Текст книги "Дочь мафии (СИ)"

Автор книги: Fosi

– Виноват, – отрезал он. – Если бы я знал, что случится, я бы просто не стал тебя звать, несмотря на то, что я не могу сказать “нет” одному из верховных эйолов, но я мог просто что-то придумать, чтобы не подвергать тебя этому унизительному, даже не знаю, как назвать… смотру…

И он нахмурился, издал недовольный звук, словно рыкнул.

– Прости, – а это уже было сказано невероятно мягко. – Мне очень жаль.

– Хорошо, – Милена видела, что ему тоже тяжело, ну не могла она настолько плохо разбираться в людях, ведь да? – Я не виню тебя, я понимаю, просто мне нужно время, чтобы переварить, в смысле понять, что произошло и успокоиться.

Он понимающе кивнул.

– Слишком быстро иду? – спросил он внезапно.

– А? – она уставилась в его лицо в недоумении. Перемена темы была для неё молниеносной.

– Ты запыхалась, – пояснил Роар.

– Я просто, – кажется вся кровь её организма сейчас сосредоточилась где-то в районе щёк. – Давно не ходила.

– И болела, – заметил он, улыбаясь. – Хорошо, можно и медленнее.

– А ничего, что я иду с тобой в селение? – он пошёл медленнее, напряжение после его извинений немного прошло и она решилась задать вопрос.

– Нет, а что такое? В смысле, что может быть не так? – спросил он и слегка нахмурился.

– Ну, я ведь ведьма, – она стушевалась.

Роар усмехнулся:

– Для начала понятно, только то, что ты из серых, но ведьма или простой призыв не определить, – пояснил митар. – Это могут видеть только маги и эйолы, но не остальные люди. Кстати, нужно будет надеть капюшон, когда подойдем, потому что серым нельзя ходить с непокрытой головой.

– Но на кострах же было не важно?

– Это было у нас в доме, а сейчас мы вне его, и желательно соблюдать это правило, – кивнул он. – На самом деле оно не только для серых, но и для всех женщин. Даже знатные обычно придерживаются его.

– О, понятно, – ответила Милена. – Но я не против, я просто спросила.

Роар одобрительно улыбнулся.

Селение было чем-то похоже на аккуратный уездный городок. Они с Роаром прошли по мощённой камнем основной улице. Все кого они встречали улыбались им, кланялись и здоровались с достопочтенным митаром.

– Здесь в основном ремесленные мастерские, – пояснял он ей пока они шли. – А с этой стороны дома воинов, которые не имеют семей или тех, кто находится сейчас на службе, но живёт в другом месте. Дома могут разместить несколько отрядов, при необходимости. Будет тесновато, но жаловаться мы не привыкли.

Основная улица шла от замка до середины селения – огромной площади, круглой по форме. На площади было несколько достаточно примечательных зданий.

– Серый дом – это дом веры, – сказал митар, указывая на одноэтажное строение с чем-то напоминающем цокольный этаж, – Так же в нём живёт эйол. Эти здания принадлежащие кортам – в Трите есть корты земледельцев, скотоводов, кузнецов, пекарей, ткачей и дом корты служения. Туда можно прийти, если хочешь стать воином.

Все дома были разноцветными и это чем-то отдалённо напоминало какой-нибудь европейский городок. Ухоженная главная улица, несмотря на холодную погоду была чистой и опрятной, площадь была большой, посередине был каменный помост. Милена нахмурилась разглядывая его, почему-то подумала про лобное место.

– Побудь здесь, – митар указал на скамью возле дома служения, – мне нужно зайти к эйолу, а потом пройтись по каждому дому корты и собрать у них прошения, выслушать замечания и прочее, к ним тебе будет можно со мной, но к эйолу нельзя. Так что начнём с него.

Мила кивнула и осторожно присела на каменную скамью, одну из тех, которые стояли перед каждым из домов и образовывали круг.

– Не переживай. Воины знают, что серые под защитой ферана, никто не тронет тебя, а я постараюсь побыстрее, тем более, что с ним я уже виделся недавно, как ты знаешь, – и лицо Роара стало хмурым и даже злым.

Она ещё раз кивнула и попыталась улыбнуться, чтобы показать, что всё хорошо. Митар просветлел и отправился в стоящий рядом с домом служения серый дом.

На площади было достаточно людно. В основном это были дети и подростки. Они играли, бегали, смеялись – за ними было интересно наблюдать. К ней действительно никто не подошёл. Воины и вправду не обращали на неё внимания, а дети – им кажется она была интересна, но скорее только потому что она была одета в серое.

Мила уже поняла, что цвет некоторых одежд был действительно значимым. Простые свободные люди видимо не надевали на себя серое. Серый был только для призванных, а они сами были чем-то диковинным для простых людей.

Вот и сейчас несколько девочек остановилось неподалёку от неё и внимательно её изучали, шушукаясь между собой, но потом они встрепенулись, поклонились и исчезли.

Это был Роар, который действительно быстро вернулся.

– Привлекла внимание? – улыбнулся он, кивая на детей, и протянул ей руку, чтобы помочь встать.

– Серый цвет у всех ассоциируется с призванными?

– Ас… что? – нахмурился митар.

– Ой, прости… – Милена смутилась, – сейчас… ну… в смысле серый это цвет только для тех, кого призвали и когда люди видят его они сразу думают о призыве?

– А, – понял митар и согласился. – Да.

– А почему тогда дом веры серого цвета? – спросила девушка.

– Потому что, когда их строили, тут не было призыва, – объяснил Роар. – Серый цвет был символом смирения и так как люди верховного бога, то есть эйолы, являются символом смирения оттого и цвет дома веры – серый.

– А одежда? Она вообще ни разу не смиренного цвета, или это потому что серый стал цветом призванных? Типа поменять цвет дома сложно, а одежды легче? – они подошли к дому корты ткачей.

– Вообще нет, – митар улыбнулся её размышлениям. – Эйолы всегда носили одежды цвета трижны, и это не менялось уже много сотен тиров, – он повёл плечами и постучал в массивную дверь, на которой было изображено какое-то устройство. А Милена отметила для себя очередное странное – оранжевый или рыжий здесь называется цветом трижны. – Это связанно с самим богом, которого они почитают, – добавил митар.

– Они? – удивилась Мила. Она-то думала, что все тут почитают.

Но ответить Роар не успел – дверь открылась и оттуда выглянула высокая статная женщина, с покрытой головой и одетая в простое платье одного из оттенков синего.

Милене показалось, что синий был тут основным цветом. Может во всей Кармии, может только в Изарии – ведь она не видела других мест и людей. Хотя женщина, которая была с эйолом – одета была в платье глубокого жёлтого цвета, такого как одуванчик.

Но синий точно был основным для дома Горан – феран, митар, бронар носили всегда определённые оттенки этого цвета. Ещё ей вспомнились ленты на платьях наложниц и объяснения Хэлы.

Что до попадавшихся людей, то они носили тоже одежды синих цветов, но оттенки были другими.

“Как классические джинсы”, – подумалось девушке.

Мила, стоя немного сбоку за спиной Роара, изучила женщину – та была настоящей, как уже по аналогии с другими женщинами могла судить Мила, изарийкой. Рослая, статная, с приятным лицом, со светло-карими глазами, волосы были убраны под головной убор, такие Мила видела на служанках в доме, такие же могли носить и серые, но они предпочитали привычные белой ведьме платки серого цвета.

Женщина и Роар поприветствовали друг друга, он спросил есть ли у корты прошения к ферану и устные просьбы, а женщина отдала ему несколько сложенных листков, потом он пожелал корте процветания, а она пожелала дому силы и верности. На том они и разошлись.

– А что это на дверях? – спросила Милена, когда дверь закрылась.

– Это ткацкие инструменты, – ответил Роар и направился к другому дому.

Так они обошли почти все дома. В предпоследнем доме корты пекарей их угостили хлебом – свежим, ещё горячим и очень вкусным. Хлеб правда здесь был совсем другого вкуса и даже цвета, очень отличался от того, к которому привыкла Мила, белого вот вообще не видела ни разу. Правда на вкус ей действительно нравился.

– А почему ты не ходил к дому военных? – спросила она, когда они сидели на скамейке и грелись на солнышке, точнее в лучах двух светил, которые сейчас были на небе.

– А зачем? Про них мне всё известно, – улыбнулся Роар.

– А много вообще существует корт? – поинтересовалась белая ведьма.

– У нас в Изарии чуть больше десяти, – пожал плечами митар, – но всё зависит от ферната.

– Здесь красиво, я имею ввиду на площади. Дома корт так строили специально?

– Да, – кивнул он. – Трит, замок, строил мой данэ. И селение облагораживали тогда же. Данэ любил порядок во всём, а ещё не любил лишних, эм, как сказать, – митар слегда задумался. – В Зарне, например, дома корт находятся внутри второй крепостной стены, а люди живут в непосредственной близости от замка. Данэ это не нравилось, поэтому здесь замок в одном месте, а селение в другом. Недалеко, но…

И он развёл руками.

– Данэ вёл уединённый образ жизни, а после – нам, когда жили здесь, было плевать, маленькими мы бегали в селение и проводили здесь много времени, играя с местными детьми.

– А от площади расходятся дороги в разные части селения? – проговорила она скорее сама себе.

– Да, каждая часть принадлежит какой-то из корт. Раньше мы там много играли и больше всего раздражали мастеров кузнечного дела, потому что у них было опасно находится, но нам было всё равно, – Роар улыбнулся своим воспоминаниям. – Хорошее время было.

Милена залюбовалась им.

Тем временем дети на площади пришли в суетливое движение – старшие стали звать младших и спешно уходить с улицы. Митар нахмурился и, встав ногами на скамейку, посмотрел поверх крыш.

– Рваш, – выругался он, спрыгивая. – Так, давай быстро забежим к скотоводам и попробуем успеть до того как ливанёт.

Девушка с непониманием уставилась на него, но без вопросов встала и пошла к двери последнего на их пути дома корты скотоводов. Роар постучал, дверь открыл неприятного вида суровый мужчина, лицо которого немного просветлело, когда он увидел перед собой митара. Роар постарался побыстрее забрать прошения и спросил про просьбы, на что мужчина нахмурился и впал в раздумья, но митар его вернул обратно, сообщив, что ждать не намерен, так как надвигается ледяной дождь. Мужчина из корты скотоводов предложил укрыться у них в доме, но потом увидел за спиной митара девушку в сером и, видимо, пожалел о предложении. Впрочем Роар отказался.

– Ты отказался там оставаться из-за меня? Меня нельзя пускать? – спросила белая ведьма, когда они быстрым шагом отправились в сторону дома, пытаясь уйти от надвигающихся тяжелых туч.

– Не думай об этом, – отозвался Роар и обернулся на невообразимо быстро приближающуюся стихию.

Они прошли полпути от селения до дома, как стало невыносимо холодно – дорога прямо на её глазах покрылась инеем, а потом наледью, словно это было колдовством. Тело продрогло до костей, а потом стали падать капли дождя. Они были огромными, больно били и расползались по ткани огромными мокрыми пятнами.

– Милена, видишь вон то строение? – Роар указал на стоящее чуть поодаль от дороги здание, похожее на небольшой амбар. – Бежим туда, быстро.

И она поняла, что всё очень серьёзно. Бегала она вообще-то быстро, но тут эти дурацкие юбки платья мешали просто ходить, не то что бежать. Потому подобрав их к себе, Милена рванула вперед со всего своего умения, которое пока не растеряла, несмотря на то, что, находясь в этом мире, практически не занималась спортом, а лишь рефлексировала над своей участью, совершенно кажется забыв о том, что можно в целом и здесь себя держать в тонусе.

Добежав до постройки, она обернулась, но в тот же момент была подхвачена на руки Роаром и они ввалились внутрь, а всего через мгновение снаружи началось такое, что Милена даже забыла как дышать.

– А оно не развалиться? – выдавила она, посмотрев наверх и слыша страшный бой стихии о, как ей показалось, достаточно ветхое строение.

– Выдержит, – Роар отпустил её из своих рук и вернулся к двери, чтобы закрыть её.

– Оно чьё-то? – спросила он, потирая предплечья, чтобы согреться.

– Оно принадлежит фернату, как и сотни других бринт, которые построены так, чтобы путники могли укрыться в них, если ледяной дождь застанет их врасплох в дороге, – ответил митар. – В этой правда, как видишь, давно хранят часть корма для скота. Потому что укрыться можно в селении или в доме.

Мила обернулась и увидела сквозь сумерки помещения сваленные тюки сена, мешки с чем-то, может зерном?

– Замерзла? – спросил Роар, подойдя к ней и взяв её руки в свои.

По сравнению с его руками её были ледяными, она поняла, что не чувствует пальцы. Мила и вправду замерзла, вся. Тело кажется задеревенело от холода, или это от того, что Роар был так близко и жар его тела причинял физическую боль.

Он растёр ей руки и подышал на них, отчего её словно током ударило. Внутри всё застонало, завыло, ей хотелось ещё больше – чего? Да какая разница чего?

Голова кажется стала похожей на пустой котелок, в котором была только одна мысль, которая шальной мухой билась о стенки и звенела-звенела-звенела… И тут, словно услышав эту мысль, Роар стал целовать её пальцы.

Милене показалось, что умереть было бы проще.

Никогда в своей жизни ей так сильно не хотелось чего бы то ни было, никогда она не думала о себе, как о женщине, думающей только о мужчине и его… да что ж такое?

Но вот сейчас всё, всё в ней хотело только одного. Каждая клеточка её тела желала и пресечь это было бы попыткой сродни остановить мчащийся на полной скорости локомотив. От этого не спасёт ничего – разве что выйти сейчас наружу и может тебя убьёт ледяной глыбой нафиг. Но было сомнение, что и это мало поможет.

Губы Роара были тёплыми, нежными, когда он опустил её руки и прикоснулся пальцами к её щеке уже было понятно, что ничего ни он, ни она не смогут поделать с собой и друг другом, чтобы остановиться.

Его губы слегка коснулись её, и… всё – пелена от одного этого хрупкого, невесомого прикосновения, только невообразимое чувство желания обладания другим человеком, окрыляющее и пьянящее.

Роар поцеловал уголок её губ, потом щёку, потом снова губы. Её руки легли на его шею, пальцы зарылись в волосы, она приподнялась на мысочки.

Но… он зажмурился и отстранился. Взвыл, ругнулся, руки его перестали обнимать её лицо и стало невообразимо холодно и так… так… словно было темно, а потом вдруг кто-то включил свет и такой моргаешь, пытаешься понять, что происходит и привыкнуть к другой обстановке.

Руки Милены стали сиротливыми ветками, кажется она была готова заплакать от обиды… Почему, почему он так поступает? Она чувствовала себя маленькой девочкой, которая потерялась и стоит одна посреди огромного ничего, а рядом никого нет и это страшно, и это обидно, и это… “Ну, пожалуйста, обними меня снова, не бросай меня, прошу тебя!”

В полумраке девушка видела его спину, такую огромную, надёжную и такую сейчас далёкую, хотя вот она – протяни руку и…

“Милка, дура, да протяни же, чёрт, свою руку”, – сознание снова заговорило внутри голосом Хэлы.

Роар тяжело дышал и, даже сквозь этот грохот, девушка слышала это его тяжелое дыхание. Он потёр шею, потом развернулся, когда рука её уже почти решилась сделать движение и дотронуться до него, чтобы не было хотя бы так отчаянно печально и страшно.

– Я не могу, понимаешь? Скажи мне… разреши, иначе я не могу, – шёпот его обжигал, клеймил раскалённым железом прямо где-то глубоко внутри. – Или запрети и… я…

– Тебе можно всё, – проговорила Милена, так слабо, что сама себя не слышала, у неё не было сил, дыхание перехватило, желание душило и сводило с ума, и она никогда прежде не испытывала ничего подобного, как завороженная, умирая от его взгляда полного отчаяния и мольбы.

Если бы нужно было больше, то она бы не смогла, не смогла бы ничего из себя вытащить. Но больше не понадобилось.

И вот именно сейчас она узнала, что бывает такое, когда тебя трясёт дрожью только от того, что тебя раздевают, целуют каждый обнажающийся кусочек кожи, что ты хватаешься за кого-то, словно тонешь, а главное это так естественно для тебя, что как ты вообще жил раньше? Как можно было вообще жить без вот этого? Без этой нежности, этой ласки, которые одновременно такие невообразимо мягкие и жёсткие, словно пытка.

И разве можно содрогаться, почти кончая, только от того, что кто-то целует твою шею и шепчет тебе слова желания, говорит тебе, какая ты невероятная… ладная… хрупкая… красивая… маленькая… сводящая с ума…

Милена впервые в своей жизни испытала что-то подобное. Что-то там про правильного человека всплыло в её голове, когда Роар вошёл в неё и это было таким диким безумием, потому что – а можно так будет всегда? Можно, чтобы он не останавливался? Можно, чтобы не кончался этот дождь, можно теперь здесь будет её реальность?

Эта невыносимая мука и одновременно сводящая с ума истома, которая заставляет терять связь с окружающим миром. Такое не бывает по-настоящему, такое только в книжках пишут, когда вот он внутри, а ты уже от одного этого где-то на грани… можно? Правда? Или она просто такая ненормальная извращенка, или она чокнутая, может ей к врачу, может она больна… а может умерла?

Роар держал её крепко, жадно прижимая к себя, она чувствовала себя самой-самой, у неё будто крылья были… какая же глупость, до слёз… боже… она рыдает?

Милена пришла в себя, когда взмокшая, словно в горячке, прижималась к Роару, будто он был сейчас всем её миром, но холод был теперь реальным, щипался и возвращал в реальность.

– Ш-ш-ш-ш, – он прижимал её к себе и гладил по голове, целовал в висок, лоб, нос, глаза, полные слёз и губы, и она чувствовала соль на них и мягкость, с которой он с ней обращался её доводила до грани истерики.

В её жизни было всего два мужчины. Роар был третьим. Что она могла бы знать о том, как что происходит на самом деле? Или может бывает по-другому, когда после тебя обнимают, успокаивают, просто… любят…

“Да ты с ума сошла? – начала она отчитывать себя. – Вы просто занялись сексом, никто никого не любит!..”

И Милена приказала себе запретить накручивать себя, запретить сходить с ума, но как можно остаться в рассудке, когда этот мужчина вот такой?

– Знаешь, – он погладил её по бедру, потом поднялся выше к талии и дальше, и по коже пробежала дрожь, – я вижу, что оно крепкое, вижу, но всё равно прикасаюсь и мне кажется, что я могу его сломать, словно оно самое хрупкое, что я в своей жизни держал в руках.

Роар потянулся и подтянув к себе свой плащ, укрыл им Милену. Стало так тепло и одновременно невыносимо тоскливо.

Всё?

– С тобой я вообще ни в чём не уверен, словно вообще всё в первый раз, – прошептал он, целуя её за ухом. – Никогда не был таким неумелым и криворуким…

“Он пошутил? – взвилось внутри. – А что бывает, когда он умелый и пряморукий? Она бы умерла от удовольствия? Смерть, которой все будут завидовать? Она сама себе будет завидовать”.

Роар поцеловал её в ухо.

– Это обычно я всё порчу, – совершенно не к месту заупрямилась Милена, – и это я неумелая, неуклюжая и криворукая. Сам же видел, как я умею умываться в реках.

Он прижал её к себе и рассмеялся. Кажется в этом мире можно было жить просто потому, что в нём был смех Роара. Милена решила, что наверное всё-таки чокнулась…

Осознание тишины навалилось неминуемо и упрямо говоря, что сказка закончилась.

– Роар, дождь прекратился? – эти слова она прошептала, но показалось, что прокричала.

– Угу, – кивнул он ей в голову. Они так и лежали вжимаясь друг в друга, боясь отпустить, потому что оба оказывается боялись всё испортить.

– Ты не хочешь уходить? – спросила она, и тут же отругала себя за очередную смороженную глупость.

– Нет, – шепнул Роар. Он полежал ещё немного, но потом со стоном сел, оставив её осознавать свершившийся факт того, что всё закончилось и вполне возможно никогда больше не повторится. – Но надо собираться, иначе, если мы не появимся через какое-то время за нами отправят отряд. Тебе помочь одеться?

– Не надо, я сама, – Милена улыбнулась. – Спасибо…

Митар как-то странно повёл головой, стал понурым, и она подумала, что может надо было согласиться на его предложение.

– А что делать, если попадёшь под этот дождь? – спросила девушка, чтобы побороть в себе эти мысли и потому что одеваться молча было невыносимо и тяга к разговору была скорее чем-то нервным. – Не спасёшься?

– Почему? Нормально, – митар натянул рубаху. – Нужно лечь на землю, руками обхватить голову, а ноги подтянуть к груди. Скорее всего отделаешься синяками и горячкой.

– Говоришь, как специалист, – и до того, как он удивился неизвестному слову, пояснила его. – То есть тот, кто знает в этом толк. Или тут всех учат, как быть, с самого детства?

– Учат обязательно, но я, когда был ребенком, действительно попал под ледяной дождь, – ухмыльнулся Роар. – С одного бока был весь в кружочках синяков от ударов льдин и дождя, а потом ещё мирты три-четыре лежал в горячке, но, как видишь, обошлось.

– Как так случилось? – девушке казалось, что ему тоже проще от простого разговора. Милену-то вообще рвала на куски мерзкая болезненная тоска.

– Риван меня подставил, – ответил митар. – Бросил одного и не пустил в бринту, думал, что я успею добежать до дома, а я не успел.

– Риван? – нахмурилась она.

– Младший брат Рэтара, – пояснил Роар.

Милена начала соображать, пытаясь понять, что с этой информацией не так, никто никогда не говорил о брате ферана, так может…

– Никто никогда не говорил, что у достопочтенного ферана есть брат, – Роар уже оделся и ей пришлось поторопиться, но шнурки на платье никак не поддавались.

– Был, – мужчина подошёл и аккуратно помог ей застегнуть платье. – Он утонул в Нраве. Давно.

Милена хотела сказать, что ей жаль, но вспомнила один из самых первых их разговоров – ей не о чем сожалеть, если она не при чём. Роар погладил её по щеке, отряхнул её плащ, на котором они лежали и сначала накинул его, а потом сверху ещё и свой.

– Там сейчас очень холодно и скользко, – пояснил он свои действия. – Пойдём не по дороге, а вдоль неё, хорошо?

– Хорошо, – согласилась Милена. – А ты разве не замёрзнешь?

– Нет, – шепнул он ей в ухо и поцеловал в шею, отчего вся кровь снова собралась на щеках, а мурашки поскакали, как ошалелые по всему телу.

До дома они дошли молча. Милена сосредоточено скакала между ледяными кусками, пытаясь не навернуться на ровном месте и не плюхнуться попой в какую-нибудь ледяную грязную лужу. Роар помогал, поддерживая или протягивая ей руку, помогая не упасть.

Около башен митар махнул стражникам, чтобы они видели, что он благополучно вернулся.

Зайдя в такой уже знакомый и кажется ставший привычным коридор, Мила ощутила пустоту внутри и тоску, но тут Роар, обняв её сзади за талию, утащил в сторону того самого пролёта лестницы, ведущей в подвалы. В прошлый раз в её голове была совершенно бессовестная мысль о том, чтобы он её туда утянул и снова поцеловал, но сейчас мысль уже не была бессовестной, а действие окрыляло и дарило тепло и возбуждение.

Он снял с неё свой плащ, перекинул себе на плечо, а потом, подхватив одной рукой так, что она в прямом смысле слова уселась на неё, поднял перед собой. Вторая рука легла на её шею. Наверное надо было что-то сказать, но она просто поцеловала его, сама, потому что внутри было ощущение, что всё это только на сейчас, что потом ничего не будет, всё уйдёт и не вернётся… она всё испортит… он всё испортит… они всё испортят… да какая разница?

Может это последний раз, когда она может его поцеловать?

– Беги, маленькая – прошептал Роар ей в губы, когда она отстранилась, и вернул обратно в коридор, оставаясь там, на лестнице. Вернул её в реальность. Страшную, одинокую и холодную.

Глава 20

Когда-то давно, когда Хэла была не здесь и вовсе не Хэлой, когда тело было идеальным, но идеальным она конечно же его не считала, когда в голове был страшный винегрет неуверенности и ничего бы не могло этого исправить, даже шоковая терапия, а если и могла помочь, то лоботомия, она верила, что любовь спасёт мир. Ещё верила в чувства на всю жизнь, и свято считала, что всё должно идти своим чередом. Но теперь…

Спустя много-много боли, слёз, отчаяния, предательств, похереных нервов, похороненных надежд и начинаний, потеряв веру в лучшее и возможность стать кем-то, кто намного выше всего того дерьма, в которое вообще может вляпаться человек, находясь в якобы здравом уме и твёрдой памяти – да нет, конечно! И вот Хэла стала, наконец, другой.

Нет, она смотрела на себя со стороны и творила всю эту дичь, потому что могла себе это позволить. Да… в той жизни она тоже была любимицей, ну как говорили её друзья, “публики” и душой компании. Без неё никуда, говорили они, но потом оказывалось, что она одна во всём этом жутко пустом и мёртвом мире, и даже музыка перестала её спасать. А когда музыка не спасает – это провал. Это конец. Нечего ловить. Не на что надеяться.

И приехало в голову вот, что пока сама в себе не найдёшь сил, никто не сможет помочь тебе, даже если очень будут стараться. И наконец – ну, конечно, не в мужиках счастье.

Но – мудрость мудростью, старческая особенно, однако…

Наверное иногда всё-таки в них тоже можно что-то такое найти. Иногда воет волком оголодавшим всё внутри и требует того, чем может поделиться с тобой другой человек.

Для Хэлы желательно было, чтобы мужик, желательно с силой и внутренним стержнем, ну и чтобы половой немощью не страдал. Ей было важно, другие как хотят и как нравятся, каждому своё – вешать ярлыки она никогда не любила, даже если и врала себе, то… да и – кому-то и с самим собой хорошо, кому-то объятий достаточно, а ей нужен был обмен жидкостями, как бы может отвратительно это не звучало.

И, если бы здесь была возможность сходить к специалисту вправляющему мозги, то она определённо посоветовала бы Милене терапию. И хотя самой Хэле, там давно, в другой жизни, это мало помогало, потому что она всегда была слишком желчной, слишком язвительной, фонтанировала иронией и доводила специалистов до белого каления, хотя умела быть хорошей девочкой (потому что ну а что люди скажут?), но то она, а Милена дело другое.

У девочки прям на лицо был целый букет всякого дерьма психологического, в котором бедняжка тонула, причём не пытаясь выплыть, а ещё больше себя погружая внутрь. И психотерапия бы помогла, вставила бы на место, вскрыла то, что надо, заштопала то, что необходимо, потому что Милка была ведомой, открытой, светлой, чёрт!

Но специалиста, понятно, не было, сама Хэла предпочитала всё же давать порой советы, да и просто – или ты друг, или психотерапевт, так что осталось пройти тот самый последний и всегда действующий волшебный трах.

Нет, Хэла ненавидела всех этих “экспертов” лавок, говорящих всем подряд “мужика тебе надо хорошего, тогда и встанет всё на свои места”! Ага, как же… встало, село, легло и нах пошло! Тьфу! Но всё же порой нельзя было игнорировать тот факт, что феерический секс с правильным человеком и в правильный момент жизни, вполне так себе мог поставить всё на свои места. Хотя, конечно, нюансы тоже были, но была ли возможность выбирать?

– Хэла, там начался ледяной дождь, – в комнату серых влетели Лорана, а за ней Карлина. Обе серые выглядили обеспокоенными.

Две эти девчушки были наверное ближе всего самой Хэле.

Карлина была хоть и молоденькой, девчонке было годикой двадцать два-двадцать три, но в своём мире была учёной, и была хладнокровной, рассудительной. С ней можно было поговорить о всяких умных вещах, чтобы мозги в кисель не превращались. Ещё Карлине не нужно было объяснять простые и естественные вещи, которые многие серые или здешние девушки не понимали и не знали, а порой и вообще не считали нужным узнавать.

Лорана была из всех серых самой взрослой, ну относительно – примерно лет на двадцать пять. Но в своём мире она была одинокой “старой девой”, которую никто не хотел брать замуж из-за того, что она была… светловолосой. Это считалось каким-то там жутким пороком или ещё какой-то диковатой условностью. В детстве родители красили её волосы в темный цвет, чтобы она не выделялась, а потом когда они умерли, ей это надоело и она перестала делать вид, что она такая же как другие, но с этим друзья и женихи испарились, как вода из кипящей кастрюли.

В конечном итоге случился в один распрекрасный день призыв и её вытащили сюда в качестве серой, и у неё, кстати, очень даже получалось делать неплохие простенькие лечебные заговоры. Как и у Карлины, которая в этом случае вообще сильно возмущалась, потому что считала себя человеком науки, а вот это вот всё, в переводе на язык Хэлы, мракобесие!

Втроём они часто сплетничали и никогда не стеснялись говорить друг с другом на горячие или неудобные темы. В общем был в Лоране и Карлине дух, который был близок и Хэле и, если бы у ведьмы спросили, кому из серых она больше всего доверяет, то она не раздумывая сказала бы, что вот этим двоим.

– И? – Хэла приподняла вопросительно бровь, зная конечно причину их волнения.

– Милены нет, – сомневаясь покачала головой Карлина. – Влетит снова.

– Она с достопочтенным митаром ушла с восходом Тэраф и с тех пор не вернулась, – Лорана и вправду выглядела озабоченной. – А там дождь сильнючий зарядил.

Хэла зевнула.

– Ты думаешь, что достопочтенный митар не знает, как поступать во время ледяного дождя? – спросила Хэла.

– Знает, конечно, – отозвалась та, – но всё равно…

– Так, ты знала, что они ушли, – догадалась Карлина. – Куда?

– Достопочтенный митар вывел нашу истеричную девочку прогуляться, – ответила женщина. – Они пошли в селение и я не думаю, что дождь их застал врасплох. Или они нашли приют в селении, или в бринте.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Нашли приют в селении? Да кто ж его пустит в дом, с серой-то? – Лорана частельно включала скептика и нервную мамку.

– Не думаю, что митару скажут нет. Тем более там есть казармы, – ответила чёрная ведьма. – Думаешь, тут стражники с нами в одних помещениях находятся – это нормально, а там, где они живут, когда не здесь, они типа скажут “нет, достопочтенный митар, как хочешь, но серую, и уж тем более белую ведьму внутрь не пустим, не положено”? Я уже не говорю о том, что митар их самый главный командир.

– Ты, как мне кажется, уж слишком спокойна, Хэла, – подозрительно прищурилась Карлина и села на кровать. – А что, если с ней, что плохое случится?

– Плохое? Это что? Прибьёт дождём? А если ты ещё на что намекаешь – от кого? От митара? – она приподняла бровь и ухмыльнулась. – Да тут нет сейчас надёжнее мужика.

– Хэла, у них искрит, – с сомнением шепнула Лорана.

– Вечно у вас у всех искрит, куропатки, – повела она головой. – Электрики, блин. У меня и ферана тоже, нет?

Девочки переглянулись и потупили взоры.