Текст книги "Сыны Дуба (ЛП)"

Автор книги: Дэйв Волвертон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 85 страниц)

Затем воины оказались по домам. Они не вошли в двери. Они опрокидывали стены и сбрасывали крыши. Они кричали и рычали, как дикие звери, вселяя ужас в сердца малышей.

А потом они преследовали всех, кто пытался сбежать.

Они развлекались резней, отрывая ноги живым мужчинам, вгоняя матерей в грязь, роясь в развалинах разрушенных домов в поисках младенцев, а затем сжимая их, как будто они были маленькими птицами.

В целом это заняло меньше пятнадцати минут, но время было потрачено с пользой.

Вулгнашу казалось, что он чего-то достиг.

После этого они бежали больше часа всю ночь, сердца воинов сильно колотились от кровожадности, пока не достигли старого заброшенного городища на холме. В нем была единственная сторожевая башня с видом на холмы, а также большая комната и кухня, в которых когда-то размещались войска. Дальше не было ничего, кроме нескольких гниющих сараев с деревянными крышами, отягощенными мхом и ежевичными лозами.

Птицы начали петь, и звезды умирали на небесах. Форт выглядел как хорошее место для ночлега на день. Фактически, на тропе позади не было другого места, и в течение многих часов впереди не было никакого вероятного места. Старый форт был единственным выбором Вулгнаша.

ПОД Уродливыми камнями

Один ученый однажды сказал мне, что он может доказать, что известные люди живут дольше других. Мудрая женщина деревни, герой сражений, признанный мастер своего дела – будь то булочник, или кузнец, или просто свечник. Каждый из них жил в среднем на семь лет дольше, чем другие представители его вида.

Секрет, – сказал он, – это похвала. Нам всем это нужно. Это тоник, восстанавливающий и тело, и душу. Детям это необходимо, чтобы вырасти здоровыми.

К сожалению, глупые и злые тоже нуждаются в этом, и зачастую они этого не заслуживают. Посмотрите на мотивы тех, кто совершает преступления, и слишком часто они делают это, надеясь поднять себе уважение других.

И хорошие люди преуспевают также ради похвалы других. Таким образом, наша потребность в похвале может сбить нас с пути добра или на путь зла.

– Волшебник Сизель

Король Урстон ищет угрей, – сказал в ту ночь своим сыновьям военачальник Мадок. Этот его план – спасти этого волшебника из потустороннего мира – тщетная надежда. Он лишь предупреждает неизбежное.

Смерть его сына? – спросил Дрюиш.

– Да, смерть его сына, – сказал Мадок. Армия расположилась в пещерах, а Мадок и его ребята находились в маленькой долине под тенями трех огромных скал из песчаника, каждая из которых выглядела как какое-то чудовищное лицо, искривленное и гротескное.

Можно подумать, что Урстон уже забыл его, – сказал Коннор. Можно подумать, что он счел бы его мертвым.

– Ммммм, – кивнул Мадок в знак согласия. Для него это дело чести. Он хочет, чтобы его считали человеком сострадания. Он не может позволить, чтобы о нем говорили, что вирмлинги любят своих детей больше, чем он. Это сделало бы его каким-то бессердечным, испорченным.

– Думаешь, вирмлинги любят своих детей больше, чем мы? – спросил Коннор.

Мадок задумчиво почесал накрашенный подбородок. Мать-медведица сделает все, чтобы защитить своих детенышей. Вирмлинг ничем не отличается. У них есть инстинкт, и он у них сильный. Зул-торак – такой же кровожадный змей, который когда-либо вел войну, но он все равно любит свою дочь, и она становится еще более драгоценной из-за того, что он больше не может вынести.

– Может ли вирмлинг по-настоящему любить? – спросил Коннор.

Не так, как это делают люди, – сказал Мэдок. Но у них есть чувства – жадность, страх. В них заключено то, что они называют любовью. Жадность, потому что они хотят обладать ребенком, владеть чем-то, что является продолжением их похотей. Страх, потому что они верят, что дети дают им своего рода вечную отсрочку. Они отдают своих детей в слуги Леди Отчаяние в бесконечной череде, и пока их род продолжается, они верят, что она не накажет их в загробной жизни.

Мэдок на самом деле мало что знал о таких вещах. Он никогда по-настоящему не изучал философию змей. Он лишь повторял обрывки знаний, которые повторялись у костра. Он так и не понял, почему вирмлингам не удалось уничтожить Каэр Люциаре. По его мнению, Кан-хазур был просто никчемным ребенком-змеем. Это имело смысл только в том, что Зул-Торак выследил бы последнего представителя человечества, даже если бы для этого ему пришлось взломать собственную дочь.

Однако вот уже дюжину лет змеи отпустили город. Никогда еще он не подвергался силовому нападению. Единственными вторжениями были вирмлинги-жнецы, которые обитали в лесу и полях за пределами замка, захватывая только неосторожных.

И все же Мадок разработал теорию, почему вирмлинги не напали, теорию настолько чудовищную, что он никогда не осмеливался говорить о ней открыто, теорию, которая частично подтвердилась. Только сейчас он высказал свои опасения.

Мои сыновья, – сказал он. Есть веская причина, по которой вирмлинги пощадили нас. Им нужно человечество. Их сборщикам нужны наши железы, чтобы создавать отвратительные эликсиры. Король Урстон никогда не задумывался об этом, но вирмлинги не посмеют убить нас всех. Вместо этого они позволяют нам жить, как свиньям, откормленным в загоне, в ожидании забоя. Это не наш заложник спасал нас так долго. Это необходимость.

Дрюиш улыбнулся и посмотрел в воздух. Очевидно, эта идея его позабавила. Если мы всего лишь животные, ожидающие, чтобы их поймали, почему бы не заключить нас в клетку?

Коннор рассмеялся. Потому что нужно потрудиться, чтобы накормить свинью, держать ее в клетке. Почему бы не позволить свиньям кормиться самим?

Животное в клетке легче убить.

Нет никакого спорта в охоте на свинью в загоне, – сказал Мадок с улыбкой. – А вирмлинги – никто, если не любители кровавого спорта.

Это была правда. Вирмлинги были выведены из-за жажды крови. Без людей, на которых можно было бы охотиться, они быстро начали бы убивать себя. Мадок знал, что вирмлинги действительно могут собирать железы у себе подобных, но это вскоре привело бы к кровавой войне.

Коннор казался неуверенным. – Ты уверен, что это правда?

– Конечно, – сказал Мадок. Прошлой зимой мои люди захватили комбайн. Только огнем и щипцами я смог вырвать у него правду.

И пять недель назад мы взяли еще одного и мучили его, пока он не рассказал ту же самую историю.

Мэдок глубоко вздохнул и дал ребятам немного времени, пока информация усвоилась. Теперь эти маленькие люди есть за границей. Деревня здесь, деревня там. Сколько их может быть?

Тысячи, – догадался Дрюиш.

Но Мадок понимающе посмотрел на него и покачал головой. Миллионы, десятки миллионов. В другом мире на севере было великое королевство, земля Интернук, которая была переполнена. На востоке в Индопале находились миллионы людей. В этом мире существовал редкий металл, из которого изготавливали магические клейменные утюги, называемые форсиблами, и с их помощью лорды земель могли забирать атрибуты – силу, скорость, интеллект и красоту у своих вассалов. Такие лорды становились людьми невообразимой силы.

Мадок поднял кусок красного камня и показал его мальчикам при свете звезд.

Что это такое? – спросил Дрюиш.

– Корпускит, – сказал Мадок, – то, что маленький народ на своем языке называл кровавым металлом. Его используют для изготовления форсилов. Это было редкостью в их мире. Но у нас это не такая уж редкость. Рядом с Каэр Лусаре есть такой холм. У меня уже есть шахтеры, которые это раскапывают.

Он дал понять смысл этого открытия. По неодобрительному взгляду Дрюиша было очевидно, что мальчик не понимал всех последствий открытия, но достаточно скоро он это поймет.

Мадок быстро понял, что существуют и другие люди, подобные ему, сотни людей, проживших разные жизни в обоих мирах. Достаточно скоро он найдет в клане кого-то, кто был посредником в другом мире, мага, обученного передавать дары, и тогда Мадок займется бизнесом.

Это только вопрос времени, когда вирмлинги тоже это обнаружат, – сказал Мадок. Это лишь вопрос времени, когда они поймут, что могут сделать наши воины, если мы объединим этот маленький народ под одним знаменем и поведем их на войну. Это лишь вопрос времени, когда они осознают угрозу, которую мы представляем, и попытаются предать Каэр Люциаре забвению!

Что нам следует сделать? – спросил Коннор.

Теперь настал момент для Мадока открыто высказать свое мнение. Король Урстон – дурак, слишком слабый, чтобы руководить этим народом. Пока его сын находится в плену, он не рискнет напасть на Ругассу. Мы должны уничтожить короля.

Как? – спросил Дрюиш с ноткой удовольствия в голосе.

Завтра в пылу битвы, когда никто не смотрит, – сказал Мадок, – это будет подходящее время для того, чтобы удар копьем сбился с пути.

Коннор, казалось, был шокирован этой идеей. По мнению Мэдока, он всегда был хорошим парнем. Иногда такая порядочность может оказаться недостатком.

Держись меня, – сказал Мадок, – и когда-нибудь в ближайшее время ты будешь править нацией.

Кто из нас? – спросил Дрюиш.

Коннор повернулся к нему в явном замешательстве. Мне, конечно. Я самый старший.

– И я лучше умею руководить, – возразил Дрюиш, вскакивая на ноги, в ножнах у него на коленях звенел кинжал.

Коннор вскрикнул, отпрыгнул назад и выхватил кинжал. Его челюсти напряглись, а мышцы напряглись, готовясь к битве.

Мэдок встал, встав между ними, и опасно посмотрел на Дрюиша, словно умоляя его атаковать.

Два королевства, – пообещал Мадок. По одному для каждого из вас.

ВЫХОД

Я часто говорю себе, что никогда не следует недооценивать доброту человеческого духа. Раз за разом я обнаруживал, что могу рассчитывать на милосердие и нежность других. Возможно, именно потому, что я постоянно ищу и питаю добро в других, я слишком часто встревожен, находя в них также и большое зло.

– Дэйлан Хаммер

Дэйлан взобрался по веревке к решетке и долго цеплялся за нее, прислушиваясь к охранникам. Слышен был только звук шагов змей-принцессы по ее камере.

Других заключенных в подземелье не было. Дэйлан наблюдал за ними, пока его несли по коридору. Так что, не особо беспокоясь о том, что его обнаружат, он ощупывал шлюз.

Добрый король оставил ему ключ. Он легко повернулся, и Дэйлан Хаммер освободился из темницы.

Он вылез из машины и наступил на сверток, лежавший на полу. В нем он нашел свой боевой молот, кинжал, флягу и немного еды. Король не предусмотрительно оставил Дэйлану одежду. Он все еще был голый, весь в грязи.

Он проносил свои немногочисленные товары мимо каких-то камер, щурясь и заглядывая внутрь, каким-то образом надеясь, что в одной из них может быть еда или одежда. Солома в углах служила единственным матрасом, который мог получить заключенный здесь, и, не имея другого выхода, он, наконец, вошел в открытую камеру и соломой соскоблил грязь.

Это не сильно помогло.

Я не сбежал из темницы, – решил он. Половину я взял с собой.

Он представил, как пытается вырваться из города, как обнаженный мужчина, весь в навозе.

Это вызовет немалый переполох, – подумал он, сдерживая мрачную улыбку.

Закончив, он отправился в келью царевны Кан-хазур. Ее осветил погасший факел. Она сгорбилась в углу, в позе эмбриона, положив локти на колени и закрыв лицо руками. Она с отвращением посмотрела на него краем глаза. – Ты здесь, чтобы изнасиловать меня?

– Нет, – сказал Дэйлан, пробуя ключ в замке. Он почувствовал облегчение, когда дверь со щелчком открылась. Как он и надеялся, король предоставил главный ключ от тюрьмы.

Жаль, – сказал Кан-хазур, – мне не помешало бы немного позаниматься спортом. И, судя по твоему виду, это все, что ты мог предложить.

Дэйлан не улыбнулся ее сухому остроумию. Он был настолько осквернен, что она не могла хотеть его. Она всего лишь пошутила над ним.

– Где ты научился так грязно говорить? – спросил Дэйлан.

На груди моей матери, – сказал Кан-хазур, – но девять лет в этой вонючей дыре усовершенствовали мои навыки.

Дэйлан обыскал ее комнату. На полу стояло ведро с водой.

– Я пришел спасти тебя, – сказал Дэйлан. Он взял ведро, позволил воде медленно струиться по нему и смыл грязь, насколько мог.

Кан-хазур долго смотрел на него. Я не дурак. Я тебе не верю.

Это правда, сказал Дэйлан. – Я устроил обмен заложниками – вас на принца Урстона.

Он ожидал, что в этот момент она улыбнется, заплачет или выразит благодарность. Но она просто смотрела на него и отказывалась двигаться.

Леди Отчаяние учит, что единственная цель жизни – научить вас смирению, – сказал Кан-хазур после долгого молчания. И истинное смирение приходит только тогда, когда вы достигаете осознания того, что никому – матери, отцу, возлюбленному, союзнику, Силам или любой другой силе природы – нет дела, выживете вы или умрете.

Я овладел смирением.

Дэйлан задумался над смыслом этих слов. Принцесса не верила, что отец ценит ее жизнь, и уж точно не настолько, чтобы отдать собственного заложника. Была ли она права? Тон ее слов был откровенным. Она была убеждена.

Хотите верьте, хотите нет, – сказал Дэйлан, – мне небезразлично, выживете ли вы или умрете. Я желаю тебе всего наилучшего.

– Ты меня даже не знаешь, – возразил Кан-хазур. Я змей и твой враг.

– В некоторых мирах, – мягко сказал Дэйлан, – учат, что единственная цель жизни – овладеть любовью, а воплощение любви – любить своих врагов, желать добра тем, кто тебя ненавидит, служить тем, кто хочет сделать это. ты причиняешь вред. Только благодаря такой любви мы можем превратить врагов в союзников и, наконец, в друзей. Я потратил тысячелетия на то, чтобы овладеть любовью.

Кан-хазур презрительно посмеялся над ним.

– Пойдем, – сказал Дэйлан, протягивая ей руку.

Она отказалась дать ему это.

Пожалуйста?

Ты ведешь меня на смерть, – сказала она, – знаешь ты это или нет. Мой отец отрубил бы мне голову на твоих глазах, просто чтобы доказать, как мало он обо мне заботится.

Это ложь, знаете вы это или нет. Даже вирмлинг заботится о своем ребенке. Это у тебя в крови. Ваше присутствие здесь обеспечивало безопасность этой цитадели в течение девяти лет. Если бы твой отец так мало заботился о тебе, он мог бы тысячу раз доказать это, напав на него.

Кан-хазур покачала головой.

Даже если он не любит тебя, – сказал Дэйлан, – он оставил свою плоть, став Повелителями Смерти. Он не может произвести на свет еще одного наследника. Принцесса выказала удивление, и в ее глазах мелькнула надежда. – Погоди, что тебе терять? – спросил Дэйлан. Мы можем зайти на рынок, купить тебе хорошего мяса, прежде чем уйти, позволить тебе почувствовать ветер в лицо и увидеть звезды сегодня вечером. Даже если твой отец придет убить тебя, как ты думаешь, не стоит ли ехать туда хотя бы ради последнего удовольствия?

– Не меняй меня, – сказал Кан-хазур, внезапно испугавшись. Выведите меня за город и отпустите на волю. Я смогу найти дорогу обратно к цивилизации.

Дэйлан понял. Убежав, вернувшись к себе подобным, она могла бы начать новую жизнь. Ее могли бы даже провозгласить героем за побег. Но если она останется, если он попытается ее обменять, она искренне боялась, что отец поставит с нее пример.

– Я не буду тебе лгать, – сказал Дэйлан. Если я отпущу тебя, я потеряю всякую надежду вернуть принца Урстона.

Почему?

Потому что, как я уже сказал, я вел переговоры об обмене заложниками.

Нет, сказала она. Почему ты не лжешь мне? Люди всегда лгут. Даже люди. Ложь необходима.

Он понял, что она имела в виду. Большинство людей лгали, пытаясь скрыть то, что они чувствовали или верили в отношении других. Такая нечестность была основой вежливости, и Дэйлан согласился, что такая ложь необходима.

Но другие люди лгали только для того, чтобы манипулировать. Купец, который ненавидел клиента, мог приветствовать его, как если бы он был старым другом, симулируя дружеские отношения, скрывая при этом свою личную неприязнь.

А чтобы получить большую выгоду, он мог даже обмануть клиента, солгав о стоимости товара или сроках поставки.

Среди вирмлингов такая ложь была образом жизни.

И если бы Дейлан хотел манипулировать ею, он легко мог бы пообещать вывезти ее из города и отпустить, а затем отказаться в подходящий момент.

Я не буду лгать тебе, – сказал Дэйлан, – потому что отчасти я ценю тебя. Человек – не инструмент, которым можно манипулировать. Пытаться сделать тебя своим инструментом – значит унижать тебя. И я не буду лгать вам отчасти потому, что, если бы я сделал это, я стал бы меньшим человеком, чем мне хотелось бы. Мое слово всегда должно быть надежным. Если это не так, то мне никогда нельзя будет доверять.

Тем не менее, принцесса, я прошу вас пойти со мной на моих условиях. Или, если хотите, вы можете остаться там, где находитесь, и сделка, о которой я заключил с вашим отцом, будет аннулирована.

Кан-хазур присел в углу, обдумывая свои слова. Дэйлан никогда не ожидал, что придется пытаться убедить ее уйти. Но змей, питавшийся ее душой, был противоположным. Он избегал разума, доверия и сострадания.

Он внезапно понял, что, возможно, ему нужно манипулировать ею способами, которые она понимала: страхом, жадностью, стыдом. Но сделать это означало бы нарушить все принципы порядка, которым он жил. Мягкость, любящая доброта, мягкое убеждение – вот те средства, которые ему позволялось использовать в таких обстоятельствах.

Он выбрал мягкое убеждение. – У меня вопрос, принцесса. Вы говорите, что цель жизни – овладеть смирением. Но как только это будет сделано, что вы получите?

Она посмотрела на него. Как только ты поймешь, что Вселенная – холодная, равнодушная сука, это значит, что у тебя есть только один выбор в жизни – бороться за то, чего ты хочешь. Оно заставляет вас жить путем самоопределения, и это мать всех добродетелей.

Дэйлан кивнул. Я тоже ценю самоопределение и рассматриваю его как благодатную почву, из которой могут вырасти добродетели. Итак, я должен задаться вопросом: если вы полны решимости вести самостоятельную жизнь, как это можно сделать здесь, в этой камере? Ты собираешься сидеть здесь и умирать там, где тебя поместили люди короля Урстона? Для меня это не похоже на самоопределение. Звучит так, как будто вы их пешка. Или вместо этого вы бы предпочли вернуться и заявить права на свою империю, даже если это означает, что вам придется сражаться за нее со своим отцом?

Она посмотрела на него. Наконец она поднялась на ноги. Дэйлан предложил ей руку, но она отвергла ее.

Я не заберу свою империю, потому что ты отдаешь ее мне, – прорычала она. Я возьму это, потому что могу. Вы устроили мое освобождение по своим собственным причинам, и я ничего вам не должен.

Дэйлан пожал плечами. Для меня не имеет значения, какой злой змей правит землей. Вы все очень похожи.

Тем не менее, она последовала за ним из камеры.

В камере пыток Дэйлан нашел рядом со стойкой рваную тунику. Кто-то сорвал его с заключенного, прежде чем его высечь. Туника была великовата, но вполне сойдет.

Они украдкой поднялись по лестнице и обнаружили одного-единственного дежурившего охранника. Он сидел за столом и громко храпел. В одной руке он сжимал изящно позолоченную бутылку вина, как будто это был любовник. Очевидно, бутылка была подарком короля.

Дэйлан Хаммер и принцесса Кан-хазур отперли дверь тюрьмы и были выпущены на свободу.

УРОЖАЙ

Герой не всегда смел и силен. Чаще всего это обычный человек, который находит в себе смелость и силу делать то, что должен, в то время как другие этого не делают.

– Фаллион Смелый

Они собираются убить тебя, – думал Алан, бегая в лучах рассвета. Будьте осторожны в этой битве.

Алун мчался по неровной дороге к Кантулару, ведя неуклюжих воинов впереди и сзади. После перемен дорога превратилась в руины. Некогда гладкое шоссе, вымощенное камнями толщиной в четыре фута, теперь стало разбитым и неровным. Корни огромных дубов пробились сквозь камень, и сквозь него прорезались старые русла рек.

Итак, Алан следил за своими ногами во время пробежки. Больше смотреть было не на что. Летний туман оставил долину прозрачной и белой. Когда он проходил, из тумана показались деревья.

Слышались только тяжелые подушечки ног воина, звон костяных доспехов и хрипящее дыхание.

Ноги Алана все еще болели после вчерашней пробежки. Но неровности грунта он покрыл достаточно хорошо. Лишь изредка кто-то пихал его сзади с криком: Пройди, опарыш! или какое-то другое подобное оскорбление.

В шлеме он плохо слышал. Оно было сделано для более крупного человека и плохо ему подходило. В детстве Алан играл в солдата и носил на голове деревянные ведра, которые ему больше подходили. Оружейник передал костяную кольчугу и оружие на рассвете. Доспехи были доставлены сюда раньше военного отряда и спрятаны в пещере. Костяные доспехи, которые носил Алун, были вырезаны из мирового змея. Чем старше он становился, тем легче становился, но должен был быть прочнее медвежьей шкуры.

Алун бросил в бой топор. И снова он оказался слишком большим, чтобы его можно было удобно держать в руке. Но у него был большой шип с одной стороны и другой на конце, и он воображал, что при необходимости мог бы вонзить шип в колено змея.

Алан посмотрел вперед и назад, выискивая Коннора или Дрюиша. Именно они, скорее всего, вонзили бы ему копье в спину. Но он не заметил их.

Поэтому он побежал, благодарный, что ему нужно было только бежать. Войска были разделены на две дивизии. На рассвете триста человек отправились вверх по реке, чтобы переплыть поток. Они возьмут крепость на дальней стороне.

Шестьсот воинов теперь бежали вместе с ним, сердца колотились, каждый из воинов, казалось, был погружен в свои личные мысли.

– Не смотри так вниз, – сказал солдат слева от Алуна.

Он оглянулся и увидел крупного солдата, пожилого мужчину, лет сорока. Алан узнал его. Время от времени он приходил в питомник, чтобы привести собак после охоты. Алан не мог вспомнить его имени.

Первая битва? – спросил солдат.

– Да, – сказал Алан. Он хотел кивнуть, но не хотел выглядеть запыхавшимся.

Просто помни: они боятся тебя больше, чем ты их.

Действительно? – сказал Алун. Он не мог себе этого представить.

Нет, – засмеялся другой солдат позади них. Он тебя заводит. Черт возьми, они вирмлинги, а ты всего лишь царапины на их ботинках.

Гривз – так звали этого человека. Гривз тоже засмеялся, и Алан поймал себя на том, что немного рассмеялся. Было приятно смеяться, зная, что можешь умереть.

Просто помните: держитесь сгорбившись, – сказал Гривз. Не идите на врага в лоб. Поверните направо или налево. И когда вы бросаетесь наносить удар, не цельтесь высоко. Выберите низкую цель – почки или колени. Затем прыгайте назад. Понятно?

Впереди внезапно послышались крики, войска начали толкаться. Алан находился в последней трети дивизии. Внезапно он увидел Верховного короля и дюжину военачальников, стоящих на обочине дороги и смотрящих вперед. Коннор и Дрюиш стояли за спиной короля, а Алан испуганно взирал на них, боясь, что они пойдут за ним, что в пылу боя просунут клинок ему между ребер.

Он споткнулся, споткнувшись о пятку одного из солдат впереди, а затем понял, что над ними всеми нависла серая тень. Они достигли крепости. Казалось, они достигли его в одно мгновение.

Металлический звон, крики умирающих людей внезапно раздались громко, эхом отдаваясь от каменных стен. Алан был поражен, обнаружив фронт боя так близко впереди. Он стучал по дороге, а солдаты рядом с ним запели:

Что они скажут, когда день закончится?

О сражениях и завоеванной славе?

Я первым вступил в бой,

Я вселил страх в моего врага,

Я первым нанес кровавый удар!

Внезапно они оказались в кажущемся каньоне, стены которого возвышались высоко над ними с обеих сторон – крепость. Тяжелый боевой дротик вылетел из башни наверху, звякнул о шлем человека и отскочил. Алун взглянул на зубчатую башню, попытался увидеть вирмлинга, бросившего ее, но лучники с улицы послали дождь стрел и змей-голубя в поисках укрытия.

И тогда он увидел свои первые тела, человеческие тела, людей клана воинов, разбросавших по обочинам дороги копья и стрелы. А потом он бросился под арку, а там были огромные выбитые двери, и Алан выбежал во двор.

Все, кроме него, казалось, знали, куда идти. Солдаты слева развернулись влево, те, кто справа, пошли направо. Алун не видел никаких признаков битвы, но слышал крики в тумане вокруг себя.

Он колебался.

Прочь с дороги! – крикнул солдат, отталкивая его в сторону.

Черная стрела просвистела из тумана и вонзилась в шею человека, стоящего сзади. Алан обернулся и увидел, как мужчина в шоке отшатнулся и высвободил стрелу. Кровь хлынула из раны, но ее было немного, и он посмотрел на Алана и засмеялся: Со мной все будет в порядке. Вторая стрела вонзилась в грудь мужчины.

Алун решил, что безопаснее находиться где угодно, только не здесь.

Мимо него промчался огромный воин, выкрикивая боевой клич и держа в обеих руках топор, и Алун решил: я хочу быть позади этого монстра!

Он бросился в погоню и вскоре увидел воина, прорывающегося вперед через темный дверной проем, его руки размахивались как сумасшедшие. Пара змей преградила ему путь. Они были крупнее человеческого воина, но отступили под натиском, и Алан помчался в здание.

Его воин был впереди, на другом конце комнаты, сражаясь у другой двери.

Повсюду валялись мертвецы, как люди, так и змеи. Очевидно, вирмлинги сражались, чтобы защитить дверной проем, и битва продолжалась взад и вперед. Алан оглянулся, опасаясь, что Коннор или Дрюиш могли последовать за ним.

Кто-то крикнул: Помогите! и Алан всмотрелся в тень. Мужчина упал, кровь хлынула из раны на его груди. Алан подошел, чтобы оказать помощь.

Он услышал рычание, увидел командира змей, неуверенно пытающегося подняться из кучи на четвереньках, его черная броня была скользкой от крови. Он потянулся за небольшой сумкой, привязанной к его боевому поясу. Его шлем был треснут, а на черепе была глубокая рана.

Недостаточно глубоко, – подумал Алан и воткнул туда кирку топора.

Вирмлинг рухнул, все еще сжимая свою сумку.

С любопытством Алан наклонился и вытащил мешочек из мертвой руки вирмлинга.

Возможно, здесь есть какое-то сокровище, подумал он, представляя себе золотые кольца или амулеты.

Но когда он открыл мешочек, то увидел только три грубых железных шипа, ржавых и погнутых, каждый около четырех дюймов в длину.

Алан с удивлением уставился на них, поскольку они были сокровищем большим, чем золото. Это были железные шипы жнеца, покрытые экстрактами желез, извлеченных из тех, кого убили вирмлинги. Экстракты наделяли человека огромной силой и вызывали у него жажду крови, по крайней мере, на некоторое время.

Сзади подбежал воин. Должно быть, он видел, как Алун прикончил змия, потому что крикнул Алуну: Вот так, парень! затем остановился и всмотрелся в шипы. Комбайн! Ты убил себя комбайном. Используй их, парень. Хорошие люди умерли, чтобы создать их.

Парень выхватил один из шипов из рук Алуна, и Алун подумал, что он его украл. Он возразил: Эй! и повернулся, чтобы противостоять парню, как раз в тот момент, когда мужчина воткнул шип в шею Алана, проткнув сонную артерию.

И сушеные плоды собранных желез потекли по венам Алуна.

Его первой реакцией было то, что его сердце начало биться так сильно, что он боялся, что оно лопнет. Затем у него пересохло во рту, и он почувствовал тошноту, поскольку кровь потекла из желудка в конечности.

А потом пришла ярость, такая ярость, что выкинула из его головы все мысли. Кровь стучала в его ушах, как волнение моря.

Он издал душераздирающий крик, схватил дополнительный топор у павшего товарища и внезапно обнаружил, что несется сквозь красный туман, перепрыгивая через павших врагов, прорываясь мимо воинов клана.

В дверном проеме перед ним внезапно появился вирмлинг, огромное существо с топором, лицо было покрыто зверскими татуировками, огромные резцы торчали, как клыки. Он носил толстые доспехи и владел боевым топором и щитом. Алан не чувствовал страха.

Каким-то образом в дымке войны Алун увидел вспышку, и на мгновение перед ним оказался Древиш.

Алан сошел с ума от кровавой ярости.

Я бессмертен и непобедим, – подумал Алун в тумане и подпрыгнул высоко в воздух. Вирмлинг поднял свой щит, защищаясь, но шип жнеца в шее Алуна придал ему сверхчеловеческую силу. Он взмахнул топором, рассек щит пополам, пронзил его и вонзил топор в череп вирмлинга.

Когда вес Алуна коснулся падающего монстра, Алун увидел в тени позади него еще трех вирмлингов.

Хорошо, есть еще! – подумал он, радостно смеясь.

И поэтому он сражался в красной дымке. Битва была похожа на танец: он прыгал и извивался в воздухе, размахивая топором.

Какая-то сознательная часть его разума предупредила: Будь осторожен. Они все еще хотят твоей смерти!

Но это была последняя сознательная мысль, которая у него была.

Спустя какое-то время, час, может, два, он вышел из дымки. Он находился в комнате, в казарме, где сквозь единственную дверь пробивался лишь крошечный лучик света.

Один топор все еще был у него, хотя у другого отломилась голова, и он держал его рукоять в руке. Он вонзил свой добрый топор в труп змея, крича: Умри, сволочь! Умри, проклятая свинья!

На полу валялась дюжина вирмлингов, каждый из которых был изрублен на куски.

Несколько солдат-людей стояли в дверном проеме, смотрели на него и смеялись.

Сердце Алуна все еще колотилось, как будто вот-вот взорвется, а рука чувствовала себя настолько уставшей, что он не думал, что она заживет за неделю. На лбу у него была серьезная рана, и кровь текла по глазам. А другие солдаты смеялись над ним.

– Вот и всё, – сказал командный голос, – хватит, парень. Ты уже убил их. Солдаты захохотали.

Алан в шоке всмотрелся. Это был капитан.

– Я убил их? – спросил Алан, не веря своим ушам. Но воспоминания пронеслись в его голове, отвратительные видения.

Капитан подошел, выдернул шип из шеи Алана и дал ему повязку, чтобы зашить рану.

– Вам повезло, – сказал капитан, – такой маленький человек, как вы, сражается, как комбайн. Он поднял окровавленный шип. Он дает вам силу, скорость и инстинкт убийцы, но он был создан для вирмлинга ростом восемь футов и весом пятьсот фунтов. Ты принял чудовищную дозу. Тебе повезло, что твое сердце не взорвалось.

Алан внезапно почувствовал слабость. Экстракты желез покидали его тело, и это было все, что он мог сделать, чтобы встать. Он тяжело дышал, задыхаясь, и холодный пот выступил у него на лбу.

Капитан крикнул людям: Очистите это место! Не оставляйте ни одну дверь незапертой, ни одно закуток незакрытым. Будьте уверены в каждом враге. Король хочет, чтобы им отрубили головы. Вынесите их на свет божий и бросьте во дворе.

Так началась ужасная работа. Следующие пятнадцать минут Алун провел, чувствуя себя плохо, останавливая поток крови из раны на лбу, заматывая голову кровавой повязкой, отрубая голову мертвому змею и вытаскивая ее за дверь.