Текст книги "Сыны Дуба (ЛП)"

Автор книги: Дэйв Волвертон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 85 страниц)

Боренсон взглянул на одного из отцов. Это был молодой человек лет двадцати пяти с женой и тремя маленькими детьми, которые цеплялись за него, ища защиты.

Силами, что я могу сделать? – задумался Боренсон. Ему не хотелось выбрасывать их из своей собственности, но он не мог позволить им оставаться воровать.

Если бы у него были деньги, он бы нанял этих людей для работы. Но он не мог поддержать этих людей.

Он сказал: Я думал, что это бродячие птицы съели мою вишню, дурак я.

– Пожалуйста, сэр, – извинился молодой человек. Мы ничего не украли.

Боренсон покачал головой. Значит, ты просто слонялся здесь, на моих полях, пил мою воду и помогал избавиться от лишних медведей?

Еще в тени Боренсон заметил молодого человека, прижавшегося к хорошенькой девушке. Его челюсть отвисла, когда он узнал своего младшего сына Дракена, держащего на руках худую, как лань, девушку.

Дракену было всего пятнадцать. Вот уже несколько недель он отмахивался от своих дел и каждый день отправлялся на охоту. Боренсон решил, что это страсть к путешествиям. Теперь он увидел, что это была всего лишь обычная похоть.

Дракен? – потребовал сэр Боренсон. Он сразу понял, что произошло. Дракен скрывал эту девушку, скрывал всю ее семью.

– Это правда, отец, – сказал Дракен. Они не воровали вишню. Они питались лесными грибами, чесноком и речной форелью, чем только могли, – но не ели наши посевы!

Боренсон в этом сомневался. Даже если эти люди пощадили его урожай, он жил на окраине небольшого городка Свитграсс. Наверняка соседям чего-то не хватает.

Дракен дружески обнимал свою девушку, стройную малышку с узкой талией и волосами, желтыми, как солнечный свет. Боренсон знал, что здесь замешана романтика, но одного взгляда на плохую одежду скваттеров, отчаяние на их лицах он понял, что они не были людьми того уровня, которого он хотел бы видеть в своей семье.

Дракена обучали в Гвардине, чтобы он стал небесным наездником и патрулировал Ландесфаллен на спинах гигантских грааков. Сам Боренсон научил Дракена пользоваться луком и топором. Дракен был рожден воином, очень дисциплинированным молодым человеком, а не каким-то придурком с фермы, который посеял свое семя в первой же пожелавшей этого красивой девушке.

– Я думал, что научил тебя лучше, – с отвращением прорычал Боренсон. Ту же дисциплину, которую мужчина применяет на поле боя, он должен применять и в постели.

– Отец, – покровительственно сказал Дракен, вскакивая на ноги, – она будет моей женой!

Забавно, – сказал Боренсон. Никто не говорил ни мне, ни твоей матери о свадьбе… . Ты не будешь спать с этой шлюхой.

– Я пытался придумать, как сказать тебе

Боренсон не хотел слышать оправданий Дракена. Он пристально посмотрел на скваттеров, а затем отпустил их. Через пять минут вы покинете мою территорию. Он позволил им представить себе наказание за неудачу.

– Отец, – яростно сказал Дракен. Они хорошие люди – из Мистаррии. Это барон Оуэн Уокин и его семья – его жена Грета, его дочь Рейн, его сыновья и их родственники.

Боренсон знал имя Уокина. Двадцать лет назад он даже встретил барона Уокина, пожилого человека с хорошей репутацией. Уокины были стойкими сторонниками короля и происходили из длинного рода отважных воинов. Но эти голодающие совсем не были похожи на воинов. На них не было мускулов. Глава семейства выглядел как минимум на десять лет младше Боренсона: худощавый мужчина с вдовьей макушкой и огненно-рыжими волосами.

Неужели в Мистаррии действительно наступили такие тяжелые времена, размышлял Боренсон, что настоящие мужчины превращаются в голодающих? Если все, что он слышал, было правдой, варварские военачальники Интернука вторглись на побережье после смерти Короля Земли.

Десять лет назад семья Боренсона была среди самой первой волны беженцев из Мистаррии. Он потерял связь со своей родиной.

Но последние слухи говорили о том, что новые повелители были суровы со своими вассалами, требовали диковинных налогов, жестоко обращались с женщинами.

Те, кто отступал или сопротивлялся оскорблениям, оказались бы выжжены из своих домов или того хуже.

Будучи бароном, преданным Королю Земли, Уокин и его родственники были бы избраны для возмездия.

Боренсон внезапно осознал, насколько отчаянными могут быть эти люди.

Я… Дрейкен возился. Дождь здесь будет хорошей женой!

Дождь. Боренсон сделал мысленную пометку. Его собственная жена Миррима была волшебницей, служившей Воде. Боренсон подумал, что не случайно его сын влюбился в девушку по имени Рейн.

Он искал слова, чтобы выразить свое разочарование, и одна из бедняков в группе – матриарх Грета – предупредила: Остерегайтесь того, что вы говорите о моей дочери. Она любит твоего сына. Ты будешь есть свои слова всю оставшуюся жизнь!

Какой беспорядок, – подумал Боренсон. Он не осмелился позволить этим людям остаться на его земле, но и не мог с чистой совестью отослать их.

Если он их отправит, им придется отправиться во внутреннюю часть Ландесфалена, в пустыню. Даже если они нашли место для усадьбы, сажать урожай было уже поздно. Семья Уокинов прошла долгий путь – просто чтобы умереть с голоду.

В саду Эрин позвала: Отец, мне нужно еще одно ведро!

Где ты, отец? Звонил Сейдж.

Именно тогда его ударили.

Что-то ударило Боренсона – сильнее, чем когда-либо в его жизни. Удар, казалось, пришелся ему по затылку, а затем прошел по всему телу, сотрясая каждую клеточку его существа.

В его глазах вспыхнули белые огни, а в ушах наполнился рев. Он попытался повернуться и оглянуться назад, но, падая, никого не увидел. Он ударился о землю и изо всех сил пытался сохранить сознание, но чувствовал себя так, словно его ударил молот славы разбойника.

Он услышал, как все сквоттеры вскрикнули от тревоги, а затем начал кружиться, кружиться…

Боренсону приснился сон, не похожий ни на один другой. Ему приснилось, что он человек, гигант в мире, отличном от его собственного, и в мгновение ока жизнь этого человека пронеслась перед его глазами.

Боренсон мечтал о простых вещах – о тяжелокостной жене, чье лицо было не совсем человеческим, поскольку у нее были роговые бугорки на висках, тяжелые челюсти и слишком большие клыки. И все же он любил ее, как если бы она была красива, потому что она родила ему крепких сыновей, которым суждено было стать воинами.

Во сне он сам был воином – Аат Ульбер, лидер Высшей гвардии, элитных сил короля. Его имя было титулом, который означал Берсеркер Прайм, или Величайший из Всех Берсерков, и, как и его жена, он не был вполне человеком, поскольку его народ выращивал воинов на протяжении двухсот поколений, и он был кульминацией их усилий.

Ему снились ночи, проведенные на карауле на одинокой горе в компании только с копьем, и дни, когда он охотился за врагами в сырых лесах, окутанных утренним туманом. Ему снились набеги на вирмлингов: бледных человекоподобных монстров, которые были даже крупнее его, монстров, которые питались человеческой плотью и днем ​​прятались от солнца в сырых норах. Он мечтал о большем количестве крови и ужасов, чем любой человек может увидеть за всю свою жизнь.

Наконец, ему приснилось, что он увидел мир, падающий с небес и падающий на него, как огромная звезда, заполнившая небо. Когда он приблизился, его люди вокруг него закричали от удивления и ужаса.

Он видел голубую воду в этом мире, обширные моря и великие озера. Он увидел титаново-белые вершины гигантских облаков, кружащихся в огромном вихре. Он увидел огромную багровую пустыню, зеленые озера и холмы. Он увидел конечную станцию, линию, отделяющую ночь от дня, и великолепно окрашенные облака по ее краю – огромные полосы розового и золотого.

Вокруг него люди тревожно кричали и указывали пальцем в воздух. Он был на улице Каэр Лусаре, горной крепости, а его собственная дочь смотрела вверх и плакала: Это конец!

Затем падающий мир врезался в него.

Когда он проснулся, сэр Боренсон все еще падал. Он лежал на земле, но она падала. Он вскрикнул, и скваттеры вокруг него тоже завизжали от страха.

Он резко остановился, и все его тело рухнуло на землю, выбивая воздух из легких.

Хотя небо было ясным, в небесах гремел гром.

Поселенцы под деревом все еще кричали. Мать одной семьи спросила: Все в порядке?

Землетрясение! кто-то сказал. Это было землетрясение!

Сэр Боренсон никогда не чувствовал ничего подобного. Земля не дрожала и не катилась. Вместо этого он, казалось, только что упал – возможно, на сотни футов.

Боренсон всмотрелся в группу. Его сердце бешено колотилось. Земля была мокрой и пахла морской водой, а его одежда промокла.

Кроме этого, он чувствовал себя каким-то оторванным от своего тела. Все старые боли ушли.

Отец! – крикнул Сейдж. Отец, помоги! Эрин ранена!

Боренсон вскочил на ноги и на мгновение постоял, ошеломленный. Сон, который ему приснился, сон об Аате Ульбере, отбросил в его памяти такую ​​огромную тень, что он не был уверен, кто он такой.

Он моргнул, пытаясь вспомнить, где он находится. Память подсказывала ему, что он был на горе, на Каэр Люциаре. Если бы он обернулся, то увидел бы свою девушку.

Но это была не гора. Он был под деревом.

Он взглянул на скваттерских детей в тени. Две женщины и пара детей, похоже, потеряли сознание. Группа детей пыталась их оживить, и вдруг одна маленькая девочка выглянула испуганными глазами. Она вскрикнула, и другие посмотрели на него и последовали ее примеру. Они упали через себя, спеша попятиться.

Боренсон посмотрел на малышей, задаваясь вопросом, есть ли у него кровь на лице, задаваясь вопросом, что напугало детей, и казалось, что он смотрел со слишком большой высоты.

Все в порядке, – сказал он им. – Я не причиню тебе вреда.

Он поднял руки. Это были мясистые существа, огромные и тяжелые. Что еще более важно, из каждого запястья торчал небольшой костный шпор, чего не должно быть ни у одного человека.

Его руки были руками Аата Ульбера.

На нем было боевое снаряжение – металлические браслеты с мишенями на запястьях, тяжелая серая кольчуга, не похожая ни на одну выкованную в его мире.

Он протянул руку и ощупал свой лоб – костяные пластины на висках, выступы рогов над ними были более выраженными, чем у любого другого воина кланов, и он понял, почему дети плакали от ужаса.

Это были Аат Ульбер и сэр Боренсон, оба мужчины делили одно огромное тело. Он все еще был человеком, каким люди смотрели на тот другой мир, но его дети и жена здесь не признали бы его таковым.

Отец! Сейдж закричал в саду. Она плакала яростно.

Боренсон повернулся и пошел сквозь завесу виноградных лоз.

Мир, представший перед ним, был катастрофой.

В небе кружились странные вихри, словно смерчи света, и в ясном воздухе потрескивал гром.

Вода покрывала большую часть земли – морская вода и заросли красных водорослей. Вокруг сновали крабы, а морские звезды и ежи цеплялись за ил. Яркий коралл торчал из гребня камней, которых несколько мгновений назад не было на поляне. Все было насквозь мокрым.

Огромный красный осьминог в отчаянии носился по траве прямо у тропы.

Стены старой крепости сильно наклонились, и куда бы он ни посмотрел, деревья накренились.

Мудрец находился под огромной яблоней, горько плача и взывая: Отец! Отец, иди скорее!

Часть этого старого гнилого дерева упала во время катастрофы.

Боренсон прыгнул к ней, перепрыгнув через огромного черного волчьего угря, извивавшегося по тропе.

Сейдж торжественно стояла, глядя на свою младшую сестру. Эрин упала с дерева на гнилую ветку; теперь она лежала, вывернув шею под опасным углом.

Рот Эрин был открыт; ее глаза смотрели вверх. Лицо ее было настолько бледно, что казалось бескровным. Она делала небольшие зияющие движения, как рыба, пытающаяся дышать.

В остальном ее тело было слишком неподвижным.

Вдалеке, в миле отсюда, тревожно зазвонил деревенский колокол в Свитграссе.

Сейдж взглянул на Боренсона и в ужасе попятился от него. Она вскрикнула, а затем повернулась, пытаясь убежать.

Дракен вышел из-под дерева и бросился к Эрин.

Он попытался оттолкнуть Боренсона. Вернись, ты!

Он был маленьким, настолько маленьким, что его усилия не имели большого эффекта. Это я, твой отец! – сказал Боренсон. Дракен в шоке посмотрел на него.

Боренсон наклонился и попытался осторожно поднять Эрин, чтобы утешить ее, но почувствовал, как голова ребенка тряслась так, как ни у кого не должно быть. Позвонки на ее шее, казалось, были раздавлены. Боренсон вернул ее на место.

Если она выживет, подумал Боренсон, то, возможно, никогда больше не сможет ходить.

Эрин взглянула на него, увидела ужас на лице Боренсона, и в ее глазах не было ничего узнавания – только сильная паника. Она нахмурилась и издала тонкий вопль.

– Сохраняй спокойствие, милая, – сказал Боренсон, надеясь успокоить ее. Но его голос звучал глубоко и тревожно – скорее бычий рев, чем тот голос, к которому Эрин привыкла. – Это я, твой отец.

Вдали прозвучал сигнал тревоги. Это его жена Миррима кричала из старого бычьего рога, который он держал на крючке возле камина. Два длинных звука, два коротких, три длинных.

Это был сигнал к отступлению, но это было не просто отступление. Он должен был куда-то пойти. Он не слышал этого призыва столько лет, что потребовалось время, чтобы вникнуть в его смысл.

Дракен теперь был рядом с ним, наклоняясь, чтобы поднять Эрин, пытаясь заключить ее в свои объятия. Он так же хотел помочь ребенку, как и Боренсон, такой же напуганный и ошеломленный.

– Не трогай ее, – предупредил Боренсон. – Нам придется перевезти ее с большой осторожностью.

Дракен посмотрел на него в ужасе и недоверии. Что? Что с тобой случилось?

Боренсон удивленно покачал головой.

Вдалеке Миррима крикнула: Эрин? Мудрец? Боренсон? Она бежала к ним; по ее голосу он мог сказать, что она мчится через фруктовый сад. Все, бегите на возвышенность! Вода идет!

Именно тогда Боренсон почувствовал это: дрожь земли, отдаленный грохот, доносившийся сквозь подошвы его стальных ботинок.

Осознание своего затруднительного положения поразило его.

В мире Аата Ульбера не было континента, на котором находился Ландесфаллен, – лишь несколько плохо нанесенных на карту островов на дальней стороне мира.

Боренсон много раз встречался с королем Урстоном. Орды вирмлингов почти уничтожили человечество, и некоторые советники короля посоветовали ему бежать на побережье и строить корабли для перевозки беженцев на Дальние острова.

Но это казалось невозможным, и король беспокоился о том, что произойдет, если его люди когда-нибудь найдутся там, загнанными в угол на каком-нибудь необитаемом острове.

В мире Аата Ульбера весь континент находился под водой, понял Боренсон. В соединении миров двое стали одним. Вот почему здесь, на суше, обитают морские животные – в обоих мирах не было сухо. Теперь земля упала. Море спешит накрыть его!

Бегать! – крикнул он Дрейкену и Сейджу. Беги на возвышенность! Море приближается!

Он посмотрел на маленькую Эрин. Он не мог безопасно переместить ее. И он не осмелился оставить ее здесь.

Он не был уверен, сколько у него времени. Минуты? Часы? Нет, он чувствовал, как дрожит земля. У него может не быть и минуты. Море неслось к нему потоком.

Мы все можем быть обречены!

Скваттеры вылезли из-под дерева, а затем стояли, разинув рот, задыхаясь и плача от изумления. Ничто не могло подготовить их к тому, что они увидели: водоросли, кораллы и морские существа внезапно появились там, где когда-то была суша.

Бегать! Боренсон убеждал их.

Долина вдоль реки Хакер была длинной и узкой, милю или две в поперечнике.

По обеим сторонам долины возвышались суровые скалы из красного камня. Лишь в нескольких местах можно было взобраться на эти скалы.

Там! – крикнул Боренсон. На тот холм!

Скваттеры визжали, дети визжали от страха. По крайней мере одна женщина все еще была без сознания, и ее несли молодые люди. Остальные шатко хромали. Мужчины собирали сумки, а матери пытались пасти своих детей.

Дракен оглянулся на дом. – Мне спасти лошадей?

Спасите свою сестру! – крикнул Боренсон. Поднимитесь на возвышенность.

Земля продолжала грохотать, постепенно становясь все громче. Дракен схватил свою сестру Сейдж за локоть и взял девушку Рейн за руку. Все трое бросились прочь.

До хребта было почти миля. Им предстояло бежать к нему несколько минут, карабкаться по нему – долгие минуты.

Боренсон посмотрел на Эрин. Папочка? она сказала. Ее глаза бегали влево и вправо, не видя и не в силах сфокусироваться.

Я здесь, сказал он. Мать придет. Все у тебя будет хорошо.

Миррима, как и все водные волшебники, обладала некоторыми навыками целителя. Ее поцелуй мог успокоить беспокойный ум; ее удар мог облегчить боль мужчины. Но Боренсон не думал, что она сможет вылечить сломанную шею за то время, которое у них было.

Возможно, потоп не дойдет до нас, – осмеливался надеяться Боренсон. Насколько сильно опустилась земля? Конечно, не все будет под водой. Мы в пятидесяти двух милях от моря.

Он полагал, что при соединении миров должен быть достигнут некий баланс. Возможно, его родина погрузится в море лишь наполовину.

Он слышал, как его жена пробиралась сквозь кусты заросшего фруктового сада. Эта часть его земли содержалась в плохом состоянии.

– Миррима, – проревел Боренсон. Здесь!

Мгновение спустя она прибежала, перепрыгнула через скалу, покрытую кораллами, промчалась между двумя деревьями, задыхаясь от усталости. На ней был темно-синий дорожный халат поверх белой туники и леггинсов. Годы придали ей немного веса, но не сильно. Она не бегала быстро. У нее больше не было ни скорости, ни силы. Все Посвященные, наделившие ее своими качествами, были убиты давным-давно, вскоре после того, как они покинули Мистаррию, как и его Посвященные.

И все же, как волшебнице, она проживет дольше, чем Боренсон, и за последние десять лет она, казалось, не постарела ни на год.

Миррима остановилась, даже не узнав его. У женщины хватило ума взять с собой боевой молот и собрать кучу одежды. Теперь она отступила со страхом в глазах.

Язык ее тела сказал все: кто этот гигант, склонившийся над моим ребенком?

– Миррима, – сказал Боренсон. – Это я, твой муж.

На ее лице отражались удивление и растерянность. Миррима посмотрела на Эрин, которая задыхалась, и, казалось, сдалась.

– Эрин? – позвала она, осмеливаясь подойти поближе. Моя маленькая Эрин! Миррима упала на колени, все еще задыхаясь, и поцеловала Эрин в лоб, затем начала ее гладить. Мой ребенок! Моя сладкая детка?

Она пала, – объяснил Боренсон, – в узах миров.

Мать? Звонила Эрин. Она посмотрела вверх, ничего не видя.

– Я здесь, – прошептала Миррима. Я здесь для тебя.

Наступило продолжительное молчание. Боренсон стал лучше слышать грохот под ногами и крики птиц-заемщиков. Животные тоже почувствовали опасность.

Мы должны доставить ее в безопасное место, – сказала Миррима. Она посмотрела на Боренсона с недоверием. Можете ли вы осторожно переместить ее?

Боренсон издал небольшой вопль разочарования. Его гигантские руки были такими мощными, но такими неуклюжими. Они плохо подходили для такой деликатной работы.

Сможешь ли ты сдержать воду? он умолял.

Миррима покачала головой в знак поражения.

Боренсон беспокоился, что ничто из того, что он сможет сделать, не спасет ребенка. Возможно, он даже не смог спасти свою семью. Насколько высокими будут волны? Сорок футов ростом или четыреста?

Миррима слегка сдвинула девочку, приподняв ее ровно настолько, чтобы Боренсон мог просунуть пальцы под Эрин. Так нежно, как только мог, он провел одной ладонью под тело ребенка, а другую – под ее голову.

С большой осторожностью он поднял. Девочка казалась такой маленькой в ​​его руках.

Я из клана воинов, – прошептал голос в его голове. Этот ребенок ничего не весит.

Это был голос Аата Ульбера.

Боренсон подложил одну руку под Эрин, как доску, и начал нести ее так быстро и деликатно, как только мог.

Трава была мокрая, земля неровная. Странные морские существа усеяли сушу – огромные крабы, ползающие с клешнями наготове, скаты, жаждущие воздуха. Красочные кораллы возвышались в оттенках коричневого, костяного и красного, окруженные зарослями летней травы.

Боренсон поспешил, стараясь не трясти дочь и стараясь не поскользнуться. Он продолжал смотреть на землю, а затем снова на маленькое лицо Эрин, искаженное, пока она изо всех сил пыталась остаться в живых.

Она вообще дышит? – задумался Боренсон. Он видел, как ее грудь немного поднялась, а затем снова опустилась.

Да, она дышит.

Впереди неуклюже шли люди Оуэна Уокина. Все они двигались медленно, болезненно, как будто их постигла какая-то великая болезнь.

Внезапно Боренсону показалось, будто он наблюдает за ними извне своего тела. Люди выглядели маленькими и тщедушными. Бегите, дикие собаки! он взревел.

Люди такого низкого происхождения не заслуживают жизни, – подумал он.

Такая мысль никогда бы не пришла в голову сэру Боренсону.

Говорил Аат Ульбер.

Хотя остальные были слабы, Боренсон чувствовал себя сильным, сильнее, чем когда-либо были он или Аат Ульбер. В каком-то смысле ему казалось, будто чего-то жизненно важного всегда не хватало, а теперь он это нашел.

Он дошел до реки, которая стала странно мутной. Вокруг хлопала пара гигантских скатов. В это время года вода была неглубокой и не быстрой. Но округлые камни под поверхностью были скользкими.

Боренсон прорвался вперед, Миррима была рядом с ним, и преодолел больше половины пути, прежде чем поскользнулся.

Он спохватился, но маленькая головка Эрин повернулась вправо.

Аа! Миррима вскрикнула, затем протянула руку и попыталась надежно удержать голову Эрин на месте. Они достигли дальнего берега, помчались по мокрым камням. Ему мешал участок скользких красных водорослей, но, наконец, он добрался до подножия хребта.

Семьи скваттеров впереди с трудом поднимались по длинному склону. Земля теперь сильно дрожала. Наводнение приближалось.

Боренсон смело маршировал, минуя скваттеров, удерживая Эрин так надежно, как только мог. Он изучал лицо Эрин; она задыхалась. Цвет ее лица был белым, как жемчуг, а кожа казалась полупрозрачной. Он мог различить крошечные вены и артерии, окрашивавшие ее кожу в синий и красный цвета. Ее зрачки сузились до точек.

Она в шоке, понял он. Она задыхается от нехватки воздуха.

Не было никакой возможности спасти ее. Возможно, все его усилия были напрасны. И все же он цеплялся за надежду.

Гигантскими шагами он прошел сквозь толпу скваттеров и помчался в гору. Воздух наполнился далеким ревом и криком птиц.

Он поднялся на триста футов. Он посмотрел на восток и увидел вдалеке серое облако – дымку из пыли и брызг.

Ему пришлось подняться выше. С огромной скоростью он помчался в гору, обнимая Эрин, пытаясь сохранить в ней жизнь.

Наконец он достиг вершины хребта и посмотрел на море. К западу лежал Суитграсс, где дико звенел деревенский колокол. Вся земля ревела, а за городом по долине реки Хакер хлынула огромная волна.

Поселенцы, Миррима и дети Боренсона поднялись вверх, их лица выражали потрясение и изумление; они остановились рядом с Боренсоном и посмотрели на стремительную воду.

Море пришло гораздо быстрее, чем мог себе представить Боренсон. Это не была какая-то маленькая волна, пробирающаяся по песчаному пляжу.

Он взревел – звук, который потряс мир непрерывным грохотом, как будто весь гром, который когда-либо раздавался, внезапно прозвучал одновременно.

Земля теперь дрожала, и отдельные камни начали отскакивать вниз с красных скал наверху. Боренсон испуганно взглянул вверх, но ни один из камней не приблизился.

Внизу простиралась долина, и Боренсону с высоты орла открывался вид на змеящуюся реку и зеленые поля по обе стороны. Он видел свой собственный уютный дом с новой соломенной крышей и сараями, с овцами и крупным рогатым скотом в загонах, и свою желтую собаку Монгрела, стоящую перед домом и гавкающую на суматоху.

Дома его соседей лежали на востоке и западе. Он видел, как семья Доббитов суетилась возле своего коттеджа, а фермер Доббит спешил освободить свой скот, казалось, только сейчас осознав опасность.

Старая вдова Тарамонт, полуслепая и искалеченная возрастом, ломилась в дверь своего дома, взывая о помощи.

Дальше на западе горожане зашевелились. Молодая девушка мчалась по дороге вдоль реки; за ней бежали десятки людей, надеясь обогнать большую волну.

Потом пришло море.

Наводнение хлынуло в долину и последовало по течению реки Хакер, змеящейся по холмам. Стена воды высотой в двести футов пронеслась через каньон, грохотала над деревней, разрушая дома, сарай Боренсона, сметая соседей.

Он врезался в руины старой крепости, разрушив каменные стены, простоявшие шестнадцать столетий.

Море вырвало деревья и заставило их с грохотом врезаться в стену перед собой. Боренсон увидел вспышки бледных тел, жертв наводнения, смешавшихся среди руин.

Вода плескалась внизу, поднимая мелкий туман, который промочил Боренсона мутным дождём. Затем стена ускорилась, заполняя долину по мере того, как море искало свои новые границы, создавая длинный залив неправильной формы.

В тумане над развалинами образовалась радуга – жестокая шутка природы.

Долгое время Боренсон искал признаки жизни. Вода была грязная, темная, как суглинок. На поверхность выскакивали кусочки коры и даже целые деревья вместе с участками соломенной крыши.

Он, затаив дыхание, ждал, чтобы услышать чей-то крик о помощи, чтобы увидеть бледное тело, бьющееся в темных волнах.

Но там ничего не двигалось, даже мокрая кошка. Тяжесть воды сокрушила горожан, погасив их жизни так полностью, как если бы они были всего лишь нежным пламенем свечей.

Казалось, навсегда он стоял как вкопанный.

Боренсон осознал, что произошло. Фаллион сделал это! Фаллион соединил два мира – мир Боренсона и мир Аата Ульбера.

По какой-то причине, когда миры объединились, Боренсон и Аат Ульбер тоже объединились. И все же он задавался вопросом, почему никто из окружающих его не претерпел подобных изменений.

Говорили, что другие люди жили в теневых мирах; казалось, что когда Единый Истинный Мир раскололся, народ Единого Истинного Мира тоже раскололся.

Некоторые считали, что каждый человек поэтому несовершенен и имеет теневые сущности в далеких мирах.

Боренсон всегда считал это пустыми предположениями.

Но каким-то образом в процессе связывания Боренсон связался с Аатом Ульбером, своим теневым я. Два человека, каждый из которых жил своей жизнью в разных мирах, слились в одно тело.

Эта мысль была ошеломляющей. У него не было времени это осознать. Он даже не мог осознать последствия.

Он задавался вопросом, почему Фаллион связал только два мира. Почему не все? Почему бы не связать миллион, миллион миров одновременно и воссоздать идеальный мир легенд?

Возможно, это эксперимент, – предположил Боренсон. Фаллион проверяет свои силы.

Он волновался. Если Фаллион связал два мира вместе, то это означало, что он уже добрался до Логова Костей глубоко в Подземном мире.

Учитывая разрушения, которые нанес здесь Фаллион, через что сейчас должен пройти Фаллион? – задумался Боренсон. В туннелях могли быть обвалы. Возможно, они были наполнены водой.

Насколько знал Боренсон, Фаллион и его друзья были мертвы.

Если это связывание и было испытанием, оно пошло наперекосяк. Скорее всего, эксперимент никогда не повторится.

Только тогда стали осознаваться масштабы разрушений. Здесь, в Ландесфаллене, подавляющее большинство людей жило в городах вдоль побережья, в то время как еще несколько человек жили в речных долинах, подобных этой.

Если бы мы были на побережье, понял Боренсон, мы бы все были мертвы.

Без моего урожая, подумал он, мы все равно можем погибнуть.

Юный Дракен всмотрелся в шум воды и произнес несколько слов, которых Боренсон не слышал уже много лет. Конец Земли – это недостаточно далеко… . Он повернулся и взглянул на отца. – Думаешь, он знал?

Мальчик имел в виду предупреждение, которое произнес Король Земли перед смертью, слова, которые заставили Боренсона бежать в Ландесфаллен. В Порту Гариона, в пятидесяти милях к западу отсюда, по обеим сторонам залива стояли два огромных камня, камни, называемые Краями Земли. А после его смерти Король Земли Габорн Вал Орден предупредил Боренсона, что Края Земли недостаточно далеки. Боренсон знал, что ему придется бежать вглубь страны.

Почувствовал ли Габорн это наводнение? – задумался Боренсон. Мог ли он знать, что произойдет с нами через десять лет?

Боренсон вздохнул. Он знал. О его предвидении ходили легенды.

Все беженцы упали в изнеможении и лежали, тяжело дыша, глядя на поток. Земля все еще дрожала, и вода гремела. Но звук стал удаляться.

Голодающие, казалось, барахтались в отчаянии. Изгнали из домов, а теперь вот это.

Я такой же бедный, как и они, – подумал Боренсон. Беднее, потому что, по крайней мере, у них есть несколько мешков, полных вещей.

Боренсон сел на камни; Миррима опустилась на колени рядом с ним. Дракен и Сейдж последовали за ним, и все они сосредоточились на Эрин, плачущей, с глазами, полными беспокойства.

Младшая дочь Боренсона угасала. Никто ничего не мог сделать. Возможно, прикосновения Мирримы и ее поцелуи могли бы облегчить кончину ребенка, но Миррима не смогла ее спасти.

Несколько долгих минут Эрин задыхалась, изо всех сил пытаясь дышать, слишком далеко зайдя, чтобы говорить.

Затем, наконец, ее веки затрепетали, и пронзительные голубые глаза Эрин закатились обратно в ее голову. Ее грудь перестала подниматься, и теперь из ее горла вырвалось бульканье, когда ее грудь упала в последний раз. Этот звук у Боренсона ассоциировался с удушением.

Жизнь убежала от нее.

Боренсон сидел, прижимая к себе свою милую дочь Эрин; Миррима вскрикнула в отчаянии.

Ничего не оставалось, кроме как скорбеть.

Огромная зияющая пустота, казалось, зияла в душе Боренсона.

В смерти нет красоты, понял он.

2

Вороний наездник

Глаза Великого Змея обращены на вас, хотя вы ее не видите, ибо она может управлять разумом крысы и таракана, вороны и совы. Она знает обо всех ваших деяниях и отомстит тем, кто слаб, и предложит благословения тем, кто хорошо ей служит.

– Из Катехизиса вирмлингов

В прохладном предрассветном свете ворона-падальщик обыскала приливную лужу, наклонив голову вправо, чтобы прислушаться к добыче и лучше рассмотреть лужу. Вода была ровной и прозрачной, как кристалл. На мелководье ворона заметила мириады анемонов, яркие вспышки зеленого и фиолетового цвета, а оранжевые морские звезды паслись вдоль камней среди серо-голубых ракушек. На глубине в песке лежала уродливая рыба-бык, испещренная мутно-коричневыми пятнами. Ворона воздержалась от того, чтобы ее проглотить, потому что рыба была полна костей, которые могли застрять в горле ее птенцов.

Она искала мягких молодых креветок, которые, возможно, бродили по мелководью, но увидела в песке моллюск с широко открытой раковиной в форме сердца. Она схватила его клювом, но тот тут же захлопнулся.