Текст книги ""Фантастика 2024-83". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"
Автор книги: Михаил Ланцов
Соавторы: Андрей Дай,Андрей Буторин
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 70 (всего у книги 299 страниц)
1706 год, декабрь, 22. Москва

Алексей отпил чаю.
Терпкого черного чая, заваренного с кусочками сушеной айвы и персика. Он любил делать для себя такие сборы…
– Закончился первый год большой войны. – произнес Петр, привлекая внимание.
Царевич поставил чашку чая на блюдце и посмотрел на него. Остальные участники Нептунова общества также прекратили перешептываться.
– Отец, эту войну мы уже выиграли. Если, конечно, не расслабимся и не наделаем ошибок. Никому, включая нас не нужна затяжная драка с Речью Посполитой.
– Не говори гоп сынок.
– Мы смогли предотвратить масштабные боевые действия на южном направлении и решить все намеченные цели на северном. Полагаю, что следующий год окажется последним годом этой войны. ТАКАЯ война нашим противникам была не нужна. Я думаю, они будут стремиться ее завершить. Что вполне в наших интересах. Если сильно не жадничать – она достаточно легко закроется.
– Ты так уверенно об этом говоришь… – покачал головой Петр.
– Я думаю, что Алексей прав, – произнес Яков Брюс. – Мне передали – французы будут искать примирения.
– И на каких условиях?
– Они хотят сохранить на престоле Великого Конти. И готовы ради этого пойти на территориальные уступки. И даже дать денег.
– Ко мне еще никто с такими предложениями не обращался. – хмуро произнес царь.
– Ко мне тоже, – поддакнул ему Алексей.
– Они еще не успели, – улыбнулся Яков. – Наши друзья в Англии и Шотландии просто слышали кое-что. Вот и поделились.
– Интересно… – произнес царевич, переглянувшись с отцом.
Тот нахмурился, но быстро взял себя в руки.
История с масонами и попытками управления Россией через них, слишком отчетливо проступила в этой ремарке Брюса.
– А что Англия и Шотландия? – сменил тему царевич. – Они все также готовятся к войне?
– Увы… – развел руками Яков Брюс с весьма прискорбным видом.
– Жаль… очень жаль… – также искренне произнес Алексей. – Но их можно понять. Одни хотят жить, вторые – денег. Причем даже не знаю, какой стимул более сильный, держа в уме объемы утраченных доходов.
– Торговля приносила объединенной короне огромные деньги… да… – согласился Брюс «на голубом глазу», видимо не заметив иронии в словах царевича.
– А тебе не кажется, что это – плата?
– Плата?
– Однажды один человек сказал, что нет такого преступления, на которое не пойдут ради трехсот процентов прибыли. А треугольная торговля приносила иной раз и больше.
– Не слышал такого высказывания. А в чем заключается преступление?
– Слухи о делах английских купцов ходят самые разные. Не знаю, чему и верить. Хотя работорговля – она на виду. Вряд ли ее можно назвать делом богоугодным.
– Но ей много кто занимался.
– Но кто заставлял английских торговцев становится лучшими в этом богопротивном деле? – ехидно усмехнулся царевич.
– Ты полагаешь, что вмешался Всевышний? – на полном серьезе спросил Брюс.
– Сила действия равна силе противодействия. Это третий закон Ньютона. У нас в России есть пословица: «Как аукнется, так и откликнется» – по сути своей – тоже самое. Рано или поздно дела английских торговцев должны были по ним ударить. Не сейчас, так через век-другой. А уж Всевышний в это дело вмешался или кто иной – дело десятое. Осторожнее надо быть. Осторожнее. А ребята так увлеклись, что стали оставлять после себя слишком много пустоты.
Яков Брюс выслушал внимательно.
Не перебивая.
И кивнул, принимая комментарий. Словно бы воспринимал царевича как участника этой всей истории. Во всяком случае – не как противника.
– Кстати, по поводу торговли, – произнес Меншиков. – Биржа в порто-франко показала себя выше всяких ожиданий. Объем торгов на ней невероятный.
– В нее ушли голландцы и те английские торговцы, которые еще могут вести торг, – заметил Брюс.
– А еще часть французов, германцев и даже итальянцы. – добавил Меншиков. – Ну и мы. Благодаря этой бирже удалось достаточно легко продать все, что мы завезли в Бремен-Ферден.
– Даже персидские ковры?
– Сам удивился, но да. Я одно из казино оформил ими. И с этого все пошло. Начали спрашивать. И если до того торг почти не шел, то уже через месяц после открытия казино «Тысяча и одна ночь» все улетело. Причем с повышением цены. Разобрали как горячие пирожки.
– Думаешь надо увеличивать поставки?
– Разумеется!
Алексей кивнул, принимая ответ.
Ситуация с персидской торговлей выглядела достаточно интересно.
На рубеже XV–XVI веков шах Аббас I Великий превратил Персию в ведущего мирового лидера по производству ковров. Ну и в крупнейшего производителя шелка на западе Евразии, начав им активно торговать через английских и голландских купцов. По сути – именно шелк был основным источником его экспортных прибылей. Но… уже в 1642 году голландцы придумали схему имитации торговли шелком, при котором собственно торговля им и не велась. А золото и серебро из Персии выводилось при посредничестве индийских купцов. Такой вариант оказался радикально более прибыльным для них, так как устранял издержки почти полностью. Весьма немаленькие при дальней морской торговле в те годы.
Англичане не стали завешивать уши лопухами и сразу же включились в эту игру, подключившись. Из-за чего с 1642 году у Персии почти полностью оказалась парализована внешняя торговля. Сведясь к минимальному объему сделок. И по сути, где-то с 1650-х годов, присутствие Ост-Индских компаний в Персии было практически сведено к нулю. Что вынудило Исфахан искать варианты и пойти на сотрудничество с анатолийскими купцами. То есть, вернуться к торговому пути до Трапезунда и оттуда через Черноморские проливы в Южную Европу.
Как следствие – период вынужденного мира с османами из-за довольно сильной экономической зависимости от них. И закономерное разложение армии, которую приходилось «загонять под шконку». А сами правители Персии оказались вынуждены сосредоточиться на религиозных вопросах, отказавшись от традиционных стратегий.
Да, была еще Россия. Но торговля с ней погоды не делала из-за крохотного объема. Ну и Китай. Однако и с ним объем был небольшой. Какой-то торг Персы вели с Абиссинией, но там дела обстояли еще хуже…
В общем и в целом с 1650-х годов Персия оказалась экономическим заложником османов. Зачем так поступили англичане с голландцами – большой вопрос. Вероятно, имело место какая-то сделка с Константинополем. Тем более, что торговля с Индией их интересовала куда больше. И они могли безболезненно пожертвовать персидским торгом. И тут в самом конце XVII века с козырей зашла Россия…
Уже сейчас емкость транзитного товарооборота только по шелку могла достигнуть 2–3 миллионов рублей в год, постоянно и быстро увеличиваясь. А там были еще такие интересные товары как ковры, хлопок, шерсть и табак. С табаком может ничего толком бы и не вышло из-за сильной конкуренции с Новым светом, хотя его поставки в Речь Посполитую тоже могли принести свои прибыли. А вот ковры пошли на рынок Западной Европы. Как предмет роскоши, что выглядело сказочно.
Хлопок же и шерсть выглядели крайне полезным и легкодоступным сырьем для растущей ткацкой промышленности России. В том числе и потому что торг с Персией велся товар на товар, чтобы не допускать утечек золота с серебром в обе стороны, дабы не рушить в обоих державах монетный оборот. То есть, покупки российской стороной осуществлялись за счет поставок оружия, тканей и металлических изделий. И дешевые ткани, производство которых ударно наращивалось, принимались южным соседом очень охотно.
Кроме того, к 1706 году Россия стала постоянным оптовым покупателем персидских лошадей. Самых крупных и выносливых. Каковых минимум по пять сотен в год отправляли на север.
По оценкам Алексея в горизонте лет десяти, если все будет идти так, как идет, получится дойти до оборота в 5–7 миллионов рублей. И наращивать его дальше к взаимной выгоде. Получая на этом обороте прямой, с прибавочного продукта, и реэкспортной прибыли на как минимум такую же сумму. Что, на минуточку, превышало на 1706 год всю совокупность налогов и пошлин, собираемых ежегодно в России. В горизонте же четверти века при удачном стечении обстоятельств этот оборот мог достигнуть 15–20 миллионов.
Для Персии это сотрудничество тоже было выгодно. Не настолько, как северному соседу, но весьма и весьма. Прежде всего это развязывало Исфахану руки в борьбе с ее традиционным врагом – Османской Империей. Позволяло неплохо вооружить армию. И усилить эффективность собственной экономики за счет насыщения ее относительно дешевыми металлическими изделиями. В том числе сельскохозяйственными орудиями.
Да, это все не закрывало проблему необходимости создания собственных производств. Но на текущем уровне социально-политического развития с этим так и так были серьезные проблемы.
И на горизонте маячила «морковка» транзитной торговли с Индией и Восточной Африкой. Которая и Ирану, и России могла принести пользы и выгоды явно побольше, чем простое сотрудничество промеж себя. Да и строительство чугунной дороги позволяло существенно снизить логистические издержки Ирану и получать большую выгоду от торговли с Россией…
– Сынок, – нарушил задумчивость Алексея Петр. – Ситуация с персидской невестой, насколько я знаю, все еще в подвешенном положении. Это так?
– Да, отец. Они сослались на итоги этой войны. Если они смогут с нашей помощью получить Багдад – многое изменится.
– Ты веришь в это? – спросил Меншиков, опередив Петра.
– Не сильно… – покачал головой Алексей. – Мне кажется они сильно тяготятся этой моей просьбой.
– Мои люди, – произнес Василий Голицын, – говорят, что на проповедях действительно стали чаше говорить о благости сотрудничества с нами и что мы не такие уж и плохие, хоть и христиане. Верно из-за того, что не католики и не протестанты. Но… не думаю, что Аббас пойдет на такой шаг как выдача за Алексея своей сестры.
– Почему? – поинтересовался государь.
– Сефевиды не просто враги, но и главные конкуренты османам. Они борются за доминирование в исламском мире.
– В политическом исламе, – буркнул царевич.
– Да. Наверное, это можно так назвать, – согласился Голицын. – Экономические выгоды от сотрудничества с нами для них огромны. И я уверен – они довольно позитивно нас воспринимают. Но такой брак – это огромный урон репутации для них как лидеров исламского мира. Ведь ближайшая родственница шаха откажется от ислама. Этим, без всякого сомнения, воспользуются их враги, как внутри страны, так и среди других исламских держав.
– И им не объяснишь… – опять буркнул царевич.
– Именно. – кивнул Голицын. – Тем более, что недоброжелатели Сефевидов будут стремиться рассказать о том, что те отступились от ислама. Возвращение же Багдада эту проблему только усилит.
– Почему? – удивился Петр.
– Багдад – очень важный центр ислама. Он неразрывно связан с величием древних халифатов. Султаны османов давно приняли на себя титул халифов, то есть, главных духовных лидеров ислама. Ради чего они и стремились установить контроль над Багдадом. Захват его Сефевидами обострит конкуренцию за духовное лидерство и авторитет. Борьба за Багдад в чем-то напоминает уже традиционное соперничество за Рим между Бурбонами, как наследниками Валуа, и Габсбургами.
– Видишь? – спросил царь, обращаясь к сыну.
– Не выходит каменный цветок… – кивнул недовольно тот.
– Что? – не понял отец.
– История есть такая, – начал выдумывать Алексей. Толком-то той сказки Бажова он не помнил, вот и высасывал из пальца, по мотивам, – о том, как похвастался один мастеровой, что цветок сможет вырезать из камня так – от живого не отличишь. Узнала про это Хозяйка медной горы и предложила ему пари держать. Коли справится – озолотит, а если нет – в камень обратит. Ударили по рукам. Он сел работать. А она все подтрунивала над ним, ходя вокруг… с этими словами.
– Справился? – спросила Арина.
– Справился. Да только с Хозяйкой той что с джином – лучше дел не иметь. Забрала в свое царство, чтобы такой мастер искусный по земле не ходил. Не погубила, но и награда оказалась хуже некуда.
– Хозяйка медной горы, – медленно произнес Яков Брюс. – Она кто?
– А кто ее знает? Говорят – видели ее на Урале первые переселенцы. Но с тех пор уже сколько воды утекло. Я как историю эту услышал – попробовал разобраться. Но ясности никакой. Скорее всего кто-то из народа Дану. Очень много общего. – ляпнул Алексей, выдумывая на ходу. Там, в прошлой жизни в связи с ажиотажем вокруг эльфов о народе Дану слышал хотя бы случайно почти каждый. Хотя бы краем уха. Вот и вспомнилось ему.
– А где… – начал было Яков уточнять, но его перебил царь.
– Вот зачем нам все эти сказки? Присказка и присказка. Верная и удачная. Действительно – если каменный цветок тот сделаешь как бы хуже не стало. Так что, я думаю, нам нужно подумать о более реальном брачном союзе для Леши.
– Ульрику Шведскую, – первым произнес сам царевич, – думаю, можно сразу исключить из списка. Сейчас утвердился во власти муж ее сестры. У них есть наследники. И союз с Ульрикой просто ничего внятного нам не даст. Кроме проблем. Даже если не касаться ее здоровья – поговаривают, что она настолько рьяная лютеранка, что скорее умрет, чем примет православие.
– Поговаривают? – спросил Апраксин.
– Мне посол Швеции шепнул, что никак ее не удается уговорить даже обсудить этот вопрос. Нет и все. Да и нас она ненавидит, считая виновными в смерти любимого брата. Так что, предлагаю эту головную боль выбросить за борт и забыть.
– Пожалуй, – усмехнулся Петр.
– Бурбоны и Габсбурги тоже не подходят. Много они за такой союз не дадут, а становиться за «спасибо» частью их политической композиции – не лучшая мысль. Нам выгоден в такой ситуации нейтралитет. Третья сторона.
– Джеймс Стюарт? – спросил Яков Брюс.
– Его сестра?
– Да.
– Сложный выбор. Для Стюартов семья не главное, в отличие от персов. А тут еще сестра… она не дочь. По сути – боковая ветвь. Когда Джеймс родит наследника ее позиции ослабнут еще сильнее. Да и мы ему нужны сильно больше, чем он нам. Так что мы выступим донором в этой намечающейся войне. По сути – возьмем их на баланс. Своими силами защитится они не смогут и это придется делать за них нам. Но что мы за это получим? Писичку? Даже не знаю… – покачал головой Алексей. – Она хоть красивая?
– Говорят, что она очень красива. – серьезно произнес Брюс.
– О том, что говорят, я знаю. Это был риторический вопрос…
– Я слышал, что король Шотландии и Ирландии готов дать за нее в приданное колонию. Или даже две.
– А вот это уже интересно… – кивнул царевич.
– Я слышал, – произнес Меншиков, – что принц Генрих Казимир фон Нассау-Дитц, который претендует на должность штатгальтера Голландии, имеет много дочерей подходящего возраста.
– Похвальное обстоятельство, – без всякого интереса произнес царевич.
– Сейчас в Голландии тяжелая борьба за власть. И если мы поддержим Генриха, то он сможет стать штатгальтером. А его дочери обретут статус равным принцессам крупных владетельных домов.
– Уже лучше, – также безразлично произнес Алексей. – И что нам это даст?
– Флот Леша. Это даст нам флот. – вместо Меншикова произнес Петр.
– Нам?
– Голландская Ост-Индская компании очень заинтересована в сотрудничестве с нами. Очень. – произнес царь. – Я знаю – ты им не доверяешь. И понимаю почему. Но сейчас такие обстоятельства, что…
– Упала норма прибыли и нависла угроза завоевания? – усмехнулся царевич.
– Мы могли бы стать друг для друга весьма полезны.
– Мне бы твою уверенность отец… – тяжело вздохнул Алексей. – Скорее они хотят использовать нас в своих интересах.
– Тебя используешь… – хохотнул Меншиков. – Где сядешь, там и слезешь. Еще и денег заплатишь за провоз.
И присутствующие засмеялись.
Все.
Кроме Алексея.
Парень же нахмурился. Ему все это сильно не нравилось. Впрочем, определенный резон в этой истории действительно имелся. При удачном стечении обстоятельств Голландия могла стать столь же полезным стратегическим союзником для России, что и Персия… Но Голландия. Она пугала. В том числе и потому, что первым образом при упоминании этой страны у него в голове всплывала Зена в латексе, flűggåənk∂€čhiœβøl∫ên и маленькая игрушечная обезьянка. Слишком уж ярким был тот эпизод в фильме…
Часть 3. Блеф на сковородке
Самое страшное в войне – понять врага. Понять – значит простить. А мы не имеем на это права… с сотворения мира не имеем.
«Ночной дозор» С. Лукьяненко
Глава 1
1707 год, апрель, 19. Окрестности Гданьска – Тула

Светало.
Из-за горизонта стали пробиваться первые лучи солнца, подсветившие серую, предрассветную хмарь. И сквозь обрывки тумана к пляжу сразу же устремились большие шлюпки, груженые солдатами. Одна за одной. Похрустывая льдинками, которые уже были довольно слабы и не выдерживали даже такого напора.
Минута.
Две.
И шлюпки стали утыкаться носом в песок. Каролинеры выпрыгивать на берег. А морячки, что сидели на веслах, почти что сразу погнали их обратно – к кораблям, что накануне вечером бросили якоря тут – недалеко от Гданьска.
Все происходило ловко и быстро.
Но главное – совершенно неожиданно для поляков, которые лишь накануне получили в Варшаве от шведского посла бумаги об объявления войны. Под самый вечер. Чтобы и сна Великого Конти лишить, и не дать ему никак отреагировать. Ну и формальность соблюсти. Ведь сейчас, на следующий день, можно было уже действовать свободно. Война объявлена чин по чину и… ну ладно – не чин по чину, а некрасиво. Однако – формально все чисто. И предъявить королю Швеции за такое никто ничего не сможет.
Уже через час после начала высадки первые шведские отряды стали подходить к городу Владиславово, занимая его. Ведь еще даже и не рассвело, так что на ногах была лишь только всякая прислуга, встающая с первыми петухами.
Это был небольшой, прямо-таки крохотный городок у основания косы Межея-Хельска. Всех укреплений – два форта. Они прикрывали порт, который был воротами Гданьска, ведь именно тут можно было полноценно высадить армию.
В первой волне десанта на Владиславово были задействованы достаточно скромные силы. Два батальона – один выгрузили на песчаную косу, а второй – западнее города. Чтобы сразу навалиться с двух сторон.
Всего два батальона.
Но и их казалось избыточно много для совершенно ничтожных сил защитников. А все потому, что еще зимой Великий Конти стал выгребать из гарнизонов всех более-менее боеспособных бойцов, оставляя там только совсем уж неликвид в лице стариков, больных и увечных…
Послышались первые выстрелы.
Редкие.
Разные. Тут и мушкеты подавали голос, и пистолеты тявкали. Перемежающие криками. Это польские бойцы, в основном ночевавшие в городе, пытались прорвать к фортам. Постоянно натыкаясь на шведов и невольно вступали с ними в неравный бой. Масштаб то события никто из местных еще не понимал, да еще и спросонья. Поэтому небольшие отряды иноземных солдат становились для них сюрпризом… Фатальным сюрпризом, ибо их попросту отстреливали. Как куропаток. Ну а какую еще реакцию мог вызвать у шведов польский солдат, бегущий по улице с оружием?
Один форт проспал нападение.
В него просто зашли.
А вот второй форт – успел отреагировать. Там услышали выстрелы и от греха подальше затворились. Поэтому шведы, сблизившись, открыли огонь из ручных мортирок. Достаточно массивный и губительный. Закидывая малые гранаты даже в артиллерийские бойницы, где замечалось движение. И иногда порождая тем вторичные взрывы… ну и крики… много криков, в основном матерных, так как взрывы даже маленьких гранат в закрытых галереях изрядно били по ушам.
Часть же шведских бойцов, пользуясь полным огневым доминированием, стала забрасывать «кошки» и по веревкам полезла наверх. С тем, чтобы открыть уже ворота и покончить с этой пустой возней.
Короткая заварушка.
Несколько мушкетных выстрелов.
Пара каролинеров упала со стены прямо на своих товарищей. Но… сопротивляться внутри форта особо то и некому было. Просто дежурная смена чуть за два десятка стариков и увечных. Остальные оказались в городе на постое. Откуда так и не сумели прорваться.
Четверть часа.
Ворота отворились.
И каролинеры со шпагами наперевес ринулись внутрь. Завершать начатое. Так что в скорости польский флаг на флагштоке этого форта дрогнул и пополз вниз. Чтобы чуть погода на его месте взвился шведский…
Не прошло и трех часов с начала высадки, как этот небольшой городок оказался взят. И в его порт стали заходить большие торговые корабли, высаживая солдат во множестве. А позже и артиллерию с припасами выгружая.
Шведское вторжение в Речь Посполитую началось…
* * *
Никита Демидов отхлебнул чая и приятно поморщился.
Горячий.
В меру.
Ароматный.
Вкусный.
Слегка терпкий…
Он перенял эту моду царевича пить не чистый чай, а всякие сборы на его базе. С фруктами сушеными, ягодами, листиками всякими, корешками. Сам не выдумывал, подсматривал в кофейне московской, где бывал. Специально расспрашивал о составе наиболее понравившихся ему вариантов. И у себя – в Туле – заводил обычай пить их.
– Что кривишься? – спросил он у собеседника.
– Не могу смотреть на тебя. Испоганился. Бесовской напиток пьешь.
– Отчего же бесовской?
– Ваньку то не валяй.
– Ну не сказано о нем в Святом Писании. И что? Там и о клюкве твоей любимой не сказано, и о груздях соленых, которые мы с тобой оба уважаем… да и много еще о чем.
– Это пустое. – отрезал собеседник.
– Отчего же пустое? Как сказано в символе веры? Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого. Так что ли?
– Так, – хмуро кивнул собеседник.
– Творца всего видимого и невидимого. То есть, всего, что ни на есть. И чая, и кофия, и табака, и клюквы, и груздей и прочего иного. Али ты думаешь, что Святое писание… как его… а – анциклопедия? И там все сущее и должно перечислятся? А? О другом там.
– Где же ты набрался этих слов иезуитских?
– Так в чем слова то мои не верны?
– В сути!
– Ой ли? – усмехнулся Демидов. – В сути. Так ты поправь. Сказано – творец всему. Значит всему. Разве не так?
– Оставим это…
– Ну оставим так оставим, – пожал плечами Демидов. – Ты вот отведай. Чай сей недавно сам только познал. С сушеными кусочками персика и айвы. Персик ты знаешь, а айва – это такая штука – вроде нашей груши или яблока. Только другая. Так есть – упасти Господь. Вяжет зело. А вот ежели немного и в отвар – дело славное.
– Ты же знаешь, я сей бесовской напиток не пью.
– Так ты скажи – отчего бесовской то. Молчишь? А коли молчишь, то стало бы меня не уважаешь. Брезгуешь угощением. Так что ли?
– Ты дурь то не говори!
– Тогда отведай. – с нажимом произнес Никита.
Собеседник поморщился.
Встретился с Демидовым взглядом.
Побуравили они друг друга недолго, но гость, увидев решимость нешуточную у Никиты, тяжело вздохнул и потянулся за заварным чайничком.
– Ты на палец заварки наливай в чашку. А потом кипяточку из самовара.
Тот нехотя послушался.
Сделал как просили.
И было потянулся к блюдцу, чтобы в него этот напиток вылить, но Демидов его остановил.
– Так нынче не делают. Обсвинячиться можно. Просто подуй и маленькими глоточками отпивай как я – сразу из чашечки. Вот. Да. Как? Это вкусно? Вкусно? Если скажешь, что нет, то ты будешь моим кровным врагом.
– Это лишнее, – усмехнулся собеседник и нехотя добавил: – Напиток действительно вкусный.
– А теперь немедленно вот это, – указал Никита на одно из лакомств в блюде, – немного. Большой кусок даст слишком сильный вкус, но если взять чуть-чуть…
Собеседник усмехнулся и отведал угощение.
Потом еще отхлебнул чая.
– Ну вот и ты перешел на темную сторону, – фыркнул Демидов от чего его визави чуть этим глотком чая не подавился. – Да шучу я, шучу. Видишь – ничего дурного не произошло. Вкусный напиток. Не более. А ты сколько шума вокруг этого развел? Будто тебя заставляют душу заложить самому Сатане.
– Шуточки у тебя…
– Да я что? Вот Алексей Петрович бывало что-нибудь скажешь, так хоть стой, хоть падай. При крайнем визите, я к нему захожу. Он уставший. Весь в бумагах. Да и я после долгой дороги. Ну он глянул на меня да возьми и скажи: ах, это ты, переходи уже на сторону зла, у нас есть печеньки.
– Что, прости? – захлопал глазами визави.
– Печеньки. – расплылся в улыбке Демидов. – И рукой указывает мне на вазочку. Откушал. Весьма необычные. С изюмом, но их сила в каком-то странном тесте. Изюм же только оттеняет вкус.
– И часто он так шутит?
– Так? Не часто. Но бывает. Он вообще уважает шутки-прибаутки. Хотя сам же от того и страдает иногда.
– С такими остротами сие не удивительно.
– Слышал ли, что Наталья Алексеевна, сестра царева, замуж поначалу не хотела?
– Как не слышать? О том всем было известно. Ведь клинья к ней многие подбивали.
– Вот. После того года, что Софью и многих иных побили, осталось Романовых всего трое – царь, сын его да сестра. Вот он и стал Наталью Алексеевну подбивать уже выйти замуж да детей нарожать. Ну сынок и пошутил тогда, на ушко ей шепнул, как отца смутить. Она и рада. Стала Петру Алексеевичу рассказывать, как негру хочет большую в мужья. Отвадила его тогда. Говорят, царь наш государь после того разговора крепко напился. Думал – она помешалась. Да только ненадолго отступил. И нашел он подход к сестре. Ну и ей стыдно стало за свой поступок.
– Шутничок… – фыркнул собеседник. – Вот уж точно бесенок.
– Ты думай, что говоришь, – резко посерьезнел Демидов.
– Так-то прозвище ему такое дали. Али не слышал? Он даже перед стрельцами не стал от него открещиваться.
– Коли головы лишиться не желаешь – забудь о нем.
– Неужто донесешь?
– Я – нет. Но ты ведь и не только мне ляпнуть такое можешь. А Ляксей Петрович он многоухий. Усвоил ли?
– Усвоил.
– Ну так вот. Слушай далее. С Натальей Алексеевной вышло все ладно. Отшутилась она. Брата смутила негрой. Он и отстал. А потом и не требовалось. Вот царевич и сам решил также.
– А ему зачем?
– Ну а то ты не знаешь? – оскалился сально Никита. – Он то хотел до брака хранить чистоту. Но… настояли. Да и сам слышал – слухи о нем дурные стали распускать. То о том, что он кормилицу свою пользует, то о том, что солдат.
– Голову тому болтуну уже сняли.
– Так ты ведаешь о том?
– Он и ко мне приходил. Подсобить уговаривал. Но в такую грязь я ввязываться не стал. А потом узнал, что исчез он. Словно и не было. Ну и, погодя, людишки его исчезли, через которых он по кабакам шепотки пускал. Тут великого ума не нужно, чтобы понять, чем его болтовня закончилось.
– Вот я и говорю – Алексей Петрович многоухий. Вы там даже промеж себя думайте, что сказывайте.
– Ну так и что? Пошутил Алексей Петрович. И дальше то что было? Неужто тех девок череньких ему под шутку и привезли?
– Ну тык. – оскалился Демидов. – Говорят, он поначалу даже не знал, как к ним подойти. Непривычно ж.
– Ему, я слышал, подсказали. – расплылся в пошлой улыбке собеседник. – Говорят, что все его горничные ныне брюхатые ходят.
– Сам видел. Так и есть.
– Как он только решился. Страшные же как черти.
– Не скажи. Кожа темная. От светло-коричневой, будто сильно загорелой, до почти что черной. Это – отпугивает. Но, ежели привыкнуть, ничего. В остальном ничего особенного. А некоторые ликом так и вообще – красавицы. Даром что худые.
– Худородные что ли?
– Не, просто худые. Мне шепнули, что царевич таких любит. С жира, говорит, одни болезни.
– Блажь все это.
– Блажь. – согласился Демидов. – Хотя, признаюсь, есть в них что-то… гибкие как кошки. Даже я грешным делом иной раз заглядывался.
– На отродье Хама? – фыркнул собеседник с пренебрежением.
– Нету в тебе люблю к людям… нету… Все у тебя плохие. Не по-христиански это.
– А за что их любить то?
– А за что вот так – с грязью мешать? Ты же их даже не видел. Кстати, по-русски уже маленько лопочут. Рассказывают всякое о жизни своей старой. Каждая, как оказалось, не простая. Все дворянки, ежели по-нашему. А парочка так и вообще из семьей, народе наших боярских.
– Брешешь!
– Вот те крест! – перекрестился Демидов. – Сам не поверил. Но царевич пояснил – они не огрубели, особенно руками, только от того, что тяжелым трудом не занимались. И невинность сохранили по той же причине.
– Чудны дела твои, Господи.
– Это я к тебе чего говорю? Помнишь, ты сказывал про слухи – де, царевич, нашего человека не любит, даже баб себе каких-то бесовских взял?
– Помню. Да и сейчас о том поговаривают. Хотя после истории с тем болтуном заупокойным – осторожнее. Голова-то она одна. Если ее снимут даже просто на подержать, а потом обратно приложат – легче не станет.
– Так вот – знай, то не от умысла, а от шутки.
– Я бы на его месте после такой шутки рот на замке держал.
– У всех есть свои недостатки, – улыбнулся Демидов. – Алексей Петрович в тот разговор наш сказал – де, шутка она жизнь продлевает. И не было бы счастья, да несчастье помогло. Девки то ладные, по его вкусу – самое то. Да и родичи у них есть. Через которых он африканскую торговлю вести мыслит. И детишек своих от этих туда поставить.
– Дошутится он… ой дошутится… – покачал головой собеседник, но уже беззлобно, скорее соболезненно.
– Знал бы ты, сколько он трудится, – махнул рукой Никита. – Без шутки – давно бы слег.
– Ты позвал то меня чего? Шутки обсуждать?
– Люди мне твои нужны.
– Вот так просто?
– Просто да не так. Тридцать тысяч пудов[166]166
30 тысяч пудов это примерно 500 тонн (491 если быть точным).
[Закрыть] в день в Перми ныне льют чугуна. И то ли еще будет. Его едва успевают вывозить. Да еще и шведский покупается. Там поменьше будет, но тоже убедительно.
– И что ты от меня хочешь?
– Сейчас царевич только государевыми полками строит чугунную дорогу от Перми до Москвы. Но их не так много. И других им дел хватает. А чугуна много. И в Перми ныне под открытым небом рельсы складывают. Ибо делают их много больше, чем в дело идет.
– Что ты от меня-то хочешь? – с раздражением спросил собеседник.
– Чтобы твои люди занялись строительством чугунной дороги.
– Алексей Петрович попросил?
– То мой интерес.
– Какой именно дороги?
– Да от Тулы до Москвы и от Тулы к югу – до Иван-озера. А опосля на Белгород и Курск.
– И в чем твой интерес?
– Через Каширские заводы ее положить. Железо мне дешевле и проще возить станет. Да под Москвой ныне торф добывают. Много. А мне топлива надобно – сколько не дай, все уйдет.
– А к Иван-озеру чего тянешься?
– Так чего уж? К Дону товары возить дело славное. Да и оттуда. Я от Алексея Петровича слышал, что там – по нижнему Дону залежи угля каменного. Много. Очень много. А под землями Курскими и Белгородскими руды железной богато. Достать ее не просто. Но… – Никита Демидов причмокнул, – если выйдет – никакой Урал не сравниться. И за тридевять земель ехать не придется.
Собеседник молчал.
Думал.
– Ну так что?
– Наша с того выгода в чем? Сам же сказываешь – чугуна много, да так – что вывозить не успевают.
– Это сейчас. Дай срок – вывезут. Наш царь то с царевичем не днем мыслят и не годом. Если все пойдет так, как идет, то через двадцать лет – и вдесятеро чугуна мало будет. И особливо его передела.








