412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Погуляй » Сборник "Самая страшная книга 2014-2024" (СИ) » Текст книги (страница 90)
Сборник "Самая страшная книга 2014-2024" (СИ)
  • Текст добавлен: 18 июля 2025, 02:16

Текст книги "Сборник "Самая страшная книга 2014-2024" (СИ)"


Автор книги: Юрий Погуляй


Соавторы: Майк Гелприн,Николай Иванов,Максим Кабир,Дмитрий Тихонов,Оксана Ветловская,Ирина Скидневская,Елена Щетинина,Лариса Львова,Юлия Саймоназари,Лин Яровой
сообщить о нарушении

Текущая страница: 90 (всего у книги 353 страниц)

* * *

Я стою на автобусной остановке и плохо соображаю, куда мне ехать. Под стеклом – расписание маршрута и карта города. Перебирая в уме все точки на карте, пытаюсь вызвать в памяти хоть какой-то отклик.

«Южный микрорайон» – мимо. «Судоверфь» – мимо. «Химфармкомбинат» – близко. Кажется, я там работаю. Но мне не нужно на работу. Дальше. «Центральный парк» – мимо. «Улица Юрия Гагарина» – в яблочко. Я живу на улице Гагарина. От того, что я наконец знаю, куда ехать, мне делается спокойней. Вот дура, могла бы просто в паспорт заглянуть. Надо будет запомнить на следующий раз.

Кто мог позвонить мне с телефона убитой девушки? Я просматриваю пропущенные звонки. Есть один. Шесть дней назад. Мне звонят редко. У меня нет друзей и родственников. С работы? Может, они мой номер кому-то дали? Предположим, это Борька. Нет, я не могу такое предположить. Должен быть кто-то еще.

У меня больная, нездоровая память. Я помню много деталей, но упускаю главное.

Вызываю у себя в памяти обрывки воспоминаний, связанных с интернатом. Чувствую: ответ там, потому что кто-то знает обо мне слишком много. Кто-то ждет от меня каких-то действий, какой-то ответной реакции, но у меня с этим сложно. Я так и не научилась реагировать адекватно.

Месяц назад я видела Андрея. Едва узнала его – он так изменился за несколько лет. Просто красавец, от девчонок у него, наверное, нет теперь отбоя. Это была случайная и совершенно необязывающая встреча, мне было немного не по себе, но особого значения я ей не придала. Мы столкнулись у входа в городской парк. Разговор не клеился. Было очень неловко. Как дела, где работаешь, что делаешь? Андрей заканчивал мединститут, похоже, очень этим гордился. Его брали в ординатуру в какое-то суперпрестижное место.

– Может, дашь мне свой телефон, созвонимся?

Я покачала головой:

– Не стоит.

– Ну тогда я дам тебе свой, – Андрей протянул мне листок бумаги, – захочешь, позвонишь.

Мы попрощались. Я скомкала листок и сунула в карман куртки, собираясь выбросить его в ближайшую урну.

Я не вхожу в одну реку дважды – не умею плавать.

Когда мне исполнилось четырнадцать лет, я влюбилась. Это было то самое чувство, на адекватное проявление которого, если верить диагнозу, моральные уроды вроде меня не способны. Андрей был на пару лет старше и казался мне самым умным человеком на свете. Он знал ответы на все вопросы. Статистически, люди с синдромом Аспергера имеют высокие показатели интеллекта. Еще ребенком Андрея поместили в наше заведение с посттравматической идиосинкразией, после того как с родителями произошел несчастный случай. Неизбежность нашего притяжения друг к другу определялась отсутствием других вариантов: мы были самыми функциональными среди неликвидов. Нас многое связывало. Мы могли долго молчать вместе и не испытывали желания смотреть друг другу в глаза.

Мне всегда было интересно, что же происходит от взгляда. Ведь мы все что-то при этом чувствуем, но не все можем об этом рассказать. Почему, например, когда я смотрю в глаза многим людям, мне кажется, что с меня сдирают кожу? И почему, когда я смотрю в глаза Борьке, мне хорошо? Легче всего принять это за выверт больного подсознания, ведь на спине у меня никаких ожогов не остается. Значит, и то, что я вижу, – фикция? Так мне сказал Андрей, а я ему верила.

Собственно говоря, я никогда в глаза ему не смотрела. Кроме одного раза.

Наверное, это тоже было неизбежно.

Андрей стащил у завхоза ключи от подсобки. Курить там было огнеопасно, но кто ж об этом думал? Где он достал вино и сигареты, я не знаю. Мы целовались на куче каких-то мешков, зная, что ночью сюда никто не полезет. Мне не нужно было этого делать, но я подняла веки и увидела. Все еще чувствуя вкус его губ на своих губах, я провалилась в бездну. В зрачках Андрея полыхал огонь. Там, в самой глубине, в пламени горящего дома корчились тела. У них вздымалась волдырями кожа, глаза вываливались из глазниц и лопались гнойными пузырями. Я тщетно пыталась вырваться, но жар пошел по моей спине, пробирая до самого позвоночника. Пахло гарью. Это горела моя плоть, обугливаясь и превращаясь в пепел. Я смотрела в глаза Андрея, когда он входил в мое выжженное нутро, разрывая тонкую ткань бытия, и хотела одного: умереть.

* * *

В кармане куртки карточка с номером психолога. Я набираю номер и жду. Она отвечает сразу.

– Юленька, вы что-то вспомнили?

– Мне нужно поговорить с Леной, которая из аналитического отдела. Вы можете меня с ней соединить?

– Да, конечно. Вы не против, если я останусь на линии?

– Мне все равно.

Трубка плюется щелчками. Проходит какое-то время.

– Лена? Ты можешь посмотреть в своем компьютере статистику по трупам без глаз?

– Что?

– За последнюю пару лет, ну когда трупы без глаз находили.

– Юля, я не могу вот так вот взять, залезть в базу данных и выложить абы кому информацию. Да и вообще, у меня нет под рукой компьютера.

Ну да, абы кто – это я, понятно.

– Лена, компьютер у тебя в офисе на столе. На том столе, где сегодня утром следователь Самохин едва не опрокинул чашку с кофе, когда…

– Откуда ты… Чего ты хочешь?

– Нас ведь слушают, да? Вот и спроси их, пусть ответят на мой вопрос.

– Уже ответили. За последние три года не было убийств с вырезанными глазами. Хотя подожди. Тебя интересуют именно убийства или глаза? Трупы без глаз были. Я тогда только работать начала. Я это дело запомнила, очень уж оно странное. Но оно шло не через убойный, потому как убийств не было. Трупы были из морга, уже заведомо мертвые, просто какой-то акт вандализма. Зачем это тебе, Юля?

Я не отвечаю и нажимаю отбой. Бросаю карточку психолога в урну. Достаю из кармана скомканный листок бумаги. Пристально вглядываюсь в плывущие цифры и, наконец, решаюсь.

– Ну наконец-то. Я уже собирался сам тебе звонить.

– Откуда у тебя мой номер?

– На твоей работе дали.

– Где Боря?

– Приезжай – увидишь.

Андрей называет адрес, при этом доходчиво мне объясняя, что мое молчание в Борькиных интересах.

По адресу оказывается какое-то ателье, похоже давно вышедшее из бизнеса. Андрей ждет меня в машине.

Мы едем за город.

Ночь раскидывает свои крылья над горизонтом, и небо сливается с землей.

Мы молчим всю дорогу.

Старый загородный дом встречает нас темными глазницами окон и гробовым молчанием. Внутри резкий знакомый запах – формальдегид.

– Чей это дом? – спрашиваю я.

– Моих родителей, – отвечает Андрей.

Он врет. Дом его родителей сгорел много лет назад. Он сам поджег его. Теперь я это знаю точно.

Андрей достает початую бутылку коньяка. Разливает в бокалы.

– Ты их тоже коньяком поил, перед тем как?

Мне не страшно. Просто пусто и холодно. Там, в пустоте, плещется о тонкие стенки сознания мысль о том, что Борьку я уже не увижу. Никогда. Но я все равно спрашиваю:

– Где Боря?

– Юля. То, что с нами происходит, закономерно. Мы созданы друг для друга. Мы – одно целое. Я окончательно понял это тогда, когда встретил тебя в парке, хотя, конечно же, догадывался об этом раньше. Мы не такие, как все. Мы – другой, лучший тип людей, и нам нужно держаться вместе. Я пытался найти тебе замену, но не смог. Да, я поил этих девок коньяком, и что с того? Они – обычные. Серая, никчемная посредственность. Я видел их глаза. В них не было ничего, кроме комьев бесполезной плоти. Я знал, что ты позвонишь. Я многое о тебе знаю, как и то, что после меня ты так ни с кем и не сошлась. С твоей стороны глупо делать вид, что я тебе безразличен.

Он ведет меня в полуподвал дома, и я почти не удивляюсь, увидев там стеллажи с полками, уставленными колбами и пробирками. Со всех сторон на меня смотрят мертвые глаза.

– Красиво, правда? – спрашивает Андрей. – Вначале я использовал обычный фиксатор, но он изменял цвет материала, хоть и сохранял структуру ткани. Теперь я достиг идеального баланса спирта, формалина и различных кислот. Тебе нравится? Тебе ведь должно это нравиться.

– Где Боря? – повторяю я.

– Меня всегда удивляло, что ты нашла в этом недоумке, – отвечает Андрей, – но я считаюсь с твоими чувствами. У него особенные глаза, ты говорила. Я запомнил. У меня для тебя подарок.

Андрей протягивает мне колбу, и я впиваюсь в нее взглядом.

– Я постарался не повредить оболочку, когда их извлекал. Обрати внимание, цвет практически не изменен. Я очень старался. Для тебя.

Я знаю, что увижу. Я увижу, как векорасширителем раскрывается глазное яблоко, как крючок заходит в глазницу и рассекает мышцы вместе с глазным нервом, который теперь болтается тонкой бесхозной ниткой. Я увижу, как Борькино тело конвульсивно дергается в предсмертной агонии, но я не могу не смотреть. Беру прозрачную склянку и замираю, как муха на стене. Я ошибаюсь. В мертвых Борькиных глазах я вижу только море, бескрайнее синее море всепоглощающей любви. И себя. И больше ничего.

Кто-нибудь. Пожалуйста. Закройте. Мне. Глаза.

Елена Щетинина
Лягушка – прожорливое брюшко

– В тра-ве си-дел куз-не-чик, – фальшиво гнусавил четырехлетний Кирюша, подпевая песенке и постукивая голыми пятками по дивану.

Алиса уже жестоко разочаровалась в этой, когда-то казавшейся ей прекрасной, идее: подарить племяннику музыкальную книжку – с деревянными страницами, яркими картинками, крупными буквами и хитровыдуманной коробочкой на торце, откуда и доносилась уже ставшая омерзительной – еще бы, после получаса непрерывного бренчания! – песня. На обложке жирная коричнево-зеленая лягушка – хотя это скорее была жаба – тупо пучила глаза в пространство, а на травинке над ее головой сидел ядрено-салатовый кузнечик с обреченным выражением на какой-то подозрительно собачьей морде.

– Зей-е-нень-кий он был, – зевнул Кирюша.

Алиса вздохнула, подавив свой зевок, и потрепала племянника по белобрысой голове.

Сестра позвонила ей позавчера, долго извиняясь по поводу форс-мажора. Марина дохаживала последний месяц второй беременности, и несмотря на то что ее Вовка уже две недели сидел на вахте в тысячах километров от семьи, не унывала и была полна кипучей энергией. Вот и в этот раз ее голос был бодр и весел. Как-то уж даже чересчур бодр и весел.

Поболтав о том о сем, о погоде, о последних новостях, о людях, про которых Алиса и думать забыла чуть ли не сразу после того, как покинула родной городок, Марина задала сакраментальный вопрос – небрежно, словно между прочим:

– Ты бы не приехала ко мне, с Кирюхой посидеть?

– Ммм? – промычала Алиса, как раз в этот момент, зажав телефон между ухом и плечом, откидывавшая полуразварившиеся макароны в дуршлаг.

– Тут такое дело, Лис… – Марина понизила голос, кажется, даже прижалась к трубке губами, и жарко зашептала: – Ну ты же знаешь, что Вовка еще месяц не приедет?

Алиса кивнула, чуть не упустив телефон в раковину, и, спохватившись, прогудела:

– Угу.

– Вот, – Марина помялась и продолжила: – А меня тут на сохранение кладут. Ненадолго, на пару-тройку дней всего… В общем, все равно рожать скоро, вот и долежать.

– Ой, – сочувственно вздохнула Алиса, открывая кран на полную мощность и вращая уже опустевший дуршлаг, чтобы пробить струей воды забившиеся слизистым тестом отверстия.

– Ну вот… А там карантин. С Кирюшей не пускают, в общем. Приезжай, пожалуйста, а? У тебя же в универе каникулы.

– А кто-нибудь из подруг? – с усилием спросила Алиса, борясь между обреченным согласием и попыткой постоять за свой законный отпуск.

– Ой, да там такие дуры! – воскликнула Марина. – Я бы им даже кота не доверила. Если бы у меня был кот.

Алиса подумала, что и самой Марине вряд ли бы можно доверить кота, – и вяло согласилась.

Так что сейчас, протрясясь в душном плацкарте сутки, она сидела на диване у Маринки и наблюдала, как сестра, суетясь и неловко переваливаясь на отекших за беременность ногах, бегала и собирала вещи.

– А раньше ты никак не могла? – заинтересованно спросила Алиса.

– Ой, да как всегда, что, не знаешь? – Маринка протопала в комнату, бросила в спортивную сумку какую-то майку и убежала в глубь квартиры. – Собираешь-собираешь, собираешь-собираешь… – глухо донеслось оттуда. – А потом – опа! – и самое главное забыла! – Она появилась в комнате с очередной майкой в руках.

– Куда тебе их столько? – Алиса ткнула пальцем в и так уже распиравшую сумку груду однотипного белья. – Перед кем красоваться-то?

– Ой, да жарко же! – всплеснула руками Марина и снова унеслась куда-то. Вернулась она с топиком, который, пожалуй, уже не налез бы ей даже на одну грудь. – Сейчас на такси добросят, а потом…

Звонко булькнул эсэмэской телефон.

– Вот уже и такси подъехало! – радостно воскликнула Марина.

Метнулась в кухню, чем-то там шлепнула, потом снова забежала в комнату, звонко расцеловала хихикнувшего Кирюшу, взъерошив ему волосы и зардев и без того розовые мальчишеские щеки, – и бодро ушуршала в коридор, легко подхватив незакрытую сумку.

– Эй, я помогу! – Алиса подорвалась вслед за сестрой – что угодно, лишь бы хоть пять минут не слышать этого мерзкого пиликанья.

У выхода Марина, с трудом наклонившись над сумкой, пыхтя и отдуваясь, застегивала молнию.

– Ну чего же ты! – с укоризной выпалила Алиса, присев на корточки и дернув бегунок замка на себя.

Сумка показалась странно пустой и мягкой – и это после того как Марина только за последние пятнадцать минут натаскала туда целый ворох маечного барахла!

– Ну все, Лис, пока! – Марина чмокнула Алису и, быстрым движением закинув сумку на плечо, выскочила на площадку.

Алиса проводила сестру взглядом до лифта и, когда разукрашенные уродливыми надписями створки гулко закрылись, а механизм утробно заурчал, захлопнула дверь, шумно провернув ключ в замке.

Что-то тут было не то.

Маринка встретила ее радушно – даже слишком радушно. Радовалась встрече, восхищалась книжкой-подарком, заставила Кирюшу прочесть какие-то стишки-нескладушки, долго и упорно поила чаем… Болтала обо всем на свете – словно не хотела о чем-то говорить. О чем-то очень важном, что Алисе совершенно необходимо было знать…

«Да ну!» – Алиса тряхнула головой. Ну что за ерунда? Марина, конечно, не подарок и не самая лучшая из сестер, но на подлости или связи с чем-то нехорошим, а то и криминальным, была совершенно не способна. Просто волнуется перед родами, вот и все.

Взгляд скользнул по полутемному – в трехрожковом бра перегорело две лампочки – коридору и…

Алиса вздрогнула.

Около двери валялась стопка маек. Именно тех, что Марина так активно стаскивала в сумку на Алисиных глазах. Чересчур активно стаскивала. Стопка была вывалена неровно, грудой, словно кто-то выгребал ее впопыхах, совершенно не заботясь об аккуратности.

– А что потом? – Кирюша стоял в дверях комнаты и расстроенно надувал губы.

– Что – потом? – не поняла Алиса, с трудом отведя взгляд от медленно расползающейся кучи одежды.

– Ну вот же, – он ткнул пальцем в страницу наобум и по памяти пропел: – «И съе-ла куз-не-ца». Лягушка прошоливое брюско. Съела кузнечика. А что потом?

Алиса вздохнула. Кстати, да. Сюжет тоже неплохо бы помнить, прежде чем покупать подобные книжки. Она бы еще ему про медведя на липовой ноге или жуть про то, как петушок стал флюгером, притащила… От детских воспоминаний ее передернуло.

– Вытащили, – через силу улыбнувшись, потрепала она племянника по волосам.

– Как – вытащили? – округлил тот голубые – Маринкины! – глаза.

– Ну как Красную Шапочку с бабушкой, помнишь? Вот и тут так же – разрезали лягушке брюшко…

– Брюско?

– Брюш-ко, – четко проартикулировала Алиса. – Это живот, значит. Разрезали, вытащили кузнечика. Он и снова запрыгал, запел и что там еще…

– С мухами дружил.

– Во, да. И с мухами снова задружил.

– А лягушка?

Алиса постаралась скрыть улыбку. Дети, что уж. Хотят, чтобы в финале у всех все хорошо было.

– А лягушке живот зашили, пластырем заклеили, и она тоже… с мухами задружила.

Кирилл улыбнулся и утопал обратно в комнату.

Зазвонил телефон. Марина. Что-то забыла, растеряша. Неужели поняла, что где-то потеряла полсумки маек и теперь хочет, чтобы сестра их привезла? Ну-ну.

Алиса, улыбаясь, подняла трубку.

– Лис, – затараторила Марина, – послушай меня внимательно. Я не сказала тебе… ну… в общем, не сказала кое-что очень важное.

Сердце замерло. В голове пронеслись самые безумные мысли – Марина ложится на операцию, которая может оказаться фатальной? Или надумала рожать в воду, в траву, в борозду, в молоко – как там предлагают новомодные сектанты?

– Что? – хрипло спросил Алиса.

– Ну, в общем… – Марина мялась, а Алиса чувствовала, как холодеют пальцы в ужасном предчувствии.

– Ну же, – взмолилась она. – Ну!

– Лис, ты с Кирилла глаз не спускай, хорошо? Вот вообще ни на секунду. За руку держи его на улице, дома проверяй постоянно. Ладно?

– Ну конечно. Но он же… ты же сама говорила, что он послушный?

– Не в этом дело… – Марина помолчала и тяжело вздохнула в трубку. – У нас тут уже второй месяц дети пропадают. Маньяк у нас тут, Лис.

– Что? – пискнула Алиса, но сестра уже бросила трубку.

Трясущимися руками Алиса набрала номер. Гудки шли долго, мучительно долго – а она словно воочию видела, как Маринка смотрит на экран в надежде, что сестре надоест, и она отступится.

«К сожалению, абонент не может ответить на ваш звонок…» – пропел мелодичный механический голос. Алиса вырубила, не дожидаясь «Вы можете оставить сообщение после звукового сигнала», и повторила вызов.

Марина ответила только на третий раз, нехотя, угрюмо:

– Да…

– Это шутка, да? Шутка? – Алиса шипела громким шепотом – от перехода на крик ее удерживала боязнь напугать Кирюшу.

– Нет, не шутка, – тихо ответила Марина. – Такими вещами не шутят.

– Но… Марина, почему я узнаю об этом только сейчас?!

– Потому что иначе бы ты не согласилась.

Алисе было нечего ответить. Марина была права. Да, она бы не согласилась. Да и кто бы согласился взять на себя такую ответственность! Ладно посидеть с малышом – но следить за его безопасностью, зная, что где-то бродит маньяк?

– Ты бы не согласилась, – повторила Марина. – А мне деваться некуда. Лис, ну всего пара дней. Послезавтра, скорее всего, уже рожу. Просто никуда не отпускай Кирю одного, вообще глаз с него не своди. Даже дома. И всегда носи с собой его свидетельство о рождении, я его на кухне на столе оставила. Все будет нормально, Лис, я в тебе уверена. Спасибо.

Короткие гудки обозначили окончание разговора. И почему-то было понятно, что больше на том конце никто не ответит.

Алиса сдавленно взвыла и обхватила голову руками.

Это было в духе ее сестры, да. Тянуть до последнего, до момента, когда уже нельзя было не сказать – потому что она не умела объяснять. Не умела объяснять – а еще боялась. Трусила до ужаса, до оцепенения, до полуобморочного состояния, вне зависимости от степени значимости события. Марина билась в трясучке, когда нужно было тянуть билет на экзамене; заливалась валерьянкой вперемешку с какими-то таблетками перед собеседованием по работе – и даже на тест на беременность осмелилась взглянуть только после того, как хлопнула рюмашку водки. Алиса была свидетелем всех этих событий – а сколько еще прошло мимо нее?

Черт, вот зачем Марина таскала майки – тянула время! Делала вид, что занята чем-то важным, лишь бы не отводить глаза, не подбирать судорожно слова, не рассказывать то, о чем должна была сказать еще позавчера, когда звонила!

– Но-вот приш-ла ля-гуш-ка… – истерично забренькало из комнаты.

Алиса вздрогнула. Глупая механическая песенка, ввинтившись в мозг дрелью, вывела ее из оцепенения.

Ну хорошо, хорошо. Не стоит раскисать. Да, маньяк. Да, дети пропадают. Но разве мало маньяков в той же Москве? Тем более невыявленных?

Марина ей доверяет, она вызвала ее – значит, знает, что Алиса справится. В конце концов, что нужно-то? Следить за Кирюшей, не выпускать его из виду, крепко держать за руку? Ну так она бы это и без Маринкиного предупреждения делала!

Все, нечего тут ныть. Все будет хорошо.

– Кирюха! – крикнула она в комнату, пытаясь перекричать терзающую уши мелодию. – Одевайся, пойдем гулять!

* * *

Июльская жара плавила асфальт, скручивала в трубочки жухлую листву, сушила горло и губы, оседала горячей пылью на лице.

Кирюша, крепко вцепившись Алисе в руку, тащил ее за собой по аллее, что-то болтая взахлеб: то ли перечисляя все, что встречалось им на пути, то ли делясь какими-то сверхважными мальчишескими секретами; понять было сложно – в другой руке у него была крепко зажата визгливо пиликающая книжка.

Алиса косилась по сторонам, видя в каждом встречном потенциального маньяка – или целую организованную группировку. Странно, но ей казалось, что точно так же – напряженно, пристально, с подозрением – косились уже на нее сидящие на лавочках бабки с дошколятами и мамы с колясками.

Одна из бабок глянула как-то уж совсем нехорошо – исподлобья, отклячив сухую пергаментную губу, обнажив желтые зубы, одновременно дернув на себя поводок, на другом конце которого ковырялся в увядшей траве щекастый карапуз.

Сделав несколько шагов, Алиса оглянусь на бабку. Та продолжала смотреть ей вслед, то и дело закатывая глаза и шевеля губами, словно что-то вспоминая.

Через несколько секунд Алиса оглянулась снова – но уже не на бабку. Ее стало беспокоить кое-что другое.

Позади странной походкой – словно он постоянно сдерживал себя и заставлял семенить вместо размашистых шагов – шел высокий крепкий мужчина с неряшливой, клочками, стрижкой. Правая рука у него была заведена за спину. Глаза – мутно-голубые, полуприкрытые тяжелыми красноватыми веками, – сверлили Алису.

Она оглянулась уже раз десять – каждый раз выхватывая новые черты внешности своего преследователя – и тот, конечно, понял, что его заметили.

– Девушка, погодите! – прозвучал хриплый бас.

Алиса ускорила шаг. Кирюша теперь не вел ее, он семенил сзади, не поспевая, и уже она тащила его за собой. Как назло, незадолго до этого они свернули в какую-то заброшенную и безлюдную часть парка – и никто, никто не мог ей помочь. Даже музыкальная книжка заткнулась.

– Девушка! – крикнул преследователь.

Алиса резко развернулась.

– Что? – с вызовом спросила она.

– Девушка, – мужчина держал уже обе руки за спиной, – а откуда у вас этот мальчик?

– В каком смысле?

– А в том, что мне кажется, что я его раньше уже видел в этом парке. А вот вас – ни разу.

Его руки дрогнули и стали медленно появляться из-за спины.

Алиса напряглась. Нож? Пистолет? Палка? Как отбиваться? Куда бежать? И как? С Кирюшей она никуда не убежит, даже если подхватит его на руки!

Мужчина молчал.

Его левая рука – пустая! – повисла вдоль бока, а вот в правой, судя по напряжению мышц, явно что-то было…

Алиса заозиралась по сторонам. В полусотне метров, через газон и густые посадки мелькали люди, доносились негромкие голоса – может быть, заорать? Позвать на помощь?

Она открыла было рот, набирая полные легкие воздуха…

…и осеклась.

Правая рука мужчины полностью показалась из-за спины. Держась за указательный палец, снизу вверх на Алису смотрела рыжая, обсыпанная веснушками, как горчицей, девчушка. Одного возраста с Кирюшей, милая в своей детской пухлости, она теребила вымазанные шоколадом губы.

– Ыгххррр, – выдохнула Алиса.

– Девушка? – уже угрожающе, с напором, повторил мужчина. – Я никогда вас не видел с этим мальчиком.

До Алисы стал медленно доходить смысл фразы.

Она припомнила напряженные лица, провожающие ее с подозрением взгляды, бабку, которая пыталась что-то вспомнить…

– Ах, вот вы о чем… – с облегчением рассмеялась Алиса. – Вы думаете, что украла его, да?

Мужчина не улыбнулся.

– Сейчас, – забормотала она, перебирая содержимое сумки. – Это племянник мой. Марина… сестра… сказала с собой всегда свидетельство о рождении брать… Вот!

Она сунула заламинированный листок в руки мужчине. Тот покрутил его в пальцах и внимательно глянул на Кирюшу.

– Как тебя зовут? – спросил он у малыша.

– Кийий, – отчеканил тот. Свое имя у него почему-то никак не получалось.

– А это кто? – Мужчина мотнул головой в сторону Алисы.

– Это тетьлис. Моя тетя.

– А твоя мама ее знает?

– Да. Мама пошла в больницу, чтобы мне братика принести. А тетьлису попросила со мной посидеть.

– Это мама тебе сказала?

– Да.

– Ну хорошо, – кивнул мужчина. – Извините, – сказал он, протягивая Алисе свидетельство. – Сами же знаете, что у нас тут происходит. Вот своими силами каждого подозрительного проверяем. Извините. Давайте я вас провожу.

* * *

– Район же маленький, все рано или поздно примелькаются, – объяснял Олег – так представился мужчина. – Вот и Кирилла вашего я запомнил. Как и то, что с ним всегда была блондинка такая яркая… с косой. А вы на нее, – он покрутил рукой перед лицом, – ну никак не похожи.

Алиса улыбнулась. Да уж, перепутать ее – темноволосую, с короткой стрижкой и мальчишеской фигурой – и пышнотелую с роскошной блондинистой гривой Маринку невозможно. Сейчас их и сестрами-то признать весьма сложно. Странно, правда, что собеседник не упомянул самого главного их различия – беременности Марины.

Они сидели на лавочке, отхлебывая из стаканчиков стремительно тающее мороженое и наблюдая за тем, как их подопечные трудятся над рытьем туннеля к центру Земли прям посреди дорожки.

Жена Олега уехала сдавать сессию – «Проблема маленького городка, – криво усмехаясь, сказал он. – Все молодые и красивые девушки в итоге оказываются заочницами столичных вузов и два раза в год улетают из семейного гнезда» – и оставила его присматривать за четырехлетней Тасей.

– Вот, смотрите, – взъерошил Олег волосы. – Таська позавчера утром, пока я спал, обкорнала. А в парикмахерскую времени нет заскочить.

По аллее, тяжело переваливаясь с ноги на ногу – точь-в-точь как давеча беременная Маринка, – прогуливался огромный поролоновый колобок. Гигантский даже по привычным Алисе столичным меркам – за два метра в высоту и столько же в обхвате. Что же там за кукловод? Каланча-баскетболист? Как ему не жарко в этом костюме в пекле душного июльского дня?

Колобок провел рукой по макушке Кирюши, взъеро-шил ему волосы, затем повернулся в сторону Алисы – грубо намалеванное, бездумно улыбающееся лицо наводило какой-то безотчетный ужас, которого она тут же устыдилась, – и сунул ей и Олегу в руки по листовке. Потом еще раз погладил Кирюшу и отправился дальше, в свой бесконечный путь в тесной тюрьме поролонового тела.

Алиса автоматически скользнула взглядом по красочным фото сетов суши и так же автоматически скрутила глянцевый листок в трубочку и засунула в щель скамейки.

– Как им не жарко в этих костюмах? – повторила она вслух.

– Да плевать, – Олег пожал плечами и, даже не глянув, смял буклет и швырнул в урну. – Нахлебники-бездельники. Только мусор от них один.

– А почему тогда… почему вы все гуляете? – вернулась Алиса к теме разговора. – Надо же сидеть дома? Закрыться и не выпускать детей!

– В доме тоже пропадали, – тихо сказал Олег.

Это и было первым порывом – запереть детей в квартирах и сидеть рядом с ними неотлучно. Тогда это казалось наилучшим и самым верным решением: мой дом – моя крепость, ни один маньяк не сможет проникнуть в него. Да, уже четверо малышей пропали в парках, трое исчезли прямо посреди оживленной улицы, стоило родителям отвернуться лишь на минуту, – но кто осмелится покуситься на дом?

Увы.

Первый пропавший из квартиры ребенок был оставлен один буквально на пятнадцать минут – мама побежала в магазин за углом. Вернувшись, она увидела лишь приоткрытую дверь.

– Приоткрытую, – с нажимом повторил Олег. – Чуть-чуть. На ладонь. На цепочке.

Ребенка никак не могли протащить через эту маленькую щель. И тем более никто не мог проникнуть через нее внутрь.

Второй – точнее, вторая, это была девочка – исчезла ночью. Из квартиры, где кроме нее находились еще мать, отец, старший брат-студент и бабушка. Единственное, что мог вспомнить рыдающий отец, – бабушку увезли в больницу с инфарктом, а вокруг матери хлопотали сын и бригада медиков, – так это то, что вечером кто-то позвонил им в дверь. Открыв ее, они увидели на площадке лишь темноту – и списали все на хулиганов, выкрутивших лампочку и балующихся со звонками. А наутро не обнаружили в кровати трехлетней Лизы. Лишь зловонная лужица чернела на белой простыне.

– Никаких следов, – тихо покачал головой Олег. – Никаких. Вообще.

Крали только детей до пяти лет – маленьких, щуплых, похожих на взъерошенных воробушков. Их фотографии висели на каждом столбе – желтея под обжигающим солнцем, скисая и обползая под летними ливнями. Никто не звонил по указанным телефонам, никто не видел пропавших малышей. Через месяц закрылись все детские сады и опустели кружки – родители не осмеливались отпускать детей от себя даже под присмотр педагогов. Срочно были вызваны из деревень и других городов бабушки, на работах начали массово брать отпуска и отгулы. В городе воцарились страх и молчаливое, напряженное подозрение.

– Но… газеты? Телевидение? Интернет? – растерянно пробормотала Алиса.

– А вы что, читали наши газеты? Или успели посмотреть местные новости? Или посерфили по порталу?

– Нет, – стушевалась Алиса. – Я имела в виду – всероссийские…

– А зачем нам всероссийские? Зачем развлекать бездельников – любителей острых ощущений? Чтобы вы у себя в столице потом языки терли?

– Да при чем тут это… чтобы специалисты приехали, помогли…

– А почему вы решили, что не приехали? Для того чтобы их позвать, не нужно устраивать показательные пляски на костях!

Олег покраснел, на шее и висках у него вздулись вены, он уже практически орал.

– Если уж выбирать – самим справляться и чтобы было все тихо или же заняться душевным стриптизом, но заручиться поддержкой из столицы, – мы уж сами как-нибудь! Зато не подарим бесплатное развлечение!

На них стали оглядываться с соседних лавочек, Кирилл демонстративно сморщился и прикрыл ладонями уши, и только Тася, видимо привыкшая к подобным всплескам ярости у отца, продолжала невозмутимо ковыряться в песке.

– Тихо, тихо, – попросила Алиса. Ей было очень неудобно – и потому, что на них смотрели уже с каким-то брезгливым любопытством, и потому, что, собственно, она сама и спровоцировала этот всплеск.

Олег нервно улыбнулся, растерянно озираясь по сторонам.

– Извините, – смущенно сказал он. Ярость сменилась какой-то пристыженной покорностью. – У меня, бывает, накатывает. Я раньше боксом занимался… в общем, неправильно занимался, теперь клинит иногда. Но вы еще поймите… ситуация сейчас такая… Все нервные ходят. За лишний взгляд в сторону ребенка порвать готовы.

– Все нормально, – Алиса с деланой беспечностью похлопала его по плечу: – Я понимаю.

* * *

Через час, когда Тася подошла к отцу и безмолвно стала дергать его за штанину, они спохватились, что заболтались и совсем забыли о времени. Алисе нужно было еще заскочить в магазин – у Маринки не оказалось ни молока, ни свежего хлеба – так что на его пороге они с Олегом и распрощались.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю