Текст книги "Дочь мафии (СИ)"

Автор книги: Fosi

Рэтару очень хотелось Зеура придушить. Вот несмотря на то, что знал его с детства, несмотря на то, что парень не раз помогал, несмотря на то, что полагались на него и он приходил на зов, порой даже себе во вред – сейчас внутри бурей выло желание заткнуть его, уничтожить, чтобы не слышать больше всего этого, потому что задевало, злило, рождало неконтролируемый гнев. Зверь внутри начал шевелиться, рычать, потому что – что ты стоишь и слушаешь всё это, разорви и дело с концом.

Рэтар стиснул зубы.

– Ладно, – отозвался Зеур, который если и не переступил через запрет и не полез к своему ферану в голову, то наверняка почувствовал внутренний гнев главы дома. Наверняка правильно оценил исходящую от Рэтара угрозу. – Потом не говори, что я не предупреждал. Когда вокруг тебя трупы будут лежать, а ты будешь стоять, смотреть на это и понимать, что сделать ничего уже нельзя. Потом её остановит только смерть. Дело твоё. Вот что скажу. Она плетёт небесную нить.

Феран дёрнул головой непроизвольно, хотя хотел и дальше стоять и не реагировать на слова мага, но тут не вышло.

– Не знал? – усмехнулся Зеур. – Вот и верь чёрным ведьмам после этого. Смотри, чтоб ты понимал.

Маг достал из внутреннего кармана куртки моток небесной нити. Рэтар посмотрел на неё исподтишка, глянул наискосок, чтобы не давать понять магу, насколько его этот факт удивил и озадачил.

Нить была яркой, красивой, состояла из двух основ – феран никогда такого не видел. Нити были делом редким, самой дорогой материей в их мире. У всех магов они состояли из одной основы, но различались по цветам, оттенкам, а ещё толщине, по этому всему можно было определить какому магу та или иная нить принадлежит. При творении магии с использованием нити, она оставляла свой неповторимый след, который с помощью магов тоже можно было потом усмотреть.

И Рэтар никогда не слышал, чтобы ведьмы плели нить, любые хоть чёрные, хоть белые.

– Она мне её отдала, чтобы, как она сказала “не быть мне должной”. Хотя я и сказал, что не должна она мне ничего. Но дело не в том, что ведьмы нити не плетут. Обычно. Дело в другом – знаешь, достопочтенный феран, сколько времени мне нужно, чтобы вот такой моток сплести?

– Откуда мне знать, – ответил он.

– Лунь, Рэтар! – почти рыкнул Зеур. – Если ничего не буду делать и только плести, то может мирт пятнадцать. А она сплела, пока песню пела, и потом со мной парой фраз перекинулась! Ты конечно на это можешь сказать, что я не самый сильный маг, но вот тебе тогда – первый маг плетёт такой моток в течении десяти мирт. Десять мирт сильнейшего мага башни против незатейливой песенки с десяток строк от твоей чёрной ведьмы!

Маг качнул головой, убрал нить.

– Я просто прошу, – вздохнул он и Рэтару показалось, что во вздохе была обречённость. – И ты конечно можешь мне отказать, но есть же те, достопочтенный феран, кто может тебя заставить! Против кого ты не сможешь и слова сказать. И вот мой тебе совет – нельзя ей вот так открыто плести нить, и, богами тебя заклинаю, раз так она тебе нужна, то не показывай саму ведьму ни первому магу, ни великому эла. Потому что, если я не прав и ты с ней сможешь совладать, когда в ней проснётся тяга к смерти и убийству, а она проснётся, подожди немного, подожди и ты начнёшь тонуть в крови, скоро! В любом случае, если они увидят её, они не будут спрашивать, а просто заберут. Прикажут и ты отдашь.

Почти весь изар феран пытался просто понять, как ему быть. После разговора с Зеуром, внутри было столько всего, что хотелось просто перестать дышать на какое-то время, хотелось, чтобы стало тихо вокруг и в голове.

Рэтар сходил в селение, сходил на мёртвую землю, спустился оттуда к реке, перешёл и ушёл далеко за неё, в леса и всё никак не мог уняться, внутри всё горело, полыхало сотнями вопросов и чувств.

Он верил Хэле, верил. Но вот эти слова мага всё равно кусались и распространяли яд сомнения и “а вдруг ошибся, вдруг так помутился разум от того, что наконец сделал её своей, после такого мучительного и долгого ожидания и борьбы с собой, что не заметил её ложь”? Вдруг вся эта её боль внутри оттого, что она его обманывает, или это не боль, а он так видит неправильно? Что на самом деле нет в ней тяги к нему, вдруг прочитала его вдоль и поперёк, знает всё о его жизни, просто не говорит, просто вида не подаёт, а умело управляет его чувствами?

Почему не сказала про нить? Почему? Боги… но она же сняла с него заговор. Сняла? А он был? Но голова больше не болит, вот сколько всего за это время навалилось, и в другое время он бы уже не мог вздохнуть от боли, а тут нет.

И заговор на серките. Ведь он же был. Мысль, что сама Хэла его и наложила, была какой-то просто невыносимой. Нет, нет. Зачем? Откуда? Как? Шерга дал ей камень? Ничего не вышло и пришлось исправлять? Шерга и Хэла?

Это было каким-то болезненным бредом. Но мысль уже появилась и теперь грызла и разъедала себе всё больше места, ища доказательства и, когда стало совсем невыносимо, Рэтар уже сам не понимал, где что у него в голове и как с этим всем быть.

Вернувшись в дом уже в середину тэраф и пройдя к себе в рабочую комнату, он обнаружил внутреннюю дверь в спальню открытой. Встав в дверях, он увидел на столе нетронутый обед, а Хэла сидела на диване спиной к нему. А внутри всё росло что-то ледяное и жуткое, размножалось на глазах, утаскивая в пустоту сумрака щемящей и всё сметающей ярости.

– Рэтар? – позвала ведьма, не оборачиваясь. – Ты где был?

Феран не ответил, а она повела плечом и вздохнула.

– Вообще ужасно вот так поступать, – возмутилась ведьма. – Я между прочим начала волноваться, когда просидела за столом в одиночестве столько времени, не могла понять где ты и искала, чтоб ты знал. И не ела, потому что кусок в горло не лез от волнения. И это твоя идея была меня кормить, сам хотел, а теперь хватило на один раз? А я столько всего тебе сказать хотела, а ты…

И ведьма фыркнула, повела теперь головой.

– Я между прочим нить сплела, представляешь? Я бы ещё плела, она прям из меня лезла и так становилось хорошо, но малохольный меня сбил. Я ему моток отдала, я знаю, что ты ему заплатил, что он меня вылечил, но не хочу быть должной. Но ты же с ним говорил? – и она замерла, словно прислушиваясь к нему, а его раздирало и он не мог даже выдохнуть. – Он же к тебе приходил, да? Рэтар, ты чего молчишь… или я опять говорю слишком много? Что-то случилось? Рэтар?

Хэла обернулась, встретилась с ним взглядом и…

Наверное никогда он не сможет простить себе этот момент. Потому что так нельзя поступать с тем кто тебе дорог, так непростительно делать, когда знаешь, что она физически чувствует то, что у тебя внутри.

Рэтар вывалил на неё всю свою ярость, молча, с холодом и ненавистью, которая в сущности была даже не на неё направлена. И этот ураган причинил ей такую боль…

Она дрогнула, моргнула, зажмурилась, из глаз потекли слёзы… с трудом встала и пошла к двери. Нет, не пошла, Хэла была словно противник уходящий с поля боя, поверженный, но не до конца, а внутренний зверь воет и требует добить…

“Кого добить, Рэтар? Кого? Ты без неё дышать не можешь, ты что творишь?” – как наотмаш ударило пониманием, он пришёл в себя.

– Хэла? – прохрипел Рэтар отчаянно и надломлено.

Ведьма склонила голову, сжалась, словно ожидая ещё одного удара, последнего, который её добьёт.

– Стой, Хэла, родная, – прошептал феран и всего четыре шага к ней, её беспомощная рука на ручке двери, и она не успела уйти.

Когда он её обнял, а Хэла ещё раз вздрогнула, задрожала, всхлипнула…

“Сломаешь, разобьёшь вдребезги… И этого она ждала? Это ты, Рэтар, и натворил!”

– Прости меня, Рэтар, прости, – прошептала она. – Прости, отпусти… не надо больше… я не знаю за что, но я больше не буду… отпусти…

– Хэла, за что, за что ты просишь прощения? – выдавил он, не понимая, но внутри был страх, что а вдруг всё же маг был прав. Мерзкий, липкий страх.

– Не знаю, – всхлипнула ведьма. – Я сплела нить, я не должна была, да? Прости, я больше не буду. Я отдала её магу, прости, я не знала, что не должна была. Я влезла между тобой и Шерга сегодня – я не имела права… прости… прости меня, прости, что я такая… я больше не буду, я не сделаю больше ничего, только не надо так…

И это всё было полно такой искренности, такой хрупкости – Хэла была сейчас ребёнком, который просил прощения за всё подряд, что натворила… только вот это всё было таким простым, таким ничтожным. А Рэтар так с ней жестоко поступил, потому что повёлся на слова мага.

– Моя хорошая, родная моя, нет… Это ты прости, я не хотел, я не знаю, больно? Прости меня, – прижимая её к себе, он говорил это как заклинание, потому что не простит, такое не простит… потому что ничего не сделала плохого, это он сам, только он сам…

Всего несколько дней назад они стояли вот на этом самом месте и он чуть не убил её. Сначала вытащил с того света, а потом чуть снова не убил.

И это не Хэла, это он утянул её с собой в бездну. Да она изводила его, но она не просилась к нему в постель, более того она по сути сказала “нет”, потому что надеялась, что он не пойдёт на то, чтобы дать ей право быть ему равной в близости. Она хотела его так же как он её, но она держала расстояние. Держала. Потому что нельзя, потому что она пострадает сильнее его, боги, ей достанется за эту близость сильнее, чем ему, но вот она… дрожит в его руках и не от возбуждения, а потому что он под влиянием слов мага раздул яростное пламя подозрений, сомнений, презрения…

“Они не чувствуют, нельзя от них ждать любви, нежности, ласки, тепла простого человеческого”, – когда маг это сказал, Рэтар его чуть не убил, а после поверил в эти слова, хотя не было в его жизни никого настолько же любящего, трепетного, нежного, ласкового, тёплого…

Что он натворил?

– Хэла, послушай меня, Хэла… – он нагнулся к ней, встретившись с затравленным, полным слезами взглядом. Стало страшно её потерять. – Прости меня, если сможешь, Хэла, прости. Хорошая моя, родная! Я знаю, что ты не веришь в никогда и всегда, и в меня сейчас веру потеряла, но я тебе скажу, что чтобы не произошло между нами, я всегда, Хэла, всегда буду на твоей стороне, слышишь? И я клянусь тебе, я никогда не предам тебя. Не верь, если тебе так подумается вдруг, если тебе покажется, если тебе кто-то это скажет – не верь, Хэла! Обещай мне, пообещай, прошу тебя!

– Обещаю, – выдавила она из себя с трудом.

– И плети нить, Хэла, плети, сколько хочется, если хочется плети, моя хорошая, только не говори никому и не показывай, что умеешь, хорошо?

Она кивнула.

– И прости меня, прости меня. Я сделал тебе больно, я усомнился в тебе, но я верю тебе, Хэла, я верю тебе. Прости… если сможешь, – Рэтар стал целовать её мокрое от слёз лицо: глаза, щёки, нос, губы, – Ты моя ведьма, Хэла, моя, только моя, прости, прости меня, нежная моя, ласковая, мягкая, тёплая, настоящая, живая, Хэла… – как в горячке, – несносная моя ведьма, Хэла…

Он не знал, что ещё можно сделать, чтобы ей стало легче – у него было только это…

– Болит? Сильно? – спросил Рэтар обнимая ведьму, сидящую у него на руках.

– Уже нет. Отпустило, – прошептала она.

– Простишь меня? – никогда не было в нём столько надежды. – Я не сдержал себя, я не хотел делать тебе больно, прости.

– Простила, – шепнула она и поцеловала в плечо.

– Спасибо, – и столько облегчения.

Утро было тревожным. Рэтар встал засветло – побрил голову и сбрил бороду. Прислушался. Хэла заворочалась в постели и кажется снова уснула. Сложив волосы в обрядную ткань и положив сушёные цветы труги и хлиссы, он подготовился к костру.

Выйдя в комнату он заметил, что ведьма проснулась и лежала щурясь в окно, где уже показались первые лучи восходящего Изара.

– Что там? – спросил он, забираясь к ней.

– Изар встаёт. Ох, – она повернула к нему лицо и засмеялась. – Уже?

Феран кивнул.

– Ну, а я хотела посмотреть и покомментировать процесс, – надулась ведьма.

– Думаю это закончилось бы ещё парой свежих шрамов, – засмеялся Рэтар. – Прости.

– Вы что-то слишком часто стали прощения просить, достопочтенный феран, да ещё и у чёрной ведьмы, – промурлыкала Хэла, подтягиваясь к нему.

– Виноват, вот и прошу, – ответил он.

– А шрамы я заговорила бы, – улыбнулась ведьма. – Поцеловала бы и всё прошло.

– Вот же, теперь мне не достанется поцелуев? – сощурился феран.

– Я не решила ещё, – промурлыкала Хэла, потянувшись, и Рэтар притянул её к себе, поцеловав.

– Зато я решил.

– Как я могу спорить? – тепло её ладони на щеке было таким приятным. – Так необычно.

– Хочешь, могу ходить и без бороды, – предложил он.

– Нет, не надо, – засмеялась Хэла. – Я привыкла, и ты с ней суровее, а для ферана это же как… хм… рабочее лицо?

И Рэтар тоже рассмеялся.

– А что теперь? – спросила ведьма.

– Теперь в ткань серкиевого цвета, – начал феран.

– Жёлтого? – уточнила Хэла.

– Наверное, – пожал он плечами. – Туда сухие цветы хлиссы, труги…

– Ой, гениально, это самый пахучий сухоцвет, который тут есть, – проговорила ведьма. – Горящий, он перебьёт запах горелых волос, да?

– Да.

– И дальше?

– А дальше в очередь к главному костру, – кивнул в сторону селения Рэтар.

– А у тебя нет блата? – спросила она, а феран нахмурился новому слову. – В смысле, ты не можешь пройти без очереди?

– Нет, – усмехнулся Рэтар. – В благодарности все равны.

– Так можно весь день стоять, – буркнула ведьма недовольно.

– Не страшно, я бы и десять отстоял за тебя благодаря, – шепнул он, а Хэла покраснела.

– Дурень ты, достопочтенный феран, – фыркнула она, смущаясь, – нашёл за что благодарить, ей богу!

Рэтар рассмеялся, поцеловал её над ухом.

– Хэла, – вспомнил давний вопрос. – А что такое “парад планет”?

– О, это очень крутое астрономическое событие, – ответила она. – Ну, в моём мире. Это когда определённые небесные светила сближаются в небе и получается ощущение, что они встают в один ряд. Помнишь мы гуляли и я тебе рассказала про принцип движения своей планеты вокруг нашего светила?

Он кивнул.

– Так вот, есть ещё несколько планет, которые так же вращаются вокруг Солнца и раз в какое-то там огромное количество лет могут встать в типа линию. Я в этом не сильна, правда, – пожала она плечами. – Названия этих планет – имена древних богов. Меркурий – бог торговли, Венера – богиня любви и красоты, Марс – бог войны, Юпитер – бог громовержец, Сатурн – бог земледелия, Уран – бог неба, Нептун – бог вод. И ещё был Плутон – бог подземного царства, но в конечном итоге учёные сняли с этого небесного тела статус планеты.

– Отлично, – ухмыльнулся Рэтар. – Я в твоём параде Марс?

– Нет, – она нахмурилась, потом повела головой. – Марс – Роар. Элгор – Меркурий, Тёрку думаю подойдёт быть Сатурном, Гир, например Уран, а Мирган – Нептун, и даже для Шерга место смотри есть – планета, названная в честь бога смерти, которая больше не планета. Та-да-ам! А ты Юпитер. Бог громовержец, главный бог. И ещё у планеты есть отметины и спутников тьма.

Хэла провела ладонью по шраму, а феран хмыкнул.

– И какие там отношения у Юпитера с Венерой?

– Ты с ума сошёл? Не вмешивай меня в это, – она рассмеялась. – И какая из меня богиня красоты и любви?

– Хэла, ты красивая, – и Рэтар так давно пытался это в ней понять, но никак не получалось. – Ты безумно красивая!

– Это ты один так считаешь, потому что у нас химия, – фыркнула она очередное незнакомое ему слова и качнула головой, явно смущаясь.

– Я не понял, про причину, но я не один так считаю, – возразил феран. – Если бы считал один, боги, я был бы счастлив! Но все, все они, Хэла, меня это с ума сводит, что… почему ты сама не видишь этого, почему тебе надо говорить очевидное?

И Рэтар заглянул в её лицо.

– Когда ты выходишь в коридор, меня уже распирает ревность, я хочу затащить тебя назад, потому что все стражники тебя считают красивой, все мои братья считают тебя красивой, Роар считает… боги! Но ты не считаешь? Почему?

– В моём мире всё не так, – отозвалась она, пожав плечами, – у нас культ тела. Табу на неправильную грудь, пухлые животы, не накаченные задницы. И всегда разные требования – ну, то есть, когда у меня была ничего так задница, то не тянула грудь, когда грудь была огонь – задница, живот, руки, ноги, лицо и вообще всё постоянно так. Хотя Милка вон отличная.

– Я не заметил, что она счастлива или считает себя красавицей, – заметил феран. – Такое впечатление, что она вообще себя боится. Тогда в чём смысл? И вообще как можно говорить о… не знаю… Разве люди в твоём мире одинаковые?

– Нет, разные, – ответила Хэла. – Но ты прав в одном – страдают все одинаково и то, что ты имеешь идеальное тело не означает, что ты имеешь идеальную голову и мысли в ней.

Феран недовольно покачал головой, потом перевалился и подмял под себя.

– А можно грешить в благословение Изара? – в ход пошла её озорная изогнутая бровь.

– Можно, – шепнул в неё Рэтар. – Тем более, Хэла – грудь, которая выкормила детей не может быть не прекрасной, чрево, которое изменилось, потому что подарило жизнь, нельзя считать некрасивым, ясно? Красота она есть всегда, главное видеть… уродство нужно искать не здесь. И красота тела это не всё. И женщина красивая, потому что удивительная, и особенной красоты вот этой конкретной женщине прибавляет то, что это моя женщина.

Хэла от смущения буркнула что-то шутливое в ответ, но уже дыхание изменилось, голос просел, тело напряглось… костёр никуда не денется, а ему ещё долго нужно выпрашивать у неё прощение за то, что вчера натворил.

Глава 20

Милена была в замешательстве со вчерашнего дня.

Девочки уже с утра были в приподнятом весёлом настроении, они взволнованно обсуждали между собой последние события.

В благословение Изара не надо было работать, вечером должны были быть костры, а до того женщины вообще старались никуда не выходить, но при этом разрешалось, как оказалось, только готовить и приводить себя в порядок. Мылись все накануне или до восхода Изара, потому что потом было нельзя.

Местные искренне верили, что если Изар увидит какую девицу голой во время мытья и она ему приглянётся, то будет у неё бурный тир, а если нет, то пустой. И то и другое было плохо, потому что понятие “бурный” было размытым и под него могло подходить всё, что угодно.

Мита накануне всем серым строго настрого запретила перед окнами голыми ходить, а если и ходить, то до того как Изар на небе появится.

И выполнив наказ, с утра все девочки заспались, и теперь валялись в постелях и трепались кто о чём. Но в основном это была тема переезда, которого так боялась Мила, и сегодняшние вечерние костры.

– А вы слыхали, что Шеру отдали? – внезапно спросила Грета.

– Правда? – отозвалась Анья, оживившись.

– Да быть не может, серьёзно? – подскочила Донна.

– Да, я вчера услышала от домашних, – кивнула кругленькая серая. – А они в харне услыхали. Её забрали на днях чуть ли ни ночью, а потом она исчезла. И сказали, что феран её отдал.

– И винки с ней, – отозвалась Маржи, упоминая какой-то там дух из своего мира. – Такая она была злющая.

– Мерзкая, да, – кивнула Сола. – Она как-то мимо меня шла, когда я пол мыла, и пнула меня, как бы нечаянно. Рассмеялась и прощения попросила так, что лучше и не просила бы.

– И как она к ферану в постель всё лезла? А он же на неё и не смотрел совсем, – начала Маржи

– Зато другие смотрели! – подхватила Грета.

– А ферану Хэла была нужна, – прошептала Донна и хихикнула.

– Донна, – осадила девушку Карлина, недовольно покачав головой.

– А что? – отозвалась та.

– Ничего, – буркнула Карлина.

– Он и до Хэлы на Шеру не смотрел, – кивнула Куна. – Мерзкая бабёнка. Правильно, что он её отдал – вот кому-то повезёт.

И все захихикали.

– Феран вообще на наложниц своих не смотрел никогда, мне кажется, – возразила Грета. – Я сколько тут, так он ни разу в харн не ходил.

– Не пристало ферану в харн самому ходить, – покачала головой Куна.

– Да и они к нему не ходили, он никого и не звал к себе.

– А ты прям, Грета, сидишь и ждёшь, что увидишь или услышишь? Или он тебе доложиться обязан? – поддела её Маржи.

– Да ну вас. Вот же понятно всё сейчас – вот где Хэла и где феран? Всё всем ясно. А наложницы ему не нужны были, – надулась Грета.

– Так она ему голову заговаривает и чтобы не болело, и чтобы спал, – отозвалась Сола, – разве наложницы тоже так умеют?

Все разом прыснули со смеху и даже на лице суровой Йорнарии на долю секунды появилась улыбка.

– Сола, ох, хватит, правда! – покачала головой Донна.

– Что? – насупилась девушка.

Донна встала.

– Так, всё, пора тебе просвещение устроить, а то невыносимо уже.

– Не, Донна, постой, – Сола вжалась в свою кровать, закрываясь одеялом от наступающей на неё девушки.

– Нет, я тебе сейчас всё расскажу и даже покажу. У меня дома вообще с этим не было проблем – все свободны и близость это самое обыденное дело. А главное какое удовольствие можно испытать!

– Тут испытаешь, – буркнула Маржи. – Они со своими предрассудками и суевериями этими достали уже.

– Вы чего разгалделись, аки сороки, куропатки мои? – никто и не заметил как Хэла зашла в комнату и сейчас озадаченно переглядывались, пытаясь понять в какой момент это произошло, и что она могла слышать из их разговора.

Милена улыбнулась.

Вчера, когда они сидели и смотрели на тренировку воинов Хэла держа в руках птенца, которого они с Броком и Оань выхаживали, и который сейчас спал возле сидящей в своей кровати серой, и радовалась тому, что к ней вернулся кисет с телефоном. Его даже включить удалось. Чёрная ведьма была счастлива.

– Хэла, слушай, а фотографии же наверное есть, да? Покажешь? – спросила Мила, когда получилось включить телефон.

– Неа, я всё удалила, – мотнула головой женщина не поднимая сосредоточенного на экране лица.

– В смысле? – белая ведьма опешила.

– Ну, удалила папку с фотографиями, – объяснила Хэла. – Зачем они?

– Как… ведь у тебя, – она отчаянно пыталась подобрать слова, чтобы не сделать больно, но получалось не очень, – семья… дети…

– И? – с вопросом посмотрела на девушку чёрная ведьма. – Мне от того, что я их фотки буду до одури рассматривать, легче стать должно что ли?

– Мне было бы отрадно видеть лица любимых людей, – возразила Милена.

– И рыдать, – поддела её Хэла. – Я поначалу смотрела, а потом поняла, что только хуже. И удалила всё. Они там, а я здесь. И я никогда их не увижу, а они меня. И? В чём смысл? Это только в фильмах крутые герои с сожалением и вожделением сидят в тишине, наедине с собой и смотрят на фото утраченной семьи или возлюбленной, двинувшей коней. В жизни это загоняет тебя в угол и здравствуй депрессия, понимаешь? Я помню то, что помню. Страданий что ли недостаточно?

Милена смотрела на неё с непониманием и одновременно с каким-то восхищением. Она сама никогда не смогла бы так. Стереть воспоминания. Ей было так тяжело, что ничего не осталось. Мила закрывала глаза и ей казалось, что она уже не сможет вспомнить как выглядел папа, или Колька, или бабушка, или Марина, и даже мама. Хотя нет, мама стояла перед глазами иногда – злая, взъерошенная, говорящая, что лучше бы это Мила умерла, а не папа. Почему мы помним плохое лучше, чем хорошее?

Белая ведьма перевела взгляд на тренировочную площадку. Роара она видела впервые за несколько дней, если не считать вчера, когда она была на башне, а он шёл в селение. Сейчас он был таким невероятным – напряжение, азарт, попытки достать ферана, который так ловко уходил от всех выпадов. Это его похлопывание Элгора по плечу, когда в очередной раз тому не удалось достать тана и он встал в конец “очереди унижения”, как назвала это Хэла.

Они вообще все сегодня были такие необычайно радостные. Только Тёрк очень яростно нападал, но безуспешно.

– Смотри внимательнее, а завтра “держите меня семеро”, – Хэла картинно закатила глаза, – будем сидеть и думать, как брутальнее – когда они все вот такие суровые и заросшие, аки медведи, или лысые как непобедимые герои боевика.

– А? – с вопросом глянула на неё Милена.

– Почти все мужики в благословение Изара бреют бороды и головы, – пояснила чёрная ведьма. – Иногда только бороды, но чаще всего и то и другое. Проснёшься завтра и будет тут пункт призывной – сплошные лысые мальчишки. Что-то говорит мне, что лысые они сами у себя проиграют.

И она многозначительно глянула на Милу.

– Хотя, – Хэла подняла палец вверх и игриво поводила бровями, – подождать несколько дней и у нас будет полный двор брутальных лысых мужиков с небрежной трёхдневной небритостью и, мама дорохая, мне уже за себя страшно… тебе кто больше нравится Брюс или Джейсон, а может Вин?

Милена рассмеялась. Она поверить не могла, что Хэла серьёзно.

На площадке возбуждённо зашумели мужчины. Девушка посмотрела на чёрную ведьму, но озорство и весёлость прошли – она напряжённо смотрела на тренировочную площадку. Мила перевела взгляд туда же и её передёрнуло – на площадке, перед фераном стоял Шерга.

Все остальные воины разошлись, уйдя за ограждение. Шерга взял в руки второй меч и они с фераном сошлись в схватке. Даже не очень понимая во всём этом, девушка отчётливо видела, что происходящее весьма серьёзно на этот раз, это не просто тренировка, это вот по-настоящему, хотя ферана было сложно задеть. Они сходились и расходились.

Хэла сидела рядом прямая, напряжённая, далёкая, жёсткая, и Милене стало совсем не по себе.

А потом феран и Шерга сошлись, разошлись и глава дома оказался к ним лицом и, господи, она никогда в жизни не видела ничего страшнее. Это было лицо человека, который был готов убить, нет уничтожить до основания, стереть в порошок. У такого не стоят на пути, весь его вид говорил, что ничто его не остановит. Ярость в прямом смысле рвала его на части, а глаза, наконец-то белая ведьма увидела его глаза, ледяные, голубые, такие же как у Брока, полные сейчас ненависти и жестокости.

Ей показалось, что он на мгновение перевёл взгляд на них, но может только показалось, потому что было невыносимо страшно и ещё… ей хотелось, чтобы феран убил Шерга. Она вздрогнула осознав эту мысль, хотела перевести взгляд на Хэлу, но не получилось – просто невозможно было отвернуться от того, что происходило перед ними.

Когда они двинулись друг на друга, Милена зажмурилась из последних сил и спрятала лицо в плече Хэлы, потому что была уверена, что сейчас кто-то умрёт. Но всего через мгновение мужчины дружно воскликнули что-то и она открыла глаза – Шерга стоял теперь там где только что был феран, весь серый, тяжело дышал, вид как у провинившегося пса, получившего нагоняй от хозяина и в конце призванного выполнить приказ и вернуться на своё место.

Хэла резко встала, с птицей в руках, и ушла в дом. Милена ринулась за ней, потому что что-то внутри говорило, что нельзя её оставлять одну. И всё ещё было страшно.

Это лицо ферана всё стояло перед глазами и эти мысли… она пожелала реальной смерти реальному человеку! Пусть и про себя, но… боже, что с ней такое?

Чёрная ведьма поднялась наверх и устроилась на своём любимом месте.

– Ты сбежала? – Милена села внизу, боясь, что её сейчас прогонят.

– Просто чуть не убила эту тварь, – отозвалась Хэла.

– Шерга? – дрогнула девушка.

– Да, – ответила она.

– Я захотела, чтобы феран его убил, – призналась Мила, понимая, что снова готова расплакаться.

– Понимаю, – спокойно отозвалась на это чёрная ведьма. – Это было общее желание. Этого выродка все ненавидят и все в один момент пожелали ему смерти, вот тебя и задело. И меня задело. Такие как мы, просто не можем не чувствовать что-то подобное. После такого хочется помыться.

– И ты ушла, чтобы не чувствовать? – догадалась девушка.

– Да, а то не совладала бы с собой и наложила бы заговор на него, – кивнула Хэла. – И так влезла.

– Правда?

– Да, – ответила она, но сказала, словно отрезала и больше ничего слышать видимо не хотела.

Милена не стала расспрашивать. Она погрузилась в свои мысли, глядя на поля, белые от снега, черневшие на белом деревья и тёмную ленту реки… посмотрев вниз, она увидела ферана, который, по всей видимости, направлялся к реке. Белая ведьма перевела взгляд на Хэлу. Та тоже его видела, смотрела в след с такой тоской, впервые Милена видела на лице чёрной ведьмы такое скорбное выражение. Разные видела, а вот столько печальной скорби никогда. Женщина вздохнула и закрыла глаза, прислонила голову к камню стены и Мила увидела у неё на шее цепочку.

– Хэла, а… – она запнулась, потому что может она всегда была, а Мила не замечала?

– Что? – спросила женщина.

– Да, так, ничего, – она прикусила губу, но нет, не было у Хэлы цепочки…

– Давай, Милка, спрашивай, – подначила девушку чёрная ведьма, не открывая глаз.

– Я цепочку увидела, раньше её не было…

– Не было, – махнула головой женщина и открыла глаза.

– А что на ней?

– Иди, покажу, – усмехнулась чёрная ведьма.

Милена встала и залезла к Хэле. Та потянула за цепочку, которая была матовой, тёмного цвета, такого было оружие у командиров и у Горанов, и вытащила кулон, внутри которого был невероятно красивый камень.

– О, боже! – восхитилась девушка. – Какая красота!

Она и предположить не могла, что тут такое могут сделать. Или это было не отсюда? Да нет. Блин!

– Невероятно красивый камень. Что это?

– Называется ирнит, – ответила Хэла.

– Откуда такая красота? – Милена налюбоваться не могла. – И что за металл такой?

– Феран подарил, – вздохнула женщина. – Сделали для меня на заказ мастера Ринты. А металл – это какой-то редкий и дорогой сплав.

– Ты чего его прячешь, Хэла? – камень восхищал, невероятно переливался на свету. – Такая невероятная красотища, его всем надо показывать, а та за пазухой держишь!

Милена разглядывала камень, как завороженная, и эти красивые фигурки по ободу – Хэле такую красоту подарил феран. Вот это да! Просто невообразимо шикарный подарок и что-то говорило девушке, что феран не мог подарить что-то дешёвое и наверняка камень страшно дорогой. Стало так завидно, как-то… не в смысле потому что обидно, а потому что такие подарки они же так много говорят, разве нет?

– Вот веселье будет, когда я вывалю наружу камень стоимостью с замок и буду всем его демонстрировать, – произнесла Хэла, ухмыляясь. – Голову мне ещё ускореннее отхерачат тогда. Действительно, чего прятать?

Милена подняла на Хэлу полный недоумения взгляд.

– Что такой подарок тебе говорит? – спросила чёрная ведьма. – Этот камень один из самых дорогих в этом мире. Не этот конкретный, а вообще. На этот можно купить вот такой замок. И вот он мне это подарил. Почему?

– Хэла, это говорит, что он тебя ценит! – ответила Милена всё ещё не до конца понимая, к чему ведёт разговор женщина.

– Потому что я первоклассная чёрная ведьма и ценит он меня за заговоры мои? Так что ли?

– При чём тут заговоры? – возмутилась девушка. – Любит он тебя!