Текст книги "Сталин. История и личность"

Автор книги: Роберт Такер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 95 страниц)

Троцкий, несомненно, был хорошо осведомлен о ведущейся против него в то время тайной кампании, и он упомянул о ней в книге «Новый курс». «Я шел к Ленину с боями, – заявил он, явно имея в виду дореволюционную полемику с Лениным, – но я пришел к нему полностью и целиком». Если этот вопрос, продолжал он, ставить в плоскости биографических изысканий, то необходимо выяснить: всякий ли, кто был верен учителю в малом, оказывался ему верен и в большом? Всякий ли, кто проявлял в присутствии учителя послушание, дает тем самым гарантии последовательности в его отсутствие? И Троцкий спрашивал: «Исчерпывается ли ленинизм послушанием?». Придавая остроту своей аргументации, Троцкий заметил, что самого Ленина неоднократно обвиняли в партии в нарушении традиций и отказе от «старого большевизма». По словам Троцкого, под прикрытием «старого большевизма» все партийные рутинеры поднялись против ленинских Апрельских тезисов⁶. Ссылка на сопротивление Каменева и Сталина стратегии революционного максимализма, которую отстаивал Ленин в апреле 1917 г., явилась ответным ударом Троцкого на обвинение в том, что он не был старым большевиком. Между тем это обвинение повторялось уже открыто. Комментируя утверждение Троцкого, что история содержит много примеров перерождения старой революционной гвардии, Сталин упрекнул его за включение себя в ряды старой большевистской гвардии. Он, в частности, сказал: «Нужно признать, что эта готовность жертвовать собой, несомненно, является чертой благородства. Но я должен защитить Троцкого от Троцкого, ибо он, по понятным причинам, не может и не должен нести ответственность за возможное перерождение основных кадров старой большевистской гвардии»⁷

В последовавшие за смертью Ленина недели и месяцы вышли в свет первые произведения биографической литературы о Ленине, написанные его соратниками по революционной борьбе. Вкладом Троцкого (в виде опубликованной в июне 1924 г. брошюры «ОЛенине») явились личные воспоминания, представленные им как «материалы для биографа». В первом разделе речь шла о Ленине периода старой «Искры» (1900-1903). Мемуары прекрасно воспроизводили картины первой встречи молодого Троцкого с Лениным ранним октябрьским утром 1902 г. в Лондоне и их прогулки, во время которой Ленин, обсуждавший проблемы русской революции, показал на «их» Вестминстер. Вспомнил Троцкий и совместное посещение Парижа, где Ленин читал лекции по аграрному вопросу в так называемой Высшей школе, организованной изгнанными из русских университетов профессорами, и с друзьями слушал оперу «Луиза» в «Оперо комик»; писал он и о пребывании Ленина и других в Женеве во время II съезда, состоявшегося в 1903 г. В брошюре рассказывалось и о том, как по инициативе Ленина и наперекор Плеханову Троцкий стал членом редакции «Искры». Затем мемуары возвращали читателя в Россию начала 1917 г. Причем годы конфликта с Лениным опускались, и повествование продолжалось с того момента, когда оба сошлись вместе в революции товарищами по оружию. Повествование рисовало, как Троцкий, прибыв в Петроград в начале мая, сразу же проинформировал Ленина о своем полном согласии с Апрельскими тезисами и о готовности вступить в партию большевиков либо сейчас же «индивидуально», либо попытаться привести лучшую часть «межрайонцев», признававших его лидерство. Потом Троцкий живописал Ленина в водовороте революции 1917г., каким он наблюдал его, работая и борясь бок о бок с ним.

Ленин изображался выступающим с зажигательными речами перед рабочими с балкона особняка Кшесинской; преодолевающим «консервативное сопротивление» среди большевиков, с тем чтобы побудить партию перейти от разговоров о вооруженном восстании к его практическому осуществлению; устраняющим разногласия в партийном руководстве, с которыми приходилось сталкиваться при каждом повороте в развитии событий. Со страниц воспоминаний Троцкого Ленин предстает человеком, постоянно опасавшимся, что правительство Керенского, предприняв упреждающее вооруженное нападение, все испортит, и требовавшим поэтому от большевиков немедленно, не откладывая дело (как того желал Троцкий) до созыва II съезда Советов, намеченного на 25 октября, начать восстание. В таком случае большевики, располагая на съезде поддержкой большинства, могли бы узаконить захват власти. Затем в мемуарах рассказывалось, как Ленин, прибыв в Смольный 25 октября, когда восстание уже началось, и подробно расспросив Троцкого о деталях операции, окончательно смирился с его отказом «от захвата власти путем конспиративного заговора»; как на следующее утро, переночевав в служебном помещении Смольного и узнав, что революция победила, Ленин сказал Троцкому по-не-мецки: «Кружится голова» – и сделал вращательное движение рукой возле головы. Троцкий вспоминал, как понравилось Ленину название «Совет Народных Комиссаров», предложенное Троцким для нового советского правительства. Рассказывая о Ленине, Троцкий затронул вопросы, касавшиеся переговоров в Брест-Литовске, разгона Учредительного собрания, начала Гражданской войны и формирования нового правительства. В одной из зарисовок 1918 г. Троцкий привел слова Ленина, который будто бы неожиданно спросил: «Если нас с вами белогвардейцы убьют, смогут Бухарин со Свердловым справиться?»⁸.

Троцкий отвел Ленину центральное место, называя его «машинистом» революции и повсеместно представляя в качестве ее героя. И тем не менее брошюра «О Ленине», не обязательно задуманная в таком ракурсе, была в известной степени и революционной автобиографией, и как таковая в какой-то мере аро1офа рго У1га зиа"

Поскольку Троцкий наряду с Лениным был главным действующим лицом Октябрьской революции, из мемуаров получилась история двух людей, сделавших революцию. Основной темой мемуаров стали взаимоотношения Ленина-Троцкого, взаимоотношения двух равных партнеров, которые особенно выделялись на фоне той борьбы, которую приходилось вести Ленину с несогласными в рядах большевиков. В мемуарах рассказывалось, как Ленин прислушивался к советам Троцкого, какие Ленин возлагал на него надежды в деле организации захвата власти, насколько близки они были в критические моменты, каким глубоким уважением и абсолютным доверием Ленин проникся к Троцкому. Все это сразу же становилось очевидным многим читателям независимо от того, пытался автор произвести подобное впечатление преднамеренно или нет. Как заметил дружелюбный критик, заканчивая рецензию, «помимо своей прямой задачи, работа Троцкого облегчает нам уяснить себе величавую фигуру самого Троцкого. Пред нами встает не только образ почившего вождя, но и образ сплетавшегося с ним в годы революции его героического сподвижника»⁹ * Рассказ в защиту собственной жизни (лат.).

230

Усмотрев тот же самый смысл, политические противники Троцкого, должно быть, посчитали мемуары обдуманным ходом с его стороны, имеющим целью выделить собственную роль в истории революции. Во всяком случае, 5 сентября 1924 г. журнал «Большевик» напечатал критический обзор Вардина, ленинградского сторонника Зиновьева. Последовавшие возражения Троцкого журнал опубликовал вместе с редакционными замечаниями¹⁰. Затем Троцкий сделал роковой шаг. Под заголовком «Уроки Октября» он написал (размером с хорошую брошюру) предисловие к готовому тому своих трудов, содержащему статьи и речи 1917 г. Книга появилась накануне седьмой годовщины революции и вызвала взрыв антитроцкистской полемики, которая вошла в историю партии как «литературная дискуссия».

Троцкий переходит в наступление

В спорах, касавшихся его революционной биографии, Троцкий до тех пор занимал главным образом оборонительные позиции. В брошюре «О Ленине», например, он лишь коротко упомянул некоторые разногласия в партии, которые начались с конфликта по поводу ленинских Апрельских тезисов, продолжались в течение последующих месяцев и достигли апогея перед самым Октябрьским восстанием. Но он не вдавался в детали и не называл поименно выступавших против Ленина. Теперь же, в «Уроках Октября», Троцкий отбросил всякую сдержанность и перешел в наступление. Он указал на темные пятна в революционных биографиях некоторых членов старой гвардии большевиков, и прежде всего Каменева и Зиновьева. Более того, контекст был таков, что их политические позиции в революционный период увязывались с тем самым меньшевизмом, который в последнее время они ставили ему в вину.

Официально статья имела целью осветить русский Октябрь с точки зрения передачи опыта зарубежным коммунистическим партиям, у которых впереди был свой Октябрь и которые действительно нуждались в наставлениях, о чем свидетельствовали упущенные в 1923 г. возможности коммунистических революций в Германии и Болгарии. В своем анализе Троцкий сосредоточил внимание на двух противоречивых тенденциях внутри партии большевиков в период с февраля 1917 г. и (примерно) до февраля 1918 г. Истинные большевики во главе с Лениным, постоянно нацеленные на революционный захват власти, столкнулись с правыми тенденциями некоторых большевиков, которые подходили к ситуации с «социал-демократической, меньшевистской оценкой, насквозь проникнутой фатализмом». Как пояснил Троцкий, под социал-демократизмом он подразумевал реформистско-оппозиционную деятельность в рамках буржуазного общества и приспособление к его легальности. Он высказал мнение, что русский опыт имеет универсальное значение, что водораздел между подлинно революционными и социал-демократическими тенденциями обнаружится в любой коммунистической партии в революционный период, когда во весь рост встанет главный вопрос всякой революции – вопрос о власти¹ Г

Подробно разбирая линию большевиков, Троцкий подчеркнул, что до возвращения Ленина в Россию некоторые находившиеся здесь большевистские лидеры, считая Февральскую революцию исключительно «буржуазной» и «демократической», не рассматривали ее как вероятную прелюдию пролетарской революции и поэтому взяли на вооружение во многом реформистскую тактику оказания «давления» на Временное правительство, намереваясь вынудить его довести до конца демократическую революцию и заключить мир. Свои угверж-дения он подкрепил соответствующими цитатами из редакционных статей двух номеров «Правды», вышедших в середине марта. Одна называлась «Без тайной дипломатии», другая – «О войне». Троцкий, однако, не указал, что первую писал Каменев, а вторую – Сталин. В то время, заметил далее Троцкий, Ленин, находясь в эмиграции в Цюрихе, метал громы и молнии против соглашательства и писал: «Обращаться к этому правительству с предложением заключить демократический мир – все равно, что обращаться к содержателям публичных домов с проповедью добродетели». Все это явилось предвестником конфликтов между правыми большевиками и Лениным, которые возникли после его приезда в Петроград 4 апреля и провозглашения в Апрельских тезисах курса на революционную борьбу и политику отказа Временному правительству в какой бы то ни было поддержке. Так, на Апрельской партийной конференции Каменев осудил позицию Ленина как «авантюристическую» и утверждал, что буржуазно-демократическая революция в России еще не завершена. Схема «явно меньшевистская», – прокомментировал Троцкий выступление Каменева, уже не отказываясь от упоминания имен. Затем он описал повторявшиеся стычки Ленина с правым крылом в партии, в том числе эпизоды, связанные с июльскими событиями, Демократическим совещанием в сентябре и Предпарламентом в начале октября. Троцкий утверждал, что представители правого крыла выступали за буржуазный парламентаризм, исходя из давней меньшевистской посылки, что между демократической и пролетарской революциями должен быть длительный интервал.

Внугрипартийный конфликт, продолжал Троцкий, достиг высшей точки непосредственно перед 25 октября и продолжался после этого. Опасаясь, что подходящий момент для успешной революции может быть упущен, Ленин в течение сентября и октября все время пытался заставить Центральный Комитет начать вооруженное восстание. Однако в партии были такие, кто воспротивился его призывам. В письме от 11 октября «К текущему моменту», направленном наиболее крупным партийным организациям, Зиновьев и Каменев твердо высказались против немедленного вооруженного восстания на том основании, что оно ставило бы на карту судьбу партии, судьбу революции; причем в такое время, когда, по их мнению, «шансы нашей партии на выборах в Учредительное собрание превосходны». Восемнадцатого октября Каменев опубликовал в газете «Новая жизнь» заметку, в которой он, Зиновьев и другие «товарищи-практики» выступили против того, чтобы начать вооруженное восстание до съезда Советов¹². Затем 4 ноября из ЦК и созданного Совнаркома вышла группа партийных руководителей, потребовавшая в ультимативной форме преобразования большевистского правительства в коалицию социалистических партий. Упоминая этот эпизод, Троцкий заметил: «Таким образом, те, кто был против вооруженного восстания и захвата власти, как против авантюры, после того как восстание победоносно завершилось, выступили за возвращение власти тем партиям, в борьбе с которыми власть была пролетариатом завоевана»¹³.

Говоря об уроках Октября для коммунистов других стран, Троцкий в заключительном разделе подчеркнул, что без направляющей и руководящей коммунистической партии не может быть пролетарской революции. Однако главной темой брошюры являлась вовсе не насущная потребность в коммунистической партии, а настоятельная необходимость для коммунистической партии иметь такое руководство, которое обеспечили большевикам России Ленин и... Троцкий. Он доказывал, что даже в обществе, в котором сложилась революционная ситуация (как это произошло в России в 1917 г. и Германии в 1923 г.), пролетарская (т. е. коммунистическая) революция все равно не будет успешной, если не найдется руководителя ленинского масштаба, чтобы направлять движение. Подобные лидеры нужны не только для того, чтобы помочь партии в полной мере использовать исторические возможности для приобретения власти. Их функция состоит еще и в том, чтобы решительно преодолеть неизбежное сопротивление со стороны партийных элементов с умеренными, неустойчивыми, меньшевистскими взглядами на революцию. Указав на то, что некоторые старые большевики заняли, по существу, социал-демократические позиции по всем основополагающим вопросам, которые возникали с февраля 1917 по февраль 1918 г., Троцкий заявил: «Чтобы охранить партию и революцию от величайших замешательств, вытекавших из этого обстоятельства, нужно было исключительное, беспримерное и тогда уже влияние Ленина в партии». Относительно собственной роли Троцкий в короткой заключительной части сказал следующее: «С первого дня приезда в Петроград работа моя шла совершенно согласованно с Центральным Комитетом большевиков. Ленинский курс на завоевание власти пролетариатом я поддерживал, разумеется, полностью и целиком. В отношении крестьянства и у меня не было и тени разногласий с Лениным»¹⁴.

«Литературная дискуссия» :н-

Трудно сказать, представлял ли Троцкий заранее в полной мере тот шквал критики, который обрушился на него в связи с появлением «Уроков Октября». Однако из предосторожности к концу своей работы он все-таки заявил, что исследование прошлых партийных разногласий не следует рассматривать как направленное против «тех товарищей, которые проводили ложную политику». Вместе с тем было бы, дескать, непозволительно вычеркнуть величайшую главу партийной истории только потому, что отдельные члены партии не сумели идти в ногу с пролетарской революцией. И далее: «Традиция революционной партии создается не из недомолвок, а из критической ясности»¹⁵. Но, несмотря на подобные пояснения, Троцкий имел мало оснований ожидать, что его брошюра будет воспринята всего лишь как простой вклад в критическую ясность партийной истории. В условиях того времени оценить брошюру можно было не иначе как открытое объявление политической войны отдельным товарищам. Они, во всяком случае, истолковывали ее появление именно так и действовали соответственно. Последовали массированные атаки, начало которым положила неподписанная редакционная статья в газете «Правда», озаглавленная «Как не нужно писать историю Октября». Вскоре, однако, стало известно, что ее автором был Бухарин.

Защищая Каменева и Зиновьева, он напомнил, что избрать Каменева в ЦК на Апрельской конференции предложил, несмотря на существовавшие разногласия, Ленин, что ЦК поручил Каменеву председательствовать на II съезде Советов как раз в момент Октябрьского восстания. Что же касается Зиновьева, который разошелся с ЦК вообще лишь на несколько дней, то вскоре после этого Центральный комитет уполномочил его доложить Всероссийскому Исполкому Советов о роспуске Учредительного собрания. Таким образом, партия рассматривала «октябрьскую ошибку» Каменева и Зиновьева всего лишь как временное разногласие, и она давала им ответственейшие поручения, хотя и не оправдывала их заблуждений. Своей редакционной статьей Бухарин стремился не столько защитить Зиновьева и Каменева, сколько атаковать Троцкого, которого обвинил в том, что в «Уроках Октября» он развязал политическую дискуссию, используя «полуэзоповский язык» и «своеобразный шифр», требующий расшифровки¹⁶.

Каменев сделал свой вклад в дискуссию, выступив с подробнейшим изложением многочисленных предреволюционных столкновений Троцкого с Лениным. Таким путем был предан гласности материал, до тех пор фигурировавший в анонимной литературе, которая использовалась в антитроцкистской кампании.

В отличие от Каменева Зиновьев начал атаку на Троцкого с самокритики. По его словам, в начале ноября 1917 г. он совершил «громадную ошибку», которую, однако, признал и исправил в течение нескольких дней. Троцкий со своей стороны грешил против истины, причисляя его к «правому крылу» большевиков, ибо такая группировка просто не существовала. Большевизму по его природе были чужды как левые, так и правые фракции. Большевизм всегда означал монолитную партию, «высеченную из одного куска». Долгую историю внутрипартийных расхождений и разногласий не следовало рассматривать под углом зрения конфликта между левым и правым крылом. Но если теория большевистского правого крыла не имела исторического обоснования, то теперь появилась опасность создания подобного крыла во главе с Троцким и в партии, и в Коминтерне.

Благодаря последовавшей позднее высылке Троцкого из страны нам известны собственные высказывания Зиновьева, освещавшие применявшуюся главными участниками «литературной дискуссии» аргументацию. Прибыв в 1929 г. в Турцию, Троцкий представил документы об обстоятельствах появления, как он сказал, «легенды о троцкизме». Эти материалы касались прежде всего некоторых замечаний Зиновьева в беседе, состоявшейся на квартире Каменева в октябре 1926 г., т. е. после того, как оба присоединились к Троцкому и его сторонникам, образовав оппозиционный блок против Сталина. Троцкий, отдельные последователи которого ранее считали публикацию «Уроков Октября» тактическим промахом, по этому случаю поинтересовался у Зиновьева, смогла ли бы состояться «литературная дискуссия», если бы «Уроки Октября» не были написаны. «Разумеется, – ответил Зиновьев. – “Уроки Октября” были только предлогом. Без этого повод дискуссии был бы другой, формы дискуссии несколько другие, но и только». Далее он, желая успокоить членов собственной ленинградской фракции, воспринявших «легенду» серьезно, сказал: «Ведь надо же понять, что было. А была борьба за власть. Все искусство состояло в том, чтобы связать старые разногласия с новыми проблемами. Для этого и был выдвинут “троцкизм”...»¹⁷

Другими словами, все дело сводилось к тому, чтобы из предреволюционной полемики Ленина против Троцкого сотворить антиленинское политическое течение – «троцкизм», который затем можно было бы считать лежащим в основе нынешних конфликтов между Троцким и старыми большевиками, последователями Ленина. Поскольку единственным учением, с которым большевики себя связывали или отождествляли, был ленинизм, предстать в роли лидера иного политического течения было для Троцкого губительным. Использовать в подобной манере старые споры между Лениным и Троцким позволял, конечно же, тот факт, что высший авторитет Ленина превратился в основу политических рассуждений большевиков. Насколько глубоко это укоренилось, показывает, как это ни парадоксально, собственная агрументация Троцкого в «Уроках Октября», где он защищает свои политические позиции и опровергает главных противников, доказывая, что в революционный период он все время боролся вместе с Лениным, а его (т. е. Троцкого) оппоненты выступали против Ленина. Поэтому если «Уроки Октября» и явились политическим промахом, то ошибка Троцкого заключалась не в том, что он решился в открытую схватиться со своими врагами, а в том, что он сделал это по их правилам. Следует добавить, что в

то время в руководстве в сямом деле существовали программные разногласия, которые в представлении многих партийцев ассоциировались с «троцкизмом», каким бы ни было происхождение данного термина.

Не упоминавшийся прямо в «Уроках Октября» Сталин тем не менее не преминул принять активное участие в дискуссии. В речи 19 ноября 1924 г. на тему «Троцкизм или ленинизм?» он подверг беспрецедентной критике революционную биографию Троцкого. Это было пока что наиболее важное выступление Сталина по вопросам истории партии. Он отрицал, что непосредственно перед Октябрем ЦК было против восстания и что Зиновьев и Каменев образовали правое крыло большевистской партии. Затем Сталин ударил по Троцкому, обвинив его в стремлении изобразить себя в качестве центральной фигуры Октябрьского восстания и замолчать руководящую роль партии, ее Центрального Комитета и петроградской партийной организации. Сталин признал «несомненно важную роль Троцкого в восстании», но отказал ему в «особой» роли. Ибо, будучи председателем Петроградского совета, он лишь выполнял волю соответствующих партийных инстанций, «руководивших каждым шагом Троцкого». На заседании 16 октября Центральный Комитет избрал «практический центр по организационному руководству восстанием» в составе Свердлова, Сталина, Дзержинского, Бубнова и Урицкого. Разве не странно, заметил Сталин, что Троцкий – «вдохновитель», «главная фигура» и «единственный руководитель» восстания – не являлся даже членом группы, специально созданной для руководства революционными действиями? И в этом, по мнению докладчика, не было ничего удивительного, ибо Троцкий, «человек сравнительно новый для нашей партии в период Октября», не играл и не мог играть никакой особой роли ни в партии, ни в Октябрьском восстании. Он, как и все ответственные работники, являлся лишь исполнителем воли ЦК и его органов, и все разговоры об особой роли Троцкого были, по мнению Сталина, только легендой, распространявшейся услужливыми «партийными» кумушками. А восстание все же имело своего вдохновителя и руководителя. «Но это был Ленин, а не кто-либо другой, тот самый Ленин, чьи резолюции принимались ЦК при решении вопроса о восстании, тот самый Ленин, которому подполье не помешало быть действительным вдохновителем восстания, вопреки утверждению товарища Троцкого. Глупо и смешно пытаться теперь болтовней о подполье замазать тот несомненный факт, что вдохновителем восстания был вождь партии В.И. Ленин»¹⁸.

Если особая роль Троцкого представляла собой легенду, то в ее создании Сталин мог бы упрекнуть также и себя. В статье, опубликованной в «Правде» и посвященной первой годовщине Октябрьской революции, он дал совершенно другую оценку роли Троцкого¹⁹ Безусловно, и тогда вдохновителем Октябрьского восстания Сталин назвал «ЦК партии во главе с тов. Лениным». Но он также отдал должное практическому руководству Троцкого. Возможно, Сталин помнил об этой своей оценке роли Троцкого (и сознавал ее справедливость) и поэтому был вынужден добавить, что «товарищ Троцкий хорошо дрался в период Октября», но, продолжал он, так поступали и левые эсеры. Кроме того, в момент, когда восстание нарастает, а враг изолирован, «даже отсталые становятся героями». Признаком настоящих революционеров, по словам Сталина, являлось поведение в период неудач и отступлений, как это было в период Бреста. В тот трудный момент, когда потребовалось проявить особое мужество и железное спокойствие, своевременно отступить и получить передышку для революции, Троцкому не хватило мужества и стойкости, чтобы не пойти по стопам левых эсеров, которые ударились в панику и впали в истерику перед угрозой германского империализма²⁰. Пн

В заключительной части речи Сталин обвинил Троцкого в стремлении своими «Уроками Октября» дискредитировать Ленина как главного руководителя восстания и партию как силу, организовавшую и осуществившую его. Все это, дескать, понадобилось лишь для того, чтобы подменить ленинизм троцкизмом. «Троцкизм» означал, во-первых, теорию перманентной революции с ее игнорированием крестьянского движения и игрой в захват власти, во-вторых, недоверие к большевистской партийности, ее монолитности и, в-третьих, недоверие к лидерам большевизма, попытку их дискредитации и развенчания. Останавливаясь на этих вопросах более подробно, Сталин доказывал, что Троцкий старался рассечь ленинизм на негодный предоктябрьский период, от которого Ленин якобы отказался, приняв теорию перманентной революции, и на приемлемый послеоктябрьский период. Соответственно, Троцкий хотел бы поделить историю партии на дооктябрьскую часть, или предысторию, и на по-октябрьскую часть, или настоящую, подлинную историю. Но подобное деление истории и ленинизма было, по словам Сталина, нелепостью. Ленинизм следовало рассматривать как целостную теорию. Сам Ленин говорил, что большевизм существует как течение политической мысли и как политическая партия с 1903 г. «Большевизм и ленинизм, – заявил Сталин, – едино суть»²¹.

Бичуя троцкизм в стремлении дискредитировать и развенчать лидеров большевизма, Сталин представил Троцкого клеветником Ленина. За подтверждением он обратился к брошюре «О Ленине», в которой Троцкий также рассказал о послереволюционном времени, когда немцы перешли в наступление и судьба нового правительства оказалась под вопросом. «Это был период, – писал он, – когда Ленин при каждом подходящем случае вколачивал мысль о неизбежности террора». Сталин процитировал эту фразу, опустив первые слова («Это был период...») и тем самым исказив первоначальный смысл, а затем обвинил Троцкого в том, что он создал впечатление о Ленине как о «самом кровожадном из всех кровожадных большевиков». На самом же деле, заявил Сталин, Ленин был осторожен, не любил зарывающихся и нередко пресекал твердой рукой увлекающихся террором. Он был также примерным партийцем, который любил решать вопросы коллективно, после всестороннего обсуждения. У Троцкого, однако, продолжал Сталин, Ленин вышел похожим на какого-то китайского мандарина, обдумывающего важнейшие решения в тиши кабинета. В брошюре «О Ленине», например, он якобы решил вопрос о разгоне Учредительного собрания в ходе беседы с Троцким и лидером левых эсеров Марком Натансоном и создал институт армейских комиссаров после короткого разговора с Троцким, подбросившим эту идею. Сталин упрекнул Троцкого и в том, что в его брошюре Ленин выглядел революционером бланкистского толка, который в дни Октября советовал партии взять власть за спиной съезда Советов. Троцкий, таким образом, представил Ленина не тем, кем он был в действительности, т. е. величайшим марксистом, глубоким теоретиком и опытнейшим революционером, чуждым тени бланкизма. Он нарисовал портрет «не великана-Ленина, а какого-то карлика-бланкиста»²².

Желая во что бы то ни стало изобличить Троцкого в антиленинизме, Сталин использовал выдержки из не публиковавшегося ранее частного письма Троцкого, посланного в 1913 г. видному грузинскому меньшевику Н. Чхеидзе. Как вспоминал позднее Троцкий, поводом послужил тот факт, что издававшаяся в Петербурге большевистская газета присвоила себе название собственной публикации Троцкого в Вене.– «Правда – рабочая газета». В конце 1921 г., когда Комиссия Истпарта обнаружила это письмо в архивах царской полиции, председатель Комиссии М. Ольминский запросил мнение Троцкого относительно целесообразности публикации письма. Отвечая отрицательно, Троцкий заявил, что публикация лишь возобновила бы старые споры, ныне забытые, и добавил, что, по его мнению, он не был так уж совсем не прав в полемике того времени с большевиками. И вот теперь Сталин процитировал из письма 1913 г. (в качестве доказательства тогдашнего и нынешнего враждебного отношения Троцкого к Ленину и ленинизму) высказывание о том, что «все здание ленинизма в настоящее время построено на лжи и фальсификации и несет в себе ядовитое начало собственного разложения». Далее Сталин привел еще одну выдержку, в которой Троцкий характеризует Ленина как «профессионального эксплуататора всякой отсталости в русском рабочем движении»²³. Вскоре после этого, 9 декабря

1924 г., оба письма (Чхеидзе в 1913 г. и Ольминскому в 1921 г.) были полностью напечатаны в газете «Правда».

Сталин тщательно планировал свою тактику, и его выпад серьезно повредил Троцкому. Обнародованные в тот момент, когда преобладали настроения похожего на культ благоговения перед Лениным и ленинизмом, прежние высказывания Троцкого прозвучали на редкость кощунственно. Как позже признал в автобиографии Троцкий, опубликованное в 1924 г. письмо к Чхеидзе, само по себе не имеющее большого значения и являющееся всего лишь свидетельством дореволюционных перебранок среди радикальных русских эмигрантов, буквально ошеломило большинство членов партии, три четверти которых вступили в нее после революции и имели смутное представление о ее далеком политическом прошлом. Тот факт, заметил Троцкий, что письмо было 12-летней давности и отражало условия совершенно иного периода, не принимался во внимание, и он заключил: «Употребление, которое сделано было эпигонами из моего письма к Чхеидзе, представляет собой один из величайших обманов в мировой истории»²⁴. Какой бы сомнительной ни казалась точность данной оценки, бесспорно одно – письмо Чхеидзе было использовано чрезвычайно эффективно, как, впрочем, и письмо Ольминскому от 1921 г., в котором Троцкий как бы подтверждал свои взгляды 1913 г. или, на худой конец, не счел нужным выразить свое сожаление. Подготовив в конце ноября в ответ на нападки обширный меморандум, Троцкий все же решил его не публиковать и 15 января