Текст книги ""Фантастика 2024-83". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

Соавторы: Андрей Дай,Андрей Буторин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 299 страниц)

Глава 8

1697 год, сентябрь, 19. Амстердам

Петр Алексеевич сидел на лавочке, откинувшись спиной к стене и отдыхал. Было хорошо вот так расслабиться и вытянуть ноги.

День прошел. Трудно, но полезно. Очередной день, который царь провел на строительстве фрегата «Петр и Павел». Трудясь там как простой плотник, чтобы лучше разобраться в вопросе. Изнутри.

– Мин херц, – тихо произнес подошел Меншиков. – Письмо.

– Что там Алексашка? От кого? – поинтересовался царь, не открывая глаз.

– От Федора Юрьевича письмо. О чем пишет, не ведаю. Не вскрывал.

Царь быстро открыл глаза и подозрительно скосился на говорящего. Потом на письмо в его руках. Александр Данилович демонстративно повернул его стороной печати, показывая, что она целая.

Хмыкнув, государь взял послание.

Вскрыл.

Развернул.

Начал читать.

Меншиков скосился на Лефорта, стоящего рядом.

Тот чуть погодя встречно глянул на него с неприкрытым вопросом в глазах. На что Александр Данилович лишь пожал плечами. Ему и самому жутко хотелось узнать, что там такого интересного написано, раз царь ТАК бурно реагировал мимикой. Считай, что лицо у него чуть ли не выплясывало. Брови то взлетали ввысь, то успокаивались, опадая словно осенняя листва. Глаза то старались выбраться из своих орбит, то напротив – прятались где-то в глубине, когда он хмурился. Про губы и речи не шло. Они жили своей жизнью, то пытаясь выговаривать что-то беззвучно, то «плескаясь» в эмоциональных реакциях.

Наконец Петр прекратил чтение.

Уронил руку с письмом на лавку, а другой потер лицо. Причем послание Ромодановского держал крепко и не поворачивал так, чтобы кто-то еще мог прочитать.

– Питер, что-то случилось? – поинтересовался Лефорт.

– Бунт? – спросил Меншиков.

– Лешу хотели похитить.

– Лешу?! Но зачем?

– Федор Юрьевич считает, что для давления на меня. Чтобы отступился от поддержки нашего друга Августа.

– Но… мда… А кто это осуществлял?

– Какой-то сброд из Речи Посполитой попытался обложить Лешу на дороге, перекрыв ее. Но он с шестеркой охранников сумел отбиться и разогнать их. Даже десяток положил.

– Что? – удивился Меншиков.

– Откуда у него охрана? – спросил Лефорт.

– Леша сам попросил, когда заметил за собой слежку. И оказалось, что не зря.

– А сколько было нападающих?

– Две группы человек по двадцать. Они перегородили дорогу телегами и, угрожая открыть огонь из мушкетов, потребовали сдаться. Леша выехал вперед, поняв, что он им нужен живым, чем позволил его охране пострелять первую группу из пистолетов. Потом выехал против второй. Дал солдатам перезарядится, прикрывая их собой. И… – махнул рукой царь. – Вы понимаете? Он на мушкеты грудью лез! В семь лет!

– Достойное поведение, – впечатлено произнес Меншиков, который отличался чрезвычайной природной храбростью.

– Его могли убить! – возразил Лефорт.

– Федор Юрьевич пишет, что если бы Леша не сообразил и нашел в себе смелость, то его точно бы похитили, перестреляв охрану. Все обошлось только за счет смелости и находчивости сына. Не растерялся.

– Удивительно… – покачал головой Лефорт. – Твой сын быстро взрослеет.

– Он ведет себя не по годам. Ему сколько? Семь. Вон что вытворяет. Я в его годы дурью маялся и мыслить не мыслил о подобном. Когда бунт случился и на моих глазах стрельцы бессудно убивали… когда… я ведь от страха тогда цепенел. А тут – семь лет. И грудью закрывал своих бойцов, пока они пистолеты перезаряжали для боя.

Оба царских приближенных промолчали.

Лефорт понимал переживания Петр Алексеевича, а Меншиков сдавленно улыбался, потому как ему импонировала эта смелость царевича. Этакое духовное сродство. Сказал же он иное.

– Главное, что все обошлось.

– Обошлось?

– Там, во время бунта, была толпа. Много-много людей. А у тебя за спиной никого. Кто знает, если бы смутьянов оказалось всего два десятка, а ты командовал шестью хорошо вооруженными солдатами. Думаешь, не вступился бы за родичей? Думаешь, не сдюжил бы?

– Не знаю… – покачал головой царь.

– Я мыслю – также поступил бы. Леша ведь в тебя пошел. Духом и нравом. Хоть и ликом по лекалам Лопухиных явно делался. Вон и науки рвется осваивать. Так чего ты кручинишься?

– Я не был таким, – остро взглянув на Меншикова, произнес Петр.

– Ты был лучше. Ты бы на второй отряд не нападал, а опрокинув первый отошел. Зачем дурнем подставляться под удар? Леша же пока мал и не сообразил.

– Может быть… может быть…

– Так и есть Питер. Так и есть. – поддержал Меншикова Лефорт, подмигнув Данилычу незаметно. – Федор Юрьевич пишет, что у твоего сына было шесть хорошо вооруженных и отлично обученных солдат против двух десятков какого-то вооруженного сброда. Ну это же совершенно неравные условия. Что смог бы этот сброд против добрых солдат?

– Тебе тоже пишут? – метнул новый острый взгляд, спросил Петр. – Как тогда? И опять молчишь?

– С чего ты это взял, Питер?

– Я не сказывал, что охрана Леши хорошо обучена.

– Ну а как иначе? Разве ему выдали бы недотеп? Никогда в это не поверю.

– Хм, пожалуй, – усмехнулся Петр, закрутив ус. – Ох и ловок же ты. Ведь пишут? Пишут. По глазам вижу.

Лефорт невольно опустил взор демонстративно потупившись.

– Что дельное пишут? Ромодановский не многословен. Добавил к попытке похищения только про какую-то учебную роту и опыты с быстрой стрельбой. Что там происходит?

– Супруга ничего толком не знает. А часть ее слов вызывает подозрение, будто бы по бабьему обыкновению она слишком уши греет на слухах.

– И все же. Что болтают?

– Что сын твой склонил Шеина и Гордона совместно с князем-кесарем к создание особой учебной роты. По словам самого Гордона, в ней учат будущих наставников, каковых мыслят в роты иные отдать дабы повысить их выучку. Они осваивают бой багинетный и прочее.

– Дельно, – пыхнув трубкой кивнул Петр. – И все?

– Рота та не на виду занимается, а за оградой. Так что поглазеть на нее мало кому удается. Оттого и не ясно, чему действительно там упражняются. Болтают даже, что быстрой стрельбе. Дескать, сын твой придумал как стрелять аж шесть раз в минуту из мушкета. Но это абсурд. Просто молва. Да и стрельба редко доносится из-за ограды. Судя по тому, что к той роте постоянно ходят известные знатоки полушписы и рапиры, скорее можно предположить, что эти солдаты действительно учатся бою белым оружием[15]15
  Белое оружие – старое название металлического холодного оружие.


[Закрыть].

– А Леша там зачем? Это ведь дела Шеина и Гордона. Особенно Гордона.

– Никто не знает. Но он туда тоже наведывается. Почитай каждый день. Может таким образом решили занять твоего сына марсовыми забавами. От греха подальше.

– И как это понимать? – вопросительно выгнул бровь царь.

– Ну… – несколько опешил Лефорт. – Разве Федор Юрьевич тебе о том не пишет? Письмо ведь большое…

– Большое. Но я у тебя спрашивают. Ты, старый лис, обычно все лучше всех знаешь.

– Ты льстишь мне Питер. – демонстративно потупился Франц.

– Отнюдь. Что там за дела?

– Леша твой притомился просто изучать как дела в мастерских да мануфактурах делаются. Он стал считать кому, что и как они продают. И прочее. А считать он умеет и любит. Так что стало так случатся, что буквально за руку Леша ловил на воровстве. От чего мастеровые стали роптать. Федор Юрьевич постарался это все замять. И занять Лешу чем-то новым.

– А учеба? – спросил Меншиков.

– Языки только остались, – за Лефорта ответил царь, – да летописи старые читает. В остальном – ждет учителей из Европы.

– Вот-вот, – поддакнул Лефорт. – Языки учить он не шибко любит. Хотя на немецком и французском уже изъясняется. И ему в нагрузку дали английский с латынью. Но ему они скучны. И все, кто его знают, видят – он себя из-под палки буквально заставляет. Словно для него это мучение. Однако стойко учит. И делает добрые успехи.

– Прям вот так тяжело? – покачал головой Меншиков.

– Для него это едва ли не пытка. Оттого он мастерскую себе для опытов и добыл.

– Две. – поправил его царь. – В одной он опыты по физике ставит, во второй – по химии.

– Да-да. Две. По Москве болтают, будто бы царевич придумал всепогодный замок для мушкета. И дескать там осечек совсем нет. Но даже супруга моя считает это сказками. Сам же Леша, когда его спросили, не стал про это ничего говорить. Прям так и сказал – нечего про это болтать. Видно утомили его уже этим вопросом.

– А Евдокия? Она разве не присматривает за сыном? – поинтересовался Меншиков.

– За ним присмотришь, – фыркнул Лефорт. – Да и она всецело увлечена театром. Они с Натальей только им и занимаются. После нескольких представлений, что прошли блистательно, вдохновились и рвутся в бой.

– Да, Дунька моя нашла для себя забаву. – хохотнул Петр. – Вот уж не завидная судьба у этих актеришек. Она ведь, если ей что надо, может душу вынуть голыми руками.

– О том, что Федору Юрьевичу пришлось повесить приказчика на строительстве мастерской печной, ты ведаешь? – спросил Лефорт. Петр кивнул. И тот продолжил: – А о том, что учудил Леша на строительстве театра слышал?

– Ну ка – ну ка. Нет. Не слышал.

– Он как-то взялся кирпичи считать.

– Что? – не понял Петр.

– Спросил у купца – сколько тот кирпичей привез. Тот сказал. Так Леша без всякого стеснения взял и пересчитал. Как ты понимаешь, там их не хватало. И хорошо так не хватало. Болтают, будто твой сын предложил купца вместо недостающих кирпичей пустить на кладку. И супруга твоя очень даже это одобрила. Это ведь ее театр. И она за него очень радеет.

– Ха! – хохотнул царь. – И чем закончилось?

– А ничем. Купец довез недостающие кирпичи и для первого раза был наказан на стоимость поставки. С обещанием в следующий раз повесить как вора. Леша вообще как-то болезненно на воровство смотрит. И если мастерские оставил в покое, то все, что касается его дела печного и театра – блюдет неукоснительно. Сказывают, что перед доставкой на стройку купцы стали лично пересчитывать материалы. Сколько, чего.

– О как! – пуще прежнего развеселился царь.

Меншиков вымученно улыбнулся. Лефорт же продолжил его дразнить, зная о клептомании, с которой Александр Данилович ничего не мог поделать, да и не хотел, если говорить на чистоту.

– По Москве даже болтают, что у царевича чутье на воровство. Его Федор Юрьевич, поговаривают, в приказы пускать не хотел. Опасался, что придется там всех вешать и работать некому станется.

– Вот прям так и болтают? – кисло переспросил Меншиков.

– Так моя супруга слышала. А как там на самом деле – бог весть.

Петр же, слушая это, откровенно улыбался. Его и самого воровство уже достало до печенок. Отчего проказы Алексея на почве борьбы с этим пагубным дело радовали весьма.

У него в письме были несколько иные сведения. Ромодановский не сильно распространялся на тему слухов, а потому писать старался по делу. Поэтому Лефорт все же смог открыть некоторые неизвестные ему детали. Да и посмотреть на кислую мордочку Алексашки было приятно. Вон как скуксился. Представил себя на месте этих мастеровых да дьяков…

Так или иначе, но Франц сумел развеселить царя и отвлечь от грустных мыслей. И даже в какой-то мере порадоваться за проказы сына. Из-за чего Петр Алексеевич на утро отписался Ромодановскому о полном одобрении его дел. Дескать, молодец, хорошо служит…

* * *

В Москве тем временем шел дождь. Не так чтобы сильный, но затяжной и весьма мерзкий. Такой, когда становиться слякотно, сыро и прохладно буквально везде. И носа совать на улицу не хочется. Многим, увы, такой сценарий был недоступен. Алексей же наслаждался, пользуясь своим положением.

Но не только.

Он очень опасался заболеть и умереть от банальной простуды. В реалиях этого времени – самая что ни на есть обыденность. Так как нормальных лекарств не существовало.

Да, как-то можно было выкрутится всякими отварами и настоями укрепляющего характера на ягодках и травках. Но это если не очень сильно захворал. А вот если серьезно – тут только на бога и оставалось полагаться. Ибо русская рулетка. Причем играли в нее не подходящим для этого револьвером SW1871 года[16]16
  У револьвера SW 1871 года барабан на полувзводе курка вращался свободно и легко, так что, если крутануть барабан патрон всегда оказывался внизу. Если, конечно, револьвер был ухожен и должным образом смазан. Из-за чего игра в русскую рулетку являлось в своего рода дурацким, но фокусом. С иными видами оружия подобные забавы были смертельно опасны.


[Закрыть], а чем-то вроде пистолета Макарова. Так что надеяться оставалось только на осечку.

Посему царевич старался всегда одеваться по погоде и не промокать. Но дождь приказов не слушается. И не всегда можно отсидеться дома. Так что Алексей, получив себе в руки химическую лабораторию для опытов, почти сразу стал пытаться сделать резину. Без которой довольно трудно было представить всякого рода непромокаемые вещи. Хотя бы даже накидку и обувь.

О том, как делать резину, парень знал не больше, чем любой начитанный обыватель XXI века. Дескать, берешь каучук, смешиваешь с серой и нагреваешь. В каких пропорциях? Как сильно и как долго? Не ясно. Для чего опыты и требовались.

Но каучук в те годы в России если и встречался, то в исключительно небольших количествах. Как диковинка. Поэтому изыскания на эту тему шли очень неспешно. Просто не хватало материалов, которые он постоянно выпрашивал. То у купцов, то у Ромодановского, то еще у кого.

Каучук приходил.

Он проводил опыты. В очередной раз получая какую-то хрень. И ждал нового кусочка…

А пока – старался носа на улицу не показывать, если была серьезная угроза простыть. В отличие от своего отца, он бы точно не бросился по шторму на лодке спасать солдат.

Не из-за трусости. Нет. Именно что личной храбрости ему хватало.

Просто Алексей понимал – в его силах изменить многое и дать России второй шанс. Если же он по дурости своей вот так глупо умрет, то и возможность эту впустую потратит. Что не рационально.

В эти дни, когда непогода вынуждала его сидеть дома, он занимался аналитикой. Привычной и обычной для него, а потому воспринимающейся как некое удовольствие что ли.

Алексей ведь, составляя письма Ромодановскому, не выкидывал свои заметки и наблюдения. Зачем? Нет. Он их собирал и анализировал.

Официально царевич это называл изучением города. И не скрывал. Показывая и маме, и тете, и Федор Юрьевичу, и иным. Даже карту потихоньку Москвы рисовал в хорошем масштабе. С точностью до дома.

Если быть совсем точным, то делал он не карту, а кроки. То есть, чертеж участка местности, выполненный глазомерное съемкой. Причем выполнял он их во вполне обычной военной манере, освоенной еще в юности. Единственное, он старался обозначить все дома, дороги, колодцы, овраги и так далее. То есть, в отличие от традиционных военных кроки не акцентировался лишь на самом важном. А просто вдумчиво прорисовывал Москву.

Он делал зарисовки во время выездов.

Потом их обобщал.

Сводил вместе на одно большое полотно плотной бумаги, подклеенной на ткань. Медленно расширяя и дополняя этот чертеж. В этом деле ему очень помогали графитовые карандаши и кусочки каучука. Благо, что карандаши из природных монолитных кусков графита уже были известны и мал-мало просачивались в Россию.

Ромодановского эта забава царевича вполне удовлетворяла. В конце концов получить подробный чертеж Москвы дело полезное. А тут еще с точностью до дома.

Для чего полезное?

А кто знает?

Просто казалось дельным.

А потому он ему в этой работе помогал как мог…

Это официально.

Не официально же Алексей занимался формированием так сказать социального паспорта города. Кто где живет? В каком количестве? Чем занимается? И многое иное. А также выводя для себя экономические и хозяйственные реалии. Цепочки и связи. И так далее. Отражая это в карточках…

В чем ему сильно помогала Арина.

Так получилось.

Поначалу он собирался этим заниматься в одиночку. Ведь то, что знают двое, знает и свинья. Однако мал еще. Трудновато. Да и вообще – вдвоем интереснее. Особенно когда рядом есть человек, способный мыслить иначе. Вот и вышло, что мало-помалу Арина из его кормилицы и доверенного лица для щекотливых поручений превратилась еще и в секретаря. Опасно. Слишком много стало на нее замыкаться. Но пока подобрать ей замену он не мог. Даже для того, чтобы распределить задачи.

– Как там Герасим? – спросил Алексей, задумавшись и отвлекшись от карты.

– Оклемался. – ответила Арина. – С братом повидался. Я переводила. Уже более-менее выходит.

– И как брат отреагировал?

– Сначала сомневался, а как увидел – расплакался. Старики их живы. Вот – весточку принесет.

– Славно. А жена как? Это ведь получается, что вышла замуж повторно при живом муже. Непорядок.

– Брат поехал домой это улаживать. Герасим ее видеть не хочет. Она ведь вышла за его… скажем так… за шляхтича, который с ним постоянно бодался, оспаривал все. Они и за жену в свое время дрались, чуть не поубивали друг друга. Только в тот раз преуспел Герасим. А теперь…

– Ну и ладно. Бывает. А домой он не хочет вернуться?

– Немым? – усмехнулась Арина. – Он ведь калека. Куда такой сгодится? Да и поместье его уже другому передали.

– А новое не дадут?

– Откуда? Да и зачем его давать калеке? Все одно к службе не годен.

– Как не годен то? Вон – с моими охранниками упражняется. Только дым коромыслом. Здоров как бык. Силен. Ловок. Упорен.

– В походе язык нужен. Какой с него толк без языка?

– А то, что вы с ними выдумываете для общения жестами? Оно разве не поможет?

– Да кто станет это махание руками учить? – фыркнула Арина. – Я по приказу Федора Юрьевича твоих охранников учу – и то кривятся. А ежели вольный шляхтич? Оно ему даром не нужно. А то и за приплату не возьмется.

– Отчего же?

– А зачем ему? Гордый. Да и Герасим многим там ноги отдавил.

– Ясно… хм… ты с ним обсуждала, чем он хочет заняться?

– Тебе служить. Он тебе жизнь и честь должен. Без тебя его бы тот купчишка забил кнутом как шелудивую собаку. Готов, ежели ты согласишься, как люди Федора Юрьевича тебя оберегать. Не щадя живота своего.

– Славно… – покивал Алексей. – Это благое желание.

– Так что ему передать?

– А думаешь уже время?

– Он изнывает от безделья. И уже вполне здоров. Его нужно чем-то занять.

– Хм… тогда передай ему, что я согласен. Пусть готовится, как распогодится – со мной ездить станет…

Глава 9

1697 год, ноябрь, 21. Москва

Алексей медленно шел перед разложенным перед ним оружием.

Чистеньким.

Новеньким.

Один к одному.

Его заказ был выполнен и доставлен…

После нападения на царевича Федор Юрьевич развил бурную деятельностью. Это ведь была его зона ответственности. И такой провал выглядел большим камнем в огород князя-кесаря, подрывающим его авторитет и влияние.

Первым наперво он запер Алексея дома. От греха подальше.

Параллельно попытавшись найти хоть кого-то из нападающих. Но это оказалось пустой затеей. В городе с населением порядка двухсот тысяч человек и переплетением узких улочек найти даже сотню босяков представлялось малореальной задачей. Не говоря уже о двух-трех десятках. Они просто растворились по подворьям. А потом тишком ушли. Или не ушли. Кто знает? Такого рода сброда в городе хватало. Кто-то приходил на торг. Кто-то на наем. Кто-то уже служил кому-то. И так далее.

И это, кстати, только постоянных жителей насчитывалось порядка двухсот тысяч. А вот гостей столицы учесть не представлялось возможным в принципе при том уровне развития служб и средств. Тупо не хватало людей…

Ажиотаж спал.

Ситуация стабилизировалась.

И Федору Юрьевичу пришлось вновь выпускать царевича на «оперативный простор», потому как держать его, по сути, под домашним арестом было перебором. Вместе с тем он стал предпринимать определенные меры для повышения его безопасности в городе. Предложенные самим Алексеем, который последним делом желал попасть в плен.

Прежде всего начали с вечера утверждать маршруты.

Нехитрая вещь. Однако она позволяла загодя обеспечивать усиление контроля. Например, за счет концентрации на участке служивых, осуществляющих патрулирование с полицейскими целями. Не давая при этом времени для верной утечки сведений. Участников этих самых патрулей никто не предупреждал о том, откуда и куда направится царевич. Просто им нарезали участок усиленного патрулирования. И все. А проедет там Алексей или нет – вопрос, так как в каждую смену выделяли несколько фальшь-участков, обманок.

И так каждый под выезд.

Даже под простое намерение, отмененное по какой-то причине. Все одно – патрули выдвигались и оперировали на вверенном им участке.

Да, служилым это создавало определенные сложности. Но очень сильно затрудняло организацию нападения. И требовало вовлечение куда больших сил. А их уже и отследить казалось более простой задачей.

Второй мерой стало усиление самого отряда охраны царевича.

Увеличивать отряд численно не стали. Это выглядело излишним. Потому что по всему маршруту движения его всегда могли поддержать патрули. А демонстрировать страх через публичное усиление отряда казалось плохой стратегией. В конце концов можно и целую роту выделить, но это было уже совсем абсурдом. Впрочем, совсем все как есть оставлять не стали и прислушались к просьбам Алексея. Взявшись за качественное усиление охраны.

Кирасы, которые царевич у Ромодановского просил, поначалу ему не выдали. Просто не видели в них смысла. А вот после нападения обеспечили бойцов и кирасами, и стальными шлемами, должным образом их подогнав индивидуально. Это оказалось той еще задачкой. Особенно в условиях фактически свернутого производства этого вида снаряжения. Но справились. Причем очень быстро.

– Удивительно какие люди способны творить чудеса, когда чувствуют себя обосравшимися, – подумал тогда Алексей.

Причем шлемы дали не абы какие, а бургиньоты, указанные парнем. Они в отличие от морионов или кабассетов были просто лучше. По комплексу причин. Да, в конце XVII века они уже вышли из моды. Ну так и что? Парень за модой не гнался. Ему просто требовались хорошие шлемы для своих телохранителей. Была бы его воля – вообще в добрые латы их одел, потому что огнестрельное оружие – это, конечно, вещь славная, но исход многих стычек и сражений продолжали решаться честным железом. И еще лет полтораста этак и останется.

Кстати, касательно вооружения тоже произошли определенные пертурбации. Ведь огневой мощи отряду явно не хватало. Было бы славно добыть где-то револьверы, пусть и под кремневый замок. А о том, что аж с XVI века в Европе их в частном порядке изготавливали, Алексей уже знал. Понаслышке. Стоили они правда, как линкор, образно говоря. Но зачем на себе экономить?

Сделать какой-то их аналог царевич не считал реальным в адекватные сроки. Даже если очень всех напрячь. Поэтому решил остановиться на двуствольном варианте пистолетов да карабинов. Последние, кстати, также не были выданы его охране. Ромодановский не верил, что они пригодятся. Итак – шесть крепких молодцов с клинками да пистолетами.

А тут петух в жопу клюнул.

И больно клюнул, зараза.

Так что быстро все нашли и сделали, подключив Никиту Демидова из Тулы. Того самого, который в 1696 году изготовил три сотни мушкетов для Петра не хуже иноземных, взяв притом за заказ вдвое меньше обычного для иных мастерских. Того самого, которого Алексей смутно припоминал как основателя династии Демидовых. Вот он и взялся в самые сжатые сроки поставить царевичу оружие надлежащего качества. И справился с задачей, изготовив по сути хаудахи[17]17
  Хаудах – это крупнокалиберный пистолет, в данном случае двуствольный. Предназначался как для стрельбы пулей, так и (чаще) картечью.


[Закрыть] да лупары[18]18
  Лупара – это двуствольное ружье с длиной ствола 30–40 см, предназначено для стрельбы дробью или картечью.


[Закрыть], выполненные в компоновке горизонтальной двустволки с кремневыми замками…

Алексей шел вдоль стола и внимательно рассматривал выложенное там оружие. Иногда брал его в руки и детально изучал.

Чуть в стороне стоял подрядчик и наблюдал.

– Хорошая работа, – положив очередной пистолет на стол, произнес царевич. – Впрочем, я в тебе не сомневался.

– Благодарю, Алексей Петрович.

– Семьдесят два пистолета и тридцать шесть карабинов. Такое их количество никто бы не смог столь быстро и добротно сделать. Да еще и дешево. Но ты уже и в прошлом году отличился, выполнив в самые сжатые сроки заказ отца на триста ружей.

– Это лестно слышать. Я старался. – ответил Никита Демидов, демонстративно смутившись.

– Тебе понравилась моя печная мануфактура? Ну же, не мнись. Я же видел, как ты все внимательно рассматривал. А о твоей памяти уже слагают легенды.

Демидов усмехнулся.

В первый свой визит он только лишь с царевичем познакомился, принимая заказ. Тогда еще подивившись тому, как ясно и взросло мыслит его малолетний наниматель.

Теперь же, во второй визит, Алексей провел его на свою мануфактуру и предложил оценить ее работу. Ну и советы дать, ежели что приметит дурно устроенное.

Прошли.

Тульский мастеровой молчал. Лишь губы жевал, внимательно зыркая по сторонам. А сейчас к вопросу вновь вернулись, не давая ему возможность отмалчиваться…

– Не привычно все сделано, Алексей Петрович. Очень непривычно. Я бы так не делал, но видно – каждый на своем месте и как-то все добро спорится.

– Обратил внимание на то, что трудились не добрые мастеровые?

– Нет. Мне показалось – дело они знают.

– Это вчерашние крестьяне. Или ты думаешь, не переругавшись со всеми окрестными мастерскими я смог бы так быстро найти работников?

– Вот как? – неподдельно удивился Демидов. – В это трудно поверить.

– Хотя это так. На мануфактуре только один знающий мастеровой – начальный в смене. Остальные крестьяне.

– И… я не понимаю.

– Все очень просто. Эти крестьяне обучались не всему ремеслу, а лишь одному приему. Что многократно быстрее и проще. Каждый на своем месте и каждый делает только свое – узко очерченное дело. Отчего в самые сжатые сроки укрепляется в нем. Как ты понимаешь – добрым ремесленником он не становится, но дело делает. Причем, очень важно, все они – вольные, не крепостные.

– А это для чего?

– Чтобы лучше старались. Из-под палки работать можно. Но надобно и к добровольному усердию человека склонить. У них есть плата, которую они за свой труд получают, если выполняют в месяц оговоренную для них работу. Если при этом меньше портится инструмента по неосторожности или они работы выполняют больше их ждет дополнительная оплата – премия. Три месяца так трудятся – еще премия, сверх того, уже побольше месячной. Полгода – еще дополнительная. Год так стараются? Тоже самое. Так что, обычным добрым трудом зарабатывают они оговоренную плату. А если стараются особо – то удвоенную в пересчете на год. Да, дороже выходит. Но и пользы от них больше. И повод к чему-то стремится. Хотя это не исключает наказание за умышленную порчу инструмента или иные пакости.

– И для чего ты мне это рассказываешь, Алексей Петрович? – подозрительно прищурившись, спросил Демидов. – Обычно подобные вещи стараются не болтать.

– Для того, чтобы ты мог подготовиться и в случае надобности быстро развернуть большое производство тех же мушкетов или фузей, как ныне модно говорить.

– Я? – удивился Демидов.

– Перед тем как выбрать именно тебя, я поспрашивал, посмотрел. И мне показалось, что ты особливо рвешься и готов на многое ради того, чтобы преуспеть. А также вникаешь въедливо в производство, стараясь разобраться с тем – что к чему и как делается, дабы делать сие добро, быстро и дешево. Или я ошибся?

– Лестно такое слышать. Да. Я стараюсь.

– Сейчас идет война с турком. Папа взял Азов. Дело важное и славное. Но… мне кажется, что ее станут заканчивать. Если бы турки хотели – они бы предприняли поход. Но Азов далеко и отвлекать большие силы султан не может. Да и государю нашему не с руки идти в дальний поход куда-нибудь за реку Прут или даже за Дунай. Однако это не значит, что войны прекратятся. Мир… он вряд ли будет долгим. Нам надо со шведом что-то решать, так как он душит нашу торговлю. А швед – мужчина серьезный. Драка будет крепкая. И оружия потребуется немало. Понимаешь?

– Да, Алексей Петрович, – кивнул Никита, очень внимательно его слушая.

– Для России очень важно производить себе все потребное оружие самостоятельно, а не покупать у иноземцев. Потому тебе и показал мануфактуру. И все что потребуется расскажу и поясню, дабы ты смог подготовиться к большому производству. Этот подход, что я применяю при выделке железных печей, позволяет их делать быстро, много и дешево. Думаю, что касательно оружия его тоже можно применить.

– Разумеется. Я уже даже прикидываю как что можно разделить.

– Главное держаться принципа: один человек – одно дело. Максимально простое, насколько это возможно.

– Понимаю.

– Единственное… я бы очень хотел, если бы ты, готовясь к большим заказам, обратил внимание на взаимозаменяемость деталей.

– Что сие?

– Это когда берешь десять твоих путь будет фузей. Разбираешь их до винтика. Перемешиваешь их детали. А потом собираешь обратно и получаешь опять десять добро работающих фузей. Без подгонки.

– Такое возможно?

– Безусловно. Достигается оно очень просто и сложно одновременно. Берем добрую фузею, которую ты собираешься делать. Каждую деталь ее тщательным образом обмеряем. Вдумчиво. Перепроверяя по несколько раз. Возможно и несколько десятков раз. После чего делаем лекала да прочие меры, по которым работники станут на местах проверять детали при изготовлении. Также надобно, чтобы, принимая эти детали, их также проверяли, откидывая в брак те, что, не проходят такую проверку. И все.

– А что такое дает? Это ведь лишние траты.

– Если все наладишь, то траты даже сократятся, ведь подгонять при сборке не придется. А это не самый быстрый и не самый дешевый труд. Кроме того, это позволит тебе обойти и голландцев, и прочих. Ведь ты сможешь царю поставлять не только оружие, но и запасные части не требующие подгонки. Значит полковые и крепостные мастерские смогут быстро все ремонтировать. И если из Москвы еще на ремонт можно целую фузею в Тулу отправить, то из Новгорода или Казани уже это сложнее. А из удаленных острогов и подавно. Как ты понимаешь – перебить этот ход вряд ли кто-то сможет.

– Да. – чуть подумав, ответил Демидов каким-то механическим голосом, ибо оказался уже погружен в свои мысли. – Без всякого сомнения.

– И да – я бы советовал и промеж разных образцов все что можно так же менять без вреда. Те же винты…

И дальше Алексей погрузился с собеседником в такую увлекательную вещь, как стандартизация и унификация. В комплексе. Касаясь этого как явления, совершенно не знакомого в местных реалиях.

Понятное дело – сам он также был в подобных производственных вопросах не сильно сведущ. Но слышал и понимал о важности этих вещей, оттого и старался донести. И даже давал авансы, что будет стараться через отца ввести в России этакий Государев стандарт – ГОСТ, то есть, утвердить единообразие, например, крепежей…

На этом их общение не закончилось.

Никита Демидов провел еще неделю в Москве, каждый день встречаясь с царевичем и проводя по несколько часов. Общаясь. Много общаясь. И пару раз даже ходили по мануфактуре, заглядывая буквально «под каждый кустик», следствием чего, кстати, стало определенная оптимизация производства. Тульский мастеровой поделился своими решениями по организации труда в здешних реалиях. А в последний день, перед отбытием домой, Демидов спросил, доставая из-за пазухи сложенный вчетверо листок:

– Алексей Петрович, что сие? Намедни купил у торговых рядов.