Текст книги "Сталин. История и личность"

Автор книги: Роберт Такер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 95 страниц)

Стандартным обвинением первых показательных процессов было обвинение во «вредительстве», т. е. в экономическом саботаже. Действительно, кое-где случаи вредительства имели место. Об одном из них, происшедшем в Магнитогорске, рассказывает, например, Джон Скотт. Как-то утром механики обнаружили, что подшипники и смазочные кольца большой турбины забиты песком. Позднее выяснилось, что сделано это было до крайности озлобленными рабочими из числа насильно пригнанных на стройку кулаков²⁶. Однако нет свидетельств о том, что такие случаи имели широкое распространение. В действительности был лишь один вредитель, действовавший в широких масштабах, – сам Сталин, неумело управлявший процессами экономического развития. Как по политическим, так и по психологическим соображениям ему надо было найти виновных, чтобы «спроецировать» на них всю ответственность за свои многочисленные промахи и ошибки. Итак, он везде находил сознательных вредителей и наказывал их – к величайшему ущербу для дела индустриализации, ибо, как правило, жертвы не только не были повинны во вредительстве, но, напротив, являлись трудолюбивыми и квалифицированными специалистами, делавшими все возможное, чтобы обеспечить успех начатым в промышленности преобразованиям.

Вопрос «Кто виноват?», поставленный в заглавие антикрепостнического романа А. Герцена (1845), превратился отныне в заклятый вопрос сталинской России. Отвечая на него, Сталин заявлял: «Не я!», а потом во всем обвинял «их – наших врагов». Показательные процессы были призваны доказать все это в драматически убедительном виде.

Меньшевистский процесс 1931г. (процесс «Союзного бюро меньшевиков») – поразительный пример политики оправдания Сталина. В то же время этот политический процесс использовался Сталиным для отмщения тем людям, которые фигурировали в его сознании как враги. Десять видных советских специалистов, большинство из которых имели меньшевистское прошлое, обвинялись в создании в 1928 г. контрреволюционной заговорщической организации «Союзное бюро ЦК РСДРП меньшевиков». Цель организации – руководство широкой вредительской деятельностью. «Союзное бюро» будто бы находилось в сговоре с «Меньшевистской делегацией» за границей (эта организация существовала в действительности), возглавляемой Рафаэлем Абрамовичем и другими лицами. Кроме того, подсудимых обвиняли в сотрудничестве с Промпартией и с еще одной внутренней контрреволюционной группой – неонародничес-кой Трудовой крестьянской партией. Предполагаемые руководители этой последней, в том числе такие известные экономисты-аграрники, как А.В. Чаянов и НД Кондратьев, были разоблачены и осуждены в 1930 г. как идейные вдохновители «правого уклона».

Трудовая крестьянская партия была чистейшей фикцией. Намек на ее существование можно было найти в рассказе-утопии, написанном всесторонне одаренным экономистом и писателем Чаяновым и опубликованном в начале 20-х годов. В нем изображена Россия будущего – теперь уже процветающая страна средних крестьянских хозяйств, опирающихся на современные деревенские общины под благим управлением Партии крестьянского труда. Чаянов и некоторые другие его коллеги – все лояльные интеллектуалы – были арестованы после того, как у заместителя председателя ОГПУ ЯД Агранова возникла идея – вероятно, поданная Сталиным – организовать показательный процесс, на котором бы раскрылось существование какой-нибудь заговорщической кулацкой крестьянской трудовой партии. Хотя оказавшихся жертвами людей и заставили при помощи пыток, давления и хитрости подписать все необходимые признания, дело получилось уж слишком дутым, чтобы его можно было выносить на показательный процесс. Поэтому разбиралось оно за закрытыми дверями. Чаянов же позднее погиб в заключении²⁷

Среди подсудимых, проходивших по «меньшевистскому» делу; были: известный экономист и влиятельный человеке Госплане В.Г. Громан, экономист Госбанка В. В. Шер, член ВСНХ А.М. Гинзбург, должностные лица Наркомата торговли – М.П. Якубович, АЛ. Соколовский, Л.Б. Залкинд, финансист А.Ю. Финн-Енота-евский, автор «Записок о революции» Н.Н. Суханов. Четверо других подсудимых обвинялись в сотрудничестве с «Союзным бюро», не являясь при этом его формальными членами. Среди них: В.К. Иков и И.И. Рубин (экономист, проработавший несколько лет в Институте Маркса-Энгельса). В обвинении говорилось, что в 1928 г. Р. Абрамович нелегально приехал в Советскую Россию с целью выяснения ситуации. Он предписал членам «Союзного бюро» организовать акции по созданию экономического кризиса, ведущего к внутреннему восстанию и вооруженной интервенции извне. Все четырнадцать подсудимых обвинялись во вредительской деятельности: преднамеренной дезорганизации сети потребительско-снабженческих кооперативов, нарушении сложившейся системы распределения продуктов, таким образом создавая «видимость» острого дефицита товаров в некоторых регионах страны; определении или слишком высоких, или слишком низких плановых показателей в целях развала экономики; саботаже кредитной системы Госбанка; сознательном принятии в Госплане разрушительных для хозяйства плановых смет²⁸. Короче говоря, обвиняемые взяли на себя большую часть уголовной ответственности за возникший благодаря Сталину в годы первой пятилетки хаос, бесхозяйственность и нищегу.

На самом-то деле никакого меньшевистского заговора не было так же, как и не существовало никакого «Союзного бюро». Абрамович смог убедительно доказать, что во время своей якобы нелегальной поездки в Россию в 1928 г. он находился в Западной Европе. Верно, что бывшие меньшевики, работавшие в советских хозяйственных органах, весьма критически оценивали нереальный характер планирования, возобладавшего в 1929 г. Громан же, в частности, даже смог предвидеть, что авантюристические шаги Сталина приведут к экономической катастрофе. Он говорил об этом на одном из собраний дискуссионного меньшевистского кружка, собиравшегося неофициально в течение 20-х годов и называвшего себя «Лигой наблюдателей»²⁹, щ щотч .уи,!К. гщ;./'*)

Единственная правда в обвинении состояла в том, что проходившие по делу имели контакты с меньшевиками за границей. Так, Иков переписывался с некоторыми живущими за границей меньшевиками. Кроме того, в руки нескольких обвиняемых попали номера издающегося в Берлине «Социалистического вестника». Что касается вредительства, то здесь не обошлось без Сталина и Микояна. Якубович, проведший много лет в лагерях и реабилитированный после смерти Сталина, рассказывал в своих показаниях Генеральному прокурору СССР следующее. Будучи начальником Управления промышленных товаров в возглавляемом Микояном Наркомате торговли, он однажды нарушил правительственное постановление о выделении некоторых видов товаров для отправки на стройки Магнитогорска и Кузнецка – вместо этого он направил их в Москву. Но, как говорил далее Якубович, сделал он это не по своей воле, а по прямому распоряжению Микояна, устно сообщившего ему, что таковы были указания самого Сталина. Когда же Якубович стал колебаться, так как от него требовали нарушения государственной распределительной политики, Микоян сказал ему так.– «Разве вы не знаете, кто такой Сталин?». И вот Якубович поступил так, как велел ему через Микояна сам Сталин. Через несколько же дней он прочитал в «Правде» о том, что он, Якубович, нарушает правительственное постановление, по своему произволу посылая в другое место предназначенные для Магнитогорска товары. На процессе Якубовича обвинили во вредительстве³⁰. Итак, Сталин заставил Якубовича через Микояна совершить тот единственный поступок, который дал основание для обвинения во вредительстве.

Как из показаний того же Якубовича, так и из других источников мы узнаем о том, как сломили и заставили обвиняемых – многие из которых были людьми необычайной моральной и физической силы – играть роли преступников на этом политическом процессе. Более всех приложил руку к самобичеванию и обвинению других Суханов. Его обманули, пообещав прощение за оказанные услуги. Находясь впоследствии в Верхнеуральском политическом изоляторе, он протестовал против такого коварства³¹. Алкоголика Громана склонили к сотрудничеству при помощи бутылки водки, которую то подавали ему, то отбирали в нужный момент. Икова, единственного из подсудимых, имевшего связи с меньшевиками за границей, подкупили обещанием мягкого приговора. Лишь его одного из всех, проходивших по делу, через восемь лет заключения выпустили на свободу и разрешили снова поселиться в Москве в 1939 г. Гинзбург и Якубович сопротивлялись упорнее остальных. Пока выдерживали, терпели пытки и избиения. Потом попытались совершить самоубийство, вскрыв себе вены. Наконец, подвергнутые тяжелой пытке – долгому лишению сна, – они сдались. Но даже при этом Якубович перестал сопротивляться только тогда, когда к нему привели его старого друга в. Шера и тот признал себя участником «Союзного бюро», а самого Якубовича назвал своим сообщником. Как-то раз, отказываясь признать одно из предъявленных ему обвинений, Якубович сказал своему следователю Наседкину: «Но вы должны понять, этого не было и не могло быть!». На что Наседкин ответил: «Я знаю, что этого не было, но таково требование Москвы».

Наконец мы сталкиваемся с самым удивительным поворотом: «Союзное бюро» в каком-то странном смысле действительно существовало – как организация, созданная самим ОГПУ. После того как Якубович был окончательно сломлен, между ним и другим обвиняемым, М.И. Тейтельбаумом, работавшим прежде в Наркомате внешней торговли, была устроена очная ставка. Когда в комнату вошел Якубович, следователь Апресян встал и вышел. Тейтельбаум сообщил Якубовичу, что его били и заставили признаться в том, что он брал взятки за границей с капиталистических торговых фирм; он же не может вынести мысль о том, что на суде его выставят в качестве мошенника; Апресян намекнул ему о необходимости переменить показания, признавшись в участии в контрреволюционном «Союзном бюро», тогда он становится виновным не во взяточничестве, а в контрреволюционном преступлении. «Товарищ Якубович, – продолжал Тейтельбаум, – умоляю вас – включите меня в “Союзное бюро”. Лучше я умру как контрреволюционер, а не как мошенник и негодяй». Тут в комнату вошел Апресян. «Ну как, договорились?» – обратился он к ним с усмешкой. Глядя в умоляющие глаза Тейтельбаума, Якубович тогда произнес-. «Я согласен. Подтверждаю участие Тейтельбаума в «Союзном бюро». После этого Апресян предложил Трйтельбауму написать на основе заявления Якубовича новое показание. Рассказывая о данном случае в своем письме к Генеральному прокурору, Якубович замечает: «Вот так было создано “Союзное бюро”».

Сталин вряд ли испытывал личную вражду по отношению к большей части обвиняемых, проходивших по первым политическим процессам. Однако были и те, кому он мстил как врагам. Как мы уже говорили выше, Громан в узком кругу – хотя вряд ли в тогдашней России мог существовать безопасный узкий круг – являлся весьма красноречивым критиком сталинской политики индустриализации. Суханов же разжег мстительность Сталина, опорочив его репутацию в своей книге «Записки о революции», хорошо известной в России в начале 20-х годов, несмотря на меньшевистское прошлое автора. В этой книге Суханов язвительно назвал Сталина «серым пятном» на фоне революционного 17-го года. Осуждение Суханова на процессе и последующее его тюремное заключение должны были казаться Сталину вполне заслуженным наказанием, которое должно было припугнуть партийных историков и также отбить у них охоту изображать Сталина в 1917 г. так, как сделал Суханов. Меньшевистский процесс был также средством мести Сталина и Давиду Рязанову. Хотя он и не был в числе подсудимых, один из них – Рубин, – подчиняясь оказываемому на него давлению, упомянул его имя. Позднее это было использовано для того, чтобы погубить Рязанова.

До каких пределов могла доходить мстительность Сталина по отношению к врагам вроде Рязанова, показывает обращение во время следствия с Рубиным, ранее работавшим под руководством Рязанова в Институте Маркса-Энгельса и очень уважающим его как своего наставника. После ареста Рубина с ним обращались со всей возможной жестокостью (так, в течение длительного времени он находился в карцере, размеры которого не позволяли ему даже передвигаться), но он все равно отказывался признаваться в преступлениях, которых не совершал. Наконец ОГПУ с помощью одного крайне дикого средства удалось сломить его. К Рубину приводили совершенно незнакомого ему человека, которого грозили застрелить, если он – Рубин – будет упорствовать. После двух таких посещений, каждое из которых оканчивалось убийством, Рубин сдался. На суде же он сообщил, что, узнав о скором своем аресте, немедленно отдал Рязанову на хранение запечатанный конверт, в котором находились документы, касающиеся меньшевистского заговора³². Рассказывают, что Рязанова потом вызвали на Политбюро и Сталин потребовал от него открыть место, где находились эти изобличающие материалы. Рязанов же ответил на это: «Вы их не найдете нигде, разве лишь там, куда сами положили»³³. Исключенный из партии и смещенный с поста директора института, Рязанов перебрался на жительство в Саратов – как бы в ссылку. Впоследствии он погиб во время Большого террора. Позднее, в 1931 г., Институт Маркса – Энгельса слили с Институтом Ленина. Во главе объединенного института был поставлен В.В. Адоратский, человек, заурядный в области марксизма, зато обладавший достаточной гибкостью и понимавший, что возвеличиванием Сталина как великого теоретика можно добиться безопасности и успеха.

Итак, внутренние личные потребности мстительного и прославляющего себя вождя наложили отпечаток на общественную жизнь и на деятельность всей государственной системы. Распространяемый повсеместно культ личности являл всему народу идеальный образ Сталина, подкрепляя уверенность последнего в том, что его величие реально и всеми признано. Его внутренние защитные механизмы трансформировались во внешние, отражающиеся в политической жизни.

Примечания

¹Сталин И.В. Соч. Т. [ 3– С. 6.

² Ьуопз Еицепе. А.чыдптеп! т1Дор1а. 14.У.. 1937. Р 263-264. ■ 'Ь. ''ТШ.я.. ЙГ

³ 1пСегУ1е^'^и115уес1апаА1Шиуе'а. РгтсеЮп, 1969-

⁴ ВКП(б) в резолюциях... С. 428.

⁵ Сообщено автору Л. Фишером в частной беседе. Процитированный абзац см.-. ТБе Хайоп, 13 1930. Р. 176.

⁶}огаи$ку ИаЫЫ. 5оу1ес Матьт апс! Хасига! Зшепсе, 1917-1932. М.У., 1961 Р. 170. .

⁷ ♦Правда». 7 июня 1930 г.

⁸МитинМ. Боевые вопросы материалистической диалектики. М., 1936. С. 43-44 и Некоторые итоги и задачи работы на философском фронте // «Под знаменем марксизма». 1936. № 1. С. 25-26. О дате интервью см. хронологический указатель в: Сталин И.В. Соч. Т. 13– С. 401.

⁴ЧеремныхП Меньшевпствующий идеализм в работах БСЭ // «Большевик». 15 сентября 1931 г. № 17. С. 85.

¹⁰Слуцкий А. Большевики о германской с.-д. в период ее предвоенного кризиса // «Пролетарская революция». 1930. № 6. С. 37-72.

¹¹Сталин И.В. Соч. Т. 11. С. 281-282, 284.

¹²Д)'наевский В.А. Письмо И.В. Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма» (окт. 1931 г.) и его последствия для советской исторической науки и судеб историков. Неопубликованная работа (Москва, 1989). С, 32.

¹³ Всесоюзное совещание о мерах улучшения подготовки научно-педагогических кадров по историческим наукам. 18-21 декабря 1962 г. (Москва, 1964). С. 19, 75, 263, 457. См. также: В.А.Дз’наевский. •Большевики и германские левые иа международной арене». В сб.: «Европа в новое и новейшее время». Сборник статей памяти академика Н М. Лукина. М., 1966. С. 508-509.

^ыД)’наевскийВ.А. Большевики... С. 509-512.

¹⁵ «Правда». 12 декабря 1931 г. Дунаевский (Большевики... С, 5 11) утверждает, что речь Кагановича с громогласными угрозами имела целью «навесить ярлыки троцкистов» на всех, кто отныне осмелится хоть в чем-то отойти от предложений Сталина.

¹⁶«Правда». 29 Декабря 1931 г. '• 2 . Ш..4 .ЯП.И'5Щ9'>‘

¹⁷Дунаевский В.А. Большевики... С. 511-512.

¹⁸ Сталин и Хашим (1901-1902 годы). Некоторые эпизоды из батумского подполья. Сухуми, 1934 г.

¹⁹ «Правда». 22 февраля 1933 г.

²⁰ Отмечая, что стремлению некоторых невротических личностей к славе неизменно сопутствует

♦потребность в триумфе мщения». Карен Хорни пишет: «Невроп 1ку мало расквитаться с обидчиком – он стремится одержать над ним триумфальную победу, нанеся еще более жестокий удар. Только полный триумф может удовлетворить его гордость и позволить ему вновь утвердиться в сознании собственного величия. Именно в связи с полным торжеством над противником как непременным условием самоутверждения невротическая мстительность приобретает столь упорный и непреклонный характер» //Йоте)’ К Ыеигоз1.ч апбНишап СгоиИт. №У, 1950.Р. 101, 103– Шп,...

²¹ Разговор Бухарина с Каменевым. Архив Троцкого, документ Т1897.

²²Оеи1зсЬег1. ТЬе РгорЬе1 Б!пагтес1: ТгоСзку, 1921-1929. БопЬоп, 1959. Р. 296-297. Дейчер ссылается на Виктора Сержа (5еще V ’с ес шоп ёе Тгосзку. Раг1.ч, 1951), рассказ которого основывается на сведениях, сообщенных очевидцем – женой Троцкого Наталией Седовой.

²³ОеШзсЪегI. ЗсаМп. №У, 1966. Р. 290.

²⁴Аллилуева С. Двадцать писем к другу. М., 1990. С. 48,64.

²⁵ См.:}атепМ. А КЬоту Тпа1 Цпс1ег Бешп: ТЬе Тпа1 оГ сЬе ЗошаЬ.чС Кеко1иСюпапей, Мойсоту 1922. ТЬе На^ие, 1982.

^2Й5со11}. ВеЫпс1 СЬе Бга1.т СатЬпс1(>е, Мам., 1942. Р. 186, 187.

²⁷Пенежко П. Какударили по чаяиовщине // «Огонек». 5-12 марта 1988г.№ 10. С. 6-8.

²⁸ Процесс контрреволюционной организации меньшевиков (1 марта – 9 марта 1931 г.). М., 1931 С. 11,37.

²⁹Валентинов Н. Из прошлого // «Социалистический вестник», апрель 1961 г. №4 (752). С. 68-72; АбрамовичР Меньшевистский процесс 1931 г. // Там же. Февраль-март 1961 г. № 2-3 (750-751), особ. с. 50, 51. Сталинскую злобу на меньшевиков Абрамович объясняет также шумными протестами меньшевиков за границей против террористических методов коллективизации и бед, которые несла стране сталинская индустриализация с ее бешеными темпами.

⁵⁰ Письмо меньшевика Михаила Якубовича генеральному прокурору СССР о процессе меньшевиков в 1931 г. Неполный перевод этого самиздатского документа на английский язык смМеЫиеЫеиК. Бес Н15югу)ис1ве... Р. 125-131-

³¹СИщаА. ТЬе Кия51ап Еш^та. БопЬоп, 1940. Р. 227. О том же писал Якубович генеральному прокурору СССР. Рой Медведев (Бес Шйсогу ,]ис1ве) утверждает, что после нескольких голодовок Суханов был освобожден, но в 1937 г, его расстреляли.

³² О происшедшем с Рубиным сообщила его сестра. См.-.Мес1еес1еи КоуА. Бес Ншогу)ис1§е,.. Р. 132-136.

³³5егуе V Метопй о Г а Кеуо1шюпагу, 1901-1941 ■ Тгапй. апс! ес1. Ресег 5ес1млск. Бопс1оп, ХУ, 1963. Р. 251.

V.,, ‘ 1. I'-^-

Яг* ■ ^-.IV

и'-

* 'Л-1

■(у ’от и<) ^:-чт,х; *-

пь* г -я-1

*•

А'

* ^г »

!•

,'ЦГл

• ''Л:

:

П-!Г

■г; т:Кея³'п . тн. -о ,

НОН”?⁴.'*¹

гц;»Уг– ’., \ .,-р

♦ ')?' ;«Н.

1(1

НОЮ'Ас'

В конце 20-х годов Советский Союз был еще преимущественно страной крестьянской. Более ⁴/₅ 150-миллионного населения проживало приблизительно в 600 тыс. деревень и сел, рассеянных по всей территории огромной страны. Следовательно, когда мы говорим о «второй революции') в деревне в 1929-1933 гг., то подразумеваем, что она затронула все общество.

На жизни горожан переворот в деревне сказался не только в резком ухудшении снабжения продуктами питания. Революционные перемены происходили также в городах. Нэпманы, которым в 1926-1927 гг. еще принадлежало 80% мелкой промышленности и более 1 /3 всей розничной торговли, исчезали так же, как исчезали из деревни сельские хозяева. Индустриализация означала не только строительство заводов в городах – она также отчасти вела к завоеванию городским населением необъятных просторов России. В некоторых местах возникали целые новые города, становившиеся аванпостами промышленной урбанизации в тех местах, где еще недавно была голая степь. Наиболее яркий пример – Комсомольск-на-Амуре, возведенный на Дальнем Востоке город с населением в 70 тыс. человек. Другой пример – Магнитогорск.

Насильственное переселение стало уделом очень многих согнанных со своих мест крестьян и других категорий населения. Однако еще страшнее была участь большего количества людей, отбывавших заключение и выполнявших самые тяжелые работы в особых лагерях, входящих в быстро расширяющуюся систему использования принудительного труда заключенных. Это придает вес гипотезе о том, что сталинская стратегия террора отчасти строилась на невысказанной идее использования в гигантских масштабах принудительного труда в народном хозяйстве. Вообще, идея и – в меньшей степени – практика использования принудительной рабочей силы восходят ко временам Ленина. Тогда же возникло представление о воспитательном значении принудительного труда. Концентрационные лагеря, предназначенные для изоляции тех, кого считали политическими врагами, появились вскоре после революции 1917 г. В 1924 г. Дзержинский предложил съезду деятелей советской юстиции использовать концентрационные лагеря для проведения «политики колонизации». В этих целях лагеря решено было размещать на еще не освоенных территориях; «где будет возможно, заставить заключенных – нравится им это или нет – заниматься производительным трудом»¹. Сталину лишь осталось претворить эту идею в жизнь, причем таким образом, что для бесчисленного множества людей «производительный труд» стал означать сводящий в могилу непосильный труд ради получения полуголодного пайка, едва лишь поддерживающего существо-

вание. Теперь все лагеря находились в подчинении вновь созданного особого отдела ОГПУ, получившего название «Главное управление исправительно-трудовых лагерей» (или ГУЛАГ). Слово «исправительный» не имело вообще никакого смысла, так как практически ко всем заключенным относились как к врагам, цель жизни которых – работать, пока их страдания не облегчит смерть. По своем истечении сроки заключения обыкновенно продлевались, в лучшем же случае продление срока заменялось принудительным поселением на прила-герной территории. Таким образом, положение заключенных не отличалось от положения рабов.

Число лагерей быстро росло. Так же быстро увеличивалось и количество заключенных: по приблизительным подсчетам, 320 тыс. человек в 1928 г.,ав 1931 г. почти 8 млн². Многие заключенные превратились по спискам в «наемных рабочих», использовавшихся на гигантских стройках ОГПУ, вроде Беломорско-Балтийского канала, проект строительства которого в 1930 г. лично одобрил Сталин. Принудительный труд использовался не только на стройках, но и на лесоповалах, сооружении дорог, в шахтах. Нередко ОГПУ заключало соглашения на применение подневольной рабочей силы с такими ведомствами, как, например, Наркомат рыбной промышленности. С 1929 г. сфера приложения принудительного труда определялась каждый год в рамках пятилетнего плана³.

Особый интерес Сталин проявлял к такой области экономики, как добыча золота. Это был источник твердой валюты, столь необходимой для финансирования индустриализации. Во главе Золотого треста встал в 1927 г. старый большевик Александр Серебровский. Назначению Серебровского предшествовала его беседа со Сталиным. Последний, прочитав рассказ «Золото Саттера» и другие произведения Брета Гарта, посвященные золотой лихорадке в Калифорнии, объявил Серебровскому, что те процессы, которые определили историю Калифорнии, аналогичны тем, которые пройдут в окраинных регионах России. Сначала будут добывать золото, а потом перейдут и к добыче других полезных ископаемых – угля, нефти, железной руды и т. п.⁴ В 1931-1932 гг. в рамках ОГПУ было создано особое подразделение, получившее название Даль-строй. Штаб его находился в Магадане. Перед новой организацией была поставлена задача – развитие золотодобывающей промышленности на Колыме с использованием принудительного труда. При своем первом руководителе Эдуарде Берзине Дальстрой проводил жестокий курс, и сибирская «золотая лихорадка» совершенно не походила на ту, которая поразила воображение Сталина при чтении Брета Гарта.

Западные историки зачастую используют слово «модернизация», характеризуя процессы индустриализации и урбанизации в СССР в годы первых пятилеток. На мой же взгляд, эти процессы явились прямым возвратом к тому, что более двух столетий назад практиковалось Петром Великим, применявшим принудительный крепостной труд на заводах и стройках. «Урбанизация» восточных регионов СССР была главным образом процессом роста империи ГУЛАГ⁵.

Революцию в деревне возглавили горожане. В 1930 г. в деревню было направлено 180 тыс. рабочих бригад, которые должны были заниматься организацией колхозов и ремонтом сельскохозяйственной техники. Еще одним проявлением вторжения города в деревню стал осуществляемый по решению Ноябрьского (1929) пленума ЦКВКП(б) набор так называемых двадцатипятитысячников – заводских рабочих, посылавшихся после прохождения краткосрочных курсов в деревню для организации колхозов. Большинство из них (около ⁴Д) были либо коммунистами, либо комсомольцами⁶. Официальная пропаганда называла их добровольцами, представителями стихийного движения среди рабочих, готовых возглавить революцию в деревне. Часть двадцатипятитысячников горела энтузиазмом быстрее осуществить коллективизацию. Некоторые присоединились к этому движению, соблазнившись обещанным материальным вознаграждением. Кое-кто из энтузиастов возвращался из деревни с негодованием. «Слишком много там несправедливостей, – говорили они, – это не коллективизация, а грабеж»⁷.

Стратегия террора в действии

Государственный террор включает в себя три элемента. Первый из них – это политическое руководство страны, использующее методы террора в своих целях. Второй элемент – та меньшая часть населения страны, которая избирается в качестве жертвы, причем таким устрашающим образом, чтобы оставшееся большинство, т. е. третий элемент, наблюдая их незавидную участь, стало бы действовать так, как того хотело политическое руководство. Одной из причин террора может быть смертельная ненависть вождя к жертвам. В этом случае (т. е. при сталинском терроре в деревне) первоначально преобладали политические соображения, однако, как мы увидим позже, реакция крестьян на политику террора привела Сталина в ярость.

Предвозвестником стратегии террора стал Молотов, который в 1928 г. заявил о том, что надо нанести кулаку «такой удар», чтобы середняк «вытянулся перед нами». Итак, жертвой стал кулак. Третьим элементом являлись остальные крестьяне, главным образом середняки, которых будут принуждать к вступлению в колхоз. Процесс заключался в следующем. Вначале кулацкие семьи лишали всей собственности, потом их сажали в теплушки и отправляли в глухие районы, где тех, кто выжил в пути (многие просто погибали), заставляли работать в крайне тяжелых условиях – или в концентрационных лагерях, или на стройках. Официальное наименование этих гонений – «раскулачивание».

Употребляя это слово, мы должны обязательно брать его в кавычки, так как оно искажает действительность. Слово «кулак» в советской терминологии не имело строго определенной смысловой нагрузки. Более того, официальная статистика относила к кулакам крайне незначительное число крестьян. В бедных деревнях, которых было очень много, кулаки отсутствовали полностью, если определять кулака как крестьянина, который использует наемный труд. Однако, когда требовалось террором загнать всех крестьян в колхоз, обязательно выискивали жертву, которая и подвергалась преследованиям. Поэтому во многих случаях жертвами насилия становились те крестьянские семьи, которые благодаря своей сметливости и трудолюбию были состоятельнее, чем соседи.

Писатель Василь Быков приводит пример из своего детства. Он родился в 1924 г. в бедной белорусской деревне, в которой совершенно не было кулаков. Но, поскольку активисты получили указание выбрать для репрессий нескольких крестьян, они обрекли на «раскулачивание» трех своих односельчан. Одного – за то, что тот имел корову и теленка; другого – за то, что у его лошади был еще и жеребенок, а третьего – за то, что во время уборки урожая какая-то дальняя родственница пришла ему помочь⁸. Случай, рассказанный Быковым, – типичный. Однако имелись и исключения. Так, в одном месте ответственный за коллективизацию коммунист из соседнего города, приехав в деревню, поставил посреди улицы стол, положил на него лист бумаги и пистолет, созвал всех крестьян на сход и заявил, что те, кто не пожелает записаться в колхоз, прямиком отправятся в Сибирь⁹.

Правительственное постановление от 1 февраля 1930 г. предписывало всем бедным крестьянам и батракам принимать активное участие в «раскулачивании». При этом оговаривалось, что конфискованная и переданная в неделимый фонд колхоза собственность кулаков будет составлять первоначальный «членский взнос» этих бедняков и батраков. Подобные приемы, столь напоминающие времена Гражданской войны, должны были привести к разжиганию классовой борьбы в деревне: бедняки становились материально заинтересованными в борьбе со своими более зажиточными соседями. О том, как это происходило на практике, поведал Джону Скотту и русскому рабочему Попову некий Шаб-ков, здоровенный кулацкий сын, работавший вместе с ними в Магнитогорске, но живший в «особом» секторе города.

«Тс! Только между нами троими. Деревенская беднота собирается вместе и решает: “Такой-то вот имеет шесть лошадей; мы не можем обойтись без них в колхозе; более того, в прошлом году он нанял какого-то человека, чтобы тот помогал ему при уборке урожая”. Далее они уведомляют ГПУ, и вот человек попался. Такой-то получает пять лет. Всю его собственность забирают и отдают новому колхозу. Иногда высылают всю семью. Когда за нами пришли, мой брат схватил ружье и стал стрелять в офицеров ГПУ. Те принялись стрелять в ответ. Мой брат был убит. Все это, конечно, для нас кончилось плохо. Мы все получили по пять лет, причем в разных местах. Я где-то слышал, что отец мой умер в декабре, однако я этого точно не знаю»¹⁰.

Неоспоримым фактом является участие некоторых представителей деревенской бедноты в «раскулачивании». Однако еще не решенным остается вопрос: сколь распространенным и сколь добровольным было это участие. Один западный ученый, проведший три года в советских лагерях (1939-1941) и ссылках, беседовал с теми, кто в начале 30-х годов жил в деревне. Он высказал мнение, что, хотя в каждой местности «можно было найти людей, готовых принять участие в насилиях и грабежах, особенно если это поддерживается властями», основная масса крестьян все же была глубоко потрясена приемами, при помощи которых проводилась «вторая аграрная революция», и не было той стихийности, характерной для 1917 г., когда крестьяне захватывали крупные поместья¹¹. Кроме того, материалы о проведении коллективизации в Смоленской области показывают, что отнюдь не все бедняки – не говоря уже о середняках – охотно участвовали в «раскулачивании». «Кое-кто из бедняков получал от состоятельных крестьян взятки: за это они должны были вычеркнуть их имена из списков на высылку. Некоторые же пытались собрать подписи под бумагой, в которой подчеркивались положительные качества тех, кому грозила конфискация имущества и ссылка. Нередко часть бедняков считала раскулачивание несправедливым и вредным, отказывалась голосовать за одобрение экспроприации и депортации, утаивала собственность кулаков или предупреждала кулаков через знакомых о грозящих им обыске и реквизиции»¹².