Текст книги "Сборник "Самая страшная книга 2014-2024" (СИ)"

Автор книги: Юрий Погуляй

Соавторы: Майк Гелприн,Николай Иванов,Максим Кабир,Дмитрий Тихонов,Оксана Ветловская,Ирина Скидневская,Елена Щетинина,Лариса Львова,Юлия Саймоназари,Лин Яровой
сообщить о нарушении

Текущая страница: 83 (всего у книги 353 страниц)

Ярослав Землянухин
Дорога на Харбин

Утром спустился туман. Накануне выпал снег, и теперь он лежал грязными хлопьями на ветках и обочине. Нет, снег тут не шел ни в какое сравнение с тем, который выпадал на родине. Где этот искрящийся под солнцем белоснежный покров?!

Даже в четырех верстах от Харбина все было покрыто пеплом. Ветер приносил его с китайской части города и окрестных селений. Пепел медленно сыпал вокруг, забивался в нос, оседал на одежду.

Евгений Кириллович, некогда большой пушистый котяра, сидел рядом с бараком. Он уже давно стал похож на бездомного. Шерсть его свалялась и покрылась грязными разводами. Вместо того чтобы гордо красоваться, он почти все время прятался по щелям, где безуспешно пытался привести себя в порядок.

У входа в барак стояли двое. Первым был маленький китаец, прозванный Матвеем, так плотно закутанный в теплую одежду, что между ушанкой и шарфом виднелся лишь нос в синих прожилках. Раньше служил он у фельдшера Крюкова, а после того, как фельдшера увезли в обсервацию, китаец остался сам по себе. Крюков не вернулся. Так как Матвей не выходил в город, то ему позволили оставаться на территории пункта и заниматься черной работой.

– Знаю, что будет приворовывать, – говорил в свое время про китайца Даниил Кириллович, разглядывая того поверх пенсне, – но вот куда его? В город? Нельзя. В лес? Пропадет.

Хотя брать на территории пункта было нечего. Разве только спирт да морфий. А прожилки на носу старого китайца выдавали его пристрастия с головой.

Второй – санитар Иван Дмитриевич – был почти полной противоположностью Матвею: крупный, с пышными усами и аккуратно постриженными бакенбардами. К водке пристрастия он не имел, был вежлив, обходителен и всеми любим. В молодости был унтер-офицером и стал санитаром по идейным соображениям. Среди своих Иван Дмитриевич считался высоким, а среди малорослых китайцев – так и вообще великаном.

Поначалу младший персонал пытались набирать в ночлежках среди безработных, но дисциплину среди них поддерживать не получалось. Тогда в санитары стали вербовать местных китайцев.

Иван Дмитриевич курил.

– Слыхали, балин, как ночью за лесом свелкало? – Матвей махнул в сторону, где из тумана проглядывались верхушки деревьев.

– Что там может сверкать? – ответил санитар густым басом и пожевал папиросу. – Фанзы, видать, жгут.

– Нет, – старый китаец прищурился, – когда жгут – так не свелкает.

Нос над шарфом пошевелился, и Матвей добавил:

– И не взлывает.

Иван Дмитриевич не услышал эти слова, он отбросил папиросу и прогудел:

– Пора уже. Кистер на чуму собирается.

Чума зародилась в степях. Ее первыми жертвами стали охотники на тарбаганов – монгольских сусликов. Ураганом налетала она на поселения кочевников, кружила и опустошала все на своем пути.

Вскоре эпидемия добралась до Китайской Восточной железной дороги и заструилась вдоль селений. Она набирала силу, и вот уже черная густая река неслась на юго-восток, вытягивала отростки и забирала все больше душ.

В доме железнодорожника Комарова при поселке Маньчжурия было зарегистрировано два летальных исхода. На следующий день черная смерть пришла в Харбин.

Распространению чумы способствовали безграмотность, поголовная бедность и нечистоплотность населения. Российская империя первой предложила помощь в борьбе с заразой. Несмотря на то что китайские власти опасались усиления российского присутствия, они были вынуждены согласиться. В Харбин прибыл опытный бактериолог профессор Заболотный Даниил Константинович.

За шесть веков, прошедших с тех пор, как эпидемия красной смерти бушевала в Европе, методы лечения существенно изменились. Уже не прижигали бубоны раскаленным железом – вакцина от бубонной чумы была успешно опробована Владимиром Хавкиным. Жуткие одеяния, превращавшие врачей в человекоподобных птиц, сменились на плотные костюмы. Но даже современная медицина была бессильна против легочной формы чумы, охватившей Маньчжурию. Китайский Харбин оказался в карантине.

Вчера телеги носились до города и обратно весь день, раз шестьдесят съездили, не меньше, дорога – в кашу. За ночь морозец ударил и хлябь застыла. Лошади спотыкались, телегу трясло и постоянно заваливало.

Кистер отвел взгляд от серого харбинского пейзажа – сейчас они проезжали мимо ряда убогих покосившихся фанз. Грустно. Грустно и безысходно в этом бесцветном краю, даже подступающая весна не смогла добавить новых красок. Снова колесо налетело на замерзшую колдобину, от толчка пенсне слетело с носа.

Николай Алексеевич Кистер был высок, статен, обладал изящными чертами лица, но, несмотря на то что женщины считали его привлекательным, к своим тридцати годам постоянной спутницы не имел. Улыбался он мало и большую часть времени был погружен в себя. С раннего детства он проявлял способности к биологическим наукам. Его родители, однако, относились к этому как к развлечению. Отец, Алексей Васильевич Кистер, коллежский асессор, готовил ему карьеру при дворе, но юный Коля выбрал другой путь.

– Буду медиком, – радостно сообщил он с порога, – поступил!

Сам хорош! Кепка на затылке, волосы взъерошенные, красный как рак, бежал видать. Мать всплеснула руками, и белая шаль соскользнула с плеч.

– Как же так, Коленька!

– Во-о-он! Во-о-он из моего дома! – закричал отец. В руках его были две половинки разорванной в ярости газеты.

С тех пор Кистер родителей не видел. Отец ему даже не писал, лишь мать тайком высылала деньги. После окончания медицинского института Кистер работал по всей России в качестве эпидемиолога. Когда чума пришла в Маньчжурию, он отправился туда одним из первых.

В повозке ехал еще один человек – китаец-переводчик Ван Ши. Совсем молодой еще, только из университета. Видно было, что страшно ему, вон как пальцы дрожат. Не от утреннего холода дрожат. У него внутри так все напряженно сейчас, что он этого холода даже не чувствует. Ничего, привыкнет. Парень крепкий и умный, далеко пойдет. Интересно, откуда у него этот уродливый шрам, что пересекал половину лица от уголка рта до уха?

– Притон там, – наконец произнес переводчик, – опиум курят. От опиума спят все.

– Этим полиция должна заниматься, – ответил Кистер, – наша задача – выявить симптомы и изолировать.

– Полиция даже не заглядывает туда! Как чума пришла, так они заболеть боятся.

– А что же те, кто туда ходит? Они не боятся чумы?

– Не-е-ет, они думают, что это проклятие демонов. Карантин! Гигиена! Тьфу! Даже таких слов не знают! Да и если бы знали, то все равно пошли. Они без опиума так мучаются, что демону душу заложат.

Телега опять подпрыгнула на ледяном ухабе, и пенсне Кистера слетело во второй раз.

– Бедные, бедные люди, – с грустью покачал головой Ван Ши.

– Подъезжаем! – крикнул снаружи кучер.

Внутрь они вошли одетыми в плотные плащи, с капюшонами на головах, в масках, закрывающих лица так, что для глаз оставался лишь узкий, в палец шириной, просвет. В притоне царила полутьма. Под низким потолком висел густой дым. Светлячки трубок вспыхивали и медленно угасали в глубине помещения. Никому не было дела до вошедших, не слышались голоса – только потрескивание светлячков и медленные вдохи. В густом чаду появился хозяин, лысый китаец со сморщенным, как у обезьяны лицом. Он был напуган, руки подобострастно сложены на груди.

– Спроси его, есть зараженные? – обратился Кистер к переводчику.

В ответ китаец энергично замотал головой. Он отвечал очень быстро, ему явно хотелось, чтобы эти люди ушли из притона. В темноте послышался кашель.

– Всех необходимо проверить, – кивнул фельдшерам Кистер.

Несмотря на робкие протесты хозяина, медики начали работу.

– Куда прешь?! А ну назад! – раздался голос Семена, санитара, что остался дежурить у входа. Он встал неприступной крепостью и не пропускал китайца. Тот был бос, из одежды на нем оставались только рваные штаны, и в таком виде он пытался протаранить лбом Семена и вырваться на морозный воздух.

– Николалексеич, что с этим-то делать?! – заревел санитар. – А то он прет и прет, как баран!

В этот момент китаец зашелся кашлем. Несколько капель мокроты прилетело Кистеру на рукав. Густой мокроты с красными прожилками.

– В телегу его. В барак поедет.

Переводчик что-то начал объяснять «барану». Тот прекратил попытки вырваться и стоял, пошатываясь. Глаза его были пусты. Конечно, на чумном пункте будут проведены дополнительные анализы, но и без них ясно, что зараза уже давно живет в нем. И проведет этот любитель опиума остаток дней в вагоне-теплушке, каких много было оборудовано рядом с пунктом. Никто из больных еще не выходил оттуда сам. Из полутьмы появился Иван Дмитриевич.

– Николай Алексеевич. Там погреб. Вам самим посмотреть надо.

Люк в полу был открыт. Внизу громоздились кучи какого-то тряпья и гнилых овощей. Трухлявые, торчащие из стены доски так и норовили зацепить одежду.

– Вот тут, – Иван Дмитриевич поднес фонарь.

Кистеру довелось видеть много трупов здесь, в Маньчжурии. Многие были куда менее приглядными, чем этот.

Рука в перчатке скользнула по плотной ткани капюшона. Привычка взъерошивать волосы появилась еще в юности. От волнения Коля всегда бессознательно запускал пятерню в шевелюру. Сейчас из-за защитного костюма это было сделать сложно.

Китаец. Возраст неопределенный. Курильщики опиума стареют быстро. Рваная рана от груди до паха. Но причиной волнения стало не это, а отталкивающее, пугающее выражение бесконечной муки на лице. Будто нечеловеческая боль раздирала китайца изнутри прежде, чем разорвать его тело и выбраться наружу.

– Куда его? – тихо спросил Иван Дмитриевич.

– Давайте к нам. Возьмем анализ. Надо понять, чумной или нет. Потом посмотрим.

Запись в дневнике Кистера от 1 марта 1911 года

Сегодня в погребе фанзы нашли труп. Рваная рана от мечевидного отростка до паха. Но испугало не это, а его лицо. Какие же страдания пришлось испытать ему перед смертью?! Подобного за всю практику я еще не видел. Не сразу сообразил, куда его, в полицию или к нам. Если заразен, то наш. Уже не раз находили трупы зараженных с отрезанными головами и иными увечьями. Невежественные крестьяне полагают, что таким образом ограждают себя от чумы. Отрубают демону голову. Бедные неграмотные люди! Та к они лишь больше контактируют с заразой! Полиция это знает и не берется за такие дела. Сейчас у них и так хлопот предостаточно. Но анализ показал, что этот был здоров! А значит – убийство. Завтра передадим труп властям. Дезотряд позаботится о притоне.

Господи, как же хочется, чтобы это все скорее закончилось, пройти это и вспоминать как долгий страшный сон! А потом в Италию! В Неаполь!

Порой я думаю, не зря ли все это? Мы уже потеряли двух врачей, двух фельдшеров и бесчисленное множество санитаров. Как же страшно думать о смерти! О своей, о чужой – все одно страшно. Гнать! Гнать от себя эти мысли! Если не мы, то кто?

Запись в дневнике Кистера от 5 марта 1911 года

Третьего дня сигнал был из пригорода. Прибыли, а там русские, из железнодорожников. Сам хозяин на топчане лежит, стонет. Вокруг ступить некуда от мокроты. Совершенно некстати я вспомнил каток в Петербурге. Рядом старуха шаркала. На вопросы не отвечала, все бормотала о гиене, сошедшей с неба.

Запись в дневнике Кистера от 6 марта 1911 года

Сегодня вечером Ван Ши пожаловался на слабость. Сделал термометрирование – температура повышена. Анализ показал наличие возбудителя. Еще одна жертва чумы! То ли он маску, когда не надо, сдвинул, то ли перчатки не вовремя снял.

Он ждал меня у себя в комнате. Еще до анализа попросил не приближаться. И когда я вошел к нему – сделал шаг назад. Я не стал надевать респиратор, мне показалось, что ему нужно видеть мое лицо, когда сообщу это. Он понял все без слов. Опустился на кровать.

– Надеюсь, я помог вам. Немного, – прошептал он.

Его руки почти не дрожали. Не будем переводить его в чумной барак.

Капля пота скатилась по щеке. Кистер работал. Образец номер сорок пять – безрезультатно. В клетке сновали специально отловленные крысы. Каждая из них была переносчиком заразы. И каждая из них могла стать спасением.

Образец номер сорок шесть. Снова нет. Следующее стекло с каплей жидкости ушло под микроскоп. Только сейчас, после многих часов работы, Кистер почувствовал, как же душно и неудобно в тяжелом противочумном костюме, надетом поверх одежды. Как заливает глаза пот, как спирает дыхание под маской. Все. Хватит на сегодня.

У выхода из камеры дезинфекции мялся Семен.

– Там Данила Кириллович вызывают, – прогнусавил он.

Кистер поблагодарил и вышел на улицу. Вдохнул всей грудью холодный воздух наступающей весны, чтобы прогнать из легких долгие часы заточения в лаборатории.

Снова пепел. Иногда его больше, иногда меньше. Но он есть всегда, и сегодня его особенно много. Дезотряд жег чумные фанзы. Совсем рядом.

Кабинет Заболотного находился в глубине чумной больницы. В начале осени она была переоборудована из холерного барака. Остальные два барака были приспособлены под жилые помещения и обсервацию персонала. Больные размещались в загнанных в тупик вагонах-теплушках.

– Даниил Кириллович, вызывали?

– А, Кистер! Заходите! Прошу вас, – Данил Кириллович снял пенсне и потер переносицу, поднялся из-за письменного стола. – Так что же это вы? Только из лаборатории? Снова работали?

Кистер кивнул:

– Чувствую я, Данил Кириллович, что рядом решение, на поверхности. Вот чуть-чуть – и найду вакцину. Поймаю, как крысу за хвост!

– Николай Алексеевич, дорогой мой! Умоляю вас, заканчивайте с этим. Мы материал отправляем в Москву, в Петербург! Там люди занимаются этим, а вы тут делайте свою работу.

– Так я и делаю свою работу! Именно потому что мы тут, мы видим всю клиническую картину заразы. А люди в столицах что? Они этого не видят!

– Вы подвергаете себя страшному риску, а мы не можем позволить себе рисковать врачами, тем более такой квалификации, как вы!

– Мы и так каждый день подвергаемся риску. Каждый вызов, каждая фанза – это риск для всех нас!

Повисла пауза, Заболотный смотрел Кистеру в глаза. Наконец он вздохнул:

– Что же, запретить я вам не могу. Знаю, благое дело делаете. Я вас для другого вызывал, Николай Алексеевич.

– Я слушаю.

– В городе, особенно среди рабочих, пошли слухи о некоем лекарстве. Я хочу попросить вас и весь отряд, по возможности, опровергать их. Люди пребывают в невежестве. И что бы они ни называли лекарством, будь то какая-то магия или эти их порошки, эффект может быть прямо противоположным.

– Я понимаю, Даниил Кириллович.

– И еще будет личная просьба. Попробуйте найти источник этих слухов, понять, с чем мы имеем дело, и как это может помешать нашей работе. По очевидным причинам полиция не хочет в это ввязываться, поэтому мы можем рассчитывать только на свои силы.

– Я, конечно, не следователь, Даниил Кириллович, но я постараюсь сделать все от меня зависящее.

В коридоре больницы на Кистера налетел Семен:

– Николалексеич! Там эта. Там переводчик пропал!

– Ван Ши?

– Да! Как сквозь землю провалился!

– Так, – Кистер взъерошил волосы, – где искали?

– Ивандмитрич со своими все здания облазили! Сейчас по окрестностям ищут.

– Продолжайте. Он сейчас слаб – не мог далеко уйти.

А ушел ли он? Не такой человек Ван Ши, чтобы убежать, неся в себе смертельную заразу. Конечно, у многих больных происходит на поздних стадиях помутнение рассудка. Но на утреннем обходе никаких признаков бреда у него не было. Куда же ты мог деться, Ван Ши? Это его, Кистера, ошибка! Это он принял решение оставить переводчика в жилом корпусе.

Запись в дневнике Кистера от 12 марта 1911 года

Сегодня в городе был, на торговой площади. Естественно, не по делам торговым, всю провизию нам поставляют из русского Харбина. Даже под угрозой голода я бы не стал закупаться на китайском рынке. Сколько раз летучий отряд находил в погребах чумные трупы, забросанные картошкой, свеклой, капустой. И китайцы не стеснялись выносить эти овощи на продажу!

Меня с Богуцким отправили на ревизию новой обустроенной в городе чумной больницы. Власти серьезно испугались, что город из-за карантина окажется в оцеплении. Заявили, что сделали все необходимое для борьбы с заразой, выписали врачей из Европы.

Блеф! И ложь! Разве они не понимают, что если ничего не делать, не рубить головы чумной гидре, то вся их торговля и промышленность рухнут! Работать будет некому! То, что они назвали больницей, – просто крематорий, где не только врачей нет, но и санитаров. Рабочие голыми руками кидают трупы в печь! И это карантин?! Одна надежда на наш чумной пункт.

По возвращении проезжали мимо торговой площади. Вот место, где расцветает и пахнет чума! Я обратил внимание на одного китайца в толпе, среди одинаковых лиц это показалось мне знакомым. Тот шрам от уголка рта до уха. Его я не мог ни с чем перепутать! На ходу спрыгнул с дрожек и бросился к нему. Он меня заметил, отвернулся, растолкал людей руками и стал уходить. Пока гнался за ним, кажется, сбил несколько торговцев с телегами. Потом вроде бы догнал, схватил за плечо, повернул. Это был не Ван Ши. И откуда я у него шрам увидел? Старик какой-то с бородой и морщинами.

Кажется, я переутомился. Ведь Ван Ши – его в живых уже быть не может! Поневоле начинаешь верить в эти слухи о лекарстве.

Запись в дневнике Кистера от 13 марта 1911 года

Евгений Кириллович пропал. Раньше всегда выходил встречать нас. А сегодня уже третий день, как он не показывался.

Запись в дневнике Кистера от 14 марта 1911 года

Ван Ши я больше не видел. Или все-таки это был не он? Прислали нового переводчика – русского. Пытался через него узнать у китайцев что-то про лекарство. Молчат или смотрят непонимающе. Спрашивал про человека со шрамом. Тоже ничего не знают, хотя один вдруг резко замолчал, посмотрел пристально на переводчика, потом на меня. Я даже увидел, как сузились его зрачки. Как бы еще раз с ним поговорить?

Запись в дневнике Кистера от 15 марта 1911 года

Сегодня двоих нашли. Мужчина и женщина. Уже окоченели. Там же девчушка была, семь лет, как оказалось. Без единого признака болезни. Сидела между ними, как ни в чем не бывало, рисовала. Пока ее в обсервацию определил. Вот что чума делает! То никого не щадит, а то вот так.

Запись в дневнике Кистера от 26 марта 1911 года

За десять дней в обсервации Ли Мей не проявила никаких симптомов. Пока что оставили при больнице. Очень смышленая. Разговаривал с ней через переводчика. Про лекарство она ничего не знает. Когда спросил про человека со шрамом, вздрогнула. Потянула к себе лист и быстро нарисовала что-то, похожее на змею. Потом перечеркала рисунок. Больше ничего из нее вытянуть не удалось. Видел другие ее рисунки. Змеи и люди.

Запись в дневнике Кистера от 1 апреля 1911 года

Как же глупо! Глупо и смешно получилось. Мысли путаются. Попробую изложить все как было. Поступил сигнал. Утром выехали. Фанза на окраине города. Разбитая. Я и не думал, что в такой кто-то жить может. Зашли. Внутри темно. Целой мебели – нет. На полу обломки, печь наполовину разрушена. И запах: резкий, неприятный.

Сначала думал, что пусто в фанзе. Ан нет! Сидел он на полу, качался, как душевнобольной. Разило так, что через маску прошибало.

Переводчик присел перед ним, спрашивать стал, но тот ни в какую не отвечал. Молчал! Я подошел, чтобы первичный осмотр провести, а он отдергивается. Сначала все в пол смотрел, а как на меня глаза поднял… Узнал. Заорал, будто демона увидел. Даже не помню, как на полу очутился. А этот сверху сидит и прям в лицо мне воет. Иван Дмитриевич с Семеном его оттащить пытались, а он хоть и щуплый, но силищи за троих. Наконец скрутили. Я поднялся, глаза какой-то пеленой заволокло. Решил определить на обсервацию. Раз он сейчас в бреду, то осмотреть его не выйдет. Да вот только из фанзы мы его так и не вывели. Как-то извернулся, вытащил из лохмотьев коробочку. Вспыхнуло! Иван Дмитриевич с Семеном еле успели отскочить. А он запылал! То, что с него капало! Этот резкий запах! Какая-то горючая смесь! Безумец! Тут же занялись стены и пол. Мы выбежали наружу. Слава Богу, костюмы плотные, не сразу огню поддались.

А фанза уже полыхает. Этот бедолага выбежал и в снег упал без движения. Простынями тушили, только эта зараза, что на нем была, слишком горючая оказалась. Почти ничего от человека не осталось. На улице понял, что пелена на глазах – это мокрота чумная его.

Снова взъерошил волосы. Опять эта мальчишеская привычка, так и умру взъерошенным.

Сейчас немного знобит. Температура еще в норме.

Простите меня, Даниил Кириллович, простите меня, что не смог оправдать доверие. Не смог выполнить порученную миссию. Думаю, что могу провести последний эксперимент. У меня есть вакцина. Опытная. На крысах показала хороший результат. Которым вводил – жили чуть дольше. Опробую ее на себе.

Было уже поздно. В маленькой комнате горела керосинка. Обстановка тут была самая скромная: топчан, стол, секретер. На столе – аккуратная стопка бумаг, чернильница и почти исписанный лист бумаги. Скрипело перо. Свою историю болезни Кистер заполнял сам.

Имя: Николай Алексеевич Кистер.

Диагноз: Yersinia pestis.

Исход: exitus letalis.

В дверь робко постучали. Кистер вздрогнул. Кто бы это мог быть? Всем коллегам-врачам он сообщил о заражении. Попросил оставить поднос с ужином у порога и сел приводить в порядок бумаги. А много ли этих бумаг? Скупые письма от матери и коллег-врачей. Приглашения на симпозиумы. Ни жены, ни любовницы. Короткие романы в столице – не в счет. Он даже и не помнит имена этих женщин. Не успел нажить ни врагов, ни настоящих друзей. Одиночка. Работа – вот его единственная любовница. Часть небольших сбережений он отписал Российскому бактериологическому сообществу, а другую часть – Ли Мей. Она еще более одинока. Чума когда-нибудь закончится, и девочка сгинет в Харбине, если ей сейчас не помочь. Надо назначить ей опекуна. Ведь за ней будущее, а за Кистером уже прошлое. У нее должен быть шанс.

Стук повторился. На этот раз более уверенно. Кто бы это ни был, нельзя его подвергать опасности. Кистер привычным движением натянул маску, висевшую на шее.

– Войдите.

В дверной проем пролез синий нос Матвея.

– Балин? – позвал он.

– Стой там, где стоишь! Ближе не подходи!

Нога китайца застыла в воздухе и вернулась на место.

– Балин, – снова тихо позвал он, растягивая гласные, – там за вами плиехали.

– Кто? – растерялся Кистер.

В его положении может приехать только летучий отряд. Но он сейчас на территории чумного пункта!

– Говолят пло лекалство. Балин, они знают лекалство.

– Это о каком лекарстве ты говоришь? Уж не от чумы ли?

– Да-да, – быстро закивал Матвей, – от чумы, от чумы.

Кистер почувствовал, что ему стало жарко. Повышение температуры от болезни? Он искал тех, кто сможет дать ответы, а теперь они сами пришли к нему! Вот хвост этой крысы – лови!

Видимо, придется еще поработать. Кистер накинул тяжелый комбинезон и затянул узел на маске. Он уже не боялся подцепить болезнь, но как врач был обязан предотвратить заражение неизвестных, что искали встречи.

Тихо и темно было в коридоре. Осторожно ступая, Кистер шел один, Матвей уже ждал на улице. Одна из дверей скрипнула. Из проема выглядывали два больших глаза.

– Николай, Николай, – позвала Ли Мей.

– Ты чего не спишь, малышка?

Девочка кинулась к нему и уткнулась носом в плотную ткань.

– Не ходить, не ходить, Николай! Плохие люди! Не ходить вниз, Николай!

Кистер с опаской прикоснулся к ее волосам и погладил. Кто знает, может, у нее врожденный иммунитет, о котором не имеет представления медицина, а может, ей просто очень повезло.

– Малышка, я заразен, – прошептал Кистер.

– Нет, нет! Не ходить, – Ли Мей крепко держалась за костюм.

– Малышка Мей, я вернусь. Обязательно. Когда ты проснешься, я вернусь.

Пепел все сыпал и сыпал. Ветер подхватывал большие хлопья и уносил на север, в сторону Харбина.

– Где эти люди?

– Там. В лесу ждут.

– Почему они не подъехали?

Китаец не ответил и быстро засеменил прочь, маня Кистера за собой. В нескольких сотнях метров от чумного пункта стояла телега. На ней сидели и лежали несколько китайцев. Некоторые кашляли. Долго, лающе, потом сплевывая большие сгустки мокроты. Место этим людям – в изоляции, впрочем, как и ему. Он нарушитель, и терять уже нечего. Вокруг тихо ходили две тени.

– Они говолят, – Матвей кивнул на тени, – отвезут.

– Так они же молчат!

– Нет, балин. Говолят, много говолят.

Ждали Кистера. Как только он оказался в повозке, тени плавно переместились на козлы, и они тронулись. Замелькал печальный пейзаж. Редкие, еще нетронутые зеленью деревья сменились плотной лесной стеной. Телега углублялась в чащу.

За весь путь оба кучера не проронили ни слова. Кистер пытался вглядеться в их лица и не увидел ни единой эмоции. Маски, а не лица! Движения скупые. Они даже не правили вожжами, лошади будто сами бежали по известному им пути.

Лес расступился, и колея превратилась в широкую дорогу, которая вывела к просеке. В свете луны Кистер разглядел небольшое деревянное строение. Телега остановилась. Люди-тени беззвучно спустились на землю и пошли к постройке. Кистер спрыгнул с другой стороны повозки и скрылся в темноте. Никто из чумных не обратил на него внимания.

Страшно? Нет. Откуда страх, если ты уже приговорен к смерти? Ты болен, и обратного пути не будет. Можно прямо сейчас выйти и играть по правилам этих людей. Но не зря, не зря Ли Мэй предупреждала, и он поверил ей! Кистеру осталось несколько дней, но не стоит сокращать их до часов. Он спрятался за деревьями и наблюдал за происходящим.

Безмолвные тени вернулись. Дверь в сарай была открыта, внутри покачивался тусклый фонарь. Тени молча смотрели на прибывших. Хотя нет, даже не смотрели: ни интереса, ни сочувствия не было на их лицах. Они просто ждали.

Наконец самый смелый из чумных спрыгнул на землю. Безмолвный тут же направился к дверному проему, жестом зовя следовать за ним. Следом потянулась череда зараженных. Они брели, валились от слабости на землю, поднимались и снова шли, едва переставляя ноги. Скрипел и как будто звал их к себе, раскачиваясь, фонарь. Один за другим исчезали они в утробе строения. Замыкал шествие один из безмолвных, он скрылся внутри, и свет пропал.

Кистер подождал еще некоторое время. Никто больше не появлялся. На всякий случай он решил обойти вокруг строения. Естественная просека заканчивалась за сараем, а дальше деревья были переломаны и вырваны с корнем. Будто неведомая могучая сила ворвалась в лес и перемолола его. На несколько сот саженей вглубь тянулось месиво из корней, стволов и веток. Под ногами захрустело. Пепел и обгоревшее дерево. Вся земля была выжжена. Пепелище – холодное, значит, горело давно, но расти тут ничего не будет еще много лет. Что же здесь произошло?

И тут он увидел. Перед Кистером возвышался огромный черный шар с ровной матовой поверхностью. На ощупь холодный. Было похоже на то, что шар пролетел над лесом, переломал деревья и врезался в землю недалеко от сарая. Видимо, он был настолько горячим, что сжег все вокруг себя. Никакого другого объяснения увиденному Кистер найти не мог. В поисках ответов появлялось все больше вопросов.

Кистер зашел внутрь сарая. Было темно. Он нащупал и снял фонарь. Через несколько секунд в помещении затеплился тусклый свет. Настила не было, полом служил утоптанный грунт. Вниз уходил проход, стены которого были укреплены опалубкой. Стало быть, сюда спустились чумные.

Кто-то из местных рассказывал Кистеру о старых шахтах. Лет десять назад, когда город только появился, тут добывали известняк. Но рудник иссяк, и его должны были взорвать.

Деревянные перекладины лестницы опасно скрипели и прогибались при спуске. Уже через несколько метров вокруг воцарилась тишина. Звуки леса, шум ветра, треск деревьев – все исчезло. Внизу было холодно и сыро, но тяжелый противочумной костюм надежно защищал от этих напастей. Вот только сможет ли он защитить от того, что ждет в глубине?

Не сиделось тебе, Николай Алексеевич, на месте. Карантин нарушил, в катакомбы полез. А зачем? Что найти хочешь? Чего бы тебе сразу Матвея не отослать, когда он к тебе ночью стучался? Лекарство пошел искать! Кстати, о лекарстве. Откуда Матвей знал про него? Откуда он знал, что Кистер ищет лекарство? Это же известно только нескольким врачам. Кто-то проговорился? Вряд ли. Не такие это люди.

И ты – не такой, поэтому и полез под землю. Долг у тебя. Перед коллегами, перед медициной, перед отчизной, в конце концов! Делай, что должен! Ценою жизни делай!

Стена штрека сворачивала. В каплях влаги, что скопилась на ней, заиграли искры света. За углом послышались кашель и стоны. Догнал.

Кистер затушил фонарь и осторожно заглянул за угол. Проход расширялся и переходил в высокий грот. Внутри стояли и сидели чумные, что приехали с ним, у стен покачивались люди-тени. А в центре… Сложно было поверить в то, что увидел Кистер при тусклом освещении. Это шутка?! Похоже на какой-то безумный обряд! Он прекрасно знал это пехотное облачение, эту белую маску с клювом. Чумной доктор! Такие костюмы использовались в Европе, когда пандемия черного мора вырезала там треть населения. Средневековые врачеватели клали в клюв благовония, чтобы приглушить окружающий их смрад смерти. На голову надевали широкополую шляпу, на тело – кожаный или холщовый плащ от шеи до лодыжек. Откуда это тут, в Маньчжурии?!

Раздался протяжный горловой звук, похожий на гудение. Кистер не сразу понял, что звук исходил от доселе молчавших теней. Доктор Чума расстегнул и скинул тяжелое одеяние. Под ним ничего не было.

Безмолвные гудели в унисон. Странное, пугающее горловое пение. Гул усиливался, подобный жужжанию роя пчел, он заполнил катакомбы. Клювастая маска упала на пол, за ней – шляпа. Кистер вовремя подавил крик, костяшки сжатых кулаков побелели от напряжения! Он не верил глазам! Как такое возможно?

В центре грота стоял Ван Ши. Ошибки быть не могло. На его лице был тот самый шрам от края рта до уха. Само лицо было бледным, как и у безмолвных, голова высоко поднята, а взгляд полон решимости. Жужжание стало выше и превратилось в невыносимый писк. Мысли путались, тело трясло. Напуганные этим звуком, чумные падали на пол и затыкали уши.

Неожиданно все смолкло, словно лопнула звенящая туго натянутая струна. А вместе с нею лопнул живот Ван Ши.

С треском сверху вниз разошлась кожа, и из нутра хлынула черная масса. Блестящие капли сыпались на камни, извивались и ползли.

Ван Ши кричал. Громко, протяжно. В его крике были только боль и страх. Лицо переводчика было искажено страданием. Если бы скованный ужасом Кистер мог обратиться к закоулкам памяти, то вспомнил бы того несчастного в опиумном притоне, в чертах которого было запечатлено такое же страдание. Но взгляд Кистера был прикован к происходящему в гроте.