Текст книги "Совьетика"

Автор книги: Ирина Маленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 130 страниц)

Что общее у всех этих людей, – так это то, что они могут то, чего никогда не могла сделать я. “Жаловаться” на свою страну и поливать её грязью перед чиновниками другой страны, которая по отношению к своим “диссидентам” ничем (или мало чем) лучше.

Как бы я ни была недовольна положением вещей в своей стране, она всегда оставалась моей. И мои проблемы в ней и с ней были именно моими, а не делом чужих чиновников.

Столькие из этих людей же просто вели себя так, словно наша страна была им совершенно чужой… Я так не могу!

Но большинство людей призжает сюда не очень– то подготовленными и “подкованными в отношении процесса”. Не был подкован и Костя. Он не знал, например, что по Дублинской конвенции, если он проник на территорию Великобритании через другое государство, подписавшее её, ты должен был попросить убежище там, а раз ты этого не сделал, тебя имеют полное право депортировать в ту страну, через которую ты приехал. То есть, в его случае– в такой ненавистный ему “нецивилизованный Дублин”….

Я не знаю, конечно, насколько цивилизован в данный момент в истории его родной уральский край, но “накатил” на Костю не кто иной, как представители власти – ОМОН. Как он уверяет, за то, что его мама – кавказского происхождения (мама живет в другом городе, сам он носит фамилию папы и не общается с родителями уже много лет). Как следует из его рассказа – вовсе не поэтому, а потому, что он занимался самым, пожалуй, рискованным “бизнeсом” в сегодняшней России – торговлей недвижимостью… И кто-то из милиционеров захотел приобрести его дом по дешевке…

Нет, он не такой представлял себе жизнь за границей в качестве беженца.

– Я думал, что я буду жить в общежитии и работать, – объясняет он.

Здесь ему хотя бы выдадут разрешение на работу через 6 месяцев “хождения по мукам”. В Ирландской республике ждать придется не меньше года – и разрешения не дадут, если он не получит статус. А в первой инстанции ему откажут почти наверняка. Придется ссылаться на старые болячки – на то, что у него язва желудка, например. Или была операция на коленной чашечке – и если его депортируют в Россию, то ему грозят ужасные физические муки из-за того, какие там “кошмарные врачи”…

Если бы Костя был женщиной, он давно бы уже забеременел и родил ребёнка. Ибо если твой ребёнок родился на ирландской земле, он – ирландский гражданин. А кто же посмеет депортировать мать, отца или даже бабушку ирландского гражданина? (Та бабуля– поставщица секс-рабынь осталась здесь именно будучи бабушкой маленького ирландца…)

… Дублин, автовокзал. Поздний вечер. Я жду знакомого, который должен меня подвезти. Рядом со мной – с парой полиэтиленовых пакетов из дешевых супермаркетов в руках, молодая замученного вида женщина. 2 индуса пытаются выяснить у неё, куда ей надо, а она не говорит по-английски.

– На каком языке она говорит? – спрашиваю я.

– На немецком.

Уловив, что её немецкий тоже весьма и весьма проблематичен, я почему-то спрашиваю:

– Может, вы по-русски говорите?

– Говорю!– обрадованно-удивленно отзывается она.

… Аурика – молдаванка. Она на 5 месяце беременности и только что сошла с автобуса вместе с братом, который тоже по-английски не говорит. В отличие от Кости, они проделали “обратный путь” – из Лондона через Шотландию и Северную Ирландию в “нецивилизованный” Дублин, где они собираются просить убежище.

Субботний вечер, все инстанции закрыты до понедельника, а у них здесь – никого знакомых и 30 марок денег на двоих. Они не жалуются, даже не просят помощи. Аурика только спрашивает, нельзя ли ей пойти к врачу : когда они приехали на грузовике в английский Довер, их заметил пограничник, и пришлось бежать. При перелезании через забор она порезала ногу. Порез очень глубокий, надо зашивать, а он вот уже 3 дня даже без обработки антибиотиками и начал загнивать… Она посыпала его солью – это все из « лекарcтв », что у неё было.

Вчера ночью они спали на улице в Лондоне…. Аурика показывает мне маленький альбом с фото её 2 дочек, которые остались дома.

– Жизнь стала такая тяжелая, просто сил нет, – тихо вздыхает она. И глядя на её, в её состоянии, остается только пытаться предcатвить себе, какой беспросветной должна быть жизнь, чтобы беременная женщина оставила дома двоих детей и отважилась на такие страдания… Она надеется родить здесь – и потом уже, бог знает, когда это будет, забрать к себе двух других дочек…

Я была рада, что смогла помочь ей устроиться на ночлег. Но не могла отделаться от мысли, как изуродовал жизни миллионов и миллионов людей во всем мире « перестройщик » Горби.

Ирландцы, которым так не по душе наплыв беженцев, не видят связи между деятельностью этого « замечательного » политика и этим наплывом. А связь эта – прямая.

Аурику жалко по-человечески. Таких, как Костя, – тех, что думали, что смогут шикарно жить за счёт нищеты других, – честно говоря, ни капельки.

… К концу сессии Костя передумал и из “агентов КГБ” записал меня в “полезных людей”. Как-никак, столько лет на Западе – знает, что, как и где…

Я почувствовала, куда дует ветер, и на всякий случай сообщила ему, что я «замужем».

Знаете, что самое удивительное – и самое отталкивающее в наших соотечественниках, оказавшихся за рубежом? В том, что большинство из них хочет с тобой общаться только если от тебя “может быть какая-то польза”.

Костя тоже “пробовал почву”. Сообщение о моем замужестве его не надолго расстроило : он принялся выяснять, счастлива ли я в браке. И мой ответ о том, что все нормально, он толковал тоже по-своему: “Раз говорят, что все нормально, – значит, что-то не так!”

Ругаться с ним было лень. Была прекрасная погода, И не хотелось грубить малознакомому человеку.

Он вдохновленно заговорил о себе – красивыми, совершенно пустыми словами “волшебника-недоучки”, которые так напомнили мне знаменитый монолог Хлестакова :” Да так как-то… так как-то все…” Речь шла о том, что человеку нужно, по его мнению, чтобы быть счастливым, И о том, с какими бандитами ему приходилось общаться в ходе его карьеры. Причем он чуть ли дaже не гордился этим.

Я поcлушала его минут 10 – и поразилась удивительной пустоте этого двуногого существа. Зачем, для чего он живет и коптит небо? Он и сам не знал на это ответа. Он не понял бы моей жизни – точно так же, как я никогда бы не смогла понять его. Ему было глубоко наплевать на всех окружающих, на то, что в одной только Москве чуть ли не полмиллиона бездомных детей, на то, что скоро начнут бомбить Афганистан и другие страны, на то, что происходит вокруг него здесь.

Единственное, что его интерeсовало, – это чтобы ему лично было что съесть, выпить, рядом было бы такое же, как он, существо женского пола, и чтобы никто его не беспокоил – ни ОМОН, ни конкуренты по “бизнесу”.

О чем. мне было с ним говорить?

Мне стало грустно. Не оттого, что мы непохожи, – все люди разные, это естественно и закономерно, – а оттого, что таких, как он, подавляющее большинство в сегодняшней, постсоветской России, и что эти “Кости” руководят нами и пытаются заставить нас мыслить по своему подобию.

Они пытаются заставить нас смотреть российский вариант “Большого Брата”, где кто-то с кем-то переспит “вживую”, – и уверяют нас, что это – “культура”. Они не могут даже представить себе своим ограниченным воображением, что есть люди, для которых в мире существует что-то другое, кроме как пожрать, выпить и заняться сексом.

Но если бы они хотя бы стремились к собственному развитию1 Нет, они полагают, что это все остальные обязаны деградировать до их уровня!

Невежество Кости было просто чудовищным. Фантастическим, – таким., что я даже стала сомневаться, а ходил ли он в советскую школу, хотя он был на 2 года старше меня и уверял, что у него высшее образование. Я решила прозрачно намекнуть ему, что “his presence is no longer required ”, – и рассказала маленькую историю из своей жизни. О том, как мне в трудную минуту надоедала в Нидерландах своими ежедневными визитами социальная работница – уроженка Боливии, И как я была слишком вежлива, чтобы прямо сказать ей об этом. Моя мама увидела мои страдания и спросила, почему я не попрошу Кончиту уйти. « Не хочу ей грубить », – сказала я. « Хочешь, чтобы она ушла ? » – предложила мама. « Тогда переводи то, что я ей скажу, – и смотри, что будет ! »

– Так, значит, Вы – из Боливии?– спросила моя мама её моими устами.

– Да, из Боливии.

– Так, значит, это вы там Че Гевару убили? – улыбаясь, спросила моя мама.

Через 5 минут Кончиту сдуло как ветром. И больше она не появлялась.

Угадайте Костину реакцию на мой рассказ?

Нет, дело даже не в том, что он не понял, к чему я клоню…

– А кто такая Че Гевара? – спросил он с такой трогательной искренностью, что у меня даже слезы выступили на глазах.

Ну, как тебе сказать, Чебурашка…

Косте нравится, что полиция в Северной Ирландии вооружена и ходит с автоматами наперевес. “Я так чувствую себя в безопасности!” – говорит он.

Как он чувствовал бы себя, если бы таким автоматом был вооружен тот капитан ОМОНа, что приходил к нему с незаконным обыском и вымогательствами?

Косте нравится, что здесь – “цивилизация » (в чем она выражается, кроме того, что он читал когда-то в российской прессе, что “Англия – цивилизованная страна » (а это английская самооценка!), и что ЭТО, то, где он находится, – вовсе не Англия, он не понимает). Дублин был “дикий”. Костю разместили в Данмурри – южном пригороде Белфаста, и он практически ничего из здешней реальности не видел. Но нелегкaя жизнь здешних людей его и не интересует.

– Ну, а что ты будешь делать, если скоро здесь будет так же, как в Дублине? – спрашиваю я. Вопрос застигает его врасплох.

– Нет, этого не может быть! – все , что он может ответить. Но по лицу видно, что он достаточно этой перспективой напуган…

Наша страна ничего не потеряла от Костиной эмиграции. Наоборот, чем. меньше таких Костей в ней останется, тем будет лучше. Вот только зачем они нужны Ирландии и другим странам?

…Арнольд, красивый бородатый мужчина средних лет, ужасно похож на Вахтанга Кикабидзе. Я узнала его издали, хотя никогда раньше не видела: просто мне сказали, что переводить сегодня я буду для "российского цыгана", а таких лиц, как у него, здесь, на улице Белфаста, где он меня поджидает, больше уж точно нет.

Он только что приехал сюда и собирается просить политическое убежище. Благо что рассказать ему есть что – как достается от современных расистов цыганам (подобное, кстати, могут поведать цыгане любой страны, включая западноевропейские и саму Британию в том числе!).

И тем не менее, цыган все-таки у нас в России считают глубоко своими (чего стоит, например, популярность театра «Ромэн», Николая Сличенко или героя "Неуловимых мстителей" Яшки!). В отличие от западноевропейских стран, где они практически полностью сегрегированы.

Да, действительно, если говорить честно, большинство из нас дома, в России, общения с цыганами в повседневной жизни избегает. Но причина этого проста – где можно с ними пообщаться просто по-человечески, кроме как на базаре, где они следуют за тобой с неизменным: "Спросить можно, девушка?" или "Позолоти ручку, дорогой?"

Иногда, правда, – ещё в советские времена – бывали и исключения. В нашей школе училось несколько цыганских детей из оседлых цыганских семей, и с ними все дружили ; Януш был местний звездой каратэ, а его сестра Альбинка – одной из первых школьных красавиц. Иногда можно было поговорить с цыганами просто о жизни – например, в электричке, по пути в Москву или из Москвы, когда они не были "на работе". Но это было так редко, что действительно, да, мы почти не знаем друг друга.

Поэтому мне очень интересно беседовать с Арнольдом. В ожидании адвоката он рассказывает мне много интересного о цыганских традициях и обычаях и даже – узнав, откуда я родом, – о наших местных цыганах, которые, по его словам, "такие отчаянные, что подметки на ходу режут". В отличие от английских цыган, которых местные жители гоняют и в хвост, и в гриву, с тем, чтобы те не поселялись поблизости от них, "наши" цыгане, напротив, за годы демократии практически "этнически расчистили" для себя значительный район территории вокруг областного центра, вытеснив оттуда местных жителей. Никто из которых, кстати, вслух на это не жалуется….

Арнольд "зондирует почву" на беседе у адвоката: что будет, если он подаст на политическое убежище, какие у него будут права, что будет можно делать, а что – нет; какие у него шансы….Узнав, что, как только он подаст на политическое убежище, у него снимут отпечатки пальцев, занесут его данные в общенациональную компьютеризованную картотеку, а могут ещё и вообще ни за что, ни про что в тюрьму посадить (потому что в Северной Ирландии мигрантов, запросивших убежище, иногда сажают в тюрьму превентивно!) , он глубоко задумывается. Затем громко вздыхает:

– Эх, курить как хочется!

Пачка сигарет здесь стоит около 5 фунтов, а ему на все расходы на неделю полагается только 36… Добросердечная женщина-адвокат, сама курильщица, покупает ему пачку сигарет…

– Белфаст – плохой город, – заявляет мне Арнольд, когда я снова встречаю его через пару дней. Как он определил? А очень просто: в хороших городах по выходным, после того, как люди выходят в город, пьют в барах и едят в ресторанах, они непременно теряют на улицах деньги. Хотя бы немного. В Белфасте же Арнольду во всем городском центре не удалось найти ни монетки! Я только улыбаюсь : а чего же он ожидал? Протестантская бережливость!…

На третью встречу с адвокатом – который собирается вести его, наконец, с собой для подачи заявления на политическое убежище, – Арнольд не является. Незадолго перед этим он открыл мне, что, оказывается, в одном из английских городов уже живет его сестра. Только он не хочет, чтобы здешние власти об этом знали Видимо, он связался со своей сестрой, и она посоветовала ему перебираться к ней, – пока не сняли с него отпечатки пальцев и не бросили в местные застенки без какой бы то ни было местной вины…

О загадочные, непредсказуемые люди таинственных судеб – беженцы из бывшего СССР!

….Лица, лица, лица…Вот они встают перед мной чередой: те, с кем довелось столкнуться в Ирландии, как южной, так и северной, за эти годы; в других европейских странах… Бизнесмен из Чернигова, пытающийся доказать, какая опасность грозит его жизни дома, показывая маленькую заметку из провинциальной газеты, где рассказывается о том, как под его машину было подложено взрывное устройство (а при чем. же здесь политика? – моментально и спонтанно воскликнет любой знакомый с его родом занятий россиянин или украинец) ; семья шофера-дальнебойщика из Челябинска, скрывающаяся от "мести чеченцев, потому что он воевал в Чечне" ( за то ли они ему мстят? Или за какие-то свои материальные интересы по общему "бизнесу"?); молдаване, брат с сестрой, полицейский и журналистка по специальности (по крайней мере, так они говорят), выдающие себя за мужа с женой, имеющие многочисленную родню в Германии и депортированные уже раньше за какие-то проступки из Дании; уйгурская семья из Казахстана с двумя милейшими детьми, скрывающаяся от неуплаченных отцом семейства тамошней местной мафии долгов и ушедшая в глухое подполье после того, как им было отказано в убежище в первой инстанции (отказывают почти всем, автоматически, не надо было паниковать!); дагестанец-лакец из Таджикистана, который "мог остаться в Америке, но не остался, а теперь об этом жалеет" – и сорит деньгами направо и налево; и, конечно же, "торговец недвижимостью, скрывающийся от «преследований коррумпированной милиции" Костя, не знающий кто такой Че Гевара…

.

Костя быстро понял, что получить убежище труднее, чем. жениться, нашел, видимо, соответствующую сумму, чтобы заплатить за брак одной из местных жительниц – и сегодня радостно засоряет своим никчемным существом белфастские улицы, на которых и своей местний шпаны хватает (стал охранником в магазине и пробыл уже шесть недель на больничном с вывихнутым пальцем: трудолюбием Костя, как и все ему подобные, никогда не отличался…)…

Но больше всего мне запомнился Виталий из Ивано-Франковска. Его я встретила ещё в Голландии, много лет назад. Ему можно бы было просто становиться писателем-фантастом или автором сценариев приключенческих фильмов. Каким-то способом Виталий уломал одного своего голландского знакомого сделать ему и его другу Андрею вызов на турпоездку в Голландию. Приехав в страны тюльпанов, ребята закопали свои паспорта в землю в укромном месте, сдались властям и заявили, что оба они -… евреи из Таджикистана (в котором, кстати, ни один из них даже ни разу в жизни не был!) , где им жизни не дают исламские фундаменталисты. Якобы они уже свиные головы отрезанные им к дверям начали подбрасывать, и тому подобное… Андрей внешне выглядел настолько по-славянски, что ему не поверили, что он еврей. Тогда он тут же сочинил, что вообще-то мама у него – эстонка…

"Еврейская карта" до недавних пор была верным оружием в руках восточноевропейских беженцев для того, чтобы в Голландии остаться, ибо голландцы испытывают большую историческую вину за выдачу своих евреев нацистам в годы войны, чем. в других странах. И ребята это знали. Но ждать разрешения остаться приходилось так долго, что им стало ужасно скучно. И тогда они купили подержанный автомобиль, откопали свои документы (как беженцы они уже значились под другими, выдуманными фамилиями) и проехали обратно на Украину, через всю Европу, с одной просроченной голландской визой… Дома они этот автомобиль продали, после чего Виталий решил ехать обратно, а Андрей решил бросить эту затею, так как ему надоела неопределенность, да и ностальгия давала о себе знать…

Виталий воспользовался вторым остававшимся ещё у него бланком с вызовом от голландского знакомого, заново получил визу на турпоездку (посольство, естественно, не подозревало о том, что он в Голландии уже является "таджикским беженцем"!) и вернулся. Снова закопал свой пасспорт и поехал обратно в лагерь для беженцев, где выкрутился тем, что наплел, что его не было так долго потому, что у него возникла любовь с голландской девушкой, которая взяла его к себе, а через несколько недель выбросила обратно на улицу…И ему поверили.

Слушаешь рассказы наших "политических" беженцев ХХI века – и поневоле начинаешь задаваться вопросом: а вдруг и беженцы и изо всех других стран – настолько же "политические", как наши? И какой же липой занимаются тогда всякие там Amnesty International! Впрочем, они всегда ею занимались: вот, например, посмотрите, кто был героями-мучениками западных правозащитников в далеком 1979 году:

"Воры, хулиганы, спекулянты, злостные клеветники, взяточники и мошенники – вот истинное лицо тех,кого антисоветская пропаганда выдает общественному мнению Запада за невинных людей, осужденных за убеждения в Советском Союзе.

Спекулянт Левинзон. 27-28 мая 1975 года народный суд осудил к лишению свободы С. Левинзона за спекуляцию. Было установлено, что с мая 1974 года по февраль 1975 года Левинзон скупил в магазине "Платан" в Одессе 15 отрезков кримплена, 6 отрезков трикотажа, японские косынки и продал их по спекулятивной цене. Левинзон не испытывал материальной нужды, он работал и получал заработную плату, у его жены был крупный вклад в сберегательной кассе. Кроме того, Левинзон получал денежные переводы из различных западных стран…"

"Супругов Анну и Юрия Берковских из Новосибирска суд осудил к году лишения свободы условно. Они на свободе. Однако за рубежом их причилсяют к "узникам за убеждения", их имена – в списках "диссидентов". Анна Берковская, 44 лет, преподавательница, занималась мелкой спекуляцией. Её изобиличили свидетели, да и сама она не отпиралась. "Никаких материальных затрудненый у нас не было,"– сказала Берковская, "– Просто хотелось побольше денег." При обыске у Берковских обнаружили пистолет "Вальтер" No. 773211 и патроны к нему. Пистолет принадлежал Юрию Берковскому, который незаконно приобрел и хранил это огнестрельное оружие…"

"В разряд "политической оппозиции" занесен Михаил Левиев, бывший директор фирменного магазина "Таджикистан" в Москве. Получаемые для продажи лучшие национальные таджикские шелковые ткани не попадали на прилавок, они распродавались тайно, по спекулятивным ценам. Всего таким образом было реализованно 220.000 метров ткани на 1,5 миллиона рублей (1975 года!– прим перев). За это время Левиев получил 77.500 руб. в виде взяток. М. Левиев скупал и перепродавал золото, занимался контрабандой и незаконными валютными операциями. (…) При аресте у Левиева было изьято около 40 кг золота в монетах и слитках, денег и других ценностей на два миллиона рублей. …"

"Мошенник Колтунов. В июне 1974 года народный суд Первомайского района в городе Черновцы рассмотрел дело Альберта Колтунова, 53 лет, ранее уже отбывавшего наказание за мошенничество. Работая начальником зонального управления "Спортлото", Колтунов отязывал некоторым гражданам в получении выигрыша: придирался к якобы неправильному заполнению карточки, говорил, что для оформления выигрыша нужно дать взятки должностным лицам. Отдельные легковерные счастливцы выполняли требования Колтунова и давали ему "на необходимые расходы" 100 или 200 рублей. Эти деньги Колтунов присваивал. Тем самым он компрометировал работу государственного учреждения, причинял ущерб государству и отдельным лицам. (…) Этот мошенник изображается на Западе тоже в качестве "инакомыслящего", "страдающего за веру."

"Мошенник Пинхасов. Американские "защитники" Пети Пинхасова – "мученика за убеждения" – добились даже того, что в Нью– Йорке его именем нарекли авеню Баннет, хотя и условно, но с соответствующей церемонией. Пинхасов уже на свободе: отбыл наказание за преступление, причем далеко не первое. Ранее его уличили в краже стройматериалов на ремонтно-строительном участке, где он работал. Тогда решили не возбуждать уголовного дела, ограничились увольнением. Пинхасов устроился плотником в обьединение "Дагконсервы" и вновь принялся за хищения. На этот раз его приговорили к одному году исправительных работ без лишения свободы; он работал на прежнем месте, но из его зарплаты государство вычитало в течение года 15%. Когда кончился срок наказания, Пинхасов перешел на работу в городской комбинат бытового обслуживания, в столярную мастерскую. Там он стал похищать и перепродавать готовую продукцию комбината. Обсчитывал клиентов и государство: с заказчиков брал одну сумму денег, а в квитанциях указывал меньшую. Разницу присваивал…"

Так что же, собственно говоря, изменилось за эти годы? Да кое -что…

Наверно, смешно сегодня читать о скромных, по современным понятиям, масштбах "частного бизнеса" спекулянта Левинзона. Зато бывший директор магазина Левиев – о, это уже другое дело! Вот это уже настоящий "новый русский", настоящий уважаемый бизнесмен… Из таких в наше время и вырастают "олигархи"!

Беда современных наших Левинзонов, Пинхасовых и Колтуновых – в том, что если во времена советской власти политическое убежище на Западе с радостью предоставлялось и им, благо они были Западу нужны – для доказательства "нарушений прав человека" и "отсуствия свобод" в СССР, – то с исчезновением СССР перестали Западу быть нужны и они.

Вот почему все труднее и труднее становится им на Западе остаться – как ни стараются в очернении родной страны (хотя и бояться действительно стало кого и стало чего), а что-то должного впечатления на Западе это больше не производит… Они обижаются на это даже. "Вот, ведь у меня на руках – все доказательства того, как ужасно живется в России еврею (баптисту, чеченцу, армянину, бизнесмену)", – но никто с разгоревшимся глазами выхватить у них это доказательства, как было 30 лет тому назад, не спешит…

Другое дело – люди масштаба Левиева. О, этих на Западе уважают и ценят! Для этих статус политического беженца всегда наготове. Ведь приежают они сюда не с пустыми карманами и не с мелочишкой, подобно Костям, а со всеми своими награбленными миллионами, благо при "демократии" грабить целые народы позволяется и даже приветствуется, а отбирать у современных Левиевых это награбленное -ни-ни…Вот это уже– действительно "нарушение прав человека"!

****

… Когда я впервые осознала, что моя ностальгия – не «по дому» вообще, а по Советскому Союзу в частности?

Когда в сентябре в эйфории вернулась в Голландию с Кюрасао…

Мысли о том, что сейчас происходит дома, я постаралась у себя заблокировать. Слишком велико было подспудное чувство вины за свой отъезд, которое постепенно поднималось в моей душе на поверхность – вины не из-за того, что Голландия оказалась не такой, как я думала: я была уверена теперь, что еще пара лет, и мы уедем навсегда на Кюрасао, и воображение уже рисовало мне, как интересно и насыщенно мы будем там жить и как я буду помогать таким, как Жан..

Но червячок вины все грыз и грыз мне сердце. Я только начинала еще чувствовать себя так, словно если бы я не уехала из СССР тем холодным ноябрьским вечером, ничего из того, что происходило сейчас дома, там не случилось бы. Я знала, что это не так, понимала умом, что на фоне массового сумасшествия «один в поле не воин». Хотя именно массовость этого сумасшествия и сбила меня на какое-то время с толку– разве народ может ошибаться? Тем более советский народ – новая историческая общность людей, самыи читающий и самый политически сознательный народ в мире.

Но Советского Союза больше нет. Кто знает, что там теперь будет?

Вроде бы дома все довольны? Все прыгали на одной ножке от счастья, когда провалился августовский переворот? И еще больше – когда Ельцин расправился с «плюшевым Мишкой»? Я сама с большим удовольствием наблюдала по телевизору понос на обычно такой заносчивой физиономии последнего. Значит, теперь все должно быть хорошо. Еще 500 дней, и… Ельцин же сказал, что в случае чего он ляжет на рельсы. Такими словами не бросаются!

Период с января по сентябрь того года– как раз, когда дома дул уже не просто ветер, а настоящий тайфун перемен – совершенно выпал из моей памяти: настолько усиленно я пыталась не дать ходу своим мыслям и чувствам. Кюрасао в этом отношении мне сильно помог: новые впечатления и приключения на время отвлекли меня от другой, домашней реальности.

Итак, наступил сентябрь, начался новый учебный год в голландском университете.. Я была полна планов, записалась на самые различные курсы из тех, что предлагались студентам в свободном выборе, собиралась выучить еще несколько языков, про себыа мечтая, чтобы оставшиеся мне в Голландии (как я надеялась) 2-3 года прошли как можно быстрее… Какое счастье, что мой муж не голландец! Да я бы наложила на себя руки, если бы была обречена провести здесь остаток своей жизни!..

Я была полна энергии – словно подзарядившись ею от антильского солнца. Но в тот месяц все в одночасье изменилось…

Из дома начали приходить подавленные, грустные письма – мои родные, как и миллионы россиян потеряли в ходе ельцинско-гайдаровских «экспериментов» все свои накопленные в течение всей жизни сбережения.

Заводы начали вставать, зарплаты не выдавались, народ пытался выжить продажей привозимых тюками из Турции и Китая тряпок – новая «свобода передвижения» только еще больше подрывала отечественное производство. У нас в семье торгашей не было отродясь – и сейчас тоже, как бы ни было трудно, никто из моих родных ни на секунду даже и не помышлял о том, чтобы заняться «челночеством». «Стоять на рынке» в нашей семье имело почти такое же значение, как «стоять на панели». Мои родные продолжали работать на своих местах. Только Шурек, став на какое-то время безработным после того, как закрыли его институт («рыночной экономике» экономисты-плановики не нужны!),переквалифицировался и стал через какое-то время аудитором. Я понятия не имела, с чем это едят.

Тем, кто сейчас начнет вопить, что люди «заслужили» впасть в нищету, раз мол у них не было «настроя на то, чтобы делать бизнес»: вы хоть на секунду можете себе представить жизнь, в которой все будут заниматься тем, что с выгодой для собственного кармана станут продавать плоды чужого труда (а именно в этом и состоит тот пресловутый «бизнес»)? А работать кто будет? Пушкин?

Человек имеет право на выбор профессии– и при этом на то, чтобы по-человечески жить.. Мы не обязаны поголовно становиться программистами или менеджерами по продаже гербалайфа! « Мамы всякие нужны, мамы всякие важны» – слышали такой стишок в детстве?

Кто и на какие деньги будет что-то покупать – если все будут только продавать?

Многое из того, о чем писали мне родные, было для меня абстрактным: ваучеры, например. Моя мама была сначала даже довольна, что у нее будут акции родного завода – и на мою долю их тоже взяла. «Может, еще и деньжат немного будет по дивидендам – завод у нас хороший все-таки! Один из лидеров в отрасли…»

Наша наивность была на уровне детсадовцев, попавших в руки какого-нибудь прожженного педофила и искренне верящего, что дядя сейчас даст ему конфетку. Как будто не изучали мы все марксистской политэкономии, как будто не читали книг о буржуазном мире – вспомнили хотя бы жуликов Мигу и Жулио, продававших акции в «Незнайке на Луне»!… Симптоматично, что одной из первых реформ наших «отцов русской демократии» стала ликвидация органов народного контроля …

В народ срочно и в массовом порядке внедряли идею, что не только можно жить не работая – так чтобы «на тебя работали твои деньги»,– но и что такая жизнь является идеалом. С экранов телевидения днями напролет вещали об этом – пропаганда была разработана, видимо, с учетом того, что наш национальный герой – Емеля из сказки «По щучьему велению»…. Сотни тысяч «емель» по всей стране размечтались о сладкой жизни в стиле «лежи на печи да ешь калачи». Заметьте, капитализм по-прежнему еще никто прямо не упоминал! «Реформаторы» все еще боялись назвать вещи своими именами.

Людям действительно казалось, что все делается справедливо– ведь каждый гражданин получил по одному ваучеру. Равноправие. К управлению страной пришли Шариковы, которым советская власть дала возможность превратиться в людей. И мы именно за людей их тогда все еще принимали. Шариковское «Взять всё, да и поделить» нашло свое воплощение в ваучерной идее. Хотя замышлялась она, конечно,совсем в других головах – таких, кто мечтал в детстве спалить свою советскую школу . Но именно шариковым дали воплотить ее в жизнь.

В головах у людей прочно застряла мысль о том, что им вручили бумажку, стоящую 10.000 крепких советских рублей. «По утверждению главы Госкомимущества Чубайса, руководившего приватизацией, один ваучер соответствовал по стоимости двум автомобилям «Волга» . Как обычно, люди не обратили внимание на написанное маленькими буквами: « Приватизационные чеки продаются и покупаются гражданами свободно. Цена приватизационных чеков определяется по соглашению сторон.» Поголодав несколько месяцев из-за невыплаты зарплат, они были рады отдать ставшую бесполезнее туалетной бумаги бумажку за стоимость бутылки водки…