Текст книги ""Фантастика 2024-83". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

Соавторы: Андрей Дай,Андрей Буторин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 299 страниц)

Новый взмах руки.

И всадники медленно повели лошадей. Давая им отдышаться. Ведь после долго и напряженной скачке просто останавливаться – опасно. Можно загубить животных.

Пики бойцы оставили на мишенях, поэтому сейчас они им не мешали. Эти мишени, кстати, атаковали сначала пиками, а потом саблями. Но не маховыми ударами, а удерживая их для укола. Понятно, для сабельной атаки такой прием малоэффективен из-за изогнутого клинка. Но Алексей готовился их перевооружить легкими палашами. К чему и готовил… И если клинковое оружие оставалось в руках после атаки, хоть и частью повисало на темляке, вырываясь из рук, то пики в таком случае на сшибке оказывались одноразовыми…

На краю Ходынского поля толпились зрители.

Кто-то так стоял.

Кто-то на санях или даже на крыше возков.

Кто-то верхом.

У некоторых имелись в руках зрительные трубы. В первую очередь, конечно, у иностранцев из Немецкой слободы, которые очень внимательно изучали маневры. Особенно иноземные офицеры, каковые в Москве присутствовали в изрядном количестве. И саксонские, и мекленбургские, и датские, и английские, и из Польши да Литвы, и прочие. Даже шведские. Турецкие представители, разумеется инкогнито, тоже были. И они также не упустили возможность поглазеть.

Ради чего, кстати, эти маневры тут и проводили.

Иначе бы Алексей предложил отцу их вывезти в Кожухово, где, развивая традицию проведения маневров, весь 1700 год вдумчиво строили полноценный полигон. С полем, с крепостью, со всякого рода препятствиями…

Демонстрация на Ходынском поле явно прошла успешно. И уезжая Петр Алексеевич позвал сына в свой возок.

– Понравилось?

– Понравилось, – кивнул он. – Как быстро так можно подготовить таких еще несколько полков?

– Конский состав, отец. Все упирается в него. Будут кони подходящие – за год, максимум за два управимся. Ты же видишь в каком состоянии ногайские лошадки. Они такое насилие с трудом перенесли. Если бы после такого боя отходить – им конец.

– Персидские кони сойдут?

– Должны. Говорят, что они славные. Но их всего тысяча. Это два полка. Этот доукомплектовать, да еще один развернуть. Плюс небольшой резерв. Если все будет ладно – в этом году справимся. Впрочем, я бы не сильно обнадеживался. Там ведь еще выездка нужна. Лошадей приучить к строю. Это время. Да и наши помещики не рвутся в такие полки. Снова из литвинов верстать? Тут нужно подумать и посмотреть. Без спешки.

Петр покивал.

С доспехами Алексей не заикался, а царь и не спрашивал.

Опыты у Льва Кирилловича по ним продолжались. Достаточно простая в общем-то задача оказалась не такой уж и легкой.

Пудлинговое железо, даже после проката, получалось не такого уж и однородного состава. Да, сильно лучше обычного кузнечного передела. Да, из него получалось производить продукцию штамповкой на опытном прессе. Но брак… Много разрывов. А разогретые тонкие листы быстро остывали, давая заодно окалину, из-за которой усиливался брак.

Требовалось решить массу мелких, но важных технических трудностей. Ну и отработать закалку. Потому что тонкие листы вело, искажая их форму. Так-то пудлинговое железо не закаливалось – слишком низкое содержание углерода. Но это легко обошли. Просто помещая детали в железные ящики с угольной пылью и прокаливали без доступа воздуха. Алексей такой прием однажды видел в мастерских там, в XXI веке. А вот с закалкой… да… были сложности…

Так или иначе было ясно и самому царевичу, и царю, что они на верном пути. Хотя пройти его быстро и легко не получиться. Но перспектива получения много легких и дешевых доспехов кружила голову. Царь, несмотря на свое увлечение европейской военной практикой, их начал ценить после достаточно широко проведенных опытов. Защиту они давали далекую от ультимативной, но сильно снижая потери как от холодного оружия, так и частично от огнестрельного оружия. А пули и картечь даже на излете были довольно опасным аргументом…

С порохом все более-менее наладилось. Мануфактура Лопухиных показала свою эффективность, выпуская отменную селитру в приличных объемах. Вся Россия разом за год столько не выпускала всякой селитры, сколько одна довольно небольшая мануфактура. Поэтому царь в этом 1701 году решил выделить денег, людей и ресурсов достаточно для того, чтобы расширить производство и довести его до пятидесяти-шестидесяти тысяч пудов[69]69
  50000–60000 пудов это примерно 800–900 тонн.


[Закрыть] в год. Полностью закрыв тем самым потребности в селитре. Благо, что извести, древесины и торфа, которые являлись основным сырьем для этого производства, в державе хватало.

Заодно, побочно, получался и деготь, и древесный спирт, и сода, и много угля. Последний был очень важен для заводов Льва Кирилловича. Настолько важным, что в Ярославле задумали строить огромную угольную мануфактуру. По новой технологии. С пиролизом древесины в больших кирпичных печах, с побочным получением дегтя, древесного спирта и поташа с содой. Само собой, эта Ярославская мануфактура была отдана Лопухиным, равно как и две пороховые подмосковные. Также еще не построенные.

Мушкеты изготавливал Никита сын Демидов в Туле. Гарантировав выпуск десяти тысяч «стволов» в год, но он активно занимался расширением мощностей. И по прикидкам должен был удвоить выпуск в будущем 1702 году. Впрочем, даже десять тысяч мушкетов в год выглядели весьма впечатляюще, закрывая в известной степени потребности импортных закупках. Ну разве что оставляя на откуп импорту пистолеты и всякую специфику. До всего этого у Никиты руки прошло не дошли.

Пока не дошли.

Пушки мал-мало изготавливались на Пушечном дворе в Москве. Да, далеко не те, которые хотелось. И, быть может, не так быстро, как требовалось. Но изготавливали.

В воздухе висело только производство холодного оружия.

Серьезно висело.

Приходилось использовать что придется. Как такового единых образцов просто не имелось. Тесаки еще для Бутырского полка как-то изготовили. Но и то – со скрипом и весьма серьезными проблемами. Как таковых мануфактур по выпуску серийных клинков просто не имелось. А мелкие частные производства не только не справлялись с объемом, но и гнали изделия нередко весьма вариативного качества.

Что еще?

Обозы.

Здесь все было еще более неопределенно.

Царь хоть и заинтересовался идеями сына, но не спешил претворять их в жизнь. У него просто не хватало ни времени, ни сил для этого, ни людей, которым сие можно было бы доверить. Да и браться за выпуск повозок мало кто хотел. Поэтому со скрипом к началу 1701 года удалось организовать правильный обоз только для Бутырского полка. В остальных же творился хаос. Про унификацию колес с артиллерией и речи не шло…

Да, по сравнению с началом 1701 года в оригинальной истории, все было на порядок лучше. Но еще очень далеко от нормальной готовности к боевым действиям. Впрочем, Петр Алексеевич был доволен.

Эффект контраста – великая вещь.

Все эти бесконечные опыты, учения и маневры, на которых настаивал сын, позволили ему предельно ясно и отчетливо осознать ту степень ничтожности в которой прибывало его войско к 1698 году. И понять, почему крохотную в общем-то прибрежную крепость – Азов, им пришлось брать так долго и мучительно, собирая под ее стенами поистине грандиозную армию в семьдесят с лишним тысяч человек…

Петр с сыном укатили в Преображенское. Беседуя и планируя дела.

Алексею, несмотря на сопротивление отца, удалось отстоять свои интересы. И скинуть лишнюю нагрузку. Чтобы просто высыпаться по-человечески.

Дорогу, практически достроенную, отдали Корчмину. Конным полком занимался Меншиков, Леша туда последние несколько месяцев заглядывал хорошо если раз в неделю. Благо, что Александр Данилович прекрасно все понял и уже сам справлялся.

Для печной мануфактуры удалось найти толкового управляющего. С селитряной его участие требовалось минимальным. Даже для расширения, ибо она была построена по модульной схеме. Да, бесконечно масштабировать вряд ли получилось. Но довести до тысячи тонн в год было несложно. Тем более, что там Лопухины отдувались по полной программе.

Так что к марту 1701 года Алексей в основном учился, изучая языки, и вел научно-исследовательскую работу. В своих лабораториях да опытовых мастерских и переписываясь с Каширской лабораторией, созданной Львом Кирилловичем при своих заводах. Именно она и проводила опыты и изыскания, направленные как на улучшения пудлингования, так и на освоение штамповки. Царевич же, лишь поддерживая с ней активную переписку, старался направить ее в нужную сторону. Примерно. Ибо и сам не обладал профильными знаниями, опираясь лишь на кругозор, хорошее знание общей физики с химией, а также то, что он краем глазом видел на заводах в прошлой жизни.

Еще сельскохозяйственные станции.

Но они зимой много времени и сил не занимали. Да и вообще, к весне 1701 года Алексею удалось найти людей, которые в полях контролировали этих объекты. А он сам с ними находился в переписке.

Раскидался.

Вздохнул с облегчением.

И теперь делил с отцом это высвобожденное время…

Ромодановский же, после присутствия на маневрах, отправился к себе домой. Но поехал не один.

С гостем.

Татарским купцом, который прибыл в Москву ради, так сказать изучения рынка. Ну, не совсем татарским. Однако именно им он и представлялся.

– Война тяготит людей, – тихо произнес гость, когда остался с Ромодановским один на один.

– Война никогда не бывает легкой.

– Мы все от нее устали.

– Ты видел царя и царевича. Кто-то устал, кто-то этим живет. Вон, видел какой славный полк сверстали?

– Славный, да, – покачал головой собеседник. – Но разве торговля не выгоднее войны?

– Смотря какая война. Царь с сыном мыслят взять Царь-град.

– Мы же оба понимаешь, что это просто слова.

– Как знать? – лукаво прищурившись ответил Ромодановский. – Еще десять лет никто бы и помыслить не мог, что русский флот побьет турецкий. Да и не было того флота у нас. А ныне вон – под Керчью разгром полные устроили.

– Это случайность. Просто случайность. Никто не был готов к бою у нас.

– Война и состоит из случайностей. – пожал плечами Федор Юрьевич.

– Удача переменчива.

– Это верно. Сказывают, что она крайне ветряная девка. – кивнул князь-кесарь. – А все же запало тебе в душу игрища нашего нового полка.

– Запали. Но это всего один полк.

– Пока один. Да и солдатские ты не видел. Там не хуже.

– Мой великий государь ищет мира, не понимая смысла в этой войне. Ради чего мы деремся? Ради клочков пустынной степи? Какой толк в ней?

– Раз он ищет, так пускай и предлагает.

– Тогда он будет выглядеть просителем. Это урон его репутации.

– Боится, что его янычаре скинут? А? – едко усмехнувшись хохотнул Ромодановский. – Мы то своих всех извели. Стрельцов более на Руси и не осталось. Всех разогнали. Очень рекомендую.

– Шутки шутишь?

– Царевич открыто говорит, что янычары ныне – проклятье осман. И считает, что пока вы их не изведете, покоя внутреннего не получите.

«Татарский купец» внимательно посмотрел на собеседника.

– Я не хотел бы касаться этой темы. У янычар есть недостатки, но они много пользы нашей державе приносят.

– Да пожалуйста. Это ведь ваши дела. Мы для себя решили, что они нам даром не нужны. Впрочем, давай вернемся к желанию твоего господина. Он жаждет мира, но не хочет его предлагать, избегая выступать просящей стороной. Так? Отлично. Но неужели он мыслит, что мы, выигрывая войну, должны просить о мире?

– Было бы не дурно, но он не верит в вашу готовность к этому шагу, – вежливо произнес визави. – Мой великий господин предлагает найти кого-то третьего, кто бы выступил примирителем.

– Ты имеешь в виду нашего миролюбивого шаха?

– Быть может, – уклончиво ответил «купец». – Есть разные пути. В конце концов в Европе вскоре будет большая война. И в наших интересах вместо этой пустой драки попытаться заработать немного денег на драке этих, – махнул он рукой куда-то в сторону.

– Французы готовы вам заплатить? – чуть подавшись вперед, спросил Ромодановский.

– Еще год-два и много кто будет готовить заплатить. Вам за то, нам за это. Мы ведь оба понимаем, что вся эта шумиха, созданная Петром Алексеевичем, нужна не для войны с нами.

– Как знать? Впрочем, мы готовы подумать над вашим предложением. Осталось найти того, кто нас помирит. Но я бы сильно не спешил, если мы хотим заработать денег.

– Разумеется, – понимающе улыбнувшись, кивнул «татарский купец…»

Глава 4

1701 год, апрель, 25–26. Устье Дона – Москва

Адмирал Крюйс осторожно раздвинул тростник и окинул взором плес.

Выход из дельты Дона перекрывал османский флот.

Большой.

Восемнадцать линейных кораблей и шестнадцать галер, включая три большие. И что примечательно – все парусники несли больше шестидесяти пушек.

Казалось, что султан психанул и, собрав в кулак все свои боевые корабли, выдвинул их сюда. Казалось. Так-то адмирал знал – их часть блокирует Керчь. Что в какой-то мере хорошо, ибо в противном случае они тоже сюда пришли. Город-то уже окружили наспех сооруженными земляными редутами да люнетами. И теперь вдумчиво возводили «звезду» – мощную звездообразную крепость с толстенными, многометровыми каменными стенами.

Да – из известняка.

Но ты такие каменные массивы поди проковыряй. Тем более, что кладку производили на добротном известковом растворе, которые через пятьдесят-сто лет вообще превратит это все в натуральную глыбу.

Поначалу все шло ни шатки, ни валко.

Но потом Петр по совету сына передал Керчь в управление Меншикову. С обещанием в случае успеха утвердить на полуострове княжество и его титулом пожаловать. Так что Алексашка старался не за страх, а за совесть. Считай – для себя.

Он смог в самые сжатые сроки найти подходы к армянам из Трапезунда, пригласив их строительные бригады[70]70
  Армяне, наверное, со времен поздней Античности были главными строителями серьезных и важных объектов бассейна Черного-Азовского морей и востока Средиземного. Возводя в регионе храмы, дворцы и крепости. Не все, разумеется. Но часть их наследия, возведенное даже до латинской империи, стоит даже в XXI веке. В те времена их работа была в известной степени знаком качества в этих краях.


[Закрыть]. Ну и на каменоломни местные нашел людей. У крымчаков арендовал за плату рабов. Не с Руси взятых, понятное дело. На такое Меншиков не пошел, опасаясь вмешательства царевича. Очень уж он не любил такие вещи. Но и других у крымских дельцов хватало. Хотя, конечно, дела у них шли совсем не так радужно, как некогда.

Война войной, но он договорился. Кстати, армянских строителей доставили османские корабли. Тоже за денежку.

Странно?

Безусловно.

Но пустой корабль пираты бы грабить не стали. И нередко их отпускали. А тут еще и условный знак висел о котором сговорились. Так что проскочили с ветерком…

Так или иначе, когда османский флот подошел, Керчь с наскока было уже не взять. Система редутов, люнетов и прочих полевых укреплений с приличным количеством малокалиберных орудий была весьма трудным орешком. Даже несмотря на то, что гарнизон едва набрался бы на полноценный полк. А внушительная батарея трофейных, османских береговых пушек создавала серьезные проблемы для кораблей. В случае, если они решат подойти поближе для обстрела или высадки десанта. Потому что так-то фарватер простреливали они плохо. Большой разброс.

Османский командир посмотрел на все это.

Почесал в затылке.

Да и поступил привычным ему образом.

С полуострова город заблокировали крымские татары. Но деликатно. И продолжая тишком подвозить камни с каменоломен, получая взамен также исправно плату. То есть, по существу просто изображая боевые действия, но не ведя их.

А с моря стояли корабли османского флота. Три галеры и два линейных корабля. Немного. Но больше и не требовалось. Основные силы русского флота отошли к Дону. А им вменялось поймать каперов, что в это время слонялись по Черному морю. Ну и обозначит осаду крепости, не лазя, впрочем, на рожон и не подставляясь под огонь батареи…

Ну а что?

Больше и не требовалось.

Османский адмирал рассудил вполне рационально. Если он сумеет разбить русский флот, то Кречь сама падет, утратив поддержку снабжением. А если нет, то и черт с ним со всем. Складывать тут на редутах и пушках моряков он желал в последнюю очередь. Да и вполне закономерно опасался береговой батареи. А без артиллерийской поддержки штурма взять редуты не реально. Поддержку же можно будет оказать, подставившись под самый огонь этих орудий…

Крюйс же уже неделю сидел в устье Дона.

В морской блокаде.

Османские корабли в реку не совались, справедливо опасаясь мелей и всякого рода неприятностей. Русские же силы не выходили к ним. Во многом из-за того, что несмотря на изрядную многочисленность, реально боеспособных у них было довольно мало кораблей.

– Что они? – тихо спросил казачий голова. – Якоря покидали?

– Покидали, – ответил Крюйс с сильным акцентом.

Он уже несколько дней приводил в чувства русский. Хотя дело выглядело тухлым…

Тихий всплеск весел.

Крупная морская шлюпка дала ход, пробираясь по зарослям травы. Продираясь скорее. Отталкиваясь веслами от травы и лишь изредка цепляя нормально воду.

Гребок.

Второй.

Третий.

Вроде выбрались.

С плеса не видно. Так что пошли увереннее. Турецкие галеры могли и отреагировать на таких любопытных. Во всяком случае мелкие полугалеры, составлявшие основу галерного парка осман здесь и сейчас. Быстрые и юркие. Способные сорваться и быстро догнать шлюпку.

Но нет.

Тишина.

Или не заметили.

Или проигнорировали.

Турки и сами находились в патовом положении. Долго тут сидеть весь этот флот не мог. Ну неделю. Ну две. А дальше что?

Идти в Дон в поисках сражения?

Штурм Керчи?

Оба варианта выглядели странно, мутно и рискованно. Причем не известно, какой хуже. Потому что штурм точно вел к огромным потерям, в то время как узор предстоящего боя в устье Дона выглядел полностью непредсказуемым.

Османы явно искали боя, но легкого боя. Чтобы навалиться на русские корабли большим числом и сжечь их. Но не вышло. У Керчи их засекли дозоры. А сюда… в дельту Дона, они не решались соваться. Пока не решались…

Гребцы гребли, мерно работая веслами, ведя шлюпку против тихого течения.

Пока еще солнце не село и видимость на реке была неплохой. Слабый, едва заметный ветерок не давал даже ряби. Которая если и появлялась, то такими озорными островками – то тут, то там. Остальная же гладь больше напоминала этакую ртуть. Чуть серебристую в этих сумерках, но совершенно непрозрачную.

Мимо медленно прошел топляк, выступая лишь чуть-чуть над водной гладью. Отчего чем-то напоминал спину какого-то гигантского водного жителя, змея там или рыбины.

Как он тут проскочил и откуда взялся было решительно не понятно. Но факт на лицо. Топляк. Об него даже веслом задели. Стукнув. Паренек, сидящий на весле прям специально по нему ударил. Не поверил. Вон ведь – шутки шутили, указывая на него и сказывая будто бы живность это какая. А этот не сдержался. Проверить решил. То ли смелый, то ли дурак, то ли наоборот все метко разглядел. Потому как если это оказалось спиной водного жителя, то шлюпке несдобровать. Он бы ее легко перевернул или даже бы разбил…

Крюйс медленно проводил взглядом это бревно. Задумчиво.

Большая часть русского флота здесь в устье Дона и представляло собой жалкое зрелище. Наспех построенные корабли из сырой древесины. Собранные тяп-ляп. Много огрехов. Перетяжеленные. Про экипажи и речи не шло. Зеленые насквозь.

Воевать с такими было самоубийством.

Во всяком случае выходить открыто, сходясь линиями и колоннами. Даже на равных…

Это был не флот, а… топляк.

Во всяком случае в глазах опытного моряка, прошедшего школу от юнги до адмирала. Топляка. Вроде того бревна, что уплывало в сторону османского флота…

– Удумал что? – оживился казачий голова, пообещавший его тишком вывезти к кромке зарослей. И выполнивший свое обещание.

– Удумать то удумал… да только риск велик. Промахнемся – голову снимут, а преуспеем – золотом осыплют.

– И ты еще раздумываешь?! – воскликнул казачий головой. – Это же считай верное дело!..

Ранним утром 26 апреля 1701 года из дельты Дона стали выходить корабли.

Тихо.

Без всяких огней.

Пока еще даже заря только-только стала загораться. Но едва-едва. И водная гладь покамест утопала во тьме. Отчего эти безмолвные едва различимые силуэты и не разобрать было.

Адмирал Крюйс оставил для флота лишь корабли, находящиеся в приличном состоянии и пригодные на его взгляд к боевым действиям. Относительно пригодные, разумеется. Все остальное он безжалостно списал в брандеры, разоружив, сняв пушки. Не все – только самые ценные. Частью оставил мелочь, зарядив их картечью.

К таковым были отнесены все шестнадцать кораблей кумпанской постройки, отличавшиеся крайне низким качеством. И едва ли пригодных для какого-либо иного дела. За некоторым исключением, но и там были вопросы. Было видно – строили на отвяжись. Пусть и местами с запахом и претензиями. Сюда же, в брандеры, пошли три из четырех трофейных османских линейных корабля, весьма немолодых и требующих тимберовки. То есть, как минимум замены обшивки. Что в текущих условиях было сделать едва ли реально. Он бы и четвертый пустил на это дело, но он болтался где-то в Черном море под командованием какого-то пирата. Тот был посвежее, но не сильно. Также в брандеры пошли два русских линейных корабля самой первой постройки – Разженное железо и Святой Георгий. Практически сгнили уже и едва держались на плаву. А также пять брандеров специальной постройки.

Строго говоря оба галеаса избежали участи стать брандерами по той же причине, что и один из турецких трофеев. Из-за нахождения в Черном море на рейде. Их техническое состояние вызывало много вопросов. Но активное использование сыграло им добрую службу – присматривали за корпусами. Оттого хоть и плохи они были, но покамест рабочие. Впрочем, окажись они тут – тоже пошли бы в дело.

Таким образом из дельты Дона вышло двадцать шесть брандеров разом. Натуральная армада, собранная по принципу: кушайте, кушайте гости дорогие, все равно выбрасывать. Никогда и никто не использовал это средство ТАК массово… Во всяком случае адмирал не сумел вспомнить подобного случая. Даже во время разгрома Великой армады пустили всего восемь брандеров. А тут… польза со всех сторон. Петр настроил кучу всякого говна, с которым непонятно было что делать. И, сгорев, они высвобождали средства, отпускаемые на флот для других кораблей… хотя бы для должного обучения экипажей[71]71
  Петр свет Алексеевич в истории с этим флотом держался довольно пагубной, но крайне популярной в московском менеджменте XXI века практики – сервисы вводил, а поддержку им не обеспечивал. То есть, должного содержания кораблей и обучениях их экипажей не велось. Все оставалось шло по наитию. Из-за чего корабли оказывались пудовыми гирями на бюджете страны, впустую сгнивая. То есть, пуская на ветер огромные деньги. Из-за чего корабли и люди были, а флота и моряков едва ли наблюдалось. Крюйс пытался переломить ситуацию, но… только теперь получил к этому возможность. Потому как «чемодан без ручки», настроенный Петром и выкинуть было жалко, и использовать не имелось никакой возможности.


[Закрыть]…

Выходя из дельты от брандеров отваливали шлюпки. Увозя экипажи. Неполные. Но, впрочем, достаточные для того, чтобы поставить паруса не спеша и вывести корабли в море. А дальше – в шлюпку и на берег. Оставляя в этих импровизированных брандерах лишь горстки людей для более точного наведения и своевременного поджога…

Турки хоть и спали, но эти силуэты не прозевали. Хоть и не сразу. Заметили лишь когда те подходили уже к стоящему на якорях флоту – сунувшись промеж галер, размещенных ближе к дельте.

Крики.

Шум.

Гам.

Даже отдельные выстрелы.

Но поднять паруса линейные корабли уже не успевали. А галеры…

Если бы имелся запас времени, возможно перехватили бы. А так… Просто навели суету и давку, провоцируя столкновения. Тем более, что с брандеров то и дело раздавались картечные выстрелы – это оставшиеся на борту канониры бегали с пальником вдоль пушек малых калибров и ловили моменты. То тут жахнут дальней картечью. То тут. Отчего суета и сутолока только усиливалась. А галеры, вроде как идущие на перехват брандера, получив два три выстрела вдоль палубы, отворачивали… Да там любой бы отвернул, получив несколько пригоршней крупной чугунной «сливы», учиняющей жуткие вещи с открыто расположенным экипажем. Причем в темноте не было понятно – пристрелка ли это и не ударят более тяжелые пушки следом. Что стало бы совсем катастрофой…

Наконец брандеры вспыхнули.

Один за другим, охватываясь пламенем. И освещая все вокруг.

Минута.

И начали раздаваться первые удары от столкновений. Брандеры таранили самые крупные и опасные линейные корабли. Намертво с ними сцепляясь рангоутом и такелажем. Здесь даже кошки не требовались. Сами справлялись.

Команды же брандеров, те самые, что оставались наводить их на цель, выпрыгивали за борт, и забираясь в шлюпку, отходили. В той сутолоки, что уже творилась на стоянке флота на них никто не обращал внимание. Ну спасаются и спасаются. Кто такие? Да вроде и не разберешь. Ну и вон какие пожары! Корабли пылали своими просмоленными или промасленными парусами словно гигантские пионерские костры, уходя языками пламени на два-три десятка метров. Зрелище столь же ужасное, как и прекрасное. Не до шлюпок было…

Паника нарастала.

Галеры метались.

Линейные корабли, которые избежали брандеров, рубили якорные канаты, поднимали паруса и пытались вырваться из всей этой давки и пожаров. Уходя хоть куда-нибудь. Главное отскочить подальше и не сгореть. Но это получалось отнюдь не так-то и просто, как хотелось бы. То и дело происходили столкновения. Разной тяжести. Иной раз линейные корабли сцеплялись рангоутом. Иной – страдали галеры.

Свежий ветерок же разносил обрывки горящих парусов.

Падали мачты, охваченные огнем, иной раз задевая находящееся рядом судно.

А между всеми этими титанами метались шлюпки и одиночные пловцы, пытавшиеся хоть как-то спастись. Впрочем, холодная вода не благоволила тем, кто не смог найти места в шлюпке. У Крюйса для финальных команд были приготовлены и теплые пледы, и крепкие напитки в шлюпках. Да и в воде ребятам предстояло пробыть всего несколько минут. А тут… тут по-разному выходило. Но в основном пловцы шли на дно, теряя силы от переохлаждения. Если конечно их до того не зашибло кораблем, веслом или шлюпкой. Что во многом облегчало их участь ускоряя смерть и делая ее менее мучительной…

Наступил рассвет.

Дым все еще поднимался множеством столбов над местом стоянки эскадры. Остовы кораблей все еще чадили и горели. Где-то притопленные, осевшие на грунт. Где-то болтающиеся на плаву. Но так – условно. Горели в основном, конечно, брандеры. Далеко не каждый из них сумел найти себе цель. Но кое-что, конечно, удалось подпалить.

Большая часть потерь корабельного состава, разумеется приходилась на панику. Корабли просто повыскакивали на мели. А некоторые даже умудрились выбраться на берег, имитируя амфибий в приступе эволюционной страсти.

Паника – основное действие брандеров.

От нее главный урон. Не от огня.

Милях в двух к югу – юго-западу стояли три линейных корабля и две галеры. Именно столько вырвалось из той давки и пожаров, что учинили брандеры. И если линейные корабли в основном или сгорели, или сидели на мели, то галеры в основном погибли от таранов и навалов. И вон – торчали мачтами из воды то здесь, то там…

Жалкое зрелище.

Болезненное зрелище.

Оглушающее зрелище.

Османский адмирал, который сумел перейти со своего загоревшегося флагмана на вырвавшийся линейный корабль, смотрел на все это с ужасом. Предвкушая ЧТО с ним сделает султан, узнав о произошедшем.

И тут из дельты Дона потянулся русский флот.

Шесть линейных кораблей и двадцать малых галер.

В галеры он набил солдат Азовского гарнизона и казаков, которых сюда, к устью Дона стеклось уже приличное количество. И с Яика, и с Волги, и даже с Днепра. В поисках лихой удачи, разумеется, так как слухи об удаче русских пиратов расходились по округе как круги по воде.

Вот сейчас их всех на галеры и посадили.

На все, которые могли дать ход и не развалиться при этом от гнили.

Откровенно дрянные экипажи получались, если судить с точки зрения моряка. Но они были полными и в близи берега да на галерах иные и не требовались. Тем более сейчас, когда неприятель полностью деморализован.

Экипажи шести линейных кораблей были обучены лучше. Намного лучше, чем эти, по сути, банды. Крюйс старался. Водил корабли из Азова в Керчь и обратно, да выходя в Черное море на маневры. Прикрывая парочку набегов на побережье Крыма. После которых сговорчивость крымских татар достигла чрезвычайного уровня.

Да – не опытные моряки. Не голландцы или англичане. Но корабли с ними шли вполне себе сносно. И их было не стыдно морским державам показать. Здесь же, на 58-пушечном линейном корабле Гото Предестинация, держал свой адмиральский флаг и сам Корнелиус Крюйс. Идя головным мателотом в колонне.

Русский флот заметили не сразу.

Только когда корабли стали огибать по дуге дымящиеся остовы.

Зашевелились.

Задергались.

Но ветер был слабый. И…

Османский адмирал приказал спустить флаг.

В его понимании это выглядело очень разумным шагом. Во всяком случае, даже оторвавшись и уйдя от русских кораблей, что было вполне реальным, он вряд ли рассчитывать на успех. После такого побоища султан, в самом лучшем случае снял бы ему голову. А так – почетный плен. Сколько-то лет переждал… Присмотрелся к ситуации… Подумал… В конце концов из плена совсем не обязательно возвращаться домой.

Капитаны и экипажи в целом его поддержали. Слишком уж были они деморализованы и подавлены пожаром. А тех немногих, кто рвались драться, бесхитростно выкинули за борт.

Бывает.

Тяжелое утро.

Не все его пережили. Кто-то раньше, кто-то позже…

* * *

– Минхерц! – ворвавшись в спальню к Петру воскликнул Меншиков. – Война Минхерц!

– Где война?! С кем?! – протирая глаза, проворчал царь спросонья.

– Англия и Голландия объявила войну Франции и вторглись в испанскую Фландрию.

– А Карл? Что Карл? Шведы уже решились?

– Говорят, что он уже в Померании. Перебрался туда с армией сразу, как Людовик XIV провозгласил Якова II королем Англии.

– Он уже заявил, на чьей стороне?

– Пока не известно, но больше медлить он не стал бы…