Текст книги "Сталин. История и личность"

Автор книги: Роберт Такер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 89 (всего у книги 95 страниц)

л-'ы ■ И думал он думу тяжкую

Позвал он своих друзей-сотоварищей...

Крюкова и ее помощник сочинили также «былину» о Ленине, в которой описывалось, как предатель Троцкий приближает кончину больного Ленина. Ленин верит, что Сталин уничтожит врагов революции, а в заключение Сталин дает клятву верности усопшему вождю³⁹ Так псевдофольклор прославлял боевую дружбу двух большевистских «богатырей».

Героизм русского народа, нашедший свое выражение в отваге возглавляемых Александром Невским воинов, стал темой фильма Эйзенштейна, музыку к которому написал Прокофьев. В одном из своих замечаний по поводу фильма Эйзенштейн намекнул на параллель между Невским, в 1242 г. объединившим новгородцев на разгром на льду Чудского озера вторгшихся тевтонских рыцарей, и Сталиным⁴⁰. Фильм завершался словами, обращенными Невским к нескольким выпущенным из плена немецким военачальникам: «Идите и скажите повсюду в чужих землях, что Русь живет. Пусть они без страха приходят к нам в гости. Но всякий, кто придет к нам с мечом, от меча и погибнет. На том стояла и стоять будет русская земля!».

В 1939 г. на сцене Большого театра была возобновлена постановка русской классической оперы Глинки «Жизнь за царя», темой которой был героизм. Теперь она, как и в первоначальном варианте композитора, называлась «Иван Сусанин». Сусанин пожертвовал своей жизнью ради спасения молодого царя Михаила от пленения поляками в пору Смутного времени.

В новом – сталинском – варианте оперы Сусанин спас не царя, а Москву. Героями, возглавившими народное восстание против польских захватчиков, были Козьма Минин и князь Пожарский. В заключительной сцене одержавших победу крестьян-повстанцев встречают в Москве как героев. Когда они вступают на Красную площадь, бурлящая яркая толпа приветствует их ликующим хором-. «Слава, слава!». Финальный эпизод рецензент «Правды» описал так: «Вот момент, когда зрители и артисты сливаются воедино, и кажется – одно огромное сердце бьется в зале. Народ приветствует свое героическое прошлое, своих витязей, своих бесстрашных богатырей. Чудесное, незабываемое мгновение!». По свидетельству Светланы, дочери Сталина, он любил эту оперу, но только лишь за сцену в лесу. После нее Сталин из театра уходил⁴

По представлению Сталина, такие произведения искусства, несомненно, служили делу подготовки народа к боям с чужеземными войсками во время войны, которая, как он считал, начнется в избранный им момент. Подобные творения подразумевали готовность народа вновь сражаться с иноземным врагом. Если с помощью русского народа Невский разгромил немцев, Минин и Пожарский – поляков, а Кутузов – французов, то теперь уже преодолевшая отсталость Советская Россия, конечно же, сокрушит любые иностранные войска, которые попытаются разгромить ее.

КсенофобиятакжедавалаосебезнатькультурепоСталину.Всередине 1936 г., т. е. в пору волны доносов, некоторых советских ученых, начиная с видного математика Н.Н. Лузина, подвергли публичным обвинениям за то, что они отправляли свои труды за границу до их опубликования у себя в стране. «Правда» обратилась к этой теме в редакционной статье, опубликованной 9 июля 1936 г. Она осудила «традиции раболепия» перед Западом, унаследованные от царских времен, когда аристократическое дворянство с пренебрежением отказывалось от русского языка, презирало русский народ и полагало, что «свет науки исходит только с Запада, только от иностранцев». Но даже теперь, писала «Правда», когда Россия обладает передовой наукой, некоторые ученые (газета назвала их поименно) по-прежнему считают естественным и нормальным публиковать свои труды сначала, а порой и только за рубежом. Подобное положение нетерпимо, утверждала «Правда»: «Советский Союз – не Мексика, не Уругвай какой-нибудь, а великая социалистическая держава». Поспешно проведенные в институтах Академии наук собрания осудили академика Лузина и других «врагов в советской маске» за «своего рода вредительство», выразившееся в передаче своих работ для первоначальной публикации за рубеж⁴².

Возможно, из-за нежелания прервать важную научную деятельность, кто-то в верхах вскоре положил конец этой кампании, и ученые, подобные Лузину, не сгинули в тюрьмах. Но не исчезла, однако, ксенофобия. Лысенко и его последователи стали клеймить генетиков, от которых они хотели очистить советскую науку, за то, что ученые черпали идеи в зарубежных исследованиях данной области знаний – Г. Менделя, А. Вейсмана и Т.Х. Моргана. Правда, эпитет «вейсманизм-морганизм» стал общераспространенным лишь после успешного завершения лысенковских усилий в 1948 г. Но уже в 1939 г. Лысенко говорил о том, что настало время для изгнания «менделизма» во всех его формах из лекций и учебников⁴³. Это предвещало крайности официальной ксенофобии, пронизавшей сталинскую культуру в послевоенные 40-е годы.

Прославление прошлого страны-героя достигло апогея, когда в конце 30-х годов вышел новым изданием немарксистский дореволюционный пятитомный «Курс русской истории» В.О. Ключевского. Благожелательная рецензия высоко оценила созданные ученым живые портреты русских правителей с древнейших времен до XVIII в. Критиковался же Ключевский лишь за то, что, описывая опричнину Ивана Грозного, он не осознал ее прогрессивную роль в истории, а увидел в ней «высшую полицию по делам об измене»⁴⁴.

С другой стороны, яростно осуждался Покровский и его лишенная русского национализма историографическая школа. Вполне возможно, что от худшей судьбы Покровского уберегло то, что в 1932 г. он умер от рака. Проживи Покровский до второй половины 30-х годов, и было бы установлено, что он служил целям «троцкистских вредителей», изъяв, например, из истории «справедливые войны», которые в прошлом вели русские и другие, ставшие ныне советскими народы. Историков школы Покровского, которые пали жертвами террора, поносили теперь как врагов народа.

Изданный в 1938 г. двухтомный сборник статей «Против исторической концепции М.Н. Покровского» беспощадно критиковал ученого за чудовищные «ошибки». Указывалось, например, что он не осознал прогрессивного значения собирания Московией русских земель и возникновения самодержавия; не констатировал, что русские были вправе начать в 1558 г. Ливонскую войну; забыл разъяснить, что победа немецких войск над русскими при Невеле в 1563 г. – результат измены Курбского; не понял, что русский народ вел справедливую освободительную войну против поляков, и умалил роль, которую в ней сыграли Минин и Пожарский. Покровского, далее, обвинили в том, что отрицал прогрессивное значение деятельности Петра Первого; возложил ответственность за Отечественную войну 1812 г. не на Наполеона, а на русский торговый капитал; опорочил великого русского стратега Кутузова; оскорбил русских крестьян утверждением, что они поднялись против французов «из-за своих кур и гусей»; попытался оправдать роль японского империализма в русско-японской войне 1904-1905 гг. и умалил героизм русских солдат при обороне Порт-Артура и в других сражениях в период Русско-японской войны⁴⁵. Придав этому перечню ошибок Покровского обратный знак, мы получим развернутый список тезисов русских националистических позиций сталинской школы.

Враги и их деяния «Пьеса вредная, пацифистская. И.В. Сталин». Таково было замечание Сталина на экземпляре пьесы «Когда я один», герой которой, советский интеллигент, приведен в отчаяние склоками и подсиживанием, царящими в отношениях между окружающими его людьми. После этого автор пьесы Михаил Козаков впал в немилость⁴⁶.

Использование Сталиным слова «пацифист» в качестве эпитета говорит о многом. Стихией Сталина были сражения, борьба с врагами и мщение им. В его реальной политической жизни набор врагов постоянно менялся. Когда некоторые из них терпели поражение, – а во многих случаях их настигала смерть, – на их место непременно заступали новые. И подобно тому, как это было в реальной политической жизни, такой процесс развертывался и в мире сталинской культуры. Мир этот был населен врагами, против которых боролись герои нескончаемой драмы «кто кого». Вымышленный враг неизменно оставался главным действующим лицом, соседствующим с вымышленным героем. Иногда вымышленный враг наносил поражение вымышленному или воплощающему реальное лицо герою, например маленькому герою Павлику Морозову или великому герою Кирову. Но неизменно другой вымышленный или воплощающий реальное лицо герой (когда это было можно, таковым изображался Сталин) наносил поражение врагам, которые несли заслуженную кару. Образ врага был в не меньшей степени, чем образ героя, главной темой сталинской культуры.

В пору апогея террора многократно рассказывали и пересказывали истории о злодеях, убивших Павлика Морозова. Были и варианты этой темы. Один из них – рассказ «Славный пионер Гена Щукин» – был издан в 1938 г. для детей младшего возраста тиражом 50 тыс. экземпляров. Мальчик, о котором шло повествование, живет в далекой сибирской деревне, расположенной вблизи золотых приисков, на которых действуют вредители-троцкисты. Они выводят из строя шахтные механизмы, а также автотранспорт, желая сорвать доставку на прииски продовольствия и оборудования. Никому в поселке не известно, что отчим 1^ны – Акимов – троцкистский вредитель, на квартире которого часто встречаются для обсуждения своих планов другие троцкисты. Гена подслушивает их разговоры. Он сообщает в письме своему дяде Пете, что Акимов и его приятели – враги, ломающие станки. Акимов убивает мальчика, но в конце концов после того, как дядя Петя пересылает Генино письмо местным властям, вынужден сознаться в преступлении. Он говорит, что убил Гену «за то, что он пионер» и «многое знал, что не следовало ему знать». Акимова и его друзей-сообщников предают суду. Рассказ заканчивается такими словами: «Так маленький большевик Гена, ценой своей героической жизни, помог разоблачить врагов»⁴⁷

Тема родственников, оказавшихся врагами народа, разрабатывалась в пьесе «Чужой», поставленной московским Театром им. Ленсовета. Действие пьесы разворачивается в семье стахановца, работающего на провинциальном заводе. Неожиданно в этот город приезжает после двенадцатилетнего отсутствия сын Николай с женой. За связь с врагами он был в свое время снят с высокого поста и исключен из партии. Николай внедряется на завод с целью осуществления диверсий. Его, однако, разоблачают родственники.

Другая пьеса («Родной дом» Б. Ромашева) отвечала неприязни Сталина к «пацифизму». Действующий в ней секретарь обкома говорит, что именно любовь к народу заставляет коммунистов быть бдительными и бороться за счастье людей против всякой пакости, которая еще долго будет мешать этому счастью. А инженер-герой Булыгин жалуется, что пока еще не все осознают, что идет скрытая война. Ее главный инициатор в пьесе – тайный вредитель, директор завода Шатов, скрывающий свою принадлежность к троцкизму в прошлом. Он и его сообщники поджигают лесосклады, организуют аварии на электростанциях, ранят двух рабочих и взрывают завод. Мораль сей пьесы такова: «Враг жесток, подл и хитер». И еще: «Мы живем в нашем большом советском доме, работаем, увлекаемся, веселимся. А какие-то личности бродят вокруг нашего дома и норовят его взорвать»⁴⁸.

В конце 30-х годов Джон Скотт попал в Магнитогорске на спектакль «Очная ставка». Действие пьесы начинается в разведывательной школе (явно в Германии), в которой мастера шпионажа Вальтера готовят к внедрению в Советский Союз под именем Ивана Ивановича Иванова. Затем действие переносится в Москву, где Вальтер и совершает преступление, убивая девушку, которая, как он опасался, могла выдать его. (Шпион толкает ее под поезд.)

Но в конце концов заподозрившие его советские граждане сообщают о нем властям. В кабинете следователя Вальтеру устраивают очную ставку с его все еще действующим предшественником шпионом Келлером. Используя их показания друг на друга, следователь вынуждает обоих сознаться. Вальтер-Иванов просит о пощаде, а Келлер, держась вызывающе до конца, говорит: «Решающая битва – впереди. Меня расстреляют, но вы будете разгромлены». На это следователь отвечает: «Победим мы».

Занавес опустился под бурные аплодисменты зрителей⁴⁹. Пьеса «Очная ставка» пользовалась таким успехом, что по ней был поставлен фильм «Ошибка инженера Ко чина». Он был пущен в прокат в конце 1939 г., т. е. уже после подписания Сталиным пакта с Гитлером, и в нем отсутствовала вводная сцена в Германии, которая была в театральном варианте.

В образах положительных героев и врагов можно различить определенные отголоски психологии самого диктатора. Образ героя наделен чертами идеального Сталина, того Сталина, которого диктатор должен был считать реально существующим, в которого он сам хотел верить и для этого требовал подтверждения этой веры от народа и отражения этой веры в самой сталинской культуре. В образах же врагов мы обнаруживаем черты ненавидимого им самим истинного Сталина – двуличность, склонность к заговорам, лицемерие, хитрость, безмерная жестокость. Все это он, Сталин, проявлял в реальной жизни, но в своем сознании мог воспринимать лишь как стороны характера других людей, т. е. врагов, которым они и приписывались.

Кроме того, образ врага, с которым публика знакомилась в рассказах, романах, пьесах и фильмах, преподносился как непреложная правда о реальных людях. Звучавшие сверху требования быть бдительными, как мы уже убедились, породили захлестнувшую всю страну волну доносов. Арестованных под нажимом следователей или пытками вынуждали с помощью этих же следователей давать сфабрикованные показания о своих преступлениях против государства, которые они на самом деле не совершали. Документы, зафиксировавшие их мифические злодеяния и мотивы, которые к ним якобы привели, представляли собой огромную массу материалов. Историкам следует отнести их к жизненно важной составной части сталинской культуры как культуры, измышляющей врага. Как это ни парадоксально, но и Берия, и другие высшие начальники из карательных органов разделяли такой взгляд. На состоявшихся над ними после смерти Сталина закрытых судах они охарактеризовали протоколы допросов, проведенных Родосом и иже с ним, «истинными произведениями искусства»⁵⁰.

Ныне стали известны примеры подобного творимого под пытками искусства. Родос заставил Мейерхольда сознаться в том, что с 1923 г. он был британским и японским шпионом, а также троцкистом, проводящим по приказам Рыкова, Бухарина и Томского подрывную работу в театральном искусстве, а в 1936 г. был завербован Ильей Эренбургом (последний никогда не арестовывался) в троцкистскую организацию. Кольцов, согласно его признанию (от него он отказался во время продолжавшегося двадцать минут под председательством Ульриха судебного заседания, заявив, что подписал его лишь после чудовищных пыток), был агентом немецкой, французской и американской разведывательных служб. Бабель, которого взяли 16 мая 1939 г., после ареста Ежова признал, что был «организационно связан» с женой Ежова, участвуя в заговоре против советских руководителей, а также, что Эренбург завербовал его в троцкистскую шпионскую группу, передававшую на Запад через Андре Мальро секретные данные о военной авиации, в эту группу, наряду с другими, якобы входили писатели Леонид Леонов, Валентин Катаев, Всеволод Иванов, Лидия Сейфуллина, Владимир Лидин, кинорежиссеры Эйзенштейн и Александров, актеры Михоэлс и Утесов, а также академик Отто Шмидт. На каждом из них, – а все они были в то время на свободе – лежало, с точки зрения Сталина, темное пятно, и было бы желательным иметь на них компромат, который можно использовать, пожелай Сталин кого-нибудь из них арестовать. Бабеля и Кольцова расстреляли в январе 1940 г. Полученные их родственниками сообщения об этом были выдержаны в духе жуткого эвфемизма: «10 лет дальних лагерей без права переписки».

Литература-невидимка •><»

Матушка Россия находчива. Даже в сталинские времена некоторые ее талантливые сыновья и дочери обладали достаточной силой духа, чтобы идти собственными творческими путями. Они творили тайно ото всех, и никто не знал об этом за исключением, возможно, одного из членов семьи или очень близкого друга. Эти самородки создавали литературу, которая стала всеобщим достоянием лишь спустя много лет, после смерти большинства из них.

В то время как сталинская культура изображала советскую жизнь в ложном свете, начиная с портрета самого Сталина как истинного героя, скрытая от всех литература говорила правду о сталинском периоде.

Для понимания того, какое нужно было мужество, чтобы доверить бумаге свои мысли о феномене сталинизма, следует отметить следующее: террор наносил удары по культуре едва ли меньшей силы, чем по другим сферам общества. Наиболее сильные удары приходились на долю писателей, включая критиков и литературоведов. Пильняк, Бабель, Киршон, Кольцов, Мандельштам – это лишь некоторые из наиболее известных жертв.

Исследования Эдуарда Бельтова показывают, что за весь сталинский период – с начала 30-х по 50-е годы – погибла тысяча писателей и еще около тысячи литераторов сумели выжить в застенках⁵¹. В те дни не был в безопасности даже такой лояльный сталинист, как Шолохов. В октябре 1938 г. ему стало известно, что отдел НКВД Вешенского района пытает его арестованных знакомых, добиваясь от них показаний, что он, Шолохов, – контрреволюционер. Узнав об этом, Шолохов с друзьями отправился в Москву, где добился встречи со Сталиным и отпущения грехов⁵². Но он был исключением.

Однако статистические данные о числе жертв не в силах передать, что означала ситуация в конце 30-х годов для писателя, если он хотел остаться честным человеком. Исчезновение многих писателей вселяло в остававшихся на свободе чувство страха за свою судьбу, еще более усиливающееся при исчезновении родных или близких, а также чувство бессилия, охватывающее при мыслях о судьбе своих родных.

Вкладом в скрытую культуру является дневник специалиста в области классической филологии Ольги Фрейденберг, которая училась, а затем преподавала в Ленинградском институте философии, языка, литературы и истории и состояла в долголетней переписке со своим жившим в Москве двоюродным братом Пастернаком. В 1932 г. новый, молодой директор института Горловский убедил ее создать кафедру классической филологии. В начале 1935 г., когда начался тихий террор, его сняли, и он отправился в Москву для выяснения причин «немилости». Из Москвы Горловский не вернулся.

Четырнадцатого января 1935 г. институтская газета откликнулась на исчезновение Горловского передовой статьей под огромным заголовком, требовавшим «обнажать» мысли людей. Затем началось то, что Фрейденберг в своем дневнике назвала «демагогическим опустошением». Студенты, главным образом рабочего происхождения, интриговали против других студентов – прежде всего выходцев из нерабочих семей, доносили на них.

В своем дневнике Фрейденберг писала, что никому из тех, кто не жил в сталинскую эпоху, не дано судить о страхе неопределенности, в котором жили люди. Жизнь людей, делилась она своими мыслями, отравляют тайно, невидимо; преследуют так, как преследовали в пору Средневековья ведьм и колдунов.

Представляя доносительство патриотическим актом и тем самым поощряя его, Сталин и сталинизм не только плодили посредственностей, но и воспитывали в людях самые дурные качества – зависть, озлобленность, склонность к интригам. Фрейденберг особенно потрясло выступление Сталина по вопросам языкознания в 1950 г., опрокинувшее все то, что до тех пор считалось в этой области ортодоксальным, и ударившее по всем остальным гуманитарным наукам. В дневнике она описывала ужас повседневной жизни. Куда ни посмотришь, писала она, во всех учреждениях, во всех домах – повсюду склоки. Они влекут за собой низменную мелкую вражду, бессмысленную озлобленность, порождающую пустое интриганство, грязное натравливание одной клики на другую. Они процветают на клевете, доносительстве, слежке, злословии, разжигании низменных страстей. «Склока – это альфа и омега нашей политики»⁵³.

Еще одним вкладом в невидимую, скрытую культуру стала повесть «Софья Петровна», написанная в Ленинграде Лидией Чуковской в 1939-1940 гг. Эта душераздирающая повесть о том, как сталинский террор превратил в ад жизнь множества простых, подобных Софье Петровне людей, хранилась в годы войны в надежных руках и в 1965 г. была опубликована за рубежом под названием «Опустелый дом». Чуковская дожила до того времени, когда роман был напечатан в 1988 г. в советском журнале «Нева».

В Ленинграде в числе понесших тяжелую потерю матерей была и близкая подруга Чуковской – Анна Ахматова, величайшая поэтесса России. Ее муж Николай Гумилев (тоже поэт), служивший офицером в годы Первой мировой войны, был расстрелян в 1921 г. по ложномуобвинению в монархическом заговоре против большевистского режима. В пору тихого террора в 1935 г. ее сын Лев Гумилев был арестован и сослан в лагерь, освобожден примерно через год, а затем вновь арестован в 1938 г. и выпущен на свободу лишь в 1956 г.

Между 1935-м и 1940 г. Ахматова создала одно из великих произведений – цикл стихов под общим названием «Реквием». Они также были впервые опубликованы в России в 1988 г. Написанное ею «Вместо предисловия» заслуживает того, чтобы быть приведенным полностью.

«В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоявшая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом): ,у>Ф » .> -.цф ;

– А это вы можете описать? •

И я сказала: _т^.. >(« ,1

– Могу.

Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что недавно было ее лицом».

Ахматова описала это в «Реквиеме», над которым тайно работала в то время, когда состоялся потрясший ее разговор.

Но тема «Реквиема» – это не события, которые мы называем террором. Речь в стихах идет не об обличающих собраниях, не об исчезновениях, допросах под пытками или о лагерной жизни. Ахматова пишет о массе остававшихся на свободе жертв террора, которые должны были жить в «опустелых домах» после того, как забирали их любимых, об уроне, который причинил террор духу миллионов матерей, жен и детей арестованных лояльных граждан.

Ахматова была другом Мандельштама, который 1935-1937 гг. провел в ссылке в Воронеже. В 1936 г. она навестила его там, и ее стихотворение «Воронеж» – свидетельство того чувства обреченности, которое испытывал в то время Мандельштам:

. ₍, , И город весь стоит оледенелый, . ■^

. ^.4 Как под стеклом деревья, стены, снег...

_г, А в комнате опального поэта_г -, ^ нрть

Дежурят страх и муза в свой черед.

И ночь идет,

Которая не ведает рассвета.

В Воронеже вместе с женой Надеждой Мандельштам снимал комнату и продолжал слагать строфы, которые Надежда заносила в тетради (отсюда и будущее название книги «Воронежские тетради»). Их воронежский друг, школьная учительница Наталья Штемпель сберегла их в годы войны, а позже вернула вдове поэта, которая многие стихи заучила наизусть.

Булгаков в пору террора арестован не был и умер от уремии в 1940 г. в сорокадевятилетнем возрасте. В конце 30-х годов цензура принудила его почти к полному молчанию. Он заставил себя написать пьесу «Батум» – своего рода реверанс сталинской культуре. В ней молодой Джугашвили выведен революционным героем на стыке столетий. Пьеса должна была быть поставлена в 1939 г. Однако в последнюю минуту ее запретили свыше, поскольку, как говорили, Алексей Толстой, которому Сталин направил пьесу на отзыв, посчитал оскорбительной ту сцену, в которой будущего вождя осыпают ударами⁵⁴.

А тем временем в 30-е годы Булгаков втайне пишет роман «Мастер и Маргарита», к работе над которым он приступил в 1929 г. В 1932 г. он вернулся к работе над романом, поскольку часть уже написанного сжег. Роман опубликовали много лет спустя после смерти Сталина. Это величайшее произведение художественной литературы России XX в. «Мастер и Маргарита» – неотъемлемая часть невидимой культуры.

Сатанинский мир, созданный Сталиным, – такова главная тема романа. Булгаков описывает общество, в котором истина (Иешуа), творчество (Мастер) и любовь (Маргарита) вряд ли могут выжить. Они обречены⁵⁵.

Его вдова, Елена Сергеевна, позже рассказывала другу семьи о последних часах писателя. Лишенный дара речи и ослепший, он несколькими жестами дал понять, что у него есть к ней просьба. Елена Сергеевна опустилась на колени, погладила его по голове и спросила, что он хочет. Ответа не последовало. Пытаясь угадать желание мужа, она спросила: «Ты хочешь, чтобы я сохранила “Мастера”, чтобы я напечатала его? Обещаю, что сделаю это!». Булгаков собрал силы, приподнял голову и сказал: «Хочу, чтобы они знали...»⁵⁶.

Десятилетия спустя последняя воля писателя была исполнена. г •

..ээб

Примечания -ош-гЬ:-. I ай

¹ О РАППе см.: Вгоит ЕЫшагс1у, ТЬс Рго1с(апап ЕрюоДс 1п Кизыап Ьксгашге. Ы.У, 1971; об инициативе Сталина в отношении роспуска РАППа см.; «Правда». 1937 г. 23 апреля, а также: Суварин Б. Последние разговоры с Бабелем // «Континент». № 23.1980. С. 348.

²Сталин ИЯ.Соч. Т. 11. С. 328. Письмо Билль-Белоцеркоиского Сталину нс публиковалось, однако оно упоминается А. Смелянским в кн. «Михаил Булгаков в Художественном театре» (М„ 1968. С. 129). Об обвинении в великорусском шовинизме, выдвинутом против пьесы и се автора см.: Горчаков Н А. История советского театра. Нью-Йорк, 1956. С. 234.

³ Подробности о письме Булгакова и ночном звонке Сталина см.: РгоДёг Т. Видаком: ЦГс апс1'7огк. Апп

АгЬог, 1984. Р. 315-323. л-

⁴Черток С.М.Последняя любовь Маяковского. Анн Арбор, 1983– С. 34-39

⁵ «Правда». 5 декабря 1985 г. .1

⁶ См., например, его письмо поэту А. Безыменскому (СталинИЯ. Соч. Т 12. С. 200-201). В начале письма Сталин заявляет, что не считает себя судьей в вопросах литературы и, конечно, нс может быть критиком. Однако, раз поэт настаивает, он (Сталин) может высказать свое мнение.

⁷Гасс Б.Задуй во мне свечу. Лондон, 1984. С. 146-148, 152-159– Ницубидзе переработал перевод, следуя указаниям Сталина, в 1937-1939 гг. Книга вышла в свети 1941 г.

⁸ «Правда* 28 января 1936 г.

⁹ «Правда». 20 февраля, 1 и 6 марта, 3 апреля 1936 г.

¹⁰Елагин Ю.«Укрощение искусств». Нью-Йорк, 1952. С. 198-199. Елагин, оказавшийся после войны за границей, в то время играл в Государственном джаз-оркестре, а прежде играл в оркестре театра Вахтангова в Москве. О джазе в СССР в 30-е годы см. с. 255-267 в упомянутой книге.

¹¹Александров Г.В. Эпоха и кино. М., 1983

¹²Егиткт V. ТЬс СиШуайоп оГ Му:1ю1ощса1 Кеа1ду: «ОоиЫе ТЫпк* т г!ге 5оу1с1 Мазь 5оп§ оГ [1гс ТЫгйез. 1)пр. М5, ОЬегНп СоНедс, 1980.

¹³БеусШ]ау.Кто: А Налогу оГ (Вс Кияыап апб Зстсг РПт, М.У., 1973. Р. 268-269. Автор налагает рассказ Александрова о встрече со Сталиным, напечатанный в журнале «Искусство кино» в декабре 1939 г.

¹⁴МапЬаЧН.МаЫсгз оГ Иле 5оУ1с( Стеша: Спрр1ес1 Сгсаигс ВюдгарЫся 1_, 1983. Р. 24,40, 172, 216-217.

¹⁵Ье)<Ыа_/. Юпо... Р. 354. Автору, иностранцу, вращавшемуся в 30-е годы в московских кинематографических кругах, рассказали об этом друзья Довженко.

¹⁶Горчаков Н. История... С. 175-179; Уе/яуш)и.Татш^оГ Нас Анз... Р. 155. Состоялась генеральная репетиция, но зрители спектакля так и нс увидели.

¹⁷Елагин Ю.Темный гений (Всеволод Мейерхольд). Лондон, 1982. С. 380.

¹⁸Керженцев П. Чужой театр // «Правда». 7 декабря 1937 г.; О ликвидации театра им. Вс. Мейерхольда. Там же. 8 января 1938 г.

¹⁹ЯСграШск5Ь. Си1шге апс! РоНПсз 1)пЦсг5[а|т: А Ксаррппза1 //«ТЬс5|а4с КеалетлДипе 1976. № 2. Р. 225.

²⁰СмелянскийА. ...Навеки, однажды и навсегда // «Советская культура». 16 января 1988 г.

²¹Емельянов В. О времени, о товарищах, о себе // «Новый мир», февраль 1967 г. С. 87-89. Автор был одним из присутствующих на собрании.

^гг]огии$куй.Т1ае Ьузспко АГГад. СатЬис^с, Мазь, 1970. Р 58-60.

²³Ророизку М.Тйс УауПоу АГГа^г, НатЦсп, Сопп., 1984. Р. 56, 62-63,

²⁴ «Правда». 15 февраля 1935 г.; СойферВ,Горький плод// «Огонек». 9 января 1988 г, № 1. 2. С. 27.

²⁵Сойфер В.Горький плод... С. 27. О приемах Лысенко, о том, как он выступал с новыми проектами, чтобы замять провал прежних, см.. РоросзкуМТйс УэуПоу АГГад... Р. 77-78.

²⁶Волков Г Быть ли нам манкуртами? // «Советская культура*. 4 июля 1987 г.

²⁷Альбац Е.Гений и злодейство // «Московские новости». 15 ноября 1987 г. С 10.

²⁸Елагин Ю. «Укрощение искусств»... С. 213-214, 227-228; он же. Темный гений. С. 383,406-410.

²⁹ВаксбергА.Процессы // «Литературная газета». 4 мая 1988 г.

³⁰ I Всесоюзный съезд советских писателей, 1934.М., 1934.С.4-5.

³¹Стаханов А. Рассказ о моей жизни. М., 1937.

³²КагЫт КИпсйаНсО Осяйтся Агс Уа1Пп§ рог 115 // «Моясояу Ыето», 5-12 АргП 1987, по. 13-

³³ТеггА.ТйеТпа! Вс(>тя; ОпЗоааП.м КеаПят. М,У„ 1965.Р. 149-150.

³⁴ Кйгияйсйеу КететЬегя... Р. 610.

³⁵ШестаковА.В.Краткий курс истории СССР. М., 1938. (в разн. местах).

³⁶ОтазРеНх], Тйе Ро||Цса1 Ияся апб Тйстея оГРо!к!оге т (йе 5оу1е! Итоп // «)оигпа1 оГ 1йе ро1к1огс 1п-яЦплс*. 1975. № 2-3. Р 157-158.

³⁷ЕлагинЮ. «Укрощение искусств*. С. 150—151 ■

³⁸ «Правда*. 15 ноября 1936 г.

³⁹Отаз РеИх^ ТЬе РоЦОса] Изсв... Р. 163, 166-168; к4ет. ро1к1огс апс1 РоИЧся т Нас 5оу1ес Чпюп // «Тйе 51аую КсУ1сяу». Магсй 1973. 1. Р 50, АндреевН.П.Русский фольклор. М„ 1938, С, 617-650.

⁴⁰КоЫпзоп Н. 5ег§е1 РгокоПсУ; А Вю^гарйу. М.У., 1987. Р. 350.

⁴¹Аллилуева С.Только один год. Нью-Йорк, 1969. С. 338; «Правда». 4 апреля 1939 г.

⁴² «Правда». 13 июля 1936 г.

⁴³ «Социалистическое земледелие». 1 февраля 1939 г.

⁴⁴Рубинштейн Н.Ключевский и его «Курс краткой истории» //«Правда». 15 августа 1937 г.

⁴³ Против исторической концепции М.Н. Покровского / Рсд. Б. Греков, и др. Т. 1,11. М., 1939; «Историк-марксист». № 4. 1939 С. 15 7-162; статья о М.Н. Покровском в БСЭ, ХЬ, М„ 1940. С. 856-869.

⁴⁶Козаков М.Рисунки на песке. Фрагменты из книги // «Огонек*. № 8. 20-27 февраля 1988 г. С. 29. Ав

тор статьи, сын Михаила Козакова, нс указывает дату написания пьесы. Возможно, она была написана в послевоенное время. *

⁴⁷СмирновЕ. Славный пионер Гена Щукин. М., 1938.

⁴⁸Ромашов Б. Родной дом // «Знамя». № 3. Март 1938. С. 42,66.

⁴⁹5соП}оЬп.ВсЫпО 1Йе 1Лга1я. СатЬйс1(>е, Маяя., 1942. Р. 197-203.

⁵⁰ВаксбергА.Процессы...

⁵¹ Это нужно не мертвым – живым. Интервью с Белтовым в «Книжном обозрении», 17 июня 1988 г. №25.

⁵²Луговой П.С кровью и потом. Из записок секретаря райкома // «Литературная Россия». 27 мая 1988 г.