Текст книги "Совьетика"

Автор книги: Ирина Маленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 130 страниц)

– Это на каком языке вы разговариваете?

Я впервые теперь как следует познакомилась с ними – с Петрушей и Андрюшей , моими братьями по отцу. Не знаю, кто им сказал, что я приехала, но они пришли к нам с огромным букетом роз – это весной-то! Мне даже было неудобно.

Петруша произнес уже упоминаемую мной речь о природе, государственном устройстве и истории соседней с Кюрасао Венесуэлы – чем несказанно Сонни удивил. А Андрюша говорил мало, только усмехался в себя. Петруше было 22 года, и он только что поступил в аспирантуру – в ту же, в которой учился наш отец. А Андрюше было 20, и он еще был студентом. Это были начитанные, культурные, старорежимные в хорошем смысле слова парни.

Сначала я чувствовала себя очень скованно – и с ними, и уж тем более, когда они повели нас к себе в гости. Ведь по сути дела, я с отцом даже ни разу в жизни как следует не разговаривала. Он, видимо, чувствовал себя так же и к тому же никак не мог привыкнуть, что он теперь уже дедушка. Мне стало его даже жалко. С Сонни он попытался говорить на испанском – когда-то выучил его, чтобы поехать работать в Никарагуа, да не пришлось…

Пообщавшись с отцовской женой, мамой Павлуши и Андрюши, я быстро поняла, почему они до сих пор женаты и почему он с моей мамой развелся. Моя мама – это вулкан! А Александра Семеновна была спокойной – такой спокойной, что просто невозможно было вообразить, что же такое можно сделать, чтобы вывести ее из себя. С ней я сразу почувствовала себя легко.

К тому же, они с отцом жили в разных комнатах – а вот ребят зататарили в одну. У отца еще с советских времен была большая и светлая кооперативная квартира, которую он свой семье купил, накопив денег на работе летом в стройотрядах со студентами. С застекленной лоджии на 9 этаже открывалась панорама города.

– Угощайтесь!– сказала Александра Семеновна. – Сегодня почти жарко, и я подумала, что вы, наверно, особенно не захотите есть, вот и поставила одни только фрукты.

На столе действительно были только фрукты. Как неожиданно! Как непохоже на среднюю русскую семью! У нас сказали бы, что такая хозяйка – лентяйка…

Я поинтересовалась, как поживает моя бабушка Стенка. Она жила за городом, и добраться туда было не так легко.

– Бабушка все еще работает!– с энтузиазмом откликнулся Петруша. Чувствовалось, что из них двоих именно он – бабушкин любимчик,– Мы вас обязательно свозим к ней в гости, как только чуть потеплеет и подсохнет.

Скорей бы!

Мои родственники по маме вообще в Сонни просто влюбились. Он моментально стал своим парнем, а на его цвет кожи совершенно перестали обращать внимание. Бабушку пленило то, что он, не брезгуя и не протестуя, меняет Лизе памперсы. «У нас таких отцов поискать!» Маму – его детская непосредственность, ум и языковые способности: один раз ей какой-то из его поступков не понравился, и она бросила в сердцах, уверенная, что он все равно не понимает:

– Вот г*** о от желтой курицы!

На что Сонни вдруг совершенно неожиданно для нее ответил по-русски с приятным акцентом:

– Нет, Надя, я не г***о!

Он сумел подобрать ключик даже к сердцу Глафиры-«русской недвижимости».

– Что ж парень-то хорош! – повторяла она. Может быть,потому, что они были одного знака по гороскопу?

–

Мы только успевали ходить на званые вечеринки – от одних родственников к другим, и все стремились поставить на стол все самое лучшее. Несмотря на экономическое положение.

Больше всего Сонни полюбил ходить в гости к моему троюродному брату – небезызвестному уже вам Грише – и его родителям, тем самым, которые всегда приходили в гости к нам на праздники, когда я была маленькая. Теперь же пан атаман Грициан Таврический стал «новым русским», и Сонни очень по душе было находиться в компании такой важной персоны. Он смотрел на Гришу немного снизу вверх. Я же все еще относилась к нему по-старому, как в детстве.

Я не сразу поняла, насколько изменился Гриша как человек. А может, и не изменился, а просто показал наконец свое настоящее лицо, как тогда многие, включая режиссеров, писателей и актеров, которыми мы совсем недавно так восторгались… Но я первоначально думала, что изменился только его материальный статус. Ведь я знала его как облупленного, с детства – и всегда его очень любила. Родного старшего брата у меня не было, и я считала таковым именно его.

Тетю Женю я тоже обожала с детства – недаром меня назвали в честь нее! Но она-то как раз ни капельки не изменилась, только вышла на пенсию. Тетя Женя была простая, добрая, но боевая по карактеру. Чувствовалась дедушкина порода. «Сейчас как начкаю !» было в ее устах не пустой угрозой, о чем хорошо знал ее супруг. Наверно, такой же стала бы Женька Комелькова из фильма, если бы не погибла в 19 лет на войне.

Мама тети Жени, сестра моего дедушки, рано умерла, отец, донской казак (опять казак!) бросил ее с братьями и куда-то уехал. Его следы затерялись. Ребят взяла к себе строгая наша прабабушка. Потом началась война. Старший брат тети Жени ушел на фронт и пропал без вести, средний – прошел всю войну и остался жить в Белоруссии, а прабабушка умерла в 1942 году. И тетя Женя осталась сиротой в 13 лет – у вернувшегося с фронта после ранения своего дяди, моего дедушки, который вскоре привел в дом молодую жену…

Тетя Женя после школы пошла работать на дедушкин завод и проработала там всю жизнь. Была она в юности очень красивая, смуглая – то ли в отца-казака, то ли потому что родилась в Узбекистане, где ее родители до войны работали. И очень большая модница – чего наш дедушка терпеть не мог. Он даже занавешивал от нее газетами наше большое зеркало.

Но замуж она вышла только почти уже в 30 лет. Я всегда приводила в пример ее мужа в качестве причины, если меня спрашивали, почему я не хожу в парк на танцы.

– Потому что там можно только с такими, как дядя Толик,познакомиться!

Дядя Толик вовсе не был плохим человеком – просто ужасно занудливым. Он был потомственный горожанин, из (обрусевших) ногайских татар, как принц Калаф в сказке Карло Гоцци . Из семьи, в которой все славились умением играть на гармони – и поэтому он изводил Гришу в детстве, заставляя его ходить в музыкалку. Гриша начинал с аккордеона, потом перешел на гитару, потом… – на бокс, а потом уже – на каратэ…

Дяде Толику не нравились увлечения сына. Он хотел, чтобы из Гриши вышел дипломированный инженр – и «пилил» его за «тройки» днем и ночью. Сам дядя Толик был рабочим на заводе сантехники. В свое время он служил в армии в Германии,но по-немецки знал только два слова: «шнапс» и «фроляйн». Он был очень привязан к моему дедушке и всегда с нетерпением ждал следующих праздников – когда им снова будет можно вместе выпить.

Когда мы с Сонни приехали в наш город, дедушки уже не было, и дядя Толик искал себе нового подходящего партнера по выпиванию на праздники. Познакомившись с Сонни, он незамедлительно решил, что такой человек наконец-то найден! Но Сонни, уже хлебнувший один раз нашей водочки, на провокации не поддавался…

Когда дядя Толик выпьет, он становится похожим на Попандопуло из «Свадьбы в Малиновке»:

– И що это я в тэбэ такой влюбленный? – и лезет целоваться ко всем, включая лиц одного с ним пола. Все мы знаем за ним эту особенность и стараемся в такие моменты держаться от него на расстоянии. А Сонни вырос в обществе, где не то что поцелуи, а даже дружеские объятья между мужчинами истолковываются совершенно однозначно. Если бы вы видели, с какой скоростью он бежал от дяди, надеясь скрыться от поцелуев последнего в туалете!!

Я с детства чувствовала, что подспудно в дяде Толике сидит что-то нехорошее – только оно не проявляется наружу потому, что он и сам об этом не подозревает. А теперь вдруг выяснилось, что я была права: оказывается, старик теперь запирается часами в Гришиной комнате, смотрит на видео всю порнуху, которая у того только есть, и вздыхает:

– Эх, жалко, я этого всего в молодости не знал! Да я тогда тебя бы, мать…– обращаясь к тете Жене. Которая ему тут же начкала – тетя Женя у нас таких «эксприментов» не потерпит!

Хорошо, что он прожил свою жизнь в СССР! Глубоко уверена, что чем с меньшим количеством грязи соприкасается по жизни человек, тем меньше грязных наклонностей открывает он и в себе, тем меньше задумывается над всякой дрянью: человеку духовно чистому по своему воспитанию просто не придут в голову многие извращения, которые «свобода» услужливо сует людям буквально в нос, под лозунгом «шире круг!» Шире круг маньяков, насильников, педофилов и прочих отклонистов! Шире круг тех, кто видит в других людях только предметы для удовлетворения собственных потребностей! В Британии педофилия уже, кажется, превратилась в национальный вид спорта наряду с крикетом.

Я не согласна с теми, кто говорит, что все эти «новоприобщившиеся», мол, «все равно стали бы такими». Это все равно, что говорить о наркомане, что он все равно стал бы наркоманом, даже если бы ему никто и не подсунул наркотик. Да, жизнь не идеальна, но к идеалу всегда надо стремиться. Да, на огороде всегда будут расти сорняки, но это не значит, что надо все бросить, повесить мотыгу на гвоздик и их не выпалывать – ведь «все равно вырастут», ведь это «естественное состояние огорода»…

…Когда Гриша был маленьким, они жили на соседней улице от нашего старого дома. Мама по утрам ходила в школу мимо их двора, и Гриша вылетал ей навстречу – смугленький, пухлый, заспанный, с азиатскими по форме, но большими по размеру черными глазами – и радостно кричал на всю улицу:

– Наденька! Наденька идет!

Он очень любил их с Шуреком. Искренний, добрый, отзывчивый… Кто же тогда думал, что из него вырастет «крутой мужик»? Такой, что если к тебе кто-то пристает на улице моего родного города, одного только упоминания его имени достаточно для того, чтобы пристававший побелел в лице и пролопотал, как герой Андрея Миронова в « Обыкновенном чуде » : « Был неправ… вспылил… но теперь считаю своё предложение безобразной ошибкой… », и т.п.

Я помню его уже подростком– таким же черноглазым, энергичным, который всегда говорил со мной на равных, а не как с малышкой-несмышленышем. Мы обменивались записями поп-групп, и я была в восторге от его друзей-корейцев, каратистов. Единственное, что мне в Грише не нравилось – это то, что вкусы у него менялись слишком часто: никакого постоянства, никакого уважения к своим же вчерашним кумирам. Сейчас я думаю, что это, пожалуй, очень важная черта характера для того, чтобы стать «новым русским».

… У моей мамы – своя теория насчёт того, откуда взялись “новые русские” И прочие личности, самозванно провозгласившие себя “элитой”, что нисколько не мешает им зачастую ходить в мятых штанах и вытирать нос рукавом шикарного костюма от Армани.

Она считает, что все идет из детства. С того времени, когда будущих “хозяев” жизни дразнили: кого – за неуклюжесть, кого-за тупость, кого– за рыжие волосы.

– Посмотри сама,– говорит она мне. – Среди них же нет ни одного нормального человека. Каждый страдает каким-нибудь да уродством: либо внешне, как Березовский, либо это неспортивный “мешок” при хорошеньком личике, которого наверняка звали “маменькиным сынком”, как Немцов, либо это просто толпа двоечников и хулиганов, которых в школе клеймили, считая лентяями и не понимая, что им просто ОТ ПРИРОДЫ НЕ ДАНО учиться лучше. Зато если ты посмотришь на тех, кто посвятил всю свою жизнь людям, – это, как правило, те, кто не страдал никакими комплексами из-за каких-то собственных недостатков! Взгляни хотя бы на красавцев и умниц Че Гевару, Фиделя Кастро… На один только лоб Ленина взгляни!

Иногда я думаю, что, может быть, она преувеличивает, – неужели детские обиды оказались так сильны? И что обижаться, если ты сам знаешь, что тебе что-то от природы не дано? Однако чем. больше я смотрю вокруг себя, тем больше я склонна с ней согласиться…

Вот, пожалуйста, Гриша. “Крутой”, так сказать, парень – с «гимнастом» на шее. Кумир моего детства – красивый, спортивный. Правда, не семи пядей во лбу, но не всем же быть профессорами!

Гриша был нормальным, славным, простым, хотя и с занозистым характером, человеком. Таким я знала его с детства (он на 8 лет старше меня). А сейчас я его не узнавала.

Пeредо мной сидит настоящий “шкаф”. В толщину Гриша увеличился в три раза. Правда, я не стала его винить – пару лет назад его прострелили в желудок, и с тех пор у него проблемы с пищеварением. О том, почему вообще в него стреляли, думаю, не надо рассказывать, если я вам скажу, что у Гриши собственное казино, что он и « его парни » является « крышей » многих « бизнесов ». Для знакомых и родственников он предоставляет скидки. Добрая душа!

Когда-то Гриша учился на инженера. Недоучился. Выперли из института за неуспеваемость (не сдал госэкзамен по английскому). И отправили в армию… Боже ты мой, какая это была драма для его мамы и для меня с Соней, его двоюродной сестрой с другой стороны – двух его сестренок-несмышленышей! Тетя Женя, впрочем сумела уберечь его от отправки в Афганистан, и он спокойно прослужил под Москвой в стройбате. “Дедки” его не трогали – он был знаменитым каратистом. Каратэ у нас как раз тогда запретили (ещё одна драма для двух девчонок подросткового возраста, не задумывавшихся над причинами этого запрета!), но Гриша успел всему выучиться и уже становился известным тренером сам, когда его “забрили”.

Его “cэнceй”, кстати, позже попал в некрасивую историю – был осужден за многоженство и за издевательства над своим “гаремом”, который он держал в одной квартире. И за поборы и взятки с учеников. С удивлением обнаружила я его имя… в списках политических “узников совести” в “кошмарном Советском Союзе” «Эмнести Интернешнл”… Его мама работала с одним из моих родственников, и все мы хорошо знали, какого поля была эта “ягода”. После этого я потеряла всякое доверие к тому, что пишет “Эмнести” – в том числe и о других странах.

Гриша вернулся из армии домой – хотя ему предлагали пойти в Москве в милиционеры. Попрoбовал устроиться на завод (устроили по знакомству инженером, несмотря на недоделанный диплом!) – показалось скучно… Учиться дальше тоже не захотелось. Что же, каждому, как говорится, свое… Но Гришу продолжал “пилить “ дома отец, воспитанный в старых традициях: человек без диплома – не человек!…

…Позднее Гриша получил-таки диплом о высшем образовании. Физкультурном. Ему очень “повезло” – новое общество “акул и пескарей” позволило ему “развернуться на полную катушку” и стать одним из богатейших людей (его уровня, конечно!) в нашей области. Ибо КПСС эпохи Горбачева нуждалась в бывших спортсменах для создания своих “мафиозных отрядов” и взятия поборов с только что созданных кооперативов…

Так создавался его “стартовый капитал”… К слову, многие бывшие спортсмены вовсе не хотели этим заниматься, но были вынуждены.

Все это я теоретически о Грише знала, но представляла его себе прежним славным парнем, с которым мы вместе выросли, которому я никогда не “тыкала в нос” тем, что он был троечник, а я – отличница, ибо мы о школе не говорили вообще. И я вовсе никогда не cчитала себя “лучше” или “умнее” него. Мне никогда не приходило в голову, что для него все это так много значит, и что его душевная травма, полученнaя в детстве, окажется так глубока, что он до сих пор стремится “взять реванш”: “показать, на что он способен” своим бывшим одноклассникам, сокурсникам по институту, которых он именует “жалкими инженеришками”…

… Гриша -“шкаф”первый резво примчался к нам, как только я вернулась в “родные Пенаты” после 5-летнего отсутствия. Да не один, а с другом, которого я знала чисто шапочно! Наверно, он думал, что я тоже стала “одной из них”, “успешных”, как именуют себя эти человекоподобные существа.

Он сразу же начала перечислять, сколько всего он приoбрел за эти годы, – и сколько каждое из его приобретений стоило. Хотя я его не спрашивала – я была просто рада его видеть!

Он был удивлен, что это не произвело на меня большого впечателения – я больше хотела узнать, как он сам-то поживает, как наши общие друзья, что нового (не материального!). Он попробовал по-другому – начал перечислять страны, в которых он побывал. Я всегда любила путешествовать и радостно, без зависти, стала расспрашивать его, что интересного он видел там, в Дубаи, на карнавале в Риo, в Таиланде…

Больше, чем “мы с пацанами классно пива выпили и поехали на верблюдах кататься”, мне из него выудить не удалось. Чем он занимался в Таиланде , он вообще предпочел мне не говорить, – сестренка младшая все-таки…

– Ну, а как же ты там с людьми-то, общался? У тeбя теперь, наверно, английский классный, со всеми этими поездками!– не задумываясь, ляпнула я. И тут же поняла по его лицу, что “насыпала соль на рану”.

– Да нет… все так же..– промямлил он.

И начал, в свою очередь, допытываться у меня, как “там”, где я живу. Есть ли у меня свой дом, своя машина? Я, как вам известно, в то время была студенткой и попыталась объяснить ему, что студенты в Нидерландах дома не покупают (может быть , за исключением принцев– членов королевской семьи), и что машина мне не нужна потому, что студенты с понедельника по пятницу могут ездить по всем Нидерландам бесплатно, а в выходные – с 40% скидкой (правда, за это у них ежемесячно вычитают из стипендии), а сеть общественного траспорта там очень хорошо развита. Но он понял меня по-своему – и сразу зачислил меня в отряд “бедных”. И “потерял ко мне коммерческий интерес”.

Я говорю – коммерческий, а возможно, надо бы пояснить, что других интересов – чисто человеческих – у него уже не осталось Ему неинтересно и не о чем. общаться с теми, кто не может быть “полезным для “бизнеса”. Сначала он меня автоматически отнес к этой категории по моему новому месту жительства: вдруг да чем– нибудь окажусь полезной. Но вскоре понял, что ошибся, – и с каждым новым разом, когда я приезжала домой, я видела его все реже и реже.

Конечно, трудно было назвать то, как Сонни и я жили в то время, “богатством”. Но мы были одно время по-настоящему счастливы и с голоду тоже не умирали. И нам трудно было бы объяснить Грише, что его “богатство” – за которое, к тому же, можно каждый день получить пулю в живот – нам, как говорится , “ни уму, ни сердцу”. Да, я хотела бы тогда больше путешествовать. Но не ради же того, чтобы гонять со “своими” пьяными русскими “братками” на верблюдах по пустыне?! И не для посещения борделей с малолетними в Таиланде. Ну, а уж 2 машины, породистый пёс, сидящая дома жена и две квартиры нам были и вовсе ни к чему.

Вот только объяснить это таким, как Гриша , бесполезно. Даже и не пытайтесь. Он просто решит, что вы ему “завидуете”. Я и не пыталась, когда поняла, что он все равно не поймет.

Но сколько же ненависти и фрустрации у таких, как он, по отношению к тем, кто “не такие”,к тем, кого они неспособны – в силу своего уровня человеческого развития, понять!

За примерами далеко ходить не надо. Посмотрим хотя бы на страницы “новой русской прессы»

“Женщина, которой не было.

…Любовь Орлова играла молодую женщину, которая находит свою любовь и выходит замуж. Фата невесты в данном случае крайне пригодилась для чисто утилитарных целей. Еще лучше подошла бы чадра…

…Ну были же, были в те времена по-настоящему красивые и талантливые актрисы, почему единственной и неповторимой на все времена стала во всех смыслах средняя Любовь Петровна Орлова? …У нее был честный взгляд, небольшой, но приятный голос, но абсолютно не было сексуальности… …Казалось, что ниже талии у Орловой прямо-таки нет ничего, гладкое место. Напрягшись, ее можно было представить невестой, но первая брачная ночь не вырисовывалась ни под каким видом. Именно это и требовалось официальной звезде тридцатых Любови Орловой, так же, как и женщине с плаката «Родина-мать зовет!» .

Не правда ли, комментарии здесь излишни?

Я не говорю уже о том, сколько “писания кипятком” (пардон-с, но по-другому скaзать трудно!) у этих Курилок до сих пор вызывает даже мертвый Владимир Ильич Ленин. Они не бояться опуститься до того, чтобы назвать его, тяжeло больного после инсульта, “полным идиотом”. Хотя их вовсе не смущает тот факт, что нашей страной столько лет правил и переизбирался на этот пост человек, который был именно таким вот “идиотом”, да ещё по собственной вине – по пьянке… Они даже – я не сомневаюсь в этом! – голосовали за него. Потому что этот человек. – “один из них”. Потому что это годы его правления дали возможность бездарностям и неучам “выйти в люди”.

А вот Ленин им покоя не дает. Потому что они его не понимают – и боятся. До сих пор – до обмоченных брюк боятся.

Такие, как Гриша , даже не задумываются, что до сих пор полностью живут за счёт созданного нашими отцами и дедами. Ибо такие, как они, не создают ничего. От них ничего не остается в жизни, кроме роскошных гигантских памятников на кладбищах, почти не уступающих Медному Всаднику по размерам и слоникам на комоде – по мещанской безвкусице.

Один раз он все-таки “раскололся” – и сам выдал нам, в чем, собственно говоря, заключаются его фрустрации. Мы никогда не говорили с ним на тему учёбы и его плохой испеваемости в детстве. Но один раз он прямо-таки взорвался и с горячей ненавистью в голосе заговорил о “зубрилах”: тех, кто хорошо учился в школе, ибо, по его глубокому убеждению, этого невозможно достичь другим путем, кроме как зубрежкой.

– Посмотрите на них, где они теперь все, инженеришки поганые! И посмотрите на меня…

Я смотрела на него, глубоко пораженная. Да, мама говорила мне, что троечники нам “завидуют”, но я никогда не осознавала, до какой глубины они травмированы этим своим детским школьным опытом. Ведь я никогда не делала различия между людьми по этому признаку, и моя лучшая школьная подруга Алла – далеко не отличница… Просто с большинством одноклассников мне было честно скучно – и не о чем. говорить.

А они, бедняги, значит, все эти годы всерьез думали, что я с ними не общалась потому, что "задирала нос"? И теперь думают, что настало время их реванша за это?

– А что на тебя смотреть? Очень грустно. Ты и до сих пор живешь за счёт того, что создавали и пытаются продолжать создавать эти “инженеришки”. В дверь скоро не будешь проходить. Ну и что ? Счастлив ты от этого ? , – сказала ему я.

В этот момент я окончательно призналась себе в том, на что столько времени пыталась закрывать глаза, – что от прежнего Гриши , доброго, милого и простого, готового прийти на помощь любому и в любую минуту, не осталось и следа. Передо мной сидел совершенно чужой мне человек. Эдакое Идолище Поганое. Настолько чужой, что если бы, не дай бог, началась гражданская война, и мы бы (а сомнений у меня в этом нет!) оказались по разные стороны баррикады, а в моих руках оказалась бы винтовка, моя рука бы не дрогнула…

И мне стало грустно почти до слез. Где, в какой красивой сказке остался мой добрый, взрослый, сильный и красивый брат?… Какой монстр вселился в его оболочку? Когда, как это произошло?

Может быть будущие поколения извлекут маленький, но очень важный урок из этой моей истории? Не дразните тех, кто учится хуже вас, у кого рыжие волосы, кто страдает ещё какими-то недостатками. Трогательный, человечный Леонид Eнгибаров сказал ещё очень давно “Не обижайте человека, люди! … Вы его обидите, а вдруг это будущий Моцарт, – и он от обиды больше ничего не напишет…”

Конечно, Гриши – явно не Моцарты. Но, если бы никто не обижал их в детстве, они, возможно, и не стали бы так задираться.

Иногда, глядя на сегодняшную Россию, начинаешь поневоле задумываться: куда делись в нашей стране все грамотные, образованные, интеллектуaльные, начитанные люди? Неужели можно за какие-то 10-15 лет так массово “отупеть”?

Все гораздо проще. Все эти люди были и пока ещё есть. Просто их места заняла армия Григориев, наконец-то “дорвавшаяся” до того, куда бы их про Советской власти не взяли , – нет, не по национальному признаку, а потому что они ПРОФЕССИОНАЛЬНО НЕПРИГОДНЫ к такой работе, за которую сейчас они взялись…

…Мы с Сашком продолжали и после этого общаться, ездили к нему на дачу, где Сонни очень понравилось, но делали обе стороны это, по-моему, только исключительно ради последнего: я – потому что Сонни это нравилось, а Сашок – чтобы пустить «голландцу» пыль в глаза: мол, знай наших!

Тетя Женя тихо жаловалась на то, что друзья Сашка на даче прямо на улице устраивают «обмен партнершами»: «Ведь это же унижение-то какое для женщины!» – шепотом говорила она. Я-то ее понимала, а вот у голландок уже и слова такого нет в лексиконе…

Гриша, правда, в этих игрищах участия не принимал – у него были другие забавы: например, охота на волков на снегоходах, на которую он усиленно приглашал Сонни. У того хватило ума отказаться.

Через некоторое время, сидя дома на кухне, я услышала за окном то, чего сама не слышала у нас в стране еще никогда. Выстрелы.

Я подбежала к окну. Около здания банка напротив стоял мой вальяжный брателло и стрелял от скуки по голубям. Дело было днем, вокруг ходили люди, бегали по улице дети. И все вели себя так, как будто все шло так, как и должно было идти. Никто не только не возмутился, как возмутилась я, а даже не удивился. Только тогда я начала наконец-то понимать, в какую же глубокую бездну рухнула моя страна, и во что на глазах превращается мой народ….

…Когда я уезжала из СССР, Гриша все еще был холостяком в свои 30 лет – помню, как все мы заранее жалели его будущую жену, о которой он уже тогда говорил:

– Мне нужна маленькая рабыня. Чтоб сидела на кухне, варила борщ и ни во что не вмешивалась!

Гриша недалеко ушел в этом плане от голландцев. С той только разницей, что он был более откровенным в выражении своих взглядов.

Когда я вернулась, он уже два или три года как был женат, и жена его, Кира, губастая блондинка из рязанской деревни, была именно такой. Она не тяготилась своей долей – ни во что не вмешиваться и сидеть дома ее вполне устраивало. Лишь бы ее содержали. Она не задавала ему вопросов и не просилась с ним ни в одну из его поездок «с пацанами» за рубеж. Она выгуливала его собаку и готовила ему обед. Грише повезло – он нашел именно то, что искал. Я бы разбила тарелку об его тупую голову на третий день после свадьбы! Детей у них, к огорчению тети Жени, все не было, но Кира успокаивала ее, что это дело наживное.

– Я у мамы тоже поздняя была.

А еще Кира рассказывала, как ей рассказывала ее деревенская бабушка, что их барин до революции был ну очень хороший. Даже разрешал в своем лесу дрова рубить.

– В своем лесу? Надо же, какой благодетель! – не выдержала я. – А он что, его сажал?

«Старый барин все лето хворал,

А под утро велел долго жить.

Старый барин зазря не орал,

Он старался народ ублажить.

Коли Пасха, так в доме кулич.

И подарок дадут дорогой.

Говорили о нем: наш Кузьмич,

А теперича барин другой.

Ой…

Ой, огурчики солены,

Ой, а жизнь пошла хреново,

Ой, налей-ка миленький,

Накатим по второй!

Помянем барина, ой,

Да спляшем барыню, ой,

Выпьем, закусим,

Да за жизнь поговорим «

Наверно, Ельцина тоже вот такая бабушка с рабской психологией воспитала…

И такие же бабушки голосовали за него потом, в 1996 – как мотивировала свой «выбор сердцем» одна из них в автобусе:

– Ельцина-то американцы уже знають, значит, ему чаво-нибудь да дадуть… а того, Зюганова, не знають. И не дадуть ничаво.

И такие выборы лучше однопартийных? Интересно, чем?

Вот что не переставало меня поражать – ну откуда у нас взялись такие дремучие люди и, главное, где они все это время прятались? Почему я раньше с ними не сталкивалась? И как они умудрились остаться такими дремучими, когда у нас были все условия для развития? Не читали книг, не слушали радио (не радио России, конечно, а советское, c его операми и спектаклями, с его концертами классической музыки и «В рабочий полдень»)? Не смотрели «Международную панораму» с Каверзневым и Овсянниковым? «Документальный экран» с Робертом Рождественским? Чем же они все это время занимались?

Я и мои подруги ходили в те же самые школы, что и чеченские вахаббиты (почти все их лидеры были нашими ровесниками), что и Костя, не знающий, кто такой Че Гевара. Как они умудрились стать такими, как они стали? В каком курятнике они все это время просидели? Это было время, когда в жизни были открыты все пути к знаниям, а таких константинов мучило только, как Аллу Пугачеву, что им не разрешают произносить вслух слово «жопа»….

Дядя Толик тоже оказался из таких константинов. Советская власть дала ему бесплатную квартиру; работая, он получал больше инженеров, в которые так стремился зататарить своего сына; ему бесплатно несколько раз делали операцию на больных ногах; получил-таки бесплатное высшее образование, хоть и со второй попытки, его сын, все свое детство проходивший в бесплатную музыкалку… А теперь, на старости лет, дядя Толик сидел дома, посматривая западную порнушку и попивая импортное пиво с раками, купленное на деньги, полученные сыном от рэкета – и ругал коммунистов и советскую власть на чем свет стоит. Действительно, какие гады, а? Скрывали от него в свое время такую жизненно важную информацию, такой пласт культуры… И жить теперь стало настолько лучше – вы посмотрите только на его ломящийся от икры и красной рыбы стол!

Дядя Толик был уверен, что пиво, раки и икра куплены на его заслуженную пенсию – тетя Женя не стала говорить ему, что пенсию им не приносят вот уже 4 месяца, чтобы его не огорчать…

Ну не у всех же есть сыновья-атаманы, чтобы прокормиться при торжестве демократии…

В тот мой приезд домой таких дурачков у нас было еще хоть пруд пруди. Людей еще не охватило отчаяние: большинство продолжало еще верить, что они вот-вот, и выбьются в миллионеры, таская с одного угла на другой ящики с импортными «ножками Буша», и уедут загорать на Канары. «Раз-раз – и в дамки», как Яшка-артиллерист. Это таскание ящиков они гордо именовали не по-русски сконструированным словосочетанием «делать бизнес». Почти как Санька Бровкина в книжке про Петра Первого с ее «Презанте мово младшего брата Артамошу» и «с куафер чистое наказание»:

«– Так я скучаю в Москве!.. Так бы и полетела за границу… У царицы Прасковьи Федоровны живет француз – учит политесу, он и меня учит. Он рассказывает! … Каждую ночь вижу во сне, будто я в малиновой бостроге танцую минувет, танцую лучше всех, голова кружится, кавалеры расступаются, и ко мне подходит король Людовик и подает мне розу… Так стало скушно в Москве.»

Но и среди тех, кто работал по-настоящему, кто что-то еще производил, к моему удивлению, многие все еще не видели, куда катится жизнь. Люди жили сегодняшним днем, радовались, что удалось получить деньги со сдачи заводских помещений каким-нибудь таскателям «ножек Буша». Казалось, что все, кто мог что-то урвать для себя, урывали (хотя,конечно,это было не так) – не думая о последствиях не только для других, но в перспективе и для самих же себя. Эти люди стремились сбыть поскорее на Запад все, что можно – и по самым бросовым ценам, лишь бы успеть набить себе карманы. Но больше всех свободе – поднимать цены – радовались энергетики: «Живем – жрем от пуза!»