Текст книги "Сталин. История и личность"

Автор книги: Роберт Такер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 95 страниц)

Коллективизация стала по сути гигантской партийно-полицейской операцией. Подтверждением этому служат документы Смоленского областного пар-тархива. В архиве сохранились не только материалы, непосредственно касающиеся этой области, но также копии циркуляров, рассылавшихся из Москвы по закрытым партийным каналам во все регионы страны. На местах в каждом районе для наблюдения за осуществлением этой партийно-полицейской операции создавались особые «тройки». В них входили первый секретарь райкома партии, председатель местного исполкома и руководитель районного отдела ОГПУ. За две недели они должны были описать всю подлежащую конфискации собственность. В то время среди тех, кого могли отнести к числу кулаков, прокатилась волна самоубийств. Некоторые из них убивали своих жен и детей, прежде чем покончить с собой. Кроме того, имели место фиктивные разводы, осуществлявшиеся с целью спасти жизнь членов семьи и сохранить хотя бы часть собственности. Многие крестьяне занялись «самораскулачиванием»: они продавали или раздавали все, что у них было, бросали свои дома и устремлялись на восток. В письме под грифом «совершенно секретно» от 12 февраля 1930 г., направленном всем районным «тройкам» Великолуцкого района Смоленской области, давались «ориентировочные цифры», определявшие количество подлежащих депортации кулаков. В конце этой директивы говорилось-. «Не должно быть никаких колебаний, никаких уступок правоуклонистским позициям и никакого пацифизма»¹³.

О чисто человеческой стороне «раскулачивания» мы узнаем из свидетельств множества очевидцев, опубликованных за границей и полностью подтверждаемых материалами Смоленского архива. Сцена «раскулачивания» ярко описана в мемуарах Виктора Кравченко, преуспевающего в то время молодого партийного функционера и хозяйственника. Когда его семья жила в Днепропетровске, она взяла к себе голодающую беспризорную девочку Катю. Ее семья была отправлена в ссылку, так как отца Кати обвинили в том, что он подкулачник. Они владели немногим – всего лишь лошадью, коровой, теленком, пятью овцами, несколькими поросятами и амбаром. Местные власти силой отняли у отца последнее зерно. Чтобы прокормить свою семью, ему пришлось зарезать свинью и теленка. После этого ему заявили, что резать домашний скот без разрешения – преступление. О том, что произошло дальше, Катя рассказывала следующее:

«Год назад как-то утром незнакомые люди подошли к дому. Один из них был из ГПУ, вместе с ним пришел также председатель нашего сельсовета. Третий человек записывал в какую-то книгу все, что было в доме, даже мебель, нашу одежду, горшки и кастрюли. Затем подъехали телеги, и все наши вещи были увезены. Оставшуюся же скотину погнали в колхоз... Нас всех поместили в старую церковь. Там уже находилось много других родителей с детьми из нашей деревни; все были с узелками, и все плакали. Здесь мы провели целую ночь в темноте, молясь и рыдая, молясь и рыдая. Наутро около тридцати семей в сопровождении вооруженных людей повели по дороге. Попадавшиеся по пути люди, завидев нас, крестились и начинали плакать. На станции было много таких же, как мы, но все – из разных деревень. Казалось, что нас тысячи. Нас всех затолкали в каменный амбар; мою же собачку по кличке Волчок туда не пустили, хотя она и шла за нами всю дорогу. Находясь в темноте, я слышала, как она выла снаружи. Через некоторое время нас выпустили и погнали к вагонам для скота – они стояли длинной вереницей. Но я нигде не заметила Волчка. Когда же я спросила о нем у охранника, он ударил меня ногой. Когда наш вагон был наполнен так, что в нем не было уже больше места – даже для того, чтобы стоять, – его заперли снаружи. Мы все завопили и стали молиться Богородице. Затем поезд поехал. Никто не знал, куда мы направляемся»¹⁴.

Слово «подкулачник» было тогда в ходу. Им называли крестьянина, которого ни по какому признаку нельзя было причислить к кулакам, но к которому относились именно как к кулаку только лишь потому, что он не содействовал коллективизации. Применение этого слова становилось все более необходимым, учитывая то сочувствие, которое проявляли многие крестьяне по отношению к своим состоятельным односельчанам, подвергаемым жестоким репрессиям властей. Местные власти находились под постоянным давлением вышестоящих органов, требовавших от них безукоризненного выполнения установленных для каждого района норм коллективизации. Поэтому неудивительно, что в докладе ОГПУ от 20 февраля 1930 г. сообщалось об увеличивающемся количестве арестов и «раскулачиваний» середняков. Там также отмечалось, что «бедные крестьяне, бывшие до революции батраками, но получившие теперь по дополнительной лошади или корове, также во многих случаях подвергались раскулачиванию» ¹⁵.

Сталин пытался осуществлять руководство переворотом в деревне, сидя в Москве. Он был вдалеке от тех мест, где господствовали страх, паника и неразбериха, спровоцированные его политическими решениями последних двух лет. Несколько месяцев спустя, делая доклад на XVI съезде ВКП(б), Сталин сравнил это «наступление по всему фронту» с военным наступлением, которое «не обходится без некоторых прорывов и заскоков на отдельных участках фронта»¹⁶. Военная метафора оказалась очень удачной. Аппарат Сталина превратился в штаб «революции сверху». С конца 1929 г. Информационный отдел ЦК ВКП(б) каждые пять-шесть дней направлял Сталину, а также Молотову и Кагановичу бюллетень о ходе коллективизации¹⁷

Из материалов партийных архивов ясно, что эти бюллетени сообщали о действительном положении и не скрывали негативных явлений. Так, например, И. Варейкис, секретарь обкома Центрально-Черноземной области, выступая 18 февраля 1930 г. на пленуме ЦКВКП(б), сказал, что «при проведении коллективизации допускаются массовые перегибы и методы насилия по отношению к середняку». Тогда же секретарь Московского областного комитета партии К. Бауман сообщил Политбюро о том, что «насильственная коллективизация» привела к вспышкам протеста среди крестьян в ряде районов области¹⁸.

Если Сталин как главнокомандующий крупным наступлением первоначально не предпринял в ответ на такую информацию никаких корректирующих мер, это объясняется тем, что, с его точки зрения, «перегибы» были стратегией террора в действии. С непреклонной решимостью он продолжал всеми силами вести сражение, цель которого – сломить одним ударом хребет крестьянскому сопротивлению коллективизации¹⁹. Добившись принятия оптимального варианта пятилетнего плана, которым он затем воспользовался для еще большего завышения плановых показателей по индустриализации, отвергнув относительно умеренные наметки плана по коллективизации с целью проведения революции на селе, путь к которой открыло правительственное постановление от 5 января 1930 г., Сталин теперь отменил эти сроки и вместо прежних одного-трех лет установил срок в три-четыре месяца, требуя охватить коллективизацией основную массу крестьян уже к началу весенней посевной кампании, т.е. к середине апреля. При этом Сталин, несомненно, был под влиянием чувства отчаяния, которое нарастало по мере поступления сведений о распространяющемся среди крестьян убое скота. Например, к началу 1930 г. в результате убоя скота, болезней и нехватки кормов в деревне резко сократилось количество лошадей. При отсутствии же достаточного числа тракторов лошади были не менее необходимы для колхозов, чем для частных хозяйств.

Если Сталин не собирался отступать ввиду столь опасного развития событий, ему ничего другого не оставалось, как безжалостно развивать и далее свое сокрушительное наступление. Таков был его выбор. Шестнадцатого января 1930 г. появилось правительственное постановление, дававшее районным властям право конфисковывать собственность тех кулаков, которые резали свой скот. В этом контексте слово «кулак» означало уже любого крестьянина. Так как очень много простых крестьянских семейств пускало под нож свой скот, это постановление (как в случае с семьей Кати) привело к тому, что огромное большинство середняцких хозяйств оказалось втянутым в водоворот «раскулачивания»²⁰.

Еще одним свидетельством настойчивости Сталина произвести превентивное изъятие скота является принятый Наркоматом земледелия и опубликованный 6 февраля 1930 г. в газете «Правда» Примерный устав сельскохозяйственной артели. В нем совершенно не предусматривалось сохранение у крестьян в качестве мелкой частной собственности отдельных видов домашних животных. Устав появился в таком виде, несмотря на то что во время его обсуждения на всесоюзной конференции представителей областей сплошной коллективизации 14 января было предложено внести в текст устава положение, позволявшее крестьянам-колхозникам владеть приусадебными участками и иметь продуктивный скот²¹. Как уже говорилось выше, Сталин убрал это положение из проекта готовящегося специальной комиссией Политбюро постановления ЦК на том основании, что оно будет более уместно в тексте Примерного устава сельскохозяйственной артели. По сути, Сталин требовал организации артелей, которые на практике вряд ли бы сильно отличались от той «высшей формы» артели, которая получила название «коммуна». Из всех же трех возможных форм колхозов коммуна была менее всего приемлемой для крестьянина.

Местные власти весьма опасались попасть под обвинение в «правом уклоне» в том случае, если им не удастся достичь тех переломных результатов, которых требовала от них Москва. Как разъясняет одно более позднее донесение о расследовании хода коллективизации на Среднем Поволжье, «перегибы в значительной мере объясняются тем, что районные и окружные работники, спасаясь от правого уклона, предпочли перегнуть, чем недогнутъ»²². Прокатившаяся по деревне страшная волна огульных репрессий стала следствием настойчивого требования ускорять коллективизацию и применять закон об убое скота в отношении всякого нарушившего его крестьянского хозяйства, вне зависимости от того, к какой категории оно относилось. Сталин поощрял это, во-первых, предпринимая определенные закулисные действия, и, во-вторых, выступая одновременно с соответствующими заявлениями.

Одним из закулисных действий стало сделанное Г.Н. Каминским по прямому или косвенному указанию Сталина особое заявление. Сменив 14 января 1930 г. пост председателя Колхозцентра на пост руководителя одного из отделов ЦК, Каминский оказался в прямом подчинении у Сталина. Позднее в том же месяце, выступая перед представителями районов сплошной коллективизации, Каминский заверял собравшихся: «Если в некотором деле вы перегнете и вас арестуют, то помните, что вас арестовали за революционное дело»²³. Хотя в то время арестовывали очень многих, нет никаких свидетельств того, что среди арестованных попадались чрезмерно ревностные коллективизаторы. Лично Сталиным была вдохновлена и очередная редакционная статья в «Правде» от 3 февраля 1930 г. В ней заявлялось, что «раскулачивание в районах сплошной коллективизации должно быть проведено максимально организованно и быстроо. Кроме того, в статье было сказано, что последняя наметка коллективизации – 75% бедняцко-середняцких хозяйств в 1930-1931 гг. – не является максимальной²⁴.

«Раскулачивание» имело место не только в зернопроизводящих районах, но также в Средней Азии и Закавказье и даже на Крайнем Севере. «Поспешное проведение раскулачивания, – отмечают историки, – было повсеместным»²⁵. В некоторых местах «раскулачиванию» подвергалось до 15% крестьянских хозяйств.

С точностью не было и, вероятно, никогда не будет установлено число «раскулаченных» и репрессированных крестьян. Согласно некоторым оценкам, экспроприации подверглось около 1 млн 100 тыс. крестьянских хозяйств (т. е.

около 7 млн человек). При этом около половины этих людей отправлялись в лагеря или на поселение на Крайний Север и в Сибирь²⁶. Экономист-аграрник В.А. Тихонов считает, что с 1929 г. до конца 1933 г. было ликвидировано около 3 млн крестьянских хозяйств, в результате чего не менее 15 млн человек остались без крова. Из этого числа около 2 млн человек смогли найти себе работу на стройках. Остальных же направили валить лес на Крайний Север, и около миллиона здоровых и сильных мужчин оказались в лагерях²⁷ В любом случае – цифры ужасающи.

Не следует считать, что это массовое переселение осуществлялось организованно и быстро. Россия не такая страна. Из-за перегруженности железных дорог поездам приходилось неделями везти на восток и север свой живой груз. Повсюду царила невероятная неразбериха, часто случались неполадки, но бывало и так, что по пути в лагеря попадались добрые люди, сохранившие чувство чести и рисковавшие своим благополучием, чтобы помочь какой-нибудь несчастной жертве. Многие крестьяне, видя, что их ожидает, просто бросали свои дома и скитались по стране в поисках пропитания и приемлемых условий жизни. Сопротивление крестьян коллективизации особенно упорным было на Украине. Столь большое количество украинских крестьян бродяжничало в поисках лучшей жизни, что один коммунист из Центральной Европы, покинувший Россию в 1933 г., заметил по этому поводу: «Украинская деревня ведет кочевую жизнь»²⁸. И действительно, все общество содрогалось в страшных конвульсиях.

В крайней ситуации и после нее л

_;-1 У Т^; ".г I

К концу февраля 1930 г. в верхних эшелонах власти в Москве происходило нечто серьезное. Сталин на какое-то время выпустил из рук руль управления событиями в деревне. Они угрожали выйти из-под контроля в результате его «наступления по всему фронту». Страна оказалась в чрезвычайной ситуации. Это сильно встревожило кое-кого из высокопоставленных лиц, и они наконец высказались, призывая к отступлению. Сталину ничего не оставалось, как согласиться с ними: кажется, он и сам понял, что альтернативы нет.

Результаты сокрушительного натиска коллективизации оказались впечатляющими – правда, только на бумаге. Уже 20 февраля около 14 млн крестьянских хозяйств было занесено в списки как коллективизированные²⁹. Это означало, что в самый кратчайший срок – примерно за семь недель после 1 января – силой удалось загнать в колхозы почти 10 млн крестьянских семей. Скрывавшаяся же за этим мнимым чудом действительность – хаос в деревне. Террор заставил середняка «вытянуться», т. е. записаться под нажимом в члены колхоза. Однако террор не смог убедить середняка в необходимости серьезного сотрудничества с властью. Многие вновь созданные колхозы существовали лишь на бумаге. В донесениях с мест, направляемых в Москву в течение всего января 1930 г., говорилось о том, что большое количество крестьян покидает колхозы. Раз их заставили вступить в колхозы административными методами, они теперь желают их покинуть. Еще серьезнее было то, что начатый крестьянами в последней четверти 1929 г. убой скота продолжался в гораздо больших масштабах и в начале 1930 г., и все попытки власти помешать этому процессу с помощью предупредительной конфискации оказались тщетными. Они только способствовали превращению колхоза в трижды ненавистную крестьянами коммуну. И это еще больше укрепило мрачную решимость крестьянина по необходимости вступать в нее – однако без своего собственного скота. ■ ■ и ггюп аддавек

Один сельский коммунист (он был братом девушки-горничной, работавшей в доме просоветски настроенного американского журналиста в Москве) рассказывал о том, как он загонял крестьян в колхозы в Клинском районе Московской области, хотя, по его словам, делал это вопреки собственным убеждениям. «Я созвал деревенский сход, – говорил он, – и сказал людям, что им необходимо вступить в колхоз, что это – распоряжение из Москвы и что в случае отказа их отправят в ссылку, а всю собственность заберут. В тот же вечер все записались в списки – все до единого. Не спрашивайте меня о том, что чувствовал я и что чувствовали они. И в тот же самый вечер они занялись тем, чем занимаются все сельские жители СССР, вынужденные вступить в колхозы, – они начали резать свой скот»⁵⁰. Согласно официальным данным, именно в течение двух месяцев – февраля и марта – 1930 г. попала под нож большая часть скота, погубленного за 1929/30 хозяйственный год: 1/4 всего рогатого скота, 1/3 свиней, более 1 /4 всех овец и коз⁵¹. За все время коллективизации (1928-1933) убой крестьянами своего скота характеризуется такими цифрами: 26,6 млн голов крупного рогатого скота (46,6%), 15,3 млн лошадей (47), 63,4 млн овец (65,1%)³².

Однако сопротивление крестьян было не только пассивным. В феврале и марте 1930 г. имели место крестьянские выступления, называемые советскими послесталинскими историками «антиколхозными» и даже «антисоветскими», и атмосфера в деревне накалилась до крайности. Крестьяне не ограничивались простыми поджогами. То тут, то там вспыхивали вооруженные восстания. С 17 декабря 1929 г. по 14 февраля 1930 г. в Центрально-Черноземной области произошло 38 вооруженных выступлений крестьян. В разных местах крестьяне-бунтовщики выдвигали такие, например, лозунги: «Мы за Советскую власть, но без коммунистов!», «Да здравствует Советская власть, но без колхоза!»⁵⁵. В Средней Азии в феврале произошли многочисленные крестьянские мятежи. В них принимало участие около 15 тыс. человек⁵⁴.

В некоторых местах крестьянские мятежи были столь серьезными, что невозможно было с ними справиться местными силами. Поэтому для их подавления посылали отряды специально из Москвы. Как рассказывал Хрущеву начальник Политического управления Московского военного округа, по всей Украине происходили забастовки и саботаж, поэтому для уборки сахарной свеклы мобилизовывались красноармейцы; а так как солдаты совершенно не разбирались в вопросах техники выращивания этой культуры, практически весь урожай был потерян!⁵⁵ Следует сказать, что взяться за оружие отчаявшихся крестьян заставила не только конфискация их собственности, но и сопровождавшая коллективизацию официальная антирелигиозная кампания.

В условиях этой зловещей обстановки проявили активность некоторые из высокопоставленных лиц. В середине февраля 1930 г. ряд членов Политбюро, в том числе Орджоникидзе и Калинин, а также представители Наркомата земледелия отправились в поездки по основным сельскохозяйственным областям. Их целью было выяснить обстановку и оказать местным властям помощь в подготовке к весенней посевной кампании. Столкнувшись с реальным положением дел в деревне, они пришли в ужас. Успех весенней посевной кампании оказался под вопросом, страна стояла перед угрозой страшного голода. Когда они вернулись в Москву, 24 февраля было созвано особое заседание ЦК ВКП(б), посвященное проблемам коллективизации. В выступлениях Калинина, Орджоникидзе и других красной нитью проходила мысль о том, что мелкие сельские функционеры не в состоянии эффективно проводить коллективизацию на основе приходивших из Москвы директив. Побывавший на Украине Орджоникидзе сказал, что они (т. е. власти на местах) руководствовались в своих действиях тем, что пишет «Правда», но «Правда» «очень часто дает неверные указания»³⁶. В контексте выступления Орджоникидзе «Правда» означала Сталина. Выраженное на заседании ЦК особое недовольство «Правдой» было вызвано тем, что газета, во-первых, не сумела провести четкую руководящую линию, определившую степень «обобществления» крестьянской собственности. И во-вторых, выступала за повышение темпов коллективизации³⁷

Мы не располагаем сведениями о том, что было сказано на этом заседании самим Сталиным, и вообще точно неизвестно, присутствовал он на нем или нет. Между тем, о крайнем замешательстве в Москве, свидетельствует донесение И.М. Варейкиса. Ранее, 18 февраля, он сообщал, что сплошная коллективизация в Центрально-Черноземном районе сопровождается массовыми перегибами, насилием над середняком. В последующем донесении через двенадцать дней он объявлял о завершении коллективизации в районе и одновременно заявлял о том, что «многие колхозы существуют лишь на бумаге», а среди крестьян растут «массовые антиколхозные движения». «В прошлом письме, – писал в заключение донесения Варейкис, – я просил поставить в ЦК (если можно, в Политбюро) сообщение о ходе коллективизации... Ответа до сих пор не получил. Имеет ли ЦК в виду заслушать сообщение? Если имеет, то когда?»³⁸.

Двадцать четвертого февраля на заседании ЦК, а также на нескольких проведенных тогда же заседаниях Политбюро приняли решение несколько изменить политику в деревне в связи с крайним, вызванным стратегией Сталина кризисом. Еще ранее, 20 февраля, после окончания специально созванной встречи представителей азиатских республик ЦКВКП(б) издал постановление, осуждающее механическое перенесение принятых для зернопроизводящих районов высоких темпов коллективизации в «национальные, экономически отсталые регионы». Этот призыв притормозить с коллективизацией в большинстве национальных республик отразился в редакционной статье газеты «Правда» от 27 февраля 1930 г. Двадцать первого февраля ЦК украинской КП(б), действуя в соответствии с рекомендациями Орджоникидзе, потребовал от нижестоящих партийных организаций прекратить обобществление мелкого скота. Кроме того, редакционные статьи «Правды» от 21 и 22 февраля требовали приостановить обобществление домашнего скота, включая свиней и птиц. По настоянию секретарей обкомов партии и большинства членов Политбюро в конце февраля ЦК внес ряд изменений в Примерный устав сельскохозяйственной артели³⁹. В новом виде он был опубликован в «Правде» 2 марта 1930 г. Пересмотренный и расширенный вариант устава в отличие от первоначального от 6 февраля предусматривал возможность сохранения в собственности вступившего в колхоз крестьянина мелкого инвентаря, нужного для работы на приусадебном участке, молочной коровы, какого-то количества овец, свиней и домашней птицы. Таким образом, положение, против которого столь настойчиво выступал Сталин, в конце концов все-таки вошло в текст официального документа.

Тем не менее все эти меры не смягчили ситуации в деревне. Требовался более веский политический ход. Поэтому Политбюро поручило Сталину подготовить особое заявление. При этом полагали, что Сталин, прежде чем обнародовать свое заявление, по старой большевистской традиции разошлет его членам Политбюро. Они, весьма вероятно, рассудили, что так как Сталин стоит во главе армии коллективизаторов, то ему-то и следует дать сигнал к отступлению. Однако они не учли умения Сталина обвести всех вокруг пальца. Подготовив статью, он распорядился о публикации, не обсудив ее заранее с членами Политбюро⁴⁰. И вот, когда 2 марта в «Правде» раздался сталинский трубный сигнал к отступлению, он звучал так, что привел в смятение и негодование партийные круги всех уровней.

Статья называлась «Головокружение от успехов». Лейтмотивом статьи была вина ревностных функционеров на местах за ошибки, допущенные при проведении кампании. В начале статьи Сталин хвастливо заявил, что ход коллективизации оказался удивительно успешным, так как на 20 февраля она охватила уже около половины всех крестьянских хозяйств. Такой успех, по словам Сталина, означал перевыполнение более чем в два раза пятилетнего плана по коллективизации. Тем самым «коренной поворот деревни к социализму можно считать уже обеспеченным». Однако эти успехи, продолжал Сталин, имеют и свою теневую сторону. Успехи нередко пьянят людей, толкая их на «авантюристические попытки «в два счета» разрешить все вопросы социалистического строительства.

Далее Сталин приступил к разбору допущенных при проведении коллективизации ошибок. Во-первых, неверно и крайне глупо нарушать принцип добровольного характера вступления в колхоз и механически пересаживать образцы колхозного строительства в развитых районах в районы неразвитые, как, например, Туркестан. (Интересно отметить, что Сталин называл Советскую Среднюю Азию так, как звали ее в царские времена.) Там силой заставляли вступать в колхозы сопротивляющихся крестьян, а если они все-таки отказывались, грозили лишить их поливной воды и прекратить доставку промышленных товаров. Сталин подчеркивал, что между этой «политикой» унтера Пришибеева⁴¹ и политикой партии нет ничего общего. «Кому нужны эти искривления, это чиновничье декретирование колхозного движения, эти недостойные угрозы по отношению к крестьянам? Никому, кроме наших врагов!». Во-вторых, имеют место недопустимые попытки выскочить из рамок артели и перепрыгнуть сразу к сельскохозяйственной коммуне, обобществляя при этом жилые постройки, мелкий скот и домашнюю птицу. Спрашивается, кому нужна эта головотяпская работа? И наконец, в-третьих: «Я уже не говорю о тех, с позволения сказать, “революционерах”, которые дело организации артели начинают со снятия с церквей колоколов. Снять колокола – подумаешь, какая р-р-револю-ционность!». Воспроизводя подобным образом поздний ленинский сарказм об ультрареволюционности, Сталин завершает выступление кратким наставлением: «Искусство руководства есть серьезное дело. Нельзя отставать от движения, ибо отстать – значит оторваться от масс. Но нельзя и забегать вперед, ибо забежать вперед – значит потерять массы и изолировать себя».

«Виновен не я, а все прочие», – говорит чеховский унтер Пришибеев судье, разбирающему жалобу на его поведение. Точно так же поступает и Сталин. Виноват не он, а все прочие. Вот они-то и есть головотяпы в деле коллективизации. Но те, кого Сталин осуждал, хорошо знали, что многие из них воспринимали сталинскую стратегию коллективизации с тяжелым сердцем и внутренним протестом, а его самого считали архиголовотяпом, который, испортив все дело, возлагает на них вину. Его обвинения оказывались столь вопиющей фальсификацией всего происходящего в деревне, что статья «Головокружение от успехов» вызвала среди сельской бюрократии панику и растерянность. Некоторые местные функционеры запрещали людям читать эту статью или даже вырезали ее из распространявшихся у них номеров «Правды». После смерти Сталина в партийных архивах обнаружено следующее заявление секретаря Де-довичского райкома комсомола в Сибири: «Статья Сталина неправильная. Она развалит всю работу»⁴². .^еч. / /:>.о к а; ид..''

Как отмечалось выше, во второй половине февраля Сталин как будто утратил контроль над происходившими событиями. Теперь же он снова стал хозяином положения. Дело не только в том, что верховная власть Сталина была слишком крепка, чтобы ее можно было бы легко поколебать. В тот критический момент высокопоставленные лица, вероятно, боялись предпринимать какие-то меры, которые позволили бы сделать вывод о смятении в режиме. Тем не менее статья «Головокружение от успехов», сгладив кризис в отношениях между государством и крестьянством, способствовала возникновению некоторой напряженности между Сталиным и бюрократией. Более того, эта статья не могла смягчить кризис и в деревне, ибо местным властям не представлялось никакой приемлемой линии, руководствуясь которой можно было бы распутать клубок проблем, связанных с ослаблением давления на крестьян.

В середине марта 1930 г. Орджоникидзе, Микоян и другие руководители направились в основные сельскохозяйственные районы, чтобы уладить создавшееся там положение. Собирались особые собрания, публиковались в местных газетах разъяснительные статьи. Однако цель – консолидация достигнутых результатов, провозглашенная в статье «Головокружение от успехов», – не была достигнута. Многие крестьяне, в особенности середняки, воспользовались неожиданным обращением партии к принципу добровольности при вступлении в колхоз. С середины марта по конец мая из колхозов вышло 8 млн крестьянских хозяйств. Тем не менее в основных зернопроизводящих районах советской власти удалось закрепиться на занятых рубежах.

Несмотря на провалы, решимость Сталина ничуть не ослабела. Он направил в деревни Кагановича, чтобы тот лично дал местным властям инструкции по дальнейшему осуществлению его жесткой линии. Двадцатого марта Каганович присутствовал на бюро райкома партии в г. Козлове (Центрально-Черноземный район) и дал там следующие указания: обеспечить к концу весенней посевной кампании проведение коллективно организованных полевых работ, исключить всех «антиколхозников» из колхозов, выделить им земельные участки за пределами колхоза и не предоставлять кредита⁴^. Для Сталина декларированное в его статье отступление явилось необходимым тактическим маневром в слишком затянувшейся кампании. Военизированный характер своего политического мышления он продемонстрировал в опубликованном в «Правде» от 3 апреля 1930 г. ответе на вопросы неких анонимных «товарищей колхозников». Сталин решительно отвергает мысль о том, что борьба с искривлениями партийной линии означает «отступление». Народ должен понять, говорил Сталин, что, как на любой войне, наступление может оказаться успешным лишь в том случае, когда занятые позиции закрепляются, силы перегруппировываются в соответствии с изменяющейся ситуацией, тыл подтягивается, а резервы подводятся. Все это делается для того, чтобы гарантировать себя от неожиданностей, ликвидировать отдельные прорывы, от которых не застраховано ни одно наступление, и подготовить таким образом полную ликвидацию врага⁴⁴.

Предотвратив поспешными уступками провал весенней посевной кампании, режиму удалось стабилизировать положение в деревне. Осенью Сталин приказал своим партийно-полицейским силам вновь приняться за насильственную коллективизацию. Статистика свидетельствует о неуклонном росте числа коллективизированных хозяйств: к 1 апреля 1931 г. было коллективизировано 13 млн крестьянских хозяйств, к середине 1932 г. – 14,9, к середине 1933 г.– 15,2, к середине 1934 г.– 15,7, к середине 1935г.– 17,3, к середине 1936 г. – 18,4, а к середине 1937 г. – 18,5, или 93%. В то же время произошло резкое сокращение численности крестьянских хозяйств: в середине 1929 г., накануне большого наступления, их было 25,5 млн, а теперь – всего 19,9 млн⁴⁵. Исчезновение 5,7 млн крестьянских хозяйств дает некоторое представление о тех потерях, к которым привела стратегия террора.

Когда к середине 1933 г. в целом по стране коллективизация охватила 65% крестьянских хозяйств, а в зернопроизводящих районах – более 90%, победа Сталина над крестьянством была обеспечена. В январе того же года, выступая перед ЦКВКП(б), он сказал, что за последние три года было создано более 200 тыс. коллективных хозяйств и около 5 тыс. зерновых и животноводческих совхозов, что теперь коллективизацией охвачено более 70% всех крестьянских площадей и что при этом пятилетний план по коллективизации перевыполнен в три раза⁴⁶.