Текст книги "Сталин. История и личность"

Автор книги: Роберт Такер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 95 страниц)

Несмотря на то что книга впервые появилась на английском языке, большое значение я придаю именно русскому изданию.

Я благодарю издательство «Весь Мир», которое вслед за издательством «Прогресс» продолжило публикацию моего труда в стране, изучению которой я отдал многие годы своей жизни.

Хочу выразить глубокую благодарность переводчикам, редактору двух моих книг Татьяне Комаровой, сотрудникам издательства, всем тем, кто сделал возможным публикацию этой книги в России.

Август 1997 года

я.гишг т.->

О:

г

Вступление

К новому Октябрю

1м О

1-.

■■■ 1

■■ур «

Первая революция стала возможной в результате мятежного движения, поднявшегося в России к концу Первой мировой войны. Поэт Александр Блок тонко подметил основную черту этой революции, сравнив ее с русской вьюгой. Бунты и беспорядки в 1917 г. и последовавшие за ним три года Гражданской войны, иностранная интервенция и тот комплекс чрезвычайных мер, отчасти обусловленных ситуацией и отчасти продиктованных радикальными марксистскими целями, который большевики потом назвали «военным коммунизмом»,

– именно этот период в целом и явился первой революцией. То, что называют Октябрьской революцией, – переворот 6-7 ноября (25-26 октября по старому стилю) 1917 г., в результате которого Ленин и его партия захватили государственную власть, были в ней лишь центральным эпизодом.

К концу 1920 г. вьюга улеглась. Разгромив в Гражданской войне белую гвардию, большевики остались один на один со взбудораженным народом, более четырех пятых которого составляли крестьяне, в изголодавшейся и разоренной сражениями стране. В начале 1921 г. большевики подавили мятеж моряков и рабочих военно-морской базы в Кронштадте, выступавших под лозунгом «Советы без коммунистов». На X съезде партии в марте того же года они приняли новую экономическую политику (нэп), которая легализовала частную торговлю, восстановила частную экономику и заменила продразверстку, т. е. практиковавшуюся во время Гражданской войны конфискацию продовольствия, продналогом

– налогом в натуральной, а впоследствии и в денежной форме. Нэп позволил почти 26 млн крестьян-единоличников вести хозяйство на участках национализированной земли и продавать излишки продуктов. Частные предприниматели получили свободу деятельности в мелкой промышленности и сфере обслуживания. Наступил период относительной стабильности и благополучия.

Смерть Ленина в 1924 г. обострила уже начавшуюся внутрипартийную борьбу за власть. В союзе с представителями умеренного крыла, возглавляемого Алексеем Гыковым, Николаем Бухариным и Михаилом Томским, Сталин вступил в затяжную схватку с левой оппозицией во главе с Троцким. В 1926 г. потерпевшая поражение фракция Троцкого вкупе с группировкой Григория Зиновьева и Льва Каменева сформировали «объединенную оппозицию», однако Сталин и на этот раз взял верх, и позднее в том же году Троцкий, Зиновьев и Каменев были выведены из состава Политбюро. В октябре 1927 г. лидеров «объединенной оппозиции» исключили из партии и сослали в отдаленные районы. Начался закат нэпа, и в течение переходного 1928 г. все явственнее раздавались громовые раскаты новой колоссальной подвижки – второй революции.

Теперь Сталин дал ожесточенный бой лидерам умеренной группировки. Обыгранные тактически и разгромленные политически, последние потерпели поражение и в ноябре 1929 г. публично осудили свои «правоуклонистские» взгляды. Организованной оппозиции Сталину в партии пришел конец. Генеральный секретарь победоносно завершил длительное сражение за свое верховенство. По весьма удачному совпадению вскоре после этого, 21 декабря 1929 г., подоспел его пятидесятилетний юбилей, в ходе широкого празднования которого Сталина провозгласили преемником Ленина и «лучшим ленинцем⁸ в партии. Так началось то, что вошло в историю как культ личности Сталина,

В стране уже существовал культ Ленина, которого большевики искренне почитали как своего вождя. Перед ними стояла политическая необходимость в объединяющем символе и в постоянном ленинском руководстве, и тогда учение Ленина, изложенное в его трудах, сам пример его жизни они объявили вечно живыми. Оми стали считать себя братством приверженцев Ленина, а партию рассматривали как революционную общину избранных. И Сталин всего лишь доходчиво изложил эту идею, когда заявил в своем известном как его «клятва» выступлении на похоронах Ленина: «Товарищи! Мы, коммунисты, – люди особого склада. Мы скроены из особого материала. Мы – те, которые составляем армию великого пролетарского стратега, армию товарища Ленина»

Теперь, когда он достиг главенства в партийной олигархии и признания как преемник Ленина, сочетание Кеа1роНйк⁸ с собственной политической потребностью вынудили Сталина трансформировать уже существовавший культ Ленина в двоякий культ, а партию превратить в братство приверженцев Ленина-Сталина. В политическом отношении это сулило еще больше упрочить его власть, нежели в начале 30-х годов. Однако имели значение политические мотивы, сколь бы важны они ни были. Множество фактов указывает на то, что культ нужен был Сталину в качестве опоры для сохранения как душевного равновесия, так и власти. Он требовал того самого поклонения себе как герою, которое Ленин находил отвратительным. С одной стороны, его потрясающий успех в схватке за лидерство не мог не утверждать его в оценке собственной личности как гениального революционера 5апз реиг ес запз гергосЬе⁹ и не пробуждать в нем надежды на то, что он, второй Ленин, будет пользоваться почитанием, сравнимым с преданностью и восхищением, которые щедро расточались первому Ленину. С другой стороны, за его обычной уверенностью в себе крылась патологическая мнительность.

В глазах многих Сталин был прежде всего властолюбцем. И такая оценка является не столько ошибочной, сколько неполной. Он был искусным мастером приумножения и сосредоточения власти. В этом ему сильно помогали его скрытность, умение рассчитывать на много ходов вперед, плести заговоры и вступать в сговор, сеять распри, раздоры и раскол, его способность безошибочно угадывать в окружающих союзников или противников на избранном пути. Однако власть ради власти никогда не была его целью. Его жизнь в политике являла собой одно постоянное стремление утвердить себя героем революции, как это до него удалось Ленину, и добиться, опять же как это удалось до него Ленину, восторженного признания благодарной партией его заслуг как вождя. Власть была лишь средством, хотя и главным, достижения высшей цели Сталина – триумфальной славы. ’мгцх– л. ? ■

Невысокого роста (не более пяти футов¹⁰ четырех дюймов¹¹), но кряжистого телосложения, с испещренным оспой лицом и сохнущей из-за полученной в детстве травмы левой рукой, Сталин держался внешне сдержанно и бесстрастно, а порой и замкнуто и в неофициальной обстановке говорил так тихо, что собеседникам, даже находившимся рядом, приходилось напрягать слух, чтобы разобрать произносимые им слова. Единственный оставшийся в живых из четырех детей, рожденных Екатериной Джугашвили, он вырос в лачуге в городке Гори, в Грузии, закавказской колонии Российской империи. Не любивший рассказывать о своем детстве, семье, он однажды обмолвился в частной беседе, что его отец был священником. И если это так, то возможно, что часто находившийся в отлучках муж Екатерины, Виссарион Джугашвили, сапожник по профессии, не был его настоящим отцом². Иосиф выучил русский язык в местной церковно-приходской школе, где его мать подрабатывала приходящей уборщицей. Получив там стипендию, он продолжил образование в русской ортодоксальной духовной семинарии в столице Грузии Тифлисе; Екатерина хотела, чтобы сын стал священником.

Безрадостное детство и особенно побои матери пьяным Виссарионом, очевидно, породили в юном Сталине психическую тревожность, которая может привести к развитию ребенка в невротическую личность. Что это означает? Человек, чьи детские переживания окрашены базовой тревожностью, выражающейся в чувстве одиночества и беспомощности, воспринимает мир как потенциально враждебный и стремится найти убежище в себе, в своем идеальном «Я>>, представляя себя, скажем, великим борцом. Если условия, порождающие тревожность, не меняются, такой человек постепенно и бессознательно срастается со своим идеализированным образом и верит, что он таков и есть. С этого момента вся энергия направляется на неустанные попытки утвердить идеальный образ самого себя делом и добиться подтверждения этому со стороны других. Карен Хорни¹² называет это стремлением к славе³.

Все, что известно о детстве Джугашвили, свидетельствует о следующем: он создал себе идеализированный образ собственной личности, поначалу как во-ина-мстителя по имени Коба. Затем, в последующие годы учебы в тифлисской семинарии, когда он вошел в местное революционное подполье, его идеальным «Я» стал революционер. В то же самое время его склонность к мстительности, проявлявшаяся уже в детстве, переросла в устойчивую черту характера. К тем, кто не относился к нему так, как тому отвечал образ созданного им его идеального «Я», он проявлял острую враждебность, даже в те ранние годы создавшую ему среди товарищей по революционной деятельности репутацию человека с тяжелым характером. А впоследствии, в среде близко знавших его большевиков, мстительность стала общепризнанным фактом. Вместе с жаждой славы тяга к мстительному триумфу над теми, кто был мысленно причислен к стану врагов, стала одной из отличительных черт его характера.

Самоидеализация Джугашвили в образе революционера обрела новую силу в начале 1900-х годов, когда он нашел в Ленине, вожде большевистской фракции марксистской партии Российской империи, героя, с котором он отождествлял собственную личность и который олицетворял в себе все черты, какими он, Джугашвили, в своих чаяниях жаждал обладать. Из-за яркой «русскости» Ленина как радикала отождествление себя с Лениным привело к русификации национального самосознания Джугашвили, ставшего активистом движения, которое он потом будет называть «русским большевизмом» и рассматривать как чисто русское явление. А поскольку субъект, с которым он себя отождествлял, был русским, он тоже должен стать русским. Он видел себя в образе русского революционера по имени Сталин, т. е. человек из стали, да к тому же очень созвучном имени Ленин. Но идеальному Сталину как русскому было суждено всю жизнь находиться в противоречии и конфликте с подлинным, неистребимо грузинским Джугашвили, с человеком, который говорил по-русски с явным акцентом (чем, возможно, и объясняется, почему он говорил так тихо).

Таким образом, Сталин в отличие от многих старых большевиков гордился принадлежностью к России, к русской нации. Русская нация, частичкой которой он поначалу себя ощущал, была революционной нацией, восставшей в 1905 г. против самодержавной власти. В августе 1917 г. он продемонстрировал гордость этой нацией, поддержав в своей речи на VI съезде партии большевиков идею «творческого марксизма», основанного на том принципе, что Россия может указать Европе путь к социалистической революции, в противовес, «догматическому марксизму», который предполагал, что Европа укажет подобный путь России⁴. Последовавшие события, увенчавшиеся октябрьской победой, стали для него подтверждением правильности русско-центристской точки зрения на грядущую мировую революцию.

Гражданская война, в ходе которой он стал государственным деятелем революционной русской власти, воевавшей с внешними и внутренними врагами, оказала сильное влияние на формирование Сталина как политического деятеля. Впоследствии военизированная культура Гражданской войны проявлялась в его авторитарной приверженности к приказам, его беспощадности бывшего политкомиссара, его излюбленной манере одеваться (военный френч и высокие кожаные сапоги), склонности к грубым выражениям и даже в его пристрастии к воспоминаниям об отдельных эпизодах Гражданской войны. Так, он с наслаждением смаковал рассказ о том, как отряд красноармейцев в 1920 г. прочесывал Одессу, разыскивая «коварную Антанту», которая, как им говорили, была повинна в том, что им приходится воевать⁵.

В начале 20-х годов Сталин мог рассматривать себя как одного из вождей революционной русской нации, объединяемой революционным российским государством. Подобная позиция еще более подкреплялась централизующей ролью, которую он играл в качестве наркома по делам национальностей в правительстве Ленина. Он содействовал политике все новых и новых, зачастую насильственных присоединений окраин бывшей Российской империи, в том числе и его родной Грузии, к молодой многонациональной Советской России. И хотя основная ответственность за политику централизации, которая, насколько было возможно, реинтегрировала стремившиеся к независимости окраины в Советскую Россию, лежала на Ленине, он и большинство его коллег в большевистском руководстве в отличие от Сталина никогда не относились к себе как к представителям возрожденной российской государственности.

И все же большевистская революция, хотя и привела к созданию режима, определявшего себя в классовых терминах, не стала исключением среди республиканских революций нового времени в том смысле, что за ними, как правило, следует подъем национального сознания. Еще в 1921 г. на X съезде партии в Москве В.П. Затонский, делегат-большевик от Украины, выразил сожаление по поводу того, что революция пробудила национальное движение в России. Превратив страну из медвежьего угла Западной Европы в передний край мирового движения, заявил он, революция утвердила дух «русского красного патриотизма» в сердцах многих большевиков, которые склонны не просто гордиться своим русским происхождением, но и считать себя прежде всего русскими и видеть в молодом государстве скорее новую, «единую и неделимую Россию», нежели советскую федеративную систему⁶. Сталин стал ведущей фигурой среди «русских красных патриотов» в партии – и не только из политического расчета, но и потому, что большевистская революционность была неотделима в нем от русского национализма.

Если человек находит то, что он считает своей подлинной личностью, в идеальном «Я», которое он стремится доказать на практике, он должен изобрести способы воплощения этого идеального «Я» в реальной жизни. Он должен стать своего рода сценаристом, придумывающим роли, которые сам же и пытается играть. При этом он неизбежно опирается на свою культуру и личные творческие способности. Нечто подобное случилось и со Сталиным, и именно этим объясняется его непреходящая страсть к драме. Культурой, к которой он обращался как сценарист в этом своеобразном смысле, была его революционная политическая культура большевика, а также русская культура прошлого, причем последняя с течением времени занимала все большее и большее место в том сценарии, который создавал Сталин. Всепоглощающий интерес Сталина к истории, особенно к истории России, был частью этого процесса.

Его внутренний мир, видимо, представлял собой драматические фантазии, в которых он играл героическую роль борца за правое дело революции в долгом сражении, венчавшемся триумфальной победой над могущественными, коварными и ненавистными врагами. Эти контрреволюционные силы должны были одновременно быть и антисталинскими, поскольку Сталин, как до него Ленин, олицетворял дело революции и был его гениальным вождем. В процессе разгрома этих сил он докажет себе самому и всем остальным, что он действительно тот Сталин, каким он себя воображал, – политик-революционер и мыслитель-марксист, столь же, если не более великий, нежели Ленин, несравненный дипломат, превосходный военный стратег, национальный государственный деятель России, способный потягаться с самыми выдающимися государственными деятелями, которых когда-либо рождала за всю свою долгую историю эта великая земля. И к 1929 г., хотя он и не стал еще единовластным самодержцем, его позиция и возможности манипулировать политикой у кормила власти были достаточно велики, чтобы он мог в России дать ход самым разным событиям, воплощая в жизнь роли, написанные им самим для себя, свои героические сценарии, если их можно так назвать.

Несмотря на немалые достижения Сталина в течение первых пятидесяти лет его жизни, вплоть до конца 20-х годов он так и не смог претворить в действительность ни один из этих героических сценариев. Не играл он первых ролей ни в начале своей карьеры революционера, ни в явившемся строгим экзаменом 1917 г., не проявил себя героем и в годы Гражданской войны. И публикации его не снискали ему славы мыслителя-марксиста. А в более частном плане его подлинная личность урожденного грузина, говорящего по-русски с акцентом, столь же отдаленно напоминала самозванно присвоенный им образ русского, сколь мало походили портреты высокого и красивого Сталина, которые скоро появятся в огромном количестве, на настоящего Сталина, каким он был в жизни.

Столкновение с такими противоречиями грозило породить чувство самообвинения и самоосуждения, и Сталин создал целую систему внутренней душевной самозащиты против этой опасности. Он обладал способностью вспоминать прошлое не таким, каким оно было на самом деле, а в полном соответствии с требованиями того или иного воображаемого им героического сценария. Он мог находить логические объяснения тому или иному противоречию между своими идеализированной и подлинной личностями. Так, например, его грубость была всего лишь заслуженным отпором вылазкам того или иного врага партии. Самое главное, он мог отвергать наличие каких-либо противоречий, подавляя их в своем сознании. В итоге, однако, его чувство собственного достоинства нуждалось в постоянном поощрении. Ему постоянно было необходимо, чтобы товарищи по партии вновь и вновь подтверждали, что он и есть тот самый идеальный Сталин, и он выработал концепцию партии, отвечающую этой потребности.

Согласно этой концепции – назовем ее концепцией сталинской идеальной партии, – настоящими большевиками были те, кто видел Сталина таким, каким он сам видел себя, и соответственно выражали ему безграничную преданность. Такая партия стала своего рода политическим семейством, в котором Сталин был предметом культового поклонения. Здесь следует заметить, что он практически не знал отца. Став взрослым, он почти не общался со своей религиозной матерью-грузинкой и даже не присутствовал на ее похоронах, когда она скончалась в Тбилиси в 1938 г. Его первая жена, грузинка, родившая ему сына Якова, не занималась и не интересовалась политикой, и виделись они крайне редко, поскольку Сталин был поглощен партийными делами, а потом оказался в ссылке. Его вторая жена, Надежда Аллилуева, на двадцать лет моложе его, была товарищем по партии и хозяйкой дома, в котором собирался ограниченный круг людей – члены семьи и партийцы, дружески расположенные к Сталину.

Всегда тяготевший к одиночеству, Сталин никогда по-настоящему не оставался одиноким. Партия была ему обществом, кругом тех, кто для него имел значение. Порой Сталин характеризовал партию такими словами, которые и в голову не могли прийти какому-нибудь другому большевику. В незаконченной работе, датированной 1921 г., появляется такой пассаж: «Компартия как своего рода орден меченосцев внутри государства Советского, направляющий органы последнего и одухотворяющий их деятельность»⁷. Здесь он подразумевает грозный военно-религиозный Ливонский орден, против которого Россия сражалась начиная с XIII в., когда князь Александр Невский нанес ему сокрушительное поражение на льду Чудского озера, и вплоть до Ливонских войн за контроль над Балтийским побережьем в XV и XVI вв. Кто среди большевиков, кроме Сталина, мог бы прибегнуть к подобному сравнению применительно к коммунистической партии?

Идеальному образу Сталина должна была соответствовать идеальная партия в форме братства большевиков, признающих его величие, принявших его своим вождем и готовых идти за ним на революционные подвиги, идти в огонь и йоду. И теперь, когда его публично провозгласили законным преемником Ленина, он не мог не ждать, что к нему будут относиться как к «Ленину сегодня».

Однако для этого Сталину было необходимо на деле проявить себя Лениным сегодня. Как же он мог достичь этого? Поскольку среди большевиков считалось аксиомой, что высшей заслугой Ленина перед историей стал Октябрь, а Октябрь знаменует собой революционный переход к новому строго, перед Сталиным неизбежно встала следующая грандиозная задача в повестке дня большевизма – строительство социализма в Советской России революционными методами. Сталин поэтому задумал и предвкушал свой собственный Октябрь. Исторически это был самый важный и претенциозный из всех его героических сценариев. Он должен осуществить скачок в мировой истории, сравнимый по значимости с ленинским Октябрем, а стать таковым могло только построение революционными методами социализма в одной отдельно взятой стране.

Свидетельства того, что мысли Сталина приняли такое направление уже в середине 20-х годов, очевидны. Седьмого ноября 1925 г., в восьмую годовщину Октября, он опубликовал в «Правде» статью, где провел параллель между текущим моментом и ситуацией, сложившейся в канун Октября 1917 г. Оба периода были переломными, утверждал он. Тогда переход был совершен путем восстания; теперь сложились благоприятные условия для превращения нэповской России в социалистическое государство. И так же, как восемь лет назад, партия одержала победу благодаря проявленной «ленинской твердости» перед лицом невыразимых трудностей в своих рядах, она и теперь одолеет капиталистически е элементы в экономике, проявив «старую ленинскую твердость» перед лицом трудностей и возможных колебаний в определенных партийных кругах. Год спустя Сталин вновь обратился к подобному сравнению текущего момента с предоктябрьским периодом, опять ссылаясь на «колебания», проявляемые Зиновьевым и Каменевым⁸.

То, как лидеры обозначают проблемы их партий или стран, может прояснить, какой вероятный политический курс они пропишут для их преодоления⁹. Так, оценка Лениным ситуации России в апреле 1917 г. как революционной обусловила его указание партии большевиков выступить против Временного правительства под лозунгом «Вся власть Советам». Теперь, в разгар нэпа в 1925 и 1926 гг., Сталин определил обстановку в Советской России как предреволюционную, подразумевая, что в скором времени может потребоваться переход к революционной внутренней политике.

В то время весь скрытый смысл этого понят не был – во всяком случае, в полной мере. Коллективный разум партии настолько привык к мысли о том, что строительство социализма будет процессом эволюционным, а политическая атмосфера в стране настолько не предвещала никакой революционной грозы, что товарищи Сталина по партии, очевидно, так и не разгадали, что же на самом деле подразумевал апостол построения социализма в одной отдельно взятой стране в своей юбилейной статье и последующем повторении ее основного тезиса. Но оба этих заявления стали предзнаменованием грядущих событий. Захватив к концу 1927 г. командные позиции в партийной олигархии, Сталин предпринял в 1928 г. целый ряд манипуляций, чтобы создать впечатление, будто Советская Россия оказалась в чрезвычайном международном и внутриполитическом положении, что требовало революционного прорыва в строительстве социализма, для которого была необходима стремительная коллективизация крестьянства. И тем самым вверг страну в революцию сверху.

В 1931 г. среди последовавшего за этим смятения Сталин выступил с речью перед советскими хозяйственниками, в которой разъяснил, почему недопустимо снижать взятые к тому времени головокружительные темпы развития.

«Задержать темпы – это значит отстать. А отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми. Нет, не хотим! История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все – за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Били потому, что это было доходно и сходило безнаказанно. Помните слова дореволюционного поэта: ‘Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, матушка Русь” Эти слова старого поэта хорошо заучили эти господа.

Они били и приговаривали: “ты убогая, бессильная” – стало быть, можно бить и грабить тебя безнаказанно. Таков уж закон эксплуататоров – бить отсталых и слабых. Волчий закон капитализма. Ты отстал, ты слаб – значит ты неправ, стало быть, тебя можно бить и порабощать. Ты могуч – значит ты прав, стало быть, тебя надо остерегаться. Вот почему нельзя нам больше отставать».

В прошлом, продолжал Сталин, у нас на было Отечества, но теперь оно есть, и мы будем отстаивать его независимость. Хотите ли вы, чтобы наше Отечество было битым и потеряло свою независимость? «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет, – заключил он. – Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут»¹⁰.

Этот знаменитый пассаж был не только страстным обращением к советско-русскому патриотизму, он также раскрывал внутренний мир оратора. Тут предстал Сталин, чей большевизм был замешен на русском национализме, Сталин, строящий из себя героя и пытающийся осуществить свой героический сценарий, увлекая партию и страну в революцию строительства социализма и спасая тем самым матушку-Русь от злосчастной судьбы оказаться вновь битой иноземцами.

■ • «•*•. яг. -• .жп

а: :■ л,г Примечания гы"ч

¹Сталин И.В. Соч.Т. 1-1}. М., 1946-1952. Т. б. С. 4б. Дополнительные три тома вышли в США – т. 14-1б (ред. Р. Макнил). Стэнфорд, 1967 В дальнейшем – Сталин И.В. Соч.

²Бстотин А. Что мы знаем о Ляпидевском? // «Огонек». 1988. № 14. С. 20. В 1934 г. на приеме в Кремле Сталин с бутылкой в руке подошел к прославленному советскому летчику Анатолию Ляпидевскому и сказал: «Товарищ Ляпидевский, вы сын священника. Мой отец тоже был священником. Если что-нибудь будет нужно, обращайтесь прямо к товарищу Сталину». Болотин писал статью, пользуясь сведениями, сообщенными ему ныне покойной женой Ляпидевского и его дочерью.

¹ Описание невротической личности см.-. Кагеп Нотеу. Хеигоыз апй Нитап СгомчЬ. МУ., 1950.

^А Сталин И.В. Соч. Т. 3– С. 25.

Там же. Т. 11. С. 224.0 событиях в Одессе в 1920 г. Сталин вспомнил, выступая с речью в 1929 г.

6

X съезд РКП(б), март 1921 г. М., 1960. С. 202-203. «Россия единая и неделимая» – лозунг белых в Гражданскую войну 1918-1920 гг. ТН

⁷Сталин И.В. Соч. Т. 5. С. 71. Сталинское сравнение партии большевиков с орденом меченосцев впервые было опубликовано после Второй мировой войны. Курсив Сталина. Далее в цитатах, если нет пометок относительно курсива, он используется в соответствии с оригиналом.

⁸Сталин И.В. Соч. Т. 8. С. 215, 220. Упомянутые параллели проводятся в тезисах выступления Сталина на XV Всесоюзной партконференции, впервые опубликованных в «Правде» 26 октября 1926 г. т;е

⁹ ТискегКоЬеП С. РоШлсз аз ЬеайегзЫр, Со1итЫа, Мо., апс! Ьопбоп. 1981. С1г. 2.

¹⁰Сталин И.В. Соч.Т. 13-С. 38-39– Сталин цитирует строки из поэмы Н. Некрасова «Кому на Руси жить

хорошо?».

4 •б-Ь.-.ч...»"

1Г.СМГ.-,; »Ч-

аИ. -'>»«. V к.” 1.;.»,4.В!о,Г : ьГГ » ДМЦ ПТ*П-: – -4.ЧГ

Т'

ПРЕДТЕЧИ

Становление самодержавия

' .4).

^;1-,^г

ОП

к;,

^

;д -щ-’

Московия в кольце

Влияние государства на внутриполитическую систему едва ли было столь огромным в истории какой-либо другой страны, и ни в какой другой период нашей истории это не проявилось так ясно, как в тот период, к которому мы сейчас переходим.

В. О. Ключевский, 1906

.Н<

** Г,ГГ

Поскольку царизм являлся консервативной политической силой на протяжении большей части XIX в., именно таким его и склонны вспоминать. Однако в течение долгого времени подъема и укрепления он порой выступал и как преобразующая сила русского общества.

Предпринимаемые государством реформы и само царское самодержавие произросли из национальной катастрофы – нашествия на русские земли в середине XIII в. монгольских кочевников под предводительством Батыя, внука Чингисхана. Русское государство возникло в IX в. н. э. как расплывчатая федерация княжеств, центром которой являлось Киевское великое княжество на реке Днепр, служившей торговым путем из Скандинавии в Константинополь, столицу Византийской империи. Монгольское иго на Руси длилось два столетия и изменило весь ход истории страны.

Монголы, которых русские называли татарами, основали государство, известное как Золотая Орда со столицей в Сарае на Нижней Волге. Татарские хозяева русских земель собирали дань и периодически совершали опустошительные набеги на русские города, с тем чтобы террором поддерживать и укреплять свою грабительскую власть. Русские князья имели привилегию сборщиков податей для татарских ханов, к которым им приходилось наезжать за разрешением на получение княжеского титула. Отчасти благодаря тому, что князья небольшой северо-восточной территории Московии сумели отличиться именно в этом деле, они за два столетия татарского ига значительно упрочили свою власть и влияние. К 1480 г. Московское великое княжество покончило с татарским господством и стало ядром нового централизованного русского государства. В такой обстановке происходило становление царизма в XV и XVI вв.

Татарское иго подорвало единство Руси, но не вытравило памяти о нем. Подъем Московии как централизующего ядра молодой русской государственной системы шел под лозунгом национального воссоединения, «собирания русских земель». Символизируя утверждение подобной программы, великие князья Московии провозгласили себя владыками «Москвы и всея Руси»¹. Быстрых темпов процесс собирания русских земель достиг во время продолжительного правления Великого князя Ивана III во второй половине XV в. и продолжался при его ближайших преемниках.

С приходом Ивана III к власти в 1462 г. территория Московии увеличилась примерно в десять раз. Продолжала она расширяться и при Иване IV, внуке Ивана III, известном как Иван Грозный. Завоевание им Средней Волги и захват татарской крепости Казани в 1552 г. открыли путь к последующему продвижению к Тихому океану, что привело к созданию современного Русского государства евразийского масштаба. Некоторые русские князья, например ярославские, добровольно покорились власти Московии. Ростовских князей прельстили подкупом. Однако во множестве случаев применялась военная сила либо угроза войной. Так, Новгород, с прилегающими обширными территориями, был взят в 1470-х г., а Тверь сдалась лишь после осады в 1485 г.