Текст книги ""Фантастика 2024-83". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

– Отец, пока есть время, взглянешь на одну бумажку?

– Что за бумажка?

– Герасим, неси.

Тот подошел с папкой и протянул ее царевичу.

– Что это с ним? – указал отец на следы глубоких царапин на лице.

– Кошку хотел погладить.

– Кошку? – удивился Меншиков. – Не здоровы ли когти для кошки?

– Кошки бывают разными. – пожал плечами Алексей. – Вон – тигрица или львица тоже же кошка, только большая. Хотя характер у них у всех один. Вроде мягкие и пушисты, а норовят за задницу укусить или в ботинок нассать.

Все посмеялись.

Даже Герасим улыбнулся. Отчего сделался удивительно забавным ликом. Чем вызвал дополнительный взрыв смеха.

– Что здесь? – отсмеявшись, спросил отец, потрясая папку.

– Погляди.

Царь чуть помедлил.

Развязал завязки. И взял первый листок.

Там был набросок организационной реформы армии. Во всяком случае – пехоты и общих вопросов. Дальше царевич просто не добрался.

Алексей предлагал сделать несколько вещей.

Первым дело продолжить, как он сам писал, реформу, начатую Федором Алексеевичем. Суть ее сводилась к утверждению Генерального штаба, который бы занимался планированием военных операций и управлял войсками. В том числе и их подготовкой.

Разряды при этом переименовывались в военные округа. Чтобы путаниц[52]52
  Слово разряд применяло шире этого узкого применения.


[Закрыть] не было и называлось понятным образом. В каждом таком округе ставился бы полный генерал командовать, а при нем штаб. Окружной.

Иррегулярные войска, воинских людей старых служб, гарнизоны, а также отставников и уволенных передать отдельному генералу. А разрядному приказу поручить заниматься хозяйством, также подчинив Генеральному штабу. Превратив таким образом в генерал-интендантство. С переименованием.

Дальше шло предложение по маркировке полков.

Дело в том, что к 1700 году продолжала сохраняться традиция, когда при смене командира переименовывали полк. Не всегда, но частенько. Из-за чего порождалась путаница в документах. Царевич советовал отцу ввести сквозную нумерацию полков, закрепляя за полком номер бессменно. Не передавая его никому даже при утрате полком знамени и его расформировании. А остальные эпитеты уже присуждать как награду за отличие. По римской традиции.

Третьим делом шла стандартизация штатного расписания.

По мысли царевича большой бедой являлось то, что каждый полк имел свою численность и свою организацию. Из-за чего войсками на поле боя сложнее было управлять, да и планировать что-то затруднительно. Не говоря уже про снаряжение-вооружение и обозные дела. Поэтому он считал, что приведение полков к единообразию очень сильно облегчит ситуацию с этими вопросами.

Минимальным организационным элементом, по его мнению, должно выступать звено из шести человек. Это была палаточная команда, несущая на себе плащ-палатки для установки общей. Тем более, что, поэкспериментировав, он пришел к решению по использованию парусины, пропитанной тремя слоями горячим льняным маслом. Вместо резины. Потому что до сих пор с каучуком наблюдались большие проблемы – очень сложно было достать. Да, хуже. Но это все равно позволяло решить вопрос и внедрить плащ-палатки.

Четыре такие звена формировали отделение.

Четыре отделения собирались в роту.

Четыре роты составляли батальон.

Ну а четыре батальона уже были целым полком[53]53
  В звене получалось 5 солдат, в отделении 20, в роте 80, в батальоне 320, а в полку 1280. Без учета офицеров, унтерофицеров, денщиков, вестовых и обозной команды.


[Закрыть].

Эта кратность связывалась с тем, чтобы можно было удобно строится в линию о четырех шеренгах и ставить каре. Хоть из отделения, хоть из полка.

На этом Алексей не останавливался. И вопреки обычаю времени предлагал утвердить постоянный штат для более крупных воинских формирований. С заранее назначенным командиром и утвержденным штабом при нем. Так полки сводились в бригады, бригады в дивизии, дивизии в корпуса. И, по его мнению, требовалось развернуть по одному корпусу в каждом военном-округе, исключая Московский, где можно и два. Во всяком случае по началу.

И, кстати, настаивал на введение обязательной игры в его «варгейм» во всех этих штабах от полка и выше. А также проводить отдельные – стратегические игры также на регулярной основе, собираясь время от времени для того в штабах округов или при Генеральном штабе…

Ну и четвертым, заключительным делом, стали предложения по организации обозов. Царевич предлагал держать обозные парки на постоянной основе. И лошадей под них. Даже в мирное время. Пусть и выполняя всякие подрядные работы их силами, чтобы окупалось их кормление.

Сами повозки стандартизировать как вообще, приведя к минимальному количеству, так и по колесам. Последние также унифицировать с артиллерией.

В качестве базовой обозной повозки он видел так называемую «шхуну прерий». Во всяком случае в том ее виде, который он себе представлял – относительно легкая двухосная повозка под запряжку парой лошадей или волов. С тентом из парусины, пропитанной также, как и плащ-палатка.

Алексей не знал точную конструкцию такой «шхуны». Он импровизировал, представляя лишь визуальный ее образ. Точнее не он, а привлеченный им каретных дел мастер под его управлением. Потому вышло нечто лишь внешне похожее. Хотя и не менее толковое. Например, в отличие от оригинальной «шхуны» здесь применялось много металлических креплений. С целью облегчения и повышения прочности конструкции, ее выносливости. Например, использовались железные оси с литыми чугунными втулками колес. Также повозки предполагалось оснащать крюками для быстрого скрепления в импровизированный вагенбург в случае опасности. Ну и откидными полами тента, позволяя развернуть их как навес. Как для организации тенька или укрытия от дождя, так и для удобства караульной службы в непогоду.

На основе этой повозки царевич предлагал делать все остальные двухосные. Полевую кухню там, цистерну для воды, полевую кузнецу и ружейную мастерскую, зарядную повозку для пушек и прочее. Просто за счет изменения обвеса на единой базе. Для максимального упрощения ремонта и эксплуатации. Ну и производства. Детали то многие унифицированы. Так что тут тоже можно было реализовать конвейерный метод…

– Ты вот это серьезно? – спросил царь дочитав.

– Там не хватает уставов. – невозмутимо ответил сын. – Прежде всего полевой и караульной служб. Но тут моих знаний не хватает. Их лучше писать людям многоопытным. А вообще – это просто мысли в слух, основанные на изучении военных кампаний былых лет. Серьезны ли они или нет решать не мне, а тебе.

– А почему ты не коснулся артиллерии и кавалерии?

– Потому что руки не дошли. Я и так по ночам работаю вместо сна.

– Но за дела, которые я хочу тебе поручить, не берешься. А с этим возишься. – нахмурился царь.

– Взялся – делай. Ты же и сам не поймешь, если я стану выполнять порученное дело спустя рукава. А тут – выкроил время – возишься. Удалось. Хорошо. Нет? И леший с ним.

– Хм…

– Ты скажи прямо, если это дурь – я заброшу подобные умственные упражнения.

– Ну почему же дурь? – произнес Петр, рассматривая рисунки повозок. – Они только нарисованы? Или ты уже что-то сделал?

– При Воробьевом дворце вот эта, – указал он на базовую, – уже стоит. Мы ее сначала придумали. Потом сделали. Опробовали. И только потом предложили. На самом деле над ней еще поработать бы. Там конструкцию можно и нужно улучшать, чтобы максимально облегчить и укрепить.

– Мы?

– Ты думаешь я один работал над этими бумагами? – улыбнулся царевич с каким-то даже жалостливым видом что ли.

– У тебя, кстати, обозы тоже не расписаны, как и артиллерия с кавалерией.

– Потому что я их не расписывал. Их штаты невозможно утвердить, не зная, какой будет подвижной и конский состав.

– Ясно… – кивнул Петр, закрывая папку и передавая Меншикову. – Сейчас не время, но я подумаю.

– Дельно хоть? Или муть?

– Любопытно. Есть над чем подуматься…

1700 год, май, 2. Москва

– Ты смерти моей хочешь?! – воскликнула Наталья Алексеевна.

– Наташ, надо. Очень. – продолжал настаивать Петр.

– Ты это Дуньке скажи – что надо! А то вон – родила не сына, а дочку. И сам старайся! И не по гулящим девкам, а с женой!

– Ты тоже часть царской семьи!

– Я не хочу идти за него замуж! – настойчиво воскликнула царевна, указывая чашечкой кофе на портрет Фридриха Вильгельма герцога Мекленбургского.

– Я ему уже пообещал!

– Вот пообещал, сам за него и выходи!

– Не дерзи!

– Не дури!

– Ну ты посмотри какие щечки! – подойдя к портрету произнес царь, погладив по рисованной мордашке. – Наливные! Будешь там у него как сыр в масле кататься!

– Ты меня увещеваешь тем, что я голодать не буду? – ошалела Наталья Алексеевна. – В своем ли уме?!

– Да причем тут это?! – разозлился Петр. – Мне нужен союз с Мекленбургом. России он нужен. И только ты в силах в этом помочь. Ну и дом наш поддержать, чтобы не пресекся. Сама видела, как может получится.

– Софья сама дура!

– Да причем тут Софья? А другие наши сестрицы? Тоже сами дуры? Их же вырезали, не моргнув и глазом. Как и племянниц. Оттого и мыслю – надо, чтобы и у тебя дети были. И желательно, чтобы они жили не в России. А то нас тоже так же бояре накрыть могут. Али забыла, как бегала с племянником от заговорщиков? В следующий раз можешь не убежать. Да и я сам из Преображенского посреди ночи убегал. А ведь все могло иначе сложиться и тогда, когда мы малые были, тоже иначе…

– На кой тебе этот Мекленбург сдался? – устало вздохнув, спросила Наталья Алексеевна. Царь задел ее за живое. У них у обоих из-за стрелецкого бунта 1682 года имелась психическая травма и очень болезненная реакция на всякого рода заговорщиков.

– Я пообещал Фридриху Вильгельму поддержать его для предотвращения раздела герцогства. Выдав тебя за него, чтобы был веский повод вмешаться в случае чего. В ответ он пообещал войти в наш с Данией и Саксонией союз.

– Толку то с него? У Мекленбурга сильная армия?

– Не так, чтобы сильная, но она есть. И если объединится с датской и саксонской, то сумеет немало их усилить. Да и вообще для полноты картины нам нужно после только Бранденбург втянуть в союз. Чтобы совершенно окружить шведские земли в Священной Римской Империи и сколотить мощный армейский кулак.

– Так почему же ты меня предлагаешь в жены этому пухлому кабанчику? – махнула Наталья Алексеевна в сторону портрета Фридриха Вильгельма. – А не курфюрсту Бранденбурга?

– А у него уже есть жена и он стар. А его наследнику всего двенадцать лет. Или даже одиннадцать. Не помню уже. Так что вы несколько не схожи.

– Хочешь сказать, что я старая?

– Да. Ты старая дева! Еще немного и тебя никто замуж и не возьмет! Так одна до самой смерти и будешь куковать!

– А ты? Разве меня бросишь? – наигранно надулась царевна.

– Наташа… я брат.

– А… а… а как же театр? А газета?

– Для театра от твоего замужества с герцогом только польза великая будет. – заметил Алексей, присутствовавший на этой семейной встречи и до того молчавший.

– Это еще почему?! – раздраженно спросила царевна.

– Вы вон какую работу с мамой проделали. Построили публичный театр, собрав актеров и репертуар под постоянную его работу. Теперь ты можешь там, у герцога, создать аналогичный. Только с другим репертуаром. И возить его к нам сюда – на выступления. А наш – к себе. Сие зовется культурным обменом. От чего театры только обогатятся и выиграют. Кроме того, через это в германских землях развеются пустые сказки о русских. Хотя бы частью.

– Леша дело говорит, – кивнув, поддержал сына Петр. – Я в Великом посольстве уже палкой хотел бить тех, кто мне задавал глупые вопросы о России. Дескать у нас тут псоглавцы живут и медведи по улицам ходят.

– А газета? – с затаенной надеждой спросила царевна.

– Так тоже самое. Ты выпустишь там свою. Благо, уже знаешь, что делать. Будешь там перепечатывать среди прочего новости из России. А сюда присылать новости оттуда. Кстати, не новостями одними. Через твое влияние мы сможем там распространять всякие брошюрки, знакомящие тех людей с нашей страной. Причем нормально, а не в дурацких издевательствах. Я в этом тебе всячески буду помогать. Да и отец. Ты же станешь по существу главным послом России в германских землях.

– Послом… нашли кому это доверить… – покачала головой Наталья.

– А не справишься? – улыбнувшись, спросил царевич. – А если и не справишься, то для журнала искусств нужно будет собирать искать материалы о новинках и интересных делах там – в Европе. И сидя там, это делать проще. Да и там, в Мекленбурге, можно будет издавать такой же журнал, добавляя там и о культурных делах в России. Чтобы потихоньку их приучать к тому, что мы не хуже, а может в чем-то и лучше.

– Это очень важно, – согласился царь.

Наступила пауза.

Наталья Алексеевна внимательно посмотрела на племянника. На его уже привычный немигающий взгляд. Вздрогнула. Словно в бездну какую окунулась. На дно морское. Его холодная, в чем-то даже бесчеловечная рассудительность пугала.

Потом перевела взор на брата. Чуть навыкат глаза выглядели излишне, даже в чем-то болезненно оживленными. Буйными. Даже бешенными. Выдавая до крайности непоседливую натуру. И тоже поежилась немного. Уж она то точно знала о его, такой же, как и у племянника, в чем-то бесчеловечной природе. Он готов был стереть в порошок все, что мешает его мечте. Рядом с ним было очень весело, интересно, но и тяжело. Порой даже отчаянно тяжело.

Скосилась на портрет с жизнерадостным пухлым человеком, который пытался изобразить серьезность. Улыбнулась. По сравнению с этими ее родственничками он выглядел как натурально душка. Во всяком с ним, кажется, действительно будет спокойнее. К великим свершениям, Наталья никогда не стремилась. Да, она во всем поддерживала брата. А теперь и племянника. Но то, как ее они стали последние годы напрягать, втягивая в дела, ей было не по душе…

– Ну хорошо. – наконец произнесла она.

– Ну вот и славно! – воскликнул Петр, бросившись к сестре обниматься.

После чего отец и сын вышли в другую комнату, давая Наталье привести себя в порядок. Посланник Мекленбурга ждал предъявления невесты. Прибыл с Петром и сейчас сидел – пил кофе здесь же, в особняке, но в зале для приемов. И желал взглянуть на «красавицу заморскую».

– Отец, я хотел бы поговорить. – сказал сын, когда они вышли и расселись в ожидании Натальи Алексеевны.

– О чем? – поинтересовался Петр, жестом выпроваживая слуг.

– Обо всей этой историей с тетей. И мамой.

– А мама тут при чем?

– Театр налажен. Здание стоит. Актеры набраны. Управляющий трудится. И участие мамы в нем, равно как и тети теперь чисто символическое. Они, конечно, присматривают, но он живет своей жизнью. И более чем присмотра ничего не требуется. С газетой тоже самое. Она издается и приносит деньги. У меня есть еще кое-какие мысли по поводу ее развития, но это мелочи, которые можно будет решить по ходу дела. Журнал искусств с горем пополам вышел. Чаще чем раз в год вряд ли получится его издавать из-за нехватки материалов, поэтому особо то ни маме, ни тети занятий и не остается. И если с тетей ты нашел как ее занять, то мама…

– А что мама?

– Дурная голова рукам покоя не дает. Если ее не занять каким-то делом, что ей придется по нутру, она вновь станет пытаться из тебя веревки вить. Очень деятельная натура. А оно надо? Я вот не хочу, чтобы вы ругались и уж тем более как-то расходились.

– Не начинай. – буркнул Петр.

– Византийские традиции, которыми тут у нас все пропитано, в случае повторной твоей женитьбы и рождении еще одного мальчика уже от новой жены, поставят крест на моем будущем. Не отравят, так убьют. Али забыл, как Софья Палеолог извела старшего сына своего мужа?

– Это лишь предположение.

– Ты серьезно?

– Ладно, – отмахнулся царь. – Тебя в таких делах не переспросишь. Начитался на мою голову. Чем ты маму предлагаешь занять?

– Новые газеты и журналы. А также подготовки книги о России для европейцев. Чтобы представить нашу страну у них самим, не доверяясь всяким проходимцам. Ну и какие-нибудь мелочевки, вроде наборы открыток.

– Что сие?

– Небольшие гравюры на листах плотной бумаги. Возможно раскрашенные частично или полностью. А на оборотной стороне подпись, объясняющая что на открытке изображено. Портреты там лучших людей. Или виды городов. Или природа. Или еще чего. Можно много чего выдумать. И продавать их. Это должно быть простой и любопытной забавой, которая не только заявит о твоей державе там, но и денег принесет. Хотя и не уверен, что много.

– Хм… Занятно.

– Газету ту, что есть, можно оставить в уже сложившемся виде. Политические и хозяйственные новости, а также коммерческие объявления. Только расширить, вывести в масштаб всей России, а не только Москвы и округи. А вот новую сделать совсем другой. Публиковать там всякие интересные истории, курьезы, сплетни, шутки и так далее. Можно даже всякие игры на отгадывание слов.

– Это как?

– Форма с клеточками под буквы. И номера с вопросами, ответами на них будут слова, вписав которые в эти клеточки можно будет заполнить форму. Я потом покажу. Это довольно просто и увлекательно. А в следующем номере ответы на предыдущую форму и новая. Впрочем, игр можно подобных придумать не сложно.

– Это все из сна?

– Да. – кивнул Алексей не став отпираться. – Можно, кстати, даже разделить нашу нынешнюю газету. В ней оставить только новости политики, как российской, так и зарубежной. А в новой размещать только деловые, торговые и прочие подобные новости. Опять-таки – наши и зарубежные. Я даже название для нее занятное придумал – Царский комсомолец. – произнес Алексей, а у самого глаза засмеялись, выдавая то, что он шутит. Лицо, впрочем, осталось невозмутимым, отчего отец этого не понял. Он не любил смотреть сыну в глаза. Это мало кто любил.

– Комсомолец? Это что за невидаль? – поинтересовался царь.

– Ну… – завис Алексей, лихорадочно придумывая оправдание хоть сколь-либо правдоподобное. – Это каламбур – слово-загадка. Ком – сие усечение от коммерческий. Молец – это от слова молодец, то есть, удалец. Со – же просто связка, чтобы благозвучнее звучало. А вместе: толковый в делах коммерции купец али заводчик. Царский, само собой, а не абы какой.

– А поймут? – усмехнувшись, спросил царь. Ему такой каламбур пришелся по душе. – Мудрено очень.

– Так мы напишем. Под названием подпишем то, как сие расшифровывается. Прям в каждом номере и будем писать малым шрифтом. Вот. Можно еще подумать. Но пока, я думаю, трех газет за глаза хватит. «Известия» для политики, «Царский комсомолец» для коммерции и ну, я не знаю, пусть будет «Крокодил» для веселых и любопытных историй. Ну или его «Фитиль» назвать. Тут подумать нужно.

– А журналы?

– Тут я пока не знаю. Много всякого нужно делать. Но я не уверен, что мама справится. Разве что, если станет только присматривать, не сильно влезая. По итогам этого года, например, сельскохозяйственный журнал нужно будет делать. Научный какой-нибудь тоже. Точнее научно-популярный, чтобы рассказывал о сложных изысканиях простым и доходчивым языком. И многое другое. А некоторые так и вообще… – махнул рукой Алексей.

– Что вообще?

– Я не знаю нужно ли. А если и нужно, то явно не маме доверять, так как вопросы не по ней. Например, какой-нибудь армейский листок или как-то так назвать журнал, издавая раз в год. И указывать там действительные особенности службы начальных людей. Какая есть, на каких условиях и где. Давая там же перечень всех таких людей, что состоят на службе, и которые по какой-то причине не состоят. Указывая там год поступления, выслугу, звания и когда какое присвоено, жалование, заслуги, взыскания, участие в делах. И прочее.

– Это еще зачем? – нахмурился царь.

– Чтобы и сами начальные люди ведали о делах и о своем положении, и ты. Потому что в таком перечне сразу будет видно – кто пустой на повышенном жаловании, кто дельный, но перебивается капустным листом. Ты ведь сам много раз говорил, что оценивать нужно по заслугам. Вот такой список и будет отражать сии заслуги. Публично. Чтобы тайком не сговаривались. В нем ведь пустые заслуги если напишешь – вой поднимут. Ну и самое главное – резерв. Ведь даже десятники старых служб – это готовые унтер-офицеры. Ну, почти. И вместо того, чтобы с чистого листа пытаться вырастить новых, можно будет привлекать старых. Если, конечно, они не запятнали себя чем-то.

Царь задумался.

Алексей ему предложил сделать то, что в свое время сделали англичане, чтобы учитывать морских офицеров. Он слышал как-то об этом в прошлой жизни. Такой журнал позволял убрать массу противоречий и проблем, более полно используя столь ценный ресурс, ну и отслеживая всякие нехорошие дела.

Петру идея не сильно понравилась. Впрочем, отказываться он не стал. Продолжив беседу, в которой царевич продолжал сыпать идеями. За ней их Наталья Алексеевна и застала.

– Ну конечно! О чем вы еще могли говорить? – смешливо фыркнула она, уверившись в правильности своего решения.

Бешеный эпилептик и чокнутый параноик. Идеальная парочка. Этих слов, конечно, она не употребила в оценке. Даже мысленно. Не знала. Но в иные, более изящных формулировках она подумала еще хлеще…

Встреча с посланником Фридриха Вильгельма I Мекленбургского прошла довольно приятно и продуктивно. Чему способствовал вкусные виды кофе, которые готовили с подачи Алексея только в Москве. Да и царевна «пришлась ко двору». Наталья Алексеевна по меркам царевича не была красавицей из-за своей страсти к откровенному обжорству. В чем-то миловидное личико. Да. В остальном… ее на его взгляд портила излишняя полнота.

А вот посланник это оценил.

В те годы именно такие женщины были в цене. Что, как едко замечал царевич, происходило из-за излишнего увлечения геометрией.

– Почему? – однажды спросил царь.

– Потому что для геометра идеальная фигура – это шар. Человек же, полон недостатков. А потому в такой геометрической идиллии становится сам на себя не похож…

Переменить моду Алексей, конечно, не мог. Но время от времени подшучивал над ней. Посланник же Мекленбурга не морочил себе голову такими рассуждениями. Он просто ценил женскую пухлость. И, зная любовные предпочтения Фридриха, слывшего известным гулякой, нашел Наталью Алексеевну весьма привлекательной…

А потом, когда эти импровизированные смотрины закончились, поехали все вместе к Лейбницу. Чтобы посмотреть, как он устроился. Так-то этого пожелал посланник герцога, знавший о переезде в Россию этого известного ученого из Ганновера. И Петру с Алексеем было бы желательно его сопровождать, как виновникам сего события. Но и Наталья Алексеевна не устояла, пожелав отправится с ними. Чтобы немного развеяться и показать посланнику свою просвещенность. Чай не теремная девица…

У Готфрида Вильгельма Лейбница в 1698 году умер его покровитель – старый правитель Ганновера – Эрнст-Август. Новый же Георг-Людвиг держал уже немолодого ученого в черном теле, отзываясь о нем пренебрежительно. Как ученый он его не интересовал, только лишь как историограф семьи, которому почему-то платят слишком много.

Более того, после начала грандиозной ругани Ньютона и Лейбница, Георг-Людвиг начал отзываться о нем как о шарлатане и проходимце. Если не сказать больше. И перед Лейбницем остро встал вопрос о том – что делать? Кто виноват было и так понятно.

В оригинальной истории его сумела вытащить к себе в Берлин София-Шарлота, сестра нового курфюрста Ганновера, давно и хорошо знавшая Готфрида. И слывшая интеллектуалкой, находившейся в широкой переписке с виднейшими умами Европы.

Здесь же на него насел и сам Петр, почуяв шанс, и Алексей. Отчего, Лейбниц, немного поколебавшись, отправился в Россию. Он посчитал, что покровительство супруги уже немолодого правителя Пруссии и Бранденбурга интересно, но ненадежно. В любой момент ее супруг мог преставиться. И он бы вновь оказывался у разбитого корыта как там – в Ганновере. Здесь же, несмотря на всякие россказни, ему покровительствовали и правитель, и его наследник. Что гарантировало много больше стабильности. Тем более, что ему пообещали весьма приличное жалование и работу, в которой не потребуется ломать уже немолодые глаза в пыльных архивах.

Петру и Алексею, также, как и Софии-Шарлоте, требовалось создание научного общества. Поэтому взвесив все «за» и «против», он принял предложение русского царя. И вот – оказавшись в России Лейбниц потихоньку устраивался, работая над проектом Академии наук. В этот раз уже Российской. Местных ученых в здешних краях мягко говоря не хватало, поэтому Готфрид продумывал кого и для чего можно пригласить. Из тех, конечно, кто поехал бы. В конце концов открытое покровительство наукам отца и сына выглядело весьма перспективно, равно как и их щедрость, даже несмотря на достаточно дремучие, по меркам Лейбница здешние края. Сам он в письмах это обстоятельно завуалированно называл ученым пикником на природе…