Текст книги "Сборник "Самая страшная книга 2014-2024" (СИ)"
Автор книги: Юрий Погуляй
Соавторы: Майк Гелприн,Николай Иванов,Максим Кабир,Дмитрий Тихонов,Оксана Ветловская,Ирина Скидневская,Елена Щетинина,Лариса Львова,Юлия Саймоназари,Лин Яровой
Жанры:
Ужасы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 199 (всего у книги 353 страниц)
– Так а с руками что?
Андрей оторвал губы от кулака и сунул кисти под стол. Будто Оля интересовалась его руками.
– Руки, видать, бродячие собаки объели, – сказала Эльвира Михайловна.

– Ладно, – прошипел Андрей, взъерошивая волосы. – Ладно.
Пот ручьями струился под одеждой. На ковре валялись книги и фотографии. Он перерыл всю квартиру, отодвигал кровать, лазил за шкаф. Нашел файлы и гелевые ручки, упавшие под кресло в день, когда купил чертовы схемы чертовой фирмы J. F. Schreiber. Нашел Ирину заколку. Нашел пропавшую год назад флешку.
Но медведосвина нигде не было.
– Ладно, – в третий раз сказал Андрей. – Сдаюсь. Помогай, бабуля.
Он замер, точно ждал, что в комнате раздастся прекрасная музыка и бабушка с GPRS-навигатором сойдет к нему по лучу.
– Приехали, – вздохнул Андрей. – Я разговариваю с покойниками.
Он повернулся. И отпрянул, едва не врезавшись в гардероб.
У включенного ноутбука восседала пропажа. Или… что-то отдаленно на нее похожее. Потому что фигурка изменилась. Выросла. Усложнилась. Разбухший живот свисал между крепкими задними лапами. Передние существо прижимало к груди. Ряд омерзительных сосков покрывал массивное туловище. Возле пасти образовались бивни, а в глазницах отворились две пары глаз – по паре в каждом углублении. Многоглазое чудище сыто скалилось.
– Ты… где был?
«Будто сам не знаешь», – словно отвечала насмешливая морда.
В комнате пахло падалью.
– На этом все, – сказал Андрей, почесывая костяшки, – никакого паперкрафта.
Он потянулся, чтобы подобрать игрушку, но рука застыла в полуметре от кряжистой фигуры. Помятая лапа расправилась. Удлинились клыки. Медведосвин вымахал до размера годовалого ребенка, и он… хотел расти.
«Мы в ответе за тех, кого склеили», – подумал Андрей не к месту.
Перед скульптурой лежала черная с оливковым отблеском папка. И что-то было внутри нее.
«Руки, – мысль обдала сквозняком и смрадом, – там отсеченные кисти парня, растерзанного за гаражами».
Пальцы покалывало. Андрей открыл папку, словно поднял крыло дохлого ворона.
Неизбывная жуть хлынула в пустоту под его задубевшей плотью.
Голова подаренной Олей собаки жалостливо наблюдала с принтера. Колебались испуганно тени демогоргона, хищника, пустоглазых хеллоуинских масок. Само лицо Андрея казалось маской из папье-маше, которую отец сделал на скорую руку и забыл покрасить акрилом.
Схемы для сборки вернулись. Собрались воедино. Потрепанный картон был того же цвета, что кожа бабушки, отдыхающей в гробу.
– Но как?
Он вытащил листы из папки, вгляделся в линии. Подобные развертки не печатали советские журналы, о них помнили разве что древние племена Черного континента, канувшие в небытие шаманы. Части целого взывали к нему, требовали. Раны зудели. Он потратил так много времени и сил на ерунду, на высокомерную потаскуху Иру, на чужие вещи, пылящиеся и вопящие о собственной тщете. Он так поздно нашел себя – в папке с золотым тиснением отыскал свое призвание, смысл существования, доселе утаенный.
Надо лишь вооружиться ножницами. Накормить хозяйство, да хотя бы вот – он подобрал с пола семейную фотографию, порвал на куски и бросил медведосвину огрызок, одутловатую физиономию тетиного мужа – бери, что не жалко, только не мешай работать. Медведосвин взял и ушел – хлопнули ставни, сквозняк потормошил дурацкие поделки, Хищник спикировал вниз и был растоптан Андреем, который носился по комнате в поисках клея.
Андрей творил.
А когда папка опустела, она наполнилась схемами вновь.

– Входи, – не удивился Андрей.
Оля переступила порог. К груди она притискивала цветастый пакет. Из пакета пахло апельсинами, но аромат не перебивал затхлую вонь, царящую в квартире. Робкая просящая улыбка завяла на Олиных губах.
– Ты… я…
– Вместе верные друзья, – сострил Андрей, запираясь.
Оля озиралась. Разморозившийся холодильник вонял заплесневелыми продуктами. За притворенными межкомнатными дверями шелестели крылья: это голуби ссорились, оккупировав кровать и антресоли. Окна были открыты настежь, в пятницу или в субботу птицы облюбовали спальню, засеяли пометом постель, ковер, фотографии. Андрей спал, не раздеваясь, в их дерьме и перьях; голубей такое соседство раздражало.
Бледнеющая Оля слушала шорох и клокотание, ежилась от холода, смотрела округлившимися глазами на одежду и растрепанные волосы коллеги. Чувствовала ли она запах его тела? Смрад, исходящий от пальцев, которыми он трогал падаль, соединяя косточки и влажную гнилую плоть?
– Ты… собачку завел?
Почему-то это ласковое «собачка» вызвало необоримый приступ смеха. Андрей закашлял, затявкал. И побрел по коридору, сутулясь. Оля шла следом.
– Ты прости… мы на работе переживаем. Пневмония – это не шутки… у меня брат чуть не умер от осложнений… Эльвира Михайловна твой адрес узнала, я думаю: проведаю, и вот… и вот…
Голуби бились о стены спальни. Под ногами валялись распотрошенные модели. Смятый череп бизона, облитый чем-то подозрительно зловонным Хищник.
– Это… ты это сам сделал?
Оля подобрала рогатый шлем. Андрей безразлично дернул плечом. Его музей был уничтожен варварами, труды всей осени сметены с полок и растоптаны.
– Что тут случилось? – спросила Оля изумленно.
Кажется, теперь она жалела, что явилась в дом Андрея. Явилась в храм.
«Пришла пора похвастаться настоящим шедевром, – подумал Андрей, слизывая кровь с костяшек. – Апогей паперкрафта».
Он посторонился, позволяя гостье увидеть. Пакет выпал из ее дрогнувших рук, апельсины покатились по полу юркими зверушками.
На столе громоздились четыре картонные фигуры, четыре тотема из немыслимых темных эпох. Помесь мухи цеце и варана. Нечто среднее между шакалом и антилопой. Чудовищный гибрид гориллы и броненосца. Четырехглазый медведь с рылом свиньи.
Они дышали. Грудные клетки вздымались, пасти смердели. Блестящие глазки безумно вращались на угловатых мордах. Бумажные модели фирмы «J. F. Schreiber» жили абсурдной пугающей жизнью.
А черная папка с золотым тиснением лежала, припечатанная их химерными тенями, полная новых (старых и истлевших) схем.
– Выздоравливайте, – промямлила Оля, пятясь. Она не сводила взгляда с чудовищ, и чудовища отвечали ей тем же пристальным вниманием. Оля не вынесла вида воскресших богов. Андрею было сложно ее винить.
Хлопнула дверь. Андрей облизал кулак, белеющие в ранах кости.
Его череп был нашпигован жеваным картоном, мысли слиплись, обмазанные клеем. Единственное, чего он хотел – поскорее накормить этих несносных химер и взяться за работу в тишине и спокойствии. Поэтому он подхватил измятую собачью голову и швырнул на алтарь, где прежде стоял монитор компьютера. Варан с фасеточными глазами обнюхал подношение.
В груде мусора запиликал телефон.
Нагибаясь, Андрей услышал, как грохнули рамы и потревоженные голуби захлопали крыльями в спальне. Что-то вышло из квартиры, устремилось на запах торопящейся по вечерним улицам девушки. Мимо гаражного кооператива, ржавых качелей, припаркованных автомобилей – на худые плечи, окрепшими зубами в позвоночник.
Андрей прижал мобильник к уху. Лезвием модельного ножа почесал пересохшие губы, гноящийся язык и зубную эмаль.
– Привет. – Кажется, Ира не ожидала, что он ответит на звонок.
За спиной нетерпеливо шевельнулись тотемы. Струйка крови потекла по подбородку, и кто-то кинулся к ногам, чтобы ловить падающие капли.
Женский голос звучал из картонного мира, пустого и заурядного, как мертвецы в гробах, как незаконченные маски, как конфискат на полках «Северного».
– Я соскучилась, – томно, отыгранно сообщила женщина.
Боги затаили дыхание.
– Я тоже, – сказал Андрей.
Артем Гаямов
Бинго

Послеобеденное солнце пекло нещадно, и на раскаленном, залитом жарой перроне копошился муравейник разгоряченных человеческих тел. Мелькали потные лица, гремела музыка, в обжигающем воздухе висела густая смесь запахов шаурмы и пропитанных креозотом шпал.
Кто-то, волоча битком набитые сумки, взволнованно бежал вдоль вагонов, кто-то стучал в стекло и, грустно улыбаясь, махал рукой. А у поезда, стоящего на соседнем пути, тучная тетка в цветастом сарафане о чем-то слезно умоляла проводника, все порываясь упасть на колени. В руке она отчаянно зажимала поводок, с которого рвалась большая черная дворняга. Речь в разговоре, похоже, шла как раз о псе, но глупое животное совершенно не понимало серьезности ситуации и упорно лезло на ногу проводнику, желая вступить с ней в интимную близость.
Вадик брезгливо поморщился и отстранился от окна, задвигая занавеску. С облегчением почувствовал, что поезд наконец тронулся.
Здесь, в уголке железнодорожного рая, именуемом «спальный вагон», можно было бы как следует отдохнуть, если бы не целых два «но». Расслабиться, во-первых, не давали мысли о предстоящем по приезде в Екатеринбург мероприятии, а во-вторых – сосед по купе. Высокий, худощавый, он неподвижно сидел напротив, положив тонкие руки на колени. На голове пестрела разноцветная бандана, из ушей тянулись провода наушников, а глаза скрывались за темными очками. Круглыми, в тонкой оправе а-ля Григорий Лепс. Из-за этих очков Вадику казалось, что худощавый все время смотрит прямо на него. Это заставляло ерзать на месте, маяться и раз за разом коситься в ответ, чувствуя себя все глупее.
Дверь купе резко отъехала в сторону, и в проеме возникла молодая, фигуристая проводница.
– Готовим билеты, паспорта! – велела она, по-хозяйски огляделась и прикрикнула: – Мужчины, ну-ка быстро закройте окно! – а потом внушительно добавила: – В вагоне работает кондиционер.
Вадик метнулся к окну, а худощавый невозмутимо дернул из уха затычку наушника и, протягивая паспорт с билетом, лукаво улыбнулся тонкими губами:
– С таким проводником поездка точно выйдет незабываемая.
Голос его оказался глубоким, бархатистым. Как из рекламы про «тонкий аромат кофейных зерен, выращенных на зеленых холмах Аргентины». Проводница в ответ стрельнула глазами, но тут же напустила на себя серьезный вид и принялась изучать документы, затем вернула их обратно. На рыхлого, с глубокими залысинами Вадика, наконец-таки справившегося с окном, она едва взглянула. Небрежно листнула паспорт, положила на столик. Выходя, полуобернулась и, обращаясь исключительно к худощавому, задумчиво произнесла:
– Ночью обещают черт-те что.
Тот в ответ приподнял брови над очками, а Вадик с легким испугом переспросил:
– Черт-те что именно?
– Аномальные грозы. – В этот раз девушка вообще не удостоила его взглядом.
– Смею заверить, что не брошу даму в опасности, – худощавый шутливо раскланялся, не вставая, и многозначительно добавил: – Особенно ночью.
– Мужчина, держите себя в руках, – проводница кокетливо изогнула бедро и хихикнула. – А руки держите при себе.
Худощавый улыбнулся ей вслед и покачал головой.
– Аномальные грозы, – медленно повторил он. – Вам не кажется, что погода теперь слишком часто оказывается аномальной?
Вопрос был задан Вадику, и в ответ тот только неопределенно повел бровями.
– Летом – аномальные грозы, зимой – аномальный снегопад, – стал перечислять худощавый, – а еще аномальная жара, аномальные морозы, аномальный ветер, аномальный туман, – он развел руками. – Если так пойдет дальше, то скоро как раз нормальная погода станет аномалией.
Вадик, чуть улыбнувшись, вежливо кивнул и уставился в окно. Поезд набирал скорость, за окном монотонно мелькали душные столичные окраины.
– Я к тому, – снова зазвучал бархатный голос, – что наши СМИ вечно ищут сенсации на пустом месте и стараются раздуть из мухи слона. Вот так же вышло с «УльтраЗу».
Услышав последнее слово, Вадик от неожиданности вздрогнул, но тут же постарался сделать вид, что ничего не произошло, и принялся напевать себе под нос, похлопывая рукой по столику.
– Казалось бы, – рассуждал худощавый, – ну что плохого в том, что человек после трудного рабочего дня или же в выходной отправляется в специально отведенное место, чтобы помочь смертельно больному животному уйти в мир иной? Все законно и легально. Но нет – СМИ начинают кричать караул, привлекают разгневанных мамаш, одержимых собачников, интернет-хомячков, зеленых и бог знает кого еще. Вся эта безумная орда принимается рыть носом землю, стремясь накопать хоть что-то на посетителей «УльтраЗу». Но, благо, контора работает честно – полная анонимность означает полную анонимность, и самосуда удается избежать. А все, что остается таблоидам, – это травить байки про каких-то там хантов.
– Нет никаких хантов, – раздраженно выпалил Вадик.
Он тут же осекся, сообразив, что, кажется, выдал себя, а худощавый вдруг расплылся в широкой улыбке и протянул руку.
– Резнов.
– Вадим, – Вадик растерянно пожал зависшую в воздухе ладонь и переспросил: – Резнов? А имя?
– Тимур. Но я всех прошу звать меня по фамилии, – Резнов махнул рукой. – Не люблю свое имя. Эти шутки про Тимура и его команду за сорок лет уже достали. Тем более что я не командный игрок, а одиночка, – он сделал внушительную паузу, а потом, подавшись туловищем вперед, доверительно прошептал: – Расслабьтесь, Вадим. Я такой же, как вы. Варвар, мясник, палач, или как там нас еще называют?
– Куда вы ходите? – быстро спросил Вадик.
– В Тушино.
– Сколько человек в команде?
– Я ведь сказал, что одиночка, – мягко напомнил Резнов.
– С чего решили, что я варвар?
– Не хотелось бы играться в Шерлока Холмса, но… – Резнов поднял руку и стал загибать пальцы. – То, как вы взглянули на ту гадкую псину на перроне – это раз. Ваша реакция на упоминание о хантах – два. И три – это дырки от степлера в уголке вашего билета. Я рискнул предположить, что к нему, как и к моему, было приколото вот это.
Он порылся в своей сумке и, настороженно крутнув головой в сторону двери, протянул Вадику разноцветную праздничную открытку-приглашение. На ней был нарисован жираф, из-за спины которого торчали два небольших белых крыла. Животное счастливо улыбалось, поднимаясь к ослепительно-яркой радуге, а внизу на зеленой траве стоял мужчина. Левой рукой он махал жирафу вслед, в правой виднелся опустошенный шприц, по лицу текли слезы. Над радугой серела каменная глыба в форме куба, на одной грани которого было написано Ultra, на другой – Zоо – официальный международный логотип корпорации.
Вадик взял открытку в руки, перевернул. На обороте пестрел текст, стилизованный под надпись от руки. Отдельной красивой завитушкой везде выделялась буква «р».
«Приглашаем Вас принять участие в праздничном торжестве, посвященном годовщине открытия UltraZoo в России. Мероприятие состоится в Екатеринбурге 13 июля в пятизвездочном отеле „Атриум Палас“. Начало в 19:00».
Ниже мелким шрифтом указывался адрес отеля и красовалась подпись – «Искренне Ваш, UltraZoo».
– Ну все? Теперь успокоились? – Резнов дружелюбно пихнул Вадика кулаком в бок, забирая открытку, и указал пальцем на торчащий из уха наушник. – По «Фиш энд Чипс» всю неделю об этом болтают.
– «Фиш энд Чипс»?
– Хотите, включу через динамик? – предложил Резнов и, прежде чем Вадик успел отказаться, вытащил телефон из кармана. Положил на стол, выдернул штекер наушников и защелкал кнопкой, увеличивая громкость.
– После рекламы мы снова с вами, дорогие слушатели. В студии Лиля Ван, и напомню, что наши «Пять эфиров» на этой неделе посвящены годовщине открытия «УльтраЗу» в России. Сегодня, перед самыми выходными, пока вы стоите в пробках, пытаясь выбраться на дачу, к нам в студию пришел известный правозащитник, доктор юридических наук Семен Аристархович Ледяев. И на рекламу мы ушли, оставшись каждый при своем мнении. Но все-таки, Семен Аристархович, вот вы настаиваете на том, что во всем нужно следовать букве закона, и с этим трудно поспорить. Однако неужели вы никогда не слышали про так называемые дополнительные опции, которые сотрудники «УльтраЗу» предлагают посетителям?
Дополнительные опции, дополнительные опции, дополнительные опции. Два слова эхом заметались в голове, будя воспоминания.
– Дополнительные опции?
Крепкий парень в толстовке с логотипом UltraZoo возвышался, словно гора. На груди болтался бейджик с надписью «Руслан, смотритель».
– Дополнительные опции? – повторил он и многозначительно взглянул на стоящего перед ним Олега, затем недоверчиво покосился на раскрасневшегося Вадика и топчущегося на месте Серегу.
Олег, ростом едва доходивший смотрителю до подбородка, выглядел, тем не менее, как никогда уверенно. Сунув руки в карманы, он кивнул в сторону приятелей и усмехнулся:
– Они в первый раз. И да – мы возьмем допопции.
– Если в первый, то берите лучше не млекопитающее, – с видом знатока посоветовал смотритель. – Птицу. И без оружия – только садовый инструмент. Устроит?
– Оружие? Садовый инструмент? – непонимающе переспросил Серега и дернул себя за бороду. – Речь ведь была про шприц с инъекцией.
Смотритель в ответ только хмыкнул.
– Устроит, – кивнул Олег. – Сколько?
– За птицу четыреста.
– Держи пятьсот, – Олег достал кошелек, отсчитал пять сотенных долларовых купюр, – и пусть это будет не утка или еще какое говно с бабушкиного огорода, а нормальная, стоящая птица.
– Есть такая, – заверил смотритель, пряча деньги. Затем склонился над стоящим на стойке монитором, пощелкал мышкой. – Два эвтанайзера свободны. Идите к пятому и ждите. Когда загорится зеленая лампочка, можете заходить.
Едва вышли на улицу, как в лицо ударил осенний воздух. Холодный, сырой, наполненный бессильным гневом умирающей природы. Порыв ветра закрутил по мощеной дорожке водоворот сухих листьев.
Вадик поежился. Больше всего ему сейчас хотелось просто уехать домой, но давать заднюю означало бы показать себя жалким слабаком и рассердить Олега. А портить отношения с главбухом Вадик опасался. Чем-то подобным, похоже, руководствовался и Серега, безостановочно подергивающий себя за бороду. Олег шел чуть впереди, временами искоса поглядывая на них. Он тоже казался взволнованным. Но не испуганным или растерянным, а скорее возбужденным.
Эвтанайзеры стояли в ряд – девять некрашеных металлических бункеров. В глаза бросались огромные нарисованные на стенах красные цифры. Олег, Вадик и Серега подошли к бункеру с номером пять и остановились.
На несколько минут повисла давящая, зловещая тишина, нарушаемая лишь шумным дыханием Сереги. Вадик старался не шевелиться и не издавать ни звука. Только вздрогнул, когда из соседнего, четвертого, бункера вдруг донесся истошный писк и приглушенная матерная брань. Серега испуганно, по-бабьи охнул, а Олег наградил его испепеляющим презрительным взглядом.
Бункеры своей тыльной стороной упирались в могучую бетонную стену, высоте которой позавидовал бы сам Дональд Трамп. Стремясь как-то отвлечься и сбить напряжение, Вадик стал размышлять, что, возможно, каждый эвтанайзер оборудован собственным входом, через который из-за стены доставляют больное животное.
Протянулось еще несколько минут, и с тыльной стороны бункера что-то защелкало и заскрипело. Затем изнутри донеслись шаги, шуршание, потом снова щелканье и скрип, после чего маленькая лампочка на стене наконец вспыхнула зеленым.
Первым, по-хозяйски распахнув дверь, вошел Олег, за ним по пятам, тычась животом в спину, – Вадик, последним – робко озирающийся Серега. Посередине помещения стоял большой прямоугольный ящик-клетка, из которого доносилось слабое шуршание, в углу кучей были свалены грабли и лопаты.
– Олег, я жду объяснений, – Серега старался говорить спокойно и внушительно, словно школьный учитель с трудным подростком, но голос все равно задрожал. – Что за дополнительные опции? Почему нам не дали шприц с инъекцией? И для чего здесь этот садовый инвентарь?
Он махнул рукой в сторону грабель и лопат. Олег молча ухмыльнулся, подошел к ящику и дернул задвижку, открывая дверцу. Наружу на трясущихся полусогнутых ногах тяжело выбрался журавль. Маленькая красно-белая голова, подрагивая на тонкой черной шее, осторожно огляделась. Затем птица раскрыла длинный клюв, коротко крякнула и опасливо попятилась от Олега. А тот без раздумий и колебаний подхватил одну из валяющихся лопат, в два прыжка настиг журавля и с размаху ударил по спине.
Пронзительный крик эхом отразился от металлических стен. Ноги у птицы подкосились, крылья беспомощно забились в воздухе. Олег ударил еще раз. И еще. Безумно крича, журавль метался на полу, пытаясь подняться, а полотно лопаты обрушивалось на него снова и снова. Один из ударов пришелся по голове, заставляя умолкнуть. Бессильно распластавшись, птица только чуть подергивала крыльями. А Олег замахнулся лопатой, как топором, и одним страшным ударом рубанул журавля по шее. Кровоточащая голова отделилась от туловища, глаза птицы остекленели, клюв еще несколько секунд беззвучно шевелился, потом замер приоткрытым.
На несколько секунд воцарилась гробовая тишина, затем Олег с грохотом отбросил лопату в сторону, а совершенно ошарашенный, не в силах пошевелиться, Вадик с нарастающим стыдом ощутил, как в штанах набухает член. За спиной шумно вырвало Серегу.
– Вадим, вы о чем так задумались? – перед глазами выросло два черных круга очков а-ля Григорий Лепс.
– Нет, ни о чем, – Вадик часто заморгал. – Так, вспомнилось.
– А я вам еще раз говорю, – послышался из телефона голос правозащитника Ледяева. – Россия и ряд других государств уже посылали письма в Бурунди с требованием обязать «УльтраЗу» к усилению контроля за сотрудниками и ужесточению наказаний за случаи так называемых «дополнительных опций».
– Но никакого результата это не дало, – напомнила Лиля Ван.
– Ну Бурунди, к сожалению, извечно охвачена собственными внутренними проблемами и…
– И им не до нас с вами. Вот-вот. Отмечу для наших слушателей. Кто-то, возможно, этого даже не знает, но попасть в любой из «УльтраЗу», что в нашей стране, что в любой другой, можно только по загранпаспорту. Поскольку каждый из этих, с позволения сказать, зоопарков официально является территорией Бурунди. Эта африканская страна из года в год входит в десятку беднейших государств в мире, а потому любой думающий человек наверняка понимает, что Бурунди для корпорации «УльтраЗу» всего лишь ширма, за которой могут скрываться…
– Да-да-да. Жидомасоны, неофашисты, трансгендеры, тамплиеры, сайентологи и тэ дэ и тэ пэ. Ха-ха! Кого только не называли! Но любой думающий человек должен понимать, что все это пустая болтовня и спекуляции на острой теме.
– Хорошо, Семен Аристархович, давайте поступим как думающие люди и от пустой болтовни вернемся обратно к подтвержденным фактам. Мы уже установили, что аттракцион по эвтаназии больных животных зачастую превращается в жестокие убийства. Теперь пора поговорить и о том, что животные, подвергаемые изощренным пыткам, далеко не всегда оказываются больны. В связи с этим я бы хотела напомнить нашим слушателям о скандале полугодовой давности, связанном с ветеринарной службой «ВетОтвет». Ее сотрудники массово фальсифицировали врачебные заключения, признавая смертельно больными совершенно здоровых животных.
– Совершенно здоровых, – одними губами повторил Вадик, задумчиво уставившись в окно.
Лиса игралась с розовым плюшевым зайцем, словно щенок. Зажимала острыми зубами и трепала изо всех сил, мотая головой. А когда замусоленная игрушка выскальзывала из пасти и отлетала к прутьям клетки, лиса настороженно замирала, а потом одним прыжком бросалась на зайца, распрямляя черные лапы в воздухе, будто пружины.
– Выглядит совершенно здоровой, – растерянно произнес Вадик.
– А тебе не посрать? – веско поинтересовался Олег.
Он стоял в стороне от клетки, отряхивая с плеч снег. Рядом кучей валялись ножи, топоры, молотки, пила, секатор, багор и коробка с длинными острыми гвоздями.
– Нет, Олег, – твердо возразил Вадик. – Больное животное, которое и так и так скоро умрет, – одно, а вот это – совсем другое. – Он махнул рукой в сторону лисы – животное по-прежнему возилось с игрушкой, недоверчиво посматривая в сторону людей. – Давай вернемся к смотрителю и скажем. Может, они ошиблись?
– Мы сделаем проще, – небрежно бросил Олег.
Он наклонился и поднял с пола багор. Подошел к клетке, сунул ржавый крюк между прутьев, подцепил игрушку. Вадик с недоумением наблюдал, как главбух старательно протыкает плюшевого зайца десятком острых гвоздей, превращая его в некое подобие ежа. Наконец робко поинтересовался:
– Олег, что ты делаешь?
– Облегчаю тебе задачу, – хмыкнул тот.
Он кинул зайца обратно в клетку. Лиса замерла на месте, настороженно шмыгнула носом, но тут же легкомысленно махнула пушистым хвостом и с места прыгнула на игрушку. Один гвоздь вонзился в подбородок, два в грудь, еще один – под мышку. Из глотки животного вырвалось что-то среднее между визгом и сипением, глаза наполнились болью, перемешанной с ужасом. Олег отодвинул задвижку, открывая клетку, и приглашающе махнул Вадику рукой.
– Теперь она достаточно нездорова для тебя?!
Лиса беспомощно барахталась, силясь освободиться от впившихся в тело гвоздей, но этим делала себе только больнее и хрипела, задыхаясь. Олег снова поднял багор, размахнулся и вонзил крюк ей в спину. Животное жалобно запищало, на слух это напоминало детское «ой-ой-ой».
– Вадя, она мучается, разве не видишь?! – закричал Олег, выволакивая лису из клетки. Игрушка, словно гигантский клещ, впилась в ее тело. Позади на полу оставались тонкие полоски крови. – Смотри, у нее тяжелые раны. И вот это, – он выдернул багор и продемонстрировал Вадику ржавый крюк. – Столбняк обеспечен. Неужели ты не хочешь прекратить ее страдания?!
Животное продолжало барахтаться и отчаянно плакать, безумно вращая желтыми глазами. Вадик, глубоко вдохнув, решительно шагнул к инструментам, схватил топор и быстро, словно боясь передумать, ударил лису, разрубая тонкое тело пополам. Кровь полилась потоком. Медленно, будто застенчиво, наружу показались внутренности. Животное еще рефлекторно подергивало лапами, когда Олег подошел и хлопнул Вадика по спине.
– С почином, – шепнул он в самое ухо. Изо рта пахнуло кислятиной.
В бункере сегодня было холодно и сыро, с улицы доносились завывания ветра. Олег развернулся, направляясь к двери. Взвизгнула молния куртки, скрипнули петли, и внутрь ворвался морозный воздух, заклубились снежинки. А Вадик все стоял и смотрел на замусоленного, утыканного гвоздями, залитого кровью плюшевого зайца. Только на зайца. Больше ни на что.
– Вадя, Вадя, – кто-то потряс за плечо.
– С ним такое каждые пять минут, – донесся бархатный голос Резнова. – Улетает куда-то, и не дозовешься.
На мгновение почудилось, что за окном идет снег, но тут же перед глазами прояснилось, и стало ясно, что в воздухе вьется тополиный пух. Вадик тряхнул головой и обернулся. Невысокий длиннолицый главбух, стоя в дверном проеме, своими прозрачно-голубыми глазами недоверчиво оглядывал Резнова.
– Все нормально, Олег, – Вадик махнул рукой. – Это свой. Одиночка из Тушино. Резнов.
– Ну если свой, то здрасте, – Олег протянул руку. – Резнов? А имя?
– Тимур. Но лучше по фамилии. А то, знаете, не люблю все эти шутки про Тимура и…
– Коррупционные скандалы случаются в любых сферах и отраслях! – воскликнул по радио профессор Ледяев. – Могла ли стать исключением такая крупная и прибыльная корпорация, как «УльтраЗу»? Между прочим, признанная в прошлом году самой быстрорастущей среди всех мировых компаний.
– Да, и построившая свой бизнес на пытках умирающих животных, – резко вмешалась Лиля Ван. – Большую мерзость даже представить сложно.
– Зачем вы это слушаете? – поморщился Олег. – Журналюги треплют языками без остановки. Им же только тему найти погорячей, а главного понять не могут.
– А что главное? – поинтересовался Резнов.
– Это тест на мужика, – главбух брутально выпятил нижнюю челюсть. – Проверка, кто ты есть. Убийца живет в каждом, но не у каждого хватает смелости это признать.
– Золотые слова, – согласился Резнов. – За такое надо выпить.
– Так у нас нету, – Олег сконфуженно почесал затылок. – Мы-то с Вадей думали ехать тихонько, культурно. Чтоб внимания не привлекать и спьяну ничего не наболтать. А тут оказалось – весь вагон наших.
– У вас нет, зато у меня есть, – улыбнулся Резнов, расстегивая сумку.
– Опачки! – обрадовался главбух.
– Весь вагон наших? – переспросил Вадик.
– Ну да, – Олег принялся перечислять. – Я лично знаю троих. Ты, кстати, тоже. Наш расширенный состав – Каравай, Семен, Аркаша. Караваев узнал еще четверых, Семен – двоих, те – еще троих и так далее и так далее.
– Теория шести рукопожатий в действии, – многозначительно заметил Резнов, извлекая из сумки плоскую бутылку коньяка и несколько одноразовых стаканчиков.
– В общем, похоже, эти ультразушники весь вагон для нас купили, – заключил Олег.
– Неудивительно, – Вадик пожал плечами. – У них денег куры не клюют.
– Если куры не клюют, что ж не сняли самолет? – проворчал Резнов, разливая коньяк. – Вместо того чтобы сутки трястись в этом поезде.
– Может, хотели нас всех получше перезнакомить перед праздником, – предположил Олег. – Да поездом и безопасней.
– Может, и так, – согласился Резнов и взмахнул стаканчиком. – Ну, за мужиков!
Размашисто, расплескав коньяк, чокнулись, выпили.
– И последний вопрос, – донесся звонкий голос Лили Ван. – Семен Аристархович, что лично вы думаете про бинго?
– Я категорически отказываюсь обсуждать подобное, – отрезал Ледяев. – Это квинтэссенция человеческой жестокости, и придумать такое способен только больной, извращенный ум.
– Но ведь именно бинго стало для многих последней каплей и привело к появлению охотников на самих варваров. Или, как их еще называют, хантов.
– Ну конечно, – хмыкнул Резнов. – Вот и хантов приплели. Куда ж без этого?!
– Существование хантов ничем не подтверждено и никем не доказано, – веско возразил Ледяев. – К тому же напомню, что посетители «УльтраЗу», называйте их варварами или как пожелаете, но все же они так или иначе действуют в рамках закона. А вот убийство любого из них остается уголовным преступлением и карается по всей строгости.
– Не все могут оставаться равнодушными к проявлениям «квинтэссенции жестокости», – холодно парировала Лиля Ван. – Я все же напомню нашим слушателям, что такого особенного в бинго. Это так называемое «бонусное убийство», при котором необходимо выполнить два условия. Во-первых, нужно обмануть животное и заставить проникнуться доверием настолько, чтобы оно само подошло к своему убийце. Во-вторых, зверь на этот момент уже должен быть тяжело ранен. Другими словами, истекающее кровью дикое животное отчаянно ищет спасения, но оказывается обмануто и получает решающий, смертельный удар, – она перевела дух. – По слухам, у варваров имеется собственная система подсчета очков, и бинго в ней является высшим достижением. Да-да, не кривитесь, Семен Аристархович. Все это придумали те самые люди, права которых вы так рьяно охраняете.







