Текст книги ""Фантастика 2024-83". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

Соавторы: Андрей Дай,Андрей Буторин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 94 (всего у книги 299 страниц)

Глава 9

1710 год, октябрь, 29. Карлоград[197]197
  После того, как у шотландцев была выкуплена колония Каролина, ее главный город Чарльстон, был переименован в Карлоград. Русификация названий много, где применялась в новых регионах, являясь государственным стандартом.


[Закрыть] – Москва

Галеон медленно останавливался.

Паруса почти все убраны. Оставался последний на фок-мачте, но и его сворачивали.

Минута.

Подобрали и увязали.

Еще несколько минут и, когда галеон почти что встал, прекратив двигаться по инерции, с него отдали якоря.

Рядом также поступали другие корабли.

Сюда, в бухту у города Чарльстон, переименованного русскими в Карлоград, прибыла эскадра из семи галеонов. Довольно крупных, но не новеньких «здоровяков». Да и обветшалые они уже. Их как раз сняли с торговых линии, заменяя новыми – теми, в две тысячи тонны. И направили сюда – на линию от Риги до Карлограда. Где они свой век и доживали.

Пока они «припарковались» к ним, от берега, уже шли «плавсредства» встречающих. Причала нормального тут пока еще не построили, поэтому разгружались примитивным образом. Выгружая грузы с помощью кран-балок на лодки да плоты.

Это был очередной рейс, который вез сюда переселенцев из числа казаков. Само собой – добровольно. Сюда ехать никого не неволили. В рамках нового закона о казачестве оно получалось вполне осязаемые и четко очерченные привилегии. Достаточные для того, чтобы за них бороться и держаться. Взамен требовалось, чтобы казаки селились по беспокойным границам. Переселяясь, если граница становилась тихой или отодвигаясь.

Само собой – с поддержкой казны.

Крепкой.

Разумеется, привилегии выдавались не только за места поселений, но и за несения так называемой сторожевой службы. То есть, охраны границ от набегов и помощи местным властям в подавления беспорядков да борьбе со всякого рода разбойным элементов. Ну и в случае войны подсоблять они были обязаны, но не вообще, а в регионе поселения. За его предел воевать казаки могли ехать только добровольно.

Вооружение и снаряжение они получали из казны, вместе с окладом, ежели числились по действительной службе – в реестре. Ну и всякие выплаты вроде боевых. В довесок им не возбранялось держать хозяйство или заниматься каким-то ремеслом али промыслом, не уплачивая с него никаких налогов и сборов. Но только лично. И за исключением всякого рода финансовой да посреднической деятельности. Хочешь рыбачить без налогов? Рыбачь. Хочешь кузнечным делом промышлять? Пожалуйста. Пекарню поставить изъявил желание? Ставь. А вот зерно у селян на перепродажу уже так скупать не можешь, тут лицензию покупать надобно купеческую.

Выходили из них этакие новые поместные, только примененные более уместно. В очень близком к ним положении находились и стрельцы – то есть, отставные солдаты на льготном поселении. Отличие было только в том, что стрельцы – ветераны. И их особенно не дергали, дозволяя спокойно жить в городах. Да и заселяться они могли не только по границам.

Так вот… новый закон вступил в силу. И все казаки, живущие вдали от границ или на спокойном, по мнению правительства, рубеже, были поставлены перед выбором: или переходить в крестьяне да мещане, или переезжать. Для тех, кто был замаран в каких-то восстаниях и прочих нехороших делах, предлагались наиболее неудобные варианты. Остальным – получше. Вплоть до самых вкусных самым молодцам. Ну или накидывали за выбор плохих, сложных мест всякими приятными бонусами. Теми же деньгами.

Не все выбирали Каролинщину, как ее казаки прозвали.

Совсем не все.

Даже в Восточную Сибирь ехало куда больше людей. Но все равно вместе с этой партией сюда, в Карлоград, прибыло три тысячи сто семнадцать людей где-то лет за пять.

Бежать и сеять гречку вновь прибывшие не спешили. Новая администрация нуждалась в «группе поддержки» и становились на оклад. Так что это непродолжительное время в здешних краях развернули уже три конных реестровых полка в пять сотен каждый. Со стандартным вооружением из пики, легкого палаша, карабина и двух пистолетов, выдаваемых, вместе с конем, сбруей и мундиром из казны.

Местным это ОЧЕНЬ не нравилось.

Но…

Но…

Но…

Среди русских переселенцев хватало опытных в малой войне и набегах. Через что администрации удавалось удерживать ситуацию под контролем. Даже несмотря на то, что местные, имевшие сильные связи с Англией, проказничали как могли. Особенно старались так называемые лорды-основатели, власть и положение которых после продажи колонии России практически сошло к нулю. Иной раз приходилось идти даже на радикальные меры.

Так, к концу 1710 году в колонии не осталось ни одной иной церкви, кроме православных. Клерики-протестанты решили поиграть в борцов за правое дело и мутить народ своими проповедями. Пытаясь спровоцировать бунт.

Администрация на это отреагировала мгновенно.

С одной стороны, как в Бремен-Ферден, отменили налоги на пять лет для переходящих в православие. Что в сжатые сроки перевело в него население. Ну, почти. А с другой – проказников из числа клериков-протестантов экстрадировали. На тот свет. Просто вывесив награды за их скальпы. Так что, кого не прибили свои же, пали жертвой окрестных индейцев.

Быстро. Жестко. Но доходчиво. Отчего несколько иезуитов и пара десяток других представителей католического духовенства решили не искушать судьбу. И быстро-быстро испарились в неизвестном направлении.

Кое-какие общины, правда, пытались наводить свои порядки и что-то там доказывать администрации. Особенно среди радикальных протестантов. Но недолго. Потому как к ним прибывали казаки и договаривались… по свойски…

Учитывая тот факт, что вся численность колонистов в Каролине к началу переселения казаков едва перевалила за двадцать тысяч, наведения порядка не стало великой сложностью. Для этих целей три реестровых полка в полторы тысячи всадников выглядело даже перебором. Но в Москве бы и шесть полков развернули, прекрасно осознавая потенциальные проблемы с индейцами. Ведь их почти наверняка попытаются натравить на русских, дабы сковырнуть их отсюда. Из-за чего, видя низкую активность казаков по переселению в эти края, Алексей даже задумывался о заказачивании черкесов. Благо, что связей с дальними родственниками по материнской линии у него там уже хватало. Сам нащупал и поддерживал. Этот бедный регион держался только с набегов и требовалось куда-то канализировать столь непростые привычки…

* * *

– Джунгары… – медленно произнес Петр, покачав головой. – Не нравится мне все это.

– А на мой взгляд все неплохо, – возразил Алексей. – Они прислали посольство, предложив мир и союз. После разгрома большого нашествия Тауке хана нам нужен кто-то кто наведет там порядок. Или ты хочешь нам самим гонять разрозненные кучи этих красавцев по степи?

– Я хочу?! – с каким-то надрывом переспросил отец.

– Вот. И я не хочу. Так почему бы не джунгары? Они это умеют делать. К тому же для нас это дополнительный рынок сбыта. Я думаю, что им вполне можно продать порядка пятидесяти тысяч мушкетов, двадцати-тридцати тысяч пудов пороха прочего в изрядном количестве. Той же ткани на мундиры. Это для начала.

– А потом? – хмуро спросил царь.

– Они займутся державой Цин. Насколько я знаю у них планы большого, масштабного вторжения на юг. К Тибету. Если все пойдет так, как идет, то это позволит среди них реализовать еще тысяч сто мушкетов. Может быть что и по пушкам сговорим. Тут надо посмотреть.

– А нашей торговле в Кяхте это не повредит?

– Земли, на которые претендуют джунгары, в общем-то бедные и малонаселенные. А в Кяхту китайцы возят товары едва ли не с побережья. Верст за пятьсот[198]198
  Верста в новой СИ 2,54 км. 500 верст это 1270 км.


[Закрыть] и далее.

– Цинцы же узнают, что мы продали джунгарам оружие.

– Так мы предложим купить и им. – пожал плечами царевич. – Нам то что? Все равно грядет перевооружение и эти мушкеты в общем-то устаревшая модель. На мой взгляд китайцы могут вполне благоприятно к этому предложению отнестись. А вот они в состоянии переваривать и двести тысяч мушкетов, и пятьсот тысяч. Плюс пистолеты, карабины и прочее. Армия у них огромная и разбросана по очень большой территории, да и денег хватает.

– Разве это не предательство джунгар?

– Это торговля, отец. Мы с ними воюем? Нет. Продаем им то, что им нужно? Да. То, что мы это продаем кому-то еще… так мы что, сговаривались так не поступать?

– Я бы не был таким оптимистичным, – вяло произнес Василий Голицын.

– Отчего же?

– Джунгары себе на уме и весьма агрессивны ко всем, кто не держится их верований. То есть, мы для них такие же враги, что и люди улуса, и цинцы. Так что рассчитывать на их верность своим словам я бы не стал. Особенно после того, как мы начнем продавать оружие Цин.

– Их верность, Василий Васильевич, – улыбнулся Алексей, – как раз и будет обеспечиваться нашими поставками оружия цинцам. В отличие от улуса, который откровенно сходил с ума, занимаясь самоуничтожением, джунгары перед лицом сильного врага будут искать надежные тылы. И устраивать себе войну на два-три фронта не станут. И чем тяжелее им будет воевать, тем сильнее дружба.

– Нам припомнят эту торговлю. Не джунгары, так Цин.

– Да, пожалуйста. – фыркнул Алексей. – Цин – новая династия Китая. Прошло едва ли тридцать лет с того время, как они окончательно подавили сопротивления сторонников предыдущей династии Мин.

– И к чему ты клонишь?

– Они сумели победить в очень тяжелой гражданской войне, которая длилась более четверти века. И только благодаря тому, что сумели перебить всех законных наследников. Ибо Китай очень неохотно принимал власть этих маньчжуров. Насколько я понимаю, у них и сейчас положение очень шаткое.

– У тебя ошибочные сведения, – возразил Василий Голицын. – Их государь ныне силен как никогда.

– И поэтому вынужден постоянно вкладывать огромные деньги и силы в, по сути, покупку лояльности собственно китайской аристократии? – лукаво улыбнулся Алексей. – Как я смог узнать, через тех, кто возит нам товары в Кяхту, ситуация у них там очень непростая. Маньчжуры ведут себя как завоеватели, каковыми они и являются. Словно поляки у нас во времена Смуты. Это вызывает сильное раздражение у местных, но любое восстание лишено смысла, ибо нет легитимного лидера. Им не за кем идти. Иначе бы Гражданская война продолжалась бы… и продолжалась… Так что, Василий Васильевич, я не стал бы так превозносить их величие. Оно во многом кажущееся. Оттого и стремятся к всецелой изоляции.

– Может быть… может быть… – чуть подумав ответил тот. – Но ни джунгары, ни цинцы совершенно точно не обрадуются тому, что мы продаем оружие их противникам.

– Слушай, мы же не заставляем их покупать. Не нравится, пускай не берут.

– Но союз…

– Так не нужно влезать в союзы, которые будут нам вредить. К тому же, если продавать оружие только одной стороне в этом конфликте, то она слишком быстро выиграет. Это не в наших интересах.

– Джунгары – ладно, – произнес царь. – Степняки. Я понимаю твое отношение к этим всем степным народам после попытки похищения. Да и сам, признаться, настороженно их воспринимаю.

– Джунгары слишком агрессивны, – вставил Василий Голицын. – Их так воспринимают все вокруг.

– Да-да, – покивал Петр Алексеевич. – Но чем тебе цинцы то насолили? Ты ведь явно ведешь к тому, чтобы создать им большие проблемы.

– Пиратские нападения на наши корабли.

– Разве пиратов контролирует их правитель? – удивился Василий Голицын.

– А кто? Или ты думаешь, что все эти пиратские флоты смогли бы базироваться в Китае без санкций из Запретного города? Это, считай, их неофициальный флот, который позволяет делать то, что нельзя официальному.

– И зачем они на нас напали? – хмуро спросил царь.

– В Китае есть одна особенность – клановость. Эти кланы – считай аристократические дома с родственниками – контролируют провинции. Каждый – свою. Иногда распространяя свое влияние на другие, иногда деля провинцию с другими кланами. В Кяхте мы торгуем с одними кланами. Торговлю морем контролируют другие кланы. И с ними нам пока не удалось договориться. Как несложно догадаться – нападения пиратов это их рук дело.

– А их государь куда смотрит? – еще сильнее нахмурился Петр Алексеевич.

– Он смотрит на красных карпов в пруду, – оскалился царевич. – Как я уже говорил, его положение очень непрочно, несмотря на показное благополучие. Потому что он вынужден вести до крайности осторожную политику. С одной стороны, пытаться удержать в хоть какой-то узде маньчжуров, на военной силе которых зиждется его власть. С другой стороны, постараться не спровоцировать масштабные бунты кланов. Он там как эквилибрист на канате. Любой неосторожный шаг – и новая Смута.

– А почему эти кланы так Цин не любят?

– А за что им их любить? При поздних Мин они были едва ли не независимыми правителями, которые лишь номинально признавали власть Запретного города и платили ему символическую дань в виде небольшой доли налогов. Цин же стремятся к централизации и единству. Как видите – никакого сходства интересов.

– И ты, поддержав джунгар, хочешь им насолить? – подвел итог отец.

– А ты хочешь им простить пиратские нападения? – повел бровью царевич. – Они нам напакостили? Мы напакостим в ответ. А потом заработаем на этом. Ведь военные успехи джунгар пошатнут власть цинцев. И им придется предпринимать лихорадочные попытки укрепить свое положение.

– Ты же сам говоришь, что их государь не контролирует эти кланы, – произнес Голицын.

– В этом вопросе контролирует. Ведь нападение на иностранные корабли может означать войну. И если голландцы там или португальцы далеко и реально ничего сделать не смогут, то мы рядом. Относительно. Во всяком случае у нас общая сухопутная граница. Я могу понять одно нападение. Всякое случается. Но два, да еще такие массовые и хорошо организованные, это совершенно точно действо, совершенно с согласия Запретного города. А может быть даже и по его приказу.

– Ну… хм… А джунгары?

– Это небольшой кочевой народ. Если они захватят Тибет, к чему явно стремятся, то впишутся в тяжелую, затяжную войну с Китаем. Как бы они хорошо не воевали, у них просто нет для этого людей. Пять… десть… пятнадцать лет. Я не могу даже предположить сколько они протянут с нашей помощью. Даже обменивая одного своего на трех-пятерых китайцев. В какой-то момент у них просто кончатся люди, и они сломаются, после чего вся их держава осыплется словно карточный домик.

– Не слишком ли жестоко?

– А они и без нас по такому пути идут. Так почему бы нам получить кое-какие выгоды от их дел? И мы никак ни на что повлиять не сможем. Они сейчас верят в себя и свою звезду. Но, как гласит мудрая пословица: «Бери ношу по себе, чтобы не падать при ходьбе». Разве не так?..

Глава 10

1710 год, декабрь, 27. Москва – Варшава

Алексей стоял в Успенском соборе.

Серьезный как никогда.

Шла служба.

Красивая. Торжественная. С большим стечением самых разных гостей. Даже кое-кто из экзотических владений России присутствовал. Для колорита.

Царевич держался ровно, спокойно и торжественно, всецело сосредоточившись на действии. Чтобы не напортачить. Дело то государственное. И любую нелепицу, ежели она произойдет, потом ему до самой старости припоминать будут.

– Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть мужем этой Серафимы Соломоновны, которую видишь здесь перед собою?

– Имею, отче.

– Не обещался ли ты другой невесте?

– Не обещался, отче.

И священник переключился на невесту. Ту самую Серафиму Соломоновну. Так то ее звали Шахрабано Бегум Сафави. Но в православии так все оставить было нельзя, поэтому в крещении ей и имя сменили. Вот и назвали Серафимой. Почему? А Алексею так понравилось. Это была единственная вещь, на которую он мог повлиять во время подготовки невесты к венчанию.

Вначале он хотел подобрать ей имя созвучное с тем, что было в исламе. Но ничего не получалось. В голову шли варианты либо в духе Шурочка, либо Шахеризада Ивановна. А шутки тут были не уместны. Даже «очень тонкие», то есть, понятные лишь ему. Проболтать то мог? Мог. И потом проблем не оберешься. Так что он перешел к попыткам перевода имени по смыслу. Но опять-таки ничего не вышло доброго и пригожего. Шахрабано переводилось как «сладкая девушка» от персидского слова «шакар». В святцах имелся аналог, но иметь жену с именем Гликерия Алексей совершенно не хотел. Как ее ласково называть то? Глюка? Глюкозочка моя холестериновая? В общем – не нравился ему этот вариант и все похожие.

Посидел.

Подумал.

Полистал святцы тех дней, в которые крестить ее планировали. Выписал вариант женских имен, что там были. Не очень многочисленные. И после недолгих метаний остановил свой выбор на Серафиме.

Странный, конечно, выбор.

Но и невеста необычная. Отчего Алексей настоял именно на этом имени, равно как и на том, чтобы за ней оставили отчество родителя. В конце концов Сулейман, в отличие от Шахрабано, вполне соответствовал православной традиции, присутствуя там в более древней форме – Соломон. Вот и получилась Серафима Соломоновна, которую на третий день Зимнего мясоеда[199]199
  Мясоед – период времени между постами, когда употребляется мясная и молочная пища. Зимний идет от Рождества до Прощенного воскресенья. В реалиях книги в России ввели не только летоисчисление от Рождества Христова, но и Новоюлианский календарь, который царевич припомнил и предложил. Отчего и Рождество отмечали 25 декабря, а не в январе.


[Закрыть] царевич повел под венец. А гости смотрели на это и не верили своим глазам. Скажи им еще лет пять назад о чем-то подобном – засмеяли бы…

Наконец, дошло время до поцелуя.

Царевич откинул фату и посмотрел на свою невесту.

Спокойная. На лице едва заметная полуулыбка. А в глазах озорные чертики, говорящие очень многое о предстоящей ночи.

Алексей усмехнулся.

Его уже просветили о том, какие они – женщины, выросшие в гареме, и что его примерно ожидает. И сии слова разжигали неподдельное любопытство. Ибо, даже не имея практического опыта, кругозор и общая просвещенность в делах интимных у таких особ отличалась чрезвычайным масштабом. Ведь волей-неволей им приходилось вариться в ОЧЕНЬ специфической среде…

* * *

Вечерело.

Ежи ступил на крыльцо и поежился.

– Да, мороз кусачий… – согласился, вышедший за иезуитом его друг.

– Никак не могу отделаться от чувства, что за мной следят.

– Бесы искушают?

– А пес их знает? – пожал Ежи плечами. – Дурное такое чувство. Вроде как кто в спину глядит. Обернусь – а нет никого. Или обыватели по улице идут, и никто меня взглядом не буравит.

– Может у меня заночуешь? А с утречка в путь?

– Ехать надо. Сам знаешь.

– Знаю… – покивал друг. – А давно у тебя такое ощущение?

– Что следят?

– Оно самое.

– Да как приехал.

– Ты бы осторожнее был.

Ежи скосился на него с немым вопросом.

– За минувший месяц много наших преставилось. Да странно все, чудно. Например, мыслимо ли? Птица в печную трубу попала. Вот уж напасть! Отчего ее перекрыло, словно задвижкой. Ну и угорел Гжегож. Да ты его знаешь. Худощавый такой. Чернявый. В послушниках уже десятый год как ходил.

– Тшмельщикевич?

– Он самый. Седмицу как схоронили.

– Боже! Не знал. Царствие ему небесное!

– Он вот угорел. Хорошо хоть настоятеля в ту ночь не было. Отлучился. А то бы и он преставился. А так – странно все. Наши что-то мрут как мухи. Все по разному. Уже полторы дюжины отошло. И всего за месяц. Может и правда – ощущение твое верно?

– Про бесов, что следят за мной?

– А почему бы и не они?

– Думаешь? Хм. И что же? Никто этих бесов не примечал?

– Да кто их приметит-то? – улыбнулся печально собеседник. – На то они бесы…

– И что – прямо всегда вот такие случайности? Всяко без людей происходило?

– Отчего же? Францишека из Кракова разбойник на ножи взяли. Прознали псы, что он деньги вез. Мы мыслим – сам разболтал где.

– Кабатчиков поспрашивали?

– И даже с пристрастием. Да только не знают они ничего.

Ежи постоял. Подумал. Кутаясь в шубу. И, где-то через пару минут молчания произнес:

– Хорошо. Твоя правда. Переночую у тебя, а может и задержусь на пару дней, если ты не против.

– Так от чего мне быть против? Я же тебе завсегда рад видеть!

– Ну вот и славно! Пойду, пройдусь. Подумать надо.

– Над этой чертовщиной?

– Над ней. Странная она… ой странная. Отчего же черти только тут на нашего брата навалились?

– Колдун может какой проказничает? Или ведьма?

– Есть у меня подозрения на одного колдуна… молодой говорят, да ранний… Ты иди, я по саду прогуляюсь. Подумаю.

– Ну как знаешь. Только не задерживайся. Мороз то какой!..

Час прошел.

Второй.

Друг вышел на крыльцо, позвать Ежи в дом. Но тот сидел на скамейке в дальнем углу сада и не откликался.

Получше укутался в шубу, друг его вышел на тропинку и прогулялся по саду. Благо, что было недалеко.

Подошел.

Тронул Ежи за плечо.

А тот и взял, да и упал. В бок. А потом и на землю в своей скрюченной позе. Уже совершенно замерзший.

– Матка Божка! – перекрестился побледневший как полотно иезуит.

А потом и вообще – чуть сам рядом не опал от испуга.

Потому как рядом, на снегу, что на пару пальцев покрывал траву, отчетливо проступали отпечатки копыт. Крупных, но явно козлиных. Они словно бы выходили с тропинки и потом на нее заходили. И исчезали. Хотя тут было натоптано и толком не разобрать…

– Андрюх, копыта нужно новые сделать.

– А с этими что? Надеюсь, ты их там не потерял и не забыл?

– Да нет. Треснули.

– Что?! Опять?!

– Не опять, а снова!

– Вот черт! Дернул с тобой в пару идти. Поститься тебе надо. Поститься. В прошлый раз чуть крышу не проломил.

– Ой, да брось. Проломил бы и проломил. Придумали бы что-то. Чего такого?

– Руслан, мы все-таки лейб-егеря, а не кирасиры. Вламываться не наш метод… – произнес Андрей и замер, оборвавшись на полуслове. – Черт!

– Что?

– Платок забыл, ядом пропитанный…