Текст книги "Сыны Дуба (ЛП)"

Автор книги: Дэйв Волвертон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 85 страниц)

Когда-то это оживленное место, очевидно, переживало тяжелые времена. Служанки исчезли, их заменила пара парней с жирными волосами и плохими зубами. Остальные корабли, стоявшие в гавани, по-видимому, не имели экипажа на берегу, поскольку в заведении не было никого, кроме самых закоренелых клиентов – пары пьяниц.

– Давай на ужин немного эля и твоей паршивой птички! – крикнул Сталкер, как только сел на свое место, вообще махнув рукой, чтобы ребята знали, что он покупает для всей бригады. Он угрюмо ждал.

Его люди выходили на берег волнами, по дюжине за раз гребли на корабельных шлюпках. На разгрузку уйдет почти час.

Сразу после того, как четвертая береговая лодка разгрузилась и увезла с корабля некоторых гостей, в том числе Мирриму, младенца на руках и выводок детей, цеплявшихся за ее одежду, прибыла Шадоат.

Шадоат вошла в гостиницу без доспехов, поскольку они ей не были нужны. Она была Рунным Лордом на пике своего могущества. Ее скорость и грация служили ей доспехами.

Шадоат была миниатюрной женщиной потрясающей красоты. Казалось, в комнату проник солнечный свет, каким-то образом захваченный и приглушенный поверхностью, сияющей, как черная жемчужина. Она держала спину прямо, глаза высоко подняты, изучая равновесие.

Ее красота сильно контрастировала с существами, которые следовали за ее исцелениями. Это не были обезьяны, по крайней мере, те разновидности, которых Сталкер когда-либо видел. Они были безволосыми, с бородавчатой ​​серой кожей толщиной, как у бородавочника, и такими длинными руками, что ходили на костяшках пальцев. У них не было ушей, которые он мог видеть, только темные круги в барабанной перепонке за челюстями. В их огромных глазах вообще не было белков, и они щурились, как будто комната была слишком яркой, на их вкус. На них не было одежды, только пояса, на которых были прикреплены странные дубинки с зубами животных вместо шипов, изогнутые ножи, обхватывающие руку, как кастеты, и другие вещи, еще более странные.

И в их глазах не было ни радости, ни эмоций, которые он мог бы различить. Их мертвенность – вот что заставило Сталкера вздрогнуть.

Глаза Шадоат были темными и сверкающими, словно ее зрачки были черными бриллиантами. Ее черные волосы ниспадали на обнаженное плечо и вились к декольте.

Каждый изгиб ее плеч, груди, живота, бедер, казалось, сводил его с ума от рептильных желаний, и Сталкеру приходилось с трудом сдерживаться.

Сталкер часто восхищался Мирримой, когда она гуляла по палубе, но Шадоат-Миррима была бледной тенью рядом с ней. Шадоат должен был обладать как минимум сорока или пятьдесят дарами гламура. Ни один мужчина не мог оставаться в ее присутствии и не желать ее. Только ее запах гарантировал это.

Она убила твоих детей, – напомнил себе Сталкер, руки его тряслись, а все тело дрожало от желания.

Среди мужчин только Смокер казался невосприимчивым к ее обаянию. Волшебник напрягся, когда она прошла, и его глаза засияли ярче, как будто он изо всех сил пытался удержаться от высвобождения какого-то скрытого огня.

– Капитан Сталкер, – сказала она, ее голос был сладким, как птичий крик, – я скучала по вам.

Он заставил себя улыбнуться. Голос у нее был высокий, и хотя она старалась двигаться небрежно, делала это с огромной скоростью. По крайней мере, четыре способности метаболизма, предположил он.

Она подошла к его столу и села. Ее тело было наполнено воздухом и уравновешенностью.

Эта женщина готова к бою, – понял он. сила и грация до предела. У нее по крайней мере сотня талантов, мускулов, грации и выносливости, а может быть, даже сотни.

Он мог видеть шрамы, оставленные насильственными действиями глубоко между ее грудями. Ее тело под шелками представляло собой массу шрамов.

Где горожане? – задавался этим вопросом он, когда впервые выглянул из корабля. Теперь он подозревал, что знает. Она применила к ним силу и теперь держала их в плену в своей крепости посвященных.

Она села рядом с ним, наклонилась вперед. Взгляд Сталкера остановился на ее декольте, на завораживающем покачивании ее груди, на коже, такой грубой, как рябь волн над прозрачным прудом.

Итак, – сказала она, – скажи мне, где мальчики?

Какие мальчики? – спросил Сталкер.

Принцы Мистаррии. Сыны Дуба. Шадоат сказала достаточно громко, чтобы все могли услышать. Она улыбнулась, но в глубине ее глаз был голод хищника.

– Не на моем корабле, – ровным голосом сказал Сталкер.

Она посмотрела на него так, словно уличила его во лжи. Два мальчика, темнокожие, с волосами цвета воронова крыла, им обоим девять или десять лет.

– На моем корабле такого нет, – сказал Сталкер. Посмотреть на себя.

Она смотрела так, словно одни только ее глаза могли пронзить его, разрушить стену лжи, разрушить крепость обмана. Вокруг матросы бормотали: Правильно, Это правда, мэм.

Не оборачиваясь, все еще глядя ему в глаза, она тихо сказала: – Это правда, Дивер Блайт?

Блайт отошел от бара и, заикаясь, пробормотал: – В каком-то смысле. Мы высадили их на северном берегу около часа назад.

В толпе послышались вздохи и тихие крики. Сталкер старался не дать Шадоату увидеть кипящую в нем ярость. Смокер свирепо посмотрел на Блайта.

Ты мертвец, Блайт, – сказал себе Сталкер.

Блайт широко улыбнулся Сталкеру, допил пиво и поспешил за дверь. Смокер хотел было последовать за ним, но один из членов экипажа схватил его за руки и удержал.

– Идите и приведите мальчиков, – приказала Шадоат уродливым существам, стоявшим у нее за спиной.

Пара развернулась и направилась к двери, опираясь на костяшки пальцев.

Послышался металлический звон, водоворот мантий. Миррима вонзила кинжал в шею одного из бесов.

Лезвие должно было пройти между верхними позвонками монстра и его черепом, но сталь не могла сравниться с этой уродливой серой кожей. Лезвие сломалось, и существо повалилось вперед, рухнув на пол, опрокидывая табуретки.

Прежде чем Сталкер успел подняться на ноги, Шадоат уже встал из-за стола.

То, что произошло дальше, было размытым пятном. Миррима повернулась к Шадоату, чтобы сразиться, и послышалось шипение, когда туман влился под дверь и прорвался сквозь щели в окне. Вся гостиница внезапно наполнилась таким густым туманом, что Сталкер едва мог видеть от одной стены до другой.

Но Шадоат был еще быстрее и слишком опытен для Мирримы. Она стала размытой. Она подпрыгнула в воздух, ударила Мирриму ногой по лицу, перевернулась и легко приземлилась на ноги. Где-то в это время, возможно, раздался удар по ногам с разворота. Миррима со стоном откинулась назад, ее плоть шлепнулась на пол.

Другой бес поймал Мирриму и крепко удержал ее.

Кровь текла свободно с лица Мирримы, текла из носа, из разбитой губы, из царапины над глазом. Сталкер задался вопросом, что остановило драку, а затем в ужасе уставился на него, увидев, что Шадоат схватила малышку Эрин со стойки.

Миррима еле боролась, маленький чертенок схватил ее, кряхтя от восторга, прижавшись лицом к ее лицу.

Младенец вскрикнул от ужаса, когда Шадоат держал его за ноги, приставив к горлу кинжал.

Шадоат прошептала: У тебя есть выбор: ты можешь умереть, пока твои дети будут смотреть, или я убью твоих детей, пока ты будешь смотреть, начиная с этого малыша

В конце бара Смокер выдохнул дым, а в его глазах пылал огонь. Он был готов пойти на поджог.

Нет! – крикнул Сталкер, отбрасывая стол в сторону. Но он не осмелился напасть. Шадоат, с ее способностями, не могла быть побеждена такими, как он.

И он знал, что она выпотрошит ребенка быстрее, чем другой мужчина выпотрошит кролика.

– Они под моей защитой, – крикнул Сталкер. Безопасный проход. Это то, за что я плачу. Безопасный проход для меня и моих. Эти люди – груз, купленный и оплаченный.

Шадоат на мгновение улыбнулась. Сталкер знал, что она думает убить их всех. Никто из них не мог ничего сделать, чтобы остановить ее.

Все, что он мог сделать, это обратиться к тем остаткам человечности, которые еще оставались в ней.

Наконец она бросила младенца Мирриме.

Это вы можете получить, – сказала Шадоат, – но не принцев. Принцы мои.

Миррима поймала девочку и попыталась поставить ее в вертикальное положение. Маленькая Сейдж кричала, пытаясь добраться до матери, но один из членов экипажа схватил ребенка, чтобы обезопасить ее. Дракен и Коготь горько плакали, но им хватило здравого смысла держаться на расстоянии.

Один маленький чертёнок выскочил за дверь, стремясь выполнить приказ своего хозяина.

За пределами гостиницы послышалось странное рычание, рев, подобный грому, и глаза Мирримы расширились от ужаса.

Шадоат взглянула на Мирриму и прошептала: – Расслабься. Теперь я уверен, что мальчики захотят попасть в плен.

Шадоат тайно улыбнулась ей и вышла из гостиницы. Как будто солнечный свет ушел вместе с ней, слава ушла, и комната стала выглядеть тусклой и тусклой. Без нее комната была пещерой, полной паутины и теней. Капитана Сталкера почти удивило, когда Смокер пошевелился и подошел к двери, чтобы посмотреть, как она уходит. По сравнению с Шадоатом они все были мертвецами.

30

НА ПЛЯЖЕ

Отнять у человека деньги – мерзкое дело, но отнять детство у ребенка – гораздо более прискорбно.

– Джаз Ларен Сильварреста

Фаллион лежал под лодкой вместе с Рианной, из него лился пот, и он изо всех сил пытался сдержать пламя.

Он обнаружил, что в нем действительно горел огонь. Он светился, и его силы было достаточно, чтобы зажечь другие огни.

Он чувствовал себя беспомощным и возмущенным судьбой, которая забросила его сюда, на пляж.

Почему мир не может просто оставить меня в покое? ему хотелось кричать.

Но судьба не оставила его в покое. Судьба, казалось, охотилась за ним, преследуя его, как волки, и теперь он лежал на пляже вместе с Рианной, в то время как Боренсон храбро сдерживал стрэнги-сааты.

Не успел Джаз поискать дрова и трех минут, как он помчался назад, стуча от страха зубами, и тихо провозгласил: Там снаружи есть тени.

Стрэнги-сааты нашли их.

– Держись поближе к лодке, – прошептал Боренсон. Следи за моей спиной, а когда я тебе скажу, ныряй под лодку вместе с другими детьми.

Джаз долго-долго молчал, а затем прошептал: Какая польза от этого?

Действительно, что хорошего? – задумался Фаллион. Стрэнги-сааты были огромными. Если Боренсон проиграет им – а он наверняка проиграет, считал Фаллион, поскольку теперь он был всего лишь обычным человеком, – тогда стрэнги-сааты схватят их всех, будут играть с ними, отбивать детей вокруг, кусать их массивными зубами, так же, как кошка получает удовольствие, мучая мышь.

И поэтому в Фаллионе рос страх, страх и душераздирающее чувство беспомощности. Он всматривался в свое маленькое пламя, зародившееся к жизни не от спички или куска кремня, а от его собственного сердца, и изо всех сил старался не дать ему разрастись, не дать ему бушевать по всему острову.

Ибо он исполнился гнева.

Гнев рождается из отчаяния, – подумал он. Это пришло как воспоминание, и Фэллион не был уверен, повторял ли он что-то, что когда-то сказал Ваггит, или же он только что услышал это от огня.

Но потом он, кажется, вспомнил. Всякий раз, когда мы злимся, – сказал однажды его отец, – это происходит в ответ на чувство беспомощности. Мы все стремимся контролировать свою жизнь, свою судьбу. Иногда нам хочется контролировать тех, кто нас окружает, и даже нужно их контролировать. Поэтому всякий раз, когда вы злитесь, посмотрите на себя и выясните, что именно вы хотите контролировать.

Теперь Фэллион вспомнил. Это было тогда, когда ему было четыре года. Его отец вернулся домой после своих странствий из дальних уголков Индопала. Он принес Фаллиону в подарок яркие перья попугая – желтые, красные, зеленые и синие, – чтобы носить их на шляпах.

Голос его отца стал теперь ясным, как будто он все еще говорил. Как только вы поймете, что именно вы хотите контролировать, сосредоточьте свои усилия на этом.

Его отец всегда казался таким разумным. Он всегда брал конкретные примеры и пытался извлечь из них более важные уроки. В этом он был похож на Смокера: всегда пытался заглянуть за пределы иллюзий, усвоить уроки, которые, как он настаивал, жизнь пыталась преподать.

На что злился Фаллион? Щенок. Маленькая охотничья собака, которую он привел в свою комнату, чтобы поиграть. Щенок помочился на пол, и Фаллион разозлился, потому что даже когда он велел щенку остановиться, тот посмотрел на него печальными глазами и закончил свои дела.

Фэллион улыбнулся этому воспоминанию, и его гнев несколько уменьшился. Его ярость утихла вместе с желанием превратить этот остров в печь, сжечь его и все, что на нем.

– Сэр, – прошептал Джаз Боренсону. – Я думаю, их трое на пляже позади нас. Может быть, четыре.

Фаллион услышал шорох одежды, когда Боренсон вытянул шею, чтобы посмотреть. Фаллиону хотелось бы услышать звон кольчуги, но Боренсон слишком долго находился на корабле, где кольчуга неизбежно ржавела или уносила человека в водную могилу. Сегодня вечером на нем не было кольчуги.

Всего двое, – сказал Боренсон. Те другие – коряги. Скажи мне, если они подойдут ближе.

Итак, Джаз выдумывал разные вещи.

Сердце Фэллиона колотилось. Рианна немного поерзала, и Фэллион прижался к ней. Он тоже чувствовал, как ее сердце колотится в груди, словно птица, порхающая у прутьев клетки.

Луна продолжала восходить; серебристый свет разлился по белому песку. Краб-призрак проскользнул под лодку, словно пытаясь спрятаться под камнем, и Фаллион тупо наблюдал за ним, а затем вытолкнул его обратно пальцами.

Наконец Боренсон тихо вздохнул, смирившись. – Фаллион, зажги огонь.

Фэллиону не нужно было об этом думать. Свет лился из него. Он этого не видел, но чувствовал. Он вырвался из его груди, врезался в кучу травы и коряг, и вдруг появился огненный маяк, пылающий светом, посылающий в небо маслянистый дым.

Свет был намного ярче любого обычного огня, ярче даже кузницы. Фаллион хотел этого. Он хотел наполнить пески светом.

Из стрэнги-саата раздался рык от удивления, и Фаллион слабо почувствовал стук по песку, когда одно из монстров отпрыгнуло.

– Хорошо, – сказал Боренсон, усмехнувшись. Теперь ты можешь остановиться. Они ушли. На момент.

Чего Фаллион не знал, так это того, что Боренсон вздохнул с облегчением. Он видел тень, растущую перед ними, знал, что к ним подкрадывается стрэнги-саат. Но он никогда не представлял себе, насколько близко она подошла. Монстр почти дышал на него.

Фэллион выполз из-под лодки, и Рианна последовала за ним. Оба они держали обнаженные клинки, и было приятно видеть, как от них отражается свет огня.

Маленький костер все еще пылал, пульсируя, как звезда. Фэллион чувствовал себя внутри себя. Его ярость ушла. Он чувствовал себя опустошенным, опустошенным, как огонь в очаге, который вспоминается только как пепел.

Рианна взяла его свободную руку в свою и посмотрела на него с восхищением и оттенком страха. У тебя очень теплые руки. Теперь ты зажигатель.

Боренсон хмыкнул и посмотрел на Фаллиона с грустью в глазах, как будто Фаллион потерял что-то дорогое. Ему не хотелось оставлять мальчика здесь, на пляже, обменивать его на ткача огня. Но именно это он и сделал.

И Фаллион знал, что в следующий раз, когда ему понадобится огонь, это будет проще. Его хозяин прислушается к его призыву.

Даже сейчас он знал, что ему нужно делать. Помогите мне найти больше дров для костра, – сказал Фэллион. Мы должны поддерживать его горение.

Фаллион знал, что это было сделано не для того, чтобы сдерживать стрэнги-саатов. Это было нечто большее. Ему нужно было выразить свою благодарность, свое почтение. Ему нужно было поддерживать пламя.

Когда Фаллион тащил коряги к огню, пришли солдаты.

Их было семеро, семеро мужчин в темных кольчугах, которые звенели во время езды.

Рианна была той, кто заметил их первой: копья сверкали в лунном свете.

Сначала Фаллион подумал, что они ему привиделись. Они двигались странной походкой, высоко подпрыгивая, а затем возвращаясь на землю.

Они едут на рангитах, – понял он. Рангит по форме напоминал зайца или прыгающую мышь, но гораздо, намного крупнее. Они жили на равнинах Ландесфаллена среди песчаных дюн на краю пустыни.

Как и все млекопитающие Ландесфалена, они были странными животными. Они откладывали яйца в конце зимы, как только солнце начало нагревать песок, и охраняли свои гнезда всю весну, пока не вылупились детеныши. Затем они выкармливали своих детенышей, хотя у матерей не было сосков. Вместо этого рангиты выпрыскивали молоко из желез во рту, кормя своих детенышей, как матери-птицы.

Итак, мужчины ехали на рангитах, широконогих существах, которые прыгали, как зайцы, по песку и мчались по пляжу гораздо быстрее, чем могла бы справиться любая лошадь.

Когда они приблизились, Фаллион увидел, что это не обычные войска. Это были красивые мужчины и женщины, слишком красивые, словно вышедшие из сна.

– Силовые солдаты? – вслух задумался Фаллион. Но в наши дни он никогда не слышал ни о ком, кто наделял бы воинов силой гламура. Было время, когда форсиблов было много, в прошлые века, когда тщеславные лорды наделяли своих почетных караулов гламуром. Но кровавый металл теперь стал слишком редок, и форсилам нашли лучшее применение.

Боренсон, казалось, согласился с тем, что эти люди были солдатами силовых структур, но Рианна с этим не согласилась. – Яркие, – сказала она с тоном уверенности. Из преисподней.

При этом Боренсон только открыл рот от удивления, не зная, что сказать. О боевых навыках Ярких ходили легенды.

По форме они были похожи на мужчин, но совершеннее во всех отношениях – сильнее, быстрее, мудрее, добрее.

Мы спасены! – сказал Джаз, подпрыгивая от радости.

К тому времени, когда солдаты подошли к костру, их шлемы и кольчуги тускло блестели в его свете, Боренсон и дети были готовы упасть на колени в знак благодарности. Действительно, Боренсон воткнул ятаган в песок и преклонил колени, как перед королевской особой.

Яркие лишь улыбнулись. Фэллион заметил боль на щеке, на переносице, что-то, что когда-то ассоциировалось у него с запахом зла, и он знал это больше, чем по отсутствию человечности в глазах мужчин или смущенному выражению их лиц. жестокие лица, что это не Яркие из легенд.

Локусы, подумал Фэллион. Во всех из них.

Мужчины подъехали и расположились вокруг костра. Рангиты наклонились вперед, их легкие работали, как мехи, и фыркали от усилий нести своих нечеловеческих подопечных.

– Ребята, вы в порядке? – спросил один из Ярких, играя роль спасателя.

Фэллион ощущал себя внутри, пытался вызвать пламя, которое поглотило бы этого человека целиком, но он чувствовал себя опустошенным и усталым. Огонь позади него вдруг вспыхнул ярче, словно подпитываемый сильным ветром, но не более того.

С нами все в порядке, – сказал Боренсон, – благодаря вам.

Во всех легендах Яркие были полны добродетели. Пусть Слава ведет вас, а Яркие охраняют вашу спину, – была распространенная молитва.

Но откуда взялись эти злые люди?

То же место, что и стрэнги-сааты, понял Фаллион: преисподнюю.

– Пойдем, – сказал их лидер, глядя на Фаллиона. Мы отвезем вас в безопасное место. Он подтолкнул свой рангит на небольшой прыжок вперед, и Фаллион почувствовал его дыхание, тяжелое и сладкое, как экзотическая трава, с оттенками волос и мочи, очень похожее на запах очень большой козы.

Боренсон внезапно отступил на шаг, встав между Фаллионом и незнакомцем. Он учуял ловушку.

– Кто тебя послал? – потребовал Боренсон. – Что тебе нужно?

Мы пришли спасти принцев, – сказал их лидер. Вот и все.

Боренсон потянулся за мечом. О его навыках ходили легенды, но эти люди были умными, и быстрее, чем Фаллион мог видеть, один из них прыгнул вперед, его длинное красное копье вонзилось в живот Боренсона.

Боренсон уронил меч и остановился, держа копье.

Это была не глубокая рана. Фаллион подозревал, что только кончик копья, первые шесть дюймов, пробил обхват Боренсона. Но это была серьезная рана, вполне могла быть смертельной.

Яркий слегка толкнул копье, и Боренсон цеплялся изо всех сил, позволяя себе отступить, чтобы копье не вошло в него глубже.

Два рангита рванули вперед, один из них направился прямо к Фаллиону. Он бросился бежать, и копье пронзило плечо его тяжелого шерстяного плаща.

Внезапно его подняло в воздух, он брыкался и извивался, его ноги находились значительно над песком.

Рыцарь поднял наконечник копья, и Фаллион неумолимо соскользнул вниз по древку, прямо в руки своего похитителя. Он посмотрел направо и услышал, как Джаз кричит и пинается, когда один из Ярких схватил его.

Внезапно рангиты развернулись и помчались прочь, мчась по темному пляжу той же дорогой, по которой пришли солдаты, пока прибой барабанил им в уши, а ветер тяжело пахнул соленой водой.

Фаллион был опустошен.

Он выглянул назад, через плечо Яркого, и увидел там у костра Рианну, обезумевшую, разрывающуюся между желанием следовать за ней, желанием помочь раненому Боренсону и страхом перед стрэнги-саатами.

Фаллион потянулся к своему клинку, пытаясь вырвать его из ножен. Его похититель тряс его так сильно, что лезвие выскользнуло из руки Фаллиона и упало на песок.

– А что насчет Рианны? Фаллион умолял своего похитителя. – А что насчет Боренсона?

Мужчина невесело усмехнулся. – Надо оставить стрэнги-саатам что-нибудь поесть.

31

ОСТАВЛЕН В ТЕМНОТЕ

Страхи мужчины подобны песчинкам на пляже. Часто прилив уносит их, но затем относит обратно.

– Асгарот

Рианна смотрела на отступающие спины солдат, а рангиты грациозно отскакивали прочь, словно бегущие зайцы.

Не зная, что еще делать, она подошла к Боренсону и изучила его рану. Он выглядел слабым, сильно вспотел и едва сдерживал свои силы.

К счастью, в лодке были припасы: немного еды и воды, немного запасной одежды и форсипы Фаллиона.

Взяв тряпку, Рианна промыла рану сначала водой, а затем продезинфицировала ее вином. Она нашла одно из платьев Тэлон, перешитое так, чтобы оно было достаточно большим для Рианны, оторвала нижнюю часть юбки и отдала его Боренсону на перевязку.

Все это время он просто смотрел на нее несчастным взглядом, тяжело дыша.

Залезь под лодку, – сказала она ему. – Я буду следить.

Но он покачал головой. – Я останусь здесь с тобой.

Не то чтобы ты мог что-то сделать, – подумала она.

Она взяла его саблю и села наверх лодки, наблюдая.

Я продержусь всю ночь, – сказала она себе. И если я доживу до утра, я пойду на юг, в город, и найду помощь.

Она не знала, как далеко может находиться город. Три мили или тридцать.

Я побегу, – сказала она себе. Как только взойдет солнце.

Рианна услышала рычание и рычание в джунглях. Случайный порыв ветра принес едкий запах стрэнги-саата. Боренсон просто лежал на песке, то теряясь, то теряя сознание, готовясь умереть.

Через час огонь начал тускнеть. Рианна бросилась прочь от лодки в тень и взяла дров. Тень следовала за ней.

Она повернулась к нему лицом, меч сверкнул в ее руке, а затем пошла назад к огню.

Таким образом, она обшаривала местность, вынужденная в каждой поездке идти чуть дальше, чем шла раньше. И каждый раз, когда она уходила от костра, стрэнги-сааты становились смелее и приближались.

Когда ночь наступила, а температура упала, она прижалась к огню, чтобы согреться и защитить себя, экономя дрова и ухаживая за каждым нежным угольком. Запах дыма был густым в воздухе и пропитал ее кожу.

Самое опасное время наступало на закате луны, когда огромный серебряный шар опускался под горы. Казалось, тогда ее охватила тьма, тени ночи, и скрытые от глаз стрэнги-сааты рычали в предвкушении.

Она не осмеливалась пойти на охоту за дровами.

До рассвета оставался еще час или больше. Звезды еще не начали меркнуть на небе.

Рианна услышала рычание и посмотрела на сэра Боренсона, который лежал на земле без сознания, подняв левое колено вверх и скрючив спину, как будто он лежал на камне, пытаясь устроиться поудобнее. Его дыхание стало прерывистым.

Вероятно, он умрет в таком положении, – подумала Рианна.

Один из монстров зашипел, и Рианна заметила тень слева от себя. Она повернулась к нему лицом. Дров больше не было. Она не осмеливалась идти дальше.

Но она была к ним готова. Она достала полено из костра и подложила его под планширь лодки, а затем бросила на него запасную одежду.

Вскоре лодка загорелась, образовав костер.

Теперь мы не сможем использовать его, чтобы выбраться с острова, – казалось, в отчаянии прошептал ей тихий голос.

Это не имеет значения, – сказала она себе. Если я не переживу эту ночь, ничего не будет иметь значения.

Поэтому она воткнула свою саблю в песок и присела на корточки рядом с ней, спиной к огню, обеими руками сжимая рукоять меча.

Ее глаза отяжелели, пока она боролась со сном.

Наконец, она решила на минутку дать глазам отдых, избавив их от жгучего дыма.

Всего лишь мгновение, сказала она себе.

Она закрыла их.

Когда они раскрылись, солнце превратилось в розовый шар на горизонте, а лодка лежала, как дымящийся труп какого-то зверя, ее почерневшие ребра превратились в пепел.

Рианна услышала кашель и посмотрела на сэра Боренсона. Ее разбудил его кашель.

Он все еще дышал поверхностно, но смотрел на нее сквозь прищуренные глаза. – Ты сделал это, – прошептал он. А теперь иди отсюда. Принесите помощь, если можете.

Я сделаю, – пообещала она.

Она бросила саблю рядом с ним на случай, если она ему понадобится. Ей не хотелось тащить эту штуку по пляжу. Поэтому она взяла только кинжал, побежала к пляжу, где песок был мокрым и твердым, сбросила туфли и побежала.

Три мили или тридцать? она задавалась вопросом.

Она бежала, стуча ногами по песку, с колотящимся сердцем, не обращая внимания на швы в боку и жжение в ногах. На всякий случай она крепко сжала кинжал.

Беги, сказала она себе. Остальное не важно.

Несколько часов спустя, в разгар дня, Миррима, капитан Сталкер, Смокер и дюжина других членов экипажа маршировали по пляжу. Было уже несколько часов после полудня, когда они нашли клинок Рианны, лежащий в прибое, наполовину засыпанный песком.

Миррима подняла его, вытерла насухо и нервно крикнула: Рианна? Боренсон? Есть кто-нибудь здесь?

Ответа не последовало, только шелест ветра над песками.

Смокер глубоко затянулся из своей трубки с длинной ручкой и посмотрел на берег. Я не чувствую огня их сердец, – прошептал он. Они либо мертвы, либо далеко отсюда.

Сталкер и остальные искали следы, но не нашли. То, что не смыло приливом, унес утренний ветер.

Рианна не оставила бы свое оружие вот так, – сказала Миррима. Она горевала, опасаясь худшего.

Так они шли целый час, призывая Рианну и Боренсона, отчаяние грызло Мирриму, пока, наконец, они не увидели черные ребра лодки, лежащие на песке, и не нашли Боренсона рядом с ней.

Он был бледен и вспотел, и выглядел так, будто вот-вот умрет. Но он заплакал, когда увидел клинок Рианны и услышал эту новость.

Рианна ушла сразу после рассвета, – сказал он им. Она дождалась рассвета, чтобы стрэнги-сааты не напали, а потом побежала за помощью.

С тяжелым сердцем капитан Сталкер прошептал: Я думаю, она недостаточно долго ждала.

32

КЛЕТКА

Зачем мне плакать о человеке в тюрьме, если я в плену собственных желаний?

– Безумный король Харрилл (после заключения в тюрьму его сына)

Фаллион цеплялся за свой рангит, мчавшийся по открытой дороге. Сама пыльная дорога в свете звезд светилась ровным серебристо-серым светом, но листва рядом с дорогой меняла оттенки. Открытые поля, залитые лунным светом, были темно-серыми, а в затененных лесах стволы деревьев казались черными планками под листвой.

Стрэнги-сааты, привлеченные видом бегущих зверей, помчались рядом с ними, но не осмелились напасть на хорошо вооруженные войска.

Земля казалась мертвой. Ни одна собака не лаяла и не выбегала из затененных коттеджей при звуке приближающихся незнакомцев. Ни один скот не ревел в коровниках, словно желая, чтобы его подоили. Никакого дыма, лениво выходящего из труб, не клубилось.

Земля была очищена от жизни. Даже овцы исчезли.

Где? – задумался Фаллион. Но он знал.

Стрэнги-сааты съели все, что двигалось.

Поездка была неприятной. В течение часа каждая кость в теле Фэллиона, казалось, болела, и он слышал, как Джаз скулил на рангите позади него.

Они взбирались на холмы и ехали по затененным долинам. И в прохладные утренние часы, когда холодный ветер начал неметь у него в руках, они поднялись на горный перевал и посмотрели вниз, на долину за ним.

Наконец появился город, из труб которого валил дым. Долина внизу была черна от пожаров, задыхалась от них, и в серебряном лунном свете он мог видеть массы людей – или что-то похожее на людей – трудившихся во тьме.

Это армия, – понял он. Армия, спрятанная здесь, на краю света.

И какая армия!

Рангиты с новой энергией спускались по склонам, стремясь вернуться домой, они миновали укрепленные бастионы и глубокие траншеи, пока, наконец, не достигли лагерей. Вскоре Фаллион увидел, что то, что он принял за коттеджи, на самом деле оказалось палатками. То, что он принял за очаги, оказалось горящими на открытом воздухе кузницами.

В ночи зазвенели молоты, и человекоподобные существа издали странные стоны.

Приближаясь, он увидел существ с бородавчатой ​​серой кожей, носившихся на костяшках пальцев и приносивших топливо для кузниц. Другие таскали бревна с холмов, оголяя склоны гор.

Они смотрели на него, когда он проходил мимо, и их взгляды проморозили Фаллиона до костей. Он был уверен, что эти существа не были людьми. В их глазах не было ни радости, ни печали, ни каких-либо других эмоций, которые он мог бы назвать.

Просто мертвость, зияющая пустота.

В кузницах он увидел рабочих, некоторых Ярких, некоторых серых людей, которые ковали клинки, лепили шлемы и топоры.

Они готовятся к войне, понял Фаллион, но с кем?

И он быстро это понял. Однажды, давным-давно, в дни, которые казались легендой, черные корабли приплыли с запада, удивив народ Мистаррии.

Корабли несли Тота, и их нападение почти уничтожило мир.

Существа, выковывающие оружие в этой темной долине, были бы гораздо опаснее Тота, подозревал Фаллион. Они составили сердце армии из преисподней.

Фаллион знал, что найдутся люди, которые присоединятся к их делу, люди, подобные тем, что ехали вместе с королем Андерсом, – наемные военачальники с севера, озлобленная знать из мелких домов, жестокие и хитрые люди, жаждущие наживы.

Фаллион попытался угадать, насколько велика может быть армия. Двести тысяч? Пятьсот? Он не мог догадаться. Бесконечный город раскинулся по долине, поднялся на близлежащие холмы и распространился за их пределы на непредвиденные расстояния.

Как меня кто-нибудь спасет? он задавался вопросом.

Он подумал о Боренсоне, лежащем на земле с пронзенным копьем животом.

Они меня не спасут. Он понял. Они не могут. Даже если бы из Мистаррии отплыли целые армии, они не смогли бы привести достаточно людей, чтобы прорвать оборону врага.