Текст книги "Сыны Дуба (ЛП)"

Автор книги: Дэйв Волвертон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 85 страниц)

Сталкер с удивлением всматривался в пожар.

Фаллион улыбнулся. Он слышал шипение пламени и голос своего хозяина, радостно шипевший в знак признательности.

Он использовал свои силы и воздал славу Огню.

Только когда Фаллион убедился, что его огонь сделает свое дело, он сделал глоток.

40

МЕСТЬ МАТЕРИ

Даже волчья сука любит своих щенков.

– высказывание из Интернука

В сумрачные утренние часы Шадоат прошел через туннель под воротами дворца. Каменные стены обуглились и потемнели. Тела тех, кто был слишком близко, когда ткач огня принес себя в жертву, были распростерты на земле, их одежда сгорела, плоть обуглилась и сгорела до неузнаваемости. Двадцать семь человек погибли там, в самом центре пламени.

Некоторые из них были солдатами, другие – пленными. Но, судя по останкам скелетов, ни один из них не был детьми.

Фэллион и Джаз сбежали и забрали с собой Валю.

Шадоат вскипела.

На ее счету были сотни даров выносливости, но даже они едва сохраняли ей жизнь. Исчезли пальцы и ухо, ее правый глаз и большая часть ее зрения. Исчезла лучшая часть ее носа.

Ее лицо представляло собой массу шрамов. Каждый дюйм ее тела был жгучей болью. Она будет жить, но никогда больше не будет красивой.

Ее сын Абраваэль подошел к ней сзади, морская обезьяна ползла за его спиной.

Капитан Сталкер отправится в Ландесфаллен, – сказал Шадоат. – Мы найдем его там.

Откуда вы знаете? – спросил Абраваэль.

У него там жена и сын. Он знает, что я знаю, где они живут. У него нет другого выбора, кроме как спасти их.

– Он будет нас хорошо вести.

Корабли прибудут достаточно скоро. Сталкер будет пробираться в Ландесфаллен с трюмом, полным груза. Ему осталось как минимум шесть недель. Мы облегчим нашу ношу. Если повезет, мы встретим его в доках.

Рианна слушала ушами Утуру, и у нее болело сердце. Ей очень хотелось предупредить своих друзей. Но тело морской обезьяны не отвечало даже на самые насущные нужды. Рианна была пленницей.

Шадоат повернулась к Ухтуру и улыбнулась. Должно быть, она осознала горе Рианны. Она протянула руку и почесала голову морской обезьяны. Хорошая девочка, Охтуру. Хорошая морская обезьяна. Вы поможете нам поймать этих мерзких людей, не так ли? И когда ты это сделаешь, у нас будет для тебя свежее мясо – вкусная плоть молодого мальчика.

При слове свежее мясо Охтуру разволновался и начал кряхтеть. Она несколько раз подпрыгнула в воздух и ударила по земле своим могучим кулаком.

Шадоат жестоко улыбнулась, вглядываясь не в глаза обезьяны, а сквозь них, как будто в разум Рианны, и сквозь шрамы на лице Шадоат Рианна увидела пытки, которые она задумала.

Она скормит Фаллиона морской обезьяне, и Рианна ничего не сможет сделать, поскольку обезьяна сдирает плоть с его тела, отрывая полоски мышц на зубах, а Фаллион кричит от боли.

Той ночью, когда Миррима и Боренсон лежали в постели, а дети спали повсюду, Боренсон оценил ситуацию.

Фэллион тяжело воспринял известие о смерти Рианны.

Я поклялся защищать ее, – сказал Фаллион.

Боренсон был охранником. Он знал, как больно терять заряд.

Мы не всегда можем защитить тех, кого любим, – сказал Боренсон. Иногда, даже после всего, что мы можем сделать, мы теряем их.

– Однажды мне уже удалось спасти ее от стрэнги-саатов, – возразил Фаллион. Может быть, она все еще там. Возможно, ей нужна наша помощь.

Миррима искала повсюду, – сказал Беренсон. – Она просто ушла. Фаллион настоял на том, чтобы потренироваться с клинком перед сном, несмотря на свое изнуренное и ослабленное состояние.

С истощенными от усталости мышцами, с распухшим от жажды ртом, Фаллион шатался по палубе корабля в свете фонарей, его глаза неестественно светились, сражаясь, как обезумевшее животное.

После этого он плакал, пока не заснул.

Боренсон беспокоился о нем. Казалось, Фаллион один за другим терял всех, кого любил. Что произойдет, когда он потеряет их всех?

Осталось ли в его сердце место для чего-то, кроме ненависти?

– Мы вернули Фаллион и Джаза, – сказал он Мирриме, прижимаясь к ней, и шептал ей на ухо. Но если Шадоат еще жива

? Ты уверен, что она жива?

Я видела ее и слышала ее крики, – сказала Миррима.

– Тогда что мы выиграли?

Миррима не была уверена. У нас есть Валя. Мы могли бы притвориться, что держим ее в заложниках, если Шадоат придет за нами.

Хватит ли у вас духа для таких игр? Никто из нас никогда не поднес бы девочке ноги к огню и не отрезал бы ухо.

– Шадоат этого не знает, – сказала Миррима.

По крайней мере, у нас есть преимущество, – сказал Боренсон.

Некоторые корабли Шадоата сгорели, но другие все еще патрулировали океан. Капитан Сталкер заверил их, что Шадоат в ближайшее время будет охотиться за ними с удвоенной силой.

Он приказал своим людям спуститься в трюм и начать выгружать его груз, выбрасывая за борт все, что они не могли съесть. Это разрушило бы его финансово, но он беспокоился только за свою жизнь. Капитан Сталкер намеревался как можно скорее добраться до Ландесфаллена. Там он возьмет свою жену, последнего выжившего члена своей семьи, и поедет северным маршрутом в какой-то безымянный порт.

Лежа в постели, Миррима прошептала себе так же, как и своему мужу: Мне хотелось бы побить ее. У нее слишком много талантов.

Если у Шадоат есть таланты, то у нее есть Посвящённые, – сказал Боренсон опасным тоном. – Вы видели какие-нибудь их следы?

– Нет, – сказала Миррима. Она многозначительно взглянула на Валю, спящую на полу. Девочка не знала, где найти посвящения матери. Боренсон уже спросил ее. Но она смогла дать подсказку. Посвященных ее матери всегда возили на восток, возможно, в какой-нибудь скрытый порт в Ландесфалене или на другой остров, на корабле под названием Милосердие.

Миррима надеялась, что со временем девушка сможет дать больше ключей к разгадке местонахождения Посвященных Шадоат.

Боренсон крепко держал Мирриму. Она могла сказать, что он волновался. Один раз в жизни он играл убийцу, и теперь казалось, что судьба снова бросила его на эту роль. Миррима знала, что он не сможет этого вынести.

Она не могла попросить Боренсона выследить посвященных Шадоата. И она не верила, что сможет сделать это сама. Кроме того, Габорн не велел им сражаться. Он, должно быть, знал опасности, с которыми им придется столкнуться, лучше, чем они.

Была только одна надежда.

Вы действительно думаете, что мы будем в безопасности, когда доберемся до Ландесфаллена? – спросила Миррима.

Боренсон колебался. Концы Земли недостаточно далеки, – сказал Габорн. Как только мы доберемся до Ландесфаллена, нам придется пройти мимо них, далеко-далеко. Глубоко в глубине страны.

Только побережья Ландесфаллена были хорошо заселены. Тут и там, где корни каменных лесов касались моря, на деревьях были построены города.

Шадоату будет трудно обыскать даже побережье. Но внутренняя пустыня? Оно было огромным, достаточно большим, чтобы человек мог там заблудиться и никогда не быть найденным.

Мы будем в безопасности, – с надеждой сказал Боренсон. Мы будем в безопасности.

41

СЛОМАННЫЙ РЕБЕНОК

Дети обладают легендарными целительскими способностями. Я видел, как новорожденный ребенок потерял палец из-за собаки и снова отрастил его. Какая бы рана ни была нанесена, всегда можно надеяться на исцеление ребенка.

– Волшебник Бинесман

По утрам Фэллион вставал и ходил по палубам. Он залез на снасти для упражнений и велел другим детям следовать за ним. Его мышцы стали сильными, но небольшими. Вместо этого они чувствовали себя худыми и жилистыми, как будто в тюрьме он достаточно голодал, так что даже сейчас его тело питалось собственной плотью, и он задавался вопросом, сможет ли он когда-нибудь снова обрести свою массу.

Теперь днем ​​он будет усерднее практиковаться со своим оружием, его мысли снова и снова возвращались к Рианне, к мыслям о том, как это было, когда она умерла на пляже. Возможно, ее убил и съел стрэнги-саат, но Фаллион опасался, что вместо этого ее забрали, унесли на деревья и наполнили младенцами-тренги-саат, так же, как она была, когда он впервые ее нашел.

Он старался вести себя нормально, заставлять себя улыбаться, когда видел своих друзей, или смеяться, когда слышал шутку. Но смех всегда приходил слишком поздно и звучал глухо; и хотя губы его могли повернуть вверх, в глазах его не было улыбки.

Боренсон и Миррима беспокоились о нем, как и капитан Сталкер. Но больше всего утешения мог бы предложить Смокер, и он исчез.

Со временем он справится с этим, – сказал Боренсон. Он голодал. От этого не так-то легко вылечиться.

И это было правдой. Раны на запястьях Фаллиона пытались зажить, но они покрывались коркой и инфицировались. Миррима промыла гноящиеся раны, но они, казалось, только еще больше раздулись. Часто они кровоточили, и четыре недели спустя, когда казалось, что инфекция наконец утихла, Мирриме пришлось утешаться осознанием того, что раны оставят глубокие и неизгладимые шрамы.

Но хотя шрамы на запястьях Фаллиона начали заживать, тьма все еще звала его, и он обнаружил, что жаждет забвения.

Прошло несколько недель после их отъезда, когда однажды ночью Миррима проснулась в трюме корабля.

Нет! – вскричал Боренсон, его голос пронзительно звучал, как у какого-то животного. Он начал метаться, как будто на него напали враги, а он их сдерживал. Нет!

Сейдж, скуля, проснулся от этого звука, и Миррима осторожно встряхнула Боренсона.

Его беспокоили плохие сны в течение многих лет, и она давно поняла, что лучше всего оставить его спящим, позволить ему биться и плакать, пока сны не утихнут. Но когда Сейдж плакал и другие гости на корабле, она не смела позволить ему спать.

Она трясла его и звала его, вытаскивая из сна, а когда он проснулся, то сел на край кровати, дрожа. Его сердце колотилось так сильно, что она могла слышать каждый его удар.

– Это снова был сон? она спросила. Она наклонилась и поцеловала его в лоб, а затем тайно нарисовала руну своей слюной.

– Да, – сказал он, все еще рыдая, но внезапно, казалось, вновь обретя контроль. Только на этот раз мне приснилось, что Валя и Фаллион были там.

Давным-давно он мечтал о замке Сильварреста. Казалось, это произошло целую жизнь назад, хотя сон был таким же ярким, как и прежде.

Радж Ахтен захватил замок, а затем хитростью покинул его, оставив своих Посвященных. По приказу короля Менделласа Ордена Боренсона отправили внутрь, чтобы убить посвященных Раджа Ахтена. Все они, любой из них, включая собственного сына короля Габорна, если понадобится.

Боренсон знал, что ему придется убить некоторых людей, которых он считал друзьями, и с тяжелым сердцем выполнил свой долг.

Но, убив охранников и войдя во внутренний двор, он сначала пошел на кухню и запер дверь.

Там, в ужасе глядя на его обнаженный клинок, стояли две глухие девушки, Посвященные, отдавшие свой слух Раджу Ахтену.

Для лорда считалось преступлением против природы отнимать дары у ребенка. Взрослый, обладающий достаточным обаянием и голосом, мог бы так легко обмануть ребенка. Для Раджа Ахтена это было чудовищно.

Но с точки зрения Раджа Ахтена, это, должно быть, был соблазнительный выбор. Какой настоящий мужчина станет убивать ребенка, любого ребенка? Убийце, который каким-то образом ворвался в самые глубокие святилища замка с намерением убить Посвящённых, действительно было бы трудно убить детей.

Нет, порядочный человек оставил бы детей в живых и тем самым дал бы Раджу Ахтену больше шансов дать отпор.

Таким образом, за каменными стенами и тяжелой охраной Боренсон нашел последний барьер на пути своего клинка убийцы: собственную порядочность.

Ему удалось бороться с этим до упора, но он так и не победил его. Более того, он надеялся, что никогда этого не сделает.

На этот раз сон был другим, – сказал Боренсон хриплым голосом. Девочки были там, как и в жизни, но я видел там Фэллион, и Рианну, и Тэлон, и Джаза Он развалился на части, беспомощно рыдая. Она видела, как он резал во сне, убивая собственных детей.

Я убил их, – сказал Боренсон. Я убил их всех. Точно так же, как и при жизни – тысячи Посвящённых, некоторых я называл друзьями, некоторые пировали со мной за своими столами. Король Сильварреста был там, ухмыляясь как идиот, невинный, как ребенок, со свежим шрамом от церемонии посвящения, и я убил его снова. Сколько раз мне придется убить его, прежде чем он оставит меня в покое?

Тогда он не выдержал и зарыдал громким и тревожным голосом. Он повернулся и уткнулся лицом в одеяло, чтобы не услышали другие гости гостиницы.

Сейдж уже снова заснул.

Возле кровати тлела единственная свеча, освещая всю комнату, и Миррима осматривала детей, проверяя, все ли они спят.

Она увидела пару ярких глаз, смотрящих на нее, отражающих свет свечи. Это был Фаллион, его глаза, казалось, светились сами по себе.

Что ж, поняла Миррима, теперь он знает правду: человек, который его воспитывает, который был для него почти отцом, – это человек, который казнил его дедушку.

Человек, которого все называют героем, рыдает по ночам.

Интересно, что думает о нас Фаллион?

Она прошептала Фаллиону: Не делай ошибок, которые совершили мы.

Затем она перевернулась и взяла Боренсона на руки. Но при этом она беспокоилась за Фаллиона. Это был всего лишь еще один шрам, который пришлось пережить мальчику.

Фэллион сидел на балконе в задней части корабля, между бочками, где они с Рианной обычно прятались, просто надеясь на немного покоя. Валя села рядом с ним.

Они выглядывали из задней части корабля, наблюдая, как солнце опускается к морю расплавленным розовым шаром, а облака над головой выглядели как синий пепел, падающий с неба.

Они не разговаривали целый час, и наконец Валя обняла Фаллиона за плечи и просто обняла его, удерживая на долгие минуты.

Не поддавайся этому, – умоляла она. Не сдавайся. Именно этого хочет от тебя моя мать.

Что? – спросил Фаллион.

Она сказала мне ничего тебе не давать, – ответила Валя. Нет еды. Нет воды. Никакого комфорта. Она сказала: Все, чего я хочу, это его отчаяние.

В тюрьме Фаллион чувствовал отчаяние, волна за волной. Но он всегда сохранял слабую надежду, что его освободят.

Однако внезапно здесь, на корабле, при ярком дневном свете, отчаяние как будто усилилось, и он не смог от него избавиться.

Его мысли вернулись к пророчеству Асгарота. Что он сказал? Все ваши самые благородные надежды станут топливом для разжигания отчаяния среди человечества.

Как будто Асгарот хотел, чтобы Фаллион стал одним из них.

Но зачем отчаиваться? он задавался вопросом. Питаются ли локусы отчаянием?

Фаллион вспомнил кое-что, что однажды сказал ему Боренсон. Целью каждой войны было посеять отчаяние. Мы ведем войны не из любви к битве, – сказал он. Мы боремся, чтобы вызвать отчаяние, заставить сдаться, чтобы мы могли осуществить свою волю.

Далее он объяснил, что большинство конфликтов редко доходят до того момента, когда одна сторона берет в руки оружие. Затраты на сбор войск, их питание, отправку в чужие земли или, что еще хуже, на защиту собственных границ и земель, были слишком непомерно высокими.

И поэтому были изобретены другие средства. Сначала имела место дипломатия. Жалобы были поданы, петиции поданы.

Если проблемы не будут устранены, то заявитель может вести экономическую войну, совершать набеги на поезда с припасами, входящие и выходящие из страны, захватывая торговые суда или убеждая другие страны приостановить торговлю.

Лишь в крайнем случае, после многих предупреждений, было осуществлено вторжение.

Фаллион сидел на солнечном свете, его разум притупился от оскорблений, и он понял, что по непонятным ему причинам Шадоат ведет против него войну.

Одно это, казалось, вызвало у него ярость.

Я не сдамся, – сказал он себе. Она сдастся мне.

Что мне придется сделать, чтобы привести твою мать в отчаяние? – задумался Фаллион.

Валя засмеялась. Просто продолжать делать то, что делаешь?

Что это такое?

Улыбаюсь.

Фэллион вдруг понял, что он улыбается. Не счастливая улыбка, а жестокая улыбка, та улыбка, которую Боренсон носил с собой, отправляясь в бой.

Он нашел причину жить: месть.

42

ПОРТ ГАРИОНА

Дом – это то место, где вы чувствуете себя в большей безопасности.

– высказывание Рофавана

Прохладным весенним вечером Левиафан подплыл к порту Гариона, почти за четыре месяца до того дня, как он покинул Суды Прилива. Ночь была прохладной, украшенной прозрачными облаками, затенявшими луну, а резкий ветер щелкал парусами и хлестал воду по барашкам.

Фаллион был ошеломлен, впервые увидев каменные деревья. Корабль приблизился к Ландесфаллену три дня назад, но, двигаясь на север, оставался далеко в море, и поэтому, хотя он и видел издалека серые деревья, возвышающиеся, как угрожающие скалы, он не мог рассмотреть их вблизи.

Они густо росли у подножия двух утесов из твердого песчаника: Края Земли, и когда корабль приближался к порту, Фаллион с удивлением взглянул вверх.

Каменный лес получил удачное название. Их массивные корни простирались от серых стволов к морю, цепляясь за песок и камни под ними. Корни были достаточно большими, чтобы в изгибе между ними мог удобно расположиться коттедж приличных размеров. Затем они соединились с массивным стволом, который поднялся из воды и взмыл в воздух примерно на двести футов.

В мире есть деревья и повыше, – сказал Боренсон детям почти тем же тоном, которым обычно читал лекции Ваггит, – но нет таких впечатляюще широких.

Он объяснил, что корни деревьев впитывают морскую воду, которая богата минералами. В конце концов, минералы засорили водные пути внутри ствола дерева, и с годами сердцевина дерева окаменела, хотя оно продолжало расти. Затем голодающее дерево расширилось у основания, пытаясь доставить питательные вещества к верхним ветвям. Дерево могло даже пустить новые стержневые корни, когда старые забились, становясь, таким образом, все шире и сильнее, а его сердце превращалось в камень.

В результате получилось дерево, которое вышло за рамки седого. Каждая каменная древесина была измучена, словно что-то из страшного детского сна о деревьях, великолепных, с искривленными, словно в пытке, ветвями, покрытыми серо-зелеными бородами лишайника, свисавшими в изодранной славе.

В заливе вода была спокойна. Рыба кишела у подножия огромных деревьев, прыгая в темноте, и Фаллион увидел в атласной воде несколько молодых морских змей, возможно, всего восьми футов длиной, плавников на поверхности, которые, казалось, были склонны бесконечно гоняться за своими хвостами.

Высоко вверху, в ветвях деревьев, виднелись огни лесного города.

– Мы будем там жить? – спросила Тэлон своего отца, в ее голосе чувствовался страх.

Нет, – сказал Боренсон. Мы отправляемся вглубь страны, в пустыню.

Вдалеке, недалеко от города, Фаллион увидел пару грааков, летящих по опушке леса, огромных белых, достаточно больших, чтобы уместить даже человека, морских грааков, которые были настолько редки, что их почти никогда не видели на его родине. Их уродливые головы, полные зубов, резко контрастировали с красотой гладких тел и кожистых крыльев.

Оба граака были мужчинами, и у них на лбу возвышался кожаный гребень, называемый плюмажем. На перьях были нарисованы широко смотрящие голубые глаза – древний символ Гвардина. На их спинах ехала пара молодых людей лет тринадцати или четырнадцати.

Они патрулируют, – понял Фэллион. Ему очень хотелось оказаться там, верхом на грааке. Это было то, чего его мать никогда не позволяла ему делать.

Даже если я упаду, – подумал он, – худшее, что может случиться, – это то, что я приземлюсь в воду.

И стану пищей для змей, – шептал придирчивый голос внутри него, хотя на самом деле он знал, что молодой морской змей, подобный тем, которые он видел сейчас с плавниками, не более опасен, чем рифовая акула.

Корабль даже не удосужился бросить якорь. Капитан просто оставил это на самотек.

– Ребята, я позволю вам грести отсюда, – сказал капитан Сталкер. Нет смысла привлекать к себе внимание, если ты можешь с этим поделать.

Таков был план. Ночью они гребли и следовали по реке вглубь страны на многие мили, надеясь, что их не увидят в течение нескольких дней, пока они не окажутся далеко от берега.

Тем временем капитан Сталкер мчался домой за женой, затем плыл на север и затопил корабль возле какого-то безымянного порта.

Фэллион внезапно осознал, что больше никогда не увидит капитана Сталкера, и его сердце, казалось, застряло в горле.

Спасибо, – сказала Миррима, и семья собрала свои скудные пожитки, пока команда спускала лодку.

Было несколько сердечных прощаний, когда Фаллион и дети обняли капитана и некоторых из своих любимых членов экипажа.

Сталкер долго и крепко обнимал Фаллиона и прошептал ему на ухо: Если ты когда-нибудь захочешь жить на море, и если я когда-нибудь получу еще один корабль, я всегда буду рад тебе.

Фаллион заглянул ему в глаза и не увидел там ничего, кроме доброты.

Раньше я беспокоилась, что у него есть локус, – подумала Фаллион, – а теперь я люблю его, как если бы он был моим собственным отцом.

Фэллион крепко обнял его. – Я тебя задержу.

Затем он спустился по веревочной лестнице на лодку. Боренсон, Миррима и дети уже были там, каждый ребенок сжимал в руках крошечный сверток, в котором хранилось все, что у него было.

Миррима прекрасно осознавала, как мало они взяли с собой: немного одежды, которая быстро превратилась в лохмотья, несколько небольших сувениров, форсиблы Фаллиона.

Мы, должно быть, похожи на крестьян, – подумала она. Она взяла весла и поплыла к городу.

– Идите к северу от города, милях две, – предупредил ее Сталкер, и она чуть-чуть изменила курс. Их окружал шум волн, и лодка плескалась по воде при каждом небольшом рывке весел. Капли с весел и брызги баранов забрызгали пассажиров.

Фаллион смотрел, как Левиафан уплывает и исчезает вдали.

Вскоре они приблизились к берегу, где небольшие волны плескались среди корней каменного леса. Запах деревьев был странным, чуждым. Это был металлический запах с оттенком корицы.

На высоте двухсот футов, сквозь ветки выглядывали фонари. Среди скрюченных ветвей были построены хижины, небольшие жилища из палок, с крышами из бородатого лишайника. Подиумы тянулись от дома к дому.

Фэллиону хотелось подняться туда, осмотреться.

Но ему пришлось идти дальше вглубь страны, и с грустью он осознавал, что, возможно, никогда больше не ступит в Порт Гариона.

Концы Земли недостаточно далеки, – вспоминал он, чувствуя себя неловко. Он осмотрел горизонт в поисках черных парусов. Их не было.

Так лодка ползла среди корней, пока не достигла широкой реки. Семья гребла всю ночь до рассвета, слушая ночные крики странных птиц, скрипучие звуки лягушек и насекомых – все крики были настолько чуждыми, что Фаллион с таким же успехом мог оказаться в новом мире.

Когда рассвет начал освещать небо, они затащили лодку в укрытие под высокими деревьями и обнаружили, что это место вечных теней.

Из-за мрака нависающих деревьев в некоторых местах было темно, как ночью, а земля была заплесневелой и покрыта странными насекомыми – огромными тарантулами и различными животными, подобных которым Фаллион никогда не видел, – летающими древесными ящерицами и странными жуками с рогами.

Они нашли бесплодный участок земли и встретились с землеройкой в ​​версии Ландесфаллена: цепким маленьким существом, похожим на большую мышь, но защищавшим свою территорию, как если бы это была бешеная медведица. Укус землеройки был слегка ядовитым, как позже предупредили Боренсона, но только после того, как он обнаружил это на личном опыте.

Землеройка, встревоженная его приближением, вскочила ему на ногу и вонзила зубы в бедро Боренсона. Затем землеройка присела на корточки на поляне, пищая и угрожающе подпрыгивая каждый раз, когда приближалась. Сэр Боренсон, сражавшийся с разбойниками, рунными лордами и ткачами огня, был вынужден уступить место проклятой землеройке.

Пока Фаллион разжигал огонь, используя только влажный мусор, остальные разбили лагерь.

Он восхищался хриплыми криками птиц, не похожими ни на один из тех, что он слышал раньше, странным щебетанием лягушек и кваканьем ящериц.

Земля пахла насыщенно, перегной и грязь подавляли ее. Он так долго был в море, что забыл, как здорово пахнет земля.

Но они были в безопасности. Не было никаких признаков пиратов Шадоата. Они были живы и завтра смогут продвинуться дальше вглубь страны.

По крайней мере сегодня, подумал он, мы дома.

43

КОШМАР ВОЗВРАЩАЕТСЯ

Мы не всегда можем убежать от своих проблем, потому что они слишком часто следуют за нами.

– Мастер очага Ваньярд, из Комнаты снов

Прошло пять лет, прежде чем Шадоат услышал слова Мы нашли его.

Весной, когда пропал Фаллион, она разослала своих агентов через каждый порт Ландесфаллена в поисках мальчика. Предлагались взятки, угрожали. После нескольких месяцев отсутствия прогресса трактирщики пропали без вести и оказались в ее пыточных камерах.

Семья Боренсон исчезла и, очевидно, так и не добралась ни до одного порта.

И все же Шадоат знал, что капитан Сталкер нашел дорогу домой. Его жена в деревне Семь Стоящих Деревьев исчезла, а шесть месяцев спустя Шадоат узнал, что останки Левиафана разбились о камни на берегу Тоума. Сообщается, что капитан и все сотрудники погибли.

Тогда Шадоат изменила цель своих поисков, отправив людей в северные страны Рофехавана. Она представила, что Боренсоны решили бежать домой в безопасное место.

Он мог быть в Мистаррии, рассуждала она, или даже в старых прибежищах своей матери в Хередоне.

Таким образом, след стал холодным, и со временем Шадоат обратила свои мысли на другие вещи. Ее армии начали совершать набеги на южные земли Инкарры, вырезая деревни и принося обратно золото и кровавый металл. Ее убийцы уничтожали влиятельных лидеров в отдаленных местах.

Она получила дары выносливости, зрения и очарования. Со временем она сгладила шрамы на своем теле. Хотя ее правый глаз навсегда остался слепым, обладая достаточным запасом выносливости и зрения, она снова обрела зрение в левом.

Она послала армию менестрелей петь новые песни, мощные песни, призывающие к переменам, песни, которые поносили порядочных лордов, обвиняя их в тирании, в то время как истинных тиранов восхваляли в пределах их собственных границ как людей огромной силы и дальновидности.

И крестьяне ответили.

Хаос захлестнул мир, и в десятке стран возникли революции. В Орвинне хорошие люди отказывались служить посвящёнными своему молодому королю, подозревая, что он – тиран. В ответ он объявил вне закона всех менестрелей – группу, которую по древнему закону нельзя было заставить замолчать, – и таким образом в умах многих доказал, что он действительно был тираном. Когда Рыцари Справедливости убили его Посвящённых, а затем отправили на виселицу, протестовали только его жена и дети.

В северных землях Интернука люди, которые всегда были слишком бедны, чтобы позволить себе вооруженные силы, слышали песни, порицающие тиранию Рунических Лордов, и их учили тосковать по дню, когда ее не существовало. Неудивительно, что крестьяне восстали, убив нескольких посвященных, живших в пределах границ Интернука.

Жители Алника вскоре попытались пойти по их стопам и двинулись на замок. Там королева Рэнд бросилась с зубчатых стен, покончив с собой, чтобы освободить своих посвященных и спасти их от убийства.

Призыв к революции распространился даже тогда, когда шахты по добыче кровавого металла в Картише иссякли.

Мир созрел для разрушения, и Шадоат к этому подготовился. Ее армия стрэнги-саатов размножилась и разжирела за счет падали, оставшейся после ее небольших войн в Инкарре.

Шадоат почти забыл о Фаллионе. Но прошлой осенью она посетила небольшой порт на севере Мистаррии и, прогуливаясь по оживленным улицам, изучая работу местных оружейников, заметила моряка, которого узнала.

Она видела его всего один раз, всего несколько секунд, но, обладая дюжиной остроумия, Шадоат живо запомнила его лицо. Он был всего лишь еще одним моряком в толпе в ту ночь, когда Шадоат сражался с Мирримой. Предполагалось, что он был мертв, выброшенный волнами на камни Тоома.

Тогда она взяла его и через несколько дней под горячими щипцами развязала ему язык.

Фаллион высадился на берег недалеко от порта Гариона.

Она снова отправила своих агентов, приказала им обыскать реку Хакер с ее многочисленными притоками и рассказала, что искать.

Она знала Фаллиона лучше, чем он знал себя. Она боролась с ним снова и снова, на протяжении многих жизней.

Ищите парня, хорошо владеющего клинком, который заслужил себе репутацию. Он будет тихим и скромным, целеустремленным и острым, как нож, но при этом будет нравиться другим.

И вот вернулся один из ее разведчиков, менестрель в штанах в зелено-желтую полоску, фиолетовой рубашке и красном жилете. Он выглядел дураком, но пел, как сладкий жаворонок, перебирая лютню и танцуя.

Я нашел его. Я нашел его. И за целое состояние я скажу тебе, где-где, – пел менестрель, исполняя джигу вокруг трона, и в его глазах светилось ликование.

Шадоат ухмыльнулась. – Фэллион?

Менестрель загадочно кивнул.

Она потянулась к поясу и швырнула на пол всю свою сумочку, полную золота. Где?

– Он капитан гвардинов и носит фамилию Скромный. В течение трех лет он возглавлял наездников грааков в Цитадели Адских пустошей, и лишь недавно его перевели в Гвардинский лес, к северу от порта Гариона.

– Капитан, такой молодой? она задавалась вопросом. Инстинктивно она знала, что это правда. Молодой, амбициозный, любимый.

Имя Фаллион было распространено в Ландесфаллене, и мальчик, видимо, сохранил его, изменив только фамилию.

Гвардины были общеизвестны своей закрытостью и скрытностью, а до их аванпостов зачастую было трудно добраться. Цитадель Адских Пустошей была крепостью всего в восьмидесяти милях к востоку от порта Гариона. Но это было высоко в горах, и некоторые говорили, что невозможно добраться пешком.

Шадоат попытался представить себе жизнь, которой он жил. Фаллион провел бы годы, летая над внутренними пустынями на своем грааке, чтобы убедиться, что тот не вернулся. Он мог бы даже провести летние и зимние месяцы в их древних туннелях.

Неудивительно, что она не нашла его.

Менестрель щипнул лютню, словно прося внимания, а затем продолжил. У него есть брат, который служит ему: мальчик по имени Дракен. И еще есть пожилая женщина, которую он навещает в Порте Гариона – миниатюрная и красивая, с волосами цвета воронова крыла. Менестрель наиграл несколько нот древней любовной баллады.

Валя.

Шадоат улыбнулась.

Менестрель бренчал и пел: Как нам поймать эту птицу? Как мы подрежем ему крылья? Ибо одним лишь словом другие жаворонки принесут предупреждение.

Очевидно, он думал. Гвардин постоянно держал на страже, и Фаллион был готов улететь в любой момент.