Текст книги "Дочь мафии (СИ)"

Автор книги: Fosi

Хоть и месяц май стоял на дворе, и находились мы в южных широтах, но из-за долгого сидения в воде на сушу выбрались дрожащими от холода, словно осиновые листья на ветру. Греться же на пустынном берегу было негде и нечем, поэтому, не теряя времени, мы трусцой побежали на холм – туда, откуда появились наши пограничники.

21

Можно было бы сказать, что после так нежданно завершившегося морского боя капитан Олстон пребывал в состоянии ярости, если бы у него оставались силы на эту самую ярость. Проклятый Бодров опять ускользнул, и хотя шлюпки с подошедших кораблей скрупулезно прочесывали прибрежные воды, вылавливая как утопленников, так и живых людей, Джон был абсолютно уверен, что Князь Холод жив-здоров и что он вновь вышел сухим из воды. Причем теперь уже капитан готов был поверить в такую формулировку в прямом, а не переносном смысле слова. Черт его знает, что это за человек такой? И человек ли вообще? Ведь не было у него никаких шансов уйти – только попасть в плен или погибнуть, а он ушел!

А начало-то опять было просто замечательным! За чистяковскую неудачу опять пострадали сотрудники улорийского отдела. За то, что их подопечные не проявили должного рвения при поддержке флота Короны на суше. Этому поспособствовал и доклад, представленный Олстоном, и жуткий скандал, который закатил в штабе флота контр-адмирал Вильсон. Так что в этот раз улорийскому отделу пришлось взяться за дело со всей ответственностью, и армия короля Яноша была приведена в боевую готовность по-настоящему. Это, в свою очередь, заставило напрячься и поломать голову таридийцев – они были вынуждены разделить свои силы на три части, что для начала военной кампании было как нельзя лучше. Жаль, что в Силирии до сих пор не удалось посадить на трон нужного претендента, да еще тимландцы подвели – наотрез отказались ввязываться в новую войну, а то сложился бы просто идеальный расклад сил для быстрой и победоносной войны. Но с Силирией таридийцы разобрались еще зимой, и сейчас всё шло к тому, что династия Бржиза вскоре вернет себе трон, причем благодарны они за это будут Таридии, а не Фрадштадту. А в позиции Тимланда Джон склонен был винить горе-стратегов его величества Георга Второго – те в прошлую кампанию пообещали тимландцам военную поддержку, а на деле ограничились лишь громогласным сотрясением воздуха… Как верить такому союзнику?

Но и так, в союзе с Улорией, должно было получиться неплохо. Олстон целый месяц просидел в своем новеньком кабинете с видом на главную гавань Фрадштадта, разбирая донесения полевых агентов из Таридии. Потому-то он одним из первых получил информацию о разделе войск противника на три армии. Первая встала в Корбинском крае, вторая прикрывала Ивангород от прямого удара из Улории, третья стояла неподалеку от Южноморска, ожидая нападения с юга. Это было логично и ожидаемо. Враг расставил на доске свои фигуры, а вот Корона могла свободно перемещать свои туда, где они окажутся нужнее. Стратегическая инициатива была в руках хозяев морей.

А потом пришли известия о том, что Бодров с младшим из сыновей царя Таридии отправился укреплять вход из моря в реку Нарис, и у Джона что-то щелкнуло в мозгах. То ли он стал мыслить одинаково с этим таридийским князьком, то ли просто хорошо изучил его повадки, но капитан был на сто процентов уверен, что Бодров оттуда напрямую отправится в Южноморск. И Бодров отправился.

Как раз к этому времени фрадштадтские суда всерьез взялись за контроль всякого судоходства в прибрежных водах Таридии, так что одинокий фрегат с такими важными персонами на борту казался легкой добычей для целой эскадры лучшего в мире морского флота.

Охота была организована безукоризненно. Как только фрегат покинул устье Нариса, ему отрезали путь назад и преградили дорогу в открытое море. Пристать к берегу он не мог – практически до самого Южноморска этому мешала бесконечная череда прибрежных скал и отмелей. Отправлять людей на шлюпках здесь не имело смысла – их бы перехватили на полпути. Оставалось только бежать к спасительной южноморской гавани, но фрадштадтские корабли имеют преимущество в скорости, следовательно, этот забег таридийцы никак не могли выиграть.

Но обреченный корабль до последнего пытался спастись бегством, постепенно забирая всё левее и левее. Благодаря этому он сумел подойти к самой линии прибрежных скал и уже там спустить на воду шлюпки. Была мысль срочно отправить в погоню за беглецами своих людей, но, во-первых, Джон видел, что Михаил Бодров остался на борту, а во-вторых, фрегат очень резво развернулся и навязал фрадштадтцам целое абордажное сражение.

А Князь Холод мало того, что сам принял участие в абордаже, так этот мерзавец еще и лично забросил гранату на капитанский мостик «Севера», едва не погубив Джона. Поэтому, завидев Бодрова в гуще сражения, капитан Олстон испытал непередаваемую смесь радости и бешенства. Он так желал лично одержать долгожданную победу над ненавистным противником, что, не раздумывая ни мгновения, бросился на него в атаку в полной уверенности, что уж в бою на шпагах он не может проиграть какому-то там таридийскому вельможе. Но и этим ожиданиям не суждено было оправдаться.

В горячке Джон и не подумал обзавестись более удобным для абордажного боя оружием, а вот враг встретил его с двумя короткими саблями в руках, и удержать его на дистанции в условиях корабельной тесноты оказалось задачей невыполнимой. Если бы ради него не пожертвовал своей жизнью безвестный матрос, для Олстона всё закончилось бы очень печально. Но об этом капитан предпочитал не думать – простые люди для того и существуют, чтобы спасать таких, как он, а проклятый Бодров и так чуть не разрубил ему кость предплечья!

Слава богу, князь не стал добивать раненого и подавленного превосходством противника капитана. Вместо этого он неожиданно ретировался. Олстон чуть позже понял мотивы этого поступка, а тогда просто радовался возможности унести ноги на пришедший на помощь фрегат «Буревестник», где можно было найти лекаря.

Но, едва перебравшись на борт «Буревестника», капитан был сбит с ног волной мощного взрыва, уничтожившего таридийский фрегат и почти полностью разворотившего «Север». Джона швырнуло на какие-то ящики, он едва успел инстинктивно выставить перед собой руки, моментально отозвавшиеся болью. Особенно громко о себе заявила уже пострадавшая в бою правая рука. У Олстона заложило уши, но его самообладания хватило на то, чтобы забиться в какую-то щель и прикрыть голову руками – вокруг сыпались с неба обломки, многие из которых были способны убить человека.

Но и тут пронесло, бог миловал. Даже подумалось, что полоса невезения завершилась и можно смотреть в будущее уверенно и с обычно присущим Олстону оптимизмом, но почему-то особой радости эта мысль не приносила. Ему бы следовало пребывать в ярости из-за того, что вожделенная добыча вновь ускользнула, но вместо этого он был разочарован, подавлен и напуган. Пожалуй, да – именно напуган. Еще никогда Джон не был так изобретателен, он каждый раз превосходил самого себя в изобретательности, под его рукой был практически неограниченный ресурс фрадштадтской Тайной канцелярии и флота, но противник раз за разом избегал ловушек или вырывался из расставленных силков, еще и нанося при этом урон своим загонщикам. А может, контр-адмирал Вильсон прав и эта добыча капитану не по зубам? Может, бросить это дело, пока не поздно, пока он сам жив?

Впрочем, устраивать новую охоту на Бодрова сейчас и не требуется, война объявлена, мощная эскадра его величества блокировала Южноморск. Даже если штурма главной морской базы Таридии не будет, всё морское сообщение, вся торговля таридийцев в Южном море остановлена на неопределенное время, и это нанесет противнику огромный моральный и материальный ущерб. А избавиться от блокады не получится даже у столь находчивого и изворотливого человека, как Михаил Бодров – нет силы, способной противостоять военно-морскому флоту Фрадштадта. Так что Олстону сейчас нужно просто быть рядом и наблюдать, как князь Бодров, если он действительно жив, корчится на берегу от бессилия. Или надеяться, что Князя Холода не существует.

22

Несмотря на холод и усталость, я был зол. Даже не зол, я был в ярости. В холодной такой ярости, которая гонит человека вперед, не застилая при этом глаза и не отключая голову. Мне было плевать на Джона Олстона – он всего лишь маленький винтик в большом механизме и сам по себе не важен и не страшен. Но вот его злокозненная страна-хозяйка, Фрадштадтом называемая, – это нечто! Вот спрашивается: что им нужно?

Живет себе страна в самом центре континента, никого не трогает, зла никому не делает, особыми богатствами не обладает, на соседские земли не покушается, а совсем даже напротив – только и успевает свои от соседей оборонять. Казалось бы, как можно таким образом мешать маленькому, но чрезвычайно богатому и жадному морскому королевству, лежащему на разбросанных по Южному морю островах? А вот поди ж ты – можно!

Что послужило катализатором нынешнего обострения? Реформы царевича Федора, начало строительства флота, историческая неприязнь или какие-то финансовые интересы конкретно взятых фрадштадтцев? Хорошо было бы разобраться в причинах происходящего, хотя бы для того, чтобы легче было прогнозировать последствия предпринимаемых шагов в будущем, но сейчас это меня волновало очень мало. Есть простые человеческие понятия, не обремененные навороченными политическими штучками, и согласно им Таридийское царство не делало ничего предосудительного, однако же постоянно подвергалось нападкам агрессивных соседей. Это было неправильно, и это меня сильно раздражало. А уж как меня раздражал выбор себя любимого в качестве основной мишени! Тут уж явно заклятый друг Олстон постарался, и сложно обвинять его при этом в неправоте.

С одной стороны, главной движущей силой всех таридийских реформ является Федор Иванович. Он у нас и главный управитель, и верховный главнокомандующий, и самый увлеченный корабел, и лучший флотоводец. Но, с другой стороны, при всех своих замечательных качествах, Федор всего лишь талантливейший представитель своей эпохи, и мыслит он ее категориями, а оттого часто просто не в силах предугадать наиболее выгодное направление развития. А мне и предугадывать ничего не нужно: как человек двадцать первого века, я столько об этом читал, слушал, смотрел фильмы и телевидение, что очень многие вещи знаю наперед. И даже если я не знаю, как долго придется идти и с чем придется столкнуться по дороге к цели, но зато я точно знаю, что это за цель, что нас должно ждать в конце этой дороги. Это делает наш тандем с царевичем чрезвычайно продуктивным, а мое врожденное нежелание быть лидером только укрепляет его, оберегая меня от обвинений в предательстве и посягательстве на трон.

О моем истинном прошлом агент фрадштадтской Тайной канцелярии знать не может, тем не менее каким-то образом он сумел то ли понять, то ли просто почувствовать именно мою значимость. То есть Федора он считает просто опасным, но понятным, а меня – опасным, но не понятным. И оттого отдает мне приоритет в очереди на уничтожение. Я не считаю себя таким уж важным для Таридии и таким уж опасным для Островов, но против такого вывода не возражаю. Хотя бы потому, что в роли главного объекта охоты старший царевич мог бы оказаться менее везучим и изворотливым, чем я.

До пограничной заставы пришлось брести километров пять-шесть. Ночью, при плохой видимости да еще босиком на это ушло часа два, потому что привыкший ходить босым Игнат шагал вполне себе бодро, а я едва тащился, поминутно ругаясь и хватаясь за ушибленную или наколотую ногу. Хорошо, что пограничники были настороже, их дозоры перехватили нас еще на подходе к обнесенной деревянным частоколом заставе, и нам не пришлось тарабанить посреди ночи в запертые ворота и долго объяснять, кто мы и откуда.

Маленькая деревянная крепость не спала, готовясь к возможному нападению, часть спасенных членов экипажа «Апостола» находилась здесь, но Алексей и женщины еще засветло были под охраной отправлены в Южноморск. Что ж, не беда, встретимся завтра. Главное, что у них всё в порядке.

Я немного поразмыслил на тему, оставаться ли на заставе на ночь? Если бы я сегодня был в роли охотника, а не загоняемой жертвы, то предпринял бы попытку ночью достать расслабившуюся добычу из ненадежного укрытия, численный перевес-то позволяет это сделать. А как поведут себя фрадштадтцы? Да кто ж их знает! А я сегодня слишком устал, чтобы нестись сквозь ночь к городу.

В общем, мы остались ночевать и не прогадали. Нападения не случилось, да еще и ближе к утру на заставу примчались два эскадрона драгунов в подкрепление, а чуть позже подтянулась и конная батарея, так что момент для атаки островитянами был упущен.

После объявления Фрадштадтом войны Южноморск, как и все наши южные порты, оказался блокированным островитянами с моря.

В город мы въехали после полудня, и выделенный нам десяток сопровождения оказался весьма кстати, потому что мы были одеты наспех в солдатские мундиры и без сопровождения потеряли бы немало времени на проверки многочисленных патрулей. Хотя нельзя не отметить, что о случившемся вчера морском бое в Южноморске знала уже каждая собака, и встречали меня с большим воодушевлением. Подозреваю, что это мое спасение даст старт новой порции слухов о Князе Холоде. Но мне плевать на слухи, главное сейчас фрадштадтцам хвосты накрутить.

Я не стал пороть горячку и отправился прямиком в «Царский терем» – гостиницу в центре города, где нами с Алешкой заранее были зарезервированы апартаменты. Канонады со стороны порта не слышно, значит, есть время повидаться с супругой, лично успокоить ее, а не присылать уведомление, что сумел спастись, с посыльным.

Перепуганная нашим неожиданным появлением служанка пыталась остановить меня сообщением, что княгиня нехорошо себя чувствует, но я не обратил на нее внимания. А как еще может себя чувствовать любящая жена, когда муж не то убит, не то схвачен врагами?

Апартаменты впечатлили – из прихожей я попал в небольшую гостиную, откуда двери вели еще в три комнаты.

– Натали! – крикнул я, не зная, в какую комнату направиться далее.

За одной из дверей раздался шум, указавший мне верное направление движения: посреди комнаты стояла Натали. Сдвинутое резким подъемом на ноги кресло, опрокинутая миска с водой, сдернутый со лба тряпичный компресс, непривычная бледность, разлитый по помещению запах каких-то лекарств, выражение лица, на моих глазах переходящее от отчаяния к надежде и радости, блестящие в уголках глаз слезы – что еще нужно, чтобы заставить сердце мужчины биться учащенно?

– Наташа!

– Миша!

– Всё в порядке, любимая, мы спаслись, всё хорошо! – показалось, что если бы я не успел заключить ее в объятия, Наталья не устояла бы на ногах.

– Миша! – мою шею покрыла серия поцелуев. – Миша, я очень прошу тебя, когда всё закончится, давай уедем! Давай уедем в Холодный Удел, чтобы вокруг не было никаких улорийцев, фрадштадтцев, тимландцев и силирийцев! И никаких похищений, интриг и войн! Я прошу тебя! Я так от всего этого устала!

– Конечно, дорогая, – легко согласился я. Потому что мне и самому вся эта суета до чертиков надоела, да и перечить женщине в такой ситуации просто глупо. – Всё будет так, как ты захочешь. Нужно только разобраться с этими надоедливыми островитянами.

– Я всё понимаю, это твой долг, – едва слышно выдохнула Наталья, – но прошу тебя, умоляю: будь осторожен!

– Я буду просто самой осторожностью! – второй раз за две минуты дал я легкое обещание.

– Врешь ты всё! – маленький кулачок неожиданно ткнул меня под ребра.

– Никак нет, командир, – улыбнулся я, – просто поднимаю тебе настроение!

– Иди уже, разбирайся со своими фрадштадтцами!

– Они надолго запомнят этот год!

Ну вот, супругу успокоил, теперь можно и войной заняться.

Царевича Алексея я нашел в совещательной зале адмиралтейства. Он понуро сидел во главе стола, окруженный целой толпой что-то втолковывающих ему флотских офицеров. У другого конца стола склонились над картой командиры Белогорских полков Волков и Торн. Радует, что они уже здесь.

– Миха! – радостно заорал Алексей, обернувшись на звук открывающейся двери, и в следующий момент, растолкав офицеров, заключил меня в объятия. – Миха! Живой!

Вот за что люблю младшего Соболева, так это за его непосредственность – никакой тебе субординации, правил этикета и прочих условностей, он просто рад меня видеть – и всё тут.

– Живее всех живых, – ответил я непонятной здесь никому остротой, – как тут у вас обстановка?

– Да вот, господа флотские офицеры утверждают, что наш единственный шанс заключается в обороне гавани от фрадштадтцев, а любой выход за ее пределы грозит нам разгромом.

– Боюсь, что господам придется изменить свое мнение, потому что островитяне должны быть наказаны за свою наглость и вероломство.

– О боги! – схватился руками за голову пожилой седовласый офицер маленького роста. По его богатому мундиру, а также легкому акценту я сделал безошибочный вывод о его личности.

– Если не ошибаюсь, адмирал Лозанов, Хуан Карлович? – на всякий случай осведомился я у нашего натурализованного рангорнца, поставленного командовать флотом в Южноморске. Будучи урожденным рангорнским дворянином, он звался Хуаном Карлосом де Лозано.

– Если не ошибаюсь, генерал-лейтенант Бодров? – гордо вскинув голову, парировал Лозанов. Это он со мной старшинством мериться собрался, что ли?

– Совершенно верно! А также заместитель начальника Воинского приказа. Добрый день, господа офицеры! – я попытался проскочить острый угол возможного конфликта на почве старшинства званий и должностей, перейдя к разговору с общей массой присутствующих. Но отделаться от адмирала было не так-то легко.

– Я знаю вашу должность, ваше сиятельство, и знаю, что в этой кампании вас поставили надо мной! Но я хочу сразу поставить вас в известность, что не позволю бездумно гробить с таким трудом создающийся флот!

– Да бог с вами, Хуан Карлович! – я всплеснул руками. – Кто ж говорит про это? Сейчас мы оценим обстановку и обязательно придумаем что-нибудь эдакое, от чего фрадштадтцам станет очень неуютно.

Что удивительно, у меня не было ни единой дельной мысли на этот счет, но при этом я нисколько не сомневался в конечном успехе, даже с поправкой на незнание морского дела. Какая-то метаморфоза произошла со мной: я не только освоился, прижился в новом мире, но и стал гораздо сильнее, увереннее в себе. И если в первый год жизни в новом мире меня еще мучили сомнения, я всего боялся, переживал и хотел вернуться обратно, то сейчас уже я был благодарен судьбе за случившееся. Скорее всего, мое истинное место именно в этом мире, именно здесь я смог стать собой. Собой настоящим.

Дальше всё пошло по накатанной колее: сбор и обработка донесений, осмотр позиций, рекогносцировки на суше и на море. Рутина. Необходимая часть подготовительной работы.

Нужно признать, что общая картина военного противостояния выглядела странно, и я всё время боялся что-то упустить, прозевать какой-то скрытый маневр неприятеля. Потому что по видимой мне расстановке сил наши противники не могли получить решающего преимущества. То ли Фрадштадт с Улорией никак не могли согласовать свои действия, то ли наше распределение сил стало для них неприятным сюрпризом. Ну, или я чего-то не понимаю.

С началом военных действий князь Григорянский придвинул свою армию к самой границе. Хотел король Янош того или не хотел, но был вынужден реагировать на опасность флангового удара. Правда, сделать он это решил по-хитрому, выставив лишь формальный заслон в две тысячи пехотинцев-новобранцев и полтысячи уланов. Данное войско активно занималось имитацией бурной деятельности – лагерь рос, словно на дрожжах, каждый день в него прибывали всё новые и новые части, подвозилось продовольствие, фураж, боеприпасы, кавалерия ежедневно проводила многочисленные рекогносцировки. Хитрость заключалась в том, что те свежие батальоны и эскадроны, что приходили днем, ночью уходили обратно. Таким образом, улорийское командование надеялось удержать Северную армию на месте и получало возможность сконцентрировать против царевича Федора наибольшее количество войск. И всё было бы ничего, если бы за всем этим безобразием преспокойно не наблюдала наша разведка.

И вот, когда численность улорийских войск, угрожающих ударом по Корбинскому краю, достигла тридцати двух тысяч человек, Григорянский неожиданным броском форсировал Титовицу и в течение одной ночи уничтожил противостоящий ему отряд. К следующему утру наша Северная армия оказалась в двух дневных переходах от города Коревец, являющегося крупнейшим центром северо-западной Улории. И примерно на таком же расстоянии от основной армии Яноша Первого. Немудрено, что наши восточные «друзья» занервничали и стали требовать активизации действий от союзников. Тут-то и выяснилось, что хитрые островитяне снова хотели заняться своим любимым делом – получением прибыли за чужой счет. То есть высаживать армию в тылу у Федора никто и не собирался, Фрадштадт решил ограничиться лишь демонстрацией своих кораблей вблизи побережья и дожидаться победы Улории над дезориентированным противником.

Теперь же, когда ситуация стала грозить поражением или добровольным выходом из войны их единственного союзника, островное правительство призадумалось. А чтобы оно не надумало ненужных нам глупостей, необходимо было причинить максимальный урон фрадштадтскому флоту. Это всегда делает островитян более осторожными и сговорчивыми.

23

Только вот не стоило так уж недооценивать Фрадштадт! Хотя бы потому, что они действительно являются хозяевами морей и пригнали к Южноморску двадцать шесть только военных кораблей. Стратегическая инициатива была полностью в их руках, и они не собирались ограничиваться одной лишь блокировкой нашего побережья.

Ранним утром пятого дня моего пребывания в городе возбужденный посыльный разбудил меня вестью о штурме форта на Даниловом мысу.

– Что, прямо вот штурмуют? – не поверил я своим ушам.

– Вот-вот в линию встанут и бомбардировать форт начнут!

Всё понятно. Решили попробовать «на зуб» наши новые укрепления в надежде подавить их батареи концентрированным огнем батальной линии. Посмотрим, что из этого выйдет, учитывая установленные «длинные» гаубицы и опытную орудийную прислугу в Даниловом форте.

Я прислушался – звуки пушечной стрельбы действительно звучали чаще обычного, но пока без запредельного надрыва. Приказ создать постоянный «звуковой фон» с целью приучить противника к его обыденности исходил от меня. Пусть думают о нас что хотят, пусть считают дураками, напрасно тратящими боеприпасы, но мне нужно, чтобы в ответственный момент на грохот пушечных выстрелов никто не отреагировал как на что-то важное. Потому все береговые батареи время от времени начинали постреливать в направлении вражеской эскадры, а флот каждое утро выходил из гавани в море, чтобы произвести несколько бортовых залпов. Ни одного попадания не было зафиксировано, более того, практически все снаряды ушли в недолет, но дело было просто в необходимости пошуметь и вызвать фрадштадтцев на ответные действия.

– Игнат! Собираемся на берег!

Я мало видел в своей жизни морских гаваней и не могу с видом знатока утверждать об исключительных размерах южноморской, но та, что я видел несколько месяцев назад в Чистяково, была меньше местной раза в три. С восточной стороны Южноморскую гавань защищала уходящая в море каменная гряда, именуемая Даниловой косой, по внутренней стороне которой была проложена дорога, соединяющая город с двумя опорными пунктами, называемыми «батарея номер один» и «батарея номер два», и мощным фортом, устроенным на крайней точке гряды – Даниловом мысу. Изначально форт назывался незамысловато «батареей номер три», но сначала народная молва, а затем и официальные власти для удобства нарекли его Даниловым фортом, по аналогии с названием мыса. Таким образом, с востока южноморскую бухту прикрывала созданная самой природой крепостная стена.

Западным берегом бухты служило побережье полуострова Большого, уходящего в море на несколько километров. Внешнее, западное побережье полуострова покрыто отвесными скалами, изрезанными узкими заливами небольшой длины. На восточном побережье Большого у самого выхода из гавани стоял недавно отстроенный форт Южный, а ближе к городу в качестве дополнительного козыря был устроен новенький бастион. Прямо за бастионом уже располагались стапели местной верфи, склады и стоянка военного флота.

Со стороны полуострова нападения можно было не опасаться, но наблюдатели на его западном побережье находились круглосуточно – комендант города всегда должен знать, что происходит на ближайших подступах.

Со стороны суши Южногорск защищен системой бастионов, но вряд ли дело может дойти до их использования. По крайней мере, не в этот раз. Хотя если бы рядом не стояла армия, то фрадштадтцы могли бы высадиться к востоку от города и опробовать на крепость наши сухопутные оборонительные сооружения.

Для наблюдения за разворачивающимся боем мы выехали именно сюда. С местных дюн открывался прекрасный вид на выстроившиеся в линию, нос к корме, десять линейных кораблей островитян. Выглядело всё красиво и величественно, было отработано до мелочей. Но, черт побери, какой же прекрасной мишенью становилась фрадштадтская эскадра! Через три-четыре года наша артиллерия будет способна разнести эту линию за полчаса. Да и сейчас без потерь им не уйти.

– Скажите, адмирал, – обратился я к сопровождающему нас Лозанову, – а вот это самое линейное построение против морских крепостей тоже используется?

– Но вы же видите! – раздраженно ответил тот. – Хотя на моей памяти это первый случай такой массированной атаки. Чаще всего у противной стороны есть флот, который можно вывести навстречу врагу.

Желчность Хуана Карловича порой переходила всякие границы, но пока приходилось его терпеть – более опытного флотоводца в Таридии просто не было. В данном случае адмирал преувеличивал, случаи отсутствия флота у одной из противоборствующих сторон были. Но, насколько я знал, в подобных случаях или эскадра прорывалась в гавань, или сначала бомбардирские корабли подавляли ключевые огневые точки крепостной артиллерии. Правда, принципиально это ничего не меняло, ведь подобным построением фрадштадтцы противопоставляли нескольким десяткам орудий трех наших батарей почти четыре сотни орудий корабельной артиллерии. Конечно, эти пушки не чета береговым, но кто знает, на каком этапе боя количество может перейти в качество и на чьей стороне, в конце концов, окажется преимущество.

– Адмирал, выводите бомбардирские корабли! Боевые корабли пусть их прикроют! – внезапно у меня возникло чувство, что пазлы в моей голове вот-вот сложатся в правильную картинку, но чертов Лозанов опять чуть не испортил всё своим брюзжанием.

– В этом нет смысла! Батареи сами отобьются от этой атаки, нет смысла выводить им в помощь еще и бомбардирские суда! Вторая половина флота противника только и ждет этого на выходе из бухты!

– Вот пусть наш флот и прикроет их от фрадштадтцев! – с трудом сдерживая раздражение, парировал я. – Выйдя из-за Данилова мыса, плавучие батареи получат возможность бить во фланг вражеской батальной линии, будучи при этом недосягаемыми для противника!

Резко развернувшись на каблуках, Лозанов отправился в сторону порта.

– Ваше высочество!

Алешка вздрогнул от неожиданности, поскольку так официально я к нему обращался крайне редко.

– Алексей Иванович! Отправляйтесь к армии и велите Волкову и Торну отвести солдат подальше, к лесу!

– Но тогда мы можем не успеть помешать фрадштадтцам высадиться! – недоуменно развел руками царевич.

– А стоит ли нам мешать им высадиться? – спросил я. – Чем быстрее они это сделают, тем скорее решится дело.

Это всё следствие моего неумения воевать на воде, неполного понимания причин и следствий происходящих событий. Вольно или невольно я вынужден был постоянно прислушиваться к нравоучениям адмирала и боялся сделать что-либо неправильно, напрочь забыв о том, что как раз в неправильности действий зачастую и лежит ключ к успеху.

Были у меня кое-какие мысли по поводу доставления некоторых неприятностей для островитян. Но по большому счету это мало что давало нам в случае, когда у противника почти три десятка только крупных кораблей. То есть для решающей схватки, где таридийцы могли бы воспользоваться преимуществом в живой силе, нам нужно было подобраться к фрадштадтскому флоту на расстояние абордажной атаки. Ну, а если сделать это невозможно, то почему бы не предложить островитянам самим сократить расстояние, коли уж они не отказываются от своих планов захватить Южноморск?

Накал артиллерийской дуэли всё возрастал, залпы кораблей и ответные выстрелы береговых орудий слились в один протяжный гул. Ветер медленно, словно нехотя, сносил облака дыма в сторону берега. Рассмотреть что-либо стало затруднительно, и я со свитой отправился в город, попутно отдав приказ второй батарее ослабить огонь, создав впечатление выхода из строя орудий. У центрального причала меня перехватил выполняющий особое поручение Шепель.

– Ваше сиятельство! – Владимир Петрович выглядел возбужденным, а мундир его был покрыт пылью. – Ваше сиятельство! Нам нужно снести часть торгового ряда и два дома! Но хозяева стоят насмерть и требуют вашего вмешательства!

– Мы же уже всё решили в прошлый раз!

– В поворот немного не вписываемся, но теперь уж наверняка будет!

Пришлось мне задержаться, чтобы написать расписки хозяевам домов и торговых точек – протащить через город двенадцать галер нам было просто жизненно необходимо. Это на воде, рядом с фрегатами и линкорами, они выглядели маленькими лодочками с неуклюжим парусным вооружением, а на узких городских улицах они сразу превращались в огромных монстров, достигающих тридцати метров в длину и пяти в ширину.

– Место нашли? – поинтересовался я, имея в виду сразу и спуск к воде, и место скрытой стоянки на той стороне полуострова.

– Не волнуйтесь, ваше сиятельство, вот это, – тут он потряс зажатыми в руке расписками, – единственная проблема. К ночи галеры будут готовы.

– У Кипельникова как дела?

– Если и дальше будет слушать меня, то всё будет хорошо! – видимо, двум инженерам всё же удалось найти общий язык – очень уж благодушен сегодня был Шепель по отношению к Кипельникову. – Экипажи из студентов набрали, бомбами и брандскугелями я их обеспечил. Осталось ждать нужного ветра и ничего не напутать с фитилями. Ну, и приказа вашего ждем.