Текст книги "Сборник "Самая страшная книга 2014-2024" (СИ)"

Автор книги: Юрий Погуляй

Соавторы: Майк Гелприн,Николай Иванов,Максим Кабир,Дмитрий Тихонов,Оксана Ветловская,Ирина Скидневская,Елена Щетинина,Лариса Львова,Юлия Саймоназари,Лин Яровой
сообщить о нарушении

Текущая страница: 131 (всего у книги 353 страниц)

– Ты был там? – резко спросил Антон.

Макс уронил лицо в ладони, коротко кивнул.

– Я не обижал ее, честно, – глухо ответил он, – Я ничего не видел. Был внизу, смотрел телек, они были наверху, вместе. Потом звон стекла, что-то шлепнулось. Господи, наверное, никогда не забуду этот звук. В общем, с тех пор я видел Вальку в школе. Раза два. Не знаю, видели ли остальные… Я никогда не спрашивал.

Макс замолчал.

– Ты поэтому с ними не общаешься?

Прозвенел звонок, но они сидели не шевелясь. Уходя, девчонки бросили на них недоуменный взгляд, одна выразительно постучала пальцем по виску, ее подружки захихикали.

– Нет, потому что они не программируют на питоне и разговаривать нам не о чем, – выглядывая сквозь растопыренные пальцы, наконец сказал Макс.

– Что?

– Ты что, реально повелся? – лицо Макса, до этого осунувшееся и бледное, расцветало на глазах. – Ну ты даешь! Я в восторге! Манифик!

– Ты придумал все это?

– О нет! – Макс, прикрыв глаза, зашептал: привидение убитой школьницы бродит по школе и пугает учеников. Бойтесь розового пони!

Макс перегнулся через стол и щелкнул зубами у самого лица.

Антон молчал. Зал заливал яркий холодный свет. Глаза у Макса в этом свете блестели, как две коричневые пуговицы.

– Ну, ты еще думаешь, я плохой актер?

Антон взял рюкзак и вышел из столовки.

Он снова был один. Через пару дней после того случая Макс сам подошел к нему, сказал что-то, но Антон не стал слушать.

В столовке он облюбовал столик у окна, рассчитанный на одного и, похоже, вовсе не предназначенный для учеников. Может быть, за ним пили чай буфетчицы, или на него собирали посуду. Антону было все равно. Он жевал бутерброды, глядя, как внизу скачут, потешно подпрыгивая, вороны, как летит и ложится на землю снег, как шевелятся ветки деревьев, и старался не думать ни о чем.

Слепленная на ходу байка Макса не годилась даже для дошколят и тем сильнее задела. Вестись на нее и впрямь было глупо, но в ней было что-то неприятное, как во взгляде той девчонки с рюкзаком, которую Антон больше не видел, хотя и не искал, решив выбросить весь этот бред из головы.

Новый год Антон отметил среди своих. Они приняли его как блудного сына, вернувшегося в отчий дом. Смеялись, гуляли громко, весело и пьяно, с бенгальскими огнями, кисловатым шампанским, безвкусными, замерзшими на улице шоколадными конфетами. В квартире Тимы под бесконечно длинные треки, в сигаретном дыму Антон смеялся со всеми, пил из протянутых стаканов, пытался запомнить новые словечки, танцевал с пахнущей вином и тошнотворно сладкими духами («Ты че, дурак, это же „Энжл“ от Тери Маглера») Руськой. Кофточка на ней была такой тонкой, что просвечивала родинка над правой грудью, и такой короткой, что пальцами Антон касался горячей кожи на пояснице. Руська не возражала, дышала в шею, все плыло от духоты и выпитого, по стенам бежали цветные пятна «звездного неба». Антон обнимал Руську, а потом сквозь темноту с высоты третьего этажа смотрел, как она садится в дрожащую от басов машину и уезжает куда-то навсегда.

Он проснулся во втором часу дня, уткнувшись в плечо незнакомой сладко сопящей девицы в блестящем и очень коротком платье.

– Так это же Танька, пришла к нам в сентябре, – просипел нарисовавшийся в дверном проеме Тима. – Та еще штучка. Столько ты пропустил, – добавил он, протягивая кувшин с тепловатой водой.

И уже никогда не нагонит.

Недели через две после начала третьей четверти за одинокий столик подсел Макс.

– Извини, – сказал он коротко. – С шуткой вышло не очень, признаю.

Антон упрямо смотрел в окно. Взъерошенные вороны ожесточенно делили шматок колбасы.

– Просто ты пришел такой проблемный. Хотелось тебя развлечь немного.

– Я оценил, – сухо ответил Антон.

– На ноль из десяти? – наморщил лоб Макс.

– На минус один.

Остатки каникул прошли в блаженном безделье. Антон уехал к деду и слонялся по улицам и торговым центрам с бывшими одноклассниками. История про Вальку постепенно блекла и уходила из памяти. Конечно, умнее от этого она не становилась, но сейчас уже не казалась предлогом для войны.

– Просто подумал, обедать вместе все-таки веселее. А то недолго стать асоциальным гиком, – Макс улыбнулся почти заискивающе.

– Ты такой и есть.

– Тебе виднее, – смиренно ответил Макс с видом лиса, который обещает не лезть в курятник.

С окончанием года прекратились и доставшие Антона пакости. Все кончилось так резко, словно он прошел какую-то проверку, о сути которой не имел представления. Может быть, им просто наскучила игра, или они занялись учебой, или общение с Максом, которое, впрочем, не становилось теснее, оставаясь на уровне благожелательного соседства, служило чем-то вроде воздушного щита. А может быть, все сразу.

Причины Антона не интересовали, главное, жизнь стала спокойнее. И даже когда для лабораторки им пришлось делиться на пары и Антону достался Мулин, высоченный бугай с детским лицом, один из центровых в классе, все прошло гладко.

Лето было все ближе, из открытых окон пахло нагретой землей, девчонки сменили колготки на гольфы, до конца учебного года оставалось две недели.

Вражда и даже следы ее исчезли, но общались с ним по-прежнему мало, поэтому, когда во вторник после математики, идущей последним уроком, к Антону подошла Лиза и положила на парту черный конверт из плотной матовой бумаги, он удивился.

– Вечеринка, – улыбнулась Лиза и поплыла дальше.

Несколько строк уведомляли, что Антон приглашен на вечер по случаю окончания десятого класса. Вечеринка планировалась в коттедже отца Олега Горчикова – вот уж кто был в классе на своем месте. Ладный и гладкий, ловкий и скользкий – Антон так и видел его в телевизоре среди таких же породистых типов.

Он прочитал приглашение, сунул обратно в конверт. Он не сомневался, что это только формальность, не более, никто не хочет и не ожидает его там увидеть, а потому выбросил его в урну по пути домой.

Но дома его поджидал сюрприз.

– В Италии отличный летний лагерь. Отдохнешь и язык подучишь. Вылет на следующей неделе после вашего вечера. Кстати, привезла тебе шикарный костюм, давай примерь.

Мать сказала все это скороговоркой, по пояс проглоченная чемоданом. Она вернулась из недельной поездки, видимо по Италии, ее волосы выгорели на солнце. На кровати лежал классический костюм в компании с бледно-голубой сорочкой.

– Я летом в деревню.

– Что еще за деревня? – рассеянно спросила мать, протягивая Антону пиджак. Она явно не понимала, о чем речь, словно много лет Антон по телефону и лично не рассказывал ей о вишневых деревьях, о заброшенном доме на окраине, куда они влезли ночью вчетвером, о том, как его укусила собака, маленький вредный фокстерьер бабы Жени, но она ничего этого не помнила.

– К деду.

– Шутишь? – нетерпеливо перебила она. – Отлично сидит.

Пиджак и впрямь сел как сшитый по меркам, и Антон не узнавал себя в зеркале.

– Рим, Милан, искусство, история. Антон, какая деревня. Ты совсем не думаешь о будущем, – она присела на диван, вытянув босые длинные ноги. Зеленоватый лак на ногтях блестел, как крылья майского жука. – В кого ты такой отшельник? Тебе надо путешествовать, мир смотреть, себя показывать, учиться, знакомиться с людьми. Кстати, сказали, в школе ты тоже держишься особняком. Ты ведь там почти год. Постарайся хотя бы на вечере все исправить.

– Что исправить? – огрызнулся Антон. – Ни на какой вечер я не иду.

– Конечно, идешь, – мать теряла самообладание. – Я давно заплатила. И вообще, Антон, ты и дальше будешь так решать проблемы?

– Как?

– У глаголов «избегать» и «убегать» один и тот же корень.

Антон развернулся, вышел из квартиры, как был, в итальянском пиджаке и наспех натянутых кедах. Долго и бесцельно ходил по улицам, пока не продышался теплым майским воздухом, и поехал к деду.

Но тот без всяких дипломатических визитов поддержал все решения матери. «Будет тебе семьдесят, тогда копай грядки. В твоем возрасте только меня дома и видели. Твоя бабушка (дед с нежностью посмотрел на шкаф, где таились креповые платья) всю жизнь мечтала увидеть Италию. Правильно говорит мама – отшельник, бука и сыч».

Отец не говорил ничего, у него на носу была конференция, он вылетал в Тель-Авив поздним рейсом. Когда бы Антон ни возвращался, он неизменно заставал дома чемоданы. Они лежали, словно капканы, разинув пасти, выплевывая на пол груду тряпок, флаконов, книг и безделушек.

– Ты был в Италии? – спросил Антон, не открывая глаз.

Они сидели на скамейке в полупустом школьном дворе, Макс листал какой-то талмуд, Антон просто наслаждался майским днем. Закатал рукава рубашки и чувствовал, как приятно солнце пригревает лицо.

– Я программист, не дизайнер. Что, решил костюмчик к вечеринке заказать?

– А ты в курсе дел?

– Чего? Party?[82]82
  Вечеринка (англ.).


[Закрыть] Само собой.

– Еще скажи, идешь?

– Why not?[83]83
  Почему нет? (Англ.)


[Закрыть]

Антон открыл глаза, перед ним поплыли бурые круги, и двор выглядел словно через фильтр очередного приложения.

– Папик у Горчикова знаешь кто? Денег – тебе во сне не приснится. Чего не съездить? Коттедж у озера, скромные посиделки с бутылочкой «Кристалл». A little party never killed nobody[84]84
  Цитата из одноименной песни Fergie. Буквально «Маленькая вечеринка еще никого не убила» (англ.).


[Закрыть].

Лицо Макса выплыло из солнечных кругов. Антона удивила эта внезапная тяга к красивой жизни. За полгода он так ничего и не узнал ни о Максе, ни о его семье.

– А твои родители чем занимаются?

– А у Толи и у Веры обе мамы инженеры, – туманно ответил Макс.

Хотя ни коттедж с джакузи, ни бутылки шампанского во льдах не будоражили воображение Антона, мысль о том, что на вечеринке будет Макс, немного приободрила.

Официальная часть церемонии была короткой. Внимание сосредоточилось на выпускных классах, и Антон, томясь в торжественной линейке, развлекался тем, что глазел на декольте, голые спины и обтянутые чулками ноги, представленные во всем многообразии. Некоторые девушки поглядывали на него с оценивающим интересом. Что ни говори, вкус у матери был прекрасным, и Антон жалел, что Руська не увидит его таким.

Макс, видимо, решил проигнорировать официоз, на линейке его не было.

Когда все закончилось, Антон спустился к крыльцу, щедро украшенному яркими растяжками, цветами и прочей базарной бутафорией, снял галстук, высматривая Макса. Некоторое время бестолково простояв в толпе ярмарки тщеславия среди учеников и родителей, он стал проталкиваться к выходу, обдумывая план Б: окончательно забить на этот нелепый раут, переночевать у Тимы и явиться домой завтра под вечер. Врать Антон не любил, но мать слишком занята собой, чтобы проверять. Он уже искал номер Тимура, но кто-то окликнул его.

– Лугин, поехали с нами!

Если бы не фамилия, Антон решил бы, что ослышался. У дверей темно-синего лексуса, ожидающего за воротами, стоял Муля. В светлом костюме, очень похожем на костюм Антона, он явно чувствовал себя неуютно и выглядел словно питбуль, втиснутый в комбинезончик шпица.

За водителем кто-то был, но отсюда не разглядишь. Антон неуверенно подошел.

– Давай садись, – поторопил Муля и нырнул на переднее сиденье.

Антон распахнул дверцу, нагнулся, но вместо Макса, которого все-таки ожидал увидеть, столкнулся взглядом с той овцеватой блондинкой. Дохнуло холодом кондиционера и духов, неожиданно нежных, не идущих ни к прическе девушки, затейливо украшенной живыми лилиями, ни к ее простоватому лицу с глазами навыкате. Она быстро кивнула и тут же уткнулась в телефон.

Муля обернулся, на его губах скользнуло нечто, заменяющее улыбку, машина плавно тронулась с места и влилась в колонну автомобилей.

На светофоре сидящий за рулем мужчина неожиданно спросил:

– Ты новенький? Антон Лугин?

Антон кивнул, не понимая, к чему тот клонит.

– Мать у тебя красавица. Я в этом специалист. Если что – за мной скидка.

– Папа, хватит, – резко оборвал Муля.

– Молчу, музыку включу! – он хохотнул, нажал кнопку, салон заполнила какая-то популярная дребедень.

Антон молчал. Неповоротливый, высокий и бесцветный Муля ничем не походил на своего отца. Тот был известным пластическим хирургом. Сидя наискосок, Антон видел только его профиль, уверенно лежащие на руле руки с ухоженными, почти женскими, ногтями. Представил, как эти пальцы держат скальпель, делают разрез на нежной коже груди, вкладывают туда силикон, ежедневно трогают женщин.

Он перевел взгляд на декольте блондинки, открывающее ложбинку между рыхлых грудей. Почувствовав его взгляд, блондинка оторвалась от экрана.

– Думаешь, Макс приедет? – смутившись, спросил Антон.

– Шутишь? – она усмехнулась. – Чокнутый гик с класса третьего потерял интерес к прочим играм.

Антон отвернулся к окну. Вот же сволочь!

Просить остановить машину было поздно: они мчались по автостраде, обычно забитой дачниками. Но в будний день трасса была свободна, и стрелка спидометра дрожала у сотни. Спустя минут сорок они свернули на проселочное шоссе, а с него – на грунтовку, в зеленый коридор майского леса.

Они приехали последними, остальные уже дожидались здесь. Рядом с Горчиковым, держа его под руку, стояла Лиза в черном атласном платье, больше похожем на белье. Оно обтягивало ее тело, как вторая кожа. Мулин отец высадил их и укатил, неприятно подмигнув Антону на прощание.

Коттедж Горчиковых ничем не был похож на привычную дачу. Двухэтажный особняк с каменными ступенями и большим крыльцом, с ровным покрывалом газона и затейливо подстриженными в форме зверей и птиц кустами.

– Садовник у них в Диснейленде кусты стриг, – заметил Муля то ли в шутку, то ли всерьез.

Во лжи Макса Антон не видел никакого смысла. Однако немного его было и в истории с Валькой. Все программисты с приветом, возможно, в таких потехах приятель находил какое-то удовольствие. Ломать голову над этим Антон не собирался, просто стер номер из контактов. Краткое подобие дружбы растаяло окончательно.

Длинный стол был накрыт на заднем дворе, вымощенном белой плиткой. Антон помешкал, ожидая, пока все рассядутся, и занял последнее оставшееся место на углу, опять рядом с той блондинкой. Она чуть подвинулась, даже слегка улыбнулась, когда он садился. Горчиков потянулся к одной из бутылок, хлопнула, вылетая, пробка.

– Закончился еще один год, и, будем надеяться, мы прожили его достойно.

Антон ушам не верил. Из уст этого парня высокопарная чушь звучала так просто и естественно, словно он говорит чистую правду. – К тому же в наших рядах пополнение.

Все как по команде уставились на Антона.

– Признаем, – продолжил Горчиков, не спеша обходя стол и разливая шампанское, – не все было гладко. Но предлагаем забыть глупости.

Горлышко бутылки легонько звякнуло о край бокала. Все молчали, Антон слышал свист лесных птиц, откуда-то приятно и едва уловимо тянуло запахом воды.

Он поймал взгляд Лизы. На матовой белой коже светились густо подведенные зеленые глаза.

– Выпьем в знак примирения, – сказала она. – Я хочу извиниться за всех. Это были глупые шутки. – Лиза подняла бокал, держа ножку тонкими пальцами, унизанными кольцами. Она была бы красива, если бы Антон не помнил тот маленький белый конвертик, протянутый этой рукой на глазах у этих людей.

Но выяснять отношения не хотелось. Он поднял бокал вместе со всеми, радостно зазвенел хрусталь, все заговорили разом, блондинка любезно предложила ему блюдо с закусками. Из кремовой пены торчали креветки. Глазки-бусинки глядели удивленно, словно не могли поверить, что из существ живых и быстрых их обладатели стали чьей-то закуской и вся их недолгая жизнь оказалась предназначена всего лишь для удовлетворения чьих-то пищевых прихотей.

Антона вдруг замутило, он отодвинул блюдо и глотнул шампанского.

Все болтали, перекидываясь шутками, именами, фамилиями, названиями мест. Антон слушал вполуха, качаясь на волнах шампанского. На голодный желудок и с дороги его слегка повело. Вслед за шампанским открыли вино и коньяк, и опрокинутая стопка ухнула в пищевод обжигающей магмой. Больше никто его ни о чем не спрашивал. Незаметно спускались сумерки, клонило в сон.

Кто-то включил музыку, зажглись гирлянды с сотней маленьких желтых лампочек, которых Антон не заметил при дневном свете и которыми был увит плющ, ползущий по стене дома.

Горчиков обнял черную Лизу, они закачались под незнакомую старомодную мелодию. К ним присоединилось еще несколько парочек. Блондинка заметно погрустнела, когда Муля, неловко выбравшись из-за стола, пригласил другую девчонку. Лилии окончательно увяли и лежали теперь рядом с пустой тарелкой, по которой были размазаны остатки соуса. Девушка вдруг посмотрела на Антона почти просяще, словно надеясь на приглашение. Антон пробормотал нечто невразумительное и выскользнул из-за стола.

Он обогнул дом и, кажется, впервые за весь долгий день выдохнул. Такие же гирлянды освещали дорожку к дому. С фигурными кустами, в сумерках сад выглядел почти волшебно, и Антон невольно остановился, разглядывая зеленых оленей и птиц. На крыльцо вышел парень, в котором Антон узнал того бледного, которому расквасил нос. Тот, однако, улыбнулся почти приветливо и махнул рукой за спину:

– Туалет на втором.

Предлог был хороший. Он вошел в полумрак дома, поднялся по широкой деревянной лестнице, без труда нашел ванную и умылся. В голове немного прояснилось.

Возвращаться не хотелось, и вряд ли кто-то будет искать его. Антон прошелся по коридору, выискивая укромное место, но не желая соваться в комнаты. Стеклянная дверь в конце коридора вела на просторную террасу. Здесь стоял круглый столик со стопкой женских журналов и несколько шезлонгов. Если не подходить к краю, снизу увидеть Антона будет невозможно. До него долетал смех, звон бокалов, музыка, под которую они танцевали, на удивление приятная. Антон отказывал им во всем хорошем, даже во вкусе, а между тем они должны были быть вовсе не глупы. Он опустился на один из шезлонгов, закинул руки за голову, уставился в небо, где в прорехах облаков появлялись первые звезды.

Антон, видимо, все-таки задремал, потому что, когда очнулся – резко, словно кто-то выдернул его с речного дна на поверхность, – прямо над ним сияла круглая монетка луны. Его пробудил звук, стук или шорох, источник которого он не смог определить. Антон поднялся, в первые минуты не соображая, где находится. Звук повторился. Короткий глухой хлопок. Антон осторожно подошел к краю террасы. Теплый свет гирлянд золотил пустую площадку с разоренным столом, на котором не осталось и следа от безупречной сервировки. Бокалы, бутылки валялись в беспорядке, рядом с разбитой тарелкой вперемешку с осколками лежали лилии блондинки, пиджаки словно разметало по земле, как сорванное ветром белье. Антон с удивлением узнал в голубоватом комке чье-то платье.

Музыка не играла. Дом облепила абсолютная тишина ночного леса. Антон не слышал ни разговоров, ни смеха, даже отдаленных.

Он озадаченно смотрел на опустевший двор, покинутый, словно в спешке. Антон вспомнил, как за столом кто-то вскользь упомянул озеро неподалеку. Что-то мелькнуло на самом краю зрения. Хлоп-хлоп. Антон обернулся, вглядываясь в лес. Там будто бегал кто-то маленький и проворный.

Антон прищурился, сомневаясь, не бредит ли, потому что этого просто не могло быть. Между темными вертикалями стволов прыгал ребенок. Девчонка передвигалась как зверек, от дерева к дереву, подскакивая, короткими перебежками, ранец бил ее по спине и негромко хлопал.

– Валя? – спросил он скорее себя, чем ее. Отсюда девчонка не могла его слышать, кричать он почему-то не решился.

Антон налетел на дверь так, что жалобно задребезжало стекло, кинулся вниз, чуть не пересчитав зубами ступени, выскочил на крыльцо. Главные ворота остались открытыми. Он пробежал по аллее, под праздничными бусами фонариков, и разом очутился в темноте леса, едва разбавленной блеклым лунным сиянием.

Девчонка мелькала далеко впереди. Ее колготки выделялись скачущим белым пятном.

На открытой местности Антон догнал бы ее в два счета, но лес, пусть и негустой, был ему незнаком. Он старался не терять девчонку из виду и ненароком не получить по лицу веткой. Но девчонка быстро петляла среди стволов, и в какой-то момент он все же упустил ее.

Деревья несколько поредели, и слабый запах воды, который почувствовал Антон еще у дома, стал яснее. Жидкий свет луны, сочащийся с неба, ложась дорожкой, рассеивался по ровной поверхности воды небольшого озера, и та будто слабо сияла изнутри молочным свечением.

Антон оглянулся в поисках девчонки, но взгляд споткнулся о нечто, показавшееся ему в потемках валунами. Он инстинктивно попятился, но в следующую секунду все же заставил себя подойти, хоть колени отказывались сгибаться.

На земле лежала Лиза в атласном платье с низко спущенной на одно плечо бретелькой. Белая кожа казалась еще белее, голова запрокинута, рот широко распахнут, нижняя часть лица и шея покрыты жижей, казавшейся черной. Антон почувствовал, как из самого нутра поднимается и подбирается к горлу липкий комок мути. Рядом с Лизой лежала та блондинка. Растрепанные волосы колыхались в воде водорослями, поперек шеи шел аккуратный надрез, из которого вываливался какой-то неприятный бесформенный комок. Лицо Горчикова украшала улыбка до самого уха.

Все его одноклассники лежали здесь в разных позах, сваленные как мешки с мусором, оставленные туристами.

– Расплата всегда приходит, – тоненько, по-мышиному, пропищали сзади.

Антон обернулся так стремительно, что хруст в шее полыхнул сверкнувшей в глазах молнией. Валя, девочка с двумя хвостиками, держала в руках портфель с пони.

Антон хотел что-то сказать, но изо рта вырвалось мычание.

– Особенно за то, чего ты не совершал, – снова сказали сзади.

Реальность ускользала, как вода сквозь пальцы. Восставший из мертвых Горчиков извлек из кармана платок и аккуратно стер кривую улыбку.

– Она находит невинных, – поднялась с земли Лиза, подошла к Горчикову, обвила его тонкими руками.

– С тобой было приятно играть, – заметил Муля.

Мертвецы поднимались, один за одним, вытирая лица и руки. Они медленно окружали Антона неплотным кольцом.

– А ты поверил, – сказала девчонка. Она подбежала к Лизе, и та притянула ее к себе, положила руки на плечи. «Так вот почему она казалась такой неприятной, – отстраненно подумал Антон, – маленькая копия старшей сестры».

Отрезанные от мира, они загнали его к озеру, чтобы завершить игру длиной в год.

А потом они позвали ее на дачу. Ну, типа подружиться.

Все это время Антон смотрел не туда, куда ему указывали, и видел не то, что хотели показать. Рассказывая байку о Вале, Макс, несомненно, уже знал, что произойдет в начале лета. Это открытие поразило Антона сильнее, чем весь этот кровавый маскарад.

От группы отделилось трое: Горчиков, Муля и тот бледный парень.

Что они собираются делать – было ясно без всяких слов.

Антон закрыл глаза, вздохнул, словно нырнул в теплый воздух летней ночи, прозрачной, мирной, загородной. Он вспомнил опавшие лепестки вишен на даче: в сумерках они казались снегом.

«Нападают – защищайся», – сказал голос деда у него в голове. И весь страх, вся муть, вся горечь вдруг сошли с него, словно растаявший на солнце снег, и вернули его к себе, и Антон снова стал собой, вынырнул на поверхность.

Нападают – защищайся. Это была очень простая и очень действенная философия. Не важно, где это происходит: на школьном дворе, в классе, дома, на улице или в лесу. Не важно, как это обставлено и кто нападает, какой спектакль разыгрывают и какие слова говорят. Драка есть драка, ни больше ни меньше, кровь есть кровь, а предательство есть предательство.

На него нападали, надо защищаться, вот и все. А в драке чаще всего мешают две вещи: эмоции и неумение адекватно оценить противника. Их было больше, но у Антона имелось одно неоспоримое преимущество: опыт. Он дрался много, он знал, куда бить, чтобы сделать больно.

Бледного Антон скинул со счетов сразу, вспомнив, с каким глупым видом тот лежал под ним, даже не пытаясь толком защититься, с горестным удивлением разглядывая капли крови на рубашке. Словно не веря, что она может литься из него так же легко и свободно, как из любого другого создания. Драться он явно не умел. Об этом говорили вялые руки, которые тот держал на уровне груди, не подозревая, что нужно защищать лицо.

Потому Антон начал с него, метя в нос. На этот раз удар удался. Парень взвыл и упал, как тряпичное чучело. Антон на всякий случай наподдал ему ботинком под ребра и вовремя увернулся, уловив движение сзади.

Муля был больше и мог бы задавить его одной массой, но он чувствовал себя неуютно в своем теле. В этом увальне не было ни гибкости, ни маневренности. Он топтался, пытаясь неловко подобраться к Антону. Антон, улучив момент, засадил ему ногой в пах и, не давая опомниться, схватил за волосы, припечатал лицом об колено и толкнул на землю. Прижав его коленом, Антон вывернул ему левую руку и со всей силы дернул. Что-то хрустнуло внутри этого неуклюжего тела, Муля завизжал, дрыгая ногами.

Антон не думал о пощаде, он знал: стая, загоняя добычу, травит ее до смерти.

Он вскочил, Горчиков уже подбирался к нему, самый непредсказуемый из всех троих. Он был высоким и ладным, явно занимался спортом. Хуже всего было то, что Антон не мог выматывать противника обороной, время играло против него. Думать надо было быстро, но на стороне Антона сыграло уязвленное слишком быстрым поражением союзников самолюбие Горчикова. Тот не выдержал и ударил, но слишком поспешно, не рассчитав реакцию. Антон уклонился, резкий выпад мазнул по челюсти, в глазах взорвались фейерверки, но он устоял и, воспользовавшись моментом, впечатал кулак в солнечное сплетение противника. Горчиков скрючился, воздух вышел из него со свистом, как из сдутого мяча. Антон хлопнул его по ушам, и парень почти удивленно охнул, утратив ориентацию и равновесие, захлопал глазами, хватая ртом воздух.

Счет шел на секунды. Антон устремился в лес. Видно, они, как стая, слишком зависели от вожака или не ожидали такого сопротивления, но в любой момент могли очнуться от оцепенения и броситься в погоню. Чуть скрывшись среди стволов, Антон кинулся во весь дух.

По ощущениям, он бежал не дольше двух минут, когда перед ним выросла темная громада дома. Пиджак остался на террасе, но подниматься за ним, теряя время, не хотелось.

Обернувшись, Антон проверил, нет ли погони, перебежал на другую сторону и двинулся вдоль дороги, стараясь держаться в укрытии леса.

До шоссе он добрался без препон, но дожидаться, пока по нему поедут первые машины, было немыслимо.

Антон механически сунул руки в карманы и наткнулся на смартфон, о котором совсем забыл. Экран показывал без четверти три утра. Кругом стоял лес, в небе светила луна, и ничто не сулило помощи. Антон побрел в направлении автострады. Ничего лучше, чем вызвать такси, в голову не приходило. Оставалось найти службу, которая отправила бы за ним машину за город.

Он уже набирал номер, как за спиной зашуршали шины, лежащая перед ним дорога осветилась, сначала слабо, но потом все ярче, четко очерчивая на асфальте вытянутый силуэт Антона.

Антон обернулся, щурясь от быстро приближающихся круглых фар. По дороге скоро катился газик. Дернувшись, Антон сообразил, что никому из одноклассников машина принадлежать не могла. Почти поравнявшись с ним, автомобиль замедлил ход. За рулем сидел сонный мужик в клетчатой рубахе.

– Мне бы до города добраться, – громко сказал Антон, – подбросите?

– С какой это радости? – хрипло гаркнул водитель.

Антон показал тому смартфон.

– Очень надо в город. Подбросите – забирайте. Больше ничего нет.

– А если найду? – заинтересовался мужик.

– Обыщите, – пожал плечами Антон.

Мужик сомневался. Встреча в середине ночи явно не внушала ему доверия.

– Обокрали, что ли? – подозрительно осведомился он, приглядываясь. Антон чувствовал, как саднит нижняя губа, но для синяка было рано. – Что-то ты больно чистенький. Не сынок, случайно? – он многозначительно кивнул в сторону коттеджа.

– Отмечали выпускной. Поссорился там с одной девчонкой, – ляпнул Антон первое, что пришло в голову. – Она в город поехала, хочу догнать.

Мужик, однако, вникать в очевидно слабую логику не стал. Вместо этого хохотнул и заметно повеселел.

– Если в деле замешана баба, дело труба, – высказал он свое мнение. – Телефон-то хороший?

– Очень даже. Последняя модель, – выдохнул Антон, опираясь ладонью на пыльный капот.

Он блаженствовал, сидя рядом с мужиком («будь на виду, кто тебя знает»), то проваливаясь в дрему, то выплывая из нее. Мужик взбодрился и теперь заменял собой радио. Было три утра, глухой час. Дорога шла теперь среди полей, темнела кромка леса. Где-то вдали словно тянулась узкая дрожащая полоса света, будто там, прямо среди деревьев, сквозь лес тоже ехала машина. Через пелену усталости Антон ловил обрывки речи про овощебазу, хитрожопых баб и просранный коммунизм. Отвечать не требовалось, и Антон клевал носом, убаюканный витиеватыми рассуждениями.

Мужик безжалостно растолкал и высадил Антона на краю города ранним утром, тем не менее дождавшись, пока приедет такси. Антон едва помнил, как добрался до квартиры, как спускался платить, трясясь в предрассветном ознобе, как столкнулся в прихожей с матерью, она стояла перед зеркалом в вечернем платье, тоже приехав с какого-то приема, и расчесывала волосы. Не отвечая на ее вопросы, Антон вполз в свою комнату и, скинув одежду на пол, рухнул на нерасстеленную постель.

– Антон, вставай. Одевайся.

Его разбудила мать. Что-то в ее голосе не понравилось ему еще сквозь сон.

Антон едва разлепил глаза. Проспать бы еще часов десять. Мать подбирала с пола одежду, зачем-то внимательно рассматривая каждую вещь.

– Мам, который час?

– Вставай, Антон, быстрее собирайся. Швед выехал.

– Швед?!

Шведов был чем-то вроде семейного адвоката, а заодно давним и преданным поклонником матери, хоть и прочно увязшем в семейном уюте с какой-то актриской популярных ситкомов. На деле его профессионализм, который и впрямь был высоким, ни разу не пригодился, но пару раз помогал быстро решать мелкие дела вроде заверения документов. Что могло заставить мать позвонить Шведу сейчас, Антон не мог даже предположить.

События ночи тонули в омуте. В нем мелькала полуголая Лизка, почему-то в маске с заячьими ушами, оскалившийся Горчиков, мужик на тракторе, и отделить правду от вымысла не представлялось возможным.

Антон спустил ноги с кровати. Тело ломило, как при легкой простуде, язык словно наждаком терли. Мать бросила на кровать чистые джинсы и футболку, прошипела почти брезгливо:

– Прими душ.

И вышла, хлопнув дверью.

Он машинально потянулся за телефоном, но вспомнил, что отдал его мужику. Значит, все правда. Антон подошел к окну. Солнце заливало площадку с горками для малышни. Значит, время хорошо за полдень.

– Ты скоро?

Мать приоткрыла дверь, не заглядывая. Она явно нервничала, Антон не видел ее такой очень давно. Что-то случилось, и явно не радостное.