Текст книги "Сыны Дуба (ЛП)"

Автор книги: Дэйв Волвертон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 85 страниц)

Поэтому она швыряла его о камень, пока снаряд не разбился. Затем она взяла моллюск одним когтем и вытащила сладкое мясо клювом.

Внезапно ворона-падальщик почувствовала прохладное прикосновение, ветер, намекающий на зиму, и встревоженно взглянула вверх, взъерошив перья. Она каркнула, предупреждая других себе подобных, хотя пляж был пуст, а затем осмотрелась вокруг, моргая черными глазами в поисках источника своего страха.

Над ней стояла фигура, прятавшаяся под искривленной сосной на скалистом выступе. Оно не двигалось. Он был большим и белым с кожей, очень похожим на змей, которых ворона иногда видела марширующими по хребту предрассветным утром. Но оно было уродливой формы, и хотя у него были глазницы, она не видела в его глазницах ничего, кроме пустых теней.

Внезапно раздутая фигура упала, ее уродливая белая кожа сдулась, как лопнувший пузырь в воде. В этот момент к ней приблизилась тень, и ворона узнала источник своего страха… .

Крулл-Мальдор выскочила из тени, оставив свой плащ славы, свой злобный дух, но более темную тень среди утренних теней, и схватила ворону. Она не хватала его физическими руками, не разрывала его зубами или пальцами. Вместо этого она взяла его своим разумом и волей, загоняя свой дух в крошечную оболочку его тела, захватывая его сознание.

Крулл-мальдор почти могла представить себе голос своего древнего хозяина Юлтонкина, предупреждающего: Не стремитесь слишком сильно завладеть разумом птицы, ибо птицы являются добычей многих, и ястреба и койота, рыси и норки, и если ты умрешь, пока твои два разума соединены, ты, возможно, никогда не сможешь вернуться в свою плоть.

Поэтому, как только она захватила контроль над разумом птицы, Крулл-Мальдор моргнула, оглядываясь по сторонам в поисках признаков опасности, выглядывая из глаз вороны.

Мир был искажен. Глаза вороны располагались по бокам головы, поэтому у нее было обширное поле зрения, и она могла фокусироваться только одним глазом одновременно. Ворона видела более широкий спектр цветов, чем Крулль-мальдор могла видеть собственными глазами. Ворона видела черный, белый и красный цвета, которые может видеть вирмлинг, но она также видела зеленый, синий и желтый, и все имело кристальную ясность, которой завидовал Крулл-мальдор.

Итак, Крулл-Мальдор огляделся в поисках опасности.

Пляж представлял собой пустыню, каменистую и непривлекательную. Вдалеке можно было увидеть несколько огромных моржей, плывущих по волнам и проводящих день, отбивая песчаных мух на пляже. Но больше ничего не было. Мало чаек. Никаких ястребов и лисиц.

Она знала, что личу нечего бояться хищников. Мощные заклинания, которые позволяли ей цепляться за жизнь, позволяли ей существовать только за счет выкачивания духовной энергии из существ вокруг нее, и когда она черпала эту энергию, растения и животные вокруг нее слабели и умирали. Большая часть Северных Пустошей была лишена жизни не потому, что они были бесплодны, а потому, что присутствие ее вида так сильно отвлекало от земли. Здесь больше не было красивых деревьев и меньше стад карибу и овцебыков, чем когда-то. Крулл-Мальдор и ее ученики давным-давно высасывали жизнь из таких существ. Теперь безжизненная земля ослабила ее. Почти все, что уцелело в радиусе пятидесяти миль отсюда, – это несколько цепких кустов можжевельника, насекомых и более крупных существ, обитавших на пляжах.

Теперь, чувствуя себя комфортно, Крулл-мальдор одним глотком проглотил нежные желтые внутренности моллюска. У него был вкус песка, ракушек и соли. Вкус был не совсем приятным, но в этот день ей понадобится пища.

Ворона-падальщик подпрыгнула в воздух, а затем улетела в сосны. Крулл-Мальдору нравилось чувство свободы, которое приходит с полетом.

Птичке не терпелось вернуться в свое гнездо, срыгнуть куколку в рот своим птенцам. Но Крулл-Мальдор боролся за контроль, запрещая это.

Это была борьба, постоянная борьба за контроль над живыми существами. Даже после ста восьмидесяти двух лет практики этого навыка Крулл-мальдор обнаружила, что ее власть над этим зверем слаба.

И все же она держалась за ворону своим разумом. Схватить ее когтями и когтями было бы не так жестоко, потому что вороне очень хотелось вернуться в свое гнездо.

Когда взошло солнце, светящаяся жемчужина взбиралась вверх из моря, ворона-падальщик прыгнула в воздух и улетела над водами на юг.

Крулл-Мальдор теперь полностью доминировал над вороной и выглядывал ее глазами, осматривая далекий горизонт в поисках кораблей.

Все, что она увидела, – это несколько больших рыболовных судов с вирмами, их квадратные паруса были цвета крови.

Крулл-мальдор знал, что ворона утомится и ослабнет задолго до того, как достигнет далекого берега, милях в двухстах к югу. Когда это произойдет, Крулл-Мальдор позволит ему упасть и утонуть. А до этого момента она ощущала радость полета… .

Такова была ее участь день за бесконечным днем. За работу на службе злу приходится платить, и лорд-лич Крулл-Малдор платил ее. Она была слишком сильна в магии, чтобы другие могли ее убить. Действительно, она освоила темную магию, неизвестную никому больше. Таким образом, она занимала высокое положение Великого Волшебника Орды Змей и была слишком опасна для своих политических соперников. Итак, сто восемьдесят семь лет назад император Зул-Торак повысил ее, отправив возглавить гарнизон в крепости змей в Великих Пустошах Севера.

Таким образом, ее обязанностью было защитить эту землю от вторжения и не допустить возвращения людей. Ее армии оккупировали пустоши, и ее работа заключалась в том, чтобы кормить и одевать их. Таким образом, ее охотничьи отряды прочесывали земли на крайнем севере в поисках карибу, тюленей и больших белых медведей. Ее рыбаки бороздили прибрежные воды, ловя огромных змеевидных левиафанов, которые каждое лето преследовали косяки рыбы на севере.

Она также командовала множеством шахтеров и рабочих: кузнецами, которые ковали оружие, оружейниками, чтобы вырезать кольчуги из костей мировых змей, колдунами, чтобы производить товары, которые можно было использовать в качестве дани империи – плащи славы, которые позволили бы личу ходить по солнце, искусственные крылья и утробы умерших, чтобы укрывать и питать души недавно умерших.

Но хотя Крулл-Мальдор был Лордом Северных Пустошей и, следовательно, имел высокий титул и звание, ее назначение ни к чему не привело. У нее не было ни возможности карьерного роста, ни надежды когда-либо вернуться в великую крепость Ругассу. Хорошая служба на своем посту не принесет ей никакой награды. От нее полностью избавились и забыли.

Во многих отношениях она была живым мертвецом.

И все же всегда существовала надежда, что император Зул-Торак впадет в немилость и что великому Создателю – Отчаянию – понадобится кто-то, кто заменит его. Крулл-мальдор знал, что рано или поздно это произойдет, и в этот момент, если все пойдет хорошо, Отчаяние вспомнит имя Крулл-мальдора. Это был лишь вопрос времени, но Крулль-мальдор жил надеждами на этот момент.

Таким образом, она выполнила приказ своего хозяина.

Ночью вирмлинги ее гарнизона выходили в пустоши, охраняя берега океана, чтобы когорта людей не попыталась там поселиться. Их наблюдение было бесполезным, поскольку прошло пятьдесят восемь лет с тех пор, как человека видели.

Днем, пока ее змеи трудились, Крулл-мальдор несла свою вахту.

Она поднялась выше в воздух. Насколько могли ощутить острые глаза вороны, море было стеклянно-спокойным.

Косатки извергали фонтаны, пася стаю лосося, а несколько чаек плыли по спокойной воде. Крулл-Мальдор заметил молодого левиафана, покачивающегося над волнами. Больше ничего не двигалось.

На воде не было людей.

Но у лича была не одна причина оседлать эту ворону. Крулл-Мальдор стремилась расширить свои навыки, чтобы научиться в совершенстве управлять разумом существ.

Она хотела научиться не только контролировать других, но и избегать обнаружения при этом.

В частности, те, кто обладал тайными способностями, могли обнаружить ее присутствие. Ее древний враг, император, всегда был настороже и всегда наблюдал.

Когда-нибудь, думала она, я полечу на вороне в южные земли и там буду шпионить за своими врагами.

Каждый день она рисковала этим. С каждым днем ​​ее мастерство росло. Однако каждый день она получала отказ.

Поэтому теперь она отключила свой разум, пытаясь скрыть свои мысли, свои намерения, и сосредоточилась просто на механике полета: взмахивая вороньими крыльями, ровно дыша, игнорируя голод и жажду.

Спустя более часа полета Крулл-Мальдор подвергся нападению.

Для тех, у кого были уши, чтобы услышать, в духовном мире прозвучало пронзительное предупреждающее рычание, похожее на рычание ягуара. По этому крику раздались тысячи других голосов, повторяющих то же предупреждение, в то время как армия личей перешла к обороне. Слуги императора нанесли удар вслепую, посылая тысячи духовных стрел, которые поднялись с южного горизонта, каждая из которых представляла собой огненный нимб, проносившийся по небу, как шаровая молния, с шипением и треском, каждый из которых был различим только глазами духа Крулл-Мальдора.

Один дротик ударил, и у вороны сжались крылья. Ошеломленная нападением, птица потеряла сознание. Пока ворона падала к морю, Крулл-Мальдор боролся за контроль, яростно хлопая крыльями.

Вдалеке Крулл-Мальдор услышал жеманный смех Зул-Торака. Император никогда не уставал от своих мелких игр.

Император завидовал силам Крулл-Мальдор, ее способности оседлать других, проецировать свои мысли в разумы меньших существ. Он тоже боялся ее.

Каждый день Крулл-Мальдор проверял свою силу, продвигаясь по воде все дальше и дальше. Каждый день она приближалась немного ближе, прежде чем один из его шпионов обнаружил ее.

Крулл-Мальдор с трудом сдерживал крылья вороны, позволяя им подняться в воздух. Она на мгновение взлетела, усилив свою слабую хватку на птице.

– Уйди, маленький Вороний Всадник, – прошептал император духу Крулл-мальдора. Иди и найди себе статую, чтобы справить нужду. Вы можете никогда не вернуться. Возможно, вы никогда больше не увидите материк.

– Дни каждого человека сочтены, мой император, – парировал Крулль-Мальдор, – даже твои. Особенно твой!

Ветер был влажным и тяжелым под крыльями вороны, что делало полет трудным. Птица пришла в себя и с трудом начала взмахивать крыльями, когда Крулл-мальдор отдал ей голову.

Лич ждала продолжения шуток своего старого врага. Возможно, он пошлет еще один град духовных снарядов, надеясь поразить ее скакуна, надеясь, что ворона утонет, пока дух Крулл-Малдора все еще будет запряжен со зверем. Но воцарилось непривычное молчание.

Внезапно ворона заметила что-то в небе: яркий свет, подобный сияющей над головой молодой луне.

Крулл-Мальдор задумался, не была ли это какая-то новая форма атаки, и ворона замедлила движение на крыле, наклонила голову влево, чтобы посмотреть вверх, и на мгновение взлетела.

Сфера сияла и расширялась по мере того, как устремлялась к земле. Сердце вороны бешено забилось, и Крулл-Мальдор ослабил хватку настолько, что ворона развернулась и направилась вглубь суши.

Через несколько секунд шар заполнил небеса, и Крулл-Мальдор с удивлением посмотрел вверх.

Она увидела мир, падающий на нее, огромный и прекрасный. Над лазурным морем кружились блестящие белые облака. Там был огромный красный континент – пустыня, как она подозревала, и горы с белыми шапками. И все же мир падал к ней, увеличиваясь в ее поле зрения.

Это как падающая звезда, – подумал Крулл-Мальдор, – которая сокрушит весь мир! Какой прекрасный способ умереть.

Она заметила реки, текущие, как серебряные жилы, сквозь зеленейший нефрит, и увидела обширные леса изумруда и яшмы.

Затем мир ударил, и смятение заполнило небеса.

Ворона дико каркала и хлопала крыльями, ее сердце колотилось, но не было ни физического удара, ни мощного удара камня, упавшего с небес.

Вместо этого Крулл-Мальдор почувствовала, как энергия шипит внутри нее, когда в небесах внезапно прогремели статические молнии. Атомы падали холодной моросью, пронзая ее голову и спину, словно загоняя ворону в водную могилу. В небе вспыхнули жуткие огни, вертушки белого огня, а над морем поднялся туман.

Затем новый мир перестал падать, и каждый атом встал на свое место.

Что-то врезалось в ворону, шок был скорее психическим, чем физическим, и она начала падать к воде. Боль от удара затуманила глаза Крулл-мальдора, и на мгновение она попыталась увидеть. Крулл-Мальдор взял под контроль маленькое животное, расправил его крылья и начал слепое планирование.

Затем казалось, что пленка исчезла из ее поля зрения, и перед ней открылся новый мир: корабли бороздили воды под ней, рыболовные суда покачивались в море, а рыбаки забрасывали свои сети, шхуны мчались на юг с парусами, полными ветра. Даже на расстоянии Крулл-Мальдор узнавал человеческие формы.

Десятки судов растянулись вдоль побережья во всех направлениях, а слева от нее, вдоль рукавов залива, раскинулся город. Там, где когда-то не было ничего, кроме камней и осыпей, разбросанных по пустошам, теперь вдали виднелись обширные поля и леса.

Крулл-Мальдор подавил нарастающее волнение.

Каким-то образом столкнулись два мира. Она видела мир, падающий с небес. В одно мгновение все изменилось так, как она даже не могла себе представить.

Пустыни теперь были наполнены людьми, жизнью – жизнью, которая поддержала бы ее, сделала ее сильной. Справа от себя она заметила еще несколько городов вдоль побережья. Людей было огромное количество. Она догадалась, что сейчас в Северных Пустошах живут сотни тысяч человек. Может быть, миллионы, – поняла она.

И все же, каким бы чудесным все это ни казалось, когда она летела, Крулл-Мальдор осенил второе озарение: все утро она изо всех сил пыталась сохранить контроль над своей вороной. Теперь она летела уверенно и решительно и даже не замечала, как ворона пытается вырваться из ее хватки.

Я обладаю большей силой в этом новом мире, – понял Крулл-мальдор.

Крулл-Мальдор еще не могла догадаться, что вызвало такую ​​огромную перемену, но планировала это выяснить.

Она развернула ворону и по утренним потокам поехала к своей крепости на севере. Ей нужно будет посоветоваться со старейшинами Города Мертвых.

3

Дождь во тьме

Чтобы сделать то, что должно быть сделано, нужен сильный человек, каким бы неприятным ни был поступок. Я ожидаю, что ты, как Ходячий, всегда будешь сильным.

—Барон Оуэн Уокин

Дождь в тот день превратился в железо. В то время как некоторые в ее семье, казалось, были довольны просто сидеть и валяться в отчаянии, Рейн поклялась пережить эту катастрофу. Поэтому она пошла на работу.

Она помогла нести свою тетю Деллу вверх по хребту до того, как наводнение захлестнуло долину реки Хакер; затем остаток утра она провела, делая все возможное, чтобы детям было комфортно.

Сначала она нашла убежище под обнаженным утесом возле ручья, где трава была достаточно густой, чтобы устроить ей постель. Она помогла положить одеяла на мокрую землю, а затем попыталась разжечь огонь.

Это оказалось непростой задачей, поскольку водоросли и кораллы смешались с растениями на земле, а морская вода пропитала все. Поэтому Рейн повел нескольких детей искать мертвые ветки в овраге среди красной скалы, но нашел больше морских ежей и ярких анемонов, чем хорошей сухой древесины.

Тем не менее, она сняла кору с некоторых палочек, обнажив сухую сердцевину. Вскоре на открытом воздухе зашипело слабое пламя.

В мгновение ока дети разбежались и начали собирать еду. Они нашли на земле омаров и угрей, а также осьминогов и палтусов – редкие морские сокровища.

Они приготовили их над огнем, устроив самый большой пир, который Рейн мог вспомнить за многие годы.

С набитым желудком ее отец Оуэн отправился на разведку. Как и все остальные, он чувствовал себя странно утомленным и шел с меньшей энергией, чем человек вдвое старше его.

С нами что-то случилось, – подумал Рейн. Какое-то волшебство лишило нас жизненных сил.

Рейн чувствовала себя настолько уставшей, что боялась, что, если она перестанет двигаться, она может просто лечь и умереть. Они все так чувствовали.

Лучше всего об этом сказала тетя Рейна Делла, когда она проснулась от обморока. Рейн спросил: Как ты себя чувствуешь?

Мать Рейна, Грета, предложила: Можно так говорить. Ты чувствуешь себя коровьим дерьмом. Мы все так чувствуем.

Но Делла, никогда не отступающая, возразила: Нет, я чувствую себя коровьим дерьмом, которое растоптало остальное стадо.

Затем она просто легла в тени, под сладкую траву вместо своей кровати, и спросила: Что случилось?

Рейн с радостью сказал: Ничего особенного. Половина Ландесфалена ушла в море, затопив все, и нам удалось затащить твой ленивый труп на скалу. Я был уверен, что ты притворяешься, просто пытаешься уйти с работы. Да, и по какой-то причине повсюду растут морские звезды, крабы и водоросли, а сэр Боренсон превратился в гигантского восьми футов ростом – с рогами.

Делла приподнялась на локте и осмотрелась вокруг, глядя на заросли кораллов, прилипших к камням над ней. Семья Боренсонов сидела небольшой группой примерно в ста ярдах от Эрин, кружась вокруг Эрин.

Эта девушка умерла? – спросила Делла.

Рейн кивнул, и на лице Деллы отразился страх. Она не спрашивала о своих детях. Кто-нибудь из наших… ?

Нет, – ответила Грета, – спасибо Силам.

Делла начала задавать вопросы, те же вопросы, что и все остальные. Что случилось? Как такое могло произойти? Что нам следует сделать?

У Рейна не было ответов. Наводнение можно было легко объяснить землетрясением. Но смена сэра Боренсона? Странные торнадо света?

Ее разум восставал против размышлений и беспокойства по этому поводу.

Вместо этого она наблюдала за Боренсонами, и ее сердце болело за них. Ей хотелось пойти к Дракену, обнять его и утешить. Но она не осмелилась сделать это перед его отцом и матерью, особенно перед этим отцом, теперь, когда он во что-то превратился… чудовищный.

Ее лицо покраснело, и она отвела взгляд.

Она не могла смотреть на Боренсона без чувства вины. Он сказал, что они украли вишню, и это была правда. Дети в ее семье рано утром выходили на улицу, бесчинствовали среди деревьев, набивая животы.

Ходкины сделали все возможное, чтобы скрыть это даже от Дракена. Рейн умоляла своих родителей заставить ее братьев и сестер остановиться, но отец Рейн преуменьшил значение этого поступка, заявив, что потребность детей в еде перевешивает права Боренсона как землевладельца.

По крайней мере, Рейну удалось не допустить детей в сад Боренсона, хотя в садах соседей дела обстояли не так хорошо.

Мы воры, – подумала она. Боренсон был прав. Но я и моя семья больше не будем ворами.

Она знала, что сегодня дать такую ​​клятву было легко. Не у кого было воровать, нечего было брать.

Но приближалась зима, и ее семье пришлось искать убежище где-нибудь вверх по реке, в городе. Несомненно, последуют трудные времена. Что бы они тогда сделали?

Когда Оуэн Уокин вернулся из своей небольшой разведывательной поездки, единственным сообщением, которое он смог собрать, было: На другой стороне холма полно рыбы и еще много чего.

Он опустился на колени. Его лицо выглядело серым и обветренным под утренним солнцем, а глаза были ошеломлены. – Как ты думаешь, что произошло? он ни у кого конкретно не спрашивал, как будто, возможно, клану Уокинов каким-то образом удалось разгадать загадку в его отсутствие. Я имею в виду, я имею в виду, что ничто не добавляет правильности. Великую волну можно было объяснить, но . . рыба на сухом грунте… а что случилось с отцом Дракена?

Он все еще был в шоке.

– Не волнуйся, – сказала она. Мы во всем разберемся.

Оуэн обхватил голову руками и покачал ею. Он взглянул на своих братьев и сыновей. Я думал. Всех в Свитграссе смыло водой. Всех жителей долины смыло водой… .

Да? сказал его брат.

Они скоро должны всплыть на поверхность, – многозначительно сказал Оуэн. Затем он добавил: Мы должны первыми собрать урожай… .

Эта идея вызвала у Рейна отвращение. Она не была расхитительницей могил. Ее воспитали настоящей придворной дамой. С тех пор, как у полководца Грюнсваллена была Рейн в качестве прислуги, состояние ее семьи бесконечно падало.

Ее отец и его братья подстерегли Грюнсваллена на улице, оставив его в кровавой куче.

В тот день вся семья покинула свои дома, забрав все богатства, которые смогли. Три месяца путешествия вывели их из страны. У семьи не было достаточно золота, чтобы купить проезд в Ландесфаллен, но ее отец каким-то образом нашел это.

Рейн не осмелился спросить, где он украл деньги. Надеюсь, никто из-за этого не погиб.

Мелкие кражи стали образом жизни; все младшие дети в клане делали это. Но грабить мертвых?

То, чем я была, – думала она, – меня больше нет. И мне не нравится то, кем я становлюсь.

Рейн чувствовала себя нечистой, а пребывание в присутствии отца заставляло ее чувствовать себя еще более грязной. Она встала и подошла к семье Боренсонов.

При этом она чувствовала себя предательницей, как будто меняла лагерь.

Достигнув Боренсонов, она на мгновение остановилась и обняла Дракена, обхватив его одной рукой за спину и сжав его. Она не смела открыто проявлять больше привязанности.

Великан, сэр Боренсон, стоял и тихо разговаривал, его голос был глубоким грохотом, похожим на далекий гром. Она посмотрела на него, на выступы рогов над его висками. Он почти не выглядел человеком.

Если кто-то способен понять, как люди могут измениться, – подумал Рейн, – то он сможет это сделать.

Мать Дракена, Миррима, улыбнулась ей. – Итак, – сказала она, как будто какая-то тайна наконец-то была раскрыта, – ты – причина того, что Дракен так внезапно занялся охотой. Я подумал, что это может быть нечто большее, чем пристрастие к норному медведю.

– Да, миледи, – сказал Рейн, делая небольшой реверанс. В конце концов, она была настоящей придворной дамой.

– Здесь не нужно делать реверанс, – сказала Миррима. Мой муж в Ландесфаллене барон без ничего.

Семья стояла кучей, хотя и отошла на несколько шагов от тела Эрин. Долгое время никто не разговаривал. Вместо этого они стояли, опустив головы, глубоко задумавшись, и Рейн поняла, что вломилась на семейный совет.

Она ждала, что кто-нибудь задаст ей неизбежный вопрос: Как ты думаешь, что произошло?, но никто этого не сделал.

– Хорошо, – сказал сэр Боренсон. Теперь, когда мы обосновались, я отправлюсь вглубь страны на поиски выживших, а Дракен сможет отправиться в море. Он этого не сказал, но Миррима, очевидно, останется здесь с дочерьми.

– Как долго тебя не будет? – спросила Миррима.

Столько, сколько потребуется, – сказал Боренсон. Если мы найдем кого-нибудь, кто пострадал или нуждается, мы позаботимся о нем как можно лучше. Но, возможно, пройдет некоторое время, прежде чем мы сможем вернуться в лагерь.

Миррима слушала его слова, беспокойство было видно по морщинам на ее лице. Я буду поддерживать огонь.

Рейн был рад услышать об их поисках. Она съежилась при мысли, что какой-нибудь бедный ребенок, замерзший и сломанный, может быть выброшен волнами на берег. Учитывая ярость наводнения, надежда на то, что кто-то мог спастись, казалась тщетной, но это была надежда, за которую ей приходилось цепляться.

Группа распалась, когда сэр Боренсон и его жена ушли поговорить наедине. Рейн воспользовался этим моментом, чтобы остановиться и взять Дрейкена за руку. Она стояла, глядя в его темные глаза.

Мой отец тоже отправится к побережью, – сказала она, понимая, что ей придется предупредить отца, дать ему понять, что ему следует сформулировать свое воровство из мертвых как спасательную операцию.

Я буду рад за компанию, – сказал Дракен.

Вот уже почти два часа ее клан оставлял семью Дракена в покое, давая им время и пространство оплакивать маленькую Эрин. Дождь не хотел приближаться.

Она почти спросила Дракена: Как ты думаешь, что произошло? Но слова замерли у нее на языке. У нее болела голова от стольких вопросов, и она знала, что у него не может быть ответа. Действительно, в любой момент она ожидала, что он задаст этот вопрос.

Но он так и не сделал этого. Он просто стоял, глядя ей в глаза.

Внезапно она поняла. Вы знаете, что произошло! Ты знаешь, почему на суше водится рыба!

Он сжал ее руки, посмотрел на ее семью. У меня есть предположение… .

Что это такое? она потребовала.

Я не могу сказать. Я имею честь не говорить об этом. Возможно, когда-нибудь, когда мы поженимся… .

Рейн понимал тайны. У Дракена были свои секреты, у нее – свои.

Когда мы муж и жена, – сказала она, – я не хочу, чтобы между нами были секреты.

Она вцепилась в его руку, как будто тонула. Она знала, что когда-нибудь ей придется раскрыть ему свои секреты. Как она могла рассказать ему, что заставил ее сделать военачальник Грюнсваллен?

Дракен кивнул. Рейн оглянулась на лагерь своего отца; ее отец, Оуэн, встал из приседа вместе со своим братом Колмом.

Она извинилась и предупредила отца о намерениях Боренсонов.

Несколько мгновений спустя сэр Боренсон и большинство других мужчин вышли из лагеря, разделившись в двух направлениях. Долгие минуты Рейн стоял и смотрел, как Дракен укатывает прочь.

Я подожду его, – подумала она. Я постелю постель возле Боренсонов, чтобы проснуться, когда он вернется.

Поздно вечером сэр Боренсон пришел в лагерь ближе к рассвету, чем к полуночи. Миррима не спала всю ночь, думая о последствиях произошедшей великой перемены.

Ее муж мало что рассказал ей, прежде чем поспешил на спасательную миссию. Он рассказал ей, как слился с другим человеком в соединении миров, но прервал разговор, когда Рейн вошел в их лагерь.

Поэтому, когда он вернулся тем вечером, она спросила: Почему бы тебе не рассказать мне то, что ты боишься сказать в присутствии остальных? Миррима изучала его лицо при свете звезд, ожидая ответа, но великан лишь колебался, подыскивая нужные слова.

Ночь была неуютной. Звезды мерцали холодными и тусклыми сквозь странную туманную дымку. Весь день Миррима приводила тело Эрин в порядок перед похоронами: умывала лицо, приводила в порядок одежду, заплетала волосы в кукурузные ряды. На ее родине, в Хередоне, был обычай не спать по ночам с недавно умершими, поскольку в первые несколько ночей их души часто витали поблизости, и можно было надеяться на последний взгляд во время долгих бдений, на последний шанс сказать до свидания.

Боренсон отсутствовал уже несколько часов, бродя по берегу и призывая выживших. Когда он вошел в лагерь, он сообщил: Милл-Крик исчез, его смыло. Его голос был хриплым от чрезмерного напряжения, от криков.

Он сидел возле ее маленького костра, опустив голову, и смотрел на покрытые пеплом угли, их тусклый красный свет был слишком тусклым, чтобы достичь его лица.

Миррима ожидала, что город исчезнет, ​​но подозревала, что ее мужа отягощают какие-то более серьезные беспокойства. У него были секреты, и по тому, как он встал и начал ходить, она знала, что он изо всех сил пытается найти правильные слова, чтобы рассказать ей.

Весь вечер Миррима стояла на коленях с Сейджем, и они вместе плакали. Они оплакивали Эрин и всех друзей и соседей, которых знали. Они подумали о своей судьбе и оплакивали себя.

Она беспокоилась за свою старшую дочь Тэлон, которая была в Мистаррии, а также за Фаллиона, Джаза и Рианну, которых она любила так сильно, как если бы они были ее собственными отпрысками. Подозрение, что она потеряла Тэлон и остальных, росло с каждой минутой.

Сегодня я потеряла больше, чем ребенка, – знала Миррима. Она еще не смела этого сказать, но боялась, что потеряла мужа.

О, когда она смотрела на великана, ей казалось, что она видит старого Боренсона. Его черты были здесь, каким-то образом спрятанные во всей этой массе плоти, так же, как можно иногда взглянуть на сучок дерева на дереве и представить себе, что видишь в нем полускрытое лицо.

Но, по ее оценкам, его рост сейчас превышает семь с половиной футов, а весить он не может меньше четырехсот пятидесяти фунтов.

Она никогда не сможет быть близка с таким монстром, как положено мужу и жене. Они никогда не могли быть нежными или близкими.

Она подозревала, что Боренсон хочет ей что-то сказать, что-то, что причинит ей еще большее горе, поэтому Миррима задала вопрос, который больше всего ее волновал. Почему бы тебе не рассказать мне то, что ты боялся сказать в присутствии остальных?

С чего вы хотите, чтобы я начал? – умолял Боренсон, пожимая плечами. Это был своеобразный жест, который он использовал, чтобы показать, что он ничего не будет скрывать.

Начни с жизни в этом мире теней, – сказала Миррима. – У вас была семья, жена, я полагаю?

Ее зовут Гатуния, – сказал Боренсон глубоким голосом. Это было похоже на то, как если бы бык пытался приблизиться к человеческой речи. Мы жили в месте, которое вы бы назвали Рофехаваном, на севере Мистаррии, в городе под названием Лусаре. Она родила мне двух прекрасных сыновей, Арада и Дестонарри, и у меня есть дочь, примерно ровесница Тэлона, по имени Толна.

Миррима вздохнула. Было так много всего, чего она не понимала. Если два человека слились в одного, почему он появился здесь, а не в Мистаррии или где-то между двумя землями? Я понимаю… . Думаешь, они еще живы?

Я жив, сказал он. Это были все аргументы, которые он мог привести. Ты жив. Наши дети выжили. Что-то изменилось в привязке, но я подозреваю, что мой … другая семья все еще там.

Теперь Миррима произнесла самые тяжелые слова, которые когда-либо исходили из ее уст. Вам нужно пойти к ним. Вам нужно будет выяснить, выжила ли ваша жена. Если она жива, она и дети будут вне себя. Вы должны их успокоить.

Они оба знали, что на самом деле говорила Миррима. Теперь он был гигантом и больше не подходил на роль ее мужа. Был шанс, что у него все еще есть жена. Имеет смысл только пойти к ней.

– Миррима, – сказал Боренсон с бесконечной печалью.

Мы обе знаем правду, – сказала Миррима, изо всех сил пытаясь быть сильной, чтобы скрыть даже намек на потерю, которую она чувствовала. Вы изменились в переплете. Хотя я буду любить тебя вечно, некоторые вещи невозможны.

Она не могла заниматься любовью с таким мужчиной.

Вы меня знаете, – сказал Боренсон. Внешне я могу выглядеть монстром, но я тот же человек, который спал рядом с тобой последние двадцать лет. Моя любовь к тебе-

У вас есть другая женщина, которая, должно быть, больна от горя. Вашим детям, наверное, интересно, где вы… .

Боренсон опустил голову, протянул руку и погладил ее по щеке одним пальцем.

Она знала, что ему придется плыть обратно в Рофехаван. Но это было легче сказать, чем сделать. У них не было лодки. Возможно, они могли бы купить билет на корабль, но им не на что было купить билет. Единственным их пристанищем на ночь была заросль папоротника у подножия скалы.