Текст книги ""Фантастика 2024-83". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

Соавторы: Андрей Дай,Андрей Буторин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 71 (всего у книги 299 страниц)

– Али в Перми не справятся?

– Суровые там места. Людей мало и еды. А под Курском да Белгородом – благодать. Еда на полях, руда под ногами, да и уголек – совсем недалече.

– И куда же столько чугуна? Залиться им что ли?

– Товаров делают из него много. И все уходит. И уйдет. Частью у нас тут среди людей. Частью в Персию. А частью и в дальние дали. В ту же Африку. Она же необъятная. Там народа – как несколько десятков держав наших. Да-а-а. Так что спрос есть, ежели цены не задирать. Ну и передел. Его требуется столько, что ух! Слышал ли? Корабли государь из него делать мыслит. Пока – набор лишь. Но и там – десятки, сотни тысяч пудов надобны… Царевич сказал, коль с дорогой той справимся – создаст с нами на паях кумпанство. И подскажет как ту руду добыть. Там ведь хитро надо и без его машин огненных – не совладать. Глубоко копать надо, а там вода. Без них – не откачать.

– Ты ему веришь, – кивнул визави. – А нам то с чего? Мы для него – враги. Сатанисты.

– Не дури, – нахмурился Демидов. – Али мало тебе, что после Рождества собор поместный Аввакума мучеником признал, а Никона анафеме предал?

– Это слова…

– Ни разу я не слышал, чтобы Алексей Петрович слово свое нарушал. Да и не слова это, а дело. Али и правда в тебе бесы сидят?

– За языком то следи! – вскинулся собеседник.

– Так и ты дурь не мели! Он предложение сделал. Нам решать. Я-то обоими руками – за. Но без тебя мне браться не резон. Людей нет. А те, что есть – все при деле с головой. И еще столько же надо. Подумай. Поговори со своими. А ежели кто еще удумает – и тех устроим.

– И где кровью подписываться? – усмехнулся собеседник.

– Я тебе про шутку с негрой не зря сказал, – серьезно произнес Демидов. – Знал к чему сведешь. Ты слишком предсказуем.

– Неужто ты мыслишь, что я дьяволу душу продам?

– Алексей ищет мира. Ты – войны. Причем войны пустой и дурной. Словно одержимый. Я почему у тебя спрашивал про бесовский напиток? Али не понял еще? Потому, что это просто кто дурости в голову твою втемяшил, да теперь – хоть с головой ту дурь снимай. Обманом и ложью тебе дурь вложил. Ибо тот и символ веры отрицает, и лишь к злобе ведет пустой. А кто у нас Отец лжи? Что молчишь? Ты думай… думай… Царевич сделал все, чтобы прекратить раскол. Со всей душой к вам повернулся.

– Ишь! Со всей душой.

– Я не хочу тебя пугать или угрожать. Но ты совершенно не знаешь Алексея Петрович. Плюнь ему в душу и тебе станет очень стыдно, когда ты предстанешь перед Богом.

– Ты серьезно? Да и когда это еще будет! – хохотнул визави.

– Вот сегодня плюнешь, а завтра предстанешь…

Демидов не шутил.

Даже его взгляд как-то изменился. Стал печальным что ли. И каким-то настолько нехорошим, что собеседник осекся и как-то напрягся.

– Все так плохо?

– Хватит. Просто остановитесь. Не доводите до греха. Терпение царевича не безгранично. А уж если его понесет – причуды Петровы вам детскими забавами покажутся…

Глава 2

1707 год, апрель, 22. Москва

Царевич шел вдоль шеренги монахов и всматривался в их лица. Спокойные. Решительные. Никто не отводил взгляда, но и явно не демонстрировал вызова. Но главное – в глазах читался ум.

Перед ним стояли не тупые солдафоны.

Отнюдь, нет.

Все они имели некоторое военное прошлое, как ему сообщили. Выправка давала о себе знать. Нормально владеть нормальной боевой шпагой или саблей, без крепкой спины попросту невозможно. Поэтому Алексей уже наловчился выхватывать взглядом тех, кто действительно что-то мог в фехтовании. И тут стояли именно они…

Сотня человек.

Они на глазах Алексея построились четко и слажено, подчиняясь командам кряжистого монаха лет шестидесяти. Такой взгляд, повадки и движения можно было бы ожидать от матерого полевого командира, прошедшего много тяжелых кампаний. Язык жестов прямо вопил об этом. Орал. Отчего в одежде простого мастерового он выглядел весьма карикатурно. Словно лев в слюнявчике.

– Вы будете жить здесь, – начал Алексей на латыни, – в казарме на территории учебно-тренировочного полигона. Ни с кем сторонним в разговоры не вступать. Территорию не покидать. В Москве шпионов – что на собаке блох. А ваше нахождение здесь – тайна. Вопросы?

Тишина.

– К вам будет приставлен вот он, – указал царевич на зама Герасима. – Он знает латынь. Ему поручено обеспечивать вас всем потребным. Если что – к нему, – указал парень на самого главу лейб-кирасиров. – Он немой, но язык жестов знает. И отвечает за вашу подготовку. Вопросы?

– Как мы с ним будем общаться? Мы языка жестов не знаем. – спросил кряжистый священник, стоящий над учебной группой.

– В боевой обстановке не всегда есть возможность говорить, чтобы не выдать себя. Поэтому язык жестов вы будете изучать. Впрочем, если возникнет необходимость – просто обратитесь. Герасим немой, а не глухой. Найдет способ понять и решить вопрос.

Священник кивнул.

– Если все понятно, прошу проследовать в казарму и переодеться. Для всех вы должны выглядеть как один из отрядов лейб-кирасир на учебе. Поэтому внешне вам надлежит им соответствовать.

Алексей сделал отмашку.

И монахи, подчинившись командам их командира, перестроились в колонну по двое. И двинулись к казарме.

Царевич же обернулся к остальной делегации иезуитов. Несколько секунд их рассматривал. А потом обратился к их руководителю:

– Прошу за мной. Остальные подождут в приемной зале.

Через полчаса они уже с удобством расположились в кабинете царевича.

– Почему здесь?

– Здесь сложнее всего нас будет подслушать.

Гость кивнул, принимая ответ.

И достав из-за пазухи небольшое письмо протянул его Алексею.

– Это мои личные рекомендации.

Парень достал перчатки из каучука и маску из него же со стеклами окуляров и угольным воздушным фильтром в жестяной коробочке.

Надел их.

Осторожно принял письмо.

Осмотрел.

Вскрыл ножиком для бумаги. Над подносом. Проверил на наличие чего-то сыпучего. Но на черный поднос ничего не просыпало. После чего он прочитал послание. Держа его на вытянутых руках.

Закончил.

Положил на поднос. Куда ранее он сложил и ножик для бумаги, которым его вскрывал. Туда же бросил перчатки и маску…

– Вы полагаете мы хотели вас отравить? – спросил иезуит, что внимательно наблюдал за этой процедурой.

– Доверяй, но проверяй. – пожал плечами Алексей. – После стольких покушений глупо пренебрегать предосторожностью. А зная, кто наш враг и подавно.

– Раз вы так серьезно к этому вопросу относитесь, мне хотелось бы поговорить с вами откровенно. Насколько это, конечно, возможно между наследником сильный державы и скромным монахом.

– Вы верно шутите. – улыбнулся царевич. – Хотите сказать, что ко мне на переговоры отправили скромного монаха? Да еще с рекомендательным письмом, написанным собственноручно Папой? Я рад вашему визиту, но, не думаю, что эту встречу нужно начинать с лукавства. Генерал ордена вряд ли бы приехал. Он на виду. И его визит вызвал бы массу ненужных вопросов. Учитывая щекотливость момента ко мне должен был прибыть кто-то из фактического руководства ордена, но тот, кто не на виду.

Собеседник мягко улыбнулся, промолчав.

– Разве я ошибся в моих рассуждениях?

– Нет. Но при всем при этом я остаюсь скромным монахом.

– Я не так хорошо знаю латынь, чтобы читать между строк. Если хотите откровенность, то представьтесь.

– Я не могу оглашать свой статус перед непосвященным. Достаточно того, что я действительно вхожу в руководство ордена и наделен самыми широкими полномочиями. Вполне подходящими для того, чтобы вести с вами переговоры.

– До меня доходили слухи, что у иезуитов есть публичный генерал, который на виду, и истинный, который находится в тени. Это как-то связано?

– Слухи? И кто же их распространяет? – излишне холодно поинтересовался визави.

– Откуда мне знать? До меня доходит лишь эхо. – пожал плечами царевич. – Впрочем, это как-то меняет дело?

– Нет.

– Благодарю. В принципе мне этого достаточно. А зачем ордену такая конспирация? В конце концов, если это узнал я, человек со стороны, то это не является значимым секретом. Ну а дальше дело времени, чтобы вычислить персоналии.

– Как я уже ранее произнес, к огромному сожалению, мне нельзя обсуждать такие вещи с непосвященным.

Немного помолчали, изучая друг друга.

– Кофе? Чай? Может быть что-то алкогольное? Могу предложить отличный медицинский спирт.

– Зачем вам все это? Я знаю, что про нас думают на Руси. У вас слово «иезуит» бранное. И в чем-то такая оценка с вашей стороны справедлива. Для вас мы – враги. И вы обратились к нам с предложением помощи. Это странно. В высшей степени странно.

– Не враги, но противники.

– Теперь вы со мной играете в слова.

– Зло есть зло. Большое, маленькое, среднее. Какая разница? Зло трудно измерить. Его границы размыты. И если надо будет выбирать между одним злом и другим, я не буду выбирать вовсе… Красивые слова, не правда ли? Жаль, что в жизни так нельзя.

– Вы считаете нас злом?

– Мне не нравится католичество. Кесарю кесарево. Этот принцип нарушен. Что влечет за собой многие беды.

– Мы разве на богословском диспуте? – повел бровью иезуит.

– Нет. Но вы спрашиваете. Да, для меня католичество – зло. Меньшее, чем протестанты, но зло. А вы – его клинок. Изначально и в основном он не обращен против нас, но… И да, я понимаю, чтобы победить дракона, нужно завести своего собственного. Но сходство вашего ордена с теми, ради кого мы сейчас тут беседуем, невероятно. Чем отличается волк от волкодава? И там, и там – четыре ноги, мощное тело, крепкие зубы. В сумерках порой и не разобрать кто где. Только один режет овец, а второй волков. Но овец резать легче и вкуснее. Соблазн велик. А человек слаб. Не так ли?

– Волки и волкодавы… – медленно произнес, словно пробуя на вкус эти слова, иезуит. – Что схожестью своей, словно братья. Интересно. Но вы все же выбрали нашу сторону. Почему?

– Волков стало много. Слишком много. И я не мог оставаться в стороне. Потому что сначала съедят вас, а потом придут за мной. Или моими наследниками.

– И поэтому ты подсказал Людовику XIV как лучшим образом высадить Джеймса Стюарта? – улыбнулся иезуит.

– Вам это известно? Откуда?

– Слухи. Всего лишь слухи. До нас доходит лишь эхо. – развел руками собеседник.

– Понимаю… – кивнул Алексей. – Тот факт, что вы сюда приехали, говорит о том, что мои подозрения не беспочвенны?

– Это так. Если бы не жадность Филиппа Красивого, орден тамплиеров был бы уничтожен. Выжгли бы как заразу. Но он сломя голову бросился на приманку – на то, что положили перед его носом, из-за чего упустил часть важных людей, казну и самые ценные документы. Ордена тамплиеров давно уже нет. Но есть его наследники. Их круг достаточно узок и практически никогда не превышает полсотни человек. И вы правы – наш орден связан с ними. Отринув соблазны Лукавого шесть человек некогда ушли оттуда, встав на защиту папскому престолу. Вот из них и сформировался наш орден.

– Святой Игнатий?

– Да, но не только он. Впрочем, наши дорожки с ними давно разошлись.

– Так уж и разошлись?

– Ну как сказать… мы вынуждены идти рядом, чтобы противостоять. А дела они начали большие. Да… Переждав бурю, они начали продвигать на самые вершины церкви мужчин, склонных к разврату, желательно противоестественному, к алчности и способных к ярой показной набожности. Это оказалось несложно. Тут подарок или взятка, там помочь в щекотливом деле. И вот уже нужный человек примеряет кардинальскую шапку. Хуже того – он набожен. Напоказ. На деле же… – иезуит махнул рукой. – Курия стала разлагаться на глазах. Это вызвало закономерное раздражение паствы. Чем они и воспользовались, ради чего и старались. Этим несложно было воспользоваться. Даже если бы они просто стояли в стороне – полыхнуло бы. Мне не известно был ли из их рядов тот же Ян Гус, но это и не важно. В таком деле наоборот лучше использовать истово верующего человека, чистого в делах своих перед людьми.

– В темную?

– Да, разумеется. Просто помочь. Дать денег. Свести с нужными людьми… Дальше оно само закрутится. И закрутилось. Тот же Мартин Лютер тоже не был человеком из них. Просто озлобленный продажей индульгенций и лицемерием курии проповедник, которого направили и которому помогли. Исподволь. Как в Эдемском саду. Ведь Лукавый не заставлял Еву есть яблоко с древа познания. Лицемерие, лесть и ложь… они порой бывают очень правдоподобны.

– А эти индульгенции… Святой Престол ведь их давно продавал. Отчего же поначалу на них спокойно реагировали, а потом словно взбесились?

– Так их продавали очень осторожно. А потом очередному Папе захотелось построить блистательный собор, который бы затмил Святую Софию. На это требовались деньги. Много денег. Очень много. Курия же уже в немалой степени разложилась и средства, собираемые через десятину и пожертвования, разворовывались с удивительной наглостью. Вот кто-то Папе и подсказал как найти средства для собора. После чего и началась массовая продажа индульгенций, оголтелая симония[167]167
  Симония – продажа должности в церкви за деньги.


[Закрыть] и прочие дурные вещи, в том числе и совсем уж открытый разврат все сильнее и сильнее склонявшийся в противоестественные формы. Какое удачное совпадение, да?

– В содомию?

– Да, но не только. Впрочем, я не хочу погружаться в этот вопрос. Мерзко.

– А кто из деятелей реформации точно был из них?

– В основном все те, кто на виду, использовались в темную, чтобы ими не жалко было пожертвовать. Но случались и исключения. Например, Ульрих Цвингли. Он доставал на борьбу со Святым Престолом совершенно невероятные суммы. Играючи. Сто тысяч флоринов? Полмиллиона? Миллион? Больше? Это для него не было проблемой. Вынимал их словно из какого-то чертова сундука и пускал в дело. Через что его и вычислили, а потом и ликвидировали. С тех пор они стали осторожнее.

– Вы плоть от плоти. Знаете, все про их методы. И я не понимаю, почему они до сих пор живы?

– Потому что нам не известно главное – их имена. Кое-кто из их лидеров иногда становится нам известен. Но это не существенно. Потому что они организованы на совершенно ином принципе. У нас строгая иерархия.

– С дублированием управления.

Иезуит улыбнулся, проигнорировав это замечание, и закончил свою фразу:

– А у них – рой.

– Мне показалось, что россыпь маленьких кланов.

– Да, именно так. Только они редко состоят из кровных родственников. Иначе их вычислить было бы слишком легко. Даже по наследству от отца к сыну членство не всегда передается.

– Хм… прямо как мафия…

– Что?

– Мафия – это организованные преступные группировки. Их объединяет, как правило, общность интересов и, частенько, происхождение… землячество.

– Да, да, – покивал иезуит. – Примерно так.

– Эти кланы враждуют между собой?

– А как же? Такова их… хм… волчья природа. За добычу, как правило. Но если можно больно ударить Святой Престол – они объединяют усилия. Ненадолго. Они вообще весьма склочные. Только это нас и спасает.

– Меньше пятидесяти человек разделенные на маленькие кланы. И это на всю Европу. Звучит не реалистично. Мне кажется, что вы недоговариваете.

– А их много не нужно. Их сила – шантаж и деньги. У них на многих влиятельных людей есть своя папочка. Прямо как у вас. – лукаво улыбнулся иезуит. – Через что они вынуждают их сотрудничать и делать то, что нужно им. А, чтобы жертва не пыталась соскочить с крючка, не жадничают, подкидывая ей денег. Кнут и пряник. Это сочетание хорошо действует.

– Отсюда их погоня за высокой нормой прибыли?

– Разумеется. Как угодно, что угодно – лишь бы побольше денег хапнуть. Они на все пойдут ради денег – на любое преступление. Для них деньги – это жизнь, это кровь, это воздух. Потеря денег для них смерти подобна. Часто они загребают жар чужими руками, используя посредников. Они ведь понимают, что делают нередко дурные дела, за которые могут и спросить.

– Как с деятелями реформации?

– Да.

– И почему за столько лет они еще не сумели взять на крючок ваш орден?

– Пытаются. Постоянно пытаются. Хуже того, нам регулярно поступают предложение – вернуться. Превратившись в самый мощный клан с ролью этакого третейского судья. Через что они хотят подчинить финансы Святого Престола.

– Банк Ватикана… – покивал Алексей. Там, еще в прошлой жизни, он узнал, будучи студентом, о том, что эта организация является самым крупным инструментом в мире по отмыванию денег и проведения серых сделок.

– Мы его так не называем.

– Это меняет суть?

– Нет. – улыбнулся иезуит. – Пока мы держимся. Но что будет дальше? Через пятьдесят лет? Через сто? Соблазны велики и Лукавый умеет их подавать.

– И тут появляюсь я.

– И тут появляетесь вы, – снова улыбнулся иезуит. – Откуда вы узнали о замке де Бомануаров?

– Это элементарно.

– Учитель музыки?

– Да. И, признаться, меня это бесит. Мои подчиненные проявили излишнее рвение. И обрушили французскую агентуру в Москве. Это было так глупо, так непрофессионально, впрочем, сделанного не вернуть.

– А он откуда знает?

– Он уже немолодой человек и давно служит Кольберу. Опытный убийца. И ему дважды почти удалось сделать порученное дело, несмотря на все мои меры предосторожности. Специально для его выявления я даже разыграл небольшой спектакль, вынудив его начать нервничать и постараться спешно покинуть Москву. Через что вскрыл и его, и всю французскую сеть. Но в процессе, еще до накрытия сети, произошло самое интересное. Пришел приказ на его ликвидацию. Ее начали готовить. Свои же. Почему? Не хотели платить? Бред. В отношении «верных псов» так не поступают, можно разом утратить лояльность подчиненных. Тогда почему? Я его взял. Разговорил. И узнал причину. Он в свое время участвовал в одной операции и случайно узнал то, чего не следовало про тот замок. Хотя он, правда, и сам толком не знает, что там хранится. Но сопоставить факты и прикинуть что к чему оказалось несложно.

– И почему же человека, который слишком много знал, отправили сюда?

– Вероятно эти обстоятельства еще не прояснились, когда его отправляли. Либо отправлял его человек, не посвященный в подобные дела. Насколько мне известно, приказ о ликвидации отдавал не Кольбер. Он то как раз хотел его вытащить во Францию и после попытки его ликвидации приказал затаиться.

– Допустим. – кивнул иезуит. – Что вы хотите за помощь нам?

– Чтобы волки не пришли в мой дом.

– Само собой. Но любая услуга должна быть оплачена. Мы, как вы выразились, противники, но иногда нам все же придется работать сообща. Вы ведь понимаете?

– Понимаю. Но я не знаю, что у вас просить. Мы ведь противники. Попросишь людей, так там через одного будет ваш агент. Денег? Да они у нас есть. И лишнего нам не надо. Сведений? Так вводить в заблуждение в своих интересах станете. Что ни возьми – все с сюрпризом.

– Так уж и нечего попросить? Неужели у вас нет никаких задач, которые такая организация, как ту, что я представляю, сможет решить?

– Если я попрошу вернуть нам западную Русь, вы ведь не согласитесь? – улыбнулся Алексей. – А если и согласитесь, что чего будут стоить наши договоренности хотя бы через месяц?

– Вы думаете это в наших силах?

– Речь Посполитая наводнена иезуитами, которые ведут серьезную работу по созданию из нее Анти-России. А нам на границе такая головная боль не нужна. И мы ее в любом случае ликвидируем рано или поздно. Несмотря ни на что. Это вопрос нашего выживания.

– И вы хотите, чтобы это случилось как можно раньше?

– И как можно меньшими трудами…

Разговор закончился.

Иезуит удалился. Алексей же еще долго сидел и обдумывал беседу…

– Теории заговоров, конспирологии, рептилоиды… – тихо пробурчал он, подводя некий итог. – А на деле обычные ОПГ. Ну хорошо, не обычные. Но так даже интереснее. Даже религиозный соус, которым они обмазаны, и тот жиденький. Бабло и влияние. Все так банально… Люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… только квартирный вопрос их еще не испортил…

Глава 3

1707 год, май, 18. Где-то под Белгородом – Белгород

Ярко светило солнце, повисшее в зените.

Отчего в воздухе чувствовалась крайняя духота. Парило. После вчерашнего ливня активно испарялась влага.

Татары медленно ехали вперед, стараясь держаться травы вдоль дороги. Слишком уж недружелюбной выглядела грунтовка. На ее грязи копыта их лошадей регулярно разъезжались. Да и по траве поспешать не было никакой возможности. Очень ух глубоко уходили лошади.

Приходилось идти шагом.

Осторожно.

Постоянно крутя головами и прислушиваясь. Все-таки передовой дозор – это дозор. Можно легко нарваться на неприятеля…

С начала весны турки все-таки решились на активные полевые действия. Их десятитысячный корпус, перезимовал у казаков. И, по весне, получив подкрепление из Крыма, начал наступление. Гетман сумел выставить только восемь тысяч человек. И то – с огромным трудом. После крайне неудачной для Варшавы кампании прошлого года дурных голов поубавилось. Хан – и того меньше, всего шесть тысяч. Так что союзное войско не отличалось каким-то особым могуществом, не дотягивая даже до тридцати тысяч.

На южном направлении у русских имелось около тридцати тысяч пехоты и семь с гаком кавалерии. Во всяком случае – именно такими сведениям в Киеве и располагали на момент начала кампании.

Наступать на превосходящего противника на первый взгляд казалось глупостью. Тем более превосходящего тебя в вооружении и выучке. Но был важный нюанс, который вселял в союзников серьезную надежду. Дело в том, что все эти силы русских были размазаны на широком фронте – от Брянска до Азова.

Собственно, одна пехотная дивизия стояла в Азове, прикрывая этот участок и нависая над Крымом. Из-за чего хан так мало войск и выставил. Свои земли он не мог бросить на произвол судьбы. Вторая дивизия располагалась в Брянске, третья – в Курсе, последние две – в Белгороде. Разумеется, с соответствующими средствами усиления. Каковых полагалось на каждую такую дивизию по артиллерийскому полку, полку улан и два полка карабинеров.

План турок был прост.

Они хотели ударить по Белгороду раньше, чем туда успеют подтянуться войска из Курска и Брянска. Потом вынудить те отойти на север. Развивая этот успех привлечь еще казаков на свою сторону. И с их помощью выйти к Воронежу, перерезая коммуникации Азова и Керчи.

Пока суть да дело… пока Петр развернет войска Северной русской армии на юг Керчь уже падет, лишенная подвоза припасов. Да и Азов, вполне возможно. А та дивизия, что располагалась в устье Дона, вынужденно отступит на север – к Воронежу или за него. Что откроет возможность для широкого вторжения крымских войск с выходом в русские тылы… Их турки планировали использовать также, как обычно и применяли во время войн с Габсбургами. Фронт ведь очень сильно растягивался и, утратив инициативу, Петр будет вынужден пытаться купировать прорывы. Гоняя свих солдат туда-сюда.

Тем временем, по замыслу союзников, должны были оправиться поляки, стремясь если не разбить, то сковать как можно больше русских войск… растаскивая их силы… и стачивая…

Претворяя этот план в жизнь, союзники сорвались с насиженных мест, сразу как смогли. И продвигались вперед самым стремительным образом, упредив объединение сил русских.

Получалось, правда, не очень.

Весна в этом году удалась дождливой. Из-за чего по раскисшим грунтовым дорогам не получалось выдерживать требуемых темпов. Но союзники не переживали. Ведь русские находились в аналогичной ситуации. И главное – упредить их, а уж быстро это произойдет или медленно – не так важно…

Передовой дозор татар минул почти минул небольшой лесок, когда из-за деревьев появились карабинеры. Полсотни. И пошли на сближение.

Преимущество было на их стороне, поэтому татары отвернули. И раз на раз встречала не сулила ничего хорошего. А тут против их трех десятков – пять.

Но, отвернув, они увидели, как с другой стороны леска выехало еще полсотни. Также спокойно. И также направились к ним.

Никаких скачек.

По раскисшей земле это было в высшей мере глупостью. Поэтому это все маневрирование выглядело чем-то вроде морского боя. Медленное такое, вязкое, неспешное.

Татары отвернули на юг. В степь.

Русские карабинеры на сходящихся курсах начали преследование.

И расстояние с каждой минутой сокращалось. Более крупные и сильные кони давали о себе знать.

Минута.

Пять.

Десять.

Пятнадцать.

Раздались первые выстрелы из карабинов.

В основном в пустоту. Куда-то туда. По скученно отходящей группе всадников. Хотя один из дозора все же упал.

Еще несколько минут.

Стрельба усилилась.

Татары отвечали стрелами, но стрелять на ходу назад прицельно – та еще задача. Да еще в ситуации «конного джиппинга[168]168
  Джиппинг – экстремальная езда по бездорожью на автомобилях повышенной проходимости.


[Закрыть]», когда мотыляло в седле весьма немилосердно и не так ритмично, как на рысях или галопе. Только самые искусные лучники были способны на такое. Хотя кровь пролить они тоже смогли. Не убив, впрочем, а ранив одного всадника.

Еще пара минут.

И из-за балки появился более крупный отряд всадников. Татар. Сотен пять. Совсем недалеко. Видимо тоже обходил раскисшую после дождя дорогу по степи. Что вынудило карабинеров отвернуть и уже самим уходить.

Вяло.

Медленно.

Как и все в этой грязи…

Такие эпизоды происходили регулярно. От самого пограничья. Поначалу пробовали за ними бросаться в погоню. Но догнать не могли. А если преследование затягивалось, то почти всегда их встречали более крупные силы. Что совсем никуда не годилось…

Поэтому русских не пытались преследовать. Просто пошли следом, стараясь держать на виду. Чтобы не дать им организовать новую засаду.

Прошел час.

Чавкающая под ногами земля медленно проматывалась вперед.

Карабинеры спокойно отходили. Без спешки и суеты.

Татары все также следовали за ними.

Вот русские минули очередной лесок. Небольшой. Скорее и не лесок, а островок вокруг верховья оврага, заросший преимущественно кустарниками, чем деревьями.

Минут через пятнадцать следом мимо стали проходить и татары. Тот самый большой отряд из авангарда – сотен в пять бойцов.

Мгновение.

И кусты на опушке ожили, начав отваливаться в разные стороны. Открывая замаскированную батарею 6-фунтовых пушек. До которых было едва ли шагов триста или около того.

Несколько секунд.

И раздался переливчатый залп. Грохот. Но такой ладный, словно барабанные палочки что отстучали чудовищное.

Это расстояние было предельным для обновленной ближней картечи. Поэтому орудия угостили татар средней.

Мгновение.

И по всадникам словно шквалистым порывом ветра ударило по лесу, что срывал листья с деревьев. Вон как посыпались люди. Да и лошади взбесились. Крупная картечина – это не фунт изюма. Вещь внушительная и убедительная.

Татары замешкались.

Закрутились.

Слишком неожиданным и шоковым оказался этот удар.

Русские карабинеры тем временем развернулись и двинулись на них в контратаку. Опять-таки – шагом. Из-за хлябей иначе никак. Да и из-за этого леска-островка стали аккуратно выходить основные силы их полка.

Тридцать секунд.

И новый залп батареи.

И вновь татары посыпались на землю.

Замешательство прошло. Началось бегство. Паническое. Потому что с двух залпов артиллеристы «ссадили» почти две сотни человек из пяти сотен.

Но куда им бежать-то? По этим говнам.

Да, погоняли лошадей. Стегали их ногайками. Но скорости это сильно много не добавило.

Новый залп.

И еще один.

И еще.

Напоследок, шестым залпом, артиллеристы ударили дрейфгагелями. И каждое их попадание было хорошо видно. Считай маленькое ядро прилетало.

Карабинеры, впрочем, лишь обозначали атаку.

Вступать в долгую погоню за беглецами в их планы не входило. Так что, добив раненых супостатов и собрав трофеи, они начали отход на новую позицию. Как раз вслед за артиллеристами, максимально быстро собравшимися.

Командир полка же удовлетворенно хмыкнул, глядя по учиненное побоище. Артиллерийская засада была отработана на практике замечательно. Вон – только один человек ранен. В остальном размена считай и не произошло…

* * *

Алексей чувствовал себя крайне неуютно.

Впервые в этом мире и в этом теле он удалился настолько далеко от столицы. И сам бы не поехал. Ему больше нравилась та жизнь – городская. Бегать же по полям он не любил.

Умел.

В прошлой жизни довелось. Нередко с бойцами забирался в удивительные дебри. Даже в Васюганских болотах побывал, будь они не ладны. Но удовольствия от подобных полевых выездов не испытывал ни там, ни тут. Тем более таких далеких.

Впрочем, выбора у него нет.

Отец уже отбыв в расположение Северной армии отдал прямой письменный приказ – оставить Москву на доверенных лиц и отправиться к Южной армии. Приняв формально над ней командование.

Петр Алексеевич посчитал, что 17 лет – вполне подходящий возраст, чтобы выгулять наследника где-нибудь на поле брани. Чтобы, присутствуя при армии в кампанию, он набирался опыта и авторитета.

Царевич не видел в этом никакого смысла. Но ослушаться прямого приказа отца не решился. Тем более отданного в такой форме, что и как-то внятно оспорить его не получилось бы. Отец далеко. Письма ходят медленно. Пока что-то получится выяснить – уже и осень на носу. А он выходит трус. Ведь иным такой поступок военная аристократия и не окрестит…

Ребячество.

Но такова се ля вя. И Алексей, тяжело вздохнув, отправился на юг – в Белгород. Туда, где заправлял делами Борис Шереметьев и в прошлую кампанию, и в эту. Формально теперь над Южной армией встанет царевич, но по сути мало что изменится…

Алексей вышел на крыльцо и поежился.

Дождь не шел.

Просто сырость. Слякотно. Душно и как-то липко что ли.

Хорошо хоть небо очистилось, распогодилось, и были шансы на то, что солнышко за день-два просушит округу.

Чуть-чуть постоял.

Подышал.

И вернулся обратно в особняк. Скромный в общем-то и довольно тесный. Во всяком случае – после Воробьева дворца.

С ним в расположение штаба армии прибыло шесть конных полков – три колымских и три башкирских. Все выучены и укомплектованы по уланской службе. И даже числятся таковыми.

А со стороны Курска подходила дивизия, что там стояла.

Брянская тоже двигалась, перемещаясь в Курск. Но по замыслу должна была оперировать самостоятельно. А он – Алексей Петрович, основными силами, перейти в наступление и склонить неприятеля к полевой битве…

И грустно, и смешно.

Царевич чувствовал себя здесь явно не в своей тарелке. Алексей Петрович вообще мыслями находился очень далеко отсюда. Там – в своем рабочем кабинете. Тут же, как ему казалось, он просто бесполезен и впустую тратит свое время.

Хотя… во всем этом был свой резон.

Можно было дать той системе, что он за эти годы выстроил, повариться в собственном соку. Деградировать в какой-то степени. Перекосится. Разбалансироваться. С тем, чтобы позже сделать работу над ошибками.

Да, оставлять ее на столько месяцев дела было страшно. Слишком многое было шито белыми нитками и могло попросту развалиться. Но он гнал от себя эти мысли. В конце концов без него как-то жили… Да и отдыхать надо. Считай отец отправил его в отпуск в роли свадебного генерала. На юга. Жаль только удобств тут не было никаких – практически отдых дикарем. Там-то, в Москве, он уже сумел обеспечить себе довольно высокий уровень комфорта. А тут…