Текст книги "Дочь мафии (СИ)"

Автор книги: Fosi

Никто не понимал зачем они терпят его. Зачем держат такого страшного человека так близко, особенно зная, что внутренние качества его оставляют не просто желать лучшего.

Шерга был гнилым и мерзким. Рэтару казалось, что любого другого он бы уже уничтожил, но тут… дело было не в братской крови, нет.

Дело было в том, что Шерга был весьма осторожен. Он всегда оказывался в ситуациях, когда правда была на его стороне, когда нельзя было что-то сказать, предъявить. Он грабил, насиловал, убивал, у него не было морали и совести, он попирал человеческую жизнь – для него это было пустое. Только он сам имел значение.

И конечно он всегда хотел стать фераном.

Однако, в отличии от желания того же Элгора, который скорее из-за юношеской горячности желал получить место, которое когда-нибудь обязательно станет его, просто потому что ему надоедало подчиняться, но не более того, Шерга желал то, что ему было недоступно. Но в своём желании и своём намерении был абсолютно уверен, даже до откровенного вызова.

Сейчас он стоял перед фераном, но вид у него был такой, будто совсем немного и они поменяются местами, поменяются обязательно, просто сейчас время такое и надо перетерпеть.

Все они были настроены против Шерга: Тёрк его откровенно презирал и у него были для этого весомые причины; Мирган ненавидел и был одним из тех, кто искренне хотел свернуть брату шею; Гир мирился, через силу и откровенно радовался, что Шерга не в его отряде, и вот сейчас наверное тихо желает Рэтару кар небесных, за то, что ненавистный братец ходит у него в простых бойцах.

Роар Шерга люто ненавидел, хотя изначально они были достаточно дружны, но потом сцепились не на жизнь, а на смерть, и почти поубивали друг друга, если бы их вовремя не растащили, с тех пор, при упоминании Шерга, у Роара шерсть дыбом вставала и он хотел только одного – убивать.

Элгор же, к их нескрываемому разочарованию, был с Шерга достаточно дружен, вплоть до того, что бронар позволял командиру отряда ферана захаживать в свой харн и наверное несчастные наложницы были этому вовсе не рады, потому как с женщинами Шерга обращался не просто грубо, а жестоко, почти на грани, а порой бесчеловечно, испытывая от этого невообразимое удовольствие.

Сам Рэтар был обстоятельствами вынужден относиться к нему как феран, а значит оценивать по поступкам, которые важны для ферната. И в служении, которому Шерга себя посвятил полностью, равных ему было не так много. В бою он был отличным командиром – хладнокровным и рассудительным. Он не давал спуску простым воинам, но и не отсиживался в задних рядах в тяжёлые моменты, не уходил от схватки. И он хотя бы раз спасал жизни им всем. И Тёрку, и Миргану, и Гиру, и Роару, и Элгору, и, к его отвращению, самому Рэтару.

“Жизнь за жизнь!”

Закон их мира был прост и непреложен. На высшем уровне, на магическом, от него нельзя было уйти или отвернуться. Он был един для всех от простого человека до ферана или самого великого эла.

– Шерга, – внутренне едва сдерживая себя, поприветствовал брата Рэтар.

– Я хотел поговорить, – произнёс тот и как же хотелось сказать “нет” и уйти вслед за Хэлой, или пойти ощутить отрезвляющий холод воды Нравы. Но вместо этого всего пришлось согласно кивнуть, давая разрешение говорить. – Скоро дом уходит в Зарну, отряд уходит, мой отряд, достопочтенный феран, а я получается остаюсь тут, под Гиром?

– Отряд митара тоже уйдёт в Зарну, просто чуть позднее, чем мой, – он произнес это слово спокойно, а хотелось с нажимом, – отряд, Шерга. Такое большое значение имеет день, в который ты отправишься в путь?

– Да. Потому что, если я иду с твоим, – а он заметил, нажал, внутренне оскалился, – отрядом, я буду командиром, а с отрядом митара останусь простым служакой.

Рэтар покачал головой.

– С чего ты взял, что останешься командиром.

– Нет, Рэтар, ты не можешь… они уже косо смотрят в мою сторону, смеются за спиной… – феран встретился с тяжёлым, озлобленным взглядом Шерга. – Я столько времени доказывал, что я достоин, добивался уважения, и теперь всё идёт прахом из-за одной моей досадной ошибки?

– Досадной ошибки? – переспросил феран и сдерживать себя стало невыносимо тяжело.

– Да, Рэтар, я ошибся, – ответил он, выходя из себя. – И я признаю это. Признаю, чтоб тебе, я виноват. Я должен был, но я просто сплоховал. Сплоховал. Ты всегда идеален?

Вот. Любимый приём. Увести от себя, перевести на другого, принять оборону заранее.

– Никто не идеален, Шерга, – ответил как можно спокойнее феран. – Но этого от тебя никто и не ждал. От тебя ждали правильного выполнения своей работы. Всего лишь.

– И ты меня наказал, – только вот наказанным или повинившимся он не был, – достопочтенный феран.

– Я подумаю, – ответил Рэтар.

Шерга кивнул и расслабился.

– Ты подарил Шере серкит?

И снова напрягся, весь сжался, внутренне оскалился, хотя внешне он остался спокоен.

– Шере? Серкит? – спросил он. – Не понимаю.

– Уверен? – уточнил феран, вглядываясь в брата, пытаясь уловить то, что тот мог скрыть.

– Рэтар, мне оно ни к чему, – пожал плечами Шерга. – Ты на что меня пытаешься вывести? Твоя наложница и я ей камень дарю, на который можно дом неплохой купить? Это без меня. И если она на меня указала, то кому ты больше веришь девке или мне?

Хотелось ответить, что самой последней девке веры больше, чем ему, но Рэтар сдержался.

– Или, если это сплетни, – прищурился брат. – То про тебя тоже послушать можно.

– Послушать что? – Рэтар посмотрел на него прямо, спокойно, мысленно топя себя в ледяной воде, чтобы не вспыхнуть, как сухая листва.

– В отряде митара пошли разговоры. Всех очень интересует, что это за дела у ферана с ведьмой чёрной, за закрытыми дверями. Хотя скрывать не буду, мне и самому интересно.

Рэтар и не сомневался, что сюда вывернет…

– Но в отличии от простых, – продолжил Шерга, – которые сразу об очевидных вещах думают, я могу сказать, что вот в это как раз мне верится с трудом.

– Что так? – поинтересовался Рэтар.

Брат ухмыльнулся.

– Я не сомневаюсь на твой счёт, не подумай, но, – и тон, с которым он говорил, и выражение лица, – неоднозначные, мерзкие, – уж не знаю, что там у тебя с ней, только, если ты ей тряпкой рот затыкаешь… Хэла баба горячая, не верю, что она молчит под мужиком.

Ярость в Рэтаре полыхнула вспышкой, чудовище внутри него оскалилось – меньше всего он хотел слышать что-то подобное и уж тем более от такого как Шерга, но знал, что другого услышать не мог.

– Думаю стонет она также ладно, как и поёт. Или у тебя получилось её к ногам своим положить и она стала послушной, как курнатка? – ухмыльнулся брат, немного наклонившись к ферану корпусом. – Но вот это ты зря, конечно, вкусная же баба, я бы с ней долго в игры не играл – выла бы так, что весь дом слышал, и ни у кого не возникало бы вопросов, что к чему.

Рэтар с трудом втянул воздух. Шерга глянул на него исподтишка. Испытывает? Вот ты, рваш.

– Так чего не пробуешь? – как можно спокойнее спросил феран, а хотелось разорвать глотку, чтобы затолкать слова назад, хотелось убить.

Брат фыркнул, но было видно, что его это задело. Лишь бы не сунулся, хотя, если сунется в этом случае, Рэтар не будет себя останавливать, наплевать на все долги, на нём и так достаточно греха, чтобы из-за грани не выбраться, когда туда попадёт. Но нет… уже одна мысль, что Шерга тронет Хэлу хоть пальцем, испепеляла, ярость будила столько ненависти, взывала к крови, к смерти. Сердце было готово сломать грудную клетку.

– Думаешь боюсь? Это не страх, а благоразумие, – ухмыльнулся брат. – А бабы все одинаковые. Хотя эта может и другая. Расскажешь, если сможешь выяснить?

И он рассмеялся, повёл головой, а пошёл обратно в сторону Трита.

Рэтар привёл дыхание в порядок, хладнокровно усмирил свой гнев, бушевавший внутри, словно ураган, потом спрыгнул с ветки и отправился на реку. Головная боль вернулась и долбила в виски.

Шерга был опасен, его надо было убрать, но как… они столько тиров не могли его поймать на чём-то, что могло бы привести его хоть к какому-то серьёзному наказанию, не то что к тому, чтобы устранить совсем.

Вот сейчас Шерга смотрел в глаза ферану и лгал. Этого достаточно – заклеймить и отправить в Хар-Хаган. Но Рэтар был уверен, что свидетелей близости брата с Шерой, хотя бы близости, нет, тем более того, что дал ей хоть что-то, не то что камень. И в итоге слово Шерга против слова наложницы. Слово не простого свободного мужика, а сына благородного дома, воина, старшего командира, против бесправной девицы, которая была в услужении, да и у кого – у самого ферана! А значит и судить всё это сам Рэтар не мог, а Шерга, который не был глупцом, запросил бы разбирательство с вмешательством самого эла. А этого никак нельзя было допустить.

Снимая одежду на ходу, дойдя до реки, Рэтар спрыгнул в реку прямо с высокого берега. Дух перехватило, ударило в лёгкие, холод прошёл по телу, пробрал до костей, но стало легче. Не намного, но стало.

Вернувшись в дом, феран выпил кружку травяного отвара и сел работать.

– Снова болит? – спросила Хэла, проскальзывая в комнату и подойдя к нему, обнимая голову.

Её тепло окружило его и заполнило изнутри, кажется у него появилась зависимость от присутствия этой женщины, оно успокаивало и делало так, словно не существует никаких проблем.

– Ох уж, эта ваша река, чуть что – в воду, сил никаких нет, – она поцеловала его в висок и боль ушла, а волосы стали сухими. Только на рукавах её платья остались мокрые разводы, говорящие о том, что волосы были влажными.

– Помогает прийти в себя, – отозвался феран, поглаживая её руку.

– Эх, напустила бы на него чуму, – покачала головой ведьма. – Да ведь всех вокруг перезаражает, а сам не сдохнет. Зараза к заразе не пристаёт.

Хэла ещё раз его поцеловала и, обойдя стол, села в кресло напротив, подобрав ноги, облокотившись на подлокотник, положила на руку голову и закрыла глаза.

– Будешь скучать со мной, – улыбнулся Рэтар, любуясь ею.

– Я люблю скучать, – отозвалась ведьма, не открывая глаз, и лёгкая, немного грустная, улыбка коснулась её губ. – Я в детстве мечтала просто ничего не делать и скучать. Крутилась, как белка в колесе.

Он нахмурился неизвестному слову и Хэла открыла глаза.

– Где мои краски и бумага? – улыбнулась ведьма.

– Держи, – Рэтар подвинул к ней бумагу и тлис, которым писал.

– Так, – Хэла встала, подвинула кресло боком к столу и встав в нём на колени, почти легла на стол и стала рисовать. – Это белка. Такой грызун…

Она рисовала и говорила, звук её голоса, её шутки и много-много странных слов, дарили ему почти утерянное состояние какого-то мира. И невыносимо было даже представить, что это всего лишь несколько мгновений, что оно разрушится сейчас, потому что не бывает так, чтобы хорошо было всегда.

Потому что там за дверью всё двигается и Рэтару приходится управлять этим движением и он никогда раньше не думал о том, как сильно он устал. Как сильно хотел бы жить где-то в горах, или смотреть за предлесьем, считать поголовье сунги, хеяк и прочей живности, следить чтобы горные люди не лютовали и не творили лишнего. Засыпать под стрёкот горящих в очаге брёвен, вставать, когда холод пробирается под укрывало, потому что огонь давно погас и тепло стало проигрывать. И вот чтобы эта женщина была рядом.

– … неделя это семь суток, точнее мирт. И я почти всю неделю была занята. Школа, это такое место, где дети учатся, а после неё начиналось – музыка, конюшня, рисование, пение, танцы, – она недовольно сморщила нос.

– Ты не любила танцы? – спросил Рэтар, ему так отчаянно хотелось знать про неё всё это не важное, прошлое, давнее, но она же ничего о себе не говорила, а ему было отчаянно мало.

– Нет, не просто не любила, – и Хэла повела головой, выражение лица стало озорным, – ненавидела. Да и остальное… Если бы у меня спросили, что бы из всего этого я оставила, то я бы сказала – лошади и музыка. Остальное в топку.

– Рисуешь ты неплохо, – заметил феран, глядя на разные картинки, которые она нарисовала на листке.

– Это единственный навык, которые пригодился, – ответила ведьма. – Потому что, когда у тебя есть дети, рисовать надо много и самозабвенно, желательно.

– А пение? – спросил Рэтар. Хотя ему было больно слышать о детях, каждый раз кололо нещадно, но Хэла говорила с лёгкостью, может даже напускной, а он трусливо не хотел в это лезть, да и больно делать не хотел.

– Пение мне понадобилось только здесь, – ответила она. – И то не уверена, что все в восторге.

– Мне нравится, как ты поёшь.

– Как пою нравится, а вот песни не очень, – Хэла улыбнулась и склонила голову на бок.

– С чего ты взяла? – удивился Рэтар.

– Когда я пела песню про обман[1]1
  Ария «Обман»


[Закрыть], ты почти выжег мне дырень взглядом, а гневом своим чуть не придушил, – сказала она и он нахмурился. – Или ту песню про конец войны…[2]2
  Зоя Ященко и Белая гвардия “Песня рядового”


[Закрыть]

– Хэла, – Рэтар мотнул головой, точно помня песни, про которые она сейчас упомянула. – Про конец войны хорошая песня, да и про обман… но тут нельзя такие петь. Мне можешь петь какие хочешь, про что хочешь, но на людях не надо. Я просто не хочу, чтобы ты пострадала.

– Да, лишиться головы из-за песни – нелепо, – согласилась ведьма. – Но в целом, знаешь, возможно и в моём мире.

– Правда никому не нужна, – ответил Рэтар.

И она кивнула, соглашаясь с ним.

– Так мой папа говорил, – проговорила она. – Особенно, когда бабушке, ну в смысле своей маме, врал, что она хорошо готовит.

Рэтар усмехнулся, а Хэла улыбнулась и покачала головой. Он не устанет поражаться этой способности переводить серьёзные вещи в шутки.

– Моя бабушка ужасно готовила, я проводила с ней лето и это было бррр, – она сморщила нос, потом захихикала. – И так радовалась, когда папа приезжал и доедал за мной бабушкину стряпню. И всегда говорил ей, что это было вкусно.

Хэла пожала плечами.

– Но после завтрака, если была хорошая погода, брали бутерброды и уходили на пруд и всегда пропускали обед. Потому суп у неё, это как похлёбка, был провальным всегда! И мы лежали на берегу, смотрели на облака и играли в “скажи, что видишь”.

Она улыбнулась грустной, полной тоски улыбкой.

– Мне кажется я была папиным проклятьем. Если бы у меня спросили сейчас, что бы я сказала себе тогдашей, то это без сомнений было: “оставь папу в покое, дай ему побыть наедине с собой!” Я любила быть с папой. Я прогуливала пение или рисование, приходя к нему на работу, – и лицо Хэлы стало открытым, детским, невероятным. – Это было нельзя, но как я любила пожарную часть. Красные машины, пожарный инструмент, а люди.

Она перевела взгляд на бумагу и стала рисовать.

– Я обожала папину смену. Я приходила и папа нарочито меня отчитывал, что нельзя приходить и, что я прогуливаю занятия, а к нему подходил дядя Миша, водитель лестницы и говорил, чтобы он отстал от ребёнка, а потом забирал меня пить чай с конфетами. И я сидела в пожарной части, слушала разговоры и ничего не делала, вот вообще ничего.

На листке росчерками нескольких линий появлялись странные вещи и Рэтар даже предположить не мог, что это такое. Хэла, рисуя, хмурилась и улыбалась, прикусывала губу и была совершенно озорной девчонкой. Это завораживало.

– А ещё папа единственный, кто спрашивал меня, как я, – проговорила она. – Подходил и говорил “давай, птенчик, пощебечим?” и мы говорили про всё, что в голову взбредёт. Я говорила только с ним.

И Рэтар хотел спросить почему, но в дверь постучали:

– Достопочтенный феран, – вместо Сейка в дверь заглянул Брок.

– Ты не сменился? – нахмурился феран.

– Сейка попросил побыть за него немного, – ответил парень. – У него супруга ночью рожать начала. Мы его отпустили.

– Всё хорошо? – поинтересовался Рэтар.

– Да, достопочтенный феран, – кивнул Брок. – Сейка придет позднее.

– Что ты хотел?

– Там, пришли, – сын нахмурился, – трое. Двое откуда-то отсюда, а ещё один из Кэлтога.

– Кэлтога? – удивился Рэтар.

– Да, по нему прям видно. Мы сказали, что феран не будет с ними говорить, но тот, что из Кэлтога сказал, что подождёт, а двое других кажется убьют друг друга, если вы с ними не поговорите, – Брок улыбнулся.

– Хорошо, – вздохнул феран. – Зови сначала того, который из Кэлтога.

Брок кивнул и ушёл.

– Насколько это далеко? – спросила Хэла.

– На тооре мирт шесть-семь пути, пешком, конечно дольше.

– Ого, далековато, – ведьма слегка нахмурилась, а Рэтар улыбнулся.

– Это селение на границе с Юргом, – пояснил он. – У них там спорная земля и они возделывают часть полей на стороне Изарии, а часть на стороне Юрга. Была проблема с податью. Но всё селение изарийцы, там нет ни одного человека родом из Юрга, да и спорная земля всегда была изарийской, но так получилось, что пришлось часть отдать в пользование Юрга. Теперь там постоянно что-то на границе происходит.

– Мне уйти? – спохватилась она.

– Нет, – сказал Рэтар кажется слишком резко, даже понял, что был порыв поймать её. – Останься.

– Я мешаю тебе работать, – сказала Хэла мягко и наклонила голову.

Феран отрицательно махнул головой:

– Не мешаешь.

– Ты ничего не сделал за то время пока я тут сижу, болтаю и рисую, – заметила ведьма.

– И ты всё ещё не нарисовала лошадь, так? – ответил на это Рэтар.

Хэла рассмеялась:

– Нет, – улыбнулась она. – Постараюсь не лезть в разговор.

– Я не против, – проговорил феран и это было правдой. – Только не ныряй слишком глубоко, изучая людей, хорошо?

– Не буду, – пообещала ведьма. – Я не умею плавать.

– Что? – он был удивлён. – Ты не умеешь плавать?

– Нет, – Хэла повела головой. – Я в детстве чуть не утонула и с тех пор боюсь воды, люблю, но боюсь.

– Надо будет тебя научить, – улыбнулся Рэтар.

– Ты не сможешь, это кажется абсолютно гиблое дело. Да и как ты собрался меня учить, если тебе нельзя со мной в одну воду лезть? – она прищурила глаз. – С берега?

Феран рассмеялся.

– Или ты собрался меня учить в своём персональном феранском бассейне?

– Почему бы и нет? – некоторые странные слова он понимал уже интуитивно.

– Он подходит только для… – ведьма хихикнула и осеклась, потому что в дверь зашёл Брок, а за ним высокий и сухой мужчина, вытянутое, немного скорбное лицо, волосы, тронутые сединой, обувь и простая одежда были в дорожной грязи. – Всё, молчу, рисую лошадку.

Рэтар рукой махнул Броку, отпуская его.

Пришедший мужчина немного потерялся, уставившись на ферана, вид которого внушал всем благоговейный ужас, а потом на Хэлу, которая всё ещё сидя в кресле на коленях, рисовала картинки на бумаге на столе. Правда при виде женщины в сером платье, он немного расслабился, хотя конечно в голове у него, как подозревал Рэтар, сейчас возникло очень много вопросов. Хорошо, что простые всегда считают богатых странными, а уж что до знатного главного дома – тут, по их мнению, вообще все безумные.

– Ты старейшина Кэлтога? – спросил феран, понимая, кто перед ним и вопросом выводя мужчину из забытья.

– Да, достопочтенный феран, – тот кивнул, встретился с Рэтаром взглядом.

– Ты долго шёл. Что у вас произошло?

– Я… мы… – он отчаянно пытался найти слова, чтобы начать, ему стало тяжело дышать и хотя он явно не видел другого выхода, чтобы решить свою проблему, но сейчас был готов уйти не с чем, потому что слова застряли в глотке.

– Просто дыши, – отозвалась Хэла, не отрываясь от рисования. – Вдох-выдох, начни сначала и всё будет хорошо.

Рэтар ухмыльнулся.

– Хэла, – пояснил он мужчине, – наша чёрная ведьма.

Тот кажется совсем потерялся, испугался ещё сильнее, но смог совладать с собой, а может это Хэла заговорила его, поклонился ещё раз и продолжил:

– Мы писали в корту земледельцев, несколько луней назад, но ответа не пришло. В прошлый сбор урожая к нам пришли новые книты Юрга, которые сейчас за спорной землёй смотрят, – старейшина развёл руками. – Они сказали, что хотят забрать часть урожая в счёт платы пользования землёй. У меня четыре поля на земле Юрга и я с них собираю урожай для селения. С остальных тринадцати я собираю урожай для Изарии. Так уговорено было, ещё феран Рейнар Горан, за нас просил, и вы, достопочтенный феран, были тогда митаром, и уговор тот подписывали, отряды тогда стояли у нас…

– Я помню, – кивнул Рэтар.

– Так сейчас книты Юрга новые, просят с нас, как со всех полей, а не только с тех, что на ихней стороне, – мужчина горестно вздохнул. – Были у нас вот перед тем, как мы написали в корту, грозили поля сжечь, коли не выдадим им урожай. Мы отказали тогда, написали в корту, но ответа не получили, а вот нам подпалили траву, которой мы укрываем поля с посевами, хорошо, что дождь был и не занялось всё. А то пропал бы и урожай и селение.

Старейшина кивнул сам себе, будто подтверждая свои слова, нахмурился.

– Я собрался после этого и пошёл в оплот, в Хрант, – продолжил он. – Там хотел с вашими книтами поговорить или со служивыми, чтобы они может помогли нам, хотя бы. Правда же на нашей стороне? Но не дождался я у них там, никто не хотел со мной говорить. А у меня у служивых в Хранте дружок детства, он мне сказал, что феран сейчас в Трите, ну я и пошёл. Вы меня простите, достопочтенный феран, я понимаю, что вам поля мои… я, не… подумайте чего. Просто забот у вас вон сколько, целая Изария, а тут вот… и… простите, но мне больше и идти некуда. Может вы какую бумагу для Юрга напишите, я бы к ихнему ферану пошёл…

И мужчина горестно развёл руками, тяжело вздохнул, потупив взор.

Старейшина был прав в том, что тринадцать полей, с которых он собирает зерно полты, для целой Изарии были, как капля воды в руку. Что есть они, что нет. И в тех условиях, в которых фернат сейчас жил, было проще не кусаться с Юргом. Рэтару было бы плевать на соседний фернат, если бы не дорога, которая шла через него, используя, которую Изария получала продовольствие, покупаемое в других фернатах из-за проклятых холодов.

Ссора с Юргом означала закрытие дороги – Изарии придётся использовать другие пути, в обход, а это было дольше и дороже.

Рэтар чуял, что происходящее провокация, очередная попытка прижать Изарию, хотя куда уже больше…

– А что будет, если они эти поля забросят, ну вот те, на стороне этой, спорной? – спросила Хэла, не отрывая голову от листа бумаги и судя по всему рисуя уже десятую “лошадку”.

– Так ведь тиры сейчас голодные, – ответил вместо ферана старейшина. – Мы их для себя возделываем, и если перестанем, то меньше будем в схроны Изарии отдавать, так как себе придётся оставлять.

– А если, – она подняла на Рэтара глаза, сейчас такие невообразимо замутнённые, тёмные, он бы поклялся, что пустые, словно она была слепой, – фернат будет меньше с вас брать подать?

– Тогда… но… – старейшина глянул на ферана, понимая, что говорить был не должен, но всё же повёл головой и договорил с досадой: – Тиры-то какие голодные, уважаемая ведьма, мы может и небольшой вклад вносим, но как без полты нашей?

Феран ей едва заметно моргнул, давая разрешение на заговор, который она сейчас, судя по всему, творила, хотя не был уверен, что она увидела это.

– На той стороне колодец есть, так? – спросила Хэла.

Увидела… или может почувствовала.

– Да, – поднял на неё удивлённый взгляд старейшина.

– Придёшь домой, – проговорила ведьма, – соберёшь всех в селении, вот прям всех от мала до велика, ну кроме тех, кто встать не может, ибо немощный. У тебя правда там только один старик такой, так он может и помрёт, пока ты вернёшься…

Мужчина нахмурился.

– Соберёшь и пусть воду черпают из колодца, – продолжила давать указания ведьма. – И на поля со стороны Изарии носят, пока весь колодец не опустеет, чтобы не переставали носить. Хоть в чём пусть таскают, даже малые дети не должны стоять на месте, ясно? Вычерпаете и тогда…

– Так как из колодца воду вычерпать, он же наполняется, – заворчал мужчина, видимо привычный так обращаться с женщинами.

– Ты меня слышал, нет? – повернулась к нему Хэла, отчего старейшина сразу же побледнел и кажется забыл как дышать, не то что спорить. – Сказала, что вычерпаешь, значит кончится там вода, понял? Я тебе не предлагаю воду в решете таскать! Вода кончится, когда последнюю каплю на последнее поле выльешь. Коли сделаешь так, то десять тиров о пожарах можешь не думать, хоть что будет, не сгорит ни земля и дом ни один.

Лицо мужчины просветлело.

– Поля со стороны Юрга можешь больше не трогать, я снижу тебе подать, – сказал Рэтар.

– Блага вам, достопочтенный феран, долгих тиров и здравия, процветания дому вашему и нам с вами радости большие, – стал кланяться старейшина.

Феран лишь кивнул.

– Напишу тебе бумагу для книтов в Хранте, отдашь им на обратной дороге.

– Достопочтенный феран, боги вас хранят! – мужчина словно перестал быть прямым, словно облегчение его расслабило, успокоило.

– Брок, – позвал Рэтар и когда он пришёл на зов попросил: – Отведи старейшину к Мите, пусть покормит его, пока я бумагу охранную напишу. Потом придёшь за ней.

– Отправь бедолагу через портал, достопочтенный феран, всё быстрее домой попадёт, а то уж больно он боится, что погорит у него там всё, пока он тут ходит туда сюда, – заметила Хэла, снова приступив к рисованию.

Старейшина потупил взор, потом хотел что-то сказать, но не стал.

– А вот это ты брось, – отозвалась ведьма на это. – Вот если не будет человек этот воду таскать, значит виноват, значит раскаяния в нём нет, а коли будет значит сожалеет… подожди, посмотри, а потом и делай, что хочешь.

– За поджог у нас смертный приговор, уважаемая ведьма, – горестно заметил мужчина.

– И что теперь всем головы рубить? – фыркнула Хэла, а Рэтар переглянулся с Броком. – Даже, если вина есть, да горя не случилось, а человек уже и сам сто раз пожалел, что сделал неладное? Правда твоя кому принесёт покой и радость? Землю любить одно, так и людей забывать не стоит.

Старейшина посмотрел на неё с каким-то нескрываемым горем, может даже злостью, словно она ударила по больному, но Хэла не удостоила его взглядом, она всё сказала, и конечно понял её только старейшина и больше никто. Да и может оно было не нужно.

Брок вывел мужчину и Рэтар протянул руку, чтобы попросить у Хэлы тлис, чтобы написать бумагу для книтов в ближайшем оплоте к селению Кэлтог.

– И всё? – спросил он, выписывая на бумаге указания для книтов в Хранте.

– И всё? – переспросила Хэла, посмотрела уже совершенно нормальным и привычным взглядом.

– Не будет сапог, земли, поплевать, кусок от платья оторвать, кровь кому пустить?

– Да, ну, тебя, – ведьма надулась и сложила руки на груди. – Если бы я знала как оно работает. А я не знаю. И заговоры на воде лёгкие. Вот. На земле тоже ничего. А если вместе то вот вообще фигня. С огнём сложнее, с воздухом совсем туго, и в темень лучше вообще не делать заговор. Я просто знаю.

Рэтар улыбнулся. А за дверью послышалась возня и в дверь заглянул Брок.

– Тут эти двое рвуться… может их прибить, Мирган спрашивает.

– Пусти, – вздохнул феран.

В дверях появились двое мужчин. Такие крепкие изарийцы, со знаками корты земледелия на одежде. Они зло переглядывались друг с другом и Брок встал между ними, явно готовый к обороне и защите ферана. Рэтар нахмурился, хотя хотелось смеяться, он и сам не понимал почему, но картина была весьма нелепой.

– Достопочтенный феран, – начал было один из молодцов, вобрав в лёгкие воздуха, но тут Хэла рассмеялась.

Все уставились на неё, а она смеялась и кажется вообще не могла успокоится, а может и не собиралась. Брок улыбнулся, а вот Рэтар нахмурился ещё сильнее. Что до двух мужиков, то они смотрели сначала с непониманием, а потом с обидой.

– Серьёзно? – выдавила из себя ведьма и повернулась к ним лицом. – Нет, правда? Вы вот с этим… божечки мои, помереть со смеху можно. Сейчас отдышусь…

Хэла попыталась успокоится, но ей всё равно было смешно. Потом она встала и пересела на стол. Голос её был всё ещё весел, но когда она начала говорить Рэтар заметил, что в нём отчётливо слышалась злость.

– Вы с этим пришли, чтоб вам, к ферану? – спросила ведьма. – У вас совести хватило и времени в дороге не было достаточно, чтобы уже нажраться цнели и решить вопрос ваш глупый самостоятельно? Или вам налить может? Так это мы быстро. А потом пинка вам обоим под зад так, чтобы прям до дома мотивации хватило, благо там вот у командиров сапоги чешутся.

Один из них попытался что-то сказать.

– Ты мне зубы не заговаривай, – Хэла заставила мужчину подавиться словами. – А то я сейчас смеяться перестану, шутить устану и, за то что вы время своего ферана тратить пытаетесь на разбирательство склок своих домашних, наговорю вам чего похлеще!

Потом она снова рассмеялась.

– Ща, момент, решу вам всё. Ты, значит, – ведьма ткнула пальцем в одного, – телыгу продал, потому что тебе его, – ткнула в другого, – жена, или как там у вас, супруга? Да. Его супруга, когда ты ей задницу наминал это сделать сказала? Так? Ай-яй! А тебе, его жена почти в той же ситуации, сказала телыгу у этого купить? Красота, чёрт! И тут телыга с приплодом оказалась и, твою налево, родила. Животноводы хреновы, ей богу! И теперь что? Доплаты охота? А тебе, чего?

Они оба стояли вытаращив глаза и были безумно напуганы, а Хэла говорила со смехом и злостью – Рэтар никак не мог понять, как у неё вообще так получалось.

– Короче, – ведьма махнула рукой. – Через, когда там телыга новая будет уже в состоянии без мамки жить, отдашь ему её, а пока так – молока будешь ему давать. А вот хватит, я сказала и нечего мне тут вопросы дурацкие задавать, – проговорила она, хотя понятно, что никто не мог и слова сказать. – Напустить бы хворь на вас, что припёрлись. Будто у ферана без вас голова не болит! Кыш отсюда, убогие!

Брок вывел обоих ошалевших мужиков под локти.

– И бабами поменяйтесь вообще. А лучше уже сами по себе живите друг с другом. Тьфу ты! – прокричала она им вслед и снова рассмеялась. – Нет, ты понимаешь? Вот я вообще не понимаю. И жаль, что я тебе хорошей обещала быть, а то ну прям грех не поизводить вот таких тугоумных, а? Телыгу пришли к ферану делить…

Она так и сидела на столе и смеялась своим до безумия заразительным смехом, таким звонким, ярким, открытым и доводящем до края, до самой грани.

Рэтар встал, протянул к ней руку и, мягко схватив за ворот платья, потянул на себя. Хэла легла в его руку и он накрыл её рот своим. Глаза её полыхнули – сначала удивлением, потом страстью. Перетащив её на свою сторону стола и прижав к себе, он всё не мог остановится и целовал, целовал…

Здесь никто не целовался долго, и это было не так, как делала она, но Хэла – от её поцелуев он терял своё хвалёное самообладание, холодная кровь вскипала, его пробирало до костей. Она кусала губы, её язык проникал в его рот и начинало тянуть и рваться. Он сходил по ней с ума.

Её ноги обхватили его, спина выгнулась дугой.

– Рэтар, – выдохнула Хэла, когда он на мгновение прервал эту доводящую до бездны муку.