Текст книги "Дочь мафии (СИ)"

Автор книги: Fosi

Она была счастлива. Вот какая она, когда её переполняет обычное человеческое счастье. Это лицо… Рэтар был готов гладить его, целовать его, делать всё и больше, чтобы оно всегда было таким, чтобы эти глаза всегда были такими.

Когда уже зашла Тэраф и надо было уходить, Хэла вышла из дома первой, распрощавшись с детьми и Войром. А Рэтар задержался.

Пияна решила уйти в селение и тан обеспокоился, что уже темно. Да и оставалась же она здесь пока он лежал, чего сейчас уходить. Женщина что-то буркнула и вышла. Войр вздохнул, извинился перед Рэтаром.

– Бывает у неё. И Рэтар, – сказал он как можно тише. – Ведьма. Я тебя понимаю.

Феран прикрыл глаза, давая понять, что понимает о чём говорит Войр. Мужчины пожали локти и попрощались.

Встав в дверях, феран услышал разговор Хэлы и Пияны. Последняя говорила что-то о том, что ведьме и дело быть не должно до всего этого. На что Хэла ответила:

– Я говорю только о том, до чего мне дело есть. А Войр часть дома, которому я служу и на его благополучие мне не всё равно. Так что завязывай с этим. Думаешь всё работает так, как ты хочешь? А ты уверена, что ты знаешь, чего ты хочешь? Попросила, чтобы он в тебе нуждался – так его к постели приколотило. И что-то не заметила я, что ты с ним в этой постели была. Не отпустит его сестра твоя, ясно? Не сейчас и не через тир, а может и через десяток. Или смирись, или иди на все четыре стороны. А уж няньку детям найти не проблема.

– Неужели? – сорвавшимся голосом отозвалась Пияна.

– Да, я справлюсь, уж поверь, – ответила Хэла совершенно бесстрастно. – Да и в Вайле столько любви, что и на отца и на брата с сестрой с лихвой хватит. Не нужен им никто чужой.

– Я не чужая! Я родная, я их люблю!

– Правда? Родные так не поступают. Любя, так не делают, – ведьма вздохнула и тихо произнесла: – Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.

Пияла зарыдала. А Рэтар вышел из дома, сделав вид, что ничего не слышал. Хотя знал, что скорее всего Хэла знает, что он там был и всё слышал.

Они прошли по берегу в сторону оплота. Хэла молчала. Настроение её изменилось. Она стала задумчивой и далёкой. Один раз споткнулась, недовольно фыркнула.

– Это был заговор? – спросил Рэтар, придерживая её за локоть.

– Его внезапная болезнь? – уточнила ведьма. – Да. Она была вот в том городе, про который ты говорил. У ведьмы там чёрной.

– В Рангразе.

– Да, – подтвердила Хэла и вздохнула. – Но зачастую человек не правильно просит. Точнее формирует просьбу, а ведьмам и магам того и надо. Они выполнили, а что там и как потом будет… ведьмы, конечно стремятся к тому, чтобы сделать зло побольше.

– И теперь? – нахмурился феран.

– Я сняла заговор, – ответила она. – Только ей станет тяжело с ними. Потому что стыдно, потому что заговор влияет и на того, кто его заказал. Злой заговор, в смысле. Несправедливый.

Рэтар подошёл к ведьме, обнял её.

– Ты чего? – спросила она, уткнувшись ему в грудь.

– Устала?

Женщина с неохотой кивнула.

– Немного.

– Пойдём спать, – с этими словами Рэтар поднял Хэлу на руки, и несмотря на её слабый протест понёс в сторону оплота.

Ему всегда было странным то, что ведьма сопротивляется, когда он берёт её на руки. Он чувствовал, что Хэла была рада этому, знал уже вот это смущённое выражение лица, когда она боится стеснить, боится, по какой-то только одной ей ведомой причине, быть неудобной, обременяющей. Но взгляд искрился, она была переполнена восторгом в эти моменты, и Рэтар носил её на руках – он бы вообще не разрешил ей ходить…

– Хэла? Объясни мне, – шепнул феран, когда устроил на своей руке и пошёл в сторону оплота.

– Что? – тихо спросила она.

– Объясни, что тебя так сильно смущает в том, что я сейчас делаю?

– Потому что я могу ходить сама, – упрямо повторила ведьма свой обычный ответ.

– Нет, – Рэтар остановился и хотел бы заглянуть ей в глаза, но её руки обнимали его шею и ведьма смотрела назад, устроив голову на его плече. – Это я уже много раз слышал и знаю, что ты можешь ходить сама, но…

– Потому что это меня смущает, – перебила она мужчину, – выводит из равновесия, я готова разрыдаться, а я ненавижу рыдать, и я чувствую себя, как ребёнок.

– Что плохого в том, чтобы чувствовать себя ребёнком, – поинтересовался он, – или рыдать?

– Тебе нравятся женские слёзы? – пошутила Хэла, потому что в очередной раз решила отгородиться от него.

– Нет. Если это слёзы горя. Но когда они радостные, – он пожал плечами. – Или ты хочешь сейчас рыдать от горя?

– Нет, – качнула головой ведьма и уткнулась его в шею. – Потому что я тяжёлая.

Это было смешно. Потому что он не чувствовал её веса. Точнее она была совершенно не тяжёлой для него, его рук и его тела.

– Боги, Хэла, – отозвался Рэтар. – Правда? Ты лёгкая. Я могу унести без проблем ещё трёх таких как ты.

– Ещё три Хэлы? – кажется улыбнулась ведьма. – Это будет слишком для тебя, достопочтенный феран.

– Да, потому что мне нужна только одна конкретная. Вот эта, – он погладил её по спине свободной рукой.

Хэла фыркнула ему что-то в шею, потом поцеловала и он почувствовал, что из её глаз полились-таки слёзы. Она не рыдала, она была спокойна, просто слёзы лились из глаз и она уткнулась в свой рукав.

Пока феран донёс её до башни оплота, где был портал, помещения отдыха командиров и рабочая комната Войра, с обычной простой кроватью у стены, ведьма уснула. Стараясь не замечать странные, полные недоумения, взгляды воинов, он отнёс ведьму в кабинет Войра и устроил на кровати, аккуратно укутав в плащ. Уже когда хотел отойти Хэла вцепилась в его рукав.

– А ты где будешь спать? – спросила она сонно.

– Лягу здесь, на полу, – улыбнулся феран, поцеловав её в висок.

– Нет, – заупрямилась ведьма и даже сделала невнятную попытку встать, – давай я, а ты…

– Хэла, спи, несносное создание, – тихо рассмеялся Рэтар и обнял её.

Она ответила что-то неразборчивое, но сопротивляться сну у неё уже не было сил.

А феран, взяв у воинов походный трин, устроился на полу.

И сон не шёл. Раздражала ситуация с эйолом. Почему Роар не сказал про верховного? Почему эйол Зарны не сказал, а ведь, если верховный был в Трите, то и в Зарне тоже был? Что опять нужно ферану Эйорна? Откуда бы у них появились средства на выкуп у Изарии белой ведьмы? И всё это во в этом непрекращающемся безумии холода, нападений, постоянной угрозы. Рэтара топили. Топили намеренно и планомерно. И он пока не знал, что с этим делать. Но он не будет сидеть и ждать, пока его утопят.

Глава 7

Эйол Адиры стоял возле скамьи и кажется хотел провалиться на месте.

Рэтар с Хэлой были на проповеди. Ведьма была в плаще корты службы, который феран взял в рабочей комнате Войра, а на самом феране была куртка тана, потому что идти в цветах ферана было опрометчиво. Голову он покрыл капюшоном своей рубахи и порадовался, что вчера надел на себя простую чёрного цвета, а не как обычно цвета ранры.

Они зашли в серый дом последними, сели в тень, чтобы их не было заметно, по крайней мере эйолу. Впрочем, люди не обратили на них внимание.

Эйол говорил грудным, громогласным голосом о спасении души, о том, что надо быть смиренными перед лицом единого бога, что он всегда смотрит на нас и осуждает пороки, осуждает наши низменные порывы и много ещё чего.

Вроде ничего особенного, но всё шло по немногу куда-то в нехорошую сторону. Феран слушал и хмурился, а Хэла кажется была готова выцарапать эйолу глаза. Она беспокойно ёрзала, закатывала глаза и даже неслышно фыркала. Её отношение к служителям веры было видимо таким и в её мире. Но сила ведьмы тоже должна была сейчас изводить её, делать неприятным нахождение в сером доме.

– Серым туда нельзя, разве нет? – спросила она, когда они стояли в проулке селения и ждали того момента, когда смогут зайти не замеченными. – А ведьмам тем более?

– Я тебе разрешаю, – ответил ей Рэтар. – На основании того, что ведьма моё оружие, моя защита, ты можешь находиться со мной, где угодно.

– Как удобненько устроился, – буркнула она, чем вызвала у него кривую ухмылку.

Рэтар не ошибся в своих сомнениях – после того, как эйол призвал всех к тому, что истина только в верхнем боге, который отрёкся от своего имени, чтобы быть в душах и мыслях каждого из нас, он стал приводить примеры непослушания, неприятия бога, а с тем и немедленного наказания за попрание веры, насмехание над могуществом высшего создания.

Конечно, он сказал о семье Тайон, той самой, в которой погиб отец и в которой эйол выпорол старшего мальчишку. Ещё эйол вспомнил Войра и его семью.

Нет, имени тана Рэтара служитель не называл, потому как Войр носил имя побочного дома Горан, а ругать открыто правящий дом было преступлением, но было понятно о ком эйол говорит. Он прошёлся по тану и его воспитанию, устрашал всех присутствующих, что если дети будут расти в той же свободной и пустой праздной, и бог спаси нас всех, вседозволенности речей и действий, то народ наш сгинет, сгинет Изария и утянет за собой всех сомневающихся, поэтому праведниками нужно становится как можно скорее.

Дальше он прошёлся по греху тела, от чего Хэла кажется совсем вышла из себя. Потому как, если призывы к наказанию детей были для неё невыносимы, то когда эйол стал говорить о грехе тела она уже не просто разозлилась, кажется ещё немного и она окончательно выйдет из себя.

– А ты знаешь, что этот праведник, – выплюнула она это слово, шипя шёпотом, чтобы их никто не слышал, хотя перекричать эйола было сложно, – трахается с доброй дюжиной несчастных женщин, присутствующих здесь? Души им очищает своим перстом святым?

– Хэла, – одёрнул её Рэтар, сдерживая ухмылку.

Она фыркнула:

– Лицемерная тварь, – прорычала она в сторону эйола и закуталась в плащ, чтобы не было видно её лица.

Она бы и уши заткнула, наверное, если бы могла.

Эйол всё вещал и уже даже не скрывал намекая на безбожников, которые правят Изарией. И это уже было преступлением, которое даже эйолу не прощалось. Хотя тут надо сказать, что люди были возмущены подобными намёками.

Горанов ценили, потому что даже отец Рэтара, хоть и относился к простым людям с долей презрения, всегда заботился об их благополучии. Эарган всегда говорил, что простой мужик свободный, баба его и дети – это и есть сам фернат, и потому об их благе надо заботится, когда решаешь вопросы высокого толка и на первый взгляд не касающиеся обычного люда. И он решал, и учил Рэтара, и Рэтар как мог учил этому Роара и Элгора.

А люди, он это знал, были благодарны и мог сказать, что между богом и правящим домом, выбрали бы без думы второе.

Сейчас эйол вступил на зыбкую почву, она могла уйти у него из-под ног. Да, он не говорил имён, потому что в этом случае его ждала казнь. Выворачивался как мог, хотя куда уж очевиднее. И всё это уже порядком надоело и самому Рэтару.

Он глянул на ведьму – на лице её, в момент, когда эйол задел Горанов, расцвела невообразимо жутковатая улыбка. Хэла знала, что за эти слова имела право карать даже эйола – прямая угроза благополучию дома, которому служит ведьма развязывало ей руки и даже приказа было не нужно. А если вспомнить, что рядом с ним сидела свободная ведьма…

Хэлу сдерживало только то, что она была предана Рэтару, не хотела его подводить, беспокоить, делать плохо, заботилась о нём, а ещё то, что у неё внутри были принципы морали, порой непоколебимые, через которые ей приходилось переступать, творя магию ради Горанов и Изарии. Рэтар понял, что надо всё это заканчивать.

Он встал и снял капюшон рубахи. На него обратились несколько взглядов и он не сомневался, что его узнали. В Изарии все знали как выглядит их феран.

Люди, которые заметили его, склонились в почтенном жесте и понеслось смиренное приветствие "достопочтенный феран", остальные стали оборачиваться и так, один за другим, все присутствующие простые люди почтительно склонили свои головы.

Эйол побледнел, лоб покрыла испарина.

Ведьма, сидящая за спиной Рэтара, усмехнулась. И феран слышал злость, даже ярость в этой усмешке. Справедливую ярость.

– Гораны хранят Изарию, Изария хранит всех вас, – произнёс Рэтар обычные слова ферана, обращённые к свободным людям, но он всегда верил в них и всегда следовал им. Он жил этими словами. – Можете идти.

Люди стали выходить и проходя мимо ферана, не поднимая склонённых голов, все говорили одни и те же слова:

– Блага и силы дому Горан.

Когда зала серого дома опустела Хэла встала со своего места и до сих пор видимо эйол, напуганный присутствием ферана, не видел его спутницы. Теперь же его передёрнуло.

Не нужно было понимать, что эйол прекрасно видел, кто перед ним. Не важно в какой Хэла была одежде – служители веры видели серых, видели ведьм и их заговоры. Часто было даже так, что невозможно было затеряться свободным чёрным ведьмам, потому что эйолы раскрывали их сущность перед людьми и это приводило к осуждению и ведьму изгоняли, несмотря на то, что до того она может и не делала никому ничего плохого.

Хэла сняла капюшон и Рэтар увидел, что она не заплела с утра волосы, как делала обычно. Она тряхнула головой и непослушные пряди рассыпались по плечам, кое-где торчали в разные стороны завитками, обняли её лицо, на котором было презрительное, пугающее выражение. Она была сейчас чёрной ведьмой, настоящей – злой, непримиримой, надменной. Глаза её болезненно горели тьмой и не предвещали ничего хорошего, ухмылка была полна издёвки.

– Чёрной ведьме не место в доме веры! Это запрещено! – выпалил эйол протест, голос его стал глухим, ни следа от того гулкого и пылкого словоохотца.

– И это всё, что тебя волнует сейчас? Ты что слабоумный? – Хэла наступала, а эйол пятился от неё в ужасе, не смея оторвать от неё своего взгляда. – Ты только что в своей речи складной на смертную казнь себе наговорил. Вот что тебя должно волновать. Ты прошёлся мерзкими словами по правящему дому Изарии и думаешь, что у достопочтенного ферана в это время уши заложило и он не слышал ничего, или на него тугоумие нашло и он не понял о чём ты тут вещал, сирый?

– Ты не можешь ничего мне сделать, ведьма, – кажется пропищал мужчина.

Эйол Адиры был плотным мужчиной, возраста может чуть младше самого Рэтара. Ростом он был на голову выше Хэлы, по виду кажется откуда-то из Кирта или дальше из Шента, из-за поредевших и рано ставших седыми волос было сложно определить точнее, как и из-за его речи – все проповеди читались на общем языке. Глаза его были такими же как его одежда. Сейчас они кажется были готовы вылезти из орбит и он перевёл свой полный ужаса взгляд на ферана.

– Нечего на достопочтенного ферана глаза таращить, – Хэла усмехнулась. – Тебе от него помощи можно ждать разве что в том, что он тебя прибьет по быстренькому, а не как я.

– Ты, ты, – эйол снова посмотрел на неё.

– Что? – ведьма склонила голову набок. – Жрёшь, спишь, девок жмёшь, худа не знаешь и считаешь, что можешь людям указывать, как жить? Считаешь, что пороть детей в обход ферана, чтобы оказывается принести слово господа своего о каре неотвратимой, это норма? Ты десница бога на земле? Помолился и боженька твой тебе все грехи простит твои мерзкие, лживые, так? А вот давай на площадь тебя вытащим, задницу тебе подпалим и посмотрим – спасёт тебя твой бог от смерти, дождичком тебя окропит, чтобы огонь нечестивцев и богохульников затушить? А может глянет на тебя и скажет – а не хай с ним, пущай горит, лицемерная тварь.

– Достопочтенный феран, – взвизгнул служитель, – да что же это такое, прошу вас, нет права ведьмы меня мучить. Это нарушение закона.

– Неужели? – спросил Рэтар. – А обет безбрачия нарушать? А лекарям запрещать идти к нуждающимся? А детей пороть? А воспитанием детей ферана заниматься? А против дома правящего идти?

– Достопочтенный… это… я несу слово бога, – всхлипнул эйол.

– Только в доме веры голову ему не руби, достопочтенный феран, а то мученик нам на что? – фыркнула ведьма.

– Не буду, – отозвался Рэтар. – Я и рубить её не буду, такой твари – горло перерезать.

Эйол что-то пискнул.

– Кажется он хочет исправиться, поступками, – хмыкнула ведьма. – Решил всё своё добро несчастной вдове отдать, сына которой, рваши попутали, решил наказать. Разум помутился, прощения просит. А ещё собирается в путь отправиться, в чём есть, с тем и уйдёт. Скиталецом будет, искупит своё преступление обетами – спать на сырой земле, жрать дерьмо, а коли мысли и руки в грех потянут плотский – отсохнет у него всё на корню, и про Горанов клянётся плохо не говорить больше, а то как немой будет проповедовать, коли язык отвалится, да?

Она цыкнула и глянула на ферана.

– Туда ему и дорога?

Рэтар был зол, был, но Хэла… что она наговорила только что эйолу? “Жрать дерьмо”? Серьёзно? Язык отвалится? “Отсохнет”? Что отсохнет? Это было невыносимо смешно. Вот где ему понадобилось всё его хладнокровие, вот где нужен был контроль.

Никогда его так не раздирало непонимание своих чувств. Эта женщина и её беспорядок, который она вносила вихрем в его жизнь…

Рэтар собирался просто вскрыть эйола и у него было целое селение свидетелей, которые скажут, что право на эту казнь у ферана было. И всё было просто и понятно. Но теперь.

Боги, спасите тех, кто решит сделать ему плохо, при этой женщине, даже в мыслях… изощрённее наверное нельзя было придумать наказаний. Отец был бы в восторге. Да и сам Рэтар сейчас просто не мог бы ничего добавить, а то, что она не забыла о несчастной вдове и её старшем мальчишке! И ведь феран собирался к ней сходить и дать камней, или передать через Войра.

Он смотрел в горящие безумием глаза Хэлы, замутнённые от сотворённого заговора. Такую невероятно красивую, желанную, сильную. Он был от неё в восторге. Действительно был. Она поражала его каждый раз и кажется он никогда не разгадает и не разберёт эту женщину до конца. И ему наверное это было не нужно

– Раз эйол так раскаивается, – ответил ей Рэтар с трудом оставаясь серьёзным. – Пусть будет так.

Выйдя на площадь феран кликнул двух воинов, которые сегодня были не в оплоте.

– Достопочтенный феран, – поклонились оба.

– Уважаемый эйол покидает Адиру, – отдал он приказ. – Сегодня. Все свои накопленные средства он решил отдать семье Тайон. Передайте всё ценное Рие Тайон. Всё остальное сложить и оставить до следующего эйола.

Оба воина кивнули.

– Командиру Онару я всё передам сам, – добавил феран. – Вам отчитаться перед ним. Он несёт ответ передо мной.

Они снова кивнули и переглянулись.

– Ваш эйол пересмотрел свою жизнь и решил отправится в странствия, – отозвалась Хэла, видимо отвечая на немой вопрос воинов, который они бы никогда не озвучили ферану. – Теперь будет счастливым скитальцем. Так он принесёт слово своего бога большему количеству людей. Ну, не молодец ли? Всем бы так. Посмотрел на ферана и на путь истины встал.

Она фыркнула, ухмыльнулась и, сойдя со ступеней серого дома, где стояла, ожидая, пока феран отдавал приказ воинам, пошла следом за Рэтаром.

Уже оказавшись на скалистой тропе, которая вела в пограничный оплот Адиры, Рэтар остановился и наконец рассмеялся.

– Рэтар? – Хэла, идущая сзади обошла его и уставилась, нахмурившись.

– И он будет спать на сырой земле? И будет есть дерьмо? – сквозь смех спросил он, опираясь рукой на дерево.

– Пффф, не будет он есть дерьмо, просто еда вся будет вкуса характерного, – закатила глаза Хэла. – Ну а там, кто этих извращенцев разберёт.

– И что там у него отсохнет? – попытался уточнить феран.

– Так ему и надо, – ведьма развернулась с улыбкой и пошла по тропе.

– Я был готов его казнить, Хэла.

– Я же тебе сказала – сделал бы из него мученика. Несчастный, пострадавший во имя веры, во имя истины, чьей кровью залит серый дом, – она покачала головой. – И в этом случае никто не вспомнил бы о том, что у тебя было право его казнить. Главное было бы, что ты тиран этакий и бедалагу не за что ни про что убил, а он-то вон какой весь из себя праведный. Бе.

– Ты ненавидишь веру и людей веры не только из-за своей крови ведьмы, так? – он пошёл за ней. – У себя в мире ты тоже к ним так относилась?

– Дело не в вере, не в людях и даже не в боге, – мотнула она головой. – Бог – это вне меня, для меня это не бородатый дядька на небе, это сила и я слишком ничтожна, чтобы постичь её. Как понимание размеров Вселенной, как чудо жизни. С одной стороны всё просто, а с другой – возможно ли это постичь? И когда я вижу человека, священника, который пытается научить меня этому, осудить меня, указать мне на мои грехи, или отпустить их мне?

Она повела головой, потом привычный жест плечом.

– Он такой же как я. Он так же грешен. И он так же ничего не знает, – проговорила ведьма. – В моём мире есть грех рождения. В моём мире женщина грязная и не может зайти в храм в кровавые дни, она мерзкая и неугодная богу. Словно, если она умрёт в эти дни то непременно попадёт в ад. А придраться можно ко всему, понимаешь? Я женщина и уже этим грешна. Дело не в людях. Дело во мне. Я верю, что сила эта существует. И я умру и, если есть мир за чертой, мир, где меня будут судить, за мою жизнь здесь, за мои поступки, то не может такого быть, что если я сходила к какому-то мужику и он отпустил мне грех, потому что я помолилась, исповедалась, причастилась… бог тоже меня простит?

Хэла вздохнула.

– Или если раскаиваюсь, но не сходила, то не простит? – и она снова упрямо мотнула головой. – Дома веры – кому-то в них хорошо. Но молиться можно везде, обращать свои слова богу можно всегда, когда этого хочешь, когда тебе нужно. Но я и не буду судить тех, кто верит, кто ищет прощения и одобрения в доме бога, потому что каждому своё, даже несмотря на то, что эти люди чаще всего меня осуждают за то, что мои мысли отличаются от их.

Они прошлись молча. Внутри было понимание, что она выстрадала всё это. Но спрашивать Рэтар у неё не мог. Или понимал, что она не ответит. А у него было столько вопросов.

– Ты вчера сказала Пияне слова, – он хотел поменять тему. – Про любовь. Это какой-то стих?

– Не поверишь, – улыбнулась ведьма. – Это из божественной книги. Но вообще считается, что эти слова как раз о любви человека к богу. А я вот думаю, что любовь – не имеет назначения. Это чувство, от которого тебя переполняет счастье. Хотя, в моём мире есть языки, в которых каждая любовь называется по-разному.

– Здесь тоже такие есть, – улыбнулся феран.

Войр был в оплоте. Рэтар отдал распоряжения по поводу эйола, назвал воинов, которые остались в селении выполняя его приказ. И они с Хэлой вернулись обратно в Зарну.

– Я хочу в кадку с водой, – буркнула она и отправилась к нему в покои.

Сам Рэтар отправился в книжную и до восхода Тэраф работал потеряв счёт времени.

– Достопочтенный феран, – в книжной появился Брок.

– Брок, – кивнул Рэтар. – Сегодня разве твоя очередь?

– Мы с утра не нашли Тёрка, – ответил юноша нахмурившись.

Рэтар нахмурился, хотя знал, что брат уйдёт, но показывать, что был в курсе было нельзя даже Броку.

– В смысле не нашли? – спросил он.

– Судя по всему он ушёл ночью, – ответил юноша. – Или очень рано, перед рассветом. Его никто не видел со вчерашнего вечера. Я думал ты знаешь.

– Нет, я не знал, – кивнул Рэтар. – Ты отстоишь сегодня?

– Да, всё хорошо, – ответил Брок. – Не переживай.

Рэтар одобрительно кивнул сыну.

– Ты зашёл? – напомнил ему феран.

– Прости, да, – повинился Брок. – Там пришёл Тэль Ганли, глава корты скотоводов.

Рэтар тяжело вздохнул.

– Пустить? Или отправить?

– Пусти.

Брок склонил голову и вышел.

Тэль Ганли был неприятным, отталкивающим человеком. Корта уважала его, а вот Рэтар всегда общался с ним переступая через себя. Ферану всегда было не по себе от присутствия этого мужчины. В нём сквозило надменностью, какой-то злостью, и кажется замечали это только единицы.

Рэтар знал о жестокости этого человека по отношению к членам корты, но как правило никто не жаловался и закон ферната или элата Ганли никогда не преступал. Хотя последний раз старейшина превысил своё право, когда он устроил охоту на харагу возле Зарны, ту самую охоту, в которую угодила Хэла, после спасения наложницы и сына Элгора, и из которой спасла двух своих хигов.

– Достопочтенный феран, – поклонился старейшина и Рэтар приготовился слушать жалобы и требования, которые скотоводы предъявляли, как никакая другая корта, словно от холодов было плохо только им.

А ведь были ещё, например, земледельцы, которые вообще сидели без работы, потому что возделывать землю было нельзя. И они отчаянно старались сохранить то, что было, особенно сады с плодоносными деревьями, кустарники с ягодами, зерно от порчи, чтобы можно было использовать при посадке. Фернат делал им особые выплаты, чтобы поддержать людей корты, спасти от голода, а скотоводов и прежде всего Ганли это невероятно раздражало.

– Нам бы хотелось отметить, что корма для телыг хватит только на лунь, потом кормить будет нечем, – снова повторил глава корты то, что феран слышал уже в корте, когда его туда вызывали после возвращению в Зарну. – Надо бы как-то решить этот вопрос. Простите мне мою дерзость, но люди интересуются, когда же белая ведьма начнёт творить свою работу и в Изарии станет тепло?

– Люди? – переспросил Рэтар.

– Люди моей корты, почти все. Да, – возвестил старейшина. – Мы оплатили её призыв. Мы хотим видеть результат.

– Когда вы просили у меня призыв белой ведьмы, то я предупредил вас, что это не работает так, как вам хочется, – напомнил феран. – Я предупредил, что нужно будет ждать. Вы согласились. Она здесь слишком мало времени, чтобы был результат. Ждите.

Тэль Ганли недовольно поморщился, но постарался сделать это незаметно для ферана.

– Что-то ещё? – спросил Рэтар с неохотой.

– Да, достопочтенный феран, – кивнул Ганли. – Хараги чёрной ведьмы.

– А с ними что?

– Они уже очень большие, опасные. Они будут грызть телыг в полях.

– Ведьма гуляет с ними в лесу, и в полях очень редко, – возразил Рэтар. – Хараги ведьму слушают и они накормлены. Телыги сейчас в полях Зарны не пасуться. Разве нет? Там нет еды. А значит и говорить об предположительной опасности смысла нет.

– Достопочтенный феран, я понимаю, что вы цените чёрную ведьму, – и вот это зацепило главу дома, крюком рвануло, потащило с болью, потому что сколько мерзости, брезгливости и ненависти было за этими осторожными словами, – но хараги опасные твари, они…

– Брок, – позвал Рэтар перебивая старейшину корты скотоводов.

Юноша не заставил себя ждать, он склонил голову, ожидая приказа.

– Позовите мне Хэлу, – сын ещё раз склонился и скрылся за дверью.

Краем глаза феран увидел, как Ганли занервничал, но постарался не показать этого, поклонился и попытался протестовать:

– Простите, достопочтенный феран, но я не очень понимаю зачем звать ведьму.

– Хараги её, без неё говорить о них нельзя, – ответил на это Рэтар. – Я не могу решать.

– Но, – глава корты хотел возразить, однако феран не дал.

– От них за всё время не пострадали ни животное, ни человек. До того решать что-то про них моего слова и права нет.

Глава корты ещё что-то попытался сказать, но в книжную вошла Хэла.

– Достопочтенный феран? – склонилась она, видя, что Рэтар не один и ведя себя очень сдержанно.

– Хэла, тут старейшина корты скотоводов, – феран кивнул на мужчину, а ведьма перевела на него взгляд, – говорит, что прогулки с харагами в полях, могут повредить его ремеслу.

Ганли с вызовом посмотрел на ферана, а Рэтар повёл головой и перевёл взгляд на Хэлу. Посмотрел и замер.

Хэла стояла бледная, такая, словно в ней не было вовсе крови, даже капли. Глаза её были полны такого непередаваемого ужаса, что самому Рэтару стало страшно. Он встал.

– Хэла?

– Прости, – выдавила она из себя и даже губы её, обычно такие яркие потеряли цвет. Она содрогнулась и вышла.

Рэтар глянул на старейшину корты и внутри поселился дикий страх. Она что-то увидела. Что? Старейшину? Или что-то внутри Рэтара? От последней мысли содрогнулся уже он сам.

Выйдя из-за стола дошёл до двери и с невыносимой тревогой открыл дверь в коридор. Для него время замедлилось, стало невыносимо тягучим и медленным – словно Рэтар сражался со всем миром.

В коридоре, недалеко от дверей на полу сидела ведьма, она была на коленях, руками опираясь в пол, стала такой маленькой, словно в несколько раз меньше, чем обычно. Возле неё сидел обеспокоенный Брок. Когда Рэтар вышел, сын поднял на него полный тревоги взгляд.

– Никуда его не отпускать, – приказал Рэтар Броку, кивая в книжную и подразумевая старейшину.

Юноша нахмурился, встал, нахмурился и зашёл внутрь.

– Хэла, что? – слова давались с таким трудом, феран присел рядом с ней, положил на её спину руку и ощутил как ведьма дрожит. – Что ты увидела, родная?

Но Хэла молчала, она мотала головой, пытаясь найти силы просто вдохнуть воздух. Было почти так же как, когда сам Рэтар выплеснул на неё свой гнев, наслушавшись мага.

Феран попытался найти в себе силы действовать хладнокровно и разумно, хотя душа рвалась, сердце билось с болью, а нутро скручивало в мёртвый узел.

Рэтар взял ведьму на руки и зашёл в комнату с порталом. На него уставился испуганный привратник.

– Вон, – приказал феран. – Миргана ко мне, живо.

И привратник спешно вышел, поклонившись.

Устроив Хэлу на диване, Рэтар присел рядом, погладил ведьму по голове, поцеловал в ледяной, покрывшийся холодным потом лоб.

– Хэла, дыши, – прошептал он, – моя хорошая, просто дыши. Я здесь, родная моя, девочка моя. Хэла.

Ведьме было больно. Феран видел, как она силится прийти в себя, силится хотя бы дышать, но боль не отпускала, она лилась слезами из глаз, скручивала судорогой беспощадно. Её словно с силой ударили, снесли, почти уничтожили. И Рэтар никогда не простит себе, если причиной этому было то, что она могла увидеть внутри него. Как же этот страх душил его, изводил, доводил до сумасшествия.

В комнату зашёл Мирган. Он встал в дверях, нахмурился и вопросительно кивнул в сторону ведьмы.

– Хэла? – шепотом позвал Рэтар, слыша, что дыхание её понемногу стало приходить в норму. – Скажи, что ты видела?

– Точки, точки, – выдавила она из себя.

– Точки? – оба мужчины нахмурились.

– Кровь… точки… всё в крапинку, – и Хэла снова сжалась, хватая воздух.

– Хэла, на старейшине кровь? – эта кажется преступная, самолюбивая надежда в заданном вопросе, от неё выворачивало наизнанку, не хуже чем безвольное созерцание боли любимого человека.

Ведьма кивнула и Рэтар почувствовал, как внутри отпустило. Не сейчас. Не сегодня. Подожди. Твоя очередь тоже придёт. Но потом.

– Хэла, родная, он скотовод, – проговорил феран осторожно. – На нём может быть кровь животных.