеется на то, что ей подадут, пожалев кролика. Пройдя ещё несколько улиц, я заметила, что просить милостыню с животными на руках – это, очевидно, местная традиция, ибо больше я с этим нигде ещё не сталкивалась.

В Пиетон – пешеходной зоне, битком набитой туристами – африканцы, наряженные для привлечения внимания в национальные одежды, пытаются сбыть им свои сувениры, а румынские цыгане исполняют знойное танго на аккордеонах. Когда я попадаю к вокзалу, я оказываюсь неожиданно для себя в местах, удивительно напоминающих мне роттердамскую Делфсхавен, где я прожила почти 5 лет: здесь можно встретить кого угодно, но только не коренных жителей. Судя по всему, они сюда заходить опасаются. Где они, все эти подтянуто-спортивно-благополучные символы капиталистической сказки об обществе изобилия? Здесьшумно и душно. Вокруг меня между кучками мусора кружат марокканские дети в одежде не первой свежести. Африканцы торгуются с арабами за цену на фрукты. Стены домов исписаны граффити. Но я, привыкшая к Делфсхавен, чувствую прилив ностальгии. Я прожила там 5 лет, в районе, который считался гетто – и никогда никто мне слова плохого не сказал. Вот и здесь– пожилой не очень трезвый марокканец приглашает меня выпит ь с ним кофе и в ответ на мой вежливый отказ говорит мне такой же вежливый комплимент и идет своей дорогой. Чего же они тогда бояться, это коренные жители? Или просто не хотят видеть чужой бедности потому, что совесть нечиста?

Я дохожу до Старой Ниццы: узкие улочки, как в итальянских фильмах. На камнях сидит группа подвыпивших и достаточно грязных местных бродяг. "La France pour les Francais !"– цедит сквозь гнилые зубы один из них, когда я прохожу мимо, – и смрачно сплевывает. А вдали на горизонте белеет купленная на её честно заработанные тяжким трудом деньги шикарная вилла Татьяны Дьяченко, или как там теперь она именуется…

Со Средиземного моря дует, наконец, свежий ветерок. И вместе с ним развеивается дымка сладкой сказки капитализма вокруг меня. Мой вежливый, красивый hotelier с расстроенным лицом обстригает обломанные цветочные кусты вокруг отеля.

– Такая красота – и обязательно людям надо нагадить!-возмущаестя он. Я спрашиваю у него о том, как можно здесь снять на недельку частную квартиру.

– Надо знать хорошие районы, – поучает он меня. – Почитайте таблички на дверях, посмотрите сначала, какие там фамилии. А то попадете среди каких-нибудь…, – и брезгливо-выразительно смотрит на проходящего мимо нас алжирца.

Солнце медленно и торжественно скускается за горизонт, появляются первые звезды. На Променад – так романтично! Но я смотрю вокруг себя, на всех этих подтянутых, здоровых, ухоженных, расслабленных, респектабельных, – и ни с одним из них мне не хочется пройти здесь под руку. Лучше уже видеть сны о Лидере!

***

…Да, жизнь моя кипела ключом, скучать было некогда. Но как только у меня выдавалась свободная минутка – например, ночью в постели перед сном,– и я закрывала глаза, перед моим мысленным взором сразу же представал тот незнакомец с его белозубой улыбкой и густыми бровями. Теперь мне были не нужны снотворное или антидепрессанты – я мирно засыпала, мысленно убаюканная холодным светом его ирландских голубых глаз…

Я очень ждала мая.