Текст книги "Сталин. История и личность"

Автор книги: Роберт Такер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 95 страниц)

Хотя в этот период Сталин начал подчеркивать значение развития тяжелой промышленности для индустриализации, он поддерживал бухаринскую критику Преображенского. «У нас имеются в партии люди, рассматривающие трудящиеся массы крестьянства как чужеродное тело, как объект эксплуатации для промышленности, как нечто вроде колонии для нашей индустрии, – сказал он в одном из выступлений в апреле 1926 г. в Ленинграде. – Эти люди – опасные люди, товарищи». Повышение жизненного уровня крестьян, продолжил Сталин, является одной из предпосылок развития промышленности. Поэтому нельзя согласиться с теми, кто утверждает, что следует увеличивать давление на крестьянство путем повышения налогов и цен на промышленные товары. Ведь это подорвет союз рабочих и крестьян и, следовательно, саму основу диктатуры пролетариата⁵.

Выступая на XV конференции ВКП(б), Сталин придал своей критике еще более острый характер. Он дословно процитировал слова Преображенского о законе первоначального социалистического накопления, а затем добавил: «Я думаю, что Преображенский, приравнивая крестьянское хозяйство к “колонии” и пытаясь строить отношения между пролетариатом и крестьянством как отношения эксплуатации, – подрывает тем самым, пытается подорвать, сам того не понимая, основы всякой возможной социалистической индустриализации». Далее Сталин утверждает, что Преображенский фактически рекомендует «капиталистические методы индустриализации», которые приведут к противопоставлению интересов индустриализации и интересов трудящихся масс, усугублению внутренних противоречий в стране, обнищанию массы рабочих и крестьян, а также к тому, что прибыли будут использоваться не для повышения уровня жизни народа, а для экспорта капитала, для расширения базы капиталистической эксплуатации в стране и за границей. Что же касается «социалистического метода индустриализации», то он, напротив, обеспечивает сочетание интересов индустриализации и интересов трудящихся, приводит не к обнищанию, а к повышению уровня жизни населения, смягчает и устраняет внутренние противоречия в стране и постоянно расширяет внутренний рынок и его емкость, создавая тем самым прочную основу для развития индустриализации. Социалистический метод индустриализации путем «улучшения» уровня жизни масс, включая основную массу крестьянства, и является советским путем⁴.

Таков был смысл послания, с которым Сталин обратился к правящей партии. Его убедительности способствовало то, что формулировки, использованные Сталиным, существенно отличались от формулировок Бухарина. Бухарин предупреждал, что для строительства социализма в России потребуется очень длительный период, что продвижение вперед обязательно пойдет черепашьим шагом. Сталин исподволь пропагандировал более оптимистические перспективы.

В своем докладе в Исполкоме Коминтерна в декабре 1926 г. он подверг резкой критике Троцкого, утверждавшего, что может понадобиться около пятидесяти или даже ста лет для того, чтобы такое отдельно взятое социалистическое государство, как Россия, смогло создать более мощные производительные силы, чем в капиталистических странах. По словам Сталина, феодальному строю понадобилось около двух веков, чтобы продемонстрировать свое превосходство над рабовладельческим строем, а буржуазному – лет сто или меньше, чтобы продемонстрировать свое превосходство над феодальным. Однако теперь, когда технический прогресс привел к резкому ускорению темпов развития, социалистическая система хозяйствования может развиваться «бешеными темпами» и обогнать капитализм за гораздо более короткий срок. Поскольку народное хозяйство является единым и сконцентрированным и к тому же ведется на плановой основе, социалистическая система сможет продемонстрировать свое превосходство над разъедаемой противоречиями капиталистической за сравнительно сжатые сроки. «Не ясно ли после всего этого, что оперировать тут перспективой в пятьдесят и в сто лет – это значит страдать суеверной верой запуганного мещанина во всемогущество капиталистической системы хозяйства?»⁵. Эта оптимистическая оценка перспектив социалистического развития, несомненно, во многом содействовала политическим успехам Сталина. Ведь Сталин апеллировал к господствующему в партии стремлению сосредоточить внимание и силы на задачах развития советской страны; он давал понять, что полностью социалистическое народное хозяйство может быть создано за сравнительно короткий период.

То, что Сталин солидаризировался со взглядами умеренных, сослужило ему хорошую службу на важнейшем этапе его борьбы за ведущую роль в партии. Он воспользовался политической силой умеренных, популярностью Бухарина в партийных кругах, а также привлекательностью его концепции аграрнокооперативного социализма. Вместе с тем, участвуя в дискуссии о построении социализма в одной стране, Сталин не просто дословно повторял позицию Бухарина. Развивая свою аргументацию, он умело включал в нее собственные элементы. Например, он проводил разграничение между «полной победой» и «полной гарантией», увязывая теорию построения социализма в одной, отдельно взятой стране с постулатом международной коммунистической революции, что было не по-бухарински. Более того, основной темой в выступлениях Сталина были «внутренние силы» революции, т. е. возможность построения полного социализма в Советской России без помощи со стороны будущих революций в других странах. Бухарин же предлагал нечто совершенно иное: концепцию особого пути строительства социализма в России. И дело не только в том, что Сталин избрал не этот путь в конце 20-х годов; есть основания задаться вопросом о том, поддерживал ли он вообще Бухарина, даже когда казалось, что он это делал в 1924-1926 гг. Одним из аргументов против этого является уже упоминавшаяся оптимистическая оценка Сталиным сроков социалистического строительства. Ведь если серьезно относиться к идее Бухарина о путях строительства социалистического общества, то трудно представить себе, что оно не будет осуществляться тем «черепашьим шагом», о котором он говорил. Поэтому аргументация, которой пользовался Сталин, намекая на более ускоренные темпы строительства, не только не была бухаринской; она свидетельствовала о том, что даже в то время он предлагал иной путь строительства социализма, революционный, а не эволюционный подход к проблеме.

Определенные указания на этот счет можно найти в работах самого Сталина. Седьмого ноября 1925 г, в день восьмой годовщины революции, Сталин опубликовал в «Правде» статью «Октябрь, Ленин и перспективы нашего развития». Основной темой статьи является аналогия между периодом подготовки Октябрьского восстания и современным этапом. Оба периода представляют собой «переломный момент в развитии нашей революции». Перед Октябрьской революцией задача состояла в том, чтобы осуществить переход от буржуазной к пролетарской власти; в данный моментнеобходим переход от нэповской экономики к социалистической. До Октября международная ситуация определялась войной между двумя коалициями европейских государств, а внутренняя – различными признаками революционизации масс в России. На современном же этапе мир разделен на капиталистический и социалистический лагерь, а экономические и социальные условия внутри России улучшились настолько, что стал возможен рывок вперед на хозяйственном фронте. В 1917 г. партии удалось свергнуть буржуазную власть благодаря ленинской твердости, которая позволила осуществить дело пролетариата перед лицом невероятных трудностей и колебаний в определенных партийных кругах. Сейчас, когда результат борьбы все еще не предрешен, у партии есть все возможности ликвидировать капиталистические элементы в экономике при условии, что она сможет вновь продемонстрировать ленинскую твердость перед лицом огромных трудностей и возможных колебаний в определенных кругах партии. Такая ленинская твердость, заявил Сталин, является одним из необходимых условий победы в строительстве социализма.

Очевидно, что в это время Сталин рассматривал современный период как аналог 1917 г. Он считал строительство социализма революционным начинанием, сравнимым по историческому значению с приходом большевиков к власти в октябре 1917г. Он был готов принять жесткий курс, как это сделал Ленин в 1917 г., в осуществлении внутренних революционных преобразований. Кроме того, он был готов преодолеть колебания или сопротивление, которые могли возникнуть в определенных партийных кругах и так же, как и раньше, в случае необходимости действовать смело и решительно, по-ленински. Именно такие выводы можно было сделать из юбилейной статьи. И если в то время они не были широко осознаны (судя по имеющимся указаниям, это было именно так), так это потому, что мало кто, или вообще никто, в партии не смог проникнуться сталинским чувством современности как аналогии с 1917 г., чувством, что назревает новый Октябрь. И действительно, в разгар нэпа такая аналогия могла показаться весьма искусственной: почему же ближайшее будущее должно быть похоже на невероятный революционный подъем в России, вызванный Первой мировой войной? Итак, партийная общественность не придала большого значения этой статье или не сумела прочесть ее как предзнаменование грядущего.

Больше всего Бухарин опасался того революционного подхода к социалистическому строительству, который был характерен для периода «военного коммунизма» с принудительными хлебозаготовками и Гражданской войной в деревне. Этими опасениями и мотивировалось его неприязненное отношение к левым в партии, политические рекомендации которых, казалось, подразумевали революционный подход (хотя сами левые отрицали это). Стержнем его концепции аграрно-кооперативного социализма были реформаторство, постепенность и стремление к сохранению гражданского мира, к которым призывал Ленин в своих последних статьях. Бухарин подчеркивал, что страну, три четверти населения которой составляли крестьяне, следует вести к социализму, применяя методы убеждения, присущие нэпу, а не методы принуждения, характерные для периода «военного коммунизма». Следовательно, подход к решению поставленных задач должен быть эволюционным. Партии, говорил Бухарин, не следует ориентироваться на какую-то «третью революцию», ей необходимо настойчиво проводить мирную организаторскую работу, продолжая классовую борьбу в основном в экономических формах и не отрываясь от основной массы крестьянства. Хотя внутренняя классовая борьба может время от времени обостряться, в целом «у нас классовая борьба будет постепенно уменьшаться и уменьшаться, пока не отомрет в коммунистическом обществе без всякой третьей революции»⁶.

Насколько тезис о необходимости «третьей революции» был близок социалистическому мировоззрению Сталина, настолько же он был чужд Бухарину. Перспектива постоянно ослабевающей внутренней классовой борьбы как правильного пути к социализму была психологически глубоко чужда Сталину. Как марксист и ленинец, он жил для битвы, борьбы, завоеваний. Что бы ни говорил Ленин в последние годы своей жизни о гражданском мире и реформаторстве, для Сталина социализм всегда оставался доктриной классовой войны. Сталинское понимание Ленина заключалось в определении задачи строительства социализма в рамках теории «кто кого?», т. е. кто победит в классовом противоборстве между пролетарской диктатурой и советской буржуазией. Сталин со всей откровенностью сформулировал данную проблему именно в этих терминах, выступая в Исполкоме Коминтерна в декабре 1926 г.: «Но что значит построить социализм, если перевести эту формулу на конкретный классовый язык? Построить социализм в СССР – это значит преодолеть в ходе борьбы своими собственными силами нашу, советскую, буржуазию»⁷ Если рассматривать этот вопрос глубже, то мысль о недопустимости «третьей революции» входила в противоречие со сталинской оценкой самого себя и своей судьбы. Разве мог бы он проявить себя как новый герой революции, как преемник Ленина, если бы не взялся за решение сложных проблем нового исторического периода, сравнимого с периодом 1917 г., и не преодолел эти проблемы? Без «третьей революции» не могло быть второго Ленина.

По этим и другим причинам Сталин возражал против настойчивого призыва Бухарина искоренить из партийной практики остающиеся пережитки «военного коммунизма», и в частности его «командно-приказные методы». Глубоко укоренившаяся приверженность Сталина к категорическим приказам и указаниям описана здесь достаточно подробно. Кстати, она была характерна не только для него, но и для многих других членов партии, особенно тех, кто, как и сам Сталин, выдвинулся или занимал руководящие должности во время Гражданской войны. В последние годы жизни Ленин был весьма обеспокоен этим явлением, которое он назвал «комчванством». Этот термин подразумевал, что «человек, состоя в коммунистической партии и не будучи еще оттуда вычищен, воображает, что все свои задачи он может решить коммунистическим декретированием»⁸. Впоследствии выяснилось, что избавиться от этого элемента на партийной работе весьма нелегко.

Хотя в политической области «военный коммунизм» уступил место нэпу, он оставил свой отпечаток как на образе мышления, так и на поведении многих членов партии. Гражданская война оказала решающее влияние как на самого Сталина, так и на многих других представителей его поколения и более молодых людей. Оно ощущалось в их поведении, оценке людей и проблем и даже манере одеваться. Их большевизм подвергся определенной милитаризации. Хотя прошедшие четыре-пять лет нэпа были периодом великих перемен, они не переделали ни самих этих людей, ни привычек их политической жизни. У многих из них еще свежи в памяти приятные воспоминания об атмосфере «штурма и натиска», характерной для первых лет борьбы. Этот факт, а точнее, одно из его следствий подчеркнул сам Сталин в одном из своих немногочисленных выступлений в поддержку позиции бухаринцев. В своем докладе XIV съезду он заявил: «Если задать вопрос коммунистам, к чему больше готова партия – к тому, чтобы раздеть кулака, или к тому, чтобы этого не делать, но идти к союзу с середняком, я думаю, что из 100 коммунистов 99 скажут, что партия всего больше подготовлена к лозунгу: бей кулака. Дай только – и мигом разденут кулака. А вот что касается кулака, чтобы не раскулачивать, а вести более сложную политику изоляции кулака через союз с середняком, то это дело не так легко переваривается»⁹. Даже если Сталин и преувеличил для вящей убедительности актуальность лозунга «Бей кулака», нет сомнений, что такие настроения были широко распространены в партии. Вместе с тем – и это вполне понятно – Сталин воздержался от утверждения, что он сам склонен разделять такие настроения.

В контексте этой дискуссии следует отметить, что тезис о «социализме в одной стране» как политическое и идеологическое течение в большевизме после Ленина имел более чем одну трактовку. Хотя наличие двух толкований стало очевидным только в конце 20-х годов, для Сталина этот тезис означал совсем не то, что для Бухарина. Согласно сталинской трактовке, постулат международной коммунистической революции оставался незыблемым, но основной упор делался на способность одной страны добиться «полной победы» в строительстве социализма собственными силами. Позиция Сталина по вопросу о сроках построения социализма была гораздо более оптимистической, чем позиция Бухарина. Она была проникнута духом экспансивного и даже воинствующего «русского красного патриотизма», который напрочь отсутствовал в трактовке Бухарина. Не отрекаясь явно от нэпа, Сталин черпал вдохновение в том наследии периода «военного коммунизма», которое Бухарин решительно отвергал. Авторитетным источником его концепций служили ленинские работы. В противовес бухаринскому эволюционному подходу и перспективе постоянного ослабления внутренней классовой борьбы сталинская трактовка имела в виду революционный способ социалистического строительства, перспективу классовой борьбы и «ленинскую твердость».

В середине 20-х годов эти различия между двумя трактовками учения о построении социализма в одной стране не были очевидными, отчасти вследствие того, что Сталин не проработал свою позицию так глубоко, как Бухарин. Но главной силой, способствовавшей сокрытию противоречий, были потребности коалиционной войны против левой оппозиции. Пока это противоборство продолжалось, Сталин и Бухарин были вынуждены выступать единым фронтом и затушевывать скрытые разногласия. Более того, стремясь отмежеваться от левых, Бухарин счел целесообразным детально разработать свою эволюционную концепцию социалистического строительства, в то время как Сталин, позиция которого в определенном отношении близка к позиции левых, был вынужден затушевывать эти аспекты своей трактовки и даже повторять аргументы Бухарина таким образом, что временами он сам казался убежденным бухаринцем. Однако ложный характер этого впечатления стал очевиден после поражения левой оппозиции, когда сдерживающие Сталина факторы, связанные с борьбой против нее, перестали существовать. жги:-во/.– I

. '.1Р

XV съезд ВКП(б) •

Во второй половине 1926 г. Троцкого, Зиновьева и Каменева вывели из Политбюро. Это стало первым предзнаменованием окончательного поражения объединенной оппозиции, которая приняла свой последний бой на пленуме ЦК в октябре 1927 г. Разглашение в России ее платформы, положения которой впоследствии были опубликованы за границей, запрещалось. Власти подавили ее попытки мобилизовать поддержку со стороны рабочих путем нелегального распространения таких материалов, как текст ленинского «политического завещания», и организации уличных демонстраций в Москве и Ленинграде 7 ноября 1927 г., в десятую годовщину революции. Через неделю после попыток оппозиции организовать эти демонстрации ЦК и ЦКК приняли совместное постановление об исключении Троцкого и Зиновьева из партии и о рассмотрении вопроса об оппозиции на предстоящем XV съезде. Между тем без лишнего шума провели чистку сторонников оппозиции на низовом уровне в партии, а также приняли другие антиоппозиционные меры.

На съезде, который открылся в начале декабря 1927 г., основной политический доклад сделал Сталин. Он заявил, что в ходе предсъездовских обсуждений в партийных организациях страны за тезисы оппозиции проголосовали только 4 тыс. из 728 тыс. членов партии. Сталин отверг предложение оппозиции, в соответствии с которым ее фракционная организация была бы распущена, а сама она подчинилась бы решениям большинства, сохранив за собой право продолжать отстаивать свои позиции в рамках, определенных Уставом партии. Сталин мотивировал это тем, что в партии нет места для «дворян», пользующихся привилегиями, и «крестьян, лишенных этих привилегий», и подчеркнул, что «мы не хотим иметь в партии дворян»¹⁰. Его бескомпромиссная позиция взяла верх. В резолюции, представленной специальной комиссией под председательством Орджоникидзе, участие в троцкистской оппозиции объявлялось несовместимым с членством в партии и содержалось указание об исключении из партии 75 видных оппозиционеров, в том числе Каменева и Пятакова. Резолюция была принята единодушно, несмотря на то что один из 75 исключенных, Смилга, выступил с мужественным, но безрезультатным протестом. Ему было разрешено огласить принципиальное заявление от своего имени и от имени трех других исключенных – Радека, Раковского и Николая Муралова. После того как съезд принял такое решение, в начале 1928 г. около тридцати лидеров оппозиции во главе с Троцким были высланы. Местом ссылки Троцкого стала Алма-Ата. Многие из членов оппозиции публично заявили о своей политической капитуляции и обратились с просьбой о восстановлении в партии. Это был разгром левой оппозиции как политической силы.

В докладе съезду Сталин перечислил семь основных политических разногласий между «партией» и оппозицией. Первое противоречие, которому он уделил больше всего внимания, было вызвано тем, что оппозиция якобы отрицала возможность победоносного строительства социализма в СССР. Какими бы левыми фразами и революционными жестами ни прикрывалась оппозиция, сказал Сталин, это отрицание равнозначно «капитуляции» перед лицом капиталистических элементов в стране и перед международной буржуазией. Важно отметить, что, обосновывая обвинения в капитулянтстве, Сталин напомнил о революции 1917 г. В обширном историческом экскурсе он заявил, что Зиновьев и Каменев отказались поддержать Октябрь, а Троцкий, который поддержал его, сделал это «с оговорочкой», так как в июне 1917 г. он опубликовал новое издание своей брошюры «Программа мира», в которой утверждалось, что революционная Россия не сможет выстоять в условиях консервативной Европы, если революции не произойдут и в других странах. Ленин же поддержал Октябрьское восстание «без оговорок», так как считал, что пролетарская власть в России сможет сама по себе стать основой, которая поможет рабочим других стран избавиться от буржуазии¹ *. Здесь мы видим еще одно свидетельство того, что Сталин усматривал взаимосвязь между революционной ситуацией в 1917 г. и той ситуацией, которая, по его мнению, назревала в России в описываемый период.

Впоследствии индустриализация с упором на тяжелую промышленность, осуществлявшаяся головокружительными темпами, и насильственная массовая коллективизация крестьянства стали отличительными приметами той революции сверху, начало которой было положено Сталиным в 1929 г. А пока что на XV съезде, который закрепил победу коалиции Сталина—Бухарина над коалицией Троцкого—Зиновьева, он лишь обозначил начало новой фазы партийной борьбы, наметив эти две темы в самых общих чертах. Прежде всего Сталин заявил, что проявившиеся «элементы товарного голода» неизбежно просуществуют еще «несколько лет», так как, исходя из потребности индустриализации, промышленность средств производства должна развиваться быстрее легкой промышленности. Одновременно он исказил суть предлагаемой Троцким «сверхиндустриализации» как средства преодоления товарного голода путем полномасштабного развития легкой промышленности за счет тяжелой. Таким образом, Сталин подготовил почву для того, чтобы впоследствии предложить собственную концепцию сверхиндустриализации. Далее он заявил, что пока еще мало сделано для того, чтобы ограничить и изолировать класс кулаков экономическими мерами, например отказывая в предоставлении сельскохозяйственных кредитов. В данной ситуации, добавил он, была бы ошибочной и ликвидация кулака административными мерами, т. е. силами ГПУ, хотя, конечно, нельзя исключить «применения некоторых необходимых мер против кулака». Этот осторожный шаг, свидетельствующий о сближении с антибухаринской политикой раскулачивания, придал больший вес его словам в докладе съезду о том, что выход из тяжелого положения в сельском хозяйстве заключается «в переходе мелких и распыленных крестьянских хозяйств в крупные и объединенные хозяйства на основе общественной обработки земли». В последние минуты съезда, когда шло голосование по резолюции о сельскохозяйственной политике, в ее текст была поспешно включена следующая поправка: «В настоящий период задача преобразования и объединения мелких индивидуальных хозяйств в крупное коллективное хозяйство должна быть поставлена в качестве основной задачи партии в деревне»¹². Таким образом, призыв Сталина к коллективному ведению сельского хозяйства стал частью официальной политики, и XV съезд вошел в учебники по истории партии как «съезд коллективизации».

Поражение правой оппозиции

Итак, политическая ситуация изменилась, и Сталин получил возможность подготовиться к решающему наступлению на бухаринцев. Возникли новые экономические обстоятельства, которыми можно было воспользоваться. В конце 1927 – начале 1928 г. советская власть столкнулась с острой проблемой нехватки хлеба. Одной из причин того, что крестьяне отказывались поставлять зерно на рынок, был товарный голод, вызванный, среди прочего, финансовой политикой, принятой под влиянием бухаринской философии низких цен¹³. Руководители партии выехали на места в главные житницы страны, для того чтобы активизировать кампанию хлебозаготовок. Сталин поехал в Сибирь. Отправляясь в эту поездку на поезде из Москвы 15 января 1928 г., он, возможно, вспоминал о том, как десять лет назад участвовал в хлебозаготовительной кампании в Царицыне. Сталин провел три недели в крупных сибирских городах – Новосибирске, Барнауле, Рубцовске и Омске. На совещаниях с представителями местного партийного аппарата и органов государственной власти он указывал, какую линию им следует проводить. Наконец-то он получил возможность применить на практике ту «ленинскую твердость», которая, как он предвидел, понадобится для революционного процесса строительства советского социализма.

Краткое изложение выступлений Сталина в Сибири было впервые опубликовано в его собрании сочинений только двадцать четыре года спустя. Эти выступления свидетельствуют о том, что представители на местах реагировали на сложившуюся ситуацию в духе нэпа, а Сталин – в духе «военного коммунизма». Узнав о том, что кулаки придерживают излишки хлеба в ожидании троекратного повышения цен, Сталин дал указание сдавать запасы по существующим ценам, а в случае отказа – конфисковать их и распределять 25 процентов среди бедняков по твердым низким ценам или в кредит. Это был возврат к «комитетам бедноты». Кроме того, он дал указание привлекать уклоняющихся к ответственности по статье 107 Уголовного кодекса, предусматривающей строгое наказание за «спекуляцию». Когда представители на местах сказали, что это будет «чрезвычайная мера», к которой не готовы работники суда и прокуратуры, Сталин ответил: «Допустим, что это будет чрезвычайная мера. Что же из этого следует?». Чрезвычайные меры могут дать великолепные результаты, а работники суда, которые не готовы применять их, должны быть подвергнуты чистке. Если же кулаки ответят на это саботажем поставок в следующем году, то ведь угроза саботажа всегда существует, и тогда понадобятся новые меры, в частности организация колхозов и совхозов. Советская индустрия не должна зависеть от капризов кулака. В течение трех-четырех лет следует создать достаточное количество колхозов и совхозов для того, чтобы хотя бы на треть удовлетворить потребности страны в зерне. Мандатом на такие действия, по словам Сталина, является положение о коллективизации, в последнюю минуту включенное в резолюцию XV съезда о сельскохозяйственной политике. В заключение Сталин сказал: «Наша обязанность – выполнить эти указания»¹⁴.

Борьба Сталина за жесткие меры при хлебозаготовках может рассматриваться как существенный поворот в жизни России, который «раз и навсегда нарушил непрочное психологическое равновесие, на котором основывались отношения между партией и крестьянами»¹⁵. Заявления, сделанные Сталиным в Сибири, свидетельствуют о том, что у него не было никаких иллюзий на этот счет. Легко было предвидеть, что предложенные жесткие чрезвычайные меры, напоминающие о насильственных хлебозаготовках в период «военного коммунизма», в следующем году спровоцируют еще большее неповиновение крестьян, что в свою очередь послужит оправданием и стимулом для принятия более радикальных мер, кульминацией которых станет кампания массовой коллективизации, задуманная Сталиным. Именно так и произошло в 1928-1929 гг. Избрав этот политический курс, Сталин стремился не только преодолеть кризис хлебозаготовок в соответствии с революционным подходом к социалистическому строительству, но и выиграть последний раунд в борьбе за лидерство. Его стратегия заключалась в том, чтобы побудить и заставить партийный истэблишмент проводить жесткую сталинистскую линию в отношении крестьянства и тем самым поставить группу Бухарина в невыгодное положение как оппозиционную. Успешно решив первую задачу, он мог рассчитывать на успех и в решении второй, ибо ему было известно, как он сам сказал на пленуме ЦК в апреле 1929 г., что «Бухарин убегает от чрезвычайных мер, как черт от ладана»^{1 б}.

Эта стратегия увенчалась успехом, но не без борьбы в партии. Рассматриваемый период был долгим и одним из самых трудных в карьере Сталина. Ему приходилось неоднократно идти на попятный, когда в партии начинались колебания по вопросу о том, стоит ли мериться силами с зажиточными слоями крестьянства, в том числе с середняками, игравшими жизненно важную роль в народном хозяйстве, и с кулаками. Умеренные во главе с Бухариным, Рыковым и Томским вели упорную закулисную борьбу, а также (по мере возможности) борьбу в партийной печати за то, чтобы помешать движению политического маятника в крайнее, требуемое Сталиным положение. Поддержав жесткие методы хлебозаготовок в начале 1928 г., они все же стремились не допустить крайностей и выступали против раскулачивания. Они призывали повысить цены на хлеб, чтобы побудить крестьян добровольно сдавать излишки. Они призывали к борьбе с товарным голодом при помощи сбалансированной инвестиционной политики, которая сохранила бы минимальный уровень прироста в легкой промышленности, а не сосредоточивала бы практически все имеющиеся ресурсы на развитии тяжелой. И наконец, они выступали против ускоренной массовой коллективизации как панацеи от всех экономических бед. Оспаривая заявление Сталина о том, что ленинский призыв к «кооперированию в России» касался в основном производственных коллективов или колхозов, они продолжали утверждать, что закупочные, кредитные и рыночные кооперативы представляют собой магистральный путь социалистического строительства в деревне. Цель коллективизации можно рассматривать как желательную только после того, как в стране будет достигнут более высокий уровень механизации. В неопубликованных записках в ЦК, составленных в мае и июне 1928 г., Бухарин ставит вопрос следующим образом: «Если все спасение в колхозах, то откуда деньги на машинизацию? И правильно ли вообще, что колхозы у нас должны расти на нищете и дроблении?»¹⁷. К этому времени уже стало очевидно, что Сталин взял антибухаринский курс, а бухаринцы оказывают ему решительное сопротивление в партии. Однако Сталин не пошел на открытое столкновение с ними. Даже в конце ноября 1928 г., когда на пленуме ЦК Сталин заявил о существовании «правого уклона» в партии, он не сказал, что во главе его стоят Бухарин, Рыков и Томский. То, что Сталин не сразу пошел на открытый конфликт, свидетельствует среди прочего о сильных политических позициях его новых противников. Одним из источников этой силы было то, что бухаринская школа мысли по-прежнему пользовалась определенным влиянием в некоторых партийных кругах; кроме того, существовал еще и организационный фактор.