Текст книги "Сыны Дуба (ЛП)"

Автор книги: Дэйв Волвертон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 85 страниц)

Убедившись, что у него все есть, Фэллион засунул коробку в сумку.

Хамфри вскочил на кровать и присвистнул: Еда? Еда?

Фаллион не знал, хочет ли существо еды или просит ее взять с собой.

– Нет еды, – присвистнул в ответ Фаллион.

Маленький феррин, казалось, был поражен этим заявлением. Оно начало дрожать, его крошечные лапки, как темные ручки, сжимали и разжимали – феррин говорил о беспокойстве.

Хамфри издал рычащий звук. Оружие?

Фэллион кивнул, и Хамфри прыгнул под кровать, где хранил свой запас сокровищ – шелковые тряпки и сушеные яблоки, старые кости, которые можно было жевать, и блестящие осколки стекла. Фэллион редко осмеливался заглянуть под кровать.

Но Хамфри триумфально появился со своим оружием – стальной вязальной спицей, которую он заточил до упора – вероятно, используя зубы. Он украсил его как копье, привязав на кончике прядь ярко-красного конского волоса.

Он вскочил на кровать и прошипел: Оружие. Оружие! Затем он подпрыгнул, словно коля воображаемых крыс.

Фэллион наклонился, почесал Хамфри по подбородку, пока тот не успокоился, а затем подошел к лезвиям, висевшим на стене над его кроватью, чтобы выбрать нож. Там было много княжеского оружия, но он выбрал самое простое – длинный нож, подаренный ему отцом, с толстым стальным лезвием и прочной ручкой, обтянутой кожей.

Сняв его со стены, он удивился тому, насколько удобно он лежит в его руке. Лезвие было идеально взвешено и сбалансировано. Для девятилетнего ребенка он был почти такой же длины, как меч. В то время, когда отец подарил ему клинок, запоздалый подарок на его шестой день рождения, Фаллион подумал, что это пустяковая вещь.

Во многих странах у лордов был обычай дарить молодым принцам оружие, с помощью которого можно было защитить себя, и Фаллион был одарён множеством ножей, которые были более блестящими, чем этот. Даже сейчас некоторые из них висели над тонкими изогнутыми кинжалами из Курама с богато украшенными золотыми завитками вдоль лезвий и инкрустированными драгоценными камнями ручками; длинные воинские кинжалы из Инкарры, вырезанные из кости разбойника, мерцающей, как пламенный лед; и настоящий кинжал-скорпион убийцы, рукоять которого представляла собой тело скорпиона, а хвост – его лезвие, со скрытой кнопкой, которая выпускала яд на лезвие.

Но сейчас простой нож его отца казался подходящим, и Фэллион подозревал, что отец подарил его ему только на этот раз в жизни.

Неужели предвидение моего отца простиралось так далеко? – задумался Фаллион. Его мать рассказала ему, что отец иногда чувствовал опасность для человека за несколько недель или месяцев до этого. Но это происходило только тогда, когда его отец долго смотрел на этого человека, а затем склонял голову набок, как будто прислушиваясь к чему-то, чего никто другой не мог услышать.

Да, решил Фаллион, его отец осознал опасность. И поэтому теперь Фаллион потребовал свой нож, полагая, что его отец знал, насколько хорошо он будет лежать в его руке, возможно, даже зная, что жизнь Фаллиона может зависеть от этого клинка.

Когда он вытащил оружие из стены, его охватило странное побуждение, и Фаллион обнаружил, что привязывает клинок к боку.

На всякий случай, – сказал он себе.

Действительно, сегодня вечером все в замке изо всех сил старались быть в безопасности. Джаз зажег в спальне дюжину свечей, и вместе со светом комнату наполнил аромат драгоценных масел. В каждом коридоре горела каждая лампа. Казалось, все опасались того, что могло скрываться в тени.

Пока Фаллион размышлял, следует ли ему заточить свой клинок сейчас или подождать до утра, Джаз подошел к окну и открыл его, выглянув наружу.

– Фэллион, – удивлённо произнес Джаз, – холмы горят!

Фэллион подошел к окну и выглянул. Хамфри пробежал по штанине Фэллиона и прыгнул на подоконник. Окно было слишком маленьким, чтобы в него мог пролезть человек, и слишком маленьким, чтобы мальчики и феррин могли выглянуть из него одновременно.

Ноздри Фэллиона раздулись от вкуса свежего воздуха.

Там вдали, высоко на холмах над покрытыми туманом низами, как будто упала на землю сердитая красная звезда.

Они подожгли лес, – сказал Фаллион. – Мать послала Дайморру найти тела тех девочек – тех, в которых были младенцы. Но стрэнги-сааты, должно быть, унесли их первыми. Так что Дайморра, вероятно, подожгла холмы, чтобы сжечь их.

– Могу поспорить, что монстры носили их во рту, – сказал Джаз, – так же, как кошка-мать перемещает своих котят, как только вы их нашли.

– Возможно, – сказал Фэллион.

Один из монстров зарычал вдалеке, за рекой, к северу от замка. Джаз обеспокоенно повернулся к Фаллиону.

– Фэллион, я думаю, мы окружены. Как думаешь, мама разрешит нам улететь?

В Мистаррии в каждом замке было несколько грааков, гигантских летающих рептилий с кожистыми крыльями, которые доставляли сообщения в случае бедствия. Грааки не могли переносить большой вес на любое расстояние, поэтому наездниками на грааках почти всегда были дети-сироты, которым некому было их оплакивать, если они падали. Но если замок подвергался осаде, в крайнем случае королевские дети иногда убегали на спине граака.

При этой мысли Фаллион почувствовал неожиданный трепет. Он никогда раньше не летал и скоро выйдет из того возраста, когда сможет ездить на грааке.

Почему нет? он задавался вопросом. Но он знал, что его мать никогда этого не допустит. Всадники Граака были наделены силой и выносливостью, чтобы они могли крепко держаться и переносить холодные и одинокие поездки. Мать не разрешила ему кататься на грааке без пожертвований.

– Она не позволит нам летать, – сказал Фэллион. – Она отправит нас с эскортом.

Давай полетим? – спросил Джаз. Полетим? Я бы ни за что не согласился.

– Ты бы сделал это, – сказал Фаллион, – чтобы спасти свою жизнь.

Хамфри кинулся под кровать и вернулся с увядшей морковкой. Он швырнул его на рюкзак Фаллиона и прорычал: Оружие. Оружие, Джаз.

Фэллион улыбнулся чувству юмора феррина.

Джаз поднял вялую морковку и взмахнул ею в воздухе, как мечом, а феррин ликующе закричал и ударил копьем, вступив в бой с человеком.

Фаллион оглянулся на огонь и задумался о стрэнги-саатах. Он не всегда думал быстро, но думал о вещах долго и глубоко.

Когда Боренсон разрезал Рианну, все, что увидел Фаллион, были яйца – ужасные яйца с тонкой оболочкой из желтой кожицы, отброшенные отвратительным монстром.

Но что бы увидел монстр? Ее малышки. Ее любовь. И стрэнги-саат хотела бы защитить свое потомство.

Как далеко она готова зайти, чтобы сделать это?

Фэллион вспомнил героическую полосатую кошку, которую он видел прошлой весной, отбивающуюся от пары злобных собак в переулке, пока она пыталась унести своего котенка в безопасное место.

С зарождающимся чувством тревоги Фэллион встал и выбежал в коридор. Хамфри пискнул и последовал за ним. Когда Фаллион выбежал из двери башни по дорожке вдоль стены, он схватил факел из подсвечника.

Сэр Боренсон и Фаллион оставили Рианну в ее комнате, чтобы она отошла от действия принятых ею лекарств. Целители сказали, что ей нужен отдых.

Возможно, ей понадобится нечто большее, – подумал Фэллион. Возможно, ей понадобится защита.

На бегу Фаллион пытался вспомнить их отступление с холмов. Стренгисааты бросились в погоню, но не атаковали. Как матери, защищающие своих детенышей, – подумал он, просто пытаясь нас прогнать.

И теперь он понял, что, прогнав мужчин, они вернулись к своим детям. Фактически, теперь Фаллион понял, что, пока они бежали, он услышал звон колоколов в лесу далеко позади них. По крайней мере один из стрэнги-саатов остался охранять молодых.

С ростом опасений Фаллион удвоил темп.

Но когда мы впервые поднялись туда, он задался вопросом: почему стрэнгисааты не остались у дерева, чтобы охранять своих детенышей? Большинство животных остались бы, чтобы защитить свое потомство.

Затем он вспомнил треск в лесу, когда он впервые нашел тела. Это было громко. Слишком громко для существа, которое двигалось бесшумно, как стрэнги-саат.

Монстры пытались отвлечь нас от своих детенышей, поняла Фаллион, так же, как крошка подлетает и кричит, чтобы вытащить вас из своего гнезда. запыхавшись, он помчался на нижние уровни крепости, пробежал по короткому коридору и распахнул дверь в комнату Рианны.

Он нашел ее спокойно лежащей в постели, ее лицо было неестественно бледным, почти белым, обескровленным опиумом целителей. Кто-то смахнул веточки и листья с ее волос и умыл ей лицо, и Фэллион удивился, что раньше не замечал, что она хорошенькая, с безупречной кожей и тонким, изящным ртом.

В комнате было темно. У кровати должна была гореть одна или две свечи, но либо свечи погасли, либо целители задули их, чтобы Рианне было легче спать.

И все же, когда Фаллион держал свой факел высоко, казалось, что его свет стал тусклым и не мог проникнуть во мрак. Он почувствовал, как легкий ветерок щекочет его правую щеку, и взглянул в сторону окна. Осколки стекла виднелись там, где оно было разбито, а другие осколки валялись на полу. Что-то ударило в окно снаружи.

Хамфри прокрался в комнату и прошипел предупреждение. Мертвый. Запах мертвеца.

Фаллион глубоко вдохнул и уловил запах гниения. Он не мог ничего видеть за решетками окон. Казалось, мрак там стал глубже, настолько глубок, что даже свет факелов не мог проникнуть в него.

Хамфри зашипел от ужаса и выбежал за дверь.

Сердце Фаллиона заколотилось, и он поднял факел вверх. Он вытащил кинжал и держал его перед собой. – Я знаю, что ты здесь, – сказал он слабо.

В ответ послышалось рычание, такое тихое, как шепот далекого грома, доносившегося с холмов. Факел загорелся и начал угасать.

Фэллион увидел, как пламя внезапно уменьшилось в размерах, пытаясь сохранить горение. Не было ветра, который мог бы их сдуть.

Стрэнги-саат делает это, понял Фаллион, поглощая свет, как это было в лесу.

Сердце Фаллиона колотилось, и ему внезапно захотелось света, захотелось всего света в мире. Он прыгнул к окну, надеясь, что чудовище, как медведь или волк, испугается его огня. Он просунул факел сквозь решетку, и внезапно он вспыхнул невероятно ярко, как пламя в очаге торговца скобяными изделиями.

Огонь, казалось, почти охватил его руку.

А потом прямо за окном он увидел стрэнги-саат – его огромную голову и черный глаз, намного больше, чем он ожидал.

Многие существа не похожи на своих детенышей. Фаллион ожидал от юного, что у чудовища будет мягкий черный мех, как у соболя или кошки. Но то, что он увидел, было практически безволосым. Кожа у него была темная и шелушащаяся, и, хотя ушей у него не было, большую часть головы, прямо за глазом, покрывала большая черная кожа барабанной перепонки, плотная, как барабан. Сам глаз был совершенно черным, и Фаллион не увидел в нем ни намека на зрачок. Вместо этого он выглядел тусклым и безжизненным и не отражал ни света, ни даже огня его пылающего факела.

Если бы зло могло ожить, подумал Фэллион, оно бы выглядело именно так.

Да! – крикнул Фэллион, тыкая факелом в лицо монстру.

Факел пылал так, словно его только что окунули в масло, а стрэнги-саат издал резкий крик – не колокольный звон, который он издавал на охоте, а вопль ужаса. При этом он широко открыл пасть, обнажая длинные острые зубы, похожие на пожелтевшую слоновую кость, и Фаллион выпустил факел, отправив его в пасть монстра.

Факел пылал все ярче и ярче, словно дыхание зверя загорелось, и Фаллион с головокружением понял, что это существо не зря боялось огня: казалось, оно загоралось чуть ли не от самого запаха дыма.

Стрэнги-саат спрыгнул со стены, и теперь Фаллион увидел его целиком, когда он упал на дорогу. Свет, проникающий сквозь мембрану его крыльев, обнажал ужасающие вены.

Снаружи гвардеец на стене издал тревожный крик. Фаллион увидел блеск полированных доспехов, когда мужчина бросился вдоль стены, натягивая огромный лук до конца.

Монстр выскользнул из окна и направился к дороге, примерно в тридцати ярдах, и на мгновение присел, как пантера, ищущая место, где можно прыгнуть. Оно покачало ртом, и факел вылетел, покатился по земле, потускнев, как угли.

К удивлению Фаллиона, факел, казалось, почти погас, превратившись в огарок, хотя минуту назад он был длиной с его руку.

Фаллион боялся, что зверь сбежит в темноте.

Но в этот момент мимо факела пролетела стрела, и Фаллион услышал оглушительный удар, ударив зверя по ребрам. Раненый стрэнги-саат теперь казался лишь тенью, чернотой на фоне ночи, когда он подпрыгнул в воздух. Но Фаллион услышал звон стрел с трех или четырех направлений, и некоторые стрелы разбились о каменные стены, а другие поразили зверя.

Он отдернул голову от окна, опасаясь шальных стрел, и услышал торжествующие крики. Мы поняли! Черт возьми, он большой!

Фэллион выглянул. Земля находилась всего двумя этажами ниже, и чудовище не отошло от него дальше, чем на двести футов. Охранники бросились к нему с факелами в руках. Это были солдаты силы, богатые дарами, и они бежали со сверхчеловеческой скоростью, приближаясь к зверю, как только оно ударялось о землю, вонзая в него мечи.

Он лежал на булыжнике надвигающейся тенью и издал последний крик, звук, который начался как рычание, громкое, как гром, и закончился воплем. От этого шума у ​​Фаллиона затрепетало сердце, и волосы встали дыбом на его затылке.

Затем он поддался, упал, как будто его жизнь улетела в этом ужасном крике.

Фэллион выглянул в окно и вздохнул от изумления. Он видел стрэнги-сааты только издалека, тени на фоне деревьев, и подумал, что они немного длиннее, чем его лошадь. Но теперь он увидел, что зверь был в четыре раза длиннее высокого человека и казался ему карликом.

Охранники разговаривали, почти головокружительно бормоча, как молодые охотники после первой добычи. Фаллион не мог разобрать всех слов.

– Как оно перелезло через стены? – спросил кто-то, а другой добавил: Не будучи замеченным?

Были невнятные ответы. Казалось, никто этого не знал, но один стражник, тот самый, который первым издал крик, отчетливо сказал: Он пришел оттуда, кивнув в сторону крепости. Там все тени. Я бы не увидел его, если бы кто-нибудь не запустил в него факел.

Охранники уставились в окно: на Фаллиона. Хотя комната не была освещена, Фаллион не сомневался, что они его видели, поскольку это были солдаты, одаренные даром зрения.

Они смотрели на него, затаив дыхание, и кто-то тихо сказал: Фаллион.

Он видел страх на лицах мужчин. Они представляли себе наказание, которое их ждет за то, что подпустили такого монстра к королевскому наследнику.

– Со мной все в порядке, – слабо сказал он, успокаивая их.

Но с башни провидца послышался долгий жалобный рев боевого рога, и внезапно воины помчались прочь, побежав на защиту стен замка.

Сердце Фаллиона забилось сильнее, когда он представил сильную атаку силги-саатов.

5

АСГАРОТ

Каждый лорд в какой-то момент должен прибегнуть к запугиванию, чтобы управлять своим народом. Я считаю, что лучше всегда быть быстрым и жестоким, чтобы мои враги не спутали мою доброту с отсутствием решимости.

– Шадоат

Но против замка Курм выступили не стрэнги-сааты.

Иоме стоял на стене над воротами и смотрел вниз на небольшой отряд воинов, всего около пятидесяти, сидящих на лошадях в темноте, за рвом. Трое из них несли факелы, и Иоме мог хорошо видеть группу. Это были смешанные рыцари из Кроутена в черных кольчугах на черных лошадях; мелкие дворяне из Бельдинука в тяжелых стальных доспехах, с поднятыми к небу высокими белыми боевыми копьями; дюжие топорщики из Интернука, одетые в серое.

За ними следовал поезд длинных повозок, вроде тех, которые используются для перевозки копий всадников.

В совокупности они выглядели неопрятными, как браконьеры, и жестокими, как шайка разбойников.

Однако их предводитель был совсем другим: он был высоким и худощавым мужчиной, сидящим позади рыжеватым жеребцом, кровавым скакуном из Инкарры, воспитанным для путешествий по темным дорогам.

Лидер не носил ни доспехов, ни устройств, позволяющих определить, откуда он пришел. Вместо этого он носил серую мантию с глубоким капюшоном, скрывавшим его лицо. Булавка на его накидке была сделана из яркого серебра – сова с пылающими желтыми глазами – и его единственным оружием, казалось, был кинжал для сапог и очень высокий боевой лук из черного ясеня, привязанный к рюкзаку на спине его лошади.

Вокруг этого человека царила тьма, как будто тени истекали из его пор и плыли вокруг него, как дымка.

Он не из этого мира, – подумала Иоме, и ее сердце колотилось от страха. Король Андерс из Южного Кроутена отдал себя локусу, созданию преисподней, существу чистого зла, и если от Андерса что-то и осталось, Иоме не мог этого видеть. Существо перед ней превратилось во что-то совершенно иное.

Иоме изучала воинов вокруг темного всадника, ища кого-нибудь, кто мог бы быть его сообщником, человеком, которого, как она слышала, звали Шадоат.

Заговорил один негодяй, толстый и здоровенный военачальник Интернука: Мы пришли на переговоры. Иоме узнал его.

– Подойди ближе, Олмарг, – сказал Иоме, – и говори.

Олмарг взглянул на человека-тень, словно ища его разрешения, а затем пришпорил своего пузатого боевого пони к краю разводного моста.

Олмарг взглянул на Айоме, лицо старого головореза было покрыто массой белых шрамов. Он носил серые тюленьи шкуры, а его серебряные волосы были заплетены в локоны и окрашены кровью. Мы пришли за вашими сыновьями, – сказал Олмарг.

Айоме улыбнулась. – Ты никогда не смягчал слова, не так ли, – сказал Айоме. Я ценю это. Что случилось с твоим лицом с тех пор, как я видел тебя в последний раз? Его съели волки?

Олмарг ухмыльнулся. В его собственных землях друзья часто обменивались оскорблениями в форме шутки, и Иоме с облегчением увидела, что он принял ее долю в должном духе. Ольмарг парировал: Грубые слова – от ведьмы. Подумать только, однажды я мечтал уложить тебя в постель.

– Евнухам могут снятся такие сны? – спросил Айом.

Олмарг рассмеялся, и Иоме почувствовала, что победила. Она попала в точку. – Итак, вам нужны мои сыновья?

Отдайте их нам, и мы воспитаем их, как своих: хорошая еда, эль в их животах, женщины в их кроватях. И обещание: твой мальчик Фаллион сможет побороться за Хередон, когда ему исполнится пятнадцать.

Айоме ухмыльнулась, полупоморщившись, позабавившись тем, что Ольмарг может подумать, что ей нужны женщины в постели ее сына. Королевские заложники? – спросил Айом. – А если я скажу нет?

Тогда мы возьмем их мертвыми, – сказал Олмарг, – если понадобится.

Пятьдесят человек не представляли большой угрозы. Но это были не простолюдины. Они были Рунными Лордами и готовы были дать жестокий бой. Более того, они представляли полдюжины стран и вполне могли иметь могущественных союзников дома.

А еще там был человек-тень. Иоме даже не мог предположить, какие силы он может применить.

– Понятно, – сказал Айоме. – Вы хотите, чтобы ножу убийцы было легче их найти?

Мы приедем как друзья, – сказал Олмарг. Мы хотим, чтобы Фаллион знал нас как друзей и союзников. Вот и все. Он улыбнулся как можно убедительнее, шрамы на его лице превратились в насмешливое дружелюбие, а голос его стал сладким. Давай, подумай об этом. Ты чахнешь. Ты скоро умрешь, и кто тогда будет воспитывать мальчиков?

Айоме мрачно посмотрел на Олмарга. Она знала, что Олмарг был свиньей. Убийца и даже хуже. Она могла отклонить его просьбу, не задумываясь. Но она посмотрела на человека-тень. А что насчет тебя? Хочешь ли ты воспитать моих сыновей как своих?

Человек-тень поехал вперед и остановился рядом с Ольмаргом. Он не поднял глаз, и Иоме не мог видеть его лица. Таким образом, он скрывал свою личность, вызывая у Иоме некоторые сомнения.

В конце концов, это не Андерс. Если бы это было так, он бы показал мне свое лицо.

– Даю слово, – сказал человек-тень, его голос был звучным, как лютня. Я воспитаю мальчиков как своих.

Его тон вызвал всплеск страха в сердце Айоме. В этом было что-то не так, что-то опасное, как будто он взял сотни даров Голоса. Я не мог сказать, говорил ли это Андерс или какое-то другое существо. Его голос звучал слишком чисто и возвышенно, чтобы ездить с этими людьми.

И Айоме знал, что он будет красив, что он обладает даром очарования. Если так, то блеск его внешности и убедительность голоса в совокупности соблазнят мальчиков, подчинят их своей воле. Он мгновенно заставил бы их есть из его рук.

В Рофехаване было сказано: Когда вы посмотрите на лицо чистого зла, оно будет прекрасным. Внезапно Иоме захотелось, чтобы теневое существо откинуло капюшон и обнажило свою красоту.

– Я знаю тебя, – сказала Иоме и произнесла имя локуса, перешедшего из преисподней, – Асгарот.

Незнакомец не стал этого отрицать. Если ты знаешь меня, – сказал он, – то ты знаешь, что ты должен подчиниться.

Он оглянулся на своих людей и кивнул им.

Полдюжины мужчин спешились и бросились к фургонам, затем сняли с них деревянные крышки. Они вытащили не копья.

Вместо этого они вытащили три больших кола, похожих на утолщенные копья с тупыми наконечниками, и даже в тени Иоме мог видеть, что каждый из них был изящно вырезан и расписан, словно какой-то подарок, который иностранный сановник мог предложить соседнему лорду.

И все же на каждый из этих кольев было насажено человеческое тело. Тела не просто проткнули. Вместо этого руки и ноги жертвы были связаны, а колья с большой осторожностью вгоняли в нижнюю часть тела и протягивали вверх до тех пор, пока кончики копий не выходили из их рта, как форель на вертеле.

Солдаты бросились вперед и воткнули колья в землю так, чтобы тела были подняты высоко. Затем они остановились внизу, размахивая факелами, чтобы Иоме мог видеть личности своих жертв.

То, что она увидела, потрясло ее до глубины души. Среди пронзенных была личная охрана Джаза Дайморра. Следующим был друг детства Айома, Шемуаз. И последним из всех был дядя Габорна, герцог Палдейн, человек, которого она планировала назначить регентом во главе своего королевства.

Айоме раскрыла рот от изумления. Из всех темных дел, свидетелем которых она когда-либо была, ни одно не поразило ее с такой силой. Дело не в том, что она не могла себе представить, что было совершено такое зло. Дело в том, что она не могла себе представить, как это удалось сделать так быстро.

Все трое из этих людей находились под защитой Габорна, а он был мертв всего несколько часов. Чемуаз находился в Хередоне, за сотни миль отсюда, в Крепости Посвящённых. Палдейн был в своем замке. То, что их обоих похитили и подвергли пыткам, могло означать только то, что Асгарот уже несколько недель знал, что Габорн умрет в этот день.

Как я могу бороться с таким предвидением? – задумался Айом.

– Итак, – сказал Айоме, глядя на гротескные формы на их великолепных шампурах и стараясь сохранять спокойствие. Я вижу, что вы превратили убийство в искусство.

– О, не только в убийстве – сказал Асгарот, – в порочности.

Дейморра издала тихий стон. Палдейн двинул локтем. Иоме к своему ужасу осознала, что оба пережили пронзение. Колья прошли мимо жизненно важных органов – сердца, легких, печени – самым ужасным образом.

Сквозь дымку шока Иоме заметила движение рядом с собой. Она взглянула вниз и заметила, что ее сыновья подошли к парапету, несмотря на то, что она приказала им оставаться в ее комнатах. Иоме рассердилась и встревожилась, но понимала, как тяжело мальчикам сдерживать себя. Теперь мальчики наклонились над зубцами, чтобы лучше рассмотреть.

Фэллион, казалось, спокойно смотрел на пронзенного, как будто не хотел бояться, в то время как Джаз в шоке разинул рот, с его лица текла кровь.

Иоме боялся, как такое зрелище может напугать мальчиков.

Человек-тень слегка перевел взгляд, пристально посмотрел на Фаллиона, и Иоме внезапно поняла, что эта демонстрация была не столько для нее, сколько для Фаллиона.

Со своей стороны, Фаллион почти чувствовал, как в него впивается взгляд Асгарота. Как будто Асгарот заглянул в грудь Фаллиона, в его душу, и все было обнажено, чтобы увидеть все его детские страхи, все его слабости. Фаллион почувствовал, что его взвесили и нашли несовершенным, и теперь Асгарот презирал его.

Колени Фаллиона дрожали, как бы он ни старался стоять на месте.

Это то, чего он хочет, – понял Фэллион. Мой страх. Вот почему он сделал это. Поэтому он привез стрэнги-сааты.

И, осознав это, Фаллион внезапно почувствовал расцвет угрюмой ярости, которая погрузила его в оцепеняющий транс.

Боли есть конец, – понял он. Он мало что мог со мной сделать.

Фэллион твердо и не слишком громко сказал: – Я тебя не боюсь.

Человек-тень не сделал ни шагу. Но, словно по какому-то скрытому сигналу, воины Асгарота подошли к пронзенным жертвам и ударили их по голени факелами так, что Фаллион услышал хруст костей, а затем поднесли факелы к ногам жертв. И Дейморра, и Палдейн съежились и корчились, и Фаллион слышал, как они подавляли рыдания, но ни один из них не сдался. Ни один из них не вскрикнул.

Фаллион видел игру Асгарота. Он попытается расширить свое царство посредством запугивания.

Фаллион потянулся к ножнам и вытащил свой кинжал, а затем поднял его, чтобы Асгарот мог видеть.

– Это худшее, что ты можешь сделать? – спросил Фаллион. Он ударил себя ножом в руку, провел кинжалом по ладони, открыв неглубокую рану. Он поднял ладонь вверх, чтобы кровь текла свободно. Я не боюсь боли, – сказал он, а затем спокойно добавил: И поэтому ты меня боишься?

Асгарот дрожал от ярости. Он сел на своего коня, сжимая поводья, а Фаллион посмотрел на солдат своей матери на стене, многие из которых смотрели на него в открытом изумлении. Фэллион сжал окровавленную руку в кулак и быстро опустил ее вниз, как будто нанося удар, и вопреки всем правилам переговоров крикнул: Огонь.

Фаллион никогда не приказывал солдату убивать. Но в одно мгновение каждый лучник на стене выпустил стрелу, а стрелки выпустили баллисты. Как будто они жаждали разрешения.

Стрелы понеслись темным градом. Дюжина жестоких Повелителей Рун была убита в одно мгновение, а многие другие получили ранения. Лошади визжали и падали, оставляя кровавые раны на теле. Фаллион увидел, как десятки людей, в которых были застрявшие стрелы, повернули лошадей и поспешно отступили.

Но Асгарот остался невредимым. Еще до того, как команда стрелять слетела с губ Фаллиона, человек-тень протянул левую руку и схватил толстого старого Ольмарга, легко подняв его с седла, и бросил на свое навершие, используя военачальника как живой щит.

Это произошло так быстро, что Фаллион едва заметил это движение, что свидетельствует о том, что Асгарот обладал многими дарами как метаболизма, так и мускулов.

Затем, когда Олмарг наполнился таким количеством стрел, что стал похож на тренировочную мишень, Асгарот поднял левую руку, и из нее завыл мощный ветер. За считанные секунды каждая стрела, летевшая в его сторону, отклонялась от своего пути.

Фаллион слышал звон луков, видел, как темные снаряды расплываются на своей скорости, но Асгарот швырнул Олмарга на землю, а затем спокойно сел на своего коня, не потерпев ни малейшего вреда.

Множество стрел упало неподалеку, и вскоре каждая жертва Асгарота, пронзенная кольями, получила по дюжине ударов, положив конец их мучениям.

И хотя лучники продолжали стрелять, Асгарот пристально посмотрел на Фаллиона и крикнул: Если злоба – искусство, то из тебя я сделаю шедевр.

Асгарот спокойно развернул своего кровавого скакуна и позволил ему гарцевать, его копыта ритмично поднимались и опускались, словно в танце, пока он не ускакал во тьму. Тени, казалось, слились вокруг всадника, и через мгновение он стал единым целым с ночью.

Он возвращается, – подумал Фэллион. На самом деле, его люди, вероятно, сейчас окружают замок, ожидая подкрепления.

Фэллион посмотрел на мать. Ее челюсти сжались от ярости, и она посмотрела на кровь, капающую с его ладони. Он думал, что она отругает его, но она просто положила руку ему на плечо и прошептала с гордостью в голосе: Молодец. Отличная работа.

Иоме вышел из стены замка и поспешил вниз по ступенькам. За своей спиной она услышала, как старый солдат-ветеран сказал Фаллиону: Когда-нибудь тебе придется вступить в бой, милорд, я был бы горд поехать рядом с тобой.

Айоме подозревал, что в тот момент это чувство разделяли не один человек.

Целитель в темно-синей мантии, пахнувший сушеными травами, прошел мимо Иоме, направляясь перевязать Фаллиона.

Сэр Боренсон встретил Айома во дворе, который бросился к нему, словно спрашивая приказания.

Иоме быстро спросил: Как скоро мы сможем уйти?

Мне нужно только забрать детей, – сказал он.

Айоме не собрала сумку, но до Судов Прилива было не более ста миль, а до тех пор ей хватило тяжелого плаща и ботинок, которые она носила. Под одеждой она носила меч, а к ботинкам была привязана пара дуэльных кинжалов, чтобы не было недостатка в оружии.

– Тогда бери свою семью, – сказал Иоме, – и я встречу тебя в туннелях.

Боренсон повернулся и помчался к своей квартире, маленькому домику рядом с казармами, а Айом заколебался.

После того, что она только что увидела, она почувствовала уверенность, что Фаллион почти готов получить пожертвования.

Не возраст делает мужчину лидером, – подумала она. Это смесь качеств: честь, порядочность, мужество, мудрость, решительность, решительность. И Фэллион показал мне все это сегодня вечером.

Но смею ли я забрать у него детство?

Пока нет, – сказала она себе. Но вскоре. Слишком скоро оно должно прийти.

Это означало, что в эту поездку ей нужно было взять с собой только одну вещь: наследие Фаллиона.

Она помчалась в свою сокровищницу над тронным залом, где держала под замком сотни силовиков.

6

ПОЛЕТ

Ни один мужчина никогда по-настоящему не уходит из дома. Места, где мы жили, люди, которых мы знаем, – все становится частью нас. И, как рак-отшельник, по крайней мере духовно, мы забираем с собой свои дома.

– Волшебник Бинесман

Сэру Боренсону не хотелось сообщать Мирриме, что им придется покинуть замок Корм. Искоренить семью и увезти детей в далекую страну – немалый подвиг. Даже в самых лучших обстоятельствах это может быть трудно, и сделать это под покровом опасности что бы она сказала?

Мать Боренсона была проницательной женщиной, которая доводила мужа до безумия. В частном порядке Боренсон считал, что придираться – это больше, чем привилегия для женщины, это ее право и ее обязанность. В конце концов, именно она управляла домом, когда мужчины не было дома.

Ему пришлось смущенно признать, что его жена управляла домом, даже когда он был дома.

Миррима закрепилась в Курме. Она была любимицей дам и часами в день проводила со своими подругами: вязала, стирала, готовила и сплетничала. У нее были многочисленные и глубокие дружеские отношения, и Боренсону было бы легче отрезать себе руку, чем отрезать ее от друзей.