Текст книги "Сборник "Самая страшная книга 2014-2024" (СИ)"

Автор книги: Юрий Погуляй

Соавторы: Майк Гелприн,Николай Иванов,Максим Кабир,Дмитрий Тихонов,Оксана Ветловская,Ирина Скидневская,Елена Щетинина,Лариса Львова,Юлия Саймоназари,Лин Яровой
сообщить о нарушении

Текущая страница: 272 (всего у книги 353 страниц)

Андрей Фролов
Всадница

Бледное забытье раскрошилось от окрика и громкого треска. Будто над ухом кликером щелкнули. Или сломали сухую ветку.

– Ай-ай, быстро почеши вон там, возле пальцев! – Танюха вздрогнула до того резко, что напугала. – Нет-нет, чуть ниже! Еще пониже! О-о, да, деточка, в самую точку!

Она счастливо засмеялась, а Олег мягко помассировал ее пальчики с покрытыми серым лаком аккуратными ноготками. Чуть сжал, извернулся поцеловать в теплое бедро, под самой штаниной легких домашних шорт.

– Щекотно! – Девушка хохотнула, шутливо щелкнула по макушке. – Но, знаешь ли, очень приятно, давай-ка вернемся к этому после фильма.

Да, приятно. Приятнее всего на свете. Сидеть вот так у телевизора – на полу перед креслом, уютно угнездившись между Танюхиных ног и уложив их себе на плечи и грудь, поглаживая и время от времени прижимаясь щекой к бархатистой коже бедра, – Олег мог бы круглые сутки. Наверное, он бы и всю жизнь так мог провести, будто верный сторожевой пес.

Теплые ноги невесты на плечах, приятный полумрак и дурацкая комедия дарили покой и уют, хоть урчи от блаженства. Он, в общем-то, и мурлыкал, совсем тихонечко, не забывая задумчиво водить пальцами от ее колена и ниже, а затем по узкой девичьей ступне, прихватывая за пятку и осторожно массируя.

В эти моменты Танюха за его спиной постанывала так, что хоть сейчас вырубай кино и беги в спальню. А может, и не беги никуда, узкое кресло перед экраном тоже сойдет…

«Малый вечерний кинозал имени четы Захаровых» Олег любил куда больше совместных прогулок или походов в гости. Даже больше близости, которой они одаривали друг друга почти каждый день. Потому что близость – это минут на десять, может пятнадцать. А сидеть у ног любимой, позволяя ей забросить эти самые ноги, прекрасные до обморока, себе на плечи, гладить и целовать, ощущая жар и затылком прижимаясь к самому естеству, – это на весь вечер.

Буржуйский фильм никак не хотел становиться связным и интересным, но Олега это не волновало. Главное, что Таньке нравится, а он тут и за компанию посидит. До самых бесконечных титров. И до их конца даже. Лишь бы не надумала усесться по-турецки, тогда магия лопнет мыльным пузырем…

– Левее забирай! – скомандовала Танюха и хрустнула чипсами.

– Чего левее?

Он снова извернулся в попытке оглянуться, но она не позволила – чуть сжала бедра (о, он прекрасно знал, какими сильными те могли быть) и удержала жениха в прежней позе.

– Левую теперь давай, говорю! – и требовательно покачала ступней с растопыренными пальцами.

Олег улыбнулся, позволил себе блаженно обмякнуть в капкане девичьих ног и начал мягко массировать левую ступню невесты. До чего же прекрасный вечер! Разве что балкон прикрыть пора, а то по полу дует, будто в лютую метель…

…В принципе, ему и игры-то никакие не нужны были. Весь день бы просто бродил по грудь в морской воде с Танюхой на плечах да время от времени коварно приседал под ее заразительный смех. Впрочем, игры с друзьями – это тоже хорошо. Весело, приятно выматывает, да к тому же будущие Захаровы еще и в счете ведут.

На этот раз подавала Рита, засевшая на плечах Серого. Подбросила мяч, почти успела шлепнуть по нему ладошкой, но тут Серега оступился на донном камне, и оба с визгом повалились в теплый прибой. Танька расхохоталась, еще сильнее стискивая бедрами шею Олега.

– Еще одно очко в пользу семейства Захаровых! – завопила она, когда друзья вынырнули, шумно отплевываясь.

– Это еще с какой стати?! – беззлобно огрызнулся Серый.

Добрался до уплывающего в море мяча, подхватил. Вернулся, набрал воздуха и присел, уходя с головой и позволяя Рите заново себя оседлать.

– Правила потому что! – важно провозгласила Танюха, когда тот снова вынырнул и мизинцем прочистил ухо.

Олег поддакнул, не очень-то уверенно, но громко. И даже кулаком погрозил. Сам он мудреных правил почти не запомнил, Танька придумала их буквально вчера за совместным ужином, но как невесту не поддержать?!

Он пошевелил широкими плечами, позволяя изобретательнице удобнее устроиться на загривке, ловчее прихватил за гладкие мускулистые лодыжки, сцепил пальцы на груди.

– Ну что, неудачники, готовы к новому раунду?!

– Ой, можно подумать! – картинно скривилась Рита. – Это ты просто вчера меньше пива выпил, вот и все.

Олег фыркнул, Серый рассмеялся. Южное солнце пригревало, медленно поджаривало, мазало свежим загаром. А вот вода… она словно бы стала прохладнее.

– Ладно, поехали! – воскликнула Рита.

Подбросила мяч, на этот раз ударила без помех, и придуманная Танюхой игра продолжилась. Пролетел раунд, еще один. Захаровы продолжали вести. Исаевы проигрывали без злобы, а на следующем круге, отчего-то штрафном, и вовсе сдались.

Серега подпрыгнул, разжимая руки и подкидывая жену в воздух, обрушил ее в воду в столбе брызг, а затем Рита еще долго отплевывалась, ругалась и все пыталась дотянуться до мужа и ущипнуть. Тот уворачивался, с хохотом плескал ей в лицо, а затем и вовсе дезертировал, вынырнув в десятке метров от берега.

– К опушке давай! – распорядилась Танюха и сжала бедра, будто генеральским жеребцом управляла.

– Ась?! – фыркнул Олег, дотягиваясь до брошенного мяча.

– К берегу топай, говорю! И не вздумай сбросить, ухо отгрызу! – пригрозила невеста, для пущей суровости схватила его за мокрые волосы.

Олег развернулся, побрел к берегу, благостный и уставший. Спускать Таньку с плеч не хотелось. Так бы и бродил по пляжу среди сотен разомлевших на летнем солнышке людей, покачивая всадницей и наслаждаясь упругостью длинных ног.

– В распадке не провались, – вдруг предупредила та.

– Где? – Олег не расслышал из-за попавшей в ухо воды.

– Не оступись, говорю, – повторила Танька и нежно погладила своего скакуна по щеке.

Совершенно внезапно Олег и сам захотел прочь из воды, подальше от ее мягкого плена, ограничивающего движения. А та к тому же вдруг стала еще холоднее. Значительно холоднее.

А еще Олег вдруг увидел под ногами что-то тревожное, змеистое, будто сухие древесные ветки. Они тянулись к лодыжкам, норовили ухватить, оцарапать и утянуть к близкому песчаному дну. Что-то приближалось. Что-то подкрадывалось, незаметное, пока совершенно необъяснимое, зыбкое, на грани иррациональности…

Захаров нахмурился. Беззаботное отпускное настроение сдуло порывом ледяного ветра. И даже Танькины бедра стали холоднее, покрылись крупными мурашками, а ее мышцы напряглись чуть сильнее нужного.

Он попытался вывернуть шею, чтобы посмотреть на невесту, но та издала смешливое «н-но, лошадка» и даже ткнула пятками в ребра. Притворно охнув, Олег всхрапнул верным Росинантом и торопливо побрел к берегу в россыпях брызг…

…Олег повернул голову и поцеловал Таню в левое бедро.

– Ай, дурак, горячо же!

Однако в голосе невесты не было ни настоящей боли, ни раздражения. Более того, там прозвучало что-то приятное, намекающее на возможный повтор. Но с этим Захаров спешить бы не стал – температура подступала к сотке.

– Лепота… – пробормотал он, поерзав на полке́.

Танюха – куда более жароустойчивая, и пекло нипочем, – сидела на один поло́к выше, привычно закинув ноги ему на плечи. В полную силу старалась не давить, изящно упираясь ступнями в обнаженные бедра жениха.

– Да, очень приятно, – подтвердила девушка. – Нужно почаще ходить…

– Ага…

Олег откинул голову и уперся затылком в живот невесты. Сказать по чести, финскую сауну он любил меньше влажной русской, но, раз Танюха попросила, он спорить не станет.

– Не тяжело? – поинтересовалась она сверху, из-за спины. Деревянная обшивка парилки исказила голос, сделала глухим и незнакомым.

– Приятно, – соврал Олег, бережно погладив невесту под коленом. – Так бы всю жизнь и сидел…

– Ничего, потерпи, скоро дойдем, – вдруг попросила Танюха.

У Захарова перехватило дыхание.

Голос девушки стал еще более низким, вибрирующим и странным.

– Что ты сказала?

Он попытался обернуться, но девичьи бедра слегка сдвинулись, лишая такой возможности. В сауне стало значительно жарче, как будто температура подскочила в два-три раза. В глаз Олегу скользнуло соленое, еще, снова, и он вдруг понял, что истекает по́том, причем совершенно по-скотски, безудержно, словно на голову опрокинули ведро воды.

Воздуха стало не хватать. Легкие зажгло как на спринтерском забеге. Ноги налились неприятным свинцом, в грудине засвистело.

– Танюх… – пробормотал он, стараясь не отключиться. – Что-то мне поплохело, а… Помоги выйти.

Попробовал встать – ее ноги на плечах не позволили. Жаркие, мягкие, с гуляющей под нежной кожей упругой плотью. Пригвоздили, словно страховочная рама на аттракционе, не дали не только встать – даже шелохнуться.

– Танюха… – повторил Олег, с ужасом осознав, что говорит все тише и тише. – Я сейчас просто вырублюсь…

– Ничего, милый, – сказала Таня, наклоняясь и мягко целуя жениха в макушку. Обнаженная грудь коснулась волос, потерлась о шею. За ухом просквозило легким дыханием, в котором звучали нотки еловой коры. – Не переживай, все будет хорошо. Ты сильный, ты сдюжишь…

Олег захрипел и попробовал разжать бедра, сомкнувшиеся на его шее. К черту любовные игры, этот поход в парилку он не забудет никогда!

В сауне вдруг стало холодно.

Не похолодало, а разом – будто из обшитой деревом кабины одним хлопком откачали весь жар, в обратку ударив кондиционированной струей. Олег вскрикнул от боли в зубах; схватился за сосок, к которому, казалось, приложили ледяную железку, и рванулся к заветной двери…

…Кажется, он все же ненадолго задремал.

Прямо в процессе беседы, но оно и неудивительно. С учетом его героического похода, да и вообще всех неприятностей и откапывания проклятой машины, было даже странно, что он еще вместе с остальными в просторной гостиной коттеджа. И даже пытается поддерживать ленивый разговор, а не видит десятый сон в их с Танюхой комнате.

Исаев, словно лопатой и вовсе не махал, потягивал пивко. Рядом с ним на диване, поджав ноги, примостилась Рита, но было заметно – ее тоже клонит в дрему. Умаялась, оно и понятно. Тем не менее она продолжала болтать с его Танюхой, раз за разом обсуждая неприятную (ну хоть решенную) ситуацию на зимней дороге.

Таня пошевелилась, словно хотела выбраться из удобного кресла, но Олег не позволил – жадно ухватил за бедро, вынуждая оставить ее ноги на своих плечах; сонно погладил, улыбнулся.

Здесь, на огромной медвежьей шкуре перед жарким камином съемного дома в таежной глуши, ему вдруг стало настолько спокойно и легко, что накатившее чувство бесконечной интимности не могло нарушить даже присутствие друзей.

Происходящее начинало напоминать приятный сон: теплые бедра невесты, мягкие и манящие даже через ткань легинсов, ее дурманящий сокровенный запах, ее прикосновения и нежное расчесывание волос. В камине потрескивали дрова, девчонки негромко щебетали, Серый заговорщицки ухмылялся поверх бутылочного горлышка.

Даже не верилось, что несколько часов назад верный Серегин внедорожник крепко встрял в снежной каше. Что они вчетвером потратили уйму времени, остервенело откапывая, утаптывая сугробы и без устали подсовывая под колеса найденные на обочинах ветки.

Что психовали, нервничали и даже ругались, наблюдая за сгущающимися над соснами сумерками. Что безуспешно пытались найти хотя бы тень сотового сигнала. И что, вконец отчаявшись, отправили Олега – как самого крепкого и выносливого – назад по автомобильным следам, в ближайшую деревню за тракторной подмогой…

Метель не вернулась, и он все же дошел. Справился. Отыскал трактор, прикатил на помощь и спас начинающих замерзать друзей.

Захаров усмехнулся. Он не помнил всего путешествия в деталях, но был уверен, что ко времени его возвращения Рита и Таня уже подступили к самому краю опасной истерики, встретив его со слезами облегчения на глазах.

И вот теперь они здесь, в уютном лесном доме, а значит, все завершилось благополучно.

Олег протянул гудящие ноги к камину, подвигал почти отмороженными пальцами. Сколько ему пришлось пройти по заметенной дороге? Пять километров? Десять? Мышцы горели так, словно их было не меньше двадцати. И как сам-то не околел? Хвала скандинавским пуховикам, иначе не скажешь!

Танюха мелодично рассмеялась над шуткой подруги, запустила длинные пальцы в шевелюру жениха и принялась мягко массировать. Откинувшись назад, Захаров чуть не застонал, но вовремя удержался – конечно, их пары дружили давно, но в этом деле стоит и меру знать…

На самом краю видимости что-то мелькнуло.

Олег приподнял голову, сражаясь со сладкой дремой, и вдруг вздрогнул:

– Вы видели?!

Голос прозвучал так тревожно и неестественно тонко, что девчонки разом умолкли.

– Ты о чем, медвежонок? – осторожно спросила Таня.

Негромко спросила, почти спокойно, но в голосе дрогнула гадкая струнка.

– Там, за окном… – Олег попробовал привстать и указать на окно справа, под стареньким чучелом тетерева на костлявом суку. Но Танюха чуть сжала бедра и не позволила шелохнуться. – Там же был кто-то…

Он мог бы попробовать описать сгорбленный силуэт, примерещившийся за слоем изморози, но слова никак не шли.

– Братишка, ты хорош девок пугать, а? – попросил Серега, срывая пробку с очередной бутылки. – И так сегодня натерпелись…

Олег открыл было рот, чтобы оправдаться. Сказать, что не пугает он никого, что и правда видел за окном странную (и весьма неприятную) тень, но Танюха опередила.

– Медвежонок, давай-ка ты вздремнешь, ладно? Ну кого ты там мог увидеть, а? Тракторист, что ли, вернулся? Ты же ему, щедрый мой, целую пятихатку дал, он на эти деньги давно самогоном набрался. Да и окна замерзли напрочь, чего тебе там в темноте увиделось-то?

Олег снова попробовал привстать. Хотел повернуться к невесте, чтобы поспорить (что само по себе было жуткой редкостью), аргументированно убедить и доказать, что вовсе не спит наяву.

Но Танюха игриво не дала ему этого сделать. Сжала ноги, с нежной силой ухватила за волосы, заставила откинуть голову, наклонилась, стремительно нависла над его лицом в густом ореоле шикарных каштановых волос и запечатала рот горячим поцелуем.

В камине щелкнуло, медвежья шкура под задом стала еще мягче и уютнее, и Олег приказал себе не выдумывать ерунды…

…Шагать становилось все тяжелее. Лицо располосовывало злым январским ветром, сугробы напоминали хищную трясину – только опусти ногу, втянут и не выпустят, прихватят, закапканят до весны.

Олег бессвязно шипел, стонал сквозь стиснутые зубы, но вышагивал по снежным перинам. Метр за метром, полянка за полянкой. Ночной лес надменно щурился с высоты сосенных макушек, блестел злыми звездами в бездонном небе.

Грудь раздирало тяжелым дыханием, лицо потеряло чувствительность, высокий ворот пуховика покрылся толстой коркой инея. Пальцы отказывались слушаться. Глаза слезились. Ноша на спине казалась то легче пуха, то тяжелей чугуна. И не поправишь, не поддернешь…

Ветки скрипели заунывно и протяжно, но Олег почти не слышал. В ушах все еще стояло потрескивание дров в камине и шум прибрежных волн. Жар финской сауны перемежался волнами обжигающего холода недружелюбной тайги.

Как он здесь оказался? Куда идет? Неужто шапку потерял? Вопросы вспыхивали робкими светлячками и мгновенно затухали, словно зажженные спички на пронизывающем ветру.

Остановившись, Захаров ощутил подступающее цунами паники.

Еще секунду назад он в мелочах отслеживал верное направление, был убежден в его правильности… и вот уже осознает себя безнадежно заблудившимся, потерянным, брошенным на смерть.

Ноша на загривке пошевелилась.

Олег обмер. Клацнул зубами.

Не желая видеть и понимать, все же попробовал: скосил взгляд, сквозь ночную мглу рассмотрев на собственных плечах чужие ноги. Попытался поднять голову, обернуться, запоздало сбросить с себя нечто опасное, свинцово-трухлявое, но ему не позволили.

На макушку легла холодная ладонь, узкая, но с нереально длинными пальцами. Острые ногти легко царапнули по щеке, а затем в затылок кольнуло пронизывающим льдом – и картины ночного леса померкли…

…Танюхины ноги снова покоились на его плечах и шее. Гладкие, упругие, с выглядывающим из-под левой джинсовой штанины серебряным анклетом, что Олег подарил на недавнюю годовщину отношений. Цепочка была изящной, с парой граненых шариков, позвякивающих в такт легкой девичьей походке.

Сама Танюха, оседлавшая жениха в десятке метров от сцены, взвизгнула – группа собиралась исполнить один из самых популярных хитов. Зажатый толпой со всех сторон, Захаров негромко выругался. Конечно, он был рад вскинуть Таньку над головами вопящих фанатов, но сам при этом выступление видел урывками, словно в горячечном бреду.

Справа и слева пихали, галдели, дышали смесью пива и вискаря. Становилось все жарче, душнее, но большинство пришедших на концерт с легкостью принимали правила игры. Со спины навалились, и Олег едва устоял. Танька ойкнула, вцепляясь в его волосы, болезненно дернула, но он проглотил невольное проклятие.

Музыканты начали «Идем со мной». Мелодично, с красивой лидирующей скрипкой… во всяком случае, так должно было случиться. Вместо этого Олегу услышалась странная какофония, не имевшая ничего общего с привычной композицией.

Скрипка вопила так, словно ей пытались перерезать струны, причем повдоль. Гитары гудели вразнобой и со странным мерзким визгом, как если бы кто-то царапал вилкой по фарфору. А когда к музыкантам подключился вокал солистки, Олег поморщился. Вместо привычного женского голоса он вдруг услышал из динамиков зала что-то невнятное, протяжное и горловое, словно стон или надрывный женский плач.

Таня, казалось, не замечала ничего необычного. Судя по пожатию бедер, сейчас она и вовсе раскачивалась на его шее, махала руками и даже подпевала. Привстав на цыпочках, Захаров попытался рассмотреть сцену и оценить происходящее собственным взглядом. В конце концов, если группа решила устроить перформанс, это даже забавно…

Но на сцене все шло своим привычным чередом. Гитаристы увлеченно лупили по струнам, толстенькая скрипачка самозабвенно орудовала смычком, барабанщик наяривал так, что утром будут болеть руки. А вот солистка… она показалась незнакомой.

Высокая и худая, одетая в драные тряпки и звериные шкуры, женщина походила на сухую искореженную ветку, по недоразумению превращенную в человека. Запрокинув голову на тонкой шее, она рычала в прижатый к губам микрофон, оглушая утробным горловым ритмом, от которого у Олега тут же заболела голова.

Он попытался извернуться, чтобы крикнуть Танюхе, что вынужден уйти. Что сейчас ссадит ее в беснующуюся толпу и осторожно выгребет из людской волны на свежий воздух, иначе у него случится приступ.

Бедра невесты сжались сильнее в музыкальном экстазе, не позволив и пошевелиться. Захаров двинулся влево, тут же вправо. Прихватил девушку за колени и попробовал пробиться к краю концертной площадки, но ноги вязли в бетоне, будто в глубоких сугробах…

…Они еще и начать-то не успели толком, а Олег уже устал. От гор обрывков старых обоев, наваленных по углам, вездесущей бетонной пыли, сиротливо-пустынной комнаты и странного недоброго эха, дробившегося от зачищенных стен.

– А может, и правда красные? – спросила сидящая на его плечах Танюха, ловко орудуя шпателем.

Олег не ответил. Размеренный «шкряб-шкряб» над головой вдруг начал раздражать, как и пролетающие мимо лица ошметки сдираемых обоев. Грязно-серых, подтверждавших дурновкусие прошлых хозяев квартиры. Чуть задрав голову, Захаров поправил строительные очки и покосился наверх, пытаясь оценить фронт оставшихся работ.

– Ай, дурак, уронишь же! – ахнула Танюха, левой рукой вцепляясь ему в волосы и легко прихлопнув скребком по макушке. – Стой спокойно! Так что скажешь? Может, все-таки красные? Говорят, это очень неполезно для психики, но красиво же! У Ритки вон поклеены, и ничего…

Да, ничего. Наверное. Но это не точно.

Отвечать на вопрос Олегу не хотелось. Сквозь запыленные очки становилось видно все хуже, а пыль со стены валила словно усиливающийся снегопад. При этом в душе разливалось тепло, многообещающее и спокойное. Так, наверное, и должно быть, когда вместе с любимым человеком делаешь ремонт в первом семейном гнездышке?

– Скоро поем, – нараспев пробубнила Танюха, не переставая орудовать шпателем. «Шкряб» – подцепить краешек, «грррх» – оторвать от стены. Сбросить почти на голову будущего мужа, повторить операцию. – Ох, давно не ела вдосталь, корову бы умяла.

– Чего-о?! – Он даже хохотнул. Попробовал глянуть на невесту снизу вверх, но стиснутые бедра не позволили, да еще и в бока пятками ткнуло. – Мы же завтракали час назад!

Танька, похоже, не расслышала. А вот работу ускорила, и теперь мимо лица Олега пролетали уже не редкие обойные клочки, а целый листопад. Он фыркнул, чихнул, и вдруг ощутил, что жутко замерз.

Попробовал отойти от стены и почти присел, чтобы ссадить девушку, размять плечи и умыться горячей водой, в конце концов. Но не смог.

Содранные обои теперь устилали комнату до его пояса. Будто они с Танькой не крохотную студию вычищали, а целый подъезд. Скрученная в агонии, посеревшая от пыли мертвая настенная бумага вдруг стала плотной, непролазной, словно Захарова закопали в сухой цемент.

Представилось, что в руке невесты теперь поблескивает вовсе не шпатель, а нож-шкуродер. Что стены – это освежеванные бока гигантского зверя. Что старые обои, до пояса завалившие комнату, – сухие струпья, бритвенно-острые по краям, норовящие полоснуть и пустить крови.

Олег почувствовал, что тонет, как в зыбучем песке.

Дернулся, хотел вырваться на свободу крохотной прихожей и даже в панике сорвал строительные очки, но Танюха на его шее вдруг зашипела разъяренной кошкой…

…Он снова шагал по ночному зимнему лесу, почти не чувствуя ног и тяжело дыша.

Сосны скрипели и вопили сотнями голосов, звука которых человеческому уху касаться не полагалось ни при каких обстоятельствах. Набившийся в ботинки снег таял, насквозь вымочив носки и саму обувь. Вдали ухнула птица, и Захаров почему-то был уверен, что это сова, причем непростая.

Он остановился, пытаясь вспомнить, что здесь делает и куда идет.

Сознание сдавило холодным обручем, из легких вырвался клокочущий кашель.

Шея оледенела, а мышцы сверлило такой судорогой, что хоть плачь.

Застонав от боли, Захаров все же подвернул голову и скосил глаза.

С его плеч свисали женские ноги. Обнаженные. Почерневшие и сухие, как у мертвеца. Длинные шелушащиеся ногти больше напоминали звериные, а на левой лодыжке позвякивала ржавая цепь, по виду совсем старая, основательно истончившаяся от времени.

Ее образ мелькнул в памяти чем-то знакомым, но ускользающим, и тут же погас.

Олег попробовал сглотнуть, но осознал, что горло объято огнем. Заскулил, почти рухнул на колени в сугроб, но ему не позволили – по щеке царапнуло когтями, словно раскаленной железкой приложили, а на темечко опустилась нестерпимо ледяная ладонь. Длинные пальцы оплели голову, касаясь висков и заиндевевших бровей.

– Уже скоро, – старыми ветками проскрипело над головой Олега, и он сделал следующий шаг…

…Вероятно, на этот раз Олег все же точно отключился.

Закемарил, уронил голову на грудь и даже смешно всхрапнул. От этого рассмеялись все – и Рита с Серым, и даже Танюха за его спиной. Вздрогнув, он вскинулся и отчаянно заморгал. Невеста чуть сжала бедра – мол, тише-тише, сиди, родненький, просто перепугался, просто дурное приснилось, все хорошо.

Обмякнув, Захаров привалился спиной к основанию кресла и погладил Танюхино колено. Глубоко вздохнул, нервно усмехнулся короткому кошмару и сочно поцеловал девушку в бедро.

– Ну, точно, набегался спаситель наш! – подмигнул Серега, салютуя бутылкой.

– Умничка мой, спаситель! – подтвердила сверху Танюха, поглаживая его волосы. – Умаялся, отдохнуть не дают…

Захаров хмыкнул. Хотел остроумно отшутиться, но слова набились в рот холодной кашей, не протолкнуть. Медвежья шкура манила прилечь прямо перед жарким камином, растянуться в полный рост и крепко заснуть.

– Приснится же такое… – наконец просипел Олег, ощутив, как пересохло в глотке. – Все нереальное какое-то…

– Приснится, – вдруг подтвердила Рита, глядя на него с легким прищуром. – Нереальное.

– Но сейчас же всё в порядке? – уточнил ее муж после глотка пива.

– В порядке, – признал Олег, но не очень убедительно. Нахмурился, попытался вспомнить. Нахмурился еще сильнее. – Но не очень… мы же застряли, верно? В сугробе засели. Наглухо, не выбраться, до коттеджа еще час езды был…

– Верно, – снова кивнула Исаева. С прищуренными глазами, неподвижная возле Сереги, она вдруг напомнила Олегу сову. Причем непростую.

– Однако ж выбрались? – спросил он и сам не понял, кому адресовал вопрос.

– Надо полагать, – в том же тоне вернул ему Сергей. – Хорошо, что я цепи колесные не выложил.

Захаров облизнул сухие губы. Легко похлопал Танюху по бедру, привычным жестом призывая выпускать из сладостного капкана… но та не разжала ног.

– Медвежонок, ну зачем ты все усложняешь? – негромко спросила она, и Олег не узнал голоса невесты.

Дернулся встать чуть решительнее, но теперь женские ноги держали, словно железные тиски.

– Пусти! – просипел Олег, все же выкручиваясь угрем, отлетая в сторону и падая на четвереньки. – Какого тут вообще ху…

И осекся.

Стало очень холодно. Свет померк. Диван, на котором секунду назад сидели Исаевы, оказался пуст. Камин – погашен. А медвежья шкура, на которой ему так легко отдыхалось еще минуту назад, сгнила лет сто назад…

Не поднимаясь с четверенек, застывший в беззащитной и унизительной позе, Захаров все-таки заставил себя медленно повернуть голову и чуть не застонал от боли в окаменевших плечах. Снизу вверх взглянул на кресло, под которым провел изумительный вечер, и глаза его распахнулись.

Она оказалась очень высокой, суковатой и костлявой, словно бы собранной из самых угловатых веток в лесу. Мертвецки-высохшей, будто мумия. Голова на тонкой, едва различимой шее почти парила в воздухе, окруженная гигантским ореолом серых спутанных косм. Бельма раскосых, ослепительно-молочных глаз смотрели в самую душу.

Олег попробовал вскрикнуть, но только засипел. Почти вскочил, поскользнувшись на расползающейся шкуре, но тут она подступила и распахнула пасть.

Горловой рык был похож на рев аварийной сирены, он чуть не выбил из Захарова тающие крупицы сознания. Огромные белоснежные глаза без зрачков распахнулись, а затем сучковатая старуха наотмашь ударила его в лицо раскрытой пятерней с пугающе длинными пальцами…

…Олегу было спокойно и свободно. Ни на плечах, ни на спине больше не было ни грамма тяжести, ни приятной, ни обузной. Сладостно застонав, он ощутил, что теперь и вовсе лежит на большом столе лицом вверх, а жар камина…

Нет, это был не камин. Это натужно дышала печь, кое-как побеленная, неказистая, но невероятно огромная, на полкомнаты. Распахнув глаза, Захаров различил над собой низкий бревенчатый потолок, дочерна закопченный и грубый. Скривился: воняло по́том, старыми звериными шкурами, сухими травами и подгнившим мясом. Несколько свечей давали лишь жалкий свет.

Олег попытался сесть, но не смог. Попробовал хотя бы пошевелиться, но снова потерпел неудачу. Словно в ответ на его неловкие попытки, слева от стола зарычал пес. Негромко, предупреждающе. Очень крупный пес, судя по звуку. И очень зубастый.

Захаров скосил глаза, вдруг обнаружив, что совершенно гол. Хотел вскрикнуть, выругаться, да хоть бы даже заскулить, но голосовые связки тоже отказались подчиняться. Под спиной и задницей вдруг прокатило холодом, позволив осознать железо столешницы.

Он снова зажмурился. Приказал себе проснуться, отринуть кошмар, позвать Танюху, она в таких случаях всегда помогала! Не вышло…

Глаза против воли открылись, и Олег разглядел застывший в ногах силуэт. Знакомый, высокий и сучковатый, с облаком чудовищных волос на голове. Силуэт качнулся, наплыл, причем умудряясь оставаться в густой тени.

Черный овал старушечьего лица лопнул в острозубом оскале, в ту же секунду чуть выше вспыхнули ярко-белые глаза без зрачков.

Олег дернулся, даже не шелохнувшись, и беззвучно взвыл…

– …Олег? Олежа? Братишка, ну ты напугал…

Голос Серого доносился издали, как через несколько слоев ватного одеяла.

– Сцук, ну ты дал… Але, Земля вызывает Олежу! Ты тут, братишка?

Захаров с трудом разлепил тяжелые, категорически непослушные веки.

Голова яростно кружилась, перед глазами все еще стояли самые странные образы – теплый пляж и зимний лес, рок-концерт, низкая изба с гигантской печью, ремонт в купленной квартирке, сауна, «Малый вечерний кинозал» и шикарный коттедж с медвежьей шкурой на полу гостиной.

– Мать-перемать… – пробормотал он, позволяя другу деловито оттянуть себе веко и заглянуть в глаз. – Ну и чо это мы с тобой, Серый, покурили?

– Ох, братишка, прости… – Тот глянул Захарову в другой глаз, отстранился, вздохнул. – Похоже, синтетику подсунул, сука. Больше не буду у Кислого вырубать…

– Твою мать… – Олег попытался перевернуться на бок, но не смог. Диван под ним неприятно скрипнул. – Я пошевелиться не могу, прикинь?!

– О, братишка, знакомая тема. – Серый деловито кивнул и отошел вне поля зрения. Ударил чем-то тяжелым, будто дровину расколол. – По себе знаю. Ты, главное, только не переживай, измену в таком состоянии словить – последнее дело.

– Ага… – только и сказал Олег, пытаясь избавиться от последних обрывков кошмара. – Пожалуй… И что делать-то?

– Да ничего не делать. – Тон друга намекал, что тот пожал плечами. – Просто полежи и отдохни, скоро само отпустит…

– …Так нлявица?

Сначала Олег даже не понял вопроса. Затем вспомнил, что голенькая массажистка, судя по всему, в страну приехала из солнечного Вьетнама или Таиланда, и сопоставил смыслы.

– Нравится, ага.

Глаза открывать не хотелось. И не потому, что азиатка досталась не шибко-то красивая – девка оказалась очень даже привлекательной, – а от блаженства, подаренного шикарным мальчишником.

Полностью обнаженный, густо вымазанный ароматным маслом и наминаемый умелыми пальчиками массажистки, он испытывал настоящее удовольствие, а член торчал к потолку кабинета, словно железный штырь. Было тепло и интимно.

– А воть так? – с хихиканьем уточнила узкоглазая брюнеточка, прижимаясь всем телом и начиная скользить вверх-вниз. Прикасалась маленькой грудью с торчащими сосками, не забывала растирать ладошками, прихватывать, пожимать и наглаживать. – Так този нлявица?

Захаров застонал, кроме нестерпимого блаженства вдруг ощутив укол стыда. Конечно, все происходящее на мальчишнике на нем и остается, но…

Где-то слева за шторкой на своем столе постанывал Серый. Да не просто постанывал, а рычал диким зверем, пришлепывал свою массажистку по голой ягодице и наверняка плотоядно скалился. Ох, только бы Танюха с Ритой не прознали…