Текст книги "Совьетика"

Автор книги: Ирина Маленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 121 (всего у книги 130 страниц)

В одну из таких ночей, после очередного оказавшегося бесплодным морпеховского обыска полковник Ветерхолт поймал меня, когда я возвращалась к себе в каюту. Я не успела захлопнуть дверь перед его носом, он ввалился внутрь и уходить был явно не намерен. Полковник нес какой-то вздор – про то, как оборудованы бараки в Ден Хелдере , где недавно был капитальный ремонт, и про то, что его собака скоро ощенится (не хочу ли я щеночка); а я тем временем лихорадочно раздумывала, как бы мне его потактичнее выгнать. Наконец меня осенило.

– Извините, что перебиваю Вас, полковник, – сказала я, – Я совсем забыла: Зина – знаете, та русская девушка под американским флагом, – просила меня перевести для нее на английский пару объявлений из голландской газеты. Так что, если позволите, мы договорим с Вами в следующий раз. ..

Это просто вырвалось у меня – потому что на борту я знала только двоих: ее да капитана. Но не могла же я сказать, что это капитан просил меня зайти к нему в такое время суток!

Полковник отступил. Но отступление его было тактическим. Он проводил меня до вертолетного ангарчика наверху, рядом с которым находилась Зинаидина каюта, а сам сказал, что прогуляется по палубе – подождет меня. После этого у меня испарились последние сомнения насчет того, «че ему надо».

Все, чего хотелось мне – это незаметно проскользнуть обратно в свою каюту и поскорее закрыться там на замок. Но как? Что мне теперь делать? Не Зину же, в самом деле, просить о помощи… К тому же она, судя по всему, уже спала. Зато в ангарчике с вертолетом копошился еще ее американский напарник. Выбора у меня не оставалось.

– Добрый вечер, – сказала ему я. Напарник обернулся. У него была латиноамериканская внешность. Я настолько устала за день, что тщетно пыталась сообразить, хорошо ли это или, наоборот, плохо.

– Hi , – ответил он слегка удивленно.

– Извините, что беспокою Вас, – продолжила я, – И, пожалуйста, пусть то, что я скажу, останется между нами… Мне очень неловко, но…

…Мне повезло. Луис – так звали сержанта Альвареса – оказался нормальным, понятливым парнем. Не пришлось даже открывать ему имени своего непрошенного поклонника.

– Сеньора, – сказал сержант Альварес с сильным испанским акцентом, – Вы идите к себе в каюту по левому борту, а я пойду на перехват: подойду к нему и попрошу закурить. Этот человек курит?

– Кажется, да…

– Даже если и нет, я что-нибудь придумаю. Ох уж эти офицеры…Мне много раз приходилось вот так выручать наших девчат в Ираке. Иногда даже приходилось провожать их, извините, до туалета. Так что опыт у меня имеется. Не волнуйтесь. Идите к себе.

В тот момент я была почти готова молиться на своего спасителя – вне зависимости от его гражданства. В конце концов, в буржуазном обществе никто не обязан никому помогать, и он вполне мог сказать мне, что его хата с краю, и что ему надо срочно заканчивать ремонт пропеллера или еще что-нибудь в этом роде.

Как назло, над морем ярко светила огромная оранжевая луна. Я мысленно проклинала ее, стараясь спрятаться в тень, и не чуя под собой ног, помчалась к себе в каюту – длинным путем, в обход. Я не оглядывалась. Успокоилась я только тогда, когда за мною захлопнулась дверь. И хотя через некоторое время послышались осторожные шаги, и в дверь еще кто-то стучал, я не отзывалась. Скоро я провалилась в тяжелый, глубокий сон без снов… Слава богу, что до нашего возвращения в порт Виллемстада оставалось всего только два дня!

– Я искал Вас вчера, Саския, – сообщил мне полковник Ветерхолт за завтраком. «Знаю,»– подумала я, но вслух, конечно же, этого не сказала. Я притворилась, что не понимаю, о чем это он. Сегодня вечером буду осмотрительнее, сказала я себе.

Только я открыла рот, чтобы внаглую ответить полковнику, что тоже его вчера искала, но не нашла, как загудела сирена, и морпехи повскакали с мест.

На горизонте появилась подозреваемая скоростная моторка.

На этот раз «рыбка» попалась в сети: уже по тому, как моторка начала удирать от голландского корабля, было ясно, что дело нечисто. Американцы запустили в воздух свой Lynx. «Канареечка петь не ленится, над деревнею летит мельница, а в той мельнице все молодчики прозываются вертолетчики!»– услужливо подсказала мне память, когда он с рокотом пролетел над моей головой. Песня из доброй комедии «Шла собака по роялю»– времен, когда всем нам было совершенно ясно, что «базис» – это кормить людей хлебом, а не качать за рубеж нефть и уж тем более не торговать гербалайфом. Почему мне приходят в голову такие песни в мире, где для них нет места? В мире, где рыбакам платят за то, чтобы они уничтожали свои рыболовные суда, а фермерам дают субсидии для того, чтобы они ничего не сажали – а потом везут «дешевую» рыбу из Таиланда, зеленый горошек – из Кении, яблоки и виноград – с Мыса Доброй Надежды… Где людей вынуждают добывать и выращивать продукты питания не для себя, а на экспорт, чтобы только выжить. Осталось ли в этом мире хоть что-нибудь еще не изуродованное, не поставленное с ног на голову?…

Но воспоминания о молодчиках-вертолетчиках, с вдохновением играющих в 4 утра в колхозом поле на трубе невольно развеселили меня, и я прыснула в кулак – в самый неподходящий для того момент. В такой момент надо бы восхищаться геройством бравых морпехов – ан нет, не хотелось. Такой вселенского масштаба контраст был между нашими вертолетчиками и натовскими головорезами. Я смотрела на них – а перед глазами у меня стояли Ирак, Афганистан, Югославия. И никакой геройский захват одинокой моторной байдарки с наркотиками (особенно если вспомнить почему люди в Латинской Америке вынуждены выращивать коку) не мог затмить памяти об убитых иракских малышах и рыдающих над ними матерях, не мог заглушить злобное лаяние собак Абу-Граиба…

Никто, правда, моего прыскания в кулак не заметил – окружающие были слишком увлечены «охотой». Прывыкшие к эмоциям, вызываемым компьютерными играми, они следили за морпеховскими действиями примерно так же, как за передвижениями фигурок на компьютерном экране – ошалевшими от виртуального азарта глазами. Мне показалось, что у некоторых даже непроизвольно сжимаются кончики пальцев: в поисках джой-стика.

…Через полчаса все было кончено. Голландские морпехи швыряли на палубу мешки с кокаином. А команда моторки – пятеро латиноамериканцев неизвестно из какой страны с понурыми лицами и со связанными пластиковыми наручниками руками– была под конвоем препровожена в трюм. Со всех сторон раздавались возгласы, напоминавшие мне почему-то второсортные ковбойские фильмы. «Кричали женщины «ура!» и в воздух чепчики бросали…» Чепчика и Зины под рукой не было, но она изо всех сил старалась позадорней крикнуть «Yahoo!»– «по-нашему, по-американски».

Борьба с наркотрафиком – это прекрасно. Интересно вот только, по каким это международным законам натовцы присвоили себе право бороздить нейтральные воды, останавливая любого, кто им не приглянулс? Кто-нибудь когда-нибудь вообще задумывался надо всей абсурдностью этого? Или, может, это какое-то божественное право, данное им свыше, как их предкам – крестоносцам и миссионерам? Те тоже умели находить такие благородные причины для оправдания любых собственных действий. Послушаешь – ну прямо-таки слеза прошибает….

К вечеру мы вернулись в Виллемстад. Мы окончательно пришвартовались, пока я сдавала полковнику Ветерхолту свои отчеты о рейсе и высказывала ему свои соображения по поводу того, с какими средствами массовой информации нам лучше всего связаться. Я предложила, чтобы на затравку повествование о морпеховском геройстве как бы «случайно» появилось для начала в интернете – в качестве блога кого-нибудь из команды. (По мнению полковника, для этой роли лучше всего подходил прикрепленный к голландскому военному корпусу священник,тем более, что он действительно был на борту и считал себя писателем-любителем.) А уж потом мы с Тырунеш наведем на этот блог профессиональных журналистов – и вот тогда-то нам и пригодится материал с большими подробностями, чем у священника, написанный мной.

– Вы хорошенько все проштудируйте, полковник, – попросила я его, – Может, я там ненароком выдала какие-то ваши военные секреты, сама того не подозревая. Может, не надо было рассказывать, по каким дням недели что у вас там в меню…

Полковник рассмеялся почти как западный Санта-Клаус:

– Хо-хо-хо! Насчет этото Вы, Саския, не беспокойтесь. У нас с секретами так строго, что ни одна муха на базу не пролетит. Недаром даже голландский премьер избрал именно нашу базу как самое безопасное место на острове для заключения нового государственного договора с этими бездельниками – после того, как они освистали губернатора и вышли на улицы с нашитыми «звездами Давида» . Это надо же иметь такое хамство – сравнивать себя с евреями времен войны! Когда эти клопы вот уже сколько веков сосут из нас соки…

– Действительно, такого хамства я еще не видела! – ответила я, имея в виду, конечно, самого полковника– потомка работорговцев и колонизаторов. К слову, одного из усмирителей восстания Тулы тоже звали Ветерхолт. Уж не родственничек ли?… Но сердце мое при этих словах его сжалось. Не столько потому, что я получила еще одно, уже которое по счету подтверждение голландского расизма – этим уже никого не удивишь, то, что они расисты, могут отрицать еще только сами голландцы: просто он напомнил мне, как трудно будет нам узнать, что же это там замышляется.

Тем временем к нам подошел капитан. Он весь аж светился от счастья.

– Можете нас поздравить – ребята сейчас взвешивают добычу. Ну как, впечатлил Вас наш маленький экшн?

– Как в кино, – только и сказала я. – Очень вовремя.

Это я сказала совершенно искренне– потому что полковнику Ветерхолту теперь, слава богу, было не до меня.

– Ну, полковник, мне пора, – сказала я, – Алан ждет меня у входа на базу, я ему уже позвонила. До встречи в понедельник.

И я быстро поспешила к выходу. После инцидента с сержантом Альваресом полковник стал вести себя сдержаннее, но все-таки, мало ли какие там у него мысли…Именно поэтому я и упомянула «Алана». И, кажется, он меня правильно понял.

Проходя мимо кают-компании, я услышала веселые нечленораздельные выкрики, в которых что-то мне показалось неестественным и, как мне почудилось, какой-то стон. Может, кому-то нужна моя помощь? Я осторожно заглянула в дверь.

За столом сидело человек семь – 5 голландских морпехов, 1 американец (не сержант Альварес) и Зина. Все они были – нет, не пьяны, это было что-то другое, мне незнакомое. Зина увидела меня первой и радостно воскликнула:

– А, наш «прикрепленный репортер»! Привет! А мы тут отмечаем 4 июля…

Действительно, дело было накануне американского дня независимости. Ну, держись: завтра дядя Патрик снова торжественно вывесит над своим домом эту звездно-полосатую тряпку, которую я бы не стала даже кластьу порога вместо коврика для вытирания ботинок: много чести. Лучше всего – по-настоящему по заслугам!– с ней поступил в свое время американский же гражданин Дин Рид. Только ведь нынче тряпке это уже никакой «Тайд» не поможет…

– Поздравляю!– сказала я сухо. И тут заметила белый порошок на узких полосках бумаги на столе. Кокаин! «Трофейный»!

Зина перехватила мой взгляд.

– Имеем право немножко развлечься, – сказала она, – В ходе любой военной компании военнослужащие имеют право на определенные трофеи.

Я молча посмотрела на нее. Что еще тут нужно было говорить? Вот они, доблестные натовские «борцы с наркотрафиком»! И неважно, что «не все такие». В любом случае, случай этот вовсе не единичный. В 2004 году четверо таких же вот вояк были арестованы с кокаином на Арубе. Им даже не грозит тюрьма в таком случае – только репатриация и увольнение. А жалко, что эту сцену нельзя будет включить в мой очерк. Уверена, уж это бы непременно заинтересовало местную прессу…

С места поднялся один из Зининых «корешей» – двухметровый голландец с размером ботинок не меньше 46-го. Зина влюбленно на него поглядывала. Глаза у ее нового увлечения были туманно-пустые.

– Не надо никому об этом говорить, мефрау, – сказал он негромко, – Наше начальство в курсе. Это просто наш маленький служебный бонус. Мы же не собираемся этой штуковиной торговать. А так, расслабиться… это даже полезно.Не хотите попробовать?

У меня, наверно, было такое лицо, что мне даже говорить ничего не понадобилось.

– Ну, как хотите… Но вне этих стен это никому не обязательно знать. Даже если кто-то из наших и подторговывает, Вы же понимаете, что кроме отставки ему ничего не будет. А у многих дети подрастают, их надо обеспечивать. Жизнь в Голландии сейчас знаете какая трудная? С тех пор как ввели евро…

Я еще раз окинула взглядом всю веселую компанию, раздумывая, что же им сказать. Было понятно, что от прочтения им морали с укорительно поднятым пальчиком они не встанут на путь истинный.

– А зачем мне кому-то об этом говорить? – сказала я наконец. – Конечно, не буду. Вы не стесняйтесь, ребята, продолжайте. Сами себя скорее отправите на тот свет.

Зина рванулась было ко мне, но здоровенный голландец удержал ее.

– Rustig, rustig, schatje ! – сказал он ей успокаивающе, держа ее за руки. – Не хватало еще тебе затеять драку. Тогда вызовут местную полицию, и… Тебе хочется попасть в «Бон Футуро »? Мне лично нет. Мефрау же сказала, что все это останется между нами. И я ей верю. А вы, ребята? – обернулся он к остальным. Но его соседи по столику были уже в таком состоянии, что с трудом понимали даже где они находились. Один из них греб руками по столу – так, словно он совершал заплыв брассом в бассейне.

– Гербен!– пробовала протестовать Зина, которая еще не настолько дошла до кондиции. Но Гербен скрутил ей руки, схватил ее в охапку и понес ее обратно к столу.

– Prettige avond verder, mevrouw !– кивнул он мне на прощание, – Закройте за собой поплотнее дверь, а то дует.

– Doei ! – сказала я и захлопнула дверь. Я даже не успела сообразить, какая игра слов получилась. Впрочем, она все равно была бы понятна только русскому человеку.

Несколько секунд я пыталась собраться с мыслями и сдухом. Наверно, действительно, лучше об этом молчать – в особенности если судовое начальство действително в курсе подобных оргий. Ведь конфискованный кокаин находился в его распоряжении.

За спиной у меня раздался деликатный кашель. Я обернулась так резко, что чуть было не свалилась вниз по трапу. Это оказался мой вчерашний спаситель – сержант Альварес.

– Давайте, помогу Вам, сеньора, – сказал он, не по-американски забирая у меня сумку с тяжелыми вещами. И понес ее вниз по трапу прежде чем я успела опомниться.

– Здесь уже давно так, – сказал он мне, понижая голос, когда мы оказались на причале, – Не удивляйтесь. Здесь можно многое из того, чего нельзя человеку с улицы. Можно даже пристрелить кого-нибудь ни в чем не повинного и при этом оставаться на свободе. Эта женщина, – тут он понизил голос еще больше, – пристрастилась к наркотикам еще в Ираке. Я знаю, мы служили вместе. Очень скверная, подлая женщина. Хотя и такая красивая. Особенно подлая, если начнет на кого-то точить зуб. Постарайтесь не связываться с ней– для Вашей же собственной пользы. Говорю это не потому, что кого-то выгораживаю. Если бы я был уверен, что кто-то действительно примет меры, а не заметет все это под ковер, я бы первым обо всем рассказал. Но я совсем не уверен. Совсем…И именно поэтому я молчу. Скажете, трусость? Может, и так. Только я достаточно повидал, что делают с храбрыми…

– Спасибо еще раз, – сказала я, – За Вашу помощь. И за совет тоже спасибо. Обязательно это учту. Всего вам самого доброго.

Повернулась и пошла быстрым шагом от корабля – не оглядываясь…

…. У нас в семье все были штатские. За исключением дедушки Коли, который погиб задолго до моего рождения. Правда, мама по работе постоянно сталкивалась с военпредами– представителями вооруженных сил, которые постоянно работали у нее на заводе: принимали их продукцию. Заводу не приходилось самому искать рынок сбыта и уж тем более – вооружать своей продукцией вражеские армии, чтобы только не закрыться. Время, когда все встало с ног на голову, было еще далеко. Один из военпредов, с которым мама работала, когда-то работал с самим Калашниковым (тем самым!)– чем мама очень гордилась. Хотя характер у того военпреда был, по ее словам, зверский, но специалист своего дела он был от бога. И большая умница.

Мой дядя Шурек был старшим лейтенантом, но запаса («Лыйтенант… старшой!»– подтрунивала над ним я) и очень -очень редко, наверно, 2 раза за всю мою жизнь, уезжал на военные сборы. Дедушка Илья же войну так и закончил рядовым. Самое близкое мое личное соприкосновение с армейской жизнью – не считая смотра строя и песни в школе и того, что в классе своем я была санитаркой, – это когда мы с мамой навещали в армии под Москвой моего незадачливого братца Гришу. Тогда, как я уже говорила, его армейская служба казалась мне чуть ли не трагедией, хотя если вдуматься, служба такая – естественное и даже почетное дело для нормального мужчины. Это же тебе не чужие страны из-за нефти завоевывать. В нормальных странах армия сущетсвует для защиты своей страны, а не постоянно действует в интервенционно-оккупационном режиме (а британцы уже, по-моему, даже не представляют себе, что вообще-то армия призвана защищать собственную территорию, и всякие ирландские дурачки идут в британскую армию именно для того, чтобы «повидать мир». Как будто сделать это в качестве туриста им кто-то мешает – вот тебе и свобода передвижения!) Сейчас демократы с пеной у рта завопят: «А Афганистан? А Венгрия? А Чехословакия?» И можно потратить много страниц, объясняя им разницу, но они же все будут продолжать себе бубнить: «Переодень носки, Карлсончик! Переодень носки!»-, совершенно тебя не слушая… Посему вместо этого давайте предложим им просто продолжить данный список. А потом – сравнить его с «послужным списком» американским: по количеству стран, по географической их от Америки удаленности и в особенности по числу жертв среди мирного населения.. И все сразу встанет на свои места.

Мы-то мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути. А вот те, у кого бронепоезд уже совсем выбился из сил… Ну, к чему, скажите вы мне, голландцам для защиты своего плоского полуболотистого клочка земли в Европе обучаться боевым действиям в суринамских джунглях? Что, разве хоть одна страна, имеющая джунгли, грозит захватом Гааги?

Как-то недавно довелось мне увидеть старый советский фильм об Афганистане времен Бабрака Кармаля (снятый еще тогда, когда в Таджикистане была своя собственная киностудия) – и вы знаете, каким цветущим, каким современным кажется Кабул того времени по сравнению с Кабулом, «освобожденным» американцами? А солдаты, наши солдаты того времени – разве сравнить их с теми, кого сейчас именуют, бедняжек идиотским словечком «федералы», от которого веет чем-то напоминающим гражданскую войну все в той же Америке! Почти одновременно с тем фильмом видела я и какой-то репортаж о современной Чечне: ребята, не хочу никого обижать, может, это были контрактники (в Советской армии были сверхсрочники, но не контрактники, не «солдаты удачи»!), но те «федералы», которых там показали, были с мутными, ничего не понимающими глазами – вроде Зины с ее бонусом в кают-компании. Вот что поразило меня больше всего, именно эта разница: умные, живые, пытливые глаза советских ребят – и эти осоловелые, без блеска глаза «недоделанных Рэмбо» в банданах, наследников полковника Будаева. Я прекрасно понимаю, кто стоит за спиной у басаевых, подначивает и вооружает их – я не об этом сейчас веду речь, а о том, насколько разительно отличается наша нынешняя армия от Советской. Как будто бы это люди из двух совершенно разных стран, ничем не связанных друг с другом, не имеющих общей истории: те мальчики-«афганцы» и вот эти нынешние «Рэмбо а ля рюсс». А уж чтобы советский офицер торговал боеприпасами и оружием во время войны, да причем поставлял бы их противнику! Теперь понимаете, какого сорта люди громче всех верещат с ненавистью про «дикататуру Сталина»? Нехороший был человек, такому выгодному бизнесу мешал…

Наша армия была не такая, как натовские. Не оккупационно-головорезовская по своей природе. Наша армия была ближе к корейской – армия тружеников и защитников. И работали солдаты Гришиного стройбата на строительстве объектов народного хозяйства, а не офицерских дач.

В то время, когда Гриша служил в своем стройбате, дедовщины в армии почти не было. И уж ни в коем случае – не в таких зверских формах, как сегодня. Так, мелкое хулиганство после отбоя на уровне пионерлагеря (которое Гриша, будучи каратистом, на себе совершенно не испытал). Когда мы приехали к нему в первый раз, и он вышел к нам в форме, он выглядел таким родным – и не потому только, что я по нему так соскучилась, а еще и потому, что он в этой форме был так похож на советских солдат, защищавших нашу с ним Родину, когда мы оба еще даже не родились. А нынешняя форма российских «федералов» – не наша, чужая, почти такая же, как натовская, не форма, «а так, тьфу, одно заглавие»! А ведь, как гласит наша народная пословица, «по одежке встречают»… Ну, и как их встречать, тех, кто расстреливал Белый дом в 1993-м? Тех, кто всю жизнь прослужил под красными звездами, а сейчас служит под власовским флагом? Не знаю… даже если бы я была спортсменкой, я бы совершала круг почета, обернув плечи советским флагом, привезенным с собой: потому что власовско-николаевское знамя – не мое !

Я не сужу ее больше, чем саму себя. Армия наша стала такой же мечущейся и не находящей себя, как и все наше общество. То она совершает марш-бросок в Приштину, внушая этим надежды (как сербам, так и своим людям, дома) – то участвует в совместных учениях с палачами Югославии, которые, оказываются, являются ее стратегическими партнерами. Точно так же, как с началом бомбежек Белграда один российский политик разворачивает обратно свой самолет и не летит в Америку, а через некоторое время другой российский политик едет в Белград, чтобы уговорить Милошевича сдаться…..

Да тут всей стране, а не только армии в пору сказать себе: или снимите крестик, или наденьте трусики! И времени, чтобы принять это судьбоносное решение, у нас остается все меньше и меньше…

Ойшин ждал меня за воротами базы – как заправский супруг. Даже чмокнул в щечку. Я с трудом подавила в себе порыв отдернуться в сторону.

– Ну, как ты там? – спросил он,– Жива?

– Как видишь. Ох, – сказала я, – Столько всего было – не знаю, с чего и начать. Вот только, кажется, мы ни на шаг не приблизились к разгадке того, что нам надо разгадывать. К сожалению.

– Это ничего, – отозвался Ойшин, – Расскажешь что есть. Только не мне сейчас, а Сирше и Орландо. Завтра. На Арубе.

– На Арубе?!– воскликнула я.

– Ну да, а что здесь такого? Насколько я понял, тут и лететь-то всего не больше получаса. Лайнер Сирше на этот раз не заходит сюда, в Виллемстад. И пока тебя не было, от Орландо пришло сообщение, что встретиться нам придется в Ораньестаде. Подумать только, я, ирландский республиканец – и в городе, названном в честь Вильгельма Оранского! Дожил…

– А почему так срочно? Что-нибудь случилось? – перебила я его. Мне было не до ирландской республиканской лирики.

– Насколько я понял, ситуация такая серьезная, что решено еще раз обсудить все, что нам на сегодня известно, чтобы попробовать совершить… как это он там выразился? «Информационно-разведывательный прорыв». Понимаешь, может, что-нубудь само по себе кажется тебе не имеющим отношения к нашей цели, но в совокупности с тем, что известно другим товарищам, складывается уже более отчетливая картина….Официально мы с тобой летим на Арубу на романтический уикэнд. Вот я и практиковался … а ты уже в глаза мне готова была вцепиться!– сказал Ойшин оправдывающимся тоном и неловко засмеялся, – К слову, твой бывший муж улетает обратно в Голландию в воскресенье, так что это даже лучше, если нас здесь еще парочку дней не будет.

– Практикуйся на кошках !– вырвалось у меня. Хотя, конечно, он снова меня не понял.

… Побывать на Арубе было мечтой всей моей жизни. Давней, детской еще мечтой – настолько детской, что сейчас было даже неудобно об этом вспоминать. Не те обстоятельства, чтобы по-подростковому радоваться тому, что я наконец-то увижу родину Бобби. Но на душе все равно потеплело – так, словно встретилась с кем-то знакомым, с кем-то, кто разделял со мной общее прошлое и потому понимает меня без слов.

От Кюрасао до Арубы действительно всего полчаса полета – не успеешь даже отстегнуть в самолете ремни. Так близко – и тем не менее, многое здесь совсем другое, на Кюрасао не похожее. Да, люди на обоих островах говорят на одном и том же языке, но на Арубе даже существуют свои собственные правила его правописания. Здесь своя, другого стиля музыка, которая не очень-то по душе жителям Кюрасао. Да и население на Арубе в основном светлокожее – смесь испанцев с индейцами. Темнокожие арубанцы – такие, как Бобби, – как правило, потомки мигрантов, приехавших сюда с англоязычных островов в поисках работы. Недаром ведь и у Бобби ирландская фамилия (в Ирландии я не преминула выяснить, что Фарреллы родом из маленького городка Лонгфорд почти в самом центре острова).

А еще Аруба плоская – почти как Голландия по сравнению с холмистым Кюрасао -,и климат здесь суше. А пляжи – намного длиннее, и покрыты они золотистым песком, а не сероватым, похожим на наш российский речной, как на Кюрасао. Аруба напоминает мне туристическую глянцевую открытку, а еще – «задний дворик» Соединенных Штатов. Американских туристов здесь гораздо больше, чем на Кюрасао, а арубанская экономика намного сильнее зависит от них. И потому все соответственно подлажено под их вкусы. Арубанцы гораздо чаще вставляют в свою речь английские слова, а многие их карнавальные песни даже вообще двуязычны. И по-английски они стараются говорить с американским акцентом– так, что иногда просто ухо режет. Здесь больше отелей и магазинов, которые величают американским словосочетанием «shopping mall», а бары и дискотеки работают чуть ли не круглосуточно.

Но люди арубанцы такие же, как и их собратья на Кюрасао – славные, гостеприимные, жизнерадостные. «Официально» Кюрасао пользуется дурной славой – якобы из-за преступности, которой там больше, чем на тихой Арубе. Но я на Кюрасао чувствовала себя в этом плане примерно так же, как в роттердамском Ньюве Вестен, где «своих не трогают». Помню,только один раз за все наши 5 лет жизни там какой-то наркоман ударил в метро сеньора Артуро по лицу – до крови. Просто так, без какого-то к тому повода. Голландцы в страхе бросились врассыпную, помочь пожилому человеку никому не пришло в голову. А полиция, задержавшая-таки того наркомана, тут же отпустила его. «У нас нет свободных камер, а сажать задержанных в одну камеру по двое мы не имеем права!» – жизнерадостно объяснили голландские полицейские сеньору Артуро, у которого из носа хлестала кровь, а глаз сразу же заплыл. Дома ему досталось еще и от родного сына:

– Ты сам виноват!– негодовал Сонни, – У тебя лицо такое…потенциальной жертвы. Привлекает всяких подобных типов.

Это было совсем не по-антильски – считать жертву саму виноватой в нападении на нее, но Сонни слишком уж проникся духом голландского протестантизма за эти годы. У протестантов бедные тоже всегда «сами виноваты» в том, что они бедные, а богатые ну непременно «заработали свое богатство честным трудом»…

Зато на Кюрасао по сравнению с Арубой – по общему признанию тех, кто пожил на обоих этих островах – больше традиционной, самобытной, не бейсбольно-гамбургерской культуры, а кроме того, там быстро и легко узнаешь местных людей, и не на поверхностно-туристском уровне официантов и горничных. Так что на Арубе я испытала смешанные чувства от увиденного. Слишком здесь было как-то все напомажено. Зато Ойшин влюбился в Арубу с первого взгляда.

– Это же надо, какая красота!– – восклицал он поминутно, пока мы добирались на место встречи. – Я такое только в кино видел. Вот бы по-настоящему, как следует отдохнуть здесь, на полную катушку!

Мне стало жалко его. Он ведь так до сих пор еще и не был в нормальном отпуске – с тех самых пор, как мы приехали на Антилы. Надо будет сказать товарищу Орландо, чтобы в следующий раз послали на Мальдивы его, Ойшина. С меня хватит и одного раза. У меня немного отличные от его понятия об «отдыхе на полную катушку». Дайте мне музеи и театры. А самое главное – людей, которые понимают меня!

Товарищ Орландо ждал нас на борту собственной яхты с красивым названием «Эсперанса». Мы узнали ее издалека – по алым парусам на ее мачтах: товарищ Орландо был большим почитателем одноименной повести Александра Грина…

– Иногда я воображаю себя капитамом Грэем, – признался он мне, – И когда я так себя чувствую, я поднимаю над «Эсперансой» алые паруса….Хотя моя Ингрид слишком практична и заземлена для Ассоли. Но в этом есть и свои плюсы. Не всем же быть романтиками. Садитесь, ребята, выпейте чего-нибудь прохладного…. Сегодня здесь жарче обычного. Я сам на Арубе бываю редко: слишком уж много здесь шуму и «гламуру». У нас на Бонайре гораздо спокойнее. И Ингрид тоже так думает. На Арубе у нас тоже есть несколько товарищей, которые наблюдают за здешней американской базой. Но все главные милитаристские игрища происходят не здесь… База здесь маленькая – так, для отводу глаз. Слишком большое количество американских F-16 в воздухе слишком сильно портило бы здесь отдых их же соотечественникам. Здесь гораздо больше происходит в сфере баров и дискотек, нежели непосредственно в военной сфере. Один из наших товарищей на Арубе, к слову, бармен, и он много чего интересного слышит на своем рабочем месте… Когда-нибудь я познакомлю вас с арубанскими товарищами. Но не сейчас.

– Спасибо, товарищ Орландо, – сказала я, – Вы нас так срочно сюда вызвали… Что-нибудь случилось?

– Пока еще ничего, -товарищ Орландо понизил голос, – Но наши венесуэльские товарищи перехватили интересную информацию, которая может иметь отношение к тому, что готовится на Антилах.

Лицо его посерьезнело, словно на небо набежала тучка.

– Готовится военная провокация, ребята. Серьезная, настоящая военная провокация. Таких же масштабов, что взрыв на американском корабле «Мэйн» в гаванской гавани в 1898 году во время кубинской войны за независимость. Установлено – в том числе и с помощью информации, полученной от вашей группы – что намечено осуществить ее еще до конца этого года. Сейчас у нас июль. Осталось почти полгода. Это только так кажется, что полгода – это много. Теперь у нас будет на счету каждый день. Необходимо как можно скорее выяснить, что именно замышляется и на когда. А еще нашим товарищам удалось узнать следующее: что в провокации будут задействованы самолеты, но самолеты не американские и не голландские. Но тогда какие – вот в чем вопрос? И суть провокации будет в том, чтобы вызвать жертвы среди гражданского населения и военного персонала, а потом обвинить в этом Венесуэлу. Это, по сути, достаточный предлог для того, чтобы развязать войну. Начать интервенцию в Боливарийскую республику. Само собой, это не афишируется. Наоборот, Вашингтон сейчас как можно больше твердит об Афганистане, о том, что именно туда будут переброшены основные американские военные силы из Ирака. То, что произойдет в Карибском море, случится якобы «совершенно неожиданно» для Соединенных Штатов, но будучи партнером Нидерландов по НАТО, они «сочтут своей священной обязанностью отразить ничем не спровоцированную агрессию, развязанную против Нидерландского королевства»– и так далее, ля-ля-ля в духе всех их прочих подобных войн. Тут же на помощь Штатам прискачет Колумбия – и Венесуэлу «зажмут в клещи». Потом… Мне не надо объяснять вам, что будет потом.