Текст книги "Сталин. История и личность"

Автор книги: Роберт Такер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 95 страниц)

В декабре 1929 г. Сталину исполнялось 50 лет. Этот юбилей совпал по времени с окончательным решением о проведении сплошной коллективизации. Возник удачный повод для того, чтобы провозгласить победу Сталина в борьбе за преемственность в руководстве. В партийной истории уже был подобный прецедент – торжественное заседание, приуроченное к пятидесятилетию Ленина (1920). Взяв его за образец, окружение Сталина организовало официальное празднование юбилея как значительного события в общественной жизни страны. Пресса взахлеб восхваляла Сталина как талантливого ученика и наследника Ленина. Празднование юбилея должно было стать символической коронацией Сталина как нового вождя партии.

Он ответил на все поздравления кратким благодарственным посланием, где были такие слова: «Ваши поздравления и приветствия отношу на счет великой партии рабочего класса, родившей и воспитавшей меня по образу своему и подобию». А в самом конце послания говорилось: «Можете не сомневаться, товарищи, что я готов и впредь отдать делу рабочего класса, делу пролетарской революции и мирового коммунизма все свои силы, все свои способности и, если понадобится, всю свою кровь, каплю за каплей»¹'.

Поражают слова о партии, «родившей и воспитавшей» Сталина. Они выражают нечто большее, чем простое осознание своего только что обретенного верховного положения в государстве. Это подсознательное ощущение того, что он занимает единственное в своем роде место Ленина как любимого вождя партии-матери. Образ же проливающего каплю за каплей свою кровь мученика являлся отражением скрытой игры его воображения, где он сам исполнял наиболее героическую роль. Эта роль героя, которую наконец-то он получил, была таковой – войти в историю как второй Ленин, успешно довести до конца «Октябрь социалистического строительства», осуществляя свой план вопреки оппозиции высшего партийного руководства (как это часто делал сам Ленин) и в результате заслужив за свой героический подвиг шквал рукоплесканий. «Октябрем социалистического строительства» будет массовая коллективизация.

На то, что Сталин представлял себе коллективизацию именно в таких терминах, указывает тот факт, что именно в этот момент в партийном журнале «Коммунистическая революция» коллективизация была названа «деревенский Октябрь»¹².

Коллективизация сверху

Сталин проводил коллективизацию радикальным образом, направляя партийным и советским властям на местах разного рода секретные распоряжения. В результате к осени 1929 г. создалась видимость того, что в деревенской России происходят стихийные революционные перемены.

Созданные к 1 июня 1929 г. 57 тыс. колхозов включали примерно 1 млн крестьянских хозяйств, что составляло лишь 3-4% крестьянского населения страны. Сплошная коллективизация, означавшая превращение всех земель одной деревни или целого района в земли колхозные, проходила летом того года в отдельно избранных зернопроизводящих регионах. За июль-сентябрь 1929 г. в колхозы вступило 911 тыс. крестьянских хозяйств. Число охваченных коллективизацией крестьянских семей увеличилось тем самым в два раза. В последнем квартале того же года было коллективизировано еще около 2,4 млн крестьянских хозяйств. Таким образом, общее количество вступивших в колхозы крестьян составляло уже более 25 млн человек – 20% всего крестьянского населения¹³. Пятилетний план отнюдь не предусматривал подобных темпов коллективизации.

Большой скачок вперед в ходе коллективизации после 1 июня стал следствием усилившегося давления сверху. В результате местные власти активизировали свою административную деятельность. На характер инструкций, посылаемых в сельские районы из сталинского Секретариата ЦК, указывает тот факт, что в сентябре-октябре 1929 г. многие крайкомы партии создавали особые комиссии по коллективизации¹⁴. Побуждаемые призывами сверху, местные органы власти соревновались друг с другом в своем усердии. То, что потом советские историки будут называть «нездоровыми тенденциями» и перегибами, являлось повсеместным и неизбежным итогом таких призывов сверху.

Так, расследование положения дел в Хоперском районе на Нижней Волге, проведенное в начале ноября 1929 г. неким Барановым, представителем Кол-хозцентра СССР, показало следующее: повсеместно крестьянам грозят в случае отказа вступить в колхоз конфискацией земли и нередко записывают в колхоз целые крестьянские семьи без их ведома¹⁵. В своем отчете Баранов писал так:

«Местными органами проводится система ударности и кампанейства. Вся работа по организации проходила под лозунгом «Кто больше!». На местах директивы округа иногда преломлялись в лозунг: «Кто не идет в колхоз, тот враг Советской власти». Широкой массовой работы не проводилось. Был случай, когда постановлением схода организовали колхоз, а нежелающему вступить предлагали подать специальное заявление, почему он не желает идти. Имели место случаи широкого обещания тракторов и кредитов,– «Все дадут – идите в колхоз». Совокупность этих причин дает формально пока 60%, а может быть, пока пишу письмо, и 70% коллективизации. Качественную сторону колхозов мы не изучили... Таким образом, получается сильнейший разрыв между количественным ростом и качественной организацией крупных производств. Если сейчас не принять мер к укреплению этих колхозов, дело может себя скомпрометировать. Колхозы начнут разваливаться. Необходимо учесть, что в округе идет сильнейшая распродажа скота... Все это ставит нас в затруднительное положение»¹⁶.

Наряду с таким давлением, оказываемым главным образом на крестьян-се-редняков в деревнях и районах сплошной коллективизации, ускоренная коллективизация лета и осени 1929 г. сопровождалась получившей широкое распространение практикой раскулачивания. Раскулачивание означало полную экспроприацию и в большинстве случаев выселение кулацких семей.

Во второй половине 1929 г. процесс раскулачивания ускорился, поскольку сама коллективизация набирала темпы. Во-первых, власти усиливали и без того уже тяжелый налоговый гнет на кулаков. Если кулаки пытались оказывать им «сопротивление» – это слово в большинстве случаев обозначало простое несогласие, – они немедленно подвергались полной экспроприации. По сообщениям некоторых советских источников, лишь на Украине к концу 1929 г. подверглись раскулачиванию 33 тыс. крестьянских семейств¹⁷. Из постановления ЦКВКП(б) от 18июля 1929 г. (оно, по всей видимости, исходило из аппарата Сталина, так как пленума ЦК в то время не проводилось) мы узнаем, что как эти, так и другие раскулаченные семьи подверглись не только экспроприации, но и высылке. Кроме того, в данном постановлении одобрялся запрет на вступление в колхозы кулаков. Поэтому вслед за его появлением многие партийные организации принимали решения о подобном запрете¹⁸.

Меры, предпринимавшиеся Сталиным для того, чтобы ускорить проведение коллективизации, нашли наиболее полное воплощение в постановлении Секретариата ЦК от 29 июля 1929 г., озаглавленном «Об организационно-партийной работе в связи с новой хлебозаготовительной кампанией». Это была директива всем партийным организациям страны, предписывающая методы, которых следовало бы придерживаться в ходе заготовительной кампании

1929/30 гг. Это постановление является документом большой исторической важности, так как оно положило начало «решительному повороту в политике хлебозаготовок», как позднее будут говорить советские историки¹⁹.

Постановление упорядочивало чрезвычайные меры, применявшиеся зимой и весной 1929 г. и сводившиеся к распределению по районам и деревням обязательных квот сдачи зерна. Новизна предписываемых этим постановлением мер заключалась в том, что их теперь проводили как «регулярную политику». Новая линия получила выражение в официальных постановлениях правительств РСФСР и Украины от 28 июня и 3 июля 1929 г. В ранг закона было теперь возведено то, что до сих пор использовалось лишь в качестве чрезвычайных мер в условиях кризисной ситуации, – наложение обязательных квот сдачи зерна для целых деревень и индивидуальных хозяйств и наряду с этим установление фиксированных норм сдачи зерна для состоятельных слоев крестьянства²⁰.

Фактически такие меры означали конец нэпа, хотя в открытую об этом никто и не говорил. Как известно, суть нэпа состояла в следующем: после выплаты фиксированного сельхозналога, первоначально взимавшегося натурой, а с 1924/25 гг. – деньгами, крестьянин мог свободно распоряжаться оставшейся у него сельскохозяйственной продукцией. Например, он мог продать любое количество излишек как государственным и кооперативным заготовительным конторам, так и частным торговцам за любую цену, о которой они бы договорились. Теперь же советская власть в сущности снова возвращалась к системе изъятий, подобной той, что существовала в годы Гражданской войны. Вышеупомянутые правительственные постановления фактически ограничивали свободную продажу зерна тем, что потребовали в первую очередь продавать его в счет выполнения государственных заданий, якобы одобренных на деревенских сходках. Сходы же эти, добавим мы, действовали на основе инструкций, спускавшихся местным органам власти по партийным каналам от вышестоящих инстанций – областных и центральных.

Все это сделало массовую коллективизацию неизбежной. Историк Ю. Мошков пишет: «Содержание и характер этих изменений были таковы, что за ними должно было последовать начало широких преобразований в деревне; иначе, как показал опыт Гражданской войны, сдача хлеба государству в плановом порядке по невыгодным ценам неминуемо вела к сокращению производства хлеба до потребительского минимума»²¹. Следовательно, Сталин, стремясь возвести в систему обязательную сдачу зерна по низким ценам, в сущности выносил тем самым решение о проведении всеобщей коллективизации.

Ноябрьский пленум

Политическое руководство Ленина характеризовалось периодическими резкими поворотами, когда он считал, что того требовали обстоятельства. Считая себя Лениным сегодня, Сталин, вероятно, полагал, что следует примеру Ленина, когда в середине 1929 г. резко повернул в сторону массовой коллективизации. Однако существовала большая разница. Если Ленин открыто заявлял о крутом сдвиге в политике, доказывал крайнюю необходимость предполагаемого шага на возможно более представительном партийном форуме, который бы более всего соответствовал важности поставленного вопроса, то Сталин же, напротив, действовал без шума, скрытно, пытаясь представить осуществляемый им поворот как якобы стихийно развивающееся движение снизу.

Так и произошло в этом случае. Чтобы нацелить партию на массовую коллективизацию в ближайшем будущем, Сталин стал предпринимать закулисные маневры. В статье, опубликованной 7 ноября 1929 г. в «Правде», он провозгласил 1929 г. годом «великого перелома». Основанием для такого вывода послужил, по его утверждению, тот факт, что по всей стране крестьяне начали стихийно вступать в колхозы уже не отдельными группами, как раньше, но целыми деревнями и районами. Конечно же, о том административном давлении, которое вызвало это удивительно быстрое коллективизационное «движение», Сталин не сказал ни слова. И когда он добавил, что «в колхозы пошел середняк», это было скорее пророчеством, чем констатацией факта.

В действительности крестьяне оказались глубоко обеспокоены теми событиями, причиной которых были спущенные сталинским аппаратом ЦК инструкции. Американский журналист Морис Хиндус присутствовал на посвященном коллективизации заседании, проходившем летом 1928 г. в московском Доме крестьянина. Позднее он писал об этом.– «Все, с кем бы я ни обсуждал перспективы этого рискованного дела (т. е. коллективизации. – Примеч. ред.), относились к нему достаточно скептически. Разместившиеся в Доме крестьянина посланцы деревни, попав на заседание, смеялись над коллективизацией как над выходкой капризного ребенка». Крестьянин, писал Хиндус, в сущности своей был индивидуалистом, «привыкшим к собственной земле, собственной корове, собственному образу жизни... Я много раз встречался с крестьянами, живущими в соседстве с преуспевающими колхозами, Предоставленные самим себе, они не смогли бы с легкостью отказаться от индивидуального землевладения. Никогда за время моих поездок по русским деревням крестьяне не высказывали столько сомнений, тревог, разочарований и грозных пророчеств, как летом 1929 г., когда новое движение достигло уже широкого размаха»²².

В массе своей середняки не вступали в колхозы; более того, они пытались уклониться от вступления, насколько это было для них возможно. В год «великого перелома», как пишет один советский историк, «в действительности глубокого и повсеместного перелома в отношении среднего крестьянства к коллективизации не произошло»²³. Это мнение подтверждается свидетельствами очевидцев, В конце июля 1929 г. ответственный инструктор ЦК ВКП(б) Е.И. Вегер, выступая на Политбюро, говорил, что «застрельщиком коллективизации, по преимуществу, является беднота», тогда как середняки выказывают очевидное нежелание присоединяться к ней. Вегер приписывал самим крестьянам такие слова,– «Середняк, он еще может самостоятельно существовать, а нас (бедняков) нужда в коллектив гонит»; «Середняки – они могут подождать с коллективизацией, а нам некогда», «Только беднота действительно и старается за коллективизацию, а середняк – тот еще думает один сам справиться»²⁴.

Когда в 1917 г. Ленин писал о том, что настоящая революция не может произойти без перелома в жизни широких масс, он имел в виду спонтанные изменения в массовом поведении в ответ на события в обществе. С этой точки зрения, «Великий перелом», провозглашенный Сталиным в его ноябрьской статье был не реален, искусственно создан. Перемены в деревне были инициированы сверху и осуществлялись на местах административными мерами и при помощи запугивания. Нетрудно понять намерения Сталина. Он хотел пренебречь относительно умеренными целями коллективизации, какие намечались в пятилетнем плане, и осуществить в деревне вторую революцию. Для такого имеющего далеко идущие последствия изменения политического курса необходимо было иметь санкцию ЦК. Статья «Год Великого перелома» увидела свет накануне пленарного заседания ЦК ВКП(б), которое должно было открыться 10 ноября 1929 г. Эта статья, показывающая блестящие успехи проходившей коллективизации, была призвана оказать влияние на обсуждение в ходе пленума предложенного Сталиным политического курса²⁵

Сообщалось, что на пленуме выступил сам Сталин (хотя его самым главным «выступлением» была статья от 7 ноября). Он часто прерывал ход обсуждения своими короткими замечаниями, например: «Теперь даже слепым ясно, что колхозы и совхозы растут ускоренными темпами»²⁶. Главным выразителем взглядов Сталина на пленуме был Молотов – в то время секретарь ЦК, отвечавший за сельское хозяйство. Он выступил с тремя речами, одна из которых была посвящена собственно коллективизации. Вскоре после пленума в журнале ЦК ВКП(б) «Большевик» была опубликована статья, отразившая наиболее важные положения этого выступления. Статья несомненно выражала взгляды Сталина.

Наиболее заслуживающими внимания в ней являются две линии аргументации. Во-первых, Молотов утверждал, что сама идея пятилетнего плана для коллективизации ошибочна и поэтому от нее надо отказаться. Далее он заявил, что растягивать коллективизацию на целых пять лет было бы «ненужным делом. Для основных сельскохозяйственных районов и областей, при всей разнице их темпов коллективизации, надо думать сейчас не о пятилетке, а о ближайшем годе». Обосновывая отказ от уже принятой пятилетней программы частичной коллективизации, Молотов доказывал необходимость срочно провести коллективизацию «в основном» в течение ближайших месяцев. Он сказал, что, благодаря новым формам, хлебозаготовительная кампания 1929 г. проходит столь успешно, что она уже почти завершилась на Украине и в некоторых других регионах. В результате государству удалось создать «неприкосновенный хлебный фонд» объемом более 1,5 млн тонн. Это означало с организационной точки зрения, что период весенней посевной кампании будет беспрецедентно благоприятным для сельского хозяйства, и в особенности для коллективизации. Ближайшие пять месяцев – ноябрь, декабрь, январь, февраль, март – станут решающими. «Поскольку на нас пока не собираются прямо напасть господа империалисты, мы должны использовать момент для решающего сдвига в хозяйственном подъеме и коллективизации миллионов крестьянских хозяйств»²⁷.

Далее Молотов говорил, что «мобилизация крестьянских средств» не означает, как ошибочно думают некоторые, мобилизации крестьянских накоплений посредством сельскохозяйственной кредитной системы – ведь у бедняков и середняков нет больших денег. Скорее, это должно быть мобилизацией крестьянских «копеек» в виде их «добра». «Это, прежде всего, – подчеркивал Молотов, – мобилизация средств производства, пускай в большинстве случаев жалких и прямо иногда нищенских, но в сумме составляющих огромную величину». Поэтому сама «душа» колхозного движения лежит в создании «общественных фондов» (т. е. коллективизированной крестьянской собственности), без которых колхоз не смог бы существовать и которые составляют его «неделимые фонды». Здесь Молотов подкреплял свою аргументацию заявлением о том, что Советское государство, будучи бедным и вынужденным вкладывать большую часть средств в индустриализацию, не в состоянии предоставить значительную материальную помощь коллективизации. Даже если оно дало бы все, что могло, этот вклад исчислялся бы «грошами». Поэтому «колхозное движение может развиваться как массовое дело только при том условии, если, опираясь на поддержку пролетарского государства, оно вовлекает в свои общественные фонды сотни миллионов и миллиардов крестьянских средств (материальных ценностей). В росте этих обобществленных фондов в сущности и выражается коллективизация деревни»²⁸. •< щ Л 'ч

Смысл этой аргументации совершенно ясен: государство, занятое преимущественно осуществлением индустриализации, слишком бедно, чтобы предложить серьезную материальную помощь крестьянству, которое оно намерено вовлечь в колхозы. Тем не менее оно приступает к проведению коллективизации, заставляя самих крестьян складывать вместе свое «добро», свои средства производства. «Мобилизация крестьянских средств» означает – если мы снимем с этого выражения Молотова завесу эвфемизма – экспроприацию крестьянских хозяйств. «Материальные ценности», находящиеся во владении огромной массы бедных и средних крестьян, не говоря уже о кулаках: мелкий и крупный скот, плуги, другой хозинвентарь, – должны стать собственностью или «неделимым фондом» колхозов. Колхозы же в свою очередь будут надежно снабжать государство за номинальную цену всеми необходимыми средствами, без которых невозможно обеспечить финансирование широкой программы «экономического развития» (т. е. индустриализации).

Ноябрьский пленум был уже сталинским в том смысле, что оппозиция не подавала голоса, сторонники Сталина присутствовали в полном сборе, а его политическая линия, выраженная в докладе Молотова, получила искомое одобрение. Хотя Бухарин, Рыков и Томский принимали участие в дискуссии, выступали они теперь уже в качестве разбитой наголову экс-оппозиции, а не как отстаивающая свою политическую линию сплоченная антисталинская группа. Многие из участников пленума в своих выступлениях ориентировались на сталинскую статью от 7 ноября. В духе сталинской статьи была и резолюция пленума. Один из его участников заявил: «Вслед за бедняками в колхозы двинулась и середняцкая масса*. Другой же, говоря о контрольных цифрах на 1929/30 хозяйственный год, вслед за Сталиным предложил в 1930 г. увеличить посевные площади колхозов до 15 млн га²⁹.

Однако же те, кто поддержал позицию Сталина (или по крайней мере большая их часть), не были еще «сталинистами» в смысле автоматического одобрения всех решений Сталина. Будучи наследниками политической культуры большевистского движения, допускавшей внутрипартийные споры, некоторые из участников пленума выражали, хотя и очень осторожно, определенные сомнения и опасения. Они делали это, ибо полагали, что с их мнениями будут считаться, что они могут оказать помощь при выработке политики советской власти и что, наконец, долг членов правящей партии предотвратить возможные ошибки, за которые потом придется платить дорогой ценой.

Один историк отметил, что призыв Молотова к немедленной массовой коллективизации «встревожил некоторых членов ЦК», предостерегавших «против торопливости в колхозном движении, против огульного проведения сплошной коллективизации». На пленуме было зачитано письмо вышеупомянутого Баранова, рассказывающее о грубом административном давлении, проявленном при проведении коллективизации в Хоперском районе³⁰. Больше всех были обеспокоены ходом событий те из должностных лиц, кто непосредственно оказался связанным с осуществлением сельскохозяйственной политики; в не меньшей степени были встревожены и партийные секретари основных хлебопроизводящих областей: они хорошо знали, что происходит в деревне. Им было прекрасно известно, что сельские активисты, подчиняясь распоряжениям сверху и стараясь перещеголять друг друга в организаторских способностях, сообщали в своих отчетах о создании большого числа колхозов, являвшихся в действительности, как говорил один из выступавших на пленуме, «колхозами на бумаге». Одним из тех, кто выразил по этому поводу свои опасения, был первый секретарь ЦК Украинской КП(б) Станислав Косиор. «Мы имели сплошную коллективизацию на территории, занимаемой десятками сел, – говорил он, – а потом оказывалось, что все это дутое и искусственно созданное и население в этом не участвует и ничего не знает»³ '. Б.П. Шеболдаев, секретарь Нижне-Волжского крайкома партии, в своем выступлении поставил прямой вопрос: «Готовы ли мы к тому движению коллективизации, которое у нас сейчас имеется в краях и, очевидно, в ближайшее время будет по всей нашей стране?» – и сам дал на него отрицательный ответ: «Я думаю, что мы к этому движению сейчас еще не готовы»³².

Хотя Сталин и присутствовал на пленуме и слышал все выступления, он оставался невозмутимым. О нем, Молотове и Кагановиче (последний был тогда секретарем ЦК по организационным вопросам) историк Н.А. Ивниц-кий пишет: «Им было известно, что еще осенью 1929 г. на местах допускались серьезные ошибки (форсировались темпы коллективизации, нарушались принципы добровольности при организации колхозов и т. п.). Однако они не приняли решительных мер для пресечения перегибов. Более того, своим поведением они усугубили ошибки. Так... в докладах Г.Н. Каминского и С.В. Косиора приводились факты о перегибах в коллективизации (на Нижней и Средней Волге, Украине). Сталин не обратил на них внимания. Не принял он всерьез и письмо инструктора Колхозцентра СССР Баранова о перегибах в Хоперском округе». Сталин так прокомментировал это письмо: «Вы что, надеетесь организовать все заранее?»³³.

Сталин не обращал на все эти факты никакого внимания, потому что они были прямыми последствиями тех инструкций, которые по партийным каналам шли из его личного аппарата к местным властям и заставляли их идти на «перегибы». Эти инструкции выражали его стратегию ускоренной массовой коллективизации. Это была та самая позиция, которая встревожила некоторых членов ЦК. Тревога их была вызвана таким принципиальным моментом: действительно ли можно лишить крестьянина права собственности, особенно середняка, столь привязанного к своей лошади, плугу, скоту, к закрепленному за ним земельному участку, даже если он и является национализированным? Охотно ли он расстанется со своими «средствами»? А если нет, что тогда?

В следующем месяце Сталин предложил свой ответ на этот вопрос. Обращаясь к конференции аграрников-марксистов, он напомнил о давнишней статье Энгельса по крестьянскому вопросу (это была как раз та самая статья, которая, по словам Крупской, оказала глубокое влияние на взгляды Ленина). «Мы решительно стоим на стороне мелкого крестьянина, – цитировал Сталин Энгельса, – мы будем делать все возможное, чтобы ему было сноснее жить, чтобы облегчить ему переход к товариществу, в случае, если он на это решится; в том же случае, если он еще не будет в состоянии принять это решение, мы постараемся представить ему возможно больше времени подумать об этом на своем клочке». Как, спрашивал Сталин, можно объяснить эту, на первый взгляд, чрезмерную осторожность Энгельса? По его мнению, Энгельс исходил из того, что частная собственность на землю – сложившийся общественный институт, и поэтому для крестьянина будет тяжело расставаться со «своим клочком». Таково крестьянство на Западе, в капиталистических странах, где существует частная собственность на землю, продолжал Сталин. «Понятно, что тут нужна большая осмотрительность», – подчеркивал он. В России же положение совершенно иное: национализация земли облегчила переход отдельного крестьянина к коллективизации. «Досадно, что наши теоретики-аграрники не попытались еще вскрыть с должной ясностью эту разницу между положением крестьянина у нас и на Западе»³⁴.

Хотя Сталин и обитал в Кремле, он все же был сыном крестьянки, родившейся еще при крепостном праве. К тому же, как политическому ссыльному, ему время от времени приходилось жить среди крестьян. Он слишком хорошо знал их менталитет и должен был хорошо взвесить все свои аргументы. Россию Сталин противопоставлял Западу; на Западе же, по его словам, требовалась «большая осмотрительность» при отмене права крестьян на земельную собственность. Следовательно, в России такой большой осмотрительности не нужно. «Чтобы аграрники-марксисты» поняли его идею, Сталин выдвинул в этой же самой речи лозунг, который будет служить основой его стратегии – «ликвидация кулачества как класса».

Стратегия террора

Подавляющая часть крестьянских хозяйств, подвергшихся коллективизации к ноябрю 1929 г., приходилась на те 30% крестьянского населения страны, которые составляли бедняки и батраки. Середняки же, представлявшие 2/3 русских крестьян, воздерживались от вступления в колхоз, пока это было еще возможно. Поэтому для того, чтобы разрешить проблему осуществления ускоренной массовой коллективизации, надо было привлечь в колхозы середняков вместе с их «материальными ценностями», которые в своей совокупности в значительной степени превосходили «материальные ценности» крестьян бедняков.

Осуществляя эту стратегию, Сталин недвусмысленно исходил из ленинского тезиса о крестьянстве как «колеблющемся классе»-, с одной стороны, крестьянин-середняк являлся собственником, приверженным к индивидуальному способу хозяйствования; с другой же стороны, трудясь в поте лица своего, он был честным тружеником и составлял поэтому потенциальную основу для социализма в деревне. Отсюда Ленин делал вывод, что, если дать середнякам представление о всех преимуществах кооперации, они сами поймут, какие нужны формы ведения хозяйства.

Принимая ленинскую установку, Сталин пришел к совершенно обратному выводу. Раз по своей сущности середняки являлись колеблющимся классом, а государство было не в состоянии оказать крестьянам материальное содействие (если не считать тех «грошей», о которых говорил Молотов), то в этом случае остается возможность применить силу. Колебания середняка можно сразу прекратить, как только ему со всей ясностью покажут, что единственная альтернатива колхозу настолько страшна, что ему лучше выбрать наименьшее из зол. Для того же чтобы страхом загнать середняков в колхоз, надо выделить особую категорию крестьян, не имеющую строго определенных границ и весьма расплывчатую по определению (достаточно расплывчатую, чтобы при необходимости включить в нее всех непокорных середняков и даже бедняков), с которой можно было бы обращаться с такой показной жестокостью, что масса середняков и еще не охваченных колхозами бедняков, стремясь избежать подобной участи, немедленно бросилась бы в колхозы. Явными кандидатами для такого заклания являлись кулаки. Поэтому необходимо было проводить экспроприацию в массовом порядке под лозунгом «Ликвидация кулачества как класса».

Первое, что подтверждает реконструируемый нами ход размышлений Сталина, – неоднократно повторяемые им слова Ленина о крестьянстве как колеблющемся классе. Далее устами Молотова он выразил свои намерения покончить с колебаниями середняка не пряником, а кнутом. В начале 1928 г., выступая на заседании Уральского крайкома партии. Молотов заявил: «Надо ударить по кулаку так, чтобы середняк перед нами вытянулся»³⁵. Хотя эти слова были сказаны в связи с кризисом хлебозаготовительной кампании и представляли собой указание, как извлекать у середняков запасы зерна, а не как вовлекать их в колхозы, они тем не менее со всей ясностью указывают ту стратегию террора, которой будет несколько позднее придерживаться Сталин при проведении коллективизации. Молотов же всегда – и тогда, и позднее – выражал только взгляды Сталина.

Сам Сталин сказал о том, как «ударить по кулаку» в выступлении перед аграр-никами-марксистами в декабре 1929 г. Он говорил о том, что советская власть делает теперь решительный поворот к политике раскулачивания. Если эта новая политика не ограничится только одними декламациями, мелкими ударами и досужими разговорами, она будет означать «удар» по кулачеству как классу. «Наступать на кулачество, – заявил Сталин, – это значит подготовиться к делу и ударить по кулачеству, но ударить по нему так, чтобы оно не могло больше подняться на ноги. Это и называется у нас, большевиков, настоящим наступлением». Желая до конца прояснить свою точку зрения, он добавил к вышесказанному, что было совершенным абсурдом думать о том, позволить ли кулаку вступить в колхоз или нет. «Конечно, – заключил Сталин, – нельзя его пускать в колхоз. Нельзя, так как он является заклятым врагом колхозного движения»³⁶. Сталин в этой своей речи не объяснил, что основная цель подобной политики по отношению к кулакам как к «заклятым врагам» – заставить крестьянина-се-редняка «вытянуться перед нами». Однако именно такова была цель его стратегии – стратегии террора.

Исчерпывающим доказательством подобных намерений могут служить сведения о деятельности особой совещательной комиссии, созданной Политбюро 5 декабря 1929 г. Задача ее состояла не в том, чтобы действовать в качестве исполнительного органа, дающего ежедневные указания по ходу коллективизации, но в том, чтобы подготовить проект постановления ЦК по реализации решений Ноябрьского пленума о незамедлительном начале сплошной коллективизации. Комиссия состояла из 21 человека. В нее входили как высшие должностные лица центральных сельскохозяйственных организаций, так и секретари наиболее значительных комитетов ВКП(б) по всей стране. Председателем комиссии стал Я.А. Яковлев, недавно назначенный руководителем только что созданного по решению Ноябрьского пленума общесоюзного наркомата земледелия. В составе комиссии было сформировано восемь подкомиссий, занимавшихся такими отдельными проблемами, как темпы коллективизации, типы создаваемых колхозов, политика по отношению к кулакам, мобилизация крестьянских ресурсов. Работая достаточно быстро, подкомиссии примерно в десятидневный срок подготовили свои рекомендации. Сам же проект постановления ЦК, обсужденный и одобренный всем составом комиссии, 22 декабря был представлен на рассмотрение Политбюро³⁷