Текст книги "Сборник "Самая страшная книга 2014-2024" (СИ)"

Автор книги: Юрий Погуляй

Соавторы: Майк Гелприн,Николай Иванов,Максим Кабир,Дмитрий Тихонов,Оксана Ветловская,Ирина Скидневская,Елена Щетинина,Лариса Львова,Юлия Саймоназари,Лин Яровой
сообщить о нарушении

Текущая страница: 202 (всего у книги 353 страниц)

5. Иезекиль. Теперь

Незримая связь с человеком, которому можно полностью доверять, согревала Иезекиля, будто внутри него загорелся огонек – там, куда не могли дотянуться лапы апостолов. Братья из скита не стали ему так же близки и за несколько месяцев. Даже Лазарю или Захарии, с которыми Иезекилю случалось поговорить по душам, не удалось сблизиться с ним – ибо в их разговорах всегда незримо присутствовал соглядатай. Казалось, что слова, сказанные шепотом в самое ухо, сказанные наедине в чистом поле, непременно будут услышаны. Страх разъедал души подобно кислоте. Любая ересь в приходе рано или поздно бывала изобличена, будто сами стены подслушивали чужие секреты, чтобы позже передать их Единому.

В шуме же прошедшего празднества, вне давящих стен и обрыдлых заборов прихода, Иезекиль впервые за долгое время ощутил доверие, пробудившее в нем робкую надежду, веру в существование выхода. Не всех сломила воля Единого. Это забытое, живое чувство породило что-то новое в душе послушника. Изможденный, истерзанный, сдавшийся разум будто оживал, с каждым днем все сильнее противясь происходящему религиозному безумию.

Вновь потекли серые дни, наполненные тяжелой работой, пением псалмов и проповедями, но в Иезекиле все чаще пробуждался Андрей, и временами его ненависть к дьяконам, апостолам и Единому Богу становилась сильнее страха. Именно тогда он понял, что рано или поздно не выдержит.

Такое случалось. Изредка один или другой послушник, не в силах выдержать постоянного напряжения, кончал с жизнью или пускался в бега. Скит самоубийцы всегда подвергался жестокому наказанию, а беглецов неизменно ловили, ибо бежать было попросту некуда. Участь их была незавидна.

Ходили слухи, что временами послушники того или иного прихода отчаивались настолько, что решались на бунт. Сговорившись, мятежники атаковали фанатиков, порой даже одерживали верх – но все было напрасно. Мятежное поселение не могло долго существовать обособленно. Скоро со всех сторон стягивались карающие отряды, и оставшихся в живых казнили.

Ходили слухи, шепотом передаваемые из уст в уста несмотря на все угрозы, что на самом деле кое-кому действительно удавалось скрыться, просто об этом не сообщали, чтобы не подрывать авторитета всесильной религиозной власти. Говорили о городах, удерживающих оборону против фанатиков. О городах, куда воля Единого была не в силах дотянуться…

Иезекиль не верил россказням, но все яснее осознавал, что решится на отчаянный шаг, пусть впереди и ждала полная неизвестность – все лучше, чем перманентное ожидание смерти на стреле автокрана от росчерка ритуального ножа.

На сентябрьском празднике Урожая он поделился своим планом с Евой, и после этого пути назад уже не было.

Приближались холода. Приходу, потребляющему много топлива, требовалось пополнить запасы дров на зиму, и ближе к концу сентября группы послушников под руководством боевиков все чаще выезжали в лес на грузовиках. В эти дни силы фанатиков максимально рассредоточивались вокруг прихода. Каждый рейс сопровождали всего двое вооруженных фанатиков. В этом виделся шанс…

6. Андрей. Тогда

Первые недели после причастия работа кипела всюду – тысячи неофитов обустраивали нехитрый быт. В лесах и полях у водоемов стремительно росли поселения. Запрет на механизмы получил временное послабление, когда строители торопливо возводили бараки под неусыпным контролем духовенства. Между стройками сновали грузовики с рабочей силой, инструментами и сырьем, перебрасывая ресурс туда, где он был наиболее необходим. Спали в землянках, времянках или кузовах грузовиков, еду готовили на полевых кухнях. Жгли костры, чтобы согреться. Боевики в масках были повсюду – казалось, они никогда не спят, не жрут, не испражняются. Смена караулов происходила незримо для послушников.

Каждый день начинался с молитвы. Под указы диаконов послушники разучивали первые псалмы. Тексты периодически корректировались, но скоро каждый знал их наизусть. Вечерами им читали святое Писание. Рукописные томики, пухнущие на глазах от вносимых изменений, уточнений и поправок, содержали догматы и уклады новой религии.

Из-за частых переездов окружавшие Андрея люди постоянно сменялись. Среди послушников встречались засланные шпионы апостолов, склоняющие неофитов к ереси. Отступников, сколь бы мал ни был проступок, разоблачали и казнили в назидание остальным. В ходу были повешение, потрошение или четвертование грузовиками. Атмосфера недоверия и страха отравляла существование.

Ходили самые кошмарные слухи, передаваемые перед сном, шепотом, невзирая на все запреты. Говорили, что Питер опустел и мертвецы штабелями лежат вдоль улиц. Что едва ли не две трети жителей мегаполиса уничтожены. Что безумие охватило по меньшей мере весь Северо-Запад страны – среди собеседников Андрея попадались жители Выборга, Петрозаводска, Кудрово и Купчино, и даже из Великого Новгорода, Ярославля и Костромы. Болтали, что очередной лагерь, в котором они очутились, находится едва ли не под Вологдой, в шестистах километрах от Гатчины. Что неведомая сила выгоняла людей на улицы из безопасных домов и убежищ, где они становились легкой добычей фанатиков.

Говорили, что в дни Гнева встали все пути сообщения – из Прибалтики, Белоруссии и Польши не приходило ни поездов, ни самолетов. Это могло означать, что правительства соседей закрыли границы, чтобы удержать распространение заразы – но верили в лучшее только глупцы. Однажды с очередной партией работников пригнали обезумевшего от страха финна. Той же ночью бедняга вскрыл себе вены куском стекла.

За всем происходящим хаосом угадывался порядок, управляемый чьей-то злой волей. Деление на приходы функционировало, каждый отряд был занят тяжелой, но посильной для работников деятельностью. Когда взрослые мужчины ставили срубы, молодые парни были на подхвате. Пищу, питьевую воду и теплую одежду подвозили исправно. Каждый был чем-то занят. Когда наступил май и с ним – пора посевных работ, женские отряды занимались посадками овощей. Андрей несколько раз видел девушек, ковыряющихся в земле на обширных полях, когда его отряд трясся в очередном переезде.

Ему довелось таскать брус на стройках, валить лес, дежурить на кухнях, штопать одежду и сажать картофель. В тяжелом труде притуплялись мысли о доме, но вечерами страх возвращался сполна. Тяготила собственная судьба, неизвестная участь матери (никаких вестей о родных не поступало – согласно эдиктам Единого семья была упразднена), бессилие что-то изменить. Завернувшись в сшитые как попало пледы, они засыпали, мечтая, что ночью придет освобождение в лице полиции, армии или даже в виде интервенции соседнего государства – все равно! – но никто не спешил на помощь.

Со временем измученный организм начинал привыкать. Постоянная осторожность и паранойя, боязнь обронить неверное слово делали послушников молчаливыми и подозрительными. В начале лета, когда строек и переездов становилось все меньше, прежняя жизнь начинала казаться послушнику Иезекилю миражом.

Наконец его приход осел в поселении где-то среди безымянных полей. Началась служба.

7. Иезекиль. Теперь

С утра его колотила дрожь, с которой никак не удавалось совладать. Час настал.

Иезекиль двигался на автомате, каждую секунду ожидая появления апостолов. В поселении, где даже у стен были глаза и уши, просто не могло быть секретов: казалось, сейчас его схватят и поволокут на эшафот. Лазарь и Захария выглядели пришибленными – одного взгляда на них должно было хватить, чтобы все понять.

После долгих раздумий он решил посвятить в план обоих. Живя бок о бок с послушниками, за эти полгода Иезекиль ни разу не наблюдал в братьях религиозного рвения. Ошибиться было опасно – любой неверный шаг мог стоить жизни.

Лазарь сразу же согласился – с обреченностью, поразившей Иезекиля. Захария колебался, но страх разоблачения придал ему сил. По большому счету, знать о готовящемся побеге и участвовать в нем было практически равнозначным преступлением в глазах апостолов.

После завтрака послушники вымыли посуду в лоханях с ледяной водой и, фыркая и дрожа от холода, умылись сами. Наступало время работы.

Им удалось украсть хлеба во время дежурства на кухне, и теперь холщовый мешок со снедью, который послушники брали с собой, чтобы перекусить в обед, топорщился сильнее обычного. Иезекиль забросил его в кузов грузовика и отправился за инструментами. В этот раз топорам надлежало сыграть особую роль.

В сарае обнаружился бледный Лазарь, ногтем большого пальца пробующий лезвия. Другие братья уже выбрали себе инструменты и шагали к грузовику. Захарии нигде не было видно.

В глазах Лазаря плескалось отчаяние. Иезекиль нашел его руку, ободряюще сжал. Сейчас, в решающий момент, силы начинали отказывать и ему. Бунт против громады религиозной машины казался заранее обреченным, немыслимым… Он собрал всю решимость, чтобы сделать первый шаг.

Осеннее солнце выглянуло из-за туч, внося в безрадостную картину теплые краски. Грузовой «Урал», прогревающий двигатель, ожидал их у выезда, и Иезекиль с Лазарем направились туда. Братья грузились в кузов под присмотром фанатика. Второй боевик сидел в кабине, уставившись куда-то перед собой.

Рукоять топора стала мокрой и скользкой. Иезекиль высматривал Захарию, но не мог найти. Боевик, занятый погрузкой, повернулся к ним. Стеклянные глаза мазнули по Иезекилю и ушли куда-то за спину. Послушник обернулся.

Из дома диаконов выходил Захария в сопровождении апостола.

Сердце пропустило удар.

Словно во сне, Иезекиль увидел поднимающуюся руку священнослужителя, указывающую на него. Последовал каркающий приказ, и боевики за спиной апостола сорвались с места, на ходу вскидывая стволы автоматов…

Времени на раздумья не оставалось.

Широко размахнувшись, Иезекиль обрушил обух топора на голову фанатика, потянувшегося к цевью, и тот без звука рухнул на землю. Кто-то закричал. Из кабины вывалился второй боевик, запутавшись в лямке автомата, и Иезекиль ударил его в висок. Лезвие выбило глаз, входя глубоко в голову, застряло. Брызнула кровь. Он услышал собственный вопль.

А потом застучали выстрелы.

– Лазарь, быстро!

Иезекиль упал, вжимаясь в холодную землю за трупом фанатика. Рука шарила в палой листве, нащупывая автомат. Пули с грохотом дырявили кузов «Урала», кричали оказавшиеся в ловушке послушники. Лазарь бросил топор и побежал. На глазах Иезекиля длинная очередь прошила его поперек груди.

Пальцы наконец нащупали лямку. Он перекатился, оказываясь с другой стороны «Урала», потянул за собой автомат. Боевики были уже близко. Сгорбившись, Иезекиль забрался в кабину, рванул передачу и утопил педаль. Грузовик взревел, тяжело тронулся. Град пуль обрушился сзади, увязая в металле. Одна из них пробила лобовое стекло.

Выпрямившись, он выкрутил жесткий руль и поддал газу. «Урал» перевалился через насыпь у выезда и вывернул на дорогу.

Приход остался позади, похожий на разворошённый улей. Шок, схвативший Иезекиля стальной пятерней, постепенно отпускал. Когда поселение скрылось за деревьями, послушник истерически расхохотался. Ушел!

Дорога летела под колесами, и пьянящая смесь ужаса и свободы гнала Иезекиля вперед. Он орал, срывая глотку, давая волю обуревавшим чувствам. Свободен! Свободен!

План летел ко всем чертям. Лазарь погиб, а Захария сдал их, видимо, испугавшись в последний момент. Неважно… теперь и его жизнь висела на волоске – впрочем, так было и все время до этого. Необычайная легкость переполняла все его существо. Будь что будет!

Они обязательно пустятся в погоню, но, пока все машины на выездах, у него есть шанс прорваться. По плану Ева должна была ждать их на дороге, пересекающей поле возле женского прихода, у заброшенной вышки связи – недалеко от того места, где девушки пасли коров. Потом они рванут в город. Там, среди заброшенных домов, можно будет найти укрытие и припасы. Там можно будет скрываться достаточно долго, а потом…

Так далеко Иезекиль не загадывал.

Он помнил путь по выездам за дровами или припасами, но грузовики никогда не приближались к другим поселениям. Вышка, вонзившаяся в небо на сотню метров, маячила впереди.

Слезы облегчения брызнули из его глаз.

Какое счастье, что он учился вождению на курсах при институте! Почти забытые навыки оказались необходимыми в самый нужный момент.

По обе стороны тянулись поля. Полузаросшие ответвления то и дело появлялись тут и там, и Иезекиль рисковал пропустить нужный поворот. Он решил, что в крайнем случае поедет напрямик.

По мере приближения к вышке беспокойство вновь начало терзать его. Что, если Ева не смогла выбраться? Что, если план раскрылся, и его будет ждать засада? Он протянул руку к автомату Калашникова, лежащему на соседнем сиденье, проверил магазин. Стрелять ему довелось всего один раз, в другой жизни, на военных сборах. Сегодня он был готов снова спускать курок.

Она ждала его, прячась за трансформаторной будкой. Лицо Евы покрывала мертвецкая бледность, губы были искусаны до крови. Иезекиль остановился напротив вышки, не заглушая двигатель, выбрался наружу. Девушка ахнула, глядя на продырявленные выстрелами борта.

– Что случилось?

Они обнялись. Иезекиль обошел грузовик и заглянул в открытый кузов. Внутри обнаружились трупы послушников.

– Помоги.

Они осторожно выволокли разорванные пулями тела и сложили их у подножия вышки. В молчании забрались в кабину, и Иезекиль тронулся с места. Ева положила на колени автомат.

– Все пошло не так, – сказал он, выдавливая слова из пересохшей глотки. – Они узнали… я едва выбрался.

Он рассказал, как хотел взять с собой еще двоих, но доверился не тому.

– За нами гонятся?

– Наверное. Постараемся уйти.

«Урал» вскарабкался на трассу, ведущую к городу. Скорее всего, именно тут их и будут искать, но пока у них была фора, Иезекиль надеялся проскочить. Поля проносились мимо, двигатель грузовика надсадно ревел. Ева дрожала, сжимая ствол калашникова побелевшими пальцами. Выглянув в окно, она что-то крикнула, и Иезекиль посмотрел в ту сторону.

По правую руку, где-то за полем, им наперерез мчался джип, вздымая вверх облако пыли.

– Гони! Гони!

Иезекиль добавил газу. Руль трясло так, что, казалось, он вот-вот вырвется из рук, но расстояние между ними и джипом быстро сокращалось. Иезекиль увидел высунувшегося в окно боевика, наводящего автомат.

Выстрелы были едва различимы. Пули звонко защелкали по кузову.

Ева закричала, когда «Урал» повело в сторону. Иезекиль ударил по тормозам, и грузовик с протяжным скрежетом слетел с трассы. На миг в лобовое стекло стало видно небо, а потом тяжелую машину бешено затрясло на кочках. Иезекиль приложился головой с такой силой, что потемнело в глазах. Спустя секунду грузовик остановился и заглох.

Ева выпрямилась на сиденье. Из разбитого носа струилась кровь.

– Ублюдки… – простонала она, сжимая в ярости кулаки. – Сволочи!

Прежде чем Иезекиль успел что-то сделать, Ева выскользнула из кабины с автоматом в руках и бросилась к приближающемуся джипу.

– Ева! – закричал он, выбираясь следом.

Мир вокруг странно мерцал, ушибленная голова раскалывалась от боли. Иезекиль упал в траву. Левое колено взорвалось болью. Где-то совсем близко застрочил автомат. Он поднял взгляд.

Широко расставив ноги, Ева расстреливала фанатиков, вывалившихся из остановившегося неподалеку джипа. Отдача сотрясала ее казавшуюся невесомой фигурку.

– Получайте! Ненавижу вас! Ненавижу! Ненавижу!

– Ева!

Он увидел, как рухнул на землю апостол. Осел у заднего колеса боевик в лыжной маске. Последний оставшийся открыл ответный огонь, но внезапно гулко грохнуло, и джип превратился в огненный шар. Иезекиль зажмурил глаза.

Рядом кто-то стонал.

Усилием воли он заставил себя встать.

Ева распласталась в сухой траве, зажимая рану на животе. Сквозь пальцы сочилась густая темная кровь.

– Ева…

Он упал на колени, прижимая руку к ране. Девушка застонала.

– Больно… так больно!

– Держись, – попросил он, глотая слезы. – Мы что-нибудь придумаем… Я сейчас.

Он принялся стягивать с себя робу. Ева остановила его слабеющими пальцами.

– Беги-и-и, – прошептала она.

– Не сдавайся, пожалуйста! Я не хочу…

– Ты не слушаешь, – проговорила Ева. Изо рта потянулась тонкая струйка крови. Девушка закашлялась. – Беги. Я все.

На миг Иезекилю показалось, будто нечто огромное склонилось над ними, присматриваясь. Он вскинул голову, но вокруг не было никого, кроме трупов. Потом чувство исчезло.

– Поезжай к границе… вдруг туда еще не добрались… я думала об этом. Надежда… есть.

Кровавый пузырь надулся на ее губах и быстро лопнул. Дыхание замедлялось.

– Как тебя зовут… на самом деле? – спросила Ева еле слышно.

– Андрей, – проговорил он, глотая слезы.

– А меня… действительно зовут… Ева, – сказала она и слабо улыбнулась. – Вот умора, правда?

– Да, – согласился он, и девушка умерла. Красивые, влажно блестящие глаза застыли.

Он провел пальцами по ее лицу, закрывая их.

Сгорбился над телом.

Нужно попробовать завести грузовик, пока не поздно. И бежать!

Все напрасно. Шансов у них не было изначально. Как можно было противостоять этой религиозной гидре? Оставалось только…

Мысль резко оборвалась. Щуп чужой воли, чудовищной, непреклонной, слепо шарящий вокруг грузовика, наконец нашел его – и обрушился на послушника.

8. Единый. Теперь и всегда

Бог возлежал в отрогах Саянских гор в верховьях Енисея – гигантский, словно Эверест. Человеческий мозг отказывался воспринять столь циклопические размеры. Ни один из скульпторов, ваявших лики Единого из камня, дерева или металла, не сумел придать своим творениям и малой толики подобия.

В облике нового Бога не было ничего человеческого или даже животного – скорее, тело Божества напоминало колоссальный пульсирующий гнойник. В глубинах слоистой шевелящейся плоти гнездился чудовищный разум.

Исполненный священного трепета, Андрей ощущал биение сердец миллионов живых существ, захваченных волей великого Божества по всему миру. Многогранное, многомерное видение всей планеты открылось ему, будто он летел по орбите – и в то же время был в тысячах мест одновременно. Священное Писание читали на английском, русском, китайском, испанском и сотне других языков. Диаконы в оранжевых кашаях, черных рясах и изарах несли слово Его на всех обитаемых материках. Погонщики, начисто лишенные личности и воли воины, карали несогласных огнем автоматов, карабинов и револьверов, саблями, стрелами и копьями. Апостолы, наиболее восприимчивые к потокам воли сверхсущества, ретранслировали их вовне, заставляя чернь повиноваться.

Новый Бог прибыл из далекого холодного космоса верхом на метеорите, столь небольшом, что его падение осталось практически незамеченным. На родной планете Единого, размеры которой превышали земные в десятки раз, жизнь была постоянной борьбой за выживание. Здесь же чрезвычайно благоприятные условия способствовали фантастической скорости роста пришельца. Гость из космоса стремительно развивался, благодаря врожденной телепатии легко проникая в сознание людей, находящихся на расстоянии в тысячи километров, и скоро познал человечество лучше, чем оно знало само себя. И увидел в нем угрозу.

Очевидно, люди не смогли бы мириться с присутствием гигантского организма, обладающего сверхразумом, на крошечном земном шаре. Пришельца непременно постарались бы погубить – во имя науки, безопасности или любой другой благовидной цели. Будущему Богу грозило уничтожение, и Бог начал защищаться.

Уровень технического прогресса не позволил бы живому существу подобных размеров скрываться достаточно долго. Рано или поздно оно было бы обнаружено и стерто с лица Земли. Решение напрашивалось само собой. Прогресс требовалось отбросить. Человечество без ядерных ракет и спутников, без роботов и компьютеров, без двигателя внутреннего сгорания и электричества не представляло для Бога никакой угрозы.

Единый низвергал цивилизацию в новое средневековье.

Рано или поздно интеллектуальный потенциал позволил бы людям восстановить, а то и превзойти былые технические успехи – в сроки, ничтожно короткие по меркам космического гостя. Чтобы удерживать развитие, требовалось закабалить человеческий разум.

Ничто не лишает инициативы и развития лучше религии.

Догматы религии не обсуждаются. Власть Бога абсолютна. Его представители на Земле неприкосновенны. Церковь решает все.

В идеальной картине нового миропорядка не было места ни правителям, ни государствам. Правда, натуральное хозяйство без технологий было не способно прокормить семь миллиардов ртов, так что поголовье паствы пришлось значительно сократить. Отныне мир принадлежал молодым, способным давать потомство.

Первое поколение, помнящее старые дни, очень быстро сойдет на нет. Второе, взращённое в новых реалиях, воспримет все как должное и с радостью склонится перед Единым. С третьим любое инакомыслие будет стерто.

Потоки образов яркими вспышками проносились в мозгу Андрея, который подобно открытой книге предстал перед Богом. Недоумение послушника, почему сверхразум организовал столь сложную схему вместо того, чтобы попросту истребить всех людей, сформировало неожиданный ответ.

Подобно самому обычному человеку, пришелец чах в одиночестве, а уничтожение человечества оставляло его единственным мыслящим существом на планете.

Для чего я был выбран, подумал Андрей, обращаясь к божеству. Чем удостоен чести лицезреть Бога?

В ответном импульсе скользило полное равнодушие. Единый не выбирал – лишь склонился, чтобы узнать, что убило его адептов, разорвав незримые нити, связующие священнослужителей с божественной волей. Сам послушник его нисколько не интересовал.

Андрей вновь увидел Землю с невообразимой высоты. Увидел собственное крошечное тело, распростертое в примятой траве. Увидел множество точек-автомашин, спешащих к нему через поле, – грузовик беглецов обнаружили карательные отряды. Круг преследователей быстро сжимался.

Яркие видения тускнели, исчезая вдали, звуки становились гулкими и невнятными. Контакт сходил на нет. Стремительный поток, несущий его сознание, иссякал.

А потом связь прервалась, обрушив на Андрея тесную, неприглядную действительность.

Несколько секунд он задыхался, пытаясь осознать себя. Контраст единства личности с множественной сущностью Бога был настолько разителен, что мозг едва ли не закипал. Поднеся пальцы к лицу, Андрей увидел, что из носа течет кровь. Голова кружилась немилосердно.

После божественного откровения все вокруг казалось бессмысленным и пустым. Покачиваясь, послушник поднялся на ноги.

У пылающего джипа стоял апостол, опираясь на длинный посох. Его прикрывали больше дюжины боевиков, направляющих дула автоматов в грудь Андрея. А за их спинами на поле разворачивался автокран с болтающейся на стреле петлей.