Текст книги "Дочь мафии (СИ)"

Автор книги: Fosi

Глава 13 – Заря лета

10 июня 1943. Рожков Н.Е.

«Взявшись за ручки».. благо, погода благоприятствует.

Будущую жену надобно холить, лелеять и развлекать:-) А как самому-то приятно с ней гулять! Есть что-то такое, бесконечно волнующее, в сплетении пальцев рук. Хотя вроде, и на влюблённую парочку – школоло уже не совсем похожи.

Обожаемая мамзель, в джинсовых брюках, доработанных ей по индивидуальному заказу в NY, безумно хороша. Она рассказывала, что потребовались определённые усилия, чтобы женский вариант «одежды американских рабочих», был доведён до того вида, «как в будущем». Хотя меня в своё время удивило то, как УЖЕ похожа фактура и цвет ткани на то, что привычно в 2018-м. Плюс приталенная курточка из чёрной кожи «как у Миннивы», которую отметила в своё время жена ФДР.

Видно, как Марго обожает носить сей комплект.

Но, в целом, одних вечерних и воскресных совместных набегов в ресторан, автомобильных выездов «на природу» и пешеходных прогулок по основным улицам города, как я понимал сразу, ей будет мало.

Даже набережной с видом на Каму в том виде, что помню я, не существует. Разумеется, вообще не говоря о несуществующих сейчас автомобильно-пешеходном мосте с 27-этажной высоткой около него из центра города в закамье. Там, где будет МЗППТ. Гуляли у воды только в районе новенького, 1940-го года речного вокзала. Который я знаю как «Пермь-1» (К.И. – Пермь-2 – ж/д вокзал).

Адский ад вообще, в натуре. Молотов сороковых – чуть с центральных улиц свернёшь – старые деревянные дома и грязь.

Короче, культурное просвещение рулит. В итоге и тут сравнения снова кое-какие поймал.

Перми моего прошлого-будущего и Молотова сороковых, точнее одного места «подъёма уровня культуры в массах». И Марго себе первых… ну, подружек – не подружек, хороших знакомых завела. Общие темы нашлись..

* * *

Маргарет познакомилась с парой балерин из Ленинградского театра, что здесь, в эвакуации в семиэтажке «Центральной» живут.

Странно, кстати. Ленинград вообще в блокаде не был. Видимо, несмотря на лучший ход войны ещё в 1941-м достаточно масштабная эвакуация и оттуда всё равно была, не только из западной части страны. Ну да ладно, не важно, сейчас даже для меня – единственного, лично сравнивающих два хода времён, это представляет «чисто академический интерес» Ныне – полгода, как мир, новая пятилетка, все дела..

Насчёт этих артисточек – их всех скоро домой отправят, но пока театральный сезон 1942–1943 завершается, всё скачут на сцене в местном оперном. Фамилия у одной из дамочек мне точно запомнилась. Наверное, даже «та самая». Очередная в списке «слышал-читал в 21 веке что-то про них..»

Где-то я про неё читал? Может, даже и в этом здании, когда фото на стенах исторические рассматривал и строки про прошлые десятилетия театра. В здании в моё время был один раз. И он был снаружи больше. Похоже, надстраивали когда-то. И внутри… явно подвергался переделкам за это время.

– ..В школе ездил, году в 2011 кажется, вместе всем классом в этот театр… – поделился неизвестно каким по счёту «кусочком памяти о будущем» я с Маргарет.

Мде… осенью сорок первого «замша» по Московским театрам и кино таскала с неясной целью – то ли чтобы попаданец не озверел взаперти, то ли с кем-то познакомить неспешно рассчитывала… теперь вот снова повышаю культурный уровень (бээ..). Ладно, в очередной раз снова дремлю, взявшись за руку с Марго. Если совсем засыпать буду, она процесс прервёт, ткнув, как договорились, локтем. Чтобы не храпел и своё, жертвы «масскульта будущего»:-) отсутствующее воспитание, не демонстрировал.

Первый раз – в партере сидели. Второй – в ложе, куда нас Гусаров позвал. Ха! Советская номенклатурка всегда к балеринам слабость питала, только этим дамочкам конкретно обнажаться прилюдно в это время официально можно! Да и в форме они все в отличной:-)

Партбосс, случайно встретивший меня с Марго на подступах к театру, позвал «с супругой своей познакомить». И, сильно подозреваю, что больше для того, чтобы мою мамзель глазом поближе облизать.

Момент «OMG!» был, когда «тащ первый», по ходу представления и в антракте расспрашивавший нас, узнал, что она – гражданка США и бывшая сотрудница аппарата американского Президента… а теперь вот, «за советского гражданина замуж собралась».

Занавес… не на сцене, а в ложе.

Ясно вижу, как у него в глазах буквально колёсики вертелись, складывая логичный по всем предпосылкам, но абсолютно неверный в сути паззл.

«Чекисты что-то на высшем уровне в США мутили». А теперь тащ Рожков, задействованный то-ли в тёмную, то ли как главное действующее лицо, в СССР вернулся… Слабым звеном в его возможных рассуждениях, полагаю, было то, что я действительно занимаюсь «передовыми расчётными машинами».

Как тогда Литвинов, в посольстве в США, мыслит. Я гарантирую:-)

Ну да ладно. Всё равно что он в своей голове там вертит… откуда ему знать, что «мутили тут» сам товарищ Сталин и господин Рузвельт! Аж сразу оба и по совсем невероятному поводу.

* * *

В первое посещение театра, в партере смотреть было близко, громко и слышно, как худенькие балеринки и не менее стройные балеруны скачут по сцене и топают. Красиво… первые пять минут. Дальше – скука скукой. Марго, в отличие от меня, действом интересуется профессионально. Наверное, раз у неё это в крови, то классика на сцене то же заходит, не хуже видеоклипов из будущего. Её разносторонняя творческая личность с обалденными формами довольна? Ну и отлично – мне большего от этих «культзабегов» и не надо. Быстро же она с тётеньками контакт наладила! Или у дамочек интерес к иностранке?

Теперь Марго, ненавязчиво оприходовавшая мой ЗиС (самому мне в общем-то некуда особо на нём по делам пока ездить), постоянно катается вместе с этими двумя примами-балеринами. Брук и Лебедев, когда узнали, с кем моя драгоценная быстро дружбу завела, поцокали оба языками и подтвердили – «обе из числа лучших балерин СССР, продолжающих славные традиции Кшесинской и Павловой».

Ок, чЁ… в балете мы впереди планеты всей! И без попаданца так было, и так, наверное и с ним вместе будет.

Балет балетом, а у меня своя работа. Учусь по вечерам в нашем номере гостиницы работать без компа. Его цербер Гордов, сколько не уговаривал, ни за что из НИИВТ не выпускает. Так что только ждать августа, сдачи домов для сотрудников и служебной квартиры с сейфом.

Марго реально закорешилась с Галиной Сергеевной и Татьяной Михайловной и те обе – через день, да каждый день к нам вечерком заруливают. На другой этаж им подняться не сложно, глядишь – снова на ЗиС-е покатают куда попросят.

Обе мило улыбаются, глазками стреляют, просят их Галей и Таней по простому называть, без официальщины. И я даже день точно знаю, когда обе эти две звезды театральных подмосток меня своим признали.

Когда вместе с ними к нам в номер ввалился приехавший в Молотов Алексей Николаевич Толстой (у него тут творческие встречи и выступления с читателями) Они все, как оказалось, практически друзья. Одна богемная, но вполне официальная и признанная тусовка и чёрт ногу сломит во всём, что их связывает.

Толстой, знающий, кто я на самом деле, донёс до моих ушей упоминание о прямом указании, выданное ему Сталиным:

«..советской молодёжи нужно будет приобщиться к некоторым литературным текстами ранее..».

Как я понял из разговора наедине с Толстым, их автором назначен он сам.

Ну да, весьма логично. Кому, как не автору «Аэлиты» и «Гиперболоида инженера Гарина» стать автором двух томов «Лунной Радуги» и ещё пары текстов. Фантастику САМ писал и достаточно козырно? Значит, «отработает заранее» и за Сергея Павлова и других.

– ..Скоро в печать. Пришлось под мой стиль дорабатывать… – откровенно лучится удовольствием Алексей Николаевич – .. я вам экземпляр обязательно пришлю, Никита Егорович.

– Буду крайне рад..

Надеюсь, он не сильно оригинальный текст подпортит. По идее, не должен, чел и сам талантлив.

Да. Мир тесен… та самая советская «номенклатурная обойма». Точнее, элита СССР и обслуживающая её, во всех смыслах (плохих и хороших) советская интеллигенция, переплетающаяся с партийно-советским руководством во всех возможных позах.

СССР в 1991 про;%*ли и предали и те, и другие.

В этот раз будет всё иначе?

Люди то, в целом, даже с учётом всех изменений истории, остались те же.

Хватит ли корректировок от «лучшего хода войны», 22 миллионов, «оставшихся в живых» и того, что верхушка знает «как было первый раз», для того, чтобы не просто добавить Союзу ещё 10–20 лет жизни?

* * *

Уланова Г.С. Прима-балерина Ленинградского театра оперы и балета им. С. М. Кирова (ранее – Мариинского), с 1939 – заслуженная артистка РСФСР, с 1941 – народная артистка РСФСР, Лауреат Сталинской Премии первой степени 1941.

Вечеслова Т.М. Прима-балерина Ленинградского театра оперы и балета им. С. М. Кирова (ранее – Мариинского), с 1939 – заслуженная артистка РСФСР.

В мире вечной, но быстро увядающей красоты, измученных ног, требующих постоянных компрессов, мимолётных связей и интриг, их троны вместе стоят на одной сцене бывшей «Мариинки», а теперь и провинциального театра с малюсенькой сценой, потребовавшей переработки всех постановок.

И обе они – настоящие подруги, без спрятанных за спиной ножей. От первых шагов в театральном искусстве, до нынешней славы, которая только ещё движется, как обе уверены, к своему зениту. Кинжал в «Бахчисарайском фонтане» – всего лишь сценический реквизит… у них и сцена – на двоих и то, что за её пределами, тоже вместе, начиная от дружеской просьбы вдогонку в коридоре – «займи мне очередь, Таня!» насчёт гостиничного буфета.

Только мужья разные… им нечего делить и не из-за чего ссориться.

Вот только заграницей свою долю славы получила только пока Таня. Осенью 1933-го в Риге, во «временно отдельной и заграничной Латвии», сразу за ней – в Литве. А чуть позже, по настоящему – в США, на сцене «Карнеги-Холла» в Нью-Йорке, на Манхэттене. За которым были другие, с блеском прошедшие выступления в Детройте, Чикаго, Сан-Франциско, Лос-Анджелесе. И на обратном пути – в Италии, в Генуе.

Советский балет заметили, но покорить мир по настоящему, подобно звёздам русского балета раньше, помешала проклятая война, разразившаяся в Европе.

Пришедшая затем и в Союз..

Гале же пока не удалось побывать за границей. Хотя вызванная специально из Ленинграда в Москву, в Большой Театр, танцевать 28 сентября 1939 года Одетту-Одиллию перед Риббентропом, приехавшим на переговоры, она уже давно была признана самим Сталиным «классикой балета». Никто, разумеется, позже из официальных критиков и слова худого не мог сказать в адрес Гали после слов из уст вождя, заметившего когда-то юное дарование. Только шепотки и очередные сплетни про её личную жизнь и смену супругов и любовников..

* * *

Тогда, в 1939-м, тот самый, сидевший в царской ложе Большого театра, с роскошным бриллиантовый кольцом на пальце немецкий министр иностранных дел, вполне себе искренне хлопал ей, отослал с сотрудницей германского посольства цветы. А в октябре Улановой пришло официальное письмо от одного немецкого импрессарио с предложением гастрольной поездки по Германии.

Галя отказалась – война, несмотря на последовавшие увещевания немца о том, что «у них всё спокойно».

А в 1941 немцы сами принесли войну в СССР.

Многие из коллектива театра, вполголоса поругивали и в ноябре-декабре 1941-м решение об эвакуации – «..зачем? Немцев у Смоленска и Таллина остановили..» были недовольны условиями в Молотове и холодностью к балету местной провинциальной публики по сравнению со столичной.

Никаких оваций, никаких толп поклонников… растопить лёд удалось только в 1942-м. И что здесь сыграло большую роль – было не ясно. Обе они тогда поначалу тоже сердились – зачем нас в эвакуацию в эту глушь отправили? В обратную сторону только после войны пустят. Терять годы здесь..

Но то ли постоянная самоотдача артистов, то ли выступления театральных выездных бригад перед ранеными, а, может, и личная помощь некоторых артистов, как Таня, после представлений ходивших помогать с ранеными в госпиталя, поменяла отношение местных. А недовольные из коллектива сами умолкли насчёт эвакуации и «неблагодарной публики» после германских химических авиабомбардировок Москвы, Ленинграда и других городов. Все, особенно не досчитавшиеся родственников, мысленно примерили случившееся на себя..

Но Таня, тоже уже вкусившая перед войной славы в СССР, всё не могла забыть свою поездку в 30-х на гигантском немецком лайнере «Европа», владевшим несколько лет «Голубой лентой Атлантики». Роскошь его внутреннего обустройства пленила её, весь мир казался ждущим именно их обеих, росших в голодные послереволюционные годы и обучавшимся в Петроградском театральном училище, в котором тогда простая рисовая каша являлась редким лакомством.

* * *

И вот сейчас, эта девочка из-за океана… отказавшаяся от собственной театральной карьеры ради кинопроб в новом виде искусства, расцветшим на потеху масс, наплевала и на него. Чтобы строить карьеру вблизи высшей американской власти и… растереть в пыль и сей очередной шанс, что щедрой рукой подкинула ей судьба.

Всё – ради будущего мужа?

Им обеим, особенно Гале, с детства знавшей от родителей из театральной среды, что лучше сразу определиться с выбором – «дети или сцена», подобное пренебрежение удачей казалось кощунственным. Но девушка была им интересна… как и её загадочный друг. Тайна влечёт всегда.

Галя уже откровенно делится соображениями с Таней:

– Тебя заметили за границей лично в тридцатых. Меня, надеюсь, тоже увидят. Тот, вышедший перед самой войной «Киноконцерт», где мои кадры, вперемешку с Лемешевым, Михайловым и Руслановой, переводят сейчас в США и Великобритании. Только название у англичан какое-то странное ему дают… «Russian Salad». А то, что даже такое стало возможно… ты просто представь – эта девочка, показывавшая нам сегодня свой личный фотоальбомчик… ну да, с тем фото 1939 года, где она, совсем юная выступает в роли гавайской аборигенки в каком-то «Orpheum Theatre» в канадском Ванкувере в постановке «Waikiki Revue», сейчас приехала к жениху в СССР… о чём это говорит?

– Что у нас будет больше отношений с заграницей? Мы ведь теперь союзники навсегда?

Действительно, навсегда?

* * *

Странноватый её избранник. Огромный, хотя и весьма симпатичный молодой мужчина, смотрящий на всех каким-то отрешённым взглядом. В нём нет привычного для них восхищения и преклонения перед ними.

Редко встретишь такое. В СССР. Особенно в столицах – старой и новой, они – светила первой величины.

– Он смотрит словно сквозь меня. Как на мёртвую… как на застывшую статую, которой не суждено ожить… – делится Галя со своей подругой впечатлениями о молодом человеке девушки из-за океана, наплевавшей на призрачный блеск сцены и большого экрана.

Но что-то ведь нашла «Марго», как её зовёт этот, не менее самой Гали, обласканный властью, занятый созданием каких-то расчётных машин лауреат ТОЖЕ(!) Сталинской Премии, в гражданине СССР, пленившем заграничную красотку?

– У него, конечно, не как у Толстого, личный гараж с тремя авто и двумя шофёрам, но тоже… какая машина!

– ..Эту девушку я приметила ещё в начале мая… – замечает Таня, переключаясь с машин на обсуждение персон новых знакомых. В первую очередь, конечно же, Маргарет.

Мимо такой не пройдешь и не забудешь!

Как она одевается! Очень и очень смело и непривычно. Мало того, что в брюках из неизвестной синей ткани, так ещё и в обтяжку. Народ головы сворачивает себе, а ей, да и ему – хоть бы хны.

С одной стороны, слова «вызывающе» и «вульгарно» так и просятся к месту, с другой – с её костями только такое и носить. Очень хороша собой. Пожалуй, я бы не рискнула такое носить. Или рискнула? Выглядит потрясающе. Нам ведь тоже пойдёт, уверена. Чем мы хуже?

– Тебе и мне за тридцать, подруга. Не путай сцену и улицу. Она иностранка. Что простят ей, не простят нам.

Или простят?

Заметно, как многие оглядываются на ту. Она и в театр в этих… «джинсовых брючках» приходила.

– Мало ли у нас на представлениях и в ватниках и в тулупах бывает? Помнишь, когда отопление из строя на три дня вышло? Только горячим чаем и спасались.

Отличное и интригующее знакомство. Но скоро – возвращение в родной Ленинград..

Глава 14 – Заря эпохи

Конец июня 1943. Молотов/Пермь. Из воспоминаний работавшего в то время заместителем начальника отдела разработки прикладного ПО НИИВТ Семендяева К.А.

(Цитируется по главе за его авторством в изданной в 1960-м на русском в Москве и на английском в Нью-Йорке, энциклопедии «Заря цифровой эры»)

..Новый «генеральный курс» – парадигму про то, что «компактный, надёжный и мощный персональный вычислитель» будет стоять на столе у многих (позже – всех) инженеров… лет через 15–20 (оптимистично) или 30 (пессимистично), однозначно высказанную нам нашим руководством, сотрудники НИИВТ уже усвоили.

Хотя и поверили, очевидно, тогда не все.

Грандиозность задачи впечатляла. И если соображение насчёт инженеров принималось многими как естественное и логичное, то насчёт условных «секретарш, бухгалтеров и сотрудников сберкасс(банков)» утверждение выглядело чрезмерно фантастичным… но всё же – теоретически верным. Как и идея той же замены традиционной пишущей машинки на «текстовой редактор» выглядела пусть и революционной, но вполне реализуемой при «стеклянном листе» характрона.

Но не было ли такое предположение и его возможная реализация, далеко опередившим своё время гениальным проблеском, который невозможно массово реализовать в ближайшие 15–20 лет, как настаивал главный двигатель подобных идей второй зам Рожков?

Тем более, вслух были озвучены замыслы о возможном, в будущем, широком распространении вычислителей среди населения… с возможностью элементов досуга в виде программ – соперников человека при игре в шахматы, шашки и, как предложил один из наших сотрудников, увлекавшихся китайским го, и этой интеллектуальной игрой. Разумеется, у нас, сразу же появилась идея создания на вычислителе программ для разнообразных карточных игр.

Трио нашего начальства, к удивлению многих, вполне благосклонно отнеслось к подобному ажиотажу. Возможно, это было связано с не только с тем, что один из их сам был зачинателем подобных инициатив, но и тем, что реализация подобных программ была изрядно связана с математическим подходом к ним, что представляло определённый научный интерес!

Удивительным для нас всех был и провозглашённый летом 1943-го начальством новый подход к «программированию будущего». За почти два года работы с новой вычислительной техникой я как-то приноровился к ней. Сначала освоение, вникание и привыкание к предлагавшейся нам сразу, в сопроводительной документации, логике работы на новой вычислительной технике – описывающей стадии того, как поставленная расчётная задача подвергается алгоритмизации и переносу в машинный код, с возможной промежуточной стадией автокода/ассемблера, на которой так настаивало «наше трио» само в руководстве по программированию, прилагавшемся ещё к первой модели дискретных вычислителей.

Планы товарища Рожкова про автоматизацию автокода/ассемблера, с идеей программы-транслятора мнемоник в машинный код, вместо наших привычных «таблиц соответствия», конечно же, пленили всех нас. Но замыслы то были сразу намного более обширные!

Главное доказательство новых идей насчёт «операционной системы», «транслятора автокода» и, тем более, «языка программирования высокого уровня», конечно же основывалось на том факте, что с 256 байт ОЗУ базовой модели М-1, считанных килобайтов второй и третьей, мы ныне рассчитывали иметь десятки килобайт в модели М-4.

ОЗУ такого размера, разумеется, можно было использовать не только для данных, с новыми объёмами которых мы теперь смогли бы оперировать очень большими алгоритмами. В пределах максимально быстродействующей памяти, без обращения к магнитным барабанам, с программами, возрастающими в объёме и возможностях на 2 порядка по сравнению с теми, что помещались в пределах ограниченного ОЗУ первой моделью вычислителя.

Однако многих у нас смущала сложность создания и отладки программ подобных объёмов!

Но и тут решение, предлагаемое Рожковым, выглядело единственно возможным вариантом для таких размеров программ. Как и возможности их разрабатывать коллективами программистов, с соответствующим строгим разделением их участков работы.

Идея была красива: основной цикл – с вызовом, по потребности, процедур и функций (которые, в отличие от процедур, возвращают основному циклу какие-то значения).

Именно с подобной организацией внутреннего устройства ПО становилось возможным разрабатывать его, в случае необходимости, очень больших размеров. И, соответственно, возможностей..

Тот самый «передний край»! Никто в мире не делал подобного. Начав с революционной М-1, сейчас пробовали сделать следующий шаг – с новым, комплексным способом разработки программного обеспечения для неё целым научно-трудовым коллективом. Второе поколение дискретных вычислителей на новой элементной базе и новый подход – под стать их возможностям, в разработке ПО для них.

Вкупе с возможностью создания нового ПО – на имеющейся пока технике первых трёх моделей. Теперь становится очевидным заложенное изначально преимущество «совместимости» машинных кодов. Расширение набора машинных команд, которое закладывается в АЛУ М-4, будет использоваться только в ПО, которое будет разрабатываться на самой четвёртой модели… когда она будет создана.

Мы же работали в машинных кодах «базового набора» АЛУ М-1/2/3, что и позволяло отлаживать процедуры и функции в ПО по отдельности, на имеющемся «машинном парке». Собственного говоря, подобный подход и позволил нам тогда, в 1943-м, на существующей технике начать работу по созданию всего того огромного объёма ПО, которое желало получить от нас руководство.

* * *

Стены каждого из наших отделов были завешаны огромными структурными блок-схемами, отображающими внутреннее строение всех программных блоков «операционки», «языка программирования высокого уровня» и первых набросков программы – транслятора для автоматического, а не ручного перевода текста автокода/ассемблера в машинные коды.

Разумеется, всё это «жило своей жизнью», дорабатывалось по ходу дела, переделывалось и обсуждалось.

И крайне жёстко регулировалось нашим вторым заместителем. Очевидно, и как позже немного нехотя было признано им самим – у Рожкова имелось видение предполагаемого результата и он безжалостно отсекал в первой версии всё, не укладывающееся в образ, сложившийся в его голове, оставляя «необходимый минимум», ибо научный коллектив, осознавший потенциальные возможности М-4, желал сотворить «всё и сразу» в ПО для нового вычислителя. Впрочем, в пределах отведённых отдельным программистам блоков от них требовался только результат – стабильная и верная работа подпрограмм, их компактность и лучшее быстродействие.

Пожалуй, в ходе работы мы все вскоре поняли, что именно такое разбиение работы и позволило нам двигаться вперёд в разработке невиданных по сложности, объёму и возможностям программ совершенно нового типа. Сейчас, когда пишутся эти строки, к исходу шестого десятилетия нашего сумасшедшего века, нам кажется естественным, что операционные системы и/или встроенное в ПЗУ ПО «были всегда», как и наличие нескольких десятков современных реализаций нынешних языков программирования для множества как совместимых, так и нет вычислительных платформ разнообразного назначения. Но тогда, в 1943-м, такое будущее поначалу было очевидным только очень немногим. И все они работали в нашем НИИВТ!

Каждая из программ нового типа – согласно новому воззрению трио наших начальников, вкупе с планируемым объёмом ОЗУ и внешней памяти, была представлена в виде основного блока и множества подпрограмм, которые вызывались из него.

«Процедурный подход» – ещё один термин из создававшейся на наших глазах и при нашем непосредственном участии, новой терминологии… которую сейчас, в конце 50-х, многие авторы, осмысливающие выводы двух десятилетий создания ПО для ВТ полагают частным случаем структурного программирования, ныне являющего полностью победившим в теории и практике разработки ПО.

Фактически, именно создание ОС для первого образца второго поколения дискретных вычислителей М-4 и первого в мире ЯПВУ были примерами (очень удачными) процедурно-структурного подхода к созданию ПО.

Некоторые аспекты разработки, акцент на которых идеологи и руководители разработки вычислителей закладывали при создании и проектировании первой модели вычислителя, становились понятными только в тот момент. Да, я говорю о релоцируемости процедур и функций. Сыграл свою положительную роль практически полный запрет на привязку к размещению по абсолютным адресам в пространстве ОЗУ. Строго обоснованное разумное использование «прямых дальних переходов» (за пределами возможностей команд «относительного перехода») и… привычная ныне «таблица адресов подпрограмм», которую, в случае необходимости, можно легко корректировать, не совершая бесконечных поисков по всему исходному тексту программы.

* * *

«Системщики» тогда, в июне 1943-го, «выкатили» вскоре утверждённый научным советом НИИВТ технический проект ОС, который был жёстко завязан на одновременную разработку «файловой системы» для магнитных барабанов, которые, как мы все знаем, в начале завершающегося ныне десятилетия начали бурно вытесняться накопителями на жёстких и гибких магнитных дисках и дешёвыми накопителями на магнитной ленте в случае бытового и развлекательного применения вычислителей.

У нас, «прикладников», несмотря на закладывавшиеся в первую версию ЯПВУ возможности работы как с магнитными барабанами, так и с накопителями на магнитной ленте с их последовательным доступом, всё же основная работа в июне-июле 1943-м сосредоточилась именно на проектировании и составе того, что должно быть в подобном инструменте для комфортного создания программ.

Хотя товарищ Рожков прямо говорил, что вообще-то наш «базовый» (BASIC) ЯПВУ имени Ады Лавлейс – это, в его видении, тоже дело системщиков, но пока было так. У нас тогда, в 1943-м, специалистов по программированию, были пусть и не единицы, но именно что небольшие десятки и все они, уже получившие реальный опыт разработки ПО за два года в разных местах применения М-1/2/3, были буквально на вес золота.

Пришедшая молодёжь из числа свеженьких выпускников физмата местного Молотовского университета имела определённый опыт при «прохождении» спецкурса в ВЦ универа, поначалу мы приглядывались к ним. Принятые с испытательным сроком к нам в НИИВТ и в КБ МЗЭТ, они смогли за это время лучше проявить себя и набрать необходимый опыт. «Тестовыми заданиями» для молодой поросли программистов занимались наши начальники отделов товарищи Ляпунов и Шура-Бура. По результатам которых и былм определены направления последующей деятельности новичков..

Пару ныне известных создателей столь модных и стремительно набирающих популярность как за рубежом, так и у нас, в СССР «электронных игр» (я прямо пишу сейчас о товарищах Голдобине и Носкове) ещё тогда приметил сам Рожков, имевший определенные планы на будущее… которое наступило только сейчас. В связи с крайне бурным ростом в последние два года мирового рынка электронных развлечений, будет любопытен экскурс в те дни и обстоятельства, мало известные широкой публике, которые мы открываем в этой энциклопедии:

Стоит отметить, что именно «крестики-нолики», созданные Рожковым осенью 1941-го, можно считать первой, хотя и самой простейшей «электронной игрой» в мире, соперником в которой выступал простейший алгоритм. Но по настоящему популярной в среде программистов на пошедшей в серию в 1946-м М-4 с её текстовым дисплеем-характроном стала вторая, фактически полноценная, хотя и полностью развлекательная игра, которая ныне доступна и широкой публике. Эта игра была создана товарищем Рожковым для первого работающего прототипа М-4, увидевшего свет в начале 1945-го года.

Да, я говорю о «Тетрамино». Фигурки, падающие в стаканчик, известны сейчас во всём мире..

Хотя за прошедшие с того времени почти 15 лет, звание первого электронного развлечения пытались оспорить создатели электромеханического развлекательного устройства «Ниматрон», прославившегося на Всемирной выставке 1939 года в Нью-Йорке, различие в возможностях и принципах реализации столь велико, что, сей спор выглядит ныне, на фоне свыше трёхста имеющихся к настоящему времени реализаций ПО, связанных с электронными развлечениями, лишь забавным курьёзом.

Вскоре появились по настоящему серьёзные игры – шашки и шахматы за авторством ассистентов нашего НИИВТ. Их создали Голдобин и Носков, под руководством занимавшего в тот момент должность начальника отдела системного программирования товарища Шуры-Буры, который поставил разработку электронного развлечения на серьёзный теоретический уровень, решив несколько математических проблем, связанных с алгоритмами глубины пересчёта вариантов.

* * *

Идея разработки ПО в «комфортной среде», на самих вычислителях, к которой тогда только-только подвели нас товарищи Брук, Лебедев и Рожков, захватила всех.

Вместо корпления над листами со строками автокода/ассемблера, с десятикратной проверкой как логики подпрограмм, так и перепроверкой перевода их в машинные коды и вводом их для «прогона» на ДЭВМ с помощью как штекерного, так и несколько более быстрого ввода через телетайпы..

Который в головах многих из нас уже тогда логично виделся в образе будущей «клавиатуры», аппаратной реализацией которой тогда занимались «железячники» соответствующего отдела НИИВТ и товарищи из КБ МЗЭТ.

* * *

Машинный парк, конечно, у нас в НИИВТ количественно и качественно был уже тогда, в 1943-м, на высшем по тому времени уровне. Поэтому мы имели возможность самостоятельно вводить отлаживаемые подпрограммы. Фактически, машинное время каждого из 7 (ещё 4 было у «железячников») вычислителей делилось на троих-четверых программистов, что давало возможность в течении суток каждому программисту иметь 5–6 часов личного машинного времени, не считая перерывов на техническое обслуживание ДЭВМ.

Такие превосходные условия давали возможность нам очень быстро по тем временам вести разработку нового ПО! Для сравнения замечу, что многие лучшие НИИ и КБ в стране, с десяткам и сотнями научных сотрудников тогда имели 1, в лучшем случае 2 вычислителя. Ныне те годы кажутся бесконечно далёкими.

* * *

То время мы все ныне вспоминаем с ностальгией. Пусть ныне научные и иные жизненные пути развели нас, но тогда наш НИИВТ работал как единое целое. Грандиозность замыслов и лет творения того, из чего, по итогу, вышли столь удивившие весь мир «персональные вычислители» и комплекс ПО для них, чей безумный успех мы наблюдаем прямо сейчас, навсегда осталась в нашей памяти.