Текст книги "Дочь мафии (СИ)"

Автор книги: Fosi

***

Взгляд, используя как старую литературную, так переосмысленную в эпоху компьютерных игр, терминологию, «от третьего лица»…

Забегая несколько вперёд, и отодвинув немного в сторону мысли действующих лиц, стоит заметить, что в одном случае, влияние потомка и сведений от него сыграло радикально в личной судьбе пожалуй, самого ценного советского агента внутри страшного инструмента Третьего Рейха – гестапо, в лучшую, «от иной истории», сторону.

Практически так же, как и в истории Рожкова, лишь с небольшой задержкой в несколько дней, вызванных в чём-то суматошным осмыслением того, что приволок попаданец, Берия отправил в Берлинскую резидентуру указание насчёт самого ценного агента «Брайтенбаха».

Оно практически полностью повторяло то, что было в «другом времени» но в нём было добавлено несколько слов, повернувших жизнь Лемана, бывшего, отчасти, тем, с кого мог бы быть списан фон Штирлиц, знай Семенов об агенте A/201, позже «Брайтенбахе».

Разумеется, любые аналогии условны – Вилли Леман был немцем и его сотрудничество с СССР носило, в первую очередь, меркантильный характер, в отличие от литературного персонажа, чьи идеологические воззрения определялись, так сказать, «по месту рождения» и «сознательно выбранной стезе», но тем не менее…

К тексту послания были добавлено следующее, которое было дословно доведено, во исполнение указания Москвы, связником Борисом Журавлёвым до самого адресата:

– К вашим словам очень внимательно прислушиваются в месте назначения. И, чтобы не происходило в мире, вас особо просят не рисковать…

***

Причинами, побудившими Берию, под влиянием сведений от потомка, оформить личную фразу в адрес ценнейшего агента в такой форме, было то, что по настоящему оценено СССР в «иной истории» намного позже и о чём сообщал агент «Брайтенбах» – стратегическое решение, принятое Гитлером о нападении на СССР, сведения об этапах и приказах происходящего, и ценнейшие сведения по вооружению, военной промышленности и те сведения об ракетных исследованиях, из которых, как стало ясно, вышла ФАУ-1, и то, что заставило ещё Тухачевского подстегнуть ракетные исследования.

К сожалению, судьба разведсетей НКВД и РУ Генштаба РККА оказалась немногим счастливее той, что была в «ином ходе истории». «Красная Капелла» работала, сообщая важные сведения, и, хотя некоторые моменты были учтены – решены были проблемы с коротковолновыми передатчиками, война есть война и на стороне противника работали настоящие профессионалы…

Сама суть разведывательной деятельности несла в себе множество опасностей. Прошедшие стороной случаи в «ином ходе истории», зацепили их в этом. Иной ход войны по прежнему требовал уточнений и поисков и если предвоенную подготовку РККА и разработки военной техники, используя знания из будущего, ещё можно было как-то направить в более выгодное для СССР русло, то на то, что происходило в «этой Вселенной» после 22 июня 1941 года, содержимое книг и наличие компьютеров влияло в частностях от слова «никак». История медленно, но верно уходила на другой путь. Каждый год после 1940 – го, спасая миллионы одних и убивая сотни тысяч других.

***

Декабрь 1940. Берлин.

Руководитель Абвер-1 Ганс Пикенброк и один из его подчинённых.

– Есть любопытные сведения из Москвы. Наш агент, проанализировавший известные ему из двух источников разговоры в наркомате НКВД, сообщает – в структуре ОГПУ, ныне ГУГБ, появился новый, 8-й отдел. В его официальное название входит термин – «информационный». В личном составе якобы много молодых сотрудников.

– В НКВД снова преобразования? Впрочем, у нас та же ситуация, сами же знаете, про наших… коллег из Главного управления имперской безопасности. Вы, Курт, кроме номера, и наименования, можете ещё что-то добавить?

Заинтересованный начальник, вежливо по отношению к пожилому, опытному специалисту, давно заработавшему в его глазах уважение, махнул рукой на мягкий стул.

Сотрудник Абвер-1, лучше начальства знавший основной язык коммунистической державы, присев, продолжил:

– Могу предположить, что они – показавшие себя функционеры из комсомола, прошедшие ускоренную подготовку. Обычный для большевиков способ решения кадровых проблем. Смущает предельная секретность. Пока нет никаких сведений, что вкладывается в значение «информационный». Я бы не придавал пока особого значения сведениям, но есть крайне важное дополнение – отмечены визиты военных в НКВД в этот отдел.

– Значит «информационный» и очередное пополнение проверенными кадрами из коммунистической молодёжной организации… – Пикенброк вспомнил, как произносится по русски слово и выговорил вслух -… из комсомола. Почему вы так выделяете слова о визитах военных?

– Есть сведения совсем из другого места, которые, на мой взгляд, могут быть связаны с данным отделом. Пару недель назад одному нашему агенту в Галиции, в которой большевики продолжают закрепляться, но где нам по прежнему достаточно легко работать с агентурой, удалось отснять у арендовавшего у агента жильё комбрига Красной Армии почти треть страниц из, похоже, совсем недавно отпечатанной секретной, как и всё у большевиков, брошюры их Генштаба по нашим вооружённым силам. Мы максимально быстро и внимательно перевели и изучили доставшиеся нам материалы и были неприятно поражены степенью осведомлённости разведки большевиков и уровнем подробностей. Большевики знают непозволительно много о нас. Все штаты, даже самые новые, для них не секрет. Они осведомлены например, о различиях в структуре и оснащении разных волн формирования наших пехотных дивизий, там много замечаний в отношении тактики вермахта.

– Неприятно. Вы полагаете, что между этими двумя событиями есть связь? Новый отдел… занят анализом? Но откуда среди молодых коммунистических активистов и функционеров их комсомола способные на подобные выводы? У них должно быть за спинами что-то наподобие работы в царском генеральном штабе для таких выводов и хорошие источники. Ладно, Курт, благодарю вас, вы, как всегда бесподобны. Конечно, наличие подобной брошюры – тревожный факт, но тут, полагаю, надо дождаться появления новых сведений, которые рано или поздно будут. Скорее всего, собрали воедино и верно проанализировали разные сведения – болтовню в ненужных местах кого-то из наших офицеров, и другие источники. Возможно, что-то им передали лягушатники или лаймиз? Постарайтесь хоть что-то узнать ещё…

Глава 22. Ракетно-ядерные грёзы уроженца Гори.

Начало декабря 1940. И.В.Курчатов.

Для меня вся эта непостижимая уму и, казалось бы, полностью невозможная по научным законам история началась 30 августа 1940 года в Ленинграде. Я, тогда старший научный сотрудник Радиевого института АН СССР и заведующий циклотронной лабораторией, заведующий физическим отделом (по совместительству) ЛФТИ, профессор И.В. Курчатов, немного недобрав сна по причине вчерашней вечерней встречи с друзьями в нашей квартире на Лесном проспекте, по пути в радиевый институт, раздумывал, что успею выполнить из намеченного на пятничный день. Мои мысли тогда всё возвращались и отправленному с товарищами в Президиум АН СССР письму о использовании энергии урана. Но я никак не мог тогда предвидеть того, что узнаю в ближайшие дни о последствиях этого письма.

В «другом времени», «другой истории», «другом будущем».

На работе, ещё на проходной, меня известили – вас ищет Иоффе, говорит – срочно…

А затем события закрутились подобно детскому калейдоскопу. Абрам Федорович, как оказалось, был приглашён в управление НКВД по Ленинграду, где разговаривал по телефону с самим наркомом, товарищем Лаврентием Берия!

Иоффе и меня вызывают в Москву, на Лубянку.

Товарищи чекисты, оповещённые из Москвы, обеспечили нам машину и «бронь» на железной дороге. И вот мы уже в купе поезда, отправляющегося в главный город страны. А в соседнем купе наше сопровождение из НКВД. Не навязчивое, но… нервирующее.

Да что же это такое происходит? Мне, честно говоря, стало тогда не по себе и я поделился своими сомнениями с Иоффе, делившим со мной купе.

Тот несколько смог развеять мои опасения.

– Нарком был предельно любезен. Я бы сказал – мягок и доброжелателен. Поздоровался, представился и сразу, как говорится, с места – в карьер сообщает – не волнуйтесь, у НКВД нет никаких претензий к вам, а вот ваша неотложная консультация по одной проблеме нам крайне нужна. Причём срочно и безотлагательно. Вас и товарища Курчатова, которого вам необходимо известить, отвезут в Москву. Поедете немедленно, вам всё организуют. Вот почему мы здесь, Игорь Васильевич. Но для чего именно мы едем срочно в столицу, я могу только гадать…

– Что-то важное заинтересовало ответственных товарищей… – вот на чём мы сошлись в своих предположениях с Абрамом Фёдоровичем.

Тогда я не понимал, что нарком, говоря о «проблеме», мягко говоря преуменьшил ту задачу, что воздвиглась и перед мной и перед всеми, вовлекаемыми в атомный проект. Да и вообще, то известие о «путешественнике во времени» нам ещё только предстояло пережить и осознать.

***

«Последняя проверка».

На даче самого товарища Сталина, после того, ошеломляющего, многое прояснившего и поставившего перед нами ещё больше вопросов, просмотра «Ежегодного Парада Победы», заснятого в 2018-м году, и совместного обеда, за которым допущенные к главной тайне СССР познакомились с «путешественником из будущего», мы с Абрамом Федоровичем был отведены в отдельное помещение для ознакомления с одной крайне занимательной книгой.

Представленная в виде огромной «крепостной башенки» фотоснимков, она обеспечила нам незабываемые часы чтения, когда, попутно прихлёбывая чай с бутербродами, мы читали, совместно изучали и вели обмен мнениями о содержании почти полутысячи листов фотоснимков.

Тайна величайшего дела жизни, не совершённого пока что, открылась нам.

Это было что-то невероятное. Удивление началось с первой страницы, с года издания. 2003-го. Я, конечно, помнил, что было сказано и показано перед этим, но разум по прежнему протестовал против подобных… несуразностей, что ли.

Мы с Абрамом Фёдоровичем за почти 8 часов непрерывной работы над текстом одолели примерно 2/3 всего объёма листов, обмениваясь впечатлениями от прочитанного и на ходу набрасывая появляющиеся у нас замечания и вопросы в обычные школьные тетради, кем-то предусмотрительно подготовленных вместе с книгой, когда к нам пришли очень важные посетители. Хозяин дачи и глава советских компетентных органов.

Наше изучение, разумеется, шло «по диагонали», так мы торопились узнать – «что дальше», и останавливались лишь на особо заинтересовавших нас моментах и подробностях.

Когда к нам присоединились Сталин и Берия, мы даже сразу не заметили их, так увлеклись содержимым разложенных на столе перед нами фотоснимков. Погружение в историю «тайн атомного ядра», было полным.

– Ну как, товарищи учёные, дочитали? – поинтересовался руководитель страны.

– Заканчиваем, товарищ Сталин… – я вскочил, неловко двинув покачнувшийся стул.

– Что думаете? Насколько правдиво, на ваш взгляд то, что в книге из будущего?

За нас ответил академик Иоффе. Его формулировка разила отточенностью и категоричностью.

– Назвать эту книгу мистификацией, пусть и свершённой кем-то, скорее целым коллективом тех, кто разбирается в предмете книги лучше нас, я не могу. Это правда. Невероятная. Непостижимая. На многие… обстоятельства нам словно открыли глаза. Полагаю, Игорь Васильевич согласится с моим мнением.

Я кивнул и подтвердил слова Иоффе:

– Признаюсь вам, товарищ Сталин, я словно прозрел. Внутри себя я все решил ещё на 9 листе, когда встретил фразу «29 августа 1940 года – Предложение И.В.Курчатова, Ю.Б.Харитона, Л.И.Русинова и Г.Н.Флерова об использовании энергии деления урана в цепной реакции.» – никакая это не мистификация. Картина грядущего и своё место в нём, открылась во всей своей потрясающей и ужасающей красоте. Самые смелые предположения верны! Да, это упомянутое письмо в Президиум АН СССР мы отправили на днях…

***

Уже месяцем позже, в октябре, я понял, что это было. Вождь страны и партии устроил последнюю проверку. Нам, потомку, да и, возможно, себе. Перед принятием важнейших решений, корректировавших историю страны и мира.

Работы не только получили полновесное финансирование, в мои руки была вручена огромная власть, но наши исследования ушли в тень от всего мира. Заметка за авторством Флёрова и Петржака по открытию спонтанного деления, к работе над которым я имел отношение, как научный руководитель, и отправленная в США академиком Иоффе в журнал «Physical Review», номер которого с ней увидел свет в июне, была последней ласточкой. Той, в которой узнали в мире о достижениях советских учёных в данной области научных исследований. Завеса тайны упала на исследования и у нас, и за границей.

А позже, через какие-то, видимо, несколько лет, уже будет говорить гром «атомной бомбы». Оружия пролетариата, которым он будет отстаивать право на своё государство…

Вся неизбежность и необходимость подобных решений открылась мне на страницах книги из будущего. Мы будили страшного демона скрытых и могучих сил природы. Способного как стирать в пыль творения рук и само человечество, так и дать ему безграничный океан дешёвой энергии.

То, о чём говорили последние пару лет в мире под влиянием открытий и работ Резерфорда, Ферми и других, было намного ближе, чем можно было себе представить. В «той истории». А в новой, которую творили мы своими руками, расчётами и ежедневной работой по принятым планам – ещё ближе. А моё февральское выступление на сессии Отделения физико-математических наук (ОФМН) Академии наук СССР с докладом «О проблеме урана» теперь многими, участвующими в атомном проекте и осознающими конечную цель, воспринимается ныне как пророческое, сдвинувшее вопрос в плане практических работ и привлёкшим внимание руководства страны.

Товарищи Маслов, Шпинель, готовившие «тогда» их предложение по заявке в бюро изобретений насчёт «использования урана в качестве взрывчатого…» и Ланге, с которым они выдали бы предложение по центрифужному способу разделения изотопов урана УЖЕ работают по данной тематике. Имея указания и некоторые сведения, извлечённые мной и Иоффе из книг потомка.

К сожалению, есть товарищи, не допущенные пока к сути происходящего, но знающие, по роду своей деятельности и месту в научном обществе СССР о новой… бурной деятельности, об новом НИИ, и которые весьма косо поглядывают на происходящее. До меня довели даже слова одного из них, весьма заслуженного и титулованного коллеги – «Прожектёрство, как есть прожектёрство. Такие средства на привлекательные, но на толком не проверенные теории вбрасываются. А если не будет результатов?». Но, конечно, возможно, тем человеком движет некая обида, связанная с личными обстоятельствами и его известным, хотя и прощаемым ему, космополитизмом. Вот он то, как раз и был бы очень доволен тем, что мог бы услышать от потомка… хотя… кто знает… может ещё и услышит…

Или вот, академики Хлопин и Вернадский, вполне откровенно, хотя и доброжелательно намекают мне, что надо бы знать осторожность, и, мои обещания, если они не будут выполнимы, то…

Но откуда им всем знать или даже догадываться, что именно товарищ Сталин, буквально в приказном порядке поставил меня на то место, которое я занимаю сейчас? Они предполагают, что я каким-то способом ему внушил иллюзорные надежды и перспективы. Скорее всего, вполне искренне беспокоятся за меня…

Абрам Фёдорович лишь посмеивается надо мной:

– Молчи, терпи, Игорь Васильевич и делай своё дело. Можешь отшучиваться. Скоро всё сами поймут. Ну, может и не всё, если исключить знания про нашего с тобой общего молодого знакомого из 2018 года, но про верность выбранного пути, так точно…

Обратная сторона «подсказок из будущего». И, вовсе не вина того известного коллеги, который, кстати, скоро будет задействован проекте по своему направлению. Наши действия многим кажутся нелогичными, слишком самоуверенными, слишком амбициозными.

И каждому никак не объяснишь что к чему, не приведёшь за руку к потомку, даже книги не покажешь. Та ещё проблема. Приходится изощряться, вбрасывая в разговоры подсказки и осторожно намекая на пути решения вопросов.

Иногда уже, высказывая такие советы, испытываешь внутренний дискомфорт. Зная, что позже мне будет приписана некая незаслуженная гениальность.

Я очень сомневаюсь, что вся эта история с путешественником во времени выйдет за пределы 8-го отдела ГУГБ и тех руководителей СССР, кто по настоящему осведомлён о происходящем.

***

Вот и промелькнули последние дни расставшейся с нами осени, превратившейся в бесконечный бег с препятствиями, их преодолением и всё новыми озарениями, который прерывался лишь неожиданно тёплыми встречами-разговорами в 8-м отделе ГУГБ на Лубянке(!). Уж слишком необычная личность была нашим собеседником. Пелена неизвестности предстоящих десятилетий, скрывающая от остальных двух миллиардов жителей Земли, спала перед немногими избранными, в числе которых попал и я. Но будущее уже точно не будет таким, каким мы узнаём его из рассказов нашего потомка. Нашего ли?

То будущее, что ныне вершим мы, будет во многом похожим, но всё же другим. Лишь строгая красота математических формул и вероятностные процессы, описывающие Вселенную вокруг и внутри нас, останутся неизменными. И мы лишь откроем крохотную часть из них ранее, чем было сделано в «иной истории»…

Сумасшедшая новость, потрясшая нас с Абрамом Фёдоровичем, прямое, с глазу на глаз, общение и с вождём страны, и с руководителем всесильного ведомства – НКВД, и, главное, с настоящим человеком то ли из будущего, то ли из «будущего иной Вселенной», конечно, выбили меня из состояния внутреннего равновесия.

Мы явно не знаем чего то крайне важного в устройстве мира вокруг нас. Но те крохи сведений науки будущего, что мы кропотливо анализировали по часто общим и непонятным предложениям книг с «компьютера» потомка, попутно заставляя его выдавать любую дополнительную информацию, которая отложилась в его памяти, двигали нас вперёд.

У нас выработалась вполне продуктивная манера – к еженедельным визитам в 8-й отдел, с осени начавшихся у нас с Иоффе, готовить список неясностей и вопросов, требующих уточнений. В большинстве случаев «путешественник из иной Вселенной» лишь разводит руками – мол, сам не понимает, о чём речь, товарищи «предки». Но были и удачные моменты, когда лишь пара наводящих фраз от нас, перечисление десятка фамилий действующих специалистов той или иной научной дисциплины и каких-то недавних открытий тянули его воспоминания. Обрывочные, неточные, но в них, как и золотоносном песке, были свои драгоценные находки.

«Игра на ассоциациях». Начальник отдела ГУГБ заставил потомка записывать всё, что тот вспоминает. Никита Рожков постоянно бурчит по сему поводу, но выполняет. Они не хуже нас понимает важность этого. А мы уже знаем, что умение работать на клавиатуре в будущем постепенно вытеснило умение быстро класть на бумагу рукописный текст.

Вот недавно случайно выяснились размеры ускорителей заряженных частиц, используемых физиками будущего. Наш метровый циклотрон смотрится крайне бледно по сравнению с 20-километровым международным «Большим адронным коллайдером» из 21 века.

Мы, на пару с академиком, пару минут осмысляли услышанное. Какое же влияние у учёных в мире будущего, если им выделяют ТАКИЕ средства?

«Наука есть лучший современный способ удовлетворения любопытства отдельных лиц за счет государства» – был ответ Рожкова. К сожалению, запомнив эту крылатую фразу из будущего, он ничего не смог сказать об её авторстве.

В целом, как продолжает шутить потомок, у него – обычный рабочий день «попаданца». Мы уже наслышаны об этом сверхпопулярном сегменте жанра литературной фантастики в 21 веке.

***

В отличие от «той истории», мои коллеги и товарищи – Александров Анатолий Петрович и Тучкевич Владимир Максимович, вовсю работают в Севастополе с тем, что мы с ними срочно доводили «тогда, летом 1941-го». Вытащенные из книг по истории флота дополнительные сведения, обработанные мной, переданы им под видом полученных от компетентных советских органов «разведматериалов» по вражеским магнитным минам, вкупе с совместным обсуждением способов их нейтрализации, задали моим коллегами верное направление по улучшению уже созданной нами пару лет назад установки размагничивания кораблей. Они вдвоём прекрасно справятся с заданием и без меня и наш ВМФ будет готов к магнитно-минной опасности.

***

После знакомства с потомком и первого общения с ним, меня потрясли сумасшедшие вычислительные возможности расчётно-запоминающих устройств будущего. Исключительно таковыми поначалу виделись мне его приборы…

Но это было только начало. Абрам Фёдорович, уже познакомившийся поплотнее с вычислительной техникой будущего, за обсуждением о том, какие расчёты могут быть возложены на технику, как-то обмолвился об широчайшем применение «компьютеров» в будущем.

Я был крайне удивлён использованием основной массой населения подобных технических средств исключительно как инструмента для мгновенного, пусть и в пределах всей Земли, общения, получения новостей, многих видов развлечений и так называемых компьютерных игр!

На моё замечание о довольно расточительном отношении к такой технике, уже при личном общении с потомком, тот отпустил довольно едкое замечание о том, что в СССР поначалу так и считали – «ЭВМ – для инженеров», а на условном западе – «компьютеры – даже для домохозяек». Результат, по его мнению был закономерен – гонку в микроэлектронике, «персоналках» и внедрении их в массы, СССР проиграл.

«А там и цифровая революция подоспела…»

Дальнейшее обсуждение, с примерами из сфер жизни будущего, и величинами производства «компьютеров», «смартфонов» и «контроллеров» в производстве и технике, поставило всё на свои места, хотя и ушло в весьма скользкую, с точки зрения нашей советской идеологии, сторону. Особенно меня впечатлили рассказы об «удалённом» банковском обслуживании, денежных безналичных расчётах и описание работы обычного магазина, как элемента так называемых «торговых сетей». Чьё функционирование опиралось во многом на возможности, предоставляемые вычислительной техникой. Как от кассовых аппаратов-компьютеров с применением для товаров так называемых штрих-кодов, так и для формирования и сопровождения заказов и при доставке товаров в «точки торговых сетей».

Вообще, капитализм «того будущего» был весьма привлекателен с точки зрения простого покупателя товаров и потребителя услуг. Разумеется, я свою крамольную мысль оставил при себе. Да и поначалу мне довольно крайне не комфортно было видеть, как потомок говорит вслух весьма сомнительные вещи, часто и при забегавших к нему в кабинет с разными вопросами других сотрудниках НКВД из 8-го отдела. Как он при его начальнике товарище Поташнике и, позже и при самом(!) наркоме товарище Берии, говорит то, что побоялись бы сказать многие высокопоставленные лица.

Академик Иоффе, которому я с глазу на глаз высказал свои сомнения, лишь посмеялся и довольно таки грустно заметил:

– То, чего не услышишь от советского гражданина, если он не желает получить проблем с властями, вполне будет проигнорировано от жителя 2018 года. Сами понимаете, Игорь Васильевич, в свете всего того, что узнали мы о будущем… да и продолжаем узнавать… кто из властей любой страны станет отказываться от такой возможности? Ради неё можно закрыть глаза на многое, и вовсе товарища-господина путешественника во времени не только для его удобства сюда, в эту достаточно комфортную среду поместили, но и для контроля полного. Вот мой вам совет, товарищ будущий «отец советской атомной бомбы», не забивайте голову этими вопросами. То, что мы узнали о будущем, пусть греет вас и в плане научных достижений, ваших личных и того, чтобы будет ещё и другими свершено и открыто. И насчёт всех этих… изменений, общественных и экономических, ни к чему нам вслух что-то интересоваться. И портить столь многообещающее отношение руководства по отношению к нам. То, что сходит с рук потомку… ну, вы же понимаете меня, Игорь Васильевич? У вас, в глазах… – тут Иоффе сделал движение бровями наверх – прекрасная репутация, её всего то нужно оправдать. Да и собственно, всё, что нужно, действительно у вас есть. Кто ещё из учёных за всю историю человечества имел такую прекрасную столбовую дорогу и такие шикарные советы? А то, что опущено за ненадобностью в книгах и не задержалось случайно в виде общих фраз в голове потомка, далёкому от нашего профиля, с тем вы, и те, кем вы руководите, прекрасно справитесь сами.

Недоговорённое Иоффе прекрасно выстроилось у меня в голове – секретность, ограничение доступа к пришельцу. И ограничение его свободы. По молодости, он может и не понимает… а может, и понимает?

В целом, крайне любопытно выпытывать у него что там и как в будущем – не только в отношении атомного проекта, да по во всех отраслях знаний, культуры… – крайне увлекательное это занятие. Я всегда с нетерпением жду этих встреч.

Уже прекрасно знаю, руководство каким важнейшим проектом возложено на плечи моего старого друга и наставника Абрама Федоровича и к какому результату приведут исследования полупроводников.

Атом, полупроводники и космическая программа. Я должен обеспечить стране атомное оружие, товарищ Королёв ракеты – для обороны и рывка в космическое пространство, а академик Иоффе – дать старт советской «микроэлектронике».

***

Потомок с первых разговоров забил тревогу насчёт радиоактивности. Результатом чего стала его докладная записка со всем, что он смог вытащить из головы по данному вопросу.

Мне и Иоффе намного стали лучше понятны причины моих обмороков и слабости, последствия которых мы первоначально снижали у работающего нашего первого циклотрона путем размещения обычной поленницы дров, временно заменяя отсутствующие тогда баки с поглотителем заряженных частиц – водой.

Мои решения по новому циклотрону и безопасности сотрудников при работе на нём, оказались, в свете сведений из будущего, верными. Возобновившиеся после войны с белофиннами работы по новой установке идут полным ходом. Правда, в свете всех «секретных сведений из будущего» о войне и блокаде Ленинграда, уже начато сооружение дополнительной, дублирующей (а фактически, основной) установки в глубине страны – в нашем новом «филиале» в Казани. То, что нам открыто полноценное финансирование для атомного проекта, позволило многое переосмыслить из того, на что ранее мы особо и не рассчитывали. Приоритет этих работ для страны очевиден.

Преподнесённая нам ещё одна пачка фотографий с содержимым «Справочника по элементарной физике 1982 года издания» за авторством Кошкина и Ширкевича, предназначенного для школ, техникумов и интересующихся, дала в своём разделе по строению атома и элементарным частицам некоторые крайне полезные сведения, хотя и обрывочные.

Особенно нас с Иоффе заинтересовал тот вид, который таблица Менделеева приобрела к 1982 году.

При первом, совместном просмотре, академик даже похлопал меня по плечу, указав на 104-й химический элемент.

«Курчатовий».

К сожалению, специфика интересов и знаний потомка, попавшего к нам из отстоящей ещё дальше в будущее даты, мало позволяла что-то дополнить к прочтённому нами в этой учебной книжице.

– У меня и этот справочник оказался случайно, делал в одной из своих компьютерных игр «специфическую физику», кое-что из величин понадобилось, вот и схватил первое, попавшееся в сети, для уточнения…

***

Декабрь 1940. Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И.В.Сталин.

Уже привычно, без раздражения, как в первые дни, он перевернул очередную фотокопию с строками осуждения в его адрес.

Перечитывая томы обзорных энциклопедий, как этой, «от МГИМО», так и военной, он, как и положено руководителю государства, стремился абстрагироваться от частностей, пусть и важных, и стремился определить тенденции, под воздействием которых развивалась «та история».

Статья в 9-м томе, касавшаяся как его жизнеописания, так и дел на «Ближней Даче» показала много деталей в отношении логики потомков, которую он подметил в Рожкове, которого недавно снова приглашал к себе «на разговор».

Репрессированные, невиновные, «антисоветские элементы», к которым добавились судьбы окруженцев из числа бойцов РККА и память их семей, все припомнили ему в будущем сполна.

Выспрашивая Рожкова о том, как молодое поколение 21 века и поколение его родителей смотрело на события 1991 года и происходившую реставрацию капитализма в стране, он всё пытался понять, что именно ставилось ему лично и руководившим страной после него в вину.

И, кажется, понял. Население, свои советские люди, ругали за многое. За потери в войне, за проблемы с питанием и товарами, даже упоминаемые Рожковым пресловутые «права личности» и «свобода слова», но всё это было не главным.

В чём сходились все эти советские и «пост-советские», как называл из потомок, граждане страны?

Его лично и, в целом, советский строй, упрекали все за жестокость.

К своим.

Он пока(!) предположил, что именно это было главным, где ударили по стране враги и где… не смогли простить свои?

Лаврентий, кстати, акцентировал внимание именно на этом, в своих докладах о потомке.

– У него пунктик. «Гуманизация». Бесится он… и… не понимает он нас, мы не понимаем его. Точнее, понимаем, но каждый при своём мнении остаётся. И это не только мнение одного, это – мнение миллионов и миллионов. Которые будут жить после нас.

В 1991. И других годах. И они, не он, вождь страны, будут решать, нужен ли им такой СССР.

Как сделать так, чтобы в будущем они желали сохранить Советский Союз?

Население, в будущем, ассоциировало его не только с Победой в войне.

Репрессии.

Сталин, Победа, Большой террор.

Где та грань, за которую не нужно было заходить? После которой бОльшая часть населения перестала видеть в нём руководителя страны, приведшего её к Победе в войне и смотрела лишь как на тирана? Скорее всего, подобное было одним из тех факторов, из-за которых стрелы в адрес СССР достигли своей цели?

Можно, конечно, было кивать на пропаганду вражескую и новой буржуазии. Это легче всего.

Но надо ли? А как быть теперь? Где грань между «добреньким» и «тираном»?

То, что его снова смешают с грязью после смерти… в этом не было сомнений. Вопрос лишь в том, сколько людей примет это как главное в нём.

Хватит ли подсказок из будущего, чтобы страна не рухнула снова?

Он пока отстранился от глубокого погружения в эти мысли, лишь иногда размышляет о подобном. Страна, пусть незаметно для подавляющего числа её граждан, готовится к войне. Но он обязан думать вперёд. О будущем. Сегодня он принял и Курчатова и Королёва. Они регулярно отчитываются ему по главным вопросам. А рабочий процесс возглавляемых ими проектов он видел в отчётах Лаврентия и Ванникова.