Текст книги "Дочь мафии (СИ)"

Автор книги: Fosi

Глаза Ворга налились кровью, он пошел пятнами, ладони его, стиснутые сейчас в кулаки побелели в костяшках.

– Мне вот интересно всегда было, что такие как ты, находят в таких как она? Что там обычно – она сама на меня кинулась, а я отбиться не смог? Или все бабы такие, им бы только мужика себе заполучить? – она прищурила глаз. – У тебя дочке старшей сколько? Десять тиров? Так это ничего, если её через пяток тиров какой-нибудь сослуживец твой попортит? Нормально будет?

– Ведьма, ты… – взревел Ворг и Хэла увидела внутри него нарастающее желание ударить её, и даже больше.

– Молчать, – прорычала она. – То есть, когда твоё трогают так это плохо, а как вон ничьё, так и ничего? Уже слышу, как ты тут оправдываешься перед всеми “она же серая” и все тебе сочувственно кивают. Конечно, что взять с них, одной меньше, одной больше, за всё уплочено – делай, что хочу?

И Хэла прошла взглядом по стоящим за спиной Ворг воинам, заставив каждого уставиться виновато в пол под ногами.

– А ничего, что у неё всё так же как у дочки твоей? Ничего, что её тоже женщина родила где-то там, в другом мире, а вы её сюда притащили, и теперь думаете, что можно, что угодно творить безнаказанно? – она оттолкнулась от стола и указала на Ворг пальцев, а хотелось врезать со всей дури. – Так вот я тебе скажу, что коли приворожила она тебя, не посереешь завтра, а коли врёшь на чистом глазу, так не только серым станешь, так и немощь на тебя мужская найдёт, и будет так по меньшей мере десять тиров.

Слова её раздались так гулко будто в комнате и не было никого. Она сама оглохла на мгновение от звона, что ударился ей в уши. Но слова были сказаны и назад их уже взять было нельзя.

Конечно она могла что-то поменять, могла изменить условия этого “договора”, но прелесть чёрного ведьмовства была в том, что она имела полное право этого не делать, даже если бы феран её попросил или приказал.

– Вот ведь мелочный мужик, а? – проговорила она, дойдя до дверей. – К жене приходит и поёт ей, что любит смерть как, а потом за дверь и липнет к каждой юбке, а потом опять к жене и “ох, любушка, нет никого тебя лучше. Сравниваю-сравниваю, и всё к тебе возвращаюсь.” Тьфу!

С этими словами Хэла развернулась и вышла вон. Она отчаянно хотела добавить что-то вроде “пропади ты такой пропадом”, но того, что она наговорила уже было с лихвой достаточно.

Там теперь стоял человек, который при любом удобном ему случае уничтожит её с яростной ненавистью, но она ни о чём не жалела.

Сейчас ей стало легко и отлегло от сердца. Хотя Хэла знала, что это ненадолго, что будет хуже еще чуть-чуть погоди. Но вот сейчас – она действительно чёрная ведьма, настоящая, такая которая радуется проклятиям и бедам насылаемым на головы несчастных.

Только в данном случае её внутренний хороший человек точно знал, что несчастным этот мужчина не был, у него было всё, что можно было желать многим, а ему было мало, ему хотелось ещё, а это не проходит бесследно.

“Жизнь за жизнь”.

Ворвавшись к сидящим в печали серым она запела во всё горло песню Мельницы про травушку [8] и закружила сначала одну, потом другую своих подруг по несчастью. Она это умела, знала как сделать так, чтобы всем стало хорошо. И ну и пусть, ну и ладно! Пофиг – пляшем!

[8] Мельница “Травушка”

Глава 6

Рэтар был не просто в гневе. Его раздирало с одной стороны желание уничтожить стоящего перед ним Ворга, с другой взять ведьму и удушить, а потом заставить Зеура её воскресить, потому что без неё он уже кажется никак не мог.

– Достопочтенный феран, – начал было воин, которого феран знал с детства. – Я не виноват, я вам клянусь. Она виновата сама, она серая, все серые такие. Вон и ведьма такая. Слышали, что она говорила? Достопочтенный феран, это же мерзость такие слова от женщины слышать. Ваш отец бы ей голову снёс, если бы такое услышал…

Рэтар глянул на Ворга и тот подавился словами. Всё что сейчас говорил воин было ещё большей мерзостью, чем вольные и бесстыжие слова Хэлы. К её манере он уже привык, она никогда не замалчивала, никогда кажется не испытывала стыда, словно это чувство было ей совершенно не знакомо. Это изводило его, но и притягивало к этой женщине, словно сам он не был себе хозяин.

Ситуация с серой по имени Томика была обычным делом для любого ферана любого ферната Кармии. Нигде не стали бы даже обсуждать то, что случилось – подумаешь какой-то мужик имел близость с серой, даже если бы взял силой. А если ребенка бы ей заделал, то ей смерть, а ему ничего. Даже взгляда осуждающего не получил бы.

И Рэтара на деле это доводило до ярости. Он был не из тех, кто считал, что серые нелюди, что они не имеют право на защиту их жизни. И при нём в Изарии никому нельзя было трогать серых. По закону выходило, что они его собственность, как дом, как вещи, как земля и всё что на ней было. И ему это не нравилось, но лучше так. Пусть все считают, что вред серым – это вред ферану, а за это можно и головы лишиться.

Его отец сказал бы ему, что он слабак, что серые всего лишь инструмент, что нечего вообще думать о них. Одна сломалась – забудь, призови другую, неужели не хватает средств? Отец всё измерял силой, властью и достатком.

И у дома Горан с достатком всё было лучше, чем у многих других, иначе не протянули бы они столько времени в условиях холода и неурожайности.

Хотя на обозы с провиантом, которые Рэтар закупал в других областях, постоянно нападали. При отправке продовольствия в дальние области, к границе, обозы грабили, охрану убивали и там, в самых отдалённых местах Изарии, люди умирали от голода, даже несмотря на то, что он разрешил в условиях лютого времени холодов охоту для пропитания.

Но зверь тоже уходил из Изарии, чтобы кормиться там, где было что есть, а тот, что оставался, был суров и жесток, как те же хараги, которые в конечно итоге с голода начнут грызть людей.

Границы постоянно были атакованы. Это были и воины армии противника, мирового соглашения с которым Кармия так и не подписала, и ошалелые банды наёмников, которые не оставляли после себя ничего живого.

И вот посреди всего этого вдруг возникала такая мелкая и казалось бы незначительная проблема – воин, который обманул или соблазнил серую девчонку, и теперь делал вид, что ничего плохого и не произошло.

Отец Рэтара, которого припомнил только что Ворг, рассмеялся бы и сказал, что его сын полнейший дурак, раз вообще слушает все эти объяснения и хочет в этой ситуации поступить по совести. Эарган Горан просто высек бы девчонку почти до смерти за то, что она раздвинула ноги перед свободным мужиком, или заклеймил бы её и отдал на забаву своим воинам, объяснив это тем, что “вот хотела мужика, а теперь у неё этого мужика хоть отбавляй да еще и на любой вкус”.

Перед глазами всплыла картина утра, когда Хэла, полная злости, вытащила несчастную девочку на мороз и облила её водой. Такую маленькую, хрупкую, невзрачную. Рэтар глянул на стоящего перед ним мужика. И стало тошно, в голове нещадно застучал молот, не давая возможности даже нормально вдохнуть.

– Не смей говорить мне про моего отца, – прорычал он. – Не смей говорить мне про заговоры, привороты и ворожбу. Мы с тобой были не в одном походе и прошли не одно сражение, и в каждом селении тебя кто-то ворожил так, что твои боевые товарищи стаскивали тебя с девок, чтобы твой отряд не ушёл без тебя. Не было такого?

Ворг опустил голову и промолчал.

– Ты, надеюсь, помнишь, что, если и нет как такого наказания за причинение вреда серым, и благо ты девку не силой взял, но есть наказание за ложь своему ферану. И потому, – Рэтар обратился к одному из воинов всё ещё стоящих рядом с Воргом, – запереть до завтрашнего утра.

– Достопочтенный феран, – попытался возразить несчастный.

– Коли не виноват – не посереешь, – отрезал феран, – а в обратном случае, понесешь наказание за то, что стоял тут и лгал мне в глаза.

Ворг видимо хотел что-то возразить, но потом передумал и спокойно ушёл за своим товарищем, которому приказали его запереть.

– Кард, собирай отряд без Ворга, – отдал приказ Рэтар.

Тот отозвался и все воины вышли оставив ферана наедине со своим митаром.

– Ты же понимаешь, что он виноват и тебе придется его наказать? – тихо спросил Роар у своего тана.

– Да, – отозвался феран.

– И ты же знаешь, что её тоже…

– Знаю! – взревел Рэтар. – Чтоб тебя, Роар, я знаю, что девчонку тоже надо наказать. Я знаю, что Ворга надо наказать. Я знаю, что даже Хэлу, по хорошему, надо наказать! Оставь меня, а?

Тан ушел и феран остался один. Мысли в его голове неустанно бились о непрекращающуюся боль, к которой он привык и жил с ней уже очень давно.

Не мог он теперь пропустить случившееся с серой девчушкой. Хотя конечно Хэла уже достаточно наказала Ворга, и именно поэтому он не стал её останавливать, хотя мог.

Но Рэтар надеялся, что мужчина повиниться, и не придется самому его тоже наказывать, но уже за весьма весомое преступление – преступление против ферана, а значит ферната.

Он не заметил, как наступило время темени и второе светило скрылось за горизонтом.

Боли в голове не щадили Рэтара Горана с тех пор как он получил это страшное ранение. Это было давно, тогда он был митаром, а фераном был Рейнар Горан, отец Роара и младший брат отца Рэтара. Но после того сражения всё изменилось – Рейнар погиб, а Рэтар стал фераном.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Чтоб тебе… сколько времени прошло с тех пор?

С трудом поднявшись, он отправился к Мите за кислой водой, которая частенько притупляла боли, или, если повезёт, отваром ведьмы.

Дойдя до лестницы вниз, он краем глаза заметил на балконе, ставшую такой привычной, фигуру Хэлы. На этот раз она куталась в обычный для серых плащ, не сидела на выступе стены, а стояла высоко задрав голову и смотря на россыпь звёзд на тёмном небе.

– Хэла, – позвал он, выйдя к ней.

– Она не ворожила, – с грустью сказала ведьма, – она не умеет, поверь мне.

– Я знаю, что не ворожила, – устало отозвался он и прислонился спиной к стене возле начинающегося балкона.

Ярость на неё уже ушла, как это бывало обычно. Это было мимолетным порывом и, даже когда Хэла при этом находилась рядом, он без труда сдерживал себя. Но сдерживал себя, чтобы не удушить её, а не чтобы прижать к себе, попробовать вкус её губ, ощутить её кожу под своими пальцами.

Рэтар нахмурился и вздохнул, перевёл взгляд в темноту:

– Но ты же знаешь, что мне придётся её наказать?

Хэла лишь слабо кивнула в подтверждение.

– Я понимаю, что у тебя в мире всё иначе, но у нас… – он убеждал себя, что не пытается оправдаться.

– Нет всего этого, достопочтенный феран, – Хэла так и смотрела в небо. – Она в любом мире всего лишь глупая девчонка, которую обманули и которой причинили вред. Не говори мне, что у меня в мире всё так, а здесь всё иначе. Дети везде одинаковы, даже если на их долю приходятся большие испытания. Они остаются детьми – они радуются сладостям и подаркам, они верят в то, что сами придумывают, они мечтают, они летают во сне…

Она запнулась. Будто пыталась унять себя, чтобы не расплакаться. И от осознания этого ему легче не становилось.

– И когда с ними происходит что-то подобное, что-то что заставляет их перестать летать, заставляет падать, как происходит, когда мир теряет краски и волшебство, – она покачала головой. – Она всего лишь маленькая глупая девчонка, наивностью и желанием любви, которой воспользовался взрослый мужик, которому она практически годится в дочери, который должен защищать её, а не использовать для удовлетворения своих похотливых желаний.

Хэла нахмурилась.

– Он сказал ей то, что она хотела услышать, она желала внимания, ласки, нежности, любви… – ведьма перевела взгляд в темноту темени, где уже не был различим горизонт. – Она не знает что это, а он сделал вид, что то, что он дал ей, это именно то, о чём она мечтала. Но это всё ложь, потому что она не первая и не последняя, потому что он точно знает, что и как нужно сказать. И это не любовь. Этому до любви так же далеко как отсюда до этих звёзд и обратно.

И она снова посмотрела в небо над головой, и перевела взгляд вниз:

– А главное, что внутри каждой из нас живёт такая маленькая девочка, которая верит в это светлое и прекрасное чувство, каждая из нас независимо от возраста так же глупа, как Томика. И каждая умирает внутри, сталкиваясь с предательством и обманом, – она посмотрела на него взглядом, полным печали и внутри цепануло, потому что безумно захотелось обнять её, безумно захотелось унять эту боль внутри самой женщины. Он видел, не мог объяснить, но его так тянуло к этой маленькой девочке внутри самой Хэлы.

Ведьма грустно усмехнулась и снова отвернулась от Рэтара.

– Томика не нашла в себе силы, чтобы поговорить с кем-то из нас, ей было невыносимо стыдно рассказать о том, что с ней случилось. И главное, она испугалась последствий, которые могли появиться после того, что произошло, – феран нахмурился и вздохнул. – Вот она женская доля – страшно, стыдно, одиноко. И она нашла выход. Глупый. Да. Но, как ей показалось, единственный верный. Если того требует закон накажи её, но мне кажется больше, чем она уже наказана, нельзя придумать.

Он ничего не ответил, да и были ли у него доводы против всего этого, сказанного с болью и стоящими в глазах слезами. Разве что Рэтару хотелось бы сделать эту конкретную женщину счастливой. Он тряхнул головой и потёр глаза.

– Прости меня, – тихо произнесла Хэла, подойдя к нему и встав сбоку, рядом, невыносимо близко.

– За что?

– У тебя столько проблем – нападения на посты вдоль границы и поселения недалеко от неё и в горах, проблемы в Картаре, обозы с провиантом и всё посреди этой непрекращающейся зимы… и теперь это.

– Хэла, подслушивать нехорошо, – он постарался улыбнуться, но получилось, как ему показалось не очень удачно.

– Я не подслушиваю. Я просто слышу. Не специально. Я понимаю, что это даже не все проблемы, которые валятся на твою голову. То, что случилось… – она осеклась, повела виновато плечом. – У нас бы сказали “только этого не хватало”. Прости, что заставила тебя в этом вариться, что вынудила влезть в это, хотя могла бы сделать всё сама, без твоего участия. Еще утром он был бы самым немощным из всех немощных.

– Хэла… – попытался найти слова феран.

– Я хотела, чтобы он признал ошибку. Понимаешь? – она оправдывалась, хотя Рэтар прекрасно понимал причины её поступка. – Я просто подумала, ну, а вдруг и не было ничего, вдруг она сама себе всё придумала и вот результат. А тот, кто якобы виноват и знать ничего не знает. Или знает, но ему станет стыдно и он повиниться, признает, что сглупил, что поступил плохо, понимаешь?

– Понимаю, Хэла, я понимаю. Мне жаль девочку, действительно жаль, но ты поставила меня в отношении Ворга в такое положение, – Рэтар тяжело вздохнул. – Он лгал ферану. И это очень серьёзное преступление. Оно может караться смертью, Хэла.

– Я знаю, но я правда этого не хотела, и не говори мне, что ты решишь его казнить.

– Нет, конечно. Да и ты уже наказала его достаточно, разве нет? Мужская немощь? – он приподнял бровь. – На десять тиров?

– Мало даже, – отозвалась она.

Он рассмеялся, а ведьма, боги, смущённо улыбнулась.

– Рэтар, я могу попробовать помочь с Картаром, – вдруг серьёзно произнесла Хэла.

Она впервые произнесла его имя и от этого защемило, зацепило внутри, хотя куда уж было больше?

– Хэла, – он прочистил горло.

– Зачем ты меня призвал? – она подняла на него свои огромные и такие печальные глаза. – Чтобы я нянькой у серых была? Я чёрная ведьма, попроси и я сделаю свою работу.

– Хорошо, я подумаю, – ответил он через несколько мгновений, утопая в этом её печальном взгляде.

Она кивнула и хотела уйти.

– Голова ведь прошла? – обернулась ведьма и склонила голову на бок.

К своему удивлению Рэтар понял, что головная боль и вправду ушла – Хэла его заговорила. Он кивнул как-то рассеянно и озадаченно. Она мягко улыбнулась и скрылась в коридоре. Без неё стало тоскливо и пусто… что ж такое?

Глава 7

Роар вышел во двор и увидел белую ведьму, сидящую на том месте, где обычно по утрам сидела Хэла, после того как выгуливала своих чудовищ.

Вид у девушки был расстроенный и потерянный, она смотрела на небо, откинув голову назад, волосы россыпью падали по спине и ему отчаянно захотелось запустить в них свою руку. Мягкие или нет? Он хотел пройти мимо, но, залюбовавшись ею, понял, что забыл зачем вышел в спускающуюся темень на улицу.

“Вот дурень… как мальчишка, прям!” – подумал митар.

– Ты не замёрзнешь? – спросил он, решившись всё-таки подойти и ожидая какой-нибудь отрицательной реакции – что-то вроде испуга или может отвращения.

Она подалась вперед и её повело в сторону, скорее всего оттого, что голова закружилась, потому что слишком долго смотрела наверх. Роар поймал её и помог удержаться на жердях загона.

– Спасибо, – отозвалась она, в глазах были слёзы.

Митар нахмурился. Это слово совершенно точно частенько говорила Хэла и это было слово благодарности.

– Ничего, – решил ответить он как можно более отстраненно, не будучи полностью уверенным в своих выводах. – Почему ты плачешь?

Ведьма вытерла рукавом лицо.

– Я… нет… нормально всё, – она была тиха и совсем не походила на ту, что устроила истерику и шипела на него несколько дней назад.

Он встал к жердям и прислонился к ним спиной, потом тоже задрал голову наверх.

– С крыши башни лучше видно, и в плодородный сезон они намного красивее, тогда небо совсем другое, – ему хотелось её успокоить, хоть чем-то.

– Не знаю чего я хотела, – ведьма пожала плечами, – наверное найти хотя бы одну знакомую звезду. Глупо.

– Нет, почему? Мне кажется совершенно нормальное желание, – он прикусил язык, словно почувствовал, что разговор опять идёт в сторону печали и, как следствие, слёз. – Сегодня был тяжелый день.

– Феран… достопочтенный феран должен наказать девочку? – спросила белая ведьма, не поднимая на него глаз.

Что он должен ей сказать? Зачем вообще подошёл? И вспомнил, что собирался проверить стражников на сторожевых башнях Трита.

Митар вздохнул:

– Должен, – Роар не стал ей врать.

– И каким должно быть наказание?

– На его усмотрение, – пожал он плечами. – Я не могу знать, если честно. Может он и не будет её наказывать в прямом смысле этого слова. Рэтар… феран, он такой.

– А что будет этому… эм… мужчине? – и она всё-таки посмотрела на него, встретилась взглядом.

– С ним сложнее, – вздохнул митар, отводя взгляд, потому что готов был в эти глаза смотреть не отрываясь. И в голову полезли совсем уж не подходящие мысли.

– Почему? – спросила девушка. – Потому что с серыми можно делать, что вздумается?

– А? – он нахмурился и с вопросом снова посмотрел на ведьму.

– Я слышала, что серую можно даже убить, а наказания за это не получить, а если и получить то, только потому что она собственность господина, и он понесет убытки от сломанной вещи, – кажется сейчас она снова разрыдается.

– А? Что? Нет. У нас не так, – поспешил возразить Роар. – У нас никто не трогает серых. Не обижает их. Спроси, если мне не веришь. Да и Хэла… она же наказала его уже, но помимо всего, подвела под то, что теперь он виновен не в том, что поступил плохо с серой, а в том, что солгал ферану.

– Соглать ферану страшнее чем, – кажется она подбирала нужное слово, – обесчестить девушку?

И что ему теперь делать?

– Да, страшнее, – даже думать не хочется, что всё это за собой может повлечь.

Милена нахмурилась:

– Это… это… почему?

– Потому что ложь ферану – это преступление, сродни предательству. Лгать ферану не может никто, особенно те, кто ему служит, особенно воины. А Ворг солгал, а надо было сказать правду, надо было повиниться, признаться…

– И ему ничего бы не было? Он бы вышел сухой из воды? – взгляд её глаз был пронзительным, смотрел с вызовом и негодованием.

“Красивая, чтоб меня, какая же красивая”, – забилось в его голове. Маленькая, ладная, такая растрепанная, глаза влажные, но видно, что злости в ней прям через край, словно вот ещё немного и никому не поздоровится. Интересно, а если она на него напустит чего, Хэла сможет снять?

– Сейчас это не имеет уже никакого значения, – ответил Роар. – Хэла всё равно наговорила бы на него, даже если бы он сказал ферану правду, но в любом случае не был бы виноват в очень тяжком преступлении.

– А что за ложь ферану ему будет?

– Плеть самое легкое, смерть самое тяжелое.

– Смерть за ложь? – удивилась девушка, глаза такие стали распахнутые, стала словно ребенок, которому про чудище какое рассказали.

– Да, – сдерживая улыбку ответил Роар. – Ложь ведет за собой разные последствия. Ложь ферану – это измена его дому, измена его земле, измена слову.

– И митару тоже нельзя врать? – спросила она немного помолчав и изучая землю под ногами.

– Митару? – он улыбнулся. – Митару можно, но лучше не стоит. А то потом митар станет фераном и припомнит кто там, когда ему соврал.

– Такой злопамятный митар? – и хотя волосы скрывали лицо ведьмы, Роару показалось, что она всё же улыбнулась.

– Принципиальный да, но не злопамятный. Хотя, ну смотря в каком случае. Иногда может и злопамятный.

– Даже спрашивать не буду про такие особые случаи, – отозвалась она.

– Да и не надо, – пожал плечами Роар, – не думаю, что они будут сильно отличатся от чего-то важного, например, в других мирах. Семья, дом, земля, родные. Разве может ещё что-то быть?

Она отрицательно качнула головой и он понял, что зря он всё это сейчас сказал – снова напомнил ей о больном, о доме, и чтоб ему, о семье. Вот ведь дурень.

– Прости, – решился Роар на отчаянный шаг.

– За что? – прошептала девушка.

– За то, что призвали тебя. Прости.

Повисла тяжёлая, гнетущая, почти осязаемая тишина.

– Получается, если митар соврёт ферану, то его тоже накажут? – тихо спросила она внезапно, и на этот раз удивился Роар.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Конечно, – кивнул, потому что обрадовался перемене темы. – Можешь врать хоть эйолу, хоть эла́, но ферану нельзя.

– Эла́? – переспросила Милена.

– Ну да, это наш правитель, он в столице. Ему никто не может врать, ну так считается, магический запрет, но я однажды соврал и никакой кары на меня не напало, – он вспомнил об этом случае и искренне улыбнулся.

– Почему соврал? – и белая ведьма снова посмотрела на него.

– Я был ребенком и тогдашний эла спросил, нравится ли мне новая супруга моего отца, – пояснил мужчина.

– И?

– Я ответил, что нравится, но на деле вообще не нравилась.

– А почему нельзя было сказать правду? – поинтересовалась девушка.

– Потому что супругу отцу подбирал эла и… – Роар вздохнул, – скажем, нрав у него был тяжёлый. Перечить не стоило, даже если ты ребёнок.

– Вообще как можно спросить у ребёнка нравится ли ему женщина, которая теперь будет ему вместо матери, – грустно поинтересовалась девушка скорее сама у себя, чем конкретно у Роара.

– Ну, матери я своей всё равно не знал, так что ничего такого, – пожал он плечами.

– А что случилось с твоей мамой?

– Она умерла, рожая меня.

– Прости… – пробурчала девушка, сжавшись. – Мне очень жаль.

– В смысле? – удивился Роар.

– Ну… это… – она была озадачена.

– Ты не виновата в том, что моя мать умерла, так что тебе не за что просить у меня прощения. И сожалеть уже тоже не о чем, – ответил митар.

– Просто у нас принято так, – пояснила белая ведьма. – Это соболезнование, я сочувствую твоей потере, и я приношу извинения за то, что своими словами или вопросами заставила тебя вспомнить об этом.

– Хм… у нас так не принято. Бывает, когда ты мог бы что-то сделать, но не сделал, тогда можно говорить о сожалении, но в этом случае, – Роар пожал плечами. – Я видел её только на весьма плохих по качеству портретах. Мита говорит, что я на неё похож, хотя не очень понимаю как я могу быть похож на неё, когда у меня одно лицо с моим отцом, в общем это странно.

– Дети всегда похожи на обоих родителей, – заметила Милена. – Иногда это даже необъяснимо. Ты можешь иметь едва уловимое сходство, например, в манерах, или в улыбке. У меня лицо моей матери, а улыбка моего отца и все говорят, что я похожа не него, хотя на самом деле вылитая мама.

– Никогда не думал об этом так, – хмыкнул митар. – Может ты и права. Слушай, давай-ка ты пойдешь внутрь, нельзя тебе на холоде этом сидеть – с непривычки можно заработать горячку.

– А лечить меня никто не будет, – вздохнула она.

Роар не успел даже сделать движение в её сторону, чтобы помочь ей слезть в жердин, как она уже сама с легкостью спрыгнула вниз.

– Спокойной вам ночи, достопочтенный митар, – проговорила она, как-то странно кивнула и быстрым шагом побежала в дом.

“Спокойной ночи? Что?” – Роар нахмурился и уставился ей вслед.

Руки вспомнили легкость её тела, когда он принёс её сюда. Внутри потянуло желанием и тоской. Кажется сегодня просто необходима женщина рядом, значит после башен надо идти в харн. С этой мыслью он глянул на сторожевые башни и отправился к ним, надеясь, что не слишком сильно напортил дело с белой ведьмой.

Глава 8

Милена ощущала такой спектр эмоций, что хотелось выйти вон из себя самой. Дикие истерики сменялись каким-то мёртвым жутковатым смирением. И ни о каких пяти стадиях горя, в классическом их понимании, и речи не шло.

В голове был невероятный кавардак. Совсем недавно она бы сказала, что эти пять стадий работают, к сожалению работают. Но сейчас и здесь? Может тут всё иначе и это тоже? Может это виноват мир, наполненный магией?

С другой стороны – отрицание было, гнев тоже, попытки договорится с собой, поиски компромисса? Да, наверное они были, когда она хотела понять может ли она что-то сделать с тем, что с ней случилось. А вот сейчас навалилось отчаяние. И оно было всеобъемлющим, безумным, болезненным.

А теперь этот митар. Роар? Да? Зачем он рассказал ей про мать? Специально? Чтобы подружиться? Так обычно делают – вот какой я несчастный, не злись на меня, что я тебя похитил, что сделал тебе больно. Я рос без матери и поэтому я такой.

А что там с другой женой отца? Злая мачеха? Серьёзно? И при этом он такой весь… такой… Мила даже не знала, какой. Она вообще с трудом соображала, когда смотрела на него. Словно тупела. Прям как влюбленная школьница.

“Что?” – ошарашила её мысль.

Она помотала головой. Между ног стало влажно и потянуло вниз. Это уже слишком, правда! Не может она хотеть и уж тем более влюбиться в этого жуткого варвара.

Милена поморщилась и внезапно осознала, что было не так с ней, вот сейчас. К щекам прилила кровь и внутри родилась паника.

Она как ошпаренная добежала до комнаты серых, осторожно, чтобы никого не разбудить прошла в заднюю комнату. Здесь было место для туалетов и мытья, а еще стирки и сушки личного белья серых, ну как белья, сорочек этих нижних, а еще платьев.

– Хэла? – позвала Милена женщину, которая всегда мылась или самой первой или самой последней.

– А? – сегодня последней, когда серые уже спали.

Вода, к удивлению девушки, была горячей, хотя она не понимала, как это получалось.

– У меня проблема, – отчеканила Милена и поняла, что ко всем её бедам и неприятностям добавилось ещё и то, что она замерзла.

– Да ты трясёшься вся, ты на улице что ли без плаща была? – внимательно присмотрелась к ней Хэла. – Блин, Милка, ну ты что, дружочек? Ты, когда так получается, всегда спрашивай плащ у кого-то из стражников, например. Вон, зуб на зуб не попадает.

Чёрная ведьма принялась снимать с Милены мягкие балетки и поставляя ей кадку с горячей водой.

– И не выходи на улицу без сапог, ясно?

– Сапоги? – спросила Мила, хотя да, на других серых были сапоги.

– Конечно! – фыркнула женщина. – Завтра подберем тебе. Надо было раньше мне напомнить или Грете сказать. Теплее стало?

– Стало, да, но у меня другая проблема, – уставившись на свои ноги в воде промямлила белая ведьма.

– Что такое?

К щекам Милены прилила кровь и они стала горячими.

– О, твою ж дивизию, ты чего пунцовая стала? – с нескрываемым раздражением спросила Хэла. – Что случилось? Только не говори, что ты натворила чего с кем-то, исправлять заговоры очень сложно, Милен.

– Не… у меня… э… – она нагнулась поближе к женщине и произнесла так можно тише, несмотря на то, что вокруг никого не было: – У меня эти дела начались.

– Месячные что ли? – громко спросила женщина, ухмыляясь.

– Ну, Хэла… – заныла Милена, оглядываясь.

– Да не переживай, тут нет слова “месяц” и никто “эти дни”, – Хэла улыбнулась, – месячными не называет. Тут это кровавые дни.

– Что? – девушка хотела сквозь землю провалиться. – Блин, тише, ну ты чего? Теперь уже точно все поймут, да?

– Да кто все? – она развела руками. – Нет тут никого кроме тебя и меня. Да и когда есть – вокруг тебя девки одни, думаешь у них как по-другому всё устроено, что ли?

– Не знаю, – честно призналась Милена.

– Вот именно. И я тебе больше скажу – тут это вполне нормально. Странно даже, у нас вон просветленное общество, а каких только эпитетов не придумывают для обычного и говорящего о здоровье женщины процесса, – фыркнула женщина. – А тут у мужчин не возникает падучей, если они услышат слова “кровавые дни”, не то что у наших, когда они слышат слово “месячные”.

– Хэла! – Милена не была готова к тому, что всем тут всё нормально, потому что сама она просто сгорала от стыда.

– Что? – приподняла бровь Хэла и снова развела руками.

– Я тебя очень прошу – мне стыдно. Что с этим тут делать?

– Ну как что? В Средневековье, что делали?

– Не очень в курсе, – призналась девушка и от мыслей об этом стало не по себе.

– Садились на подушечку и сидели…

– Что? – она уставилась на женщину.

– Зловоние распространяли, даже боюсь представить, как они смердели, – Хэла говорила с таким серьёзным видом, что Мила прям представила как её на все шесть, а может и семь дней сажают сидеть на подушки.

“Что-за-хрень?”

Женщина фыркнула и усмехнулась реакции девушки.

– Короче, тут есть почти привычные прокладки, но они такие экологичные, то есть многоразовые. Есть вот такие штуки, – она отошла от стоящей в кадке с горячей водой Милены и вернулась с небольшой коробочкой.

– Ой, что это? – внутри коробочки лежали небольшие штуки, похожие на тампоны, но слишком маленькие.

– Лучше тебе не знать, что это, но они много впитывают, потом их полоскаешь в воде и оставляешь сушиться и они снова становятся маленькими.

Милена взяла одну штуку и тут же вернула обратно.

– Оно живое? – в изумлении спросила она.

– Не совсем, – повела плечом Хэла. – Точнее было когда-то.

– Боже, нет, всё, не хочу знать, – даже представлять не хотелось что это такое. – Можно что-то простое и понятно мне? Прошу, и я не хочу сидеть на подушке семь дней? – Милена была готова разрываться. – Ты сказала прокладки?