Текст книги "Дочь мафии (СИ)"

Автор книги: Fosi

Эти соединения ПВО заметно усилили слабую оборону аэродромов, которую пытались ранее обеспечить всего 3 шт. счетверенных ЗПУ, входивших в штаты каждого БАО – батальона аэродромного обслуживания.

Внимательное изучение тактики германских ВВС по материалам книг и журналов фаната варгеймов из 21-го века позволило заметно скорректировать методы боевой подготовки и тактику наших ВВС, давшие результаты уже 22 июня. Но и число опытных лётчиков после первых дней заметно уменьшилось. Как в ВВС РККА, так и в люфтваффе. К сожалению, и в «этот раз» потери советских ВВС были значительно выше германских.

Рычагов, изучивший множество авиамурзилок, с согласия наркома и генштаба внёс изменения в оснащении новой техникой авиачастей приграничных округов. С позиции послезнания исчезла логика скорого перевооружения на новую технику. В «тот раз» её в авиации приграничных округов практически не освоили, множество новых неосвоенных самолётов так и сгорело на аэродромах. «Двойные комплекты» – старое оснащение и новое при единственном штате лётчиков, слишком красноречивы были случаи с новыми самолётами – на которых до 22 июня пару «успел пролететь» командир авиаполка и его заместитель, а остальные только посмотрели и прочая и прочая… процессы оснащения переориентировали и скорректировали.

Забитых техникой аэродромов – самолёты крыло к крылу в «этот раз» не было.

С осени процесс поставки новой техники резко сменил направление с приграничных округов на внутренние. Пусть уж лучше перевооружаются и осваивают новинки промышленности авиачасти там. Эти же соединения после сменят истощенные части ВВС приграничных округов, которые будут после приграничного сражения отправлены на отдых, пополнение, переоснащение и освоение новой техники.

Причём переучивание шло сразу авиаполками, что избавляло от разнотипья и облегчало работу технических служб.

* * *

Мемуары Георгия Нефёдовича Захарова со строками, в которых он описывал свои ощущения от полёта на У-2 вдоль границы за несколько дней до войны, о том, что видел приграничные районы на сопредельной территории с плохо замаскированными и совсем не замаскированными массами машин, бронеавтомобилей, танков в рощах, в деревнях и хуторах так задели поздней осенью за живое Рычагова, читавшего данный текст из «пока не наступившего», что он, на очередном докладе, показал их Сталину. Привычка притаскивать вождю что-то совсем ошеломляющее нравилась, похоже, им обоим. И получил в конце встречи «мудрое» (задне-передним числом) напутствие:

– Все, что хочешь делай, Паша, но чтобы авиация у тебя… и 22 июня и после… дралась лучше, чем в «тот раз»… Конфликтов с ведомством Лаврентия никаких на местах нет?

В этот раз на по ту стороны границы было также. Всё также сжимался кулак фашистской военной машины.

Но не по эту… здесь её удар был встречен и перенесён намного лучше.

Павел Рычагов, снова отчаянно, сильнее чем прежде, верил в вождя, страну и себя и всю он войны рвал жилы и напрягал свой совсем не самый гениальный (ну лётчик-истребитель он был, истребитель!), но уж какой имелся «стратегический взгляд» ради того «наказа вождя».

Рвал и упирался на своём посту за службу Советской Родине так, что незадолго до Победы его молодой и закалённый организм всё равно не выдержал. И Павел Рычагов встречал радостную новость о безоговорочной капитуляции Германии и о Победе в войне – такой долгожданной и такой бесценной, в больничной палате. Едва удержавшись после инфаркта по эту сторону границы жизни и смерти. А кампанию ему составили пришедшие его навестить и поддержать попаданец, явившийся вместе со своей восхитительной Маргарет, про которую падкий до женской красоты Павел Рычагов уже столько слышал, но лично увидел первый раз. Он тогда только сглотнул и напомнил себе, что Рожков – его очень хороший товарищ, почти что друг и вообще он обязан тому жизнью. Да и ну нафиг, учитывая кто эта сногсшибательная юная вертихвостка. Пусть сам путешественник из будущего с ней жизнь долгую и счастливую строит. Может, чего и выйдет у них. Всяко разно та – не пара командующему Советскими ВВС.

Хмель от предвоенного ветра удачи из головы командующего Советскими ВВС уже давно и очень хорошо выбили знание о тех «застенках НКВД», где он мог кончить свои дни, знание о том «что было у страны по другому» и свежую боль воспоминаний о тех, кого знал лично, с кем когда-то вместе летал и кого забрала закончившаяся война. Лица тех, кто не вернулся – кого он так часто посылал на смерть…

Принимая и возвращая парочке поздравления с Победой и забирая уже только себе – пожелания скорейшего выздоровления, он понял – что всю войну, мечтая снова сесть в самолёт, и сделать это после Победы, когда Сталин пообещал ему снять это запрет, ныне он так и останется командующим ВВС. Которому уже врачи не дадут подняться в небо.

Командующий авиации страны, которая победила…

Отгрустив после выздоровления и приняв запрет врачей на личные полёты, он наконец, засядет тогда за «простенький аркадный авиасимулятор». Слова из непонятного, брошенного на ходу комментария человека из будущего вылились в дни, проведённые в виртуальных битвах над Тихим океаном.

А вскоре, товарищ Рычагов, собираясь на приём в Кремль – получать третью Звезду Героя, лишь будет сожалеть о том, что ещё не скоро вычислительные средства дойдут до уровня, позволяющего как-то обучать лётчиков с применением «виртуальной реальности». А впереди была… «дорога к звёздам». Не теми, которыми судьба уже осыпала щедро его, а теми, которые в недостижимых далях пространства за атмосферой и дорогу к которым мостили Королёв и К.

Но пока до сих волнующих и невероятных моментов впереди была вся война. Которая началась и здесь 22 июня…

Глава 13. Самый страшный день. Часть II

«22 июня, ровно в четыре часа…». Эти строки помнят… нет, пожалуй, уже не все, но пока ещё многие. Там, откуда силами неведомой хре… неведомыми процессами в кротовой норе скопировался главный герой этой истории.

Поскольку попавший в иные времена и иные пространства товарищ-господин Рожков, учитывая его профессиональные качества, любил всё раскладывать по полочкам, сортировать и алгоритмизировать, то рассмотрим происходившее в самый страшный день по отселектированным (попавшим в выборку по заданным условиям, да?) регионам советской страны, сосредоточившись на районах границы и двигаясь с севера на юг.

В тот день вовсю полилась кровь. И она была одинакового цвета, в не зависимости от гражданства, убеждений и жизненного опыта сражавшихся на разных сторонах самой страшной в истории человечества войны.

* * *

Заполярье, советско-финская граница, Балтийское море, ЛВО

На самом высоком уровне в СССР было принято решение не предпринимать никаких действий против Финляндию настолько долго, насколько позволяла ситуация. Второстепенный фронт, на котором и в «той истории» были успехи и в 1941-м…

«Тогда» судьба «Колыбели Революции» решалась не с севера и не в 1941-м. А решалась она сопротивлением германскому наступлению в прибалтике. Спасением второго по важности центра страны – Ленинграда от теоретически возможной блокады занимался ПрибОВО – будущий Северо-Западный фронт. Да и сами финны тогда не очень рвались вперёд. И чем больше становилось ясным, что немецкий блицкриг провалился, тем меньше было энтузиазма строить «Великую Финляндию».

Посему высшее руководство СССР с олимпийским спокойствием проигнорировало многое, что всё равно не могло изменить. Как прибытие немецких войск в начале июня в Петсамо, так и мобилизацию в Финляндии, эвакуацию их населения из будущей прифронтовой полосы, минные постановки в Балтийском море. Благо, примерные очертания карт минных заграждений нашлись в книгах попаданца. Хорошая вещь – послезнание. Особенно пока всё идёт по написанному и история не свернула окончательно в другую, неведомую по последствиям, колею.

Диверсанты-финны в немецкой форме с руководителем-немцем, планировавшие взорвать шлюзы Беломорканала, как и в «тот раз» не достигли своей цели. Правда их судьба на сей раз была более печальна – они не вернулись. В месте высадки, указанном в книгах о войне с финнами 1941-45 их ждала засада НКВД, итогом которой были уничтоженные из замаскированных среди леса на берегу крупнокалиберных пулемётов после посадки ранним утром 23-го июня на Канозеро оба гидроплана. В плен был взят всего один выживший раненый финн, с трудом добравшийся до берега вплавь.

Так же, как и в «тот раз», но уже в соответствии с чёткими директивами от ГВС и генштаба, а не по собственной инициативе, командующий ЛВО Маркиан Михайлович Попов выдвинул к границе войска, держа в уме защиту подступов к Ленинграду и (по особой ориентировке из генштаба, имевшего прекрасные сведения из известного источника об операциях «Северная лиса» и «Реннтир») района Мурманска. Но это было всё, что было совершено со стороны СССР.

Даже высадка финских войск на демилитаризованных Аландах 22 июня была проигнорирована, хотя товарищи командующие советским ВВС и ВМФ Рычагов и (воспринимаемый попаданцем не иначе как «человек-авианосец») Кузнецов очень плотоядно облизывались на жирные цели в виде двух финских броненосцев береговой обороны, участвовавших в обеспечении сей операции.

В «тот раз» советские авиабомбардировки в районе Аландских островов 22 июня и, главное, аэродромов «фиников» после 25 июня (к тому же принёсшие не очень удачный результат) и городов Финляндии, были использованы как предлог для вступления Финляндии в войну и вовсю раскручивались тамошней пропагандой для своего населения насчёт «большевистских варваров».

В этот раз его им не дали. Желание СССР сосредоточить все силы сразу на главном враге выступило основным фактором в том, что оставив половину истребительной авиации (в первую очередь, для прикрытия Ленинграда. Мурманск был прикрыт совместно с силами ВВС флота) и малую часть бомбардировочной, остальные силы ВВС ЛВО (будущий Северный фронт) в виде 2-й, 5-й и 41-й авиадивизий были переброшены в ПрибОВО и использованы через пару дней от начала войны в разворачивающемся сражении в Прибалтике.

Зря что-ли, товарищ Молотов 23-го июня также, как и в «иной истории» вопрошал финского дипломата – поверенного в делах Хюннинена – что означают слова Гитлера о «финских товарищах и героях» и почему нарушен нейтралитет Аландских островов? Ну и закономерно получил в ответ… «чем советская сторона объяснит передвижение своих войск?», впрочем, и предыдущий разговор 21-го числа советского посланника Орлова с финским министром иностранных дел Виттингом не принёс ничего, кроме обвинений о «скоплении советских войск на границе с Финляндией». Дипломаты занимались своими обязанностями, военные – своими.

А будущие производители в «иной Вселенной» масла Валио и телефонов Нокиа, «тут и там» по совместительству – «братья по оружию» Гитлера, уже сделали свой выбор и упорно готовились вступить в бой с «проклятыми большевиками», подарившими им после революции независимость, хотя и, чего там скрывать, устроившими «не знаменитую» войну 1939-40, добавившую взаимной озлобленности. У всех были сои геополитические расчёты, такие геополитические расчёты…

Впрочем, Финляндии, уже залезшей в союз с Гитлером, несмотря на попытки (как в «той истории», так и «в этой» изображать свободный выбор в 1941-м) пришлось вступить в войну в те же, согласованные с немцами, сроки. За что Финляндия и поплатилась позже сполна и сильнее, чем в «мире Рожкова», потеряв не только оккупированную финнами с 1920 года исконно русскую Печенгу (Петсамо), но и отдав под большим давлением СССР Аландские острова. Как наказание за то самое ничем не спровоцированное нарушение их демилитаризованного статуса в 1941-м.

Настоящие действия на Северном фронте развернулись неделей позже – атакой немецких и финских войск на Мурманск и наступлением (в основном финских сил) на всей протяжённости новой (после мирного соглашения 1940-го года) советско-финской границы, от Выборга до Кандалакши.

* * *

Прибалтика. Литовская ССР, ПрибОВО.

Понимая, что в «тот раз» новую границу укрепить полноценной системой УР-ов к началу войны всё равно не удалось, переброски большого числа строительных батальонов из центральных районов СССР к новойгранице в ПрибОВО (и в остальных западных округах) генштаб РККА не производил. Данные подразделения в основном вели работы по приведению в полную боеготовность УР-ов на старой границе, которые были намечены руководством страны и армии как тот предел, на котором удастся окончательно остановить немецкое наступление. Эти люди сделали свою работу. И не пополнили ряды военнопленных. Особенно горек для «прошлого раза» был тот факт, что их убивали или брали в плен невооружёнными, без возможности оказать хоть какое-то минимальное сопротивление.

Тем не менее, в приграничной полосе было принято решение заранее сформировать усиленную линию обороны, хотя и без полноценных УР-ов на новой границе. Войска, занявшие отведённые для обороны позиции, окапывались обычным способом – причём рыли не отдельные ячейки, а полноценные системы окопов – соответствующие изменения в уставах прошли осенью последнего мирного года.

Такое решение – об усилении первой линии, было принято на основе послезнания – ибо в «тот раз» она просто лопнула, позволив быстро достичь первоначальные цели немцев. Превосходство как в численности, так и в технике наступающих немецких сил, даже без учёта лучшей обученности и подготовки вермахта, было подавляющим. А с учётом быстро завоёванного господства люфтваффе в воздухе…

Штаб ПрибОВО (свыше трёхсот генералов и офицеров) после десятого июня занял заранее приготовленный командный пункт в лесу, в 18 км северо-восточнее Паневежиса.

Генерал Ф.И.Кузнецов, которого «тогда» многие поругивали в послевоенных мемуарах и исследованиях за поражение в Прибалтике, тем не менее, и в «тот раз» многое пытался выправить, спохватившись, правда слишком поздно, буквально перед самой войной. В «этот раз», заняв пост руководителя округа также в декабре 1940, он имел (как и другие высшие командиры из округов) ясные указания из Генштаба, «что и как» делать, окончательно детализированные в описании «самого вероятного ближайшего будущего» в мае, в общении в Москве. Соответственно, успел он намного больше. А Москва, как он стал догадываться зимой, имела чёткий план, весь смысл которого Фёдор Исидорович осознал, получив «свежайшие и точные разведданные» (с таковой формулировкой всё это было доведено до него) с дислокацией немецких сил перед границей.

Его самого и подчинённый ему округ ещё зимой начали готовить к летней схватке!

67-я стрелковая дивизия (державшая оборону вокруг города и ВМБ Либава/Лиепая, из которой в начале июня были уведены в Кронштадт все неисправные корабли в ремонте – старый эсминец типа «Новик» – ныне «Ленин» и несколько подводных лодок – «Малюток» и других, доставшихся от ликвидированных прибалтийских лимитрофов), 10-й, 11-й и 16-й стрелковые корпуса с корпусной артиллерией, а также части армейского подчинения – 23-я, 126-я и 128-я стрелковые дивизии, составлявшие первую линию обороны против германского наступления, были доведены зимой до штатной численности и держали намного более плотную и качественную оборону на границе от побережья до района западнее Друскининкая.

Этим, дислоцировавшимся на самой границей стрелковым соединениям с приданными корпусными частями из состава вверенных Кузнецову сил округа было предназначено ценой своей гибели затормозить наступление немцев в Прибалтике в самом начале войны.

Полнокровные стрелковые корпуса и отдельные дивизии, со всей артиллерией, ведущей артогонь с позиций с пехотой, прикрытые всеми средствами ПВО, не раздёрганными, как в «тот раз» и по новым штатам, зарывшись в землю, продержались весь день 22 июня, не дав прорвать свою оборону.

Немцы, атаковавшие превосходящими силами, понеся немалые потери, конечно, в нескольких массированных атаках растерзали пехоту РККА из этих, отправленных на заклание во имя высших целей соединений Красной Армии. К исходу 22 июня в перечисленных выше соединениях Красной Армии осталось около половины личного состава и треть техники.

Но и германцы платили большую цену. Танковые дивизии 41-го, 56-го, 39-го и 57-го моторизованных корпусов немцев, шедшие на острие атак, попали под артиллерийские удары (не особо точные, но мощные и всё равно собиравшие свою кровавую дань) дивизионной и корпусной артиллерии РККА и весьма мощные массированные авиаудары смешанных авиадивизий ПрибОВО, хорошо прикрытых истребителями и достаточно удачно пережившие первые удары люфтваффе по аэродромам.

Данному обстоятельству (как в ПрибОВО, так и в округах, находящихся южнее) способствовало понимание одного очень примечательного факта, фактически проигнорированному советскими военными в 1940/41 гг (и осознанному намного позже) в истории «мира Рожкова» – война в Европе показала, что не меньшим, а фактически большим фактором в успехе воздушной войны стали не сами воздушные бои, а мощные и точные авиационные удары по аэродромам противника! То, что подобный вывод напрашивался по результатам авиационных ударов люфтваффе в ходе немецкого блицкрига в Европе – было фактически объявлено германской пропагандой. В «тот раз» данную ошибку в СССР не осознали сразу даже после бомбардировок советских аэродромов 22 июня и в последующие дни приграничных сражений!

В «этот раз» в ходе учёбы лётного состава авиаполков СССР осенью/зимой и весной 40/41 года внимание командиров и рядовых летчиков руководством наших ВВС всячески подчёркивалось в официальных директивах и указаниях по тактике, что удары по вражески аэродромам (и оборона) имеют не меньшее значение. Специально акцентировалось внимание нам том, что, часто основной способ авиавойны – не воздушный бой!

Были организованы (в т. ч. и зимой) несколько десятков учений с участием на уровне бомбардировочных авиаполков по слаженному поиску-выходу на аэродромы– цели и их учебные бомбардировки, выявившие множество проблем, которые всячески старались хотя бы сгладить к 22 июня. Так же были проведены ранее упомянутые меры с усилением обороны своих аэродромов.

Главное управление ВВС (на основе «опыта другой войны») получила в своё непосредственное управление будущими боевыми действиями все виды авиации – не только дальнебомбардировочную, как ранее. Сухопутчики из округов уже «нарулили» действиями фронтовой, армейской и войсковой авиации в начале «той войны». А вот взаимодействие в виде представителей от ВВС в сухопутных войсках появились. И им были приданы приличные средства радиосвязи.

Данные меры, вкупе с упомянутыми ранее и позволили советским ВВС лучше пережить 22 июня и наносить больший (в разы) урон как вермахту, так и люфтваффе в последующие дни приграничных сражений.

* * *

Фронтовые фотокинокорреспонденты – там где удалось, отсняли первые кадры с уничтоженной в ходе боёв вражеской техникой и трупами немецких солдат. Их тут же отправляли сразу в Москву, для быстрейшего тиражирования «фронтовой кинохроники», которая через несколько дней начала демонстрироваться в кинотеатрах в Москве, а затем и по всей стране, поднимая дух граждан СССР. Также, оценив «взглядом из будущего» все плюсы и минусы, ныне не было запретов на фотографирование на фронте (с разрешения командиров). Как и не вводился запрет на ведение дневников. Хотя «на местах» часто было по разному. Шпиономания – это вполне себе распространённый и реальный факт. Но в любом случае, документальных кадров с фронта в «эту войну» с нашей стороны было в сотни раз больше.

Обе стороны захватили первых пленных. Их, как и в «тот раз» было больше наших, чем немцев. Но и тех были не единицы – а десятки в первый же день в одной только Прибалтике. После первичных допросов и сортировки в особых отделах НКВД их тут же увозили вглубь страны. И, как и в «тот раз», не обошлось без «эксцессов исполнителей» и расстрелов на месте захваченных в плен фашиков. За подобное наказывали, но без особого усердия.

Впрочем, даже у попаданца, имевшего среди своих крайне странных для советских сороковых «юродивых и/или антисоветских» воззрений толику пацифизма, подобное не вызвало бы особых моральных страданий, а только злорадство в духе «кто к нам с чем, тот от того и того…»

Фашистские концлагеря, террор на оккупированных территориях… – всё это было и на сей раз. Просто объём преступлений фашистов удалось совершить меньше по причине того, что размер территории СССР, попавшей под оккупацию, был значительно меньше и бесчинствовали немцы там меньшее время.

Но под финал войны они отличились сполна. За что у товарища Сталина снова, как и в момент первого рассказа попаданца, глаза заволокло кровавой дымкой вполне себе искреннего и праведного гнева и он отдал «тот самый приказ»… благо уже «было чем».

* * *

На следующий день – 23-го июня, окончательно разломав точными ударами приданной и подтянутой на поддержку артиллерии затрещавшую оборону советской пехоты ПрибОВО, в момент удачного прорыва, непосредственно на позициях стрелковых соединений РККА, немецкие танкисты понесли дополнительные потери от РПГ, пользу и эффект в ближнем бою от которых был оценён бойцами Красной Армии.

Тем более что тактика противодействия им немцами (правильное прикрытие танков отделениями пехоты, выцеливавшим гранатомётчиков) ещё не была отработана. Впрочем, первые трофейные образцы «новинки советского ВПК по идеям из будущего» – РПГ, немецкие войска захватили утром 23 июня. Как здесь, в Прибалтике, так и в Белоруссии. В донесениях, уходивших в штабы, немецкие офицеры также отмечали большое количество новых элементов в экипировке бойцов Красной Армии.

Говоря об изменениях, внесённых знаниями из будущего, нужно обязательно упомянуть следующий факт – в соответствии со специальным приказом советские бойцы, когда и где позволяла ситуация, при невозможности немедленного использования или безопасного вывода себе в тыл захваченной/оставленной вражеской техники – выводили из строя до конца подбитую немецкую технику – гранаты и бутылки с бензином в двигатели и прочие подсобные средства.

Ещё один урок из будущего… ремонтные службы немцев в «тот раз» работали очень хорошо, да и поле боя чаще оставалось за ними. На сей раз многое вообще пойдёт только на металлолом.

Местами стрелковые дивизии ПрибОВО продержались на позициях на границе до конца второго дня войны, когда панзеры, понесшие дополнительные потери от РПГ, пошли в прорыв, двигаясь на встречу иной итерации «сражения за мосты».

Высшим командирам немцев, крайне раздосадованным ожесточённым сопротивлением РККА сразу на линии госграницы и большими потерями, казалось, что вот – оборона Красной армии развалена и «Танки, вперёд!»

Имея в виду дальнейший прорыв к Риге, Даугавпилсу и Вильнюсу… и помня про значение 3х мостов через Неман в Литве и Белоруссии…

В ближайшее время же немецких танкистов ждали Алитус, Расейняй, Меркин(Меркине) и Каунас. Ждали их также соединения бронетанковых сил РККА ПрибОВО, переименованного вскоре во Северо-Западный Фронт. Главное событие первого этапа приграничного сражения в Прибалтике начало разворачиваться уже 24-го июня, когда почти одновременно начались два танковых сражения. А вступившие в бой части второго эшелона немцев начали пытаться ликвидировать попавшие в полуокружение и практически разгромленные советские стрелковые соединения сил прикрытия границы.

* * *

Готовился подпереть наносившие контрудар мотомехчасти РККА второй эшелон ПрибОВО, состоящий из переброшенных из глубины страны соединений и стрелковых дивизий бывших национальных армий лимитрофов (сведённых в «эстонский», «литовский» и «латышский» стрелковые корпуса), основательно почищенных и переформированных за время перед войной.

Ненадёжный состав – три четверти «местных», как офицеров, так и рядовых, в иной истории частично разбежавшийся, частично вообще стрелявший в спину своим новым командирам из РККА и радостно приветствовавшие немцев, уже без всяких репрессий был отправлены во внутренние округа и там основательно перемешаны с пополнявшимися там соединениями РККА.

Шанса разбежаться/предать им в это раз не предоставили. А после, когда стало ясно, что первый удар Гитлера выдержан, большинство из них несло службу как и остальные граждане СССР в не самых отборных, рядовых номерных стрелковых дивизиях, наполненных до штатов пришедшими по мобилизации гражданами СССР из разных республик. А некоторые недоумевали – в начавших выходить, не без прямого ориентирования сверху, сразу после завершения войны, мемуарах – «За что такое недоверие? Уж мы, посреди родных прибалтийских сосен и прибрежного песочка, спаянными рядами дали бы за нашу новую, советскую Родину, сильнее и лучше бой врагу, чем те, кто были призван из других мест необъятной…». Движение «лесных братьев» и прочей швали родом из холуев гитлера на той части Прибалтики, которая попала в оккупацию, всё же было, раскаченное абвером и местными «упоротыми», но намного жиже и конец его был скор.

Разделяй и властвуй – этот принцип был подходящ как для Римской, так и для красной, возможно, он доживёт и до времён звёздных империй.

Многие, читавшие послевоенные мемуары бывших бойцов фактически сформированных заново перед войной «национальных прибалтийских корпусов», с ними соглашались – «всё же это было достаточно волюнтаристское и несправедливое решение». Но, дескать – увы, что сделано, то сделано. История не имеет «сослагательного наклонения».

* * *

Белорусская ССР.

Главный удар врага советское военное руководство «тогда» ожидало на Украине и/или в Прибалтике. А получило его в Белоруссии в «тот раз».

Да и в «этот».

Но сейчас у руководства РККА был набор чит-кодов. Особенно он актуален был и действенен для сей примечательной и трагичной даты. Оставалось суметь реализовать его лучше. Именно в том самом максимальном тактическом варианте. Не допустить успеха немцев на варшавско-минском стратегическом направлении. После которого перед захватчиками лежала прямая дорога на столицу нашей страны и в её центральный промышленный район.

Первым пунктом исторической коррекции стали должные произойти немецкие авиаудары по аэродромам ЗОВО. Именно тут военное руководство СССР, используя подсказки из будущего, в чём-то попыталось реализовать одну из идей популярной предвоенной книги товарища Шпанова – «своевременной встречи немецкой авиационной армады».

Чит-коды из будущего, попытки (в чём-то успешные, в чём-то – нет) исправить «слабые места», усиленная боевая учёба в авиаполках в месяцы перед войной, действия, направленные на улучшение взаимодействия авиачастей и их командования (в первую очередь – по радиосвязи!) и… новые, полуэкспериментальные РЛС РУС-1 и РУС-2, улучшившие работу службы ВНОС. Большинство из выпущенной подобной техники перед 22 июня ушло в ЗОВО и в ПВО Москвы.

В штаб округа 9 июня приехал очень многое знавший «что к чему» представитель ГВС РККА – САМ Жуков, понимавший, что несмотря на всю роль и заслуги то ли его самого, то ли некой копии в «другом мире», здесь – «всё заново», здесь всё – «в первый раз». Ему выдали особые полномочия на тот случай, если, не смотря на всю предварительную работу, генерал Павлов начнёт не справляться и придётся «перехватывать управление». Того присутствие «контролёра» лично от Сталина изрядно нервировало и обижало. Но Герой Советского Союза, получивший это звание «за Испанию» не мог знать истинных причин такого жёсткого контроля. Да, разведка утверждает, что главный удар будет нанесён здесь, да, цифры сводок и потрясающая по детализация дислокация немецких войск (это точно не качественная немецкая липа? – несколько раз ловил себя на такой мысли Павлов) вроде бы говорили об этом. Но почему – за ним «особый пригляд»? Если бы не доверяли, вообще не оставили на округе, должном стать важнейшей первоначальной целью немцев… Павлов не мог знать, что глава государства (весьма смущённый противоречивыми версиями историков будущего насчёт личности генерала и понявший, что предателем тот не был и главные причины поражения ЗОВО не сколько на нём, а сколько в комплексе суммировавшихся причин) лично отправил Жукова сюда, для подстраховки, чтобы результат главного удара немцев в июне 1941 был не так катастрофичен для СССР, как в «тот раз».

Именно так, вдвоём, они и держались все эти дни. Павлов, получивший дополнительные сведения, приготовленные Жуковым, все дни до войны самолично контролировал выполнение всех свежих директив генштаба и процесс выдвижения войск на рубежи обороны.

Ночью 21/22 июня на основном КП ЗОВО в Боровой (7 км от Минска) Жуков, не особо склонный к интеллигентским рефлексиям и самокопанию, всё таки ощутил некую ирреальность от присутствия рядом командующего округа Павлова и начальника штаба ЗОВО Климовских. Тяжело всё же было знать, за что (или «за что?») эти люди, живые, и сидевшие рядом, на расстоянии вытянутой руки, были «тот раз» были расстреляны… Георгий Константинович, с усилием выдрал себя из в конкретно этих, ненужных сейчас воспоминаний из «книг будущего». Он взял себя в руки и выкинул из головы ненужные мысли…

На защищённой закрытой линии связи незримо «висел» из штаба ВВС округа в Минске генерал Копец, получивший ныне после всех структурных изменений 40/41 гг. под свою руку всю авиацию округа и готовившийся к противодействию первому удару немцев по почти трём десяткам аэродромов ЗОВО. В его руках была связь с командными пунктами авиадивизий и авиаполков. Которые, на случай перерывов в связи получили дополнительные инструкции.

Часть сил (мотомехчасти) был заранее выведена из западной части Белостокского выступа, ставшего в тот раз «смертным мешком», в котором они были задушены и «затоптаны» немецкой пехотой и бесславно потеряны на маршах от поломок и под ударами немецкой авиации. А личный состав стрелковых дивизий первой линии обороны ЗОВО, также пополненные до полных штатов и размещённые в окрестностях населённых пунктов Высокое, Бельск, Цехановец, Замбров, Ломжа, Граево, Августов, Липск, Сопоцкин, так же, как и в ПрибОВО, приняли, верные присяге, свою смерть в бою.

Тем кому повезло умереть, а не попасть в плен…

Единственное облегчение для них было в одном из пунктов крайнего приказа, полученных их командирами за несколько дней до войны – уже после того, как они продержаться установленное время, по мере возможности прорываться на соединение со своими. Читая эти приказы, командиры дивизий понимали, что их судьба – ныне умереть за Советскую Родину. И, скорее всего, в ближайшие дни.